Пол Хегболт одним ухом слушал ораторов на эстраде. Странное стечение обстоятельств — звездные фотографии и концепции Лысого о планетах, странствующих в подпространстве, — отвлекло его внимание от дискуссии и разбудило воображение. Словно неожиданно большие часы, которые слышал только он один, именно сейчас начали тикать. Пол четко осознавал, как уходит время, одновременно фиксируя все происходящее вокруг, — тесно сбитую группку людей, ровный песчаный пляж, тихий шум волн, заливающих берег за самой эстрадой, старые, забитые досками пляжные домики, возвышающийся над ними Вандерберг-Два с красными мерцающими огнями, скалы, но, прежде всего, — теплую ночь, наступающую на Землю из космоса, черную Луну и блестящие звезды.

Кто-то адресовал вопрос Раме Джоан. Женщина, сверкнув зубами, посмотрела на Бородача, потом на присутствующих, присматриваясь к каждому в отдельности. Кожа у нее была такой же бледной, как у Анны, а огромный, неожиданно зеленого цвета тюрбан, укрывающий волосы, подчеркивал треугольную форму худощавого лица. Она выглядела, словно плохо питающийся ребенок.

Молча она смотрела на небо, потом через плечо оглянулась на темную Луну и, наконец, направила свой взгляд опять на присутствующих.

Затем тихим, с хрипотцой голосом она сказала:

— Что же мы в действительности знаем о космосе? Меньше чем человек, с самого рождения заключенный в подземной камере знает о миллионах людей, живущих в Калькутте, Гонконге, Москве или Нью-Йорке. Мне кажется, что некоторые из нас думают, что высшие цивилизации Вселенной будут любить и почитать нас. Но давайте подумаем, как человек относится, допустим, к муравьям? Вот так, господа, нам остается сделать только один вывод — там, в космосе, живут чудовища. Дьяволы!

Раздался приглушенный звук, похожий на скрежет, словно кто-то начал заводить стальной механизм старых башенных часов. Кошка застыла на руках у Марго, и шерсть у нее на загривке вздыбилась. Это зарычал Рагнарок.

Рама Джоан продолжала:

— Где-то там, среди звезд может быть, найдется индус, который не убивает священных коров. А может быть, там обитает какой-то последователь звездного дзен-буддизма, который щеточкой обметает каждый предмет из боязни, чтобы, садясь, не раздавить букашку, и который закрывает рот марлевой повязкой, чтобы не проглотить случайно зазевавшуюся мушку. Но мне кажется, что, в лучшем случае, это исключения.

Остальные не будут принимать близко к сердцу каких-то мух и по отношению к нам будут безжалостны.

Странное, неестественное состояние охватило Пола. Все вокруг казалось слишком реальным, хотя одновременно создавалось впечатление, что в любой момент оно может распылиться в воздухе. Окружающие предметы напоминали остановленное без движения иллюзорное изображение. Пол посмотрел на звезды и Луну, ища в них опору и говоря себе, что в истории человечества, по крайней мере, небо всегда оставалось неизменным. Но неожиданно он услышал внутренний демонический голос: «А если бы звезды начали вибрировать? На фотографиях ведь видно, что они изменили положение!»

Салли вела Джейка по износившемуся деревянному помосту к пятому и последнему вагону железной дороги в Луна-парке. Они оказались единственными пассажирами, если не считать пары перепуганных пуэрториканцев, которые сидели в первом вагоне и уже сейчас судорожно цеплялись за поручни.

— Боже, Сал, сколько я могу ждать, — вздохнул парень. — Я постоянно должен идти на какие-то уступки только потому, что ты так хочешь. Квартира Хассельтайна…

— Тс-с, голубчик, на этот раз ты не идешь ни на какие уступки. — Девушка понизила голос, когда мужчина из обслуживающего персонала быстро прошел мимо, проверяя вагоны. — А теперь слушай внимательно. Как только мы двинемся вверх, подвинься немного вперед левой рукой изо всех сил держись за спинку сиденья, потому что правой ты должен будешь держать меня.

— Как это правой? Ведь ты сидишь с левой стороны.

— Только пока, — умехнулась Салли и ласково погладила его по щеке.

Джейк вытаращил глаза, а потом недоверчиво улыбнулся.

— Делай то, что я тебе говорю, — продолжала она.

Со скрежетом и хрустом вагоны начали идти вверх. За несколько метров до вершины Салли быстро встала, обвила ногами бедра Джейка. Одной рукой она держала его за шею, а другой..

— О, боже, Сал! — прошептал Джейк, ловя воздух. — О! Похоже, Земля начинает приходить в движение, помнишь, как в книге «О ком звонит колокол»?

— Да что там Земля! — крикнула девушка и, словно валькирия, оскалила зубы в дьявольской улыбке.

Вагоны замедлили ход на вершине и неожиданно помчались вниз.

— Я сделаю так, что звезды начнут кружиться!

— Нам кажется, — говорила Рама Джоан, — что люди со звезд — существа исключительно красивые, и для нас они будут настолько же удивительными, как, допустим, охотник для дикого кабана, который в своей жизни ни разу не слышал грома выстрела. Я сама очень много думаю о них и с каждым разом все больше и больше прихожу к выводу, что по отношению к нам они были бы так же жестоки и недоступны, как девяносто девять процентов наших богов. А кто такие боги, если не наше видение более ушедшей вперед в своем развитии цивилизации? Если вы не верите мне, освежите в своей памяти историю последних десяти тысяч лет. Тогда вы поймете, что там, наверху, — дьяволы!

Рагнарок снова зарычал. Мяу крепко прижалась к плечу Марго и вцепилась в него когтями.

— Конец полного затмения, — объявил низенький мужчина.

— Действительно, Рама Джоан, вы меня удивляете, — покачал головой Лысый.

— Не бойся, Мяу, — шепнула Марго.

Пол посмотрел наверх и увидел, что восточный край Луны начал светлеть. Он почувствовал огромное облегчение. Неожиданно он осознал, что наполняющий его страх начал проходить именно с той минуты, когда низенький объявил, что затмение закончилось.

На востоке от Луны заблестело несколько звезд; мгновение, и звезды закружились вокруг собственной оси, словно призрачные бенгальские огни. Неистовое кружение продолжалось несколько секунд а затем звезды угасли, как задутые свечи.

На плоскогорье Аса Голкомб увидел, что звезды вблизи Луны начали дрожать, словно их шевелит дуновение играющих в космосе фанфар. И вдруг на черном небе открылись большие, золотисто-фиолетовые ворота, которые были во много раз больше, чем Луна. Аса протянул к ним руки — красота этих ворот сжала ему сердце. Аорта не выдержала этого и лопнула.

Человек умер.

Салли увидела вибрирующие звезды как раз в тот момент, когда на шестой из девяти вершин горок на Кони-Айленде, совместно с Джейком временно теряя по десять килограммов веса на каждого, она достигла оргазма. В ослеплении любовного акта, на грани потери сознания, девушка была уверена, что звезды являются продолжением ее самой — частью Салли Харрис, и закричала со смехом:

— Мне удалось! Я говорила, что они закружатся, и они закружились!

А когда после спирающего дыхания в груди падения и путешествия вверх они оказались на следующей вершине, на месте вибрирующих звезд оказался желто-фиолетовый щит в четыре-пять раз больше, чем Луна, щит настолько яркий, что в его свете четко вырисовывались полоски на костюме Джейка, который прижимал лицо к груди девушки.

Салли отклонилась на металлические поручни и победно крикнула:

— О, черт! Вот это аттракцион!

— О боже! Что за чудо! — крикнул Большой Бенди. — Слушай, Пепе, наверное, с другой стороны земного шара находится сумасшедший старый китаец, большой, как Кинг-Конг, который качает ногами и рисует золотые тарелки, а потом швыряет их в сторону Луны. Одна как раз повисла сейчас над нами.

— Красиво, — согласился Пепе. — Она освещает весь Нью-Йорк. Тарелочное освещение.

— Я тоже вижу! — заорал Араб, который подошел к ним. — О, что за чудесный косяк!

В темноте Палм Бич Коллинс Кеттеринг III, не отрываясь от телескопа, говорил немного напыщенным тоном:

— Имя существительное «планета», мисс Кац, происходит от греческого глагола «планастан», что означает блуждать. Таким образом, слово «планета» означает «странник», то есть то небесное тело, которое странствует между неподвижными звездами.

На мгновение он замолчал.

— Луна уже проясняется, — продолжал он через мгновение. — И причем не только та сторона, которая выходит из затмения. Да, да! Видны даже цвета.

Девичья ладонь нежно опустилась на его плечо, и потрясенный дрожащий голосок (словно Барбара неожиданно превратилась в кузнечика) произнес:

— Прошу тебя, дорогой, не отрывай взгляда от телескопа. Ты должен приготовиться к сильному потрясению.

— Потрясению? Не понимаю, мисс Кац, — беспокойно произнес Кеттеринг, послушно смотря в окуляр.

— Я еще не уверена, — продолжала девушка, — но небо выглядит, словно обложка старого журнала о чудесах космоса. Мне кажется, дорогой, что прибыл твой Странник. Считаю, что греки даже не предполагали, что он может быть таким большим. Это наверняка планета!

Пол вздрогнул и буквально на две секунды закрыл глаза. Когда он открыл их, то увидел Странника, окрашенного в ярко-фиолетовый и желтый цвета.

Странник, диаметром в четыре раза больший, чем Луна, повис в небе на расстоянии в четыре длины Луны к востоку от нее. Его поверхность, в шестнадцать раз большая, чем поверхность Луны, разделялась волнообразной дугой в форме буквы на две части — одну золотую, другую фиолетовую.

Все это Пол увидел в одно мгновение — не было времени для какого-либо анализа. В следующую секунду он бросился на пол, сжался, спрятал голову — только бы быть как можно дальше от этого непонятного сверкающего кошмара. У него было чувство, что нечто мощное и огненное висит над ним, словно какая-то огромная глыба, готовая рухнуть на Землю и подмять его под себя.

Марго, держа кошку в руках, лежала на террасе рядом с ним.

Совершенно случайно глаза Пола остановились на листке бумаги, который он держал в руке. Инстинктивно он отметил про себя, что бородатый докладчик — это Росс Хантер, профессор социологии университета Рида в Портленде, штат Орегон. И тут же он с ужасом осознал, что это свет Странника дает ему возможность читать.

Для дона Гильермо, который, приближаясь к дворцу «Эль президенте», судорожно вцепился левой рукой за поперечную ручку бомбосбрасывателя, Странник явился не чем иным, как реактивным самолетом никарагуанских королевских ВВС, летящим за ним следом и готовым вот-вот открыть по нему огонь. Дон Гильермо сжался в кресле, зажмурил глаза, напряг мышцы спины и шеи, уверенный, что сейчас настанет его последний час… «Сволочь, садист, — непрестанно думал он, — хочет продлить мои мучения».

Чисто автоматическим движением, следуя плану, он сделал левый разворот в сторону большого озера, а потом все же заставил себя оглянуться назад. К черту все! Это только большой заградительный баллон, освещенный каким-то непонятным способом! И подумать только, его пытались одурачить этой карнавальной игрушкой! Он вернется и задаст им жару!

В ту же минуту он увидел ослепляющий розовый блеск вулкана в Ла Лома и осознал, что левой рукой держит ручку бомбосбрасывателя, с которой теперь свисал только оборванный провод.

В следующую секунду мощный неожиданный взрыв потряс машину. Дон Гильермо выровнял самолет и машинально продолжал следовать в сторону озера Никарагуа.

Но каким образом, недоумевал он, баллон удерживается в воздухе? И почему внизу так светло, словно Землю освещает огромный прожектор?

Багонг Бунг стоял, опираясь на перила мостика. Солнце нещадно пекло ему голову, но перед глазами продолжали стоять обросшие водорослями останки кораблей, полных золота, лежащие на относительно небольшой глубине. Он стоял так, ничего не сознавая, когда гравитационный удар неизвестного небесного тела ударил снизу, дергая каждую частичку его тела. Но поскольку неизвестное тело из космоса с одинаковой силой влияло на его катер «Мачан Лумпур», на Тонкийский залив и на всю планету в целом, оно не повлияло ни на одну из приятных и безмятежных мыслей Багонга Бунга.

Если бы он посмотрел на компас, то увидел бы, как стрелка резко задвигалась, а потом, дрожа, начала показывать новое направление, слегка сместившись к северо-востоку. Но маленький малаец редко смотрел на компас — он слишком хорошо знал эти мелкие моря. Кроме того, он так давно имел дело с оппортунистами и разными пройдохами, как из коммунистического, так и из капиталистического лагеря, что даже если бы и заметил, что компас указывает новое направление, то подумал бы, что корабль просто выявляет свое политическое непостоянство.

Вольф Лонер скривился во сне как раз в тот момент, когда, проплыв уже половину пути вокруг света, стрелка компаса яхты «Стойкая» задрожала и показала то же направление, что и компас на «Мачан Лумпур», а голубой язык огня святого Эльма замигал на верхушке мачты. Лонер пошевелился, но не проснулся и через мгновение снова погрузился в глубокий сон.

— Джимми, сделай что-нибудь с этим огнем, прежде чем он разнесет нам на куски экран, — рявкнул генерал Стивенс.

— Так точно! — ответил капрал Джеймс Келли. — Но какой экран, сэр? Огонь виден на обоих.

— Потому что он и есть на обоих, — охрипшим голосом вмешался полковник Грисволд. — Посмотри на каждый из них в отдельности, Спайк. Его четко видно, он не меньше, чем Земля.

— Спайк, а может быть, это просто новая вводная? — возбужденно спросила полковник Мейбл Уолмингфорд. — Первое командование может в любую минуту подать новую информацию, чтобы проверить, как мы справляемся со своими обязанностями.

— Верно, — признал генерал и судорожно ухватился за это предположение.

Полковник Уолмингфорд с удовлетворением улыбнулась. Спайк, похоже, боится.

— Если это действительно новое задание, — начал генерал, — то мне, по крайней мере, кажется, что на этот раз они задали нам неплохую загадку. Через пять секунд наши коммуникационные устройства будут лопаться от данных выдуманной опасности. Итак, господа, будем считать, что это новое задание.

Вынуждая себя смотреть наверх, Пол сориентировался, что Странник остается неподвижным и не изменяет очертаний Он помог Марго встать, после чего поднялся сам, но продолжал стоять съежившись, словно человек, над которым нависла бетонная плита или ожидающий получить через мгновение удар кулаком в зубы. Оказалось, что реакция «ложись» сработала у всех одновременно. Кресла были разбросаны, и не видно было ни единой живой души — ни тех, кто сидел в первом ряду, ни докладчиков.

Нет, реакция, однако, была не совсем всеобщей. Дылда стоял, выпрямившись, и странно спокойным высоким голосом говорил:

— Не бойтесь. Это только большой воздушный шар. Сделан в Японии, судя по узору.

— Он поднялся из Вандерберга-Два! — истерически закричала женщина, лежащая на полу. — Почему он остановился? Почему горит? Почему не летит выше?

Из-под стола донесся еще более громкий крик Лысого:

— Дураки, не вставайте! Разве вы не поняли, что это огненный атомный шар? — А потом тише, обращаясь уже к Раме Джоан: — Вы не видели мои очки?

Рагнарок, поджав хвост, обошел террасу, стал почти в центре, среди пустых кресел, разбросанных по террасе, поднял морду в сторону Странника и начать выть. Пол и Марго прошли мимо пса и приблизились к эстраде.

За их спиной возникла Анна.

— Почему все так испугались? — весело спросила она. — Это, вероятно, самая большая летающая тарелка в мире! Теперь я уже могу его погасить, — сказала она, выключая фонарик.

Низенький мужчина подошел к Дылде, протянул руку вверх и потряс его за плечо.

— Смог бы воздушный шар до такой степени затмить звезды? — спросил он. — Могли бы мы при его свете различить цвета наших автомобилей? Смог бы он осветить Тихий океан до самого острова Санта-Барбара? Черт возьми, ответьте мне, Чарли Фулби!

Дылда завертел головой. Потом закатил глаза, так что стали видны лишь белки, свалился в кресло и бессильно сполз на пол. Маленький внимательно посмотрел на него и в раздумье произнес:

— Что бы это ни было, это не Арлетта.

Одновременно из-под стола показались блестящий череп и очки Лысого, а также бородатое лицо Хантера, профессора из университета Рида, которого Марго и Пол прозвали Бородачом. В этой забавной позе они производили впечатление двух бравых гномов.

— Это не атомный шар, — заявил Лысый. — Ели бы это было так, он бы увеличивался в объеме. И, кроме того, он с самого начала светился бы значительно ярче.

Лысый помог встать Раме Джоан. Конец ее зеленого тюрбана размотался, блузка была помята.

Анна протянула руку и погладила Мяу.

— Она мурлыкает, постоянно смотрит на эту большую тарелку, — сказала рыжеволосая девочка, — словно хочет ее облизать.

Странник продолжал висеть в небе, мягкий, словно пух, но с четко обрисованными контурами. Он казался необычайно массивным, две его половины — желтая и фиолетовая — складывались в форме символа инь-янь, символа света и темноты, мужчины и женщины, добра и зла.

Пока другие всматривались в неизвестный объект и задумывались о его природе, маленький мужчина достал из кармана на груди небольшой блокнот и на чистом листке старательно набросал схематический рисунок. Он сгладил некоторые нечеткие контуры и параллельными линиями отметил сочетание цветов в окраске нового небесного тела.

Дон Мерриам снял последнюю ловушку и направился в сторону станции. Кольцо ярко светило с правой стороны Земли. Через несколько секунд покажется щит Солнца, на Луну вернется жаркий день, а темный круг Земли снова осветит отраженные Луной лучи Солнца.

Неожиданно Дон остановился. Круглый щит Солнца еще не появился, а Земля, еще мгновение тому назад темная, светила теперь в двадцать раз ярче, чем когда-либо в свете Луны Он без труда распознал контуры обеих Америк, а наверху справа — маленькую светлую точку гренландского ледяного щита.

— Дон, посмотри на Землю, — раздался в наушниках голос Йохансена.

— Я как раз смотрю, Джо. Что там происходит?

— Мы не знаем. Подозреваем, что где-то на Луне произошел мощный взрыв. Может быть, пожар на советской базе вследствие взрыва ракетного топлива.

— Не было бы так светло, Джо. Но, может быть, Амбарцумян изобрел световой сигнал мощностью в двадцать Лун?

— Атомный фонарь, а? — невесело рассмеялся Йохансен. — У Дюфресне предположение лучше. По его мнению, все звезды за нами тысячекратно увеличили свою яркость.

— Может быть, он и прав, — ответил Дон. — Джо, что это за точка над Атлантикой? — неожиданно спросил он.

Точкой, с которой он говорил, было яркое желто-фиолетовое пятно на спокойной воде океана.

Ричард Хиллери задернул занавеску, чтобы резкие утренние лучи солнца не слепили глаза и попытался удобно устроиться в кресле скорого автобуса, который как раз набирал скорость по дороге в Бату. Этот автобус был приятной неожиданностью по сравнению с подпрыгивающим на выбоинах дороги драндулетом, на котором он ехал из Портленда в Бристоль. Хиллери почувствовал, что у него проходит приступ морской болезни: внутренности, которые час назад свивались змеиными узлами, теперь медленно успокаивались.

«Вот что может сделать с воображением один вечер, проведенный с пьяным уэлльским поэтом, — с иронией думал он. — Черт, какая была боль! Этого мне хватит на долгое время!»

Во время прощания Дэй Дэвис находился в исключительно приподнятом настроении, громко пел «Прощай, Мона!», импровизируя отдельные обороты под. влиянием спиртного Он создавал ужасные неологизмы, такие, как «лунотемнота» и «человекосвет». Облегчение, которое почувствовал Ричард, когда избавился от Дэвиса, было искренним и глубоким. Ему даже не мешало (по крайней мере, сейчас), что у водителя автобуса было включено радио, вынуждая пассажиров слушать приглушенные звуки американского неоджаза, настолько же бессмысленного, как республиканская партия и многие другие порождения бывшей британский колонии за океаном.

Ричард тихо, хотя и глубоко, вздохнул. Да, на какое-то время он наконец-то покончил с этим Дэвисом, покончил с научно-фантастической литературой, покончил с Луной-Моной. Да, прежде всего, именно с Луной!

— Внимание, внимание! Прерываем наши передачи. Уважаемые радиослушатели! Просим внимания. Сейчас мы передадим экстренное сообщение, — раздался голос из динамиков радиоприемника. — Экстренное сообщение из Соединенных Штатов!