С вершины холма, на который вскарабкался Барт, большая колонна Киллеров, меж высокой травы и одиночными кущами деревьев, в узкой долине внизу, казалась армией черных муравьев.

«Ей-ей, муравьи на марше, — думал Фрейден. — Их невозможно сосчитать, их можно только разглядывать». Впрочем, из донесений разведчиков он знал, что около трехсот пятидесяти Киллеров продвигались теперь к небольшому участку джунглей, где с двумя сотнями бойцов поджидал в засаде Вильям.

Сравнение с муравьями — отнюдь не праздная игра ума! Киллеры — солдаты от рождения, они воспитаны для войны. Подобно армии муравьев, они жили за счет местности. Совсем как у муравьев, их неистовый плотоядный инстинкт требовал мяса — и мяса в больших количествах.

В данном случае — мясных Животных. «Киллеры съели не так уж много за последние две недели, — размышлял Фрейден. — Они явились сюда сражаться, мимоходом подчищая провизию за чужой счет. И то и другое у них замечательным образом не получилось».

Классическое начало второго этапа партизанской войны! Хитро закрученная роль первой стадии состояла в том, что ублюдки-Братья не распознали, как в дверь постучалась война.

Если б Моро прислал сюда армаду Киллеров до того, как все Жуки в районе были истреблены, когда «Народная Армия» состояла всего из сотни тупорылых героиновых Тыкв, Пророк и в самом деле без хлопот смог бы раздавить мятеж. Но жирный дегенерат по уши вляпался в сумасшедший погром, к тому же вообще был весьма глупым и самодовольным, чтоб свести воедино все сведения о разрозненных засадах и о нескольких разграбленных усадьбах. Даже шесть недель назад, после того как Революция стала набирать обороты и район из шести бывших поместий превратился во враждебный Братству, тысяча черных убийц задушила бы восстание в зародыше.

Теперь же посланных Киллеров явно маловато, и появились они слишком поздно. Ирония заключалась в том, что единственная вещь, заставившая в конце концов Моро пошевелить своей толстой задницей, была одновременно и тем, что обрекало его вторжение на провал: Киллеры, тремя колоннами вступившие в область, являлись уже захватчиками, а не блюстителями порядка. Больше месяца этот маленький район стал de facto территорией Свободной Республики. Редкие патрули Киллеров моментально истреблялись. Моро не получал отсюда ни жертв, ни мясных Животных, шесть поместий уничтожены, местные Братья и их подручные — наструганы мелкими ломтями. Моро уступал район Свободной Республике постепенно, по частям, и только когда он полностью был потерян, Пророк Боли оказался перед фактом совершившейся у него под носом Революции.

Поэтому, прежде чем прибыла карательная экспедиция, первый этап уже завершился — Народная Армия осуществляла эффективный контроль над районом, обладала поддержкой населения, имела запас трофейного оружия и боеприпасов. Киллеры прибыли как раз к началу второго этапа, им теперь светило капитально получить по соплям.

Фрейден наблюдал, как передовой клин Киллеров залезает в чащу. Барт напрягся. Как только половина авангарда окажется в джунглях, Вильям и его парни откроют огонь, подстрелят пяток-другой врагов, затем отступят и устроят новую засаду. Тактика стопроцентная: выпад — отход, выпад — отход. Подобным образом они покусывали противника в течение двух последних недель…

Две недели назад соединение в две тысячи Киллеров подошло к границам района и разбило лагерь, оставив половину отряда на его охрану. Затем другая тысяча, разбившись на три колонны, вступила на мятежную территорию. Стратегия Киллеров казалась здравой даже Вильяму. Плешивый вояка стенал и вздыхал, раздувая до небес факт, будто тысяча черных бестий легко одолеют три тысячи партизан. Посему ни о каком лобовом сражении не может быть и речи!

Забавно читать куцые мыслишки Моро… Кабан полагает, что загнал партизан в тупик! Ведь мятежный район граничит с горами, и дороги к отступлению нет. Три колонны Киллеров продвигаются вперед к горам, отлавливая по пути всех мятежников и мясных Животных, живя за счет этих земель и снабжая оставшийся в тылу неприступный базовый лагерь… Партизаны будут отступать, пока не упрутся в скалы, где их истребят. Или же попытаются стянуть все свои силы и атаковать одну из колонн, рассчитывая на то, что локальное превосходство сил позволит прорваться. В этом случае две другие колонны сойдутся в точке нападения и разгромят Народную Армию в пух и прах. Так или иначе, партизаны обречены.

Но недоумок-Жиртрест прошляпил третью возможность!

Наверное, уже сотня черных шакалов забралась под своды джунглей, прямиком в молотилку… Внезапно из чащи донеслось несколько пронзительных криков. С вершины холма Фрейден видел, как три или четыре дерева тяжело повалились на землю, обрушив за собой дождь листьев и веток. Значит, Вильям принялся орудовать снипганом, без разбора рассекая плоть и древесину. Зазвучали выстрелы — глухие залпы партизан; беспорядочный огонь Киллеров, тщетно отбивающихся, пытающихся уничтожить невидимого противника.

Киллеры в хвосте колонны сломали строй и, выхватив «звезды», с визгом рванулись в джунгли, как обезумевшая волчья стая.

Несколько прицельных залпов, опять беспорядочный огонь. Рухнул еще один ряд деревьев. Теперь, приглушенный густой листвой и расстоянием, до Фрейдена донесся боевой клич Киллеров, похожий в эту минуту на предсмертное причитание:

— Убей! Убей! Убей!

Вскоре, почти так же быстро, как и началась, битва закончилась. Фрейден слышал, как Киллеры все еще изредка постреливают, тратя патроны, но партизаны уже растворились в чаще, чтобы приготовить очередную теплую встречу.

Две другие колонны противника удостоились такой же «прополки». В течение двух недель они продвигались по стране, сражаясь с призраками. Захватывали и отправляли в базовый лагерь пленных, но никто из них так туда и не попал. Конвойных Киллеров отлавливали и пускали в расход. Вскоре острозубые бойцы обнаружили, что их ежедневно вовлекают в дюжину мелких перестрелок, устраиваемых сотнями непокорных Животных. Пленных брать прекратили.

Тактика выжженной земли окончательно расстроила план Моро — мясных Животных угоняли до прибытия Киллеров или же забивали на месте и съедали. Кстати, единственный нюанс во всей хитроумной придумке, приведший Фрейдена в замешательство: сангриане не смогли бы отказать Киллерам в «живых» пайках, если б сами их не сожрали. Идею упразднить каннибализм придется временно положить на полку…

Но дело того стоило. Оголодавших Киллеров вынудили посылать за провизией и боеприпасами в главный лагерь — и подобные конвои становились легкой добычей для партизан. С пустым брюхом, с вечной нехваткой боеприпасов, живущие на зыбкой грани ярости от непрерывных засад, теряя людей десятками, не видя перед собой конкретного врага, — Киллеры приходили в отчаяние.

Фрейден встал, потянулся. Ему предстояла долгая пешая прогулка назад в лагерь. Сегодня для черных псов пришло время изрядно подергаться. Значит, в скором будущем что-то должно случиться…

— Не понимаю тебя, Барт Фрейден, — заявила София. — Совершенно не понимаю. Между прочим, я отнюдь не образец человеческой тупости. Могу понять, хоть и смутно, зачем тебе понадобилось загонять врагов на вершину какого-то грязного холмишки. Я могу понять, почему Дятел не должен нападать на них, — предполагается, что они просто будут сидеть там и понемногу подыхать от голода. Допускаю, в этом есть определенная скверная экономия. Хотя, кажется, ты не больно-то беспокоился о спасении жизней наших преданных граждан. Даже это я могу понять, зная, как работает твой извращенный ум. Но теперь, после всех хлопот и трудностей, ты позволил сотням Киллеров с обозом жратвы и оружия добраться почти до того места, где отсиживаются их собратья-головорезы. Почему, дозволь тебя спросить?

Барт глянул в ту сторону, где Вильям и двадцать его Тыкв, вооруженных снипганами, исчезали в джунглях. Давать торчкам лучеметы, конечно, рискованно, но игра стоит свеч.

— Женщина, знай Правила Революции Фрейдена, — проговорил Барт. — Правило первое: хватай самые большие куски, не останавливайся на убийстве тысячи противников там, где можешь уничтожить тысячу шестьсот. Правило второе: не отказывайся от возможности захватить побольше боеприпасов. Правило третье: тысяча шестьсот истощенных бойцов, страдающих нехваткой вооружения, слабее, чем тысяча сытых со столь же скудным количеством патронов.

— Я рада, что ты все объяснил, — буркнула София. — Все ясно, как черепаховый суп.

— Послушай, Соф, идея состоит в том, чтобы позволить подкреплению пробраться к товарищам. Людям, но не обозу. Тогда целой своре шакалов придется делить свой запас боеприпасов и пропитания. И тем легче будет их «вдуть». Понимаешь?

— Отвлеченно, да, — кивнула София. — Идиотка! Нет, это не про меня! А скольким нашим эти ухищрения будут стоить жизни? Ты сам сказал, что даже при самом лучшем раскладе без значительных потерь трудно начистить рыло острозубым мальчикам. Мне даже не надо снимать туфли, чтобы сосчитать пальцы на ногах, — ты предполагаешь потерять шестнадцать сотен. Неимоверно!

Фрейден вздохнул:

— На пятнадцать миллионов сангриан приходится меньше чем тридцать тысяч Киллеров.

— Ну и?

— Ну и? Мы можем с сегодняшнего дня и до следующего года терять по пять тысяч человек в неделю, если это понадобится. До тех пор, пока мы продолжаем побеждать, у нас будет бездонный запас пушечного мяса. Это же проще простого.

— Проще просто… — София уставилась на Барта, в изумлении качая головой. — Господи Иисусе! Ты говоришь о людях, Барт, о людях! Гибнут человеческие существа, а не цифры с какого-то распроклятого учетного листа. Люди, Барт, люди!

«Да что с ней такое? — раздраженно подумал Фрейден. — Почему не может она понять столь простой жизненный факт?»

— Речь идет о войне, — он повысил голос. — Как ты думаешь, что это? Миленькая партия в шахматы? Война — это убийство, Соф. Человек, который обманывает себя, воображая, будто он не по-настоящему убивает людей, посылая войска в сражение, просто слабоумный трус.

— Я ожидала подобной тирады от Дятла, но не от тебя, — отозвалась София спокойно.

Фраза причинила Барту боль, ранила в то место, которое он не трудился изучать более тщательно. Боязнь заглянуть внутрь порождает выплеск наружу.

— Я ожидал малодушия от Врежь-в-Плешь, — жестко передразнил он, — не от тебя. За кого ты себя принимаешь? Откуда в тебе эта святость? Я пришел к власти пару недель назад, потому что взбудоражил Животных. Чтобы заставить их убивать. Я преуспел весьма недурственно, и ты почуяла это. Ты почуяла запах воина. Тебе стало противно? Ты знаешь ответ, Соф, — ты оттрахала меня, как последняя драная сучка! Это завело тебя! Что ты теперь из себя корчишь? Деву Марию?

Она съежилась, словно до смерти перепугалась, нахмурилась, потом с тусклой улыбочкой пожала плечами.

— Я полагаю, мы достойноя пара, — сказала она тихим голосом. — Достойная пара… Остынь, Бесподобный Вождь, остынь!

— Ха, погляди-ка на них! — воскликнул Вандерлинг. Он стоял на краю джунглей и смотрел поверх волнующегося пространства заросшего травой луга, поднимавшегося к невысокому холму. Там возвышались укрепления осажденных Киллеров.

— Как крысы в ловушке! Надо же, они чертовски сообразительны!

Киллеры выбрали участок, идеальный для обороны. Примерно около семисот голодных волкодавов — все, что осталось от трех ныне соединившихся колонн, — окопались на вершине невысокого холма. Холм окружала низкая, лишенная укрытий равнина, далеко простиравшаяся во всех направлениях. Укрепления Киллеров остались вне пределов досягаемости снипганов. Винтовки обладали большей дальностью, но Киллеры окопались слишком хорошо, чтобы ружейный огонь смог их побеспокоить. Штурмовать укрепления, пробежав триста ярдов открытого пространства, — выходка только для полного кретина. А колонна подкрепления — шестьсот черных псов — быстро приближалась с востока, с грузом продовольствия и боеприпасов. Киллерам нужно только немного подождать, и они — в полной безопасности…

По крайней мере, они могли так думать.

— Твои люди готовы? — спросил Вандерлинг Гомеца. Тот стоял рядом, жадно поглаживая недавно опробованный снипган. Глаза у бедного наркомана совсем ввалились.

— Готовы убивать, сэр, — откликнулся Гомец. — Убить двадцать, пятьдесят, две сотни. Убить всех. Убить…

— Да-да. Ты должен быть уверен, что парни не провалят все дело, выскочив из укрытия. Просто запустите ублюдков поглубже в чащу, стойте на месте да машите снипганами. Теперь возвращайся к своим и ни шагу оттуда.

Гомец отдал честь и потрусил через узкое открытое пространство к противоположному выступающему языку джунглей, прямо напротив занятой Вандерлингом позиции. Генерал с трудом различал фигурки десяти бойцов, скорчившихся за деревьями. Он взглянул на другую десятку, расположившуюся сбоку от него, отступил в укрытие и похлопал приклад снипгана. И правда, плевое дело!

Существовала только одна дорога с востока, достаточно широкая, чтобы по ней протопали шестьсот человек. В этом месте она выходила из джунглей на открытое пространство, вросшее в тело леса псевдоподией ярдов пятьдесят в длину и пятьдесят в ширину. Дорога обрывалась там, где просека вторгалась в чащу. Киллеры обязательно прошагают меж двух зеленых стен. Вандерлинг расположил десять Тыкв со снипганами на одной стороне коридора, еще десять — на другой. Колонна противника угодит прямо под перекрестный огонь лучеметов.

Вандерлинг рассмеялся. Скоро недоноски узнают, как надо бегать, и бегать быстро!

Десять, тридцать, сорок минут прошло… Затем Вандерлинг услышал характерный топот солдат, прокладывающих путь сквозь кустарник. Генерал подал знак Тыквам. Снипганы нацелились на просеку.

Еще пять минут ожидания, и вот шестеро Киллеров, с тяжелыми ранцами за спиной, вынырнули из джунглей. Чернорубашечники отчетливо видны на светлом фоне в горячих красных лучах солнца, заливавших зеленый тоннель.

Другая шестерка последовала за первой, потом еще и еще. Через пару минут просека заполнилась тяжело нагруженными Киллерами. Вандерлинг поднял руку, готовый отдать команду, пока колонна Киллеров не прошла половину пути и по меньшей мере сотня врагов не оказалась точно в пасти капкана.

— Давай! — заорал бравый вояка, уронил руку на снипган и вдавил гашетку.

Время и пространство распороли дикие вопли. Пять Киллеров, словно ломти диковинного хлеба, повалились на землю, разбрызгивая сияющую красную кровь; одних сразило наповал, другие еще бились в предсмертных судорогах. Спрятавшиеся по обе стороны просеки героинщики с упоением кромсали вражеские шеи, туловища, конечности. Казалось, что Киллеры разлетаются на части, как разорванные пакеты с квашеной капустой. Они елозили бессмысленными кругами, пытаясь отыскать своих мучителей, пытаясь спастись. Но напор примерно пятисот человек, шедших вплотную друг за другом, толкал только вперед, прямо под беспощадную бритву невидимых лучей. Образовалась чудовищная пробка из расчлененных, изувеченных тел. И по-прежнему поток упрямых черных муравьев вливался в гибельный коридор.

Это все равно что глушить рыбу в аквариуме. Снипганы зловеще бесшумны. Единственное, что слышали избиваемые Киллеры, — их собственные крики. Все, что они видели, — руки, ноги, головы, отлетающие от тел. Действо напоминало взрыв ящика тротила в мясной лавке: безобразный смерч крови, сырого мяса и смерти.

У Вандерлинга побелели суставы пальцев, с такой яростью он сжимал снипган. Глаза превратились в веселые пылающие угли, рот — в серую щель. Он в клочья кромсал людей в черном. «Сукины дети, что за прелестное оружие! Посмотрите только, как эти грязные торговцы анашой разлетаются на части!»

С упорством маньяков Киллеры валили на просеку, блокируя все пути к бегству, проталкивая вперед ранцы, бешено стреляя — в воздух, в джунгли, в смятые ряды своих собственных поверженных товарищей. Уже совершенно по-идиотски они пытались устоять под обстрелом, сбивались в огромный неподвижный клубок умирающих, истекающих кровью, кричащих безумцев…

Вандерлинг рассмеялся хриплым смехом, потом резко пригнул голову, когда град пуль обрушился на джунгли вокруг него. Он заметил, что троих Тыкв умудрились подстрелить. Потом глянул на холм и увидел, как сотни Киллеров, выйдя на позиции, бешено палят, посылая в джунгли один слепой залп за другим. Стрелковая цепь противника, мудро удерживаясь вне радиуса действия снипганов, поливала джунгли свинцом, тратя и так скудный боезапас. И вот тогда остатки подкрепления изо всех сил припустили к крепости, бросая ранцы с провизией, бросая раненых, забыв обо всем на свете в отчаянном рывке к спасению. Даже прирожденные солдаты и закоренелые убийцы все-таки хотели жить… Под прикрытием огня уцелевшие Киллеры кое-как добрались до холма, оставив позади на поле битвы груды искалеченных тел. Когда последний враг оказался в безопасном отдалении на холме, Вандерлинг выскользнул из своего укрытия. Пора подвести итоги!

«Ба… Семеро партизан убито шальными пулями, но посмотрите только на все это чудесное снаряжение. Так и поджидает, чтоб его собрали!» Генерал огляделся. Тыквы уже выползли из-за деревьев и теперь блуждали среди мертвецов; ввалившиеся глаза раздолбаев все еще кровожадно горели, высматривая раненых Киллеров, которых можно добить. Вандерлинг прикинул, что примерно половина подкрепления уничтожена за несколько минут превосходящей всякое вероятие бойни. И продовольствие и снаряжение получит Народная Армия, а не засранцы на холме!

Бравый вояка окинул взором невероятные груды трупов, отсеченных конечностей и голов — на лицах застыл предсмертный оскал, — вывороченные шмотья потрохов, плавающие в лужах быстро свертывающейся крови, и улыбнулся широкой удовлетворенной улыбкой.

— Эх, — пробормотал он вслух, — эти сучьи снипганы — просто прелесть!

— Должно разнестись по всему району через два дня. Барт говорить, вы приложить внимание и сделать все точно. — Олней обращался к двум десяткам сангриан, что расположились полукругом рядом с хижиной Фрейдена. Все они без зеленых лент и повязок Народной Армии. Фрейден стоял на пороге своей хижины, прячась в тени, и наблюдал за Олнеем. Надо удостовериться, что тот все изложит точно. Даже агенты должны впервые услышать историю из уст сангрианина. В глубине хижины маячила София, насмешливо поглядывая на Фрейдена.

— Вы сказать тем-Животным это, — медленно говорил Олней. — Вы сказать им, что Народная Армия собираться убить тех-Киллеры, которые идут маршем по всем поместьям. Вы сказать им, Барт говорить, Киллеры умереть через два дня. Вы сказать им, Барт говорить, те-Киллеры умереть в Тройной Долине два дня спустя. Они хотеть видеть, как Народная Армия убить тысячу Киллеров, они приходить Тройную Долину через два дня, но они стоять две долины по сторонам, та посередине оставаться свободной, и стоять чтоб их не видно и стоять тихо. Та посередине долина для большого представления. Вы сказать тем-Животным, они хотеть увидеть величайшая битва, Сангрия когда-либо видеть, тысяча Киллеров будет уничтожена прямо перед ними. Они собираться в долинах по сторонам Тройная Долина два дня спустя и не попадаться на пути Народная Армия. Все понять?

Стоящие полукругом люди закивали.

— Хорошо, — закончил Олней, — теперь вы идти!

Агенты разошлись, каждый направился назад в свою деревню, чтобы подсыпать свеженькую байку на мельницу слухов. Олней помахал Фрейдену и вразвалку зашагал к ближайшему очагу.

— Хотела бы я знать, что подумал бы о твоих методах Нерон, — подала голос София. — Хлеба мало, зато зрелищ предостаточно. Смотрите, как тысячу Киллеров разорвут на куски! Тысяча, сочтите их, ровно тысяча! Смотрите на битву века в живом, кровавом цвете! Чертовски плохо, что у тебя нет христиан на роли мучеников. Но, с другой стороны, у нас в некотором роде и львов нехватка.

Барт повернулся, вздохнул и терпеливо проговорил:

— Ты все поняла правильно. Предстоящее сражение, о Совесть Всего Мира, отнюдь не для потехи. Это часть пропаганды. С пропагандой здесь большая проблема. На Астероидах я пользовался секретным радио, подпольной телестанцией и компьютерной сетью. Здесь о подобном и не слыхивали. Большинство даже не умеют читать. Все должно ограничиваться устным словом. Фабрика слухов работает очень плохо, но все, что она может, — это говорить. Пропаганда же должна еще и показывать. Я попробую устроить такую штуку! Пусть сангриане увидят, как на их глазах Народная Армия прихлопнет тысячу Киллеров. Через неделю или где-то так вся планета узнает: Народная Армия умеет побеждать.

— Почему бы тебе просто не перебить недоносков, а потом распустить слухи? Зачем устраивать благотворительное шоу? — с сомнением спросила София.

— Потому что главнейшее оружие Киллеров — таинственность, — ответил Фрейден. — В течение трех столетий они служили сангрианам легендой о страхе и непобедимости. Уничтожь легенду — и вся планета подивится на так называемый Естественный Порядок. Ты не можешь разрушить легенду пустопорожней болтовней. Тебе надо показать, сварганить противоположный миф. Вот для чего нужна пропаганда. И если у тебя нет под рукой никаких средств mass media, приходится разворачивать небольшой балаганчик вживую.

София пожала плечами:

— Кто знает? Если б Нерон прочел хорошую книгу по маркетингу, мы бы все еще говорили на латыни.

Тройная Долина — это четыре сросшихся воедино холма. У их подножий образовалось три огромных котловины, тянущихся с востока на запад. Фрейден стоял на южной оконечности внутреннего гребня и глядел вниз, в узкую долину. По дну двух других ущелий текли небольшие речки, берега их густо заросли непроходимым кустарником. Центральная же была суше и покрыта только редкими деревцами и высокой травой. Диспозиция самая подходящая!

Не так далеко к востоку, пара сотен партизан бежала перед тысячей Киллеров — всех, кто выжил из большого экспедиционного корпуса. Партизаны двигались к западу на достаточно умеренной скорости, чтобы гнавшиеся за ними Киллеры не потеряли след. Задача ставилась простая — заманить черных бестий в центральную долину, где спрятаться практически невозможно…

Фрейден оглянулся, поверх гребня, вниз, на темный склон. Здесь укрылась тысяча партизан. Еще тысяча затаилась на склоне противоположного хребта. Позади войск, ближе к поросшим лесом долинам, весь день собирались сангриане: мужчины, женщины, даже дети. Пестрая орда сангриан! Фрейден прошел сквозь толпу по дороге к вершине, и царившая там атмосфера показалась ему странной смесью карнавала и похорон. Очевидно, они предвкушали зрелище разгрома Киллеров, но, так же очевидно, весьма сомневались в исходе близящегося сражения.

Фрейден мог понять это недоверие. Наконец-то Киллеры получат возможность ближнего боя. Тысяча острозубых гиен против двух тысяч партизан. В любых нормальных условиях на стороне Киллеров оказался бы значительный перевес.

Но Фрейден постарался довести противника до нужной кондиции. Киллеры сильно ослаблены. Жратвы у них не больше чем по паре кусочков на нос. К тому же их гонят в чудовищную ловушку. Как Только отряд, игравший роль приманки, заведет Киллеров в долину, тысяча партизан перевалит через гребень каждого хребта и спустится вниз, стреляя по мере продвижения. Киллеры попадут под перекрестный огонь; их подчистую скосит, прежде чем разгорится рукопашная.

Фрейден прекрасно понимал, что дело попахивает жареным, поскольку представление обойдется недешево и многие из партизан отправятся в мир иной. Гораздо дешевле было бы просто оставить стрелковую цепь на склоне и долбануть Киллеров, не подбираясь к ним вплотную.

Но пропагандистские аспекты сражения столь важны, как и собственно военные. Сангрианам обещано зрелище, и зрелище они обязаны получить. Они должны увидеть «основное блюдо», перл пропаганды без единого слова: Народная Армия, громящая Киллеров в рукопашной схватке. То, что враги валятся с ног от голода, что они остались практически без патронов, — факты, смущающие неокрепшие головенки и потому опущенные за ненадобностью. Миф о Киллерах сегодня уступит место мифу о Народной Армии.

Прошло минут двадцать, и Фрейден услышал звуки беспорядочной пальбы, приближающиеся от восточного окончания долины… Теперь Барт мог видеть отряд партизан, потом еще один. Они ворвались через восточный проход в долину и теперь легко неслись вперед, время от времени отстреливаясь, дразня преследователей. Они пробежали уже сто ярдов… сто пятьдесят. По-прежнему ни одного Киллера. Двести ярдов, и партизаны стали рассеиваться, взбираясь по склонам небольшими группками.

Наконец появился и клин бегущих черных фигур. Киллеры размахивали винтовками, но, правда, стреляли только эпизодически, пока передовые части всего отряда подтягивались в западню. Фрейден поднял правую руку, махнул Вандерлингу, стоящему на гребне хребта напротив. Вандерлинг терпеливо ждал сигнала.

Пока поток черных хищников вливался в долину, окутанный огромным облаком пыли, Фрейден и Вандерлинг стояли молча, неподвижно держа на весу руки. Фрейден не шевельнулся, пока дно долины не покрылось фантастическим живым ковром. Наконец он увидел, что тянущийся от восточного конца долины хвост колонны превратился в струйку и совсем иссяк. Враг здесь. И он в ловушке.

Фрейден опустил руку. Вандерлинг перехватил сигнал и подал свой.

Тысяча партизан появилась над гребнем каждого хребта, перевалила через него и стала спускаться вниз, растянувшись стрелковой цепью в линию по одному. Повстанцы двигались не спеша, методично выпуская один прицельный залп за другим. Мышеловка захлопнулась!

Зажатых в тиски, десятки Киллеров скосило в первые же мгновения, прежде чем обнаружился источник сосредоточенного огня. Словно тараканы под плазменной горелкой, черные солдаты бессмысленно гибли, пока партизаны размеренно спускались по склонам, не переставая на ходу поливать противника градом пуль. Обалдевшие от невиданного зрелища, Киллеры тщетно пытались найти укрытие, но его не было. Пули взрывали вокруг тысячи маленьких фонтанчиков пыли и земли. Воздух наполнился криками раненых.

Фрейден оставался на месте, наблюдая за неумолимо смыкающейся пастью капкана. Он поступил умно, держа героинщиков в стороне от дела. Весьма вероятно, что Тыквы ринулись бы стремглав вниз, в гущу Киллеров. Идиотов-торчков покрошили бы в шмотья еще до того, как доходяги нанесли бы хоть какой-нибудь реальный ущерб врагу. Но сангриане-добровольцы не настолько рвались в рукопашную, они беспрекословно повиновались приказам, творя свое кровавое ремесло с туповатой тщательностью плотника, строгающего здоровенную колобаху. Будь у Киллеров достаточно патронов, подобная тактика, конечно, стала бы чистым самоубийством. Но при теперешнем положении вещей псы могли лишь вжиматься в землю и ждать, пока партизаны подойдут поближе. Напасть сейчас на одну из стрелковых цепей повстанцев значило повернуться спиной к другой. Разделение же на два фронта равным образом бесполезно…

Едкий туман серо-голубого порохового дыма повис над долиной. В ушах у Фрейдена звенело от непрерывного рева ружей. Сквозь пелену тумана он мог видеть, что великое множество Киллеров уже перебито, кучи трупов валяются в траве. Фрейден поднял взгляд, отыскивая на противоположном холме Вандерлинга. Старый вояка уже наполовину спустился вниз по склону. Не собирается ли этот идиот присоединиться к бойне? Барт перевел взгляд чуть выше — весь гребень заполнен сангрианами. Мужчины, женщины, дети молча наблюдают за сражением.

Барт оглянулся и увидел, что за спиной тоже давятся зрители. Лица — как восковые маски. Полное безволие и отрешенность. Но в глазах… Что-то там вспыхивает, какой-то странный огонь. Мрачные лица кривились в судорожных улыбках, ведь Народная Армия, о которой бедолаги привыкали думать как о своей, практически невредимая спускалась по склону в долину. Ох не понравилась Барту эта загадочная мимика. В душе шевельнулось тяжелое предчувствие, сродни подступающей тошноте, — холодный огонь в зрачках застывших оборванцев странно напоминал похоть; влажное мерцание, тонкая грань чего-то темного и зловещего, тенью ложащаяся на лица…

Почти с облегчением Фрейден отвел взгляд. Партизаны наконец достигли подножия холмов. Бойцы чуть поколебались, потом остановились и попытались кое-как закрепиться, поливая убийственным огнем — фактически в упор — остатки слабо огрызающихся черных гиен. Ребята как пить дать не желали подходить ближе. Кому же охота совать башку в пасть недобитого зверя?

Уцелевшие Киллеры все решили сами.

Ближе к центру долины горстка черных дьяволов внезапно сорвалась с места, не обращая внимания на свистящих вокруг свинцовых шершней, и бешено устремилась к южному крылу топчущихся на месте партизан. Стая черных демонов размахивала жуткими «звездами», маниакально завывая боевой клич.

— Убей! Убей! Убей! — рвалось с их оскаленных морд.

Часть стрелковой цепи в панике отхлынула назад, потом открыла беспорядочный огонь. Словно огромным металлическим кулаком атакующих Киллеров прижало к земле. Но было уже слишком поздно: яростный порыв воодушевил остальных. Полумертвые от истощения, обезумевшие от отчаяния, потеряв половину отряда практически без боя, Киллеры наконец взорвались. Будто выросшие из земли вороненые клинки, они поднимались по всей долине, завывая, визжа, потрясая «моргенштернами». Кровавая пена лопалась страшными пузырями на их разодранных губах. Бестии ринулись прямо под ружья повстанцев в неистовой, абсолютно лишенной страха ярости. Те, кто был тяжело ранен, — ковыляли. Те, кто не мог ковылять, — ползли. Те, кто не способен был сдвинуться с места, истерично бились о землю, присоединяя свои голоса к боевому кличу, переросшему в оглушительный вопль:

— Убей! Убей! Убей!

Это уже не сражение, а скорее — кровавая вакханалия. Уступая партизанам в численности один к трем, или даже больше, Киллеры накинулись на оторопевших бедолаг с яростью, достигшей, казалось, степени какой-то религиозной экзальтации. Орудуя тяжелыми «звездами», как теннисными ракетками, они плющили черепа, словно спелые дыни. Они впивались врагам зубами в горло, царапали ногтями лица, топтали и крушили. На какой-то момент оледеневшие от ужаса, партизаны в конце концов вступили в схватку, используя винтовки как дубинки.

Трое, четверо, пятеро повстанцев наваливались на одного Киллера. Они избивали его стальными стволами винтовок, кулаками, ногами. Не считаясь с болью от смертельных ран, поверженный Киллер вонзал зубы в кого-нибудь из своих мучителей, рубил второго окровавленной «звездой», пинал тяжелыми сапогами третьего. Дерущиеся сплелись в огромный ком извивающихся тел, стали, оскаленных зубов. Абсолютно не заботясь о собственных шкурах, Киллеры делали то, ради чего появились на свет, выращены и обучены, — они убивали.

От одного вида бойни тянуло проблеваться. Барт даже поморщился от рези в желудке. С того места, где стоял Фрейден, битва выглядела этакой сценой из ночного кошмара — гигантский тысячеголовый, тысячерукий монстр раздирает самого себя на куски в тупой агонии самоотвращения. Невероятно, но факт — Киллеры удерживают свои позиции. Сражаясь и умирая. С восторженной яростью, в непостижимом экстазе упоения смертью. Вот в драку влезла вторая цепь партизан, еще тысяча человек. Перевес теперь составлял восемь или девять к одному. И все же черные стервятники продолжали бороться, пока толпа обезумевших от страха сангриан рвала их, как шавки на охоте рвут раненого медведя.

Внезапно…

Внезапно Фрейден услышал ужасный крик, похожий на рык огромного плотоядного зверя. Звук столь отвратительный, но столь мощный, что он перекрыл даже грохот боя подобно сигналу грандиозной сирены.

По склону вниз несся Вильям Вандерлинг. Позади него вся сторона холма оказалась покрытой визжащими, бешено жестикулирующими сангрианами: мужчинами, женщинами, даже детьми. Орда катилась вслед за бегущей фигурой сумасшедшего генерала.

— Маразматик! — крикнул Фрейден. — Кровожадный ублюдок!

Потом рев, поднявшийся у Барта за спиной, свалил бедного Президента с ног. Его поглотил поток потерявших рассудок Животных — лица мужчин похожи на звериные морды, у женщин черты исказились в чудовищные маски гарпий, дети казались свирепыми волчатами. Свора кретинов кинулась мимо Фрейдена вниз, в гущу сражения. Фрейден растянулся на земле; он так и не смог подняться на ноги до тех пор, пока кипящий человеческий вал не пронесся мимо.

Покрытый синяками, исцарапанный, оглохший и обалдевший, Барт, шатаясь, встал и увидел…

Две стены сангриан сошлись на поле боя.

Темная волна лютой злобы покрыла все: Киллеров, партизан, раненых, мертвых. Сходящие с ума от желания убивать, Животные, будто фантастический кривой нож, располосовали призрачную ткань всех мыслимых запретов. Звук походил на шум бьющегося в скалистый берег моря. Крики и вопли, удары тысяч ног и кулаков.

Фрейден смотрел, как сангриане изливают веками копившиеся страх, ненависть и безысходность на несколько сотен прижатых к земле Киллеров. Барт лицезрел, как безумцы отрывают куски плоти и поднимают их высоко в воздух, словно кровавые тотемы. Или размахивают ими, превратив в дубинки. Фрейден таращился не в силах отвести взгляд и желая, чтоб его поскорей вырвало. Он смотрел, смотрел, смотрел до опупения… потом сполз на колени, закрыл руками глаза, прислушиваясь, как мерзкий влажный звук пронзает нутро, будто серп. И еще — режущая боль в ушах, которой, казалось, никогда не будет конца.

Потом звук вроде бы переменился, стал гротескным, почти веселым — дикая, радостная музыка карнавала. Она как бы становилась все громче и громче.

Фрейден снова поднялся на ноги, открыл глаза и увидел бредущую толпу. Тысячи ухмыляющихся рож, разинутых ртов, тысячи блестящих от крови рук. Барт разглядел фигуру человека на плечах этой грязной толпы. Вильям Вандерлинг! В разодранной одежде, с запекшейся кровью на лысом черепе. Барт лишь на краткий миг окинул взглядом дно долины — отвратительные груды тел, вываленные внутренности и сгустки крови. Потом все заслонила толпа.

Поднялся воодушевленный вой и десятки нетерпеливых рук подхватили Фрейдена. Барт поплыл на плечах своих подданных, как пробка на поверхности бурой, зловонной воды, — Президент, Вождь, Герой… Где-то рядом, на волнах сверхъестественного моря, качался Вандерлинг. Сангрианское солнце отбрасывало пурпурный отсвет на его заляпанную кровью плешь. Глаза генерала горели бесовским пламенем, рот растянулся в самодовольной жабьей ухмылке. Вояка забыл обо всем, кроме триумфа, кроме кошмарной «победы». И своей утоленной жажды крови…

А потом радостные вопли сангриан слились в ритмичный гортанный клич. Они пели:

— Барт! Барт! Барт!

Снова и снова, песнь победы, пробуждения и преклонения:

— Барт! Барт! Барт!

Вопреки отвращению и ужасу, породивших эту песнь, Фрейден почувствовал, что не способен сопротивляться адскому призыву. Он плыл по волнам всеобщего поклонения. И неподдельное, гадкое в своей чистоте великолепие момента перекрыло все остальное, просачивалось в мозг и сердце, испепелило недавно увиденный скотский порыв насилия, бесчеловечный шабаш крови.

Затерявшийся где-то в потемках сознания голосок еще слабо подавал протест, но разве мог заставить замолчать одержимо поющих людей! Его народ! Они несли Барта над собой, как талисман. Герой Революции, поглощенный безобразным триумфом тупых уродов, в объятиях того могущественного любовника, сопротивляться которому не в силах ни один человек.

И только на миг, словно пламя свечи под ураганным ветром, промелькнуло что-то вроде болезненного укола — Барт увидел Вильяма. Рожа Вандерлинга напоминала маску, слепок неприкрытой бешеной зависти.

Когда Барт уже стоял на пороге своей хижины, звуки ликующего лагеря — смех, медленно угасающие победные крики, гомон солдат, устраивающихся на ночлег, — обвили его плечи как мантия, обласкали, согрели, слились с другим воспоминанием — его имя, разносимое тысячью глоток, когда Герой ехал на плечах сангриан через джунгли, луга и десятки буйно веселящихся деревень. Фрейден понял, что возбуждение от пережитого триумфа и сознание собственного величия по-прежнему будоражат его, окружая горячей золотой аурой. Эта песня — больше чем жизнь! Барт шагнул внутрь хижины, остановился, прямо-таки кожей ощущая свою мощь. Свой дар, зажигающий небо и раскручивающий Вселенную. Почувствовал, как естество его разбухает до немыслимых размеров.

София, стоявшая спиной к Барту, резко повернулась, принялась что-то говорить, но потом застыла; ее губы лишь беззвучно шевелились, глаза широко распахнулись от изумления, почти граничащего с поклонением. Потому что в красных сумерках силуэт Барта окутал золотый венец, черно-красный контраст светотени выразительно прописал хищный профиль. В этот миг бег времени остановился. По остекленевшему взгляду подруги Барт понял, что причуда освещения и животный жар разнузданных эмоций соединились в сверхъестественный алхимический сплав и заставили женщину увидеть Барта таким, каким он видел себя сам, — торжествующим, налившимся кровью, поднявшимся над суетой бытия — почти богом.

Без единого слова София положила руки Барту на плечи; ладони медленно заскользили по его груди; она опустилась на колени, расстегивая ему пояс. Одежда медленно упала на пол. Движения эти напоминали некое священнодействие. София дотрагивалась до его обнаженной кожи так, словно та была какой-то странной субстанцией, с которой женщина никогда прежде не встречалась.

Она испустила глубокий вздох — удивления, подчинения, преклонения. В то же время это был гордый стон собственничества, обладания тем, кто превыше всего остального жалкого мира. Ее глаза превратились в два глубоких зеленых омута. Стоя на коленях, обняв Барта руками за талию, она приняла его в себя, поглотила взорвавшуюся плоть, насладилась экстазом, перелившимся в нее. Глубоко отпила из бездонного колодца победно набрякшего естества.

И когда разгоряченные любовники наконец оторвались друг от друга, Фрейден внезапно почувствовал себя совершенно отрезвевшим, как если бы сумасшедшая магия всего этого дня без остатка перетекла из него в подругу. В эту минуту на пороге хижины память вернулась к нему, и долгая дрожь пронзила тело.

— Соф… — смущенно пробормотал он.

Не поднимаясь с колен, София взглянула на него — Барт заметил, что изумленный блеск исчез из ее глаз, — и улыбнулась кривой мрачной улыбкой.

— Знаю, Барт, знаю! Когда я увидела тебя там… такого, то ощутила нечто… схожее… Король горы. Мой король, моя гора. Я вдруг возомнила себя… королевой. Королевой той же горы, просто потому, что я твоя. И потому что ты принадлежишь мне.

Фрейден уставился на нее, не в состоянии вымолвить ни слова. София всегда служила для него чем-то вроде трофея: самая красивая и упрямая женщина. Женщина, доступная избранным. Лучшая женщина для лучшего мужчины. Как еда, импортируемая выпивка и дорогие сигары. Она подтверждала особый статус Барта, Парня Номер Один. Осознать, что она чувствует по отношению к нему то же самое, — удар ниже пояса.

— Соф, — проговорил он наконец, — Господи, какая же мы подходящая парочка! Мы так похожи, что даже страшно становится….

Она поднялась на ноги, взгляд ее теперь понимающе усмехался.

— Нам не отделаться друг от друга. Король и королева горы. И если гора рушится, мы летим вниз вместе. Камо грядеши… Лучший мужчина и его лучшая женщина. — София рассмеялась холодным лающим смешком. — А мы ведь лучшие, Барт, не так ли? В конце концов, ты сказал мне это сам, Бесподобный Вождь.

Фрейден рассмеялся вместе с ней.

— Тщеславная сука! Сексуальная психопатка!

Она запустила пальцы в его густую черную шевелюру, легко поцеловала в кончик носа.

— Выбирает одного, чтобы оставаться с одним!