I
Приятель, настало время распродажи, и именно поэтому мы понижаем цены на все наши бесшумные электрические аппараты «УБИК». Да, на указанную цену можно больше не смотреть. И помните: каждый аппарат «УБИК», находящийся у нас на складе, был проверен в действии согласно инструкции.
Пятого июня 1992 года в три тридцать утра ведущий телепат в зоне Солнечной системы исчез с карты нью-йоркского бюро фирмы «Корпорация Ранкитера». В связи с этим вовсю раззвонились видеофоны. За последние два месяца фирма Ранкитера потеряла след слишком многих людей Холлиса, чтобы смириться с новым случаем исчезновения.
— Мистер Ранкитер? Простите, что беспокою. — Техник, ответственный за работу ночной смены в зале карт, нервно откашлялся, когда массивная, неправильной формы голова Глена Ранкитера медленно вплыла на экран видеофона. — Мы получили сообщение от одного из наших инерциалов. Минуточку. — Он начал рыться в беспорядочной груде магнитофонных лент, на которые надиктовал поступающую информацию. — Это миссис Дорн. Может быть, помните, она отправилась вслед за ним в Грин Ривер, штат Юта, чтобы…
— За кем? — буркнул Ранкитер заспанным голосом. — Не могу же я держать в голове, какой инерциал каким телепатом или ясновидящим занимается. — Он пригладил непослушную массу седых жестких волос. — О деталях потом… Кто из людей Холлиса исчез на этот раз?
— С.Доул Мелипон, — сказал техник.
— Что? Мелипон исчез? Вы, верно, шутите.
— Я серьезно, — заверил его техник. — Эдди Дорн вместе с двумя другими инерциалами следили за ним вплоть до мотеля, известного под названием «Башня Разнообразнейшего Эротического Опыта». Это подземное сооружение, состоящее из шестидесяти апартаментов, предназначенное для бизнесменов, которые приезжают туда со своими девицами и не стесняются в развлечениях. Эдди и ее коллеги и мысли не допускают, чтобы он был в состоянии активности, но для гарантии мы все-таки послали туда одного из наших телепатов — мистера Г.Г.Эшвуда, чтобы тот провел измерения. Эшвуд подтвердил наличие зоны помех вокруг сознания Мелипона и, поскольку ничего не мог больше сделать, вернулся в Топеку, Канзас, где пытается завербовать для нас нового сотрудника.
Ранкитер, почти окончательно проснувшись, закурил сигарету; он сидел сгорбившись, упершись подбородком в ладони, и полосы дыма мешали смотреть на экран визира, установленного в его комнате.
— Вы уверены, что это Мелипон? Насколько мне известно, никто не знает, как он выглядит; он чуть ли не каждый месяц меняет свой физический шаблон. Каково было его поле?
— Мы направили туда Джо Чипа, чтобы он провел замеры напряженности поля в районе мотеля «Башня Разнообразнейшего Эротического Опыта». Чип говорит, что в максимальной точке он зарегистрировал 68,2 телепатической ауры. Из всех известных нам телепатов только Мелипон способен на такое. Поэтому мы и воткнули на нашей карте в этом месте значок, обозначающий его местонахождение. А теперь он… он исчез… — закончил техник.
— А на полу вы искали? Или за картой?
— Он исчез в электронном смысле. Человека, которого он обозначал, нет на поверхности Земли, нет его, насколько мы способны ориентироваться, и в зоне известных внеземных территорий.
— Я посоветуюсь по этому вопросу с моей умершей женой, — сказал Ранкитер.
— Сейчас полночь. В эту пору моратории закрыты.
— Но не в Швейцарии, — возразил Ранкитер, заменив улыбку гримасой, словно рот его был набит чем-то несъедобным, — спокойной ночи, — добавил он и отключился.
Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, владелец Моратория Возлюбленных Собратьев, разумеется, приходил на работу раньше своих сотрудников. В эту пору движение внутри холодного гулкого здания только начиналось, и тем не менее в приемной его уже ждал с квитанцией в руке взволнованный, похожий на священника мужчина в очень темных очках. Одет он был в куртку из кошачьего меха и желтые остроносые ботинки. Похоже, что, пользуясь свободной минутой, он пришел навестить кого-то из родственников. Приближался День Воскрешения из мертвых, день, официально посвященный полуживым, и следовало ожидать наплыва посетителей.
— Слушаю вас, — вежливо улыбнулся Герберт. — Я лично приму ваш заказ.
— Это такая маленькая старенькая женщина, — пояснил клиент. — Маленькая и сухонькая. Моя бабушка.
— Минуточку. — Герберт направился в сторону холодильных блоков, чтобы отыскать номер 3 054 039-В.
Найдя нужного человека, он проверил данные по прикрепленной там же контрольной карточке. Получалось, что старушке оставалось находиться в состоянии полужизни всего только пятнадцать дней. Не так уж и много, подумал он, привычно прилаживая переносной усилитель протофазонов к прозрачному синтетическому материалу, из которого был сделан гроб. Он настроил усилитель на нужную частоту и прислушался, проверяя, как функционирует сознание.
Из динамика послышался слабый голос:
— …и как раз тогда Тилли сломала себе ногу в колене. Мы думали, что она никогда от этого не оправится, так глупо она себя вела, сразу же хотела начать ходить…
Удостоверившись, что все нормально, он отключил усилитель, связался с одним из членов обслуживающей бригады и попросил его доставить номер 3 054 039-В в гостиную, где клиент сможет побеседовать со старой дамой.
— Вы ее слышали, правда? — спросил посетитель, отсчитывая необходимую сумму.
— Да, лично я, — подтвердил Герберт. — Все функционирует надлежащим образом. — Он щелкнул несколькими переключателями и откланялся: — Желаю вам счастливого Дня Воскрешения, сэр.
— Благодарю…
Клиент сел лицом к гробу — от покрывающей его изоляционной прослойки поднимался пар, — прижал динамик к уху и громко заговорил в микрофон:
— Флора, милая, ты меня слышишь? Мне кажется, я уже различаю твой голос, Флора!
«Когда я умру, — подумал Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, — то специально оговорю в завещании, чтобы потомки оживляли меня не чаще одного раза в сто лет. Таким образом, я смогу следить за судьбами человечества». Иначе это было бы слишком разорительно — уж он-то это знал. В конце концов потомки могли бы взбунтоваться и распорядиться, чтобы тело его извлекли из холодильника и — не дай бог! — похоронили.
— Погребение тел является варварским обычаем, — бормотал он про себя, — пережитком времен, когда наша культура только начиналась.
— Разумеется, шеф, — сказала секретарша, сидящая за пишущей машинкой.
В гостиной уже набралось довольно много клиентов, желающих побеседовать со своими полуживыми родственниками. Они сидели спокойно, погруженные в размышления; каждому из них доставляли в порядке очередности нужный гроб. Эти люди, сохранившие верность умершим и регулярно приходившие сюда, чтобы засвидетельствовать им свое почтение, производили отрадное впечатление. Они поддерживали в полуживых бодрость в моменты их умственной активности, пересказывали им события, происходящие в окружающем мире, и… платили Герберту Шенгейту фон Фогельсангу. Мораторий был доходным предприятием.
— Мой отец показался мне несколько ослабленным, — сообщил молодой человек, когда ему удалось привлечь к себе внимание Герберта. — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы уделили немного времени и проверили его.
— Разумеется, — ответил Герберт.
Вместе с клиентом он прошел через гостиную, направляясь в сторону блаженной памяти родственника. Из контрольной карты следовало, что Тиму осталось всего несколько дней; этим объяснялась несколько нечеткая работа мозга. Но все-таки он немного повозился с настройкой усилителя протофазонов, и голос полуживого стал чуточку громче. «Он уже на грани истощения», — подумал Герберт. Ему стало ясно, почему сын не стал сам разбираться в контрольной карте: не хочет понимать, что контакт с отцом вскоре должен прерваться. Зачем говорить ему, что это, скорее всего, его последний визит в мораторий? Отец сам все поймет.
На приемной площадке, расположенной позади здания, показался грузовик. Из него выскочили двое мужчин, одетых в знакомую светло-голубую униформу. «Из транспортной фирмы «Атлас Интерплэн Вэн анд Сторидж», — подумал Герберт. — А может, привезли еще одного полуживого, который только что распрощался с этим миром, или же приехали забрать кого-то, чей срок уже истек». Он, не торопясь, направился в ту сторону, чтобы узнать, в чем там дело, и в этот момент секретарша окликнула его:
— Герр Шенгейт фон Фогельсанг, простите, что прерываю ваши размышления, но один из клиентов просит, чтобы вы помогли разбудить его близкого. — И с особой интонацией добавила: — Этот клиент — мистер Глен Ранкитер, он прилетел сюда прямо из Североамериканской Федерации.
Высокий пожилой мужчина с большими руками подошел к нему широким пружинистым шагом. Он был одет в немнущуюся одежду из синтетики, трикотажную рубашку и яркий, ручной работы галстук. Наклонив вперед массивную седую голову, он оглядывался вокруг. Глаза у него были несколько навыкате, круглые, живые и необычайно внимательные. Профессиональное выражение внимания и сердечности на лице Ранкитера сохранялось ровно то время, которое потребовалось для того, чтобы заставить Герберта сосредоточиться на его деле.
— Как себя чувствует Ева? — прогудел он. Казалось, голос его усиливался каким-то электронным приспособлением. — Можно ее немножко расшевелить и поговорить с ней? Ей всего-то двадцать — она должна быть в лучшей форме, чем вы или я.
Ранкитер засмеялся, но его смех вовсе не говорил о его настроении, просто это была его обычная манера держаться: сначала — улыбка, потом — смех. При этом голос его всегда был громким и уверенным. По сути дела, его никто и ничто не интересовало. Это только его тело улыбалось или протягивало руку. Его сознание жило своей отдельной жизнью. Он был вежлив, но полон отчуждения.
Увлекая за собой Герберта, он быстрыми шагами направился к холодильникам, в которых помещались полуживые и среди них — его жена.
— Давненько вы у нас не были, мистер Ранкитер, — заметил Герберт. Он никак не мог припомнить данных на контрольной таблице миссис Ранкитер, чтобы сообразить, какой отрезок полужизни оставался у нее впереди.
Ранкитер, положив на плечо Герберта свою широкую плоскую ладонь и заставляя его, таким образом, идти быстрее, говорил:
— Это очень важный период, герр Фогельсанг. Мы, то есть я и мои сотрудники, столкнулись с проблемой, которая выходит за границы рационального. В настоящее время я не могу поделиться фактами, но ситуация, можно сказать, является опасной, хотя и не безнадежной. Однако ни в коем случае не следует впадать в отчаяние. Где Элла? — Он остановился и принялся энергично оглядываться.
— Я доставлю ее вам в гостиную, — сказал Герберт. (Клиентам не разрешалось находиться в помещениях холодильников.) — У вас есть жетон с ее номером?
— Нет, черт побери, я его давным-давно потерял, — сказал Ранкитер. — Но вы же знаете мою жену и сможете ее отыскать. Элла Ранкитер, около двадцати лет. Глаза карие, волосы каштановые. — Он нетерпеливо осмотрелся вокруг. — Где эти гостиные находятся? — Раньше их еще можно было хоть как-то найти.
— Проводите мистера Ранкитера в гостиную, — приказал Герберт одному из своих сотрудников, который как раз подошел поближе, желая получше рассмотреть известного на весь мир владельца фирмы антипси.
— Там полно людей, я не смогу разговаривать с Эллой, — недовольно сказал Ранкитер, заглянув в гостиную. Быстрым шагом он шел следом за Гербертом, который поспешил в сторону архива фирмы. — Мистер Фогельсанг, — обратился он к нему, снова водрузив ему на плечо свою огромную лапу (при этом Герберт сразу почувствовал тяжесть этой ладони и заключенную в ней силу убеждения), — разве у вас не найдется местечка поспокойнее для приватной беседы? Я намерен говорить со своей женой о делах, которые «Корпорация Ранкитера» не собирается разглашать.
— Я могу доставить вам миссис Ранкитер в одно из наших служебных помещений, сэр, — тут же предложил Герберт.
Уверенный тон Ранкитера и его сильная личность действовали безотказно. Он попытался прикинуть, какие проблемы заставили Ранкитера оставить свою резиденцию и предпринять столь позднее паломничество в Мораторий Возлюбленных Собратьев, чтобы расшевелить — как он это вульгарно назвал — свою полуживую жену. Какие-нибудь неприятности, решил Герберт. В последнее время тон крикливых реклам, помещенных в телепрограммах и домашних газетах всевозможными компаниями, прибегающими к услугам антипси, стал еще более навязчивым. «БЕРЕГИ СВОЮ ИНТИМНУЮ ЖИЗНЬ!» — твердили по всем каналам. В самом ли деле никто из посторонних не принимает твои волны? Ты уверен, что это насчет телепатов. А тут еще этот истерический страх перед ясновидящими. «А НЕ ИЗВЕСТНЫ ЛИ ЗАРАНЕЕ ТВОИ НАМЕРЕНИЯ КОМУ-ТО, КОГО ТЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ? ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕУВЕРЕННОСТИ: БЛИЖАЙШИЙ ПРОФИЛАКТОРИЙ, В КОТОРЫЙ ТЫ ОБРАТИШЬСЯ, ПРОИНФОРМИРУЕТ ТЕБЯ О ТОМ, НЕ ЯВЛЯЕШЬСЯ ЛИ ТЫ ЖЕРТВОЙ НЕПРЕДВИДЕННОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ ИЗВНЕ, ПОТОМ — ЕСЛИ ТЫ ПОЖЕЛАЕШЬ — НЕЙТРАЛИЗУЕТ ПОСЛЕДСТВИЯ ТАКОГО РОДА ВМЕШАТЕЛЬСТВА. ПЛАТА УМЕРЕННАЯ».
Профилакторий. Ему нравилось это слово: оно преисполнено достоинства и точно выражает суть. Он знал об этом по своему собственному опыту: два года назад из соображений, которые ему так никогда и не удалось выяснить, какой-то телепат подверг зондажу весь персонал его моратория. Вероятно, речь шла о перехвате информации, которой обменивались посетители со своими полуживыми родственниками. А может, это касалось какой-то определенной особы, находящейся в моратории. Так или иначе представитель одной из фирм антипси подтвердил наличие телепатического поля и сообщил об этом факте. Герберт подписал специальный договор, и командированный фирмой антителепат расположился на территории моратория. Телепата не обнаружили, но воздействие его было нейтрализовано в полном соответствии с обещаниями рекламных объявлений. Побежденный телепат в конце концов убрался. Теперь мораторий был свободен от пси-влияния, но для полной уверенности этот профилакторий каждый месяц подвергал детальной проверке весь персонал фирмы.
— Весьма благодарен, мистер Фогельсанг, — говорил Ранкитер, проходя вслед за Гербертом через служебное помещение, полное работающих сотрудников, и направляясь к пустой комнате, в которой все пропиталось устоявшимся запахом пыльных, никому не нужных микродокументов.
«Разумеется, — продолжал размышлять Герберт, вышагивая к архиву, — я поверил им тогда на слово насчет телепата, который якобы сюда пробрался. Они показали мне данные, которые получили, и представили их как доказательство. Не исключено, что все это был чистый обман — может, они сфабриковали их в своих лабораториях. Так же на слово я поверил, что телепат убрался. Пришел и ушел, а мне это обошлось в две тысячи поскредов. Но ведь не может же профилакторий оказаться попросту бандой шарлатанов, утверждающих, что их услуги необходимы, если в этом нет нужды?»
Ранкитер не пошел за ним, он пытался устроиться поудобнее в слишком тесном для него кресле, заскрипевшем под его тяжестью. При этом он раздраженно вздохнул, и Герберту неожиданно показалось, что этот крепко сложенный пожилой мужчина страшно устал, несмотря на энергию, которую он привычно демонстрировал.
«Забравшись так высоко, человек обязан вести себя определенным образом, — подумал Герберт. — Он должен производить впечатление, что представляет собой нечто большее, чем обыкновенный человек с присущими ему слабостями. В тело Ранкитера вживлена, наверное, дюжина артифоргов, искусственных органов, подключенных к определенным точкам его физиологической системы и подменяющих те ее естественные части, которые перестали нормально функционировать. Теперь наука, — продолжал он свои размышления, — может оказывать влияние на основные элементы организма. Именно этим и пользуется Ранкитер, пока ему не откажет его великолепный мозг. Интересно все же, сколько ему лет? — задумался он. — В наши дни определить возраст по внешнему виду просто невозможно. Особенно после девяноста».
— Мисс Бисон, — сказал он своей секретарше, — прошу вас, отыщите миссис Эллу Ранкитер и сообщите мне ее идентификационный номер. Ее следует доставить в комнату 2А.
Он уселся напротив нее и потянулся за щепоткой табака «Принцес» производства фирмы «Фрайборг и Трейер». А мисс Бисон приступила к выполнению сравнительно простого задания — отысканию жены Глена Ранкитера.