Книга:
Убик
Назад:
7
Дальше:
9
8
Протянув руку, Норм Скейн сердечно сказал:
— Приветствую, Майерсон. Я официальный представитель нашего жилища. Добро пожаловать, хм, на Марс.
— Я Френ Скейн, — проговорила его жена, протягивая руку Барни. — У нас очень прочное и чистое жилище. Думаю, вам не покажется здесь слишком ужасно.
Она улыбнулась. Майерсон не улыбнулся в ответ. Он выглядел угрюмым, усталым и подавленным, как и большинство колонистов, входящих в эту жизнь, насколько они знали, трудную и бессмысленную.
— Не ждите от нас добродетелей, — сказала Френ. — Это работа ООН. И мы не более, чем жертвы. Вроде вас. Одна только радость — мы можем время от времени исчезать.
— Не надо пугать, — предупредил Норм.
— Но ведь так оно и есть. Мистер Майерсон столкнется с этим. Он не поверит ни одной слащавой истории. Не так ли, Майерсон?
— Я не питаю ни малейших иллюзий по этому поводу, — проговорил Барни, усаживаясь на металлическую скамейку у входа в жилище. Пескоход, привезший его сюда, даже не заглушал двигатель. Барни вяло посмотрел на него.
— Простите, — сказала Френ.
— Закурим? — Барни достал земные сигареты. Скейны уставились на него в изумлении. И он пристыжено подарил им по парочке.
— Вы прибыли в трудное время, — объяснил Норм Скейн. — Мы прямо увязли в дебатах.
Он оглянулся на других.
— А так как вы теперь член нашей лачуги, я не вижу причин, почему бы вам не принять в них участие. Тем более что они касаются и вас тоже.
— Если вы знаете, — вступил в разговор Моррис, — так скажите, черт побери.
— Он должен был бы поклясться хранить все в тайне, — вмешался Сэм Реган. — Наша дискуссия, мистер Гаерсон…
— Майерсон, — поправил Барни.
— Наша дискуссия о том, что делать с наркотиком Кей-Ди — старым и проворным транслирующим агентом, в отличие от Чу-Зет, который мы никогда не пробовали. Мы спорим, стоит ли бросить Кей-Ди сразу и навсегда, или…
— Подождите пока не спустимся вниз, — сказал Норм Скейн и нахмурился.
Сев на скамейку рядом с Барни, Тод Моррис проговорил:
— Кей-Ди капут. Его слишком тяжело доставать. Стоит он много шкурок, и лично я устал от Парни-Пат — чересчур искусственно, чересчур поверхностно и материалистично. В… Пардон, у нас для этого есть одно слово. — Он пустился в долгие объяснения:
— Ладно, эти шикарные апартаменты, машины, солнечные ванны на скамейках, богатая одежда… Нам они не доступны… Но это еще не достаточно для нематериального их выражения. Вы понимаете, Майерсон?
— О'кей, — сказал Норм Скейн. — Но Майерсон пока не понял, он еще не извелся. Он оценит, когда пройдет через все это.
— Как мы, — согласилась Френ. — В общем, мы не голосовали, не решали, что покупать и чем пользоваться. Думали, дадим Майерсону попробовать оба. Или вы уже пробовали Кей-Ди, мистер Майерсон?
— Пробовал, — сказал Майерсон, — но очень давно. Так давно, что уже и не помню.
Лео давал ему, предлагал больше — сколько захочется, но он отказался. Не было желания.
— В неудачное время вы прибыли в нашу лачугу. Боюсь, впутаем и вас в эту дискуссию. Но от Кей-Ди мы уходим. Либо надо переключаться на другой, либо запасать вирон. Момент критический. Конечно, толкач Кей-Ди, Имни Вайт, передала через… В общем, к концу ночи мы должны решить: либо то, либо другое. И это затронет вас… на всю оставшуюся жизнь.
— Так радуйтесь, что вы не прибыли завтра, — сказала Френ, — после того, как мы приняли бы решение.
Она ободряюще улыбнулась, стараясь показать радушие.
Они все время старались продемонстрировать свои родственные чувства, которые теперь распространялись и на него.
«Вот место, — подумал про себя Барни, — на всю оставшуюся жизнь… Вполне возможно. Но то, что они сказали… правда. В законе отборочной комиссии ООН нет положения о пересмотре решений. А посмотреть в лицо фактам не просто. Эти люди стали теперь для него семьей. А могло быть хуже». Две их женщины кажутся ему вполне привлекательными. Он чувствовал неуловимую взаимосвязь разнообразных человеческих уз, которые возникли в тесном уединенном жилище. Но…
— Выход только один, — спокойно проговорила Мэри Реган, усаживаясь напротив Тода Моррисона. — Через транслятор, мистер Майерсон. Либо через тот, либо через другой. Иначе, как ты видишь… — она положила ему на плечо руку, — уже даже физическое прикосновение невозможно. Мы бы истребили друг друга от горя.
— Да, — сказал он. — Вижу. — Он не знал об этом, собираясь на Марс.
— Ночью, — продолжала Мэри, — мы выберем один из наркотиков. Либо Кей-Ди, либо Чу-Зет. Имни будет ждать до 7.00 финебургского времени. Потом нужно будет дать ответ.
— Думаю, мы можем проголосовать сейчас, — сказал Норм Скейн. — Мне кажется, что, хотя мистер Майерсон только что прибыл, он уже достаточно подготовлен. Я прав, Майерсон?
— Да, — сказал Барни.
Пескоход заканчивал свои автономные проверки. Сошедшие с него пассажиры сидели тесной кучкой, а вокруг них высоко вздымался бушующий песок. Если они сейчас же не спустятся вниз, то их превратят в пыль. «Черт, — подумал Барни, — может, это и к лучшему. Узы прошлого…»
Старожилы вызвались ему помочь. Передавая с рук на руки чемоданы, они погрузили их на транспортер, ведущий вниз, в жилище.
— Ты втянешься… — сказал сочувственно Сэм Реган. — Барни, не думай слишком много. Только перед обедом и перед сном. Чуточку времени на работу и удовольствие. А остальное — бегство.
Отбросив сигарету, Барни потянулся за чемоданом.
— Благодарю. Совет был глубокий.
— Простите, — сказал Сэм Реган с вежливым достоинством и пошел разыскивать отброшенную сигарету.
Вечером в кают-компании жилища, равно принадлежавшей всем, члены маленькой колонии, включавшей теперь и Барни Майерсона, приступили к торжественному голосованию.
— Сверим количество голосов, — объявил Норм Скейн. — Четыре за Чу-Зет и три за Кей-Ди. Решение принято. Отлично. Кто возьмется сообщить Имни Вайт скверную новость? — Он обвел всех взглядом. — Ей придется тяжко. Мы хоть готовились к этому.
— Я сообщу, — сказал Барни.
Три пары изумленно посмотрели на него.
— Но ты даже не знаешь ее, — запротестовала Френ Скейн.
— Я скажу, что отказались от Кей-Ди по моей вине. Я склонил баланс в пользу Чу-Зет.
Он знал, что они согласятся — чересчур обременительная обязанность.
Получасом позже он стоял в полной темноте на пороге жилища, куря и вслушиваясь в непривычные звуки марсианской ночи.
Вдали небо прочертил какой-то светящийся объект.
Через мгновение послышался звук ракетных двигателей. Он понял — скоро. Он ждал — руки чуть согнуты, более-менее расслаблены, — обдумывая, что ему следует сказать.
Вскоре в поле зрения показалась коренастая фигура женщины, облаченной в тяжелый плотный скафандр.
— Скейн? Моррис? А, тогда Реган! — она скосилась на него, наставив инфракрасный фонарь. — А тебя я не помню!
Она настороженно остановилась.
— Имей в виду, у меня лазерный пистолет. Говори.
— Давай отойдем подальше от лачуги, — сказал Барни.
С величайшей настороженностью, все время держа на мушке лазерного пистолета, Импатенсия Вайт проводила его до ближайшего бархана. Она взяла его удостоверение и прочитала, осветив фонариком.
— Ты от Балеро, — сказала она, оценивающе глядя на него. — Так?
— Так, — ответил он. — Мы переключаемся на Чу-Зет. Это жители Чикен Покс Проспектс.
— Почему?
— Пойми и больше здесь не путайся. Можешь связаться с Лео в П.П.Лайотс. Или через Конера Фримена на Венере.
— Ладно, — сказала Импатенсия. — Только Чу-Зет — дерьмо. Он обманчив и ядовит и, что особенно плохо, уводит в смертельно опасные сны бегства. Не на Землю, а в… Она махнула пистолетом. — В гротескные причудливые фантазии инфантильной, свихнувшейся натуры. Объясни, почему вы так решили.
Он не ответил, только пожал плечами. Было интересно, однако, наблюдать ее идеологическую приверженность. Это его позабавило. В самом деле, осознал он, ее фанатизм остро контрастировал с тем, что девушка-миссионерка говорила на борту корабля Земля — Марс.
— Я увижусь с вами завтра ночью в то же время, — решила Имни Вайт. — Если ты не веришь, прекрасно. Но если…
— Что если? — произнес он как можно медленней. — Ты заставишь нас жрать свой товар? Он ведь нелегален. Мы можем попросить защиты ООН.
— Новичок, — ее насмешка была чудовищной. — ООН отлично знает о торговле Кей-Ди в этом районе. Я регулярно плачу им за это, и потому — никаких помех. Когда же придет Чу-Зет… — она махнула пистолетом. — Если ООН собирается защитить их, тогда…
— Тогда ты найдешь правду? — спросил Барни. — Оставишь их безработными?
Она не ответила. Просто повернулась и пошла прочь. Почти тотчас ее силуэт исчез в марсианской ночи. Барни постоял, потом двинулся к жилищу, ориентируясь по смутной тени высокого, явно брошенного трактора, стоявшего недалеко от входа.
— Ну? — тревожно спросил Норм Скейн, встречая его у входа. — Я вышел посмотреть, сколько дырок прожгла она в твоем черепе.
— Она восприняла это философски.
— Имни Вайт? — хмыкнул Норм. — Она ворочает миллионным бизнесом. А ты, мой ослик, «философски». Что там произошло в действительности?
— Она вернется, когда получит инструкции сверху, — сказал Барни.
— Да, в этом что-то есть. Она здесь мелкая сошка. Лео Балеро на Земле…
— Я знаю.
Он не видел причин скрывать свое прошлое. Жизнь его была широко известна, и при желании жильцы лачуги смогли бы проследить ее по датам.
— Я был у Лео Нью-Йоркским консультантом-ясновидцем.
— И ты проголосовал за то, чтобы переключиться на Чу-Зет? — Норм посмотрел на него с недоверием. — Ты поссорился с Балеро? Да?
— Когда-нибудь я тебе все расскажу.
Барни соскользнул по скату в жилище и вошел в кают-компанию. Френ Скейн сказала с волнением:
— Скажи спасибо, что она не сделала из тебя жаркое своим лазерным пистолетом. Она все время им размахивает.
— Мы от нее избавились? — спросил Тод Моррис.
— Об этом я сообщу завтра ночью, — ответил Барни.
— Вы очень храбрый, — сказала ему Мэри Реган. — Вы оказали жилищу большую услугу, то есть я хотела сказать, Барни, ваш приезд, если прибегать к метафорам, словно свежая струя воздуха.
— Ах, — усмехнулась Элен Моррис, — станем ли мы чуть воспитаннее, стараясь произвести впечатление на новых граждан?
— Я не стараюсь произвести на него впечатление, — вспыхнула Мэри.
— Тогда вы ему льстите, — спокойно проговорила Френ Скейн.
— Вы тоже, — гневно отрезала Мэри. — Вы первая начали крутить перед ним хвостом, когда он сошел со ската. Или, во всяком случае, хотели, стали бы, если бы нас здесь не было. Особенно, если бы здесь не было вашего мужа.
Чтобы разрядить обстановку, Норм Скейн сменил тему:
— Очень жаль, что мы не можем в последний раз достать свои выставки и транслироваться сегодня ночью. Барни могло бы понравиться. Он понял бы, от чего отказался. — Он оглядел всех многозначительным гипнотизирующим взглядом. — Может быть, у кого-то из вас осталось немного Кей-Ди? Где-нибудь в трещине стены или под канистрой дезинфицирующей жидкости? А? Давайте поделимся с новым жильцом, покажем ему, что мы не…
— О'кей! — воскликнула Элен Моррис, вспыхнув от злости. — У меня есть немного. Где-то на три четверти часа. Но это абсолютно последнее. А по-моему, до появления Чу-Зет в нашем районе еще далеко.
— Давай свой Кей-Ди, — сказал Норм. — Не беспокойся. Чу-Зет уже здесь. Сегодня, когда я выудил пакет соли из последней подачки ООН, я не выдержал и помчался к одному из их толкачей. Он дал мне свою карточку. — Норм показал карточку.
— Все, что нам нужно сделать, — подать сигнал. А сигнал — вспышка нитрата стронция в 7.30. И они тут же спустятся со своего спутника.
— Спутника? — воскликнули все в изумлении.
— Тогда, значит, — возбужденно заговорила Френ, — это санкционируется ООН? Или у них есть выставки и диск-жокеи на собственных спутниках?
— Пока не знаю, — признался Норм. — На мой взгляд, здесь какая-то неразбериха. Подождем, пока не осядет пыль.
— Здесь, на Марсе, — отозвался Сэм Реган, — она никогда не осядет. Они сели в кружок. Перед ними, полностью и тщательно развернутая, лежала выставка Парки-Пат. Все они чувствовали ее притяжение, и Норм Скейн вдруг сентиментально осознал, что это грустное событие. Ибо больше никогда такого не будет. Или будет, если они смогут пользоваться выставкой, принимая Чу-Зет.
«Интересно, что тогда получится?» — подумал он.
У него было неосознанное чувство, что тогда будет что-то другое.
И может выйти так, что им не понравится.
— Понимаешь, — сказал Сэм Реган Барни, — мы собирались устроить трансляцию, слушая и наблюдая аниматор новых Великих книг. Помнишь механизм, который они только что выставили на Земле… Может, объяснишь его нам?
Барни, подражая рекламному автомату, произнес:
— Вы вставляете одну из Великих книг, к примеру «Моби Дик», в резерванд. Потом ставите управление на «длинно» или «коротко», потом на «Счастливую версию», такую, как в книге, или «Печальную версию». Затем устанавливаете стиль-индикатор на того классического Великого Художника, который должен оформлять вашу книгу: Дали, Бэкон, Пикассо… Аниматор Великих книг средней стоимости создает картонную обложку в оформлении дюжины известных художников. Имена их вы указываете на покупках. А потом можете к ним кого-то добавить или заменить.
— Так что, — оживился Норм Скейн, — у нас всегда обеспечено вечернее развлечение. Скажем, печальная версия «Ярмарки тщеславия». Во!
Вздохнув, Френ сказала мечтательно:
— Какой отзвук идет из вашей души, Барни, из-за того, что вы недавно жили на Земле. Кажется, в вас еще звучит ее вибрация.
— Ха, у нас есть все, — воскликнул Норм, — когда транслируемся! Он нетерпеливо полез за крошечным запасом Кей-Ди.
— Начнем?
Он засунул ломтик в рот и начал энергично жевать.
— Моей Великой книгой «Счастливой версии», большого формата в обложке стиля Ди Чироко будет… — Он задумался. — Хм, «Размышления» Марка Аврелия.
— Очень остроумно, — оборвала его Элен Моррис. — Я бы посоветовала еще «Исповеди» Августиана в стиле Лихтенштейна. «Счастливо», конечно.
— Согласен. Представь: сюрреалистическая перспектива, опустошенные, разрушенные здания, лежащие колонны, продырявленные головы…
— Получше жуйте, — посоветовала Френ, беря свой ломтик, — тогда мы войдем в унисон.
Барни взял свою порцию.
«С прошлым покончено, — подумал он. — Я начинаю здесь, в уединенной лачуге, на исходе ночи новую жизнь. А что потом? Если Лео прав, то будет так плохо, что даже некуда. В мгновение ока я погружусь в мир, наполненный вещами, над которыми я раньше вершил суд. Уменьшусь до их размеров. И, подобно другим жильцам, смогу сравнить ощущение от выставки с теми, что были на самом деле.
Потом мне придется проделать то же самое с Чу-Зет».
— Ты должен оценить это странное чувство, — сказал ему Норм Скейн. — Ощутить себя обитающим в теле с тремя другими приятелями. Нам придется согласовывать все или, во всяком случае, добиваться, чтобы все было в интересах большинства.
— На самом деле, — добавил Тод Моррис, — так случается в половине случаев.
Один за другим остальные обитатели лачуги стали жевать свои ломтики Кей-Ди. Барни Майерсон начал последним и с большой неохотой.
«А ну его к черту», — подумал он вдруг и прошел к раковине. Там он сплюнул полупрожеванный Кей-Ди, так и не проглотив его.
Остальные, сидевшие за выставкой Парки-Пат, уже впали в кому, и никто не обратил на это внимания. Он оказался внезапно один. На некоторое время лачуга стала его собственностью.
Он удивился царившей вокруг тишине.
«Но я не могу, — подумал он, — не могу принять эту чертову гадость. Во всяком случае, сейчас». Звякнул колокольчик.
Кто-то у входа в жилище просил разрешения войти. Барни прошел вверх, надеясь, что это полицейский рейд ООН. Конечно, риск был. Если полиция обнаружит жильцов лачуги у выставки, да еще жующих Кей-Ди… У люка с фонариком в руке стояла молодая женщина, одетая в грузный, теплозащитный костюм. Было ясно, что он непривычен ей и ужасно мешает.
— Привет, мистер Майерсон, — проговорила она. — Помните меня? Вот я и пришла. Мне очень одиноко. Можно войти?
Это была Энни Хоуторн. Удивленный, он уставился на нее.
— Или вы заняты? Могу прийти в другое время. Она собралась уходить.
— Вижу, — проговорил он, — что Марс вас тоже сильно поразил.
— Есть грех, — сказала Энни. — Я его уже возненавидела. Я знаю, что должна свыкнуться с холодным приемом и вообще, но…
Она осветила фонариком окрестности и дрожащим, отчаянным голосом сказала:
— Все, что я хочу сейчас, это найти хоть какой-нибудь способ вернуться назад, на Землю. Я не хочу никого ни во что обращать. Я хочу только бежать отсюда. И как можно скорее. Поэтому я решила навестить вас.
Взяв за руку, он повел ее вниз, в свою комнату.
— А где ваши соседи? — она огляделась вокруг.
— Ушли.
— Наружу? — она открыла дверь в кают-компанию и увидела всех жильцов, валявшихся у выставки.
— А вы нет?
Она прикрыла дверь, очевидно, сбитая с толку. Потом, помолчав, сказала:
— Вы меня удивляете. Я так с удовольствием бы попробовала сегодня Кей-Ди. Смотрите, как вы устояли перед этим. Я бы не смогла. Я такая ненадежная.
— Может, у меня более высокая цель, чем у вас.
— У меня множество целей.
Она скинула тяжелый костюм и села, а он занялся приготовлением кофе на двоих.
Наблюдая за ним, девушка продолжала:
— Люди в моем жилище, в полумиле к северу отсюда, тоже ушли. Как и ваши. А вы знали, что я так близко? Вы бы меня навестили?
— Наверное, навестил бы.
Он нашел пластмассовые чашечки и блюдца, поставил их на складной столик и раздвинул складные кресла.
— Может, — сказал он, — Господь не властвует над Марсом. Может, покинув Землю, мы…
— Глупости, — заговорила она, воодушевляясь.
— Я так и думал, что вас это разозлит.
— Конечно, разозлит. Он везде. Даже здесь. Она взглянула на его нераспакованные вещи.
— Я смотрю, вы взяли немного. Большая часть моего багажа еще в дороге, на автоматическом транспорте.
Она прошлась по комнате, остановилась и стала внимательно изучать стопку книг.
— «Подражание Кристи», — прочитала она удивленно название одной из книг. — Ты читатель Томаса Кемписа? Это великая, изумительная книга.
— Я захватил ее, — пояснил он, — но еще не читал.
— А ты пытался? Спорю, что нет. — Она открыла книгу наугад и прочитала: — «Самый слабый дар, которым он наделен, — велик, и даже очень подлые существа требуют особого дара, коим является любовь». Это и о нашей жизни на Марсе! Какая гнусная жизнь! Почему же, Господи… — Она обернулась, взывая к Барни: — Мы не имеем права пробыть здесь какой-то срок, а потом вернуться домой?
— Колония, это же ясно, должна быть постоянной, — ответил он, — вспомни о Земле Роанока.
— Да, — Энни кивнула. — Я хочу, чтобы Марс стал одной большой Землей Роанока, но чтобы каждый возвращался домой.
— Чтобы медленно изжариться?
— Мы могли бы эволюционировать, как богатые. Это можно было бы сделать всем. — Она отбросила книгу. — Но я не хочу хитинового панциря и всего остального. Разве нет другого выхода, мистер Майерсон? Вы же знаете. Неохристиане учат верить, что все переселяются в иной мир. Вечные странники. Теперь мы действительно стали ими. Земля — наш истинный дом, мы никогда не выберемся отсюда! — Она уставилась на него. Ее ноздри расширились. — У нас нет дома вообще?
— Пусть, — сказал он угрюмо. — Зато остаются Кей-Ди и Чу-Зет.
— У тебя они есть?
— Нет.
Она кивнула.
— Тогда вернемся к Томасу Кемпису.
Но книги она больше не коснулась, повесила голову и уныло погрузилась в размышления.
— Я не знаю, что будет, мистер Майерсон Барни. Я не стану никого приобщать к неоамериканскому христианству. Вместо этого они сами приобщат меня к Кей-Ди и Чу-Зет или еще к какому-нибудь процветающему здесь пороку. Какому-нибудь бегству от действительности. Сексу, например. Они ужасно неразборчивы здесь, на Марсе. Вы слышали, каждый готов лечь в постель с кем угодно. Я тоже пройду через это. Собственно, я готова к этому и сейчас. Я не в силах изменить ход событий… А вы действительно уловили красоту природы перед закатом?
— Да.
Пусть это слишком и не поразило его — вид полузаброшенных садиков и совершенно заброшенного оборудования, огромные горы гниющих запасов. Но он знал из учебных лент, что так было всегда на границах, даже на Земле. Такой же была Аляска почти до сегодняшнего времени, и, за исключением нескольких курортных городов, такой сейчас была Антарктида.
— Эти жильцы в соседней комнате, — сказала Энни Хауторн, — в своей выставке. Представляешь, если бы мы убрали сейчас Парки Пат со сцены и разбили бы на мелкие кусочки. Что с ними было бы?
— Они остались бы со своими иллюзиями. Теперь это установлено. Когда они сфокусировались, поддержка уже не нужна. Но зачем тебе это?
В ее словах чувствовался садизм, и он удивился. Во время первой встречи его не было и в помине.
— Идолопоклонники. Мне хочется размозжить их кумиров, этих Парки-Пат и Вольта. Хочется помучить. Я… — Она замолчала. — Я им завидую. Это не религиозное рвение — просто подлая и жестокая черта. Я знаю ее. Если бы я смогла к ним присоединиться…
— Ты можешь присоединиться. Так же как и я. Только не сразу. Он подал ей чашечку кофе. Она машинально взяла ее. Тоненькая без своего громоздкого марсианского костюма, она казалась высокой, почти его роста, а на каблуках и чуть выше. У нее был необычный носик. Смешно скругленный и чуточку приплюснутый на конце. Это навело его на мысль об англо-саксонских и нормандских крестьянах, возделывающих свой маленький клочок земли.
Неудивительно, что она ненавидела Марс. Исторически ее народ, без сомнения, был влюблен в подлинную землю родной планеты, в ее запах и девственное начало. В ней бродила память о хозяине, простой жизни труженика, в конце концов умирающего и превращающегося не в прах, а в жирный чернозем. Ладно, заведет она здесь, на Марсе, свой садик. Может быть, вырастит что-нибудь там, где остальные жильцы потерпели фиаско. Удивительно, как она подавлена. Наверное, это вполне нормально для вновь прибывших. Почему же он сам этого не чувствует? Возможно, где-то в глубине души он воображает, что найдет способ вернуться на Землю. Тогда он попросту рехнулся. Он, а не Энни.
— У меня есть немного Кей-Ди, Барни, — внезапно сказала Энни. Она полезла в карман своих ООНовских брезентовых рабочих брюк, пошарила там и выудила маленький пакетик. — Я недавно купила его в своем жилище. Флэкс Бак Спит, как они его называют. Жилец, который продал мне Кей-Ди, уверял, что из-за Чу-Зет он вскоре ничего не будет стоить. Так что он продал мне его за вполне приличную цену. Я попробовала. Просто насильно запихала в рот. Но как и ты, дальше не смогла. По-моему, самая интересная иллюзия не может быть лучше нашей жалкой действительности. Или это тоже иллюзия, Барни? Я ничего не понимаю в философии. Объясни мне. Потому что все, что я знаю, — это религия, а она не дает понимания. Транслирующие наркотики… — Она разом вскрыла пакет. Ее пальцы отчаянно сжались. — Я не в силах больше терпеть, Барни.
— Подожди.
Он поставил свою чашку и взглянул на Энни. Но было уже поздно. Она приняла Кей-Ди.
— И ничего для меня? — спросил он удивленно. — Ты совсем запуталась. Даже не хотела никого в трансляции.
Взяв Энни за руку, он вывел ее из комнаты, потащил по коридору и втолкнул в кают-компанию, где лежали остальные. Усадив девушку среди них, он сказал с состраданием:
— По крайней мере проведем раздельное испытание, и, по-моему, это поможет.
— Спасибо, — сказала она сонно.
Глаза ее закрылись, тело стало безвольным.
«Сейчас, — подумал Барни, — она уже Парки-Пат. В мире без забот и волнений». Нагнувшись, он поцеловал ее в губы.
— Я еще в сознании, — пробормотала она.
— Но тебе все безразличны.
— Ах, да, конечно, — едва слышно прошептала Энни.
Потом она смолкла. Барни почувствовал, как она ушла. Теперь он вновь остался один, но с семью человеческими оболочками. Барни вернулся назад в свою комнату. Там еще дымились две чашечки кофе.
— Я мог бы полюбить эту девушку, — сказал он себе. — Но не так, как Рони Фьюгет или даже Эмили, а как-то по-новому.
Он задумался.
«Или это от безнадежности? Точно увидев, что Энни принимает Кей-Ди, я вдруг понял, какая вокруг нас темнота. Темнота и безысходность. И не на день, не на неделю — навечно. Так что придется в нее влюбиться».
Он сидел среди полураспакованных вещей, потягивал кофе и размышлял, пока, наконец, не услышал стоны и шорох в общей комнате. К его приятелям-жильцам возвращалось сознание. Он поставил чашку и пошел к ним.
— Почему вы отступили, Майерсон? — спросил Норм Скейн. Он, хмурясь, потер лоб. — Господи, как болит голова!
Он заметил все еще не пришедшую в себя Энни Хауторн.
— Кто это?
Поднялась, шатаясь, Френ. Протирая глаза, сказала:
— Она присоединилась к нам в конце. Это подружка Майерсона. Он познакомился с ней в полете. Она ничего. Только религиозно-тронутая.
Френ критически осмотрела Энни.
— Выглядит неплохо. Там я представлял ее более суровой. К Барни подошел Сэм Реган.
— Бери ее к себе, Майерсон. Мы охотно проголосуем, чтобы ее перевели к нам. У нас много свободных комнат, а у тебя, можно сказать, будет жена. — Он тоже принялся рассматривать Энни. — Да и милашка. Волосы красивые — длинные, черные. Мне нравятся такие.
— Ах, тебе нравятся, да? — спросила резко Мэри Реган.
— Нравятся, ну и что? — Сэм Реган оглянулся на жену.
— Прежде надо бы ее спросить, — ответил Барни на предложение Сэма.
Все внимательно посмотрели на него.
— Странно, — сказала Элен Морган. — Когда мы были вместе, она не сказала нам ничего. Насколько мы поняли, ты и она только…
— Ты хочешь, чтобы с тобой жила спятившая неохристианка? — резко прервала ее Френ Скейн. — Хватит. Уже натерпелись. В прошлом году уже выгнали одну парочку. От них на Марсе может быть столько неприятностей! Вспомни, как мы делили с ней один разум… Она посвящена в одну из главных религий, во все причастия и ритуалы, в весь этот старый хлам. И она действительно в него верит.
— Я знаю, — сказал Барни скупо.
— Что правда, то правда, Майерсон, — добродушно поддержал Тод Моррис. — Честно. Мы слишком сблизились, чтобы воспринимать идеологический фанатизм Земли. Такое уже случалось в других жилищах. Мы слышали, знаем. Здесь можно и нужно жить, но без абсолютных норм и догм. Для этого наше жилище слишком мало. — Он закурил сигарету и взглянул на Энни Хауторн. — Странно, что такая хорошенькая девочка нахваталась подобной дряни. Видно, таковы все дети.
— Она охотно транслировалась? — спросил Барни у Элен Моррис.
— В основном, да. Конечно, сначала это ее поразило… Но чего же еще желать от первого раза? Она никак не могла понять, как объединиться в управлении телом. Но очень старалась освоить это. Сейчас она уже все уяснила.
Наклонившись, Барни Майерсон поднял с выставки маленькую куколку Парки-Пат в желтых шортах, красивой полосатой рубашке и сандалях. «Сейчас ею была Энни Хауторн, — подумал он. — И никто не осознает этого до конца. А он может сломать куклу, разбить ее и Энни, в искусственной, воображаемой жизни. Это совсем нетрудно».
— Я бы хотел на ней жениться, — громко сказал он внезапно.
— На ком? — спросил Тод. — На Парки-Пат или на новой девушке?
— Он имеет в виду Парки-Пат, — сказал Норм Скейн и прыснул.
— Ну уж нет, — проговорила Элен Моррис строго. — Конечно, на новой девушке. И думаю, это превосходно. Теперь у нас будет четыре пары вместо трех пар и одного мужчины. Странного мужчины…
— Ладно, — сказал Барни, — почему бы нам не выпить? И прямо сейчас?
— Идет, — отозвался Норм. — Мы здесь получили напиток… Дрянной эрзац джина. Но восьмидесяти градусов. Он сделает свое дело.
— Одолжите мне немного… — сказал Барни, доставая бумажник.
— О, сколько угодно. Грузовые корабли ООН сбрасывают его нам цистернами.
Норм подошел к закрытому серванту, достал ключ и отпер его.
— Скажите, Майерсон, — обратился к Барни Сэм Реган, — что это вам захотелось выпить? Из-за нас? Из-за лачуги? Или из-за самого Марса?
— Нет. Не то. Не знаю, что делать с Энни и с распадом ее личности.
То, как она приняла Кей-Ди — весь разом, — признак ее неприспособленности поверить и бороться, признак ее неспособности поверить или бороться, ее поражения. Это было знамением ему.
Помогая ей, он поможет себе. А если нет… Это — конец. У него было предчувствие: для него и Энни Марс означает смерть. И, возможно, скорую.
