Глава четырнадцатая
Справа они заметили что-то темное, мелькнувшее над дорогой в пучке света фар, потом увидели их, летящих в лунном свете. Собственно, они не летели, поскольку у них не было крыльев, а двигались по воздуху, как рыба плывет по реке, с грациозностью, свойственной только летающим существам.
В первый момент это можно было принять за мельтешение бабочек в луче света или бесшумный бросок на добычу ночного крылатого хищника, но только в первый момент, когда разум не мог преодолеть убеждения, что этого не может быть; но тут же не осталось никаких сомнений в том, что они увидели.
Они увидели летающих людей. Левитаторы, подумал один. Ведьмы, летящие на шабаш, решил другой.
Увидев, что Райли высунул ствол ружья в открытое окно, Блэйн ударил по тормозам.
Райли спустил курок, и звук выстрела в кабине прозвучал оглушительнее грома.
Машину занесло, и она остановилась поперек дороги. Дернув Райли за плечо, Блэйн вывел его из равновесия, а другой рукой вырвал у него ружье.
Он взглянул на Райли: на лице у него был написан смертельный ужас. Его челюсть ходила беззвучно вверх-вниз, как у марионетки, в углах рта выступила пена. Глаза его бешено вращались, а лицо превратилось в уродливую маску от сведенных судорогой мышц. Скрюченные пальцы тянулись к ружью.
— Прекрати! — заорал Блэйн. — Это всего лишь левитаторы.
Слово ничего не значило для Райли. Страх грохотал у него в мозгу, заглушая разум и логику.
Уже обращаясь к Райли, Блэйн понял, что слышит голоса, беззвучный хор голосов, обращающихся к нему среди ночи.
«Друг, один из нас ранен, „алая струйка по мускулистому плечу“, не сильно. А где ружье? „Ружье с печально обвислым стволом.“ Все в порядке — ружье у нашего друга. Теперь займемся этим, „загнанная в угол, рычащая собака; скунс с поднятым хвостом, готовая к броску, свернувшаяся в кольцо гремучая змея.“»
— «Стойте,» — закричал Блэйн. — «Подождите! Опасности больше нет. Он не будет стрелять.»
Нажав локтем на ручку замка, он распахнул дверь и, оттолкнув Райли, вывалился из кабины, держа в руках ружье. Блэйн переломил дробовик, и патроны выпали; отбросив ружье на дорогу, он облокотился на автомобиль.
Ночь вдруг стала абсолютно беззвучной, не считая стонов и воя Райли, доносящихся из кабины.
— «Все,» — сказал Блэйн, — «больше нечего бояться.»
Они нырнули с неба, как будто стояли там на невидимой платформе, и мягко приземлились на ноги.
Медленно и бесшумно они приблизились к нему и остановились, ничего не произнося.
— «По-идиотски ведете себя,» — сказал им Блэйн. — «В следующий раз кому-нибудь из вас отстрелят голову, „безголовое тело, прогуливающееся небрежной походкой, клубы пены, вскипающие из обрубка шеи.“»
Блэйн заметил, что все они были молоды, не старше восемнадцати, а одеты в подобие купальных костюмов. Блэйн уловил исходящее от них чувство веселья и озорства.
Они подошли еще ближе, Блэйн попытался прочесть еще что-нибудь по их виду, но больше ничего не увидел.
— «Ты кто?» — спросил один из них.
— «Шепард Блэйн, из „Фишхука“».
— «Куда ты едешь?»
— «В сторону Южной Дакоты.»
— «На этом грузовике?»
— «И с этим человеком,» — добавил Блэйн. — «Не трогайте его.»
— «Он стрелял в нас. Он ранил Мари.»
— «Пустяки,» — сказала Мари, — «царапина.»
— «Он боится,» — сказал Блэйн. — «У него патроны с серебряной картечью.»
Блэйн почувствовал, что мысль о серебряной картечи их развеселила.
И ощутил необычность сложившейся ситуации: лунная ночь, заброшенная дорога, машина поперек шоссе, заунывный вой ветра над прерией и они двое, он и Райли, окруженные не индейцами из племени сиу, или команчей, или черноногих, а группой паранормальных подростков, вышедших ночью повеселиться.
И кто вправе осудить их, спросил он себя, или мешать им? Если эти небольшие акции протеста помогают им самоутверждаться в их полной унижений жизни, если этим путем они отстаивают какую-то долю своего человеческого достоинства, тогда их поступки — вполне нормальное человеческое поведение, за которое из нельзя винить.
Он всматривался в лица, которые мог разглядеть в расплывчатом свете луны и фар, и видел, что идет борьба между вспыльчивостью и нерешительностью. Из машины по-прежнему доносились стоны водителя, бьющегося в истерике.
— «„Фишхук“? Башни зданий на холме, квадратные километры зданий, массивный, величественные, вдохновляющие…»
— «Верно,» — подтвердил Блэйн.
От группы отделилась девушка, подошла к Блэйну и протянула ему свою ладонь.
— «Друг,» — сказала она, — «мы не ждали встретить здесь друга. Нам всем очень жаль, что мы причинили тебе неприятности.»
Блэйн взял ее руку и ощутил пожатие сильных, молодых пальцев.
— «На дорогах редко кого встретишь ночью,» — сказал один из ребят.
— «Мы просто веселились,» — сказал другой, — «в жизни так мало веселого.»
— «Мало,» — согласился Блэйн. — «Я сам знаю, как мало.»
— «Мы ряженные — ведь скоро канун Дня святых,» — добавил еще один.
— «Ряженные? День святых? А, ну тогда все понял. „Рука, стучащая в закрытые ставни, повешенная на дерево калитка, перевернутая вверх ногами табличка с заклинаниями.“»
— «Им это полезно. Сами напрашиваются.»
— «Пусть так,» — сказал Блэйн. — «Но ведь это опасно.»
— «Не очень. Они слишком боятся.»
— «Но этим положению не поможешь.»
— «Мистер, положению ничем не поможешь.»
— «А „Фишхук“?» — спросила стоящая перед Блэйном девушка.
Блэйн внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, как она красива: голубые глаза, золотистые волосы и фигура, которая в древние времена сделала бы ее победительницей всех конкурсов красоты, — идол, благополучно позабытый человечеством, увлекшимся парапсихологией.
— «Не знаю, — сказал Блэйн. — Прости, но я не знаю.»
— «Что-то случилось? Тебе грозит опасность?»
— «Пока нет.»
— «Тебе нужна помощь?»
— «Ни к чему,» — как можно беззаботнее произнес Блэйн.
— «Мы можем полететь с тобой куда скажешь.»
— «Я не умею летать.»
— «И не надо. Мы сами, „он в воздухе, поддерживаемый за руки двумя левитаторами.“»
Блэйн передернул плечами:
— «Нет уж, благодарю, лучше не надо.»
Кто-то открыл дверцу машины, кто-то вышвырнул Райли на землю.
Рыдая, водитель пополз на четвереньках.
— «Оставьте его,» — закричал Блэйн.
Девушка обернулась. Мысли ее прозвучали резко и властно:
— «Отойдите, не трогайте его! Чтоб никто пальцем его не тронул!»
— «Но Анита…»
— «Даже пальцем,» — повторила она.
— «Это же подонок. Стреляет серебряной картечью.»
— «Нет!»
Они отошли.
— «Нам пора,» — сказала Анита Блэйну. — «Думаешь, все будет нормально?»
— «С этим?»
Она кивнула.
— «Ничего, я с ним справлюсь,» — успокоил ее Блэйн.
— «Меня зовут Анита Эндрюс. Я живу в Гимальтоне, мой телефон — 276. Запиши в память.»
— «Записано,» — Блэйн показал ей слова и цифры.
— «Если понадобиться помощь…»
— «Я позвоню…»
— «Обещаешь?»
— «Клянусь! „Крест на бьющемся сердце.“»
Неожиданно прыгнув, Райли схватил ружье и теперь, пошатываясь, стоял и шарил в кармане в поисках патрона.
Блэйн бросился ему в ноги, ударив его плечом чуть выше колен; одной рукой он обхватил Райли за пояс, другой попытался поймать ствол ружья, но промахнулся.
Падая, он крикнул:
— «Быстрей! Быстрей все убирайтесь!»
Затрещала одежда; но Блэйн почувствовал, как шершавый асфальт обдирает ему кожу, но Райли не выпустил, увлекая его за собой.
Когда скольжение по асфальту прекратилось, Блэйн снова попытался нащупать ружье. Ствол блеснул в темноте и опустился ему на ребра. Блейн охнул, попробовал ухватиться за него, но Райли еще раз взмахнул ружьем, как дубинкой. В отчаянии Блейн наугад нанес удар и почувствовал, как его кулак погрузился в живот водителя. Раздался возглас боли, и тяжелый ствол прошел в дюйме от лица Блейна.
Его рука рванулась вперед, поймал ствол и дернул на себя, одновременно выкручивая.
Завладев ружьем, Блейн откатился в сторону и вскочил.
Райли, как носорог, склонив голову, расставив руки, несся на него. На лице его жутко застыл ревущий оскал.
Блейн едва успел отбросить ружье. Он попытался увернуться от приближающегося Райли, но Райли сумел ухватить его своей окорокообразной лапой за бедро. Не давая ему убрать руку, Блейн резко повернулся. Райли попробовал затормозить, но было поздно. С оглушительным грохотом его тело по инерции врезалось в грузовик.
Райли обмяк и свалился. Блейн, выжидая, смотрел на него: тот не двигался.
Из ночи не доносилось ни звука. Все исчезли, кроме них, вокруг никого не было. Только он и Райли и потрепанный фургон.
Блейн отвернулся, поглядел на небо, но там тоже ничего не было, кроме луны, звезд и однако степного ветра.
Он опять посмотрел на Райли и увидел, что тот жив. Райли уже сидел, держась за передний борт. Удар о кузов рассек ему лоб, и больше драться явно не собирался. Он тяжело пыхтел, стараясь отдышаться, и в глазах у него стоял дикий блеск.
Блейн сделал шаг в его сторону.
— Дурак проклятый, — сказал он. — Если б ты еще раз выстрелил, нам бы конец. Они нас на куски разорвали.
Райли глядел на него вытаращенными глазами, силясь что-то сказать, но из его рта доносилось только: Ты-ты-ты.
Блейн шагнул к нему и протянул руку, чтобы помочь встать, но Райли отпрянул от него, прижавшись изо всех сил к кузову, как бы пытаясь раствориться в металле.
— Ты один из них! — взвизгнул он. — Я давно понял…
— Ты с ума сошел!
— Я тебя раскусил! Ты не хочешь, чтоб тебя видели. Не отходишь от машины. За едой и кофе всегда хожу я. Ты не ходишь. И насчет бензина договариваюсь я. А не ты.
— Машина твоя, а не моя, — ответил Блейн. — И деньги у тебя. А у меня, ты знаешь, ни гроша.
— А как ты появился, — скулил Райли. — Вышел прямо из лесу. Ты, наверное, всю ночь там с ними провел. И ты не как все, ты ни во что не веришь.
— Потому что я не дурак, — сказал Блейн. — Вот и все. Я не больший парапсих, чем ты. Думаешь, если б я был колдуном, стал бы я трястись с тобой на этой жестянке?
Он подошел к Райли, схватил его и рывком поднял на ноги. И встряхнул так, что у него закачалась голова.
— Хватит! — заорал на него Блейн. — Нам ничего не грозит. Поехали отсюда.
— Ружье! Ты выбросил ружье!
— К чертям ружье! Пошли в машину.
— Но ты с ними разговаривал! Я сам слышал!
— Ни слова ни сказал.
— Ты не ртом разговаривал, — сказал Райли. — Не языком. Но я слышал. Не все. Только отрывки. Но ты разговаривал.
Прижимая его одной рукой к грузовику, Блейн открыл дверцу.
— А ну, заткнись и забирайся, — процедил Блейн. — Подумаешь, ружье у него есть! Серебряная картечь! Он слышал, надо же!
Поздно, решил он. Объяснять бессмысленно. И показывать ему или пытаться помочь тоже бесполезно. Скорей всего, если ему рассказать правду, он утратит последние остатки логики и совсем сойдет с ума, утонет в трясине комплексов.
Блейн обошел фургон в другой стороны, сел, завел мотор и развернул машину вдоль дороги.
Целый час они ухали молча. Скрючившись в углу, Райли не спускал с Блейна испытывающих глаз.
— Извини, Блейн, — наконец произнес он. — Наверное, я был не прав.
— Конечно, не прав. Если бы ты открыл стрельбу…
— Я не об этом, — перебил его Райли. — Если б ты был одним из них, ты бы не остался. Они могли бы тебя домчать куда надо в сто раз быстрее.
Блейн рассмеялся:
— Чтоб тебя совсем успокоить, завтра за кофе и продуктами пойду я. Конечно, если ты мне доверишь деньги.
