Глава 8
Вольф поскользнулся, упал на бок и покатился по гладкому, похожему на стекло склону холма, на вершине которого находились врата. Поверхность под ним была сухой и скользкой, но казалась какой-то маслянистой. Как он ни пытался притормозить каблуками, как ни хватался руками, скорость все увеличивалась, как при спуске с ледяной горы.
Перевернувшись одним конвульсивным движением на живот, он бросил взгляд вниз. Склон впереди мягко выравнивался, падение немного замедлилось, но, будучи не в силах остановиться, Вольф по-прежнему скользил со скоростью не меньше шестидесяти миль в час. Приподняв голову, чтобы не поранить лицо, Вольф вытянул руки вперед. Благодаря одежде он не обжигал тело, а ощущал лишь легкое тепло; к тому же без нее Роберт наверняка бы весь изранился.
Над ним сияли пурпурные небеса, над краем горизонта показалась луна — он почему-то решил, что это именно луна. На фоне неба ее полукруг выделялся темным пурпурным пятном. Он снова не попал во дворец отца. Его забросило на другую планету. Судя по расстоянию до горизонта, она почти не отличалась по размерам от только что покинутого им мира. Значит, он находился на одном из тех небесных тел, за которыми наблюдал с летающего острова.
Уризен опять посмеялся над ними. Врата перебросили их на одну из планет, вращавшихся вокруг Аппирмацума. Не исключено, что другой шестигранник в мире воды действительно был вратами крепости отца. Однако скорее всего он тоже вел сюда. Теперь об этом можно было лишь гадать.
Куда бы ни вел другой проход, ситуацию не изменишь. Вольф снова попал в очередную ловушку Уризена. Веселенькая шутка — если только смерть можно называть веселой.
Когда Роберт проехал на животе около двух миль, скат начал выравниваться, а затем пошел вверх. Вскоре скорость уменьшилась до тридцати миль в час, хотя утверждать что-либо наверняка он, пожалуй, не мог, поскольку не хватало точек отсчета. Справа вдали виднелось несколько странных деревьев. Но, не зная, какова их высота и удаленность, он не мог судить о скорости падения.
Когда ему показалось, что движение замедлилось до десяти миль в час, поверхность под ним вдруг резко пошла вверх. Его вынесло на край ледяного трамплина, подбросило в воздух, и Вольф полетел в пропасть. Из его груди вырвался крик: внизу, в сорока или пятидесяти футах, мчался бушующий поток около ста футов в ширину. На другой стороне виднелась стена из того же стекловидного материала, по которому он недавно скользил.
Роберт падал в каньон и извивался в воздухе, пытаясь сохранить вертикальное положение, чтобы упасть в воду солдатиком. Река оказалась немного ближе, чем он думал, — футах в тридцати пяти от края пропасти. Он глубоко погрузился в теплую воду, но быстро выплыл на поверхность. Течение понесло его вдоль стен каньона по большой дуге плавного изгиба. Перед поворотом он оглянулся и увидел, как в воду рухнул следующий властитель, а другой с криком летел вниз.
Каньон вдруг расступился, и река стала шире. Вольфа понесло через пороги. К счастью, камни оказались из того же стекловидного вещества, гладкими и ровными. Он не изранился, не порезался, но набил немало синяков. После порогов течение замедлилось. Роберт поплыл к берегу, который плавно вставал из воды, но на сушу ему выбраться не удалось — он вновь и вновь соскальзывал в реку.
Поток нес его вдоль берега, и Вольф надеялся, что рано или поздно он найдет более пологое место, где можно будет выбраться на сушу. Одежда, лук, колчан, нож и лучемет тянули Роберта вниз. Ему не хотелось лишаться их, и он боролся, сколько мог, но вскоре начал уставать. Сначала он расстался с луком и колчаном стрел, потом отстегнул пояс с кобурой и ножнами, а лучемет и нож засунул в брюки. А еще через какое-то время он избавился от ножа.
Время от времени Вольф оглядывался и видел, как среди волн мелькают восемь голов. «Пока все живы», — подумал он. Но если и дальше берега такие же неприступные, вскоре они все найдут свой конец на дне реки. Все, кроме Теотормона, который, несмотря на полуотросший плавник, мог держаться на воде сколько угодно.
И тут Роберта осенило. Он поплыл против течения, борясь с волнами и, поравнявшись с Лувахом, Валой и Тармасом, крикнул, что им следует плыть против течения, если они хотят спасти свои жизни.
Через пару минут рядом с ним показалась огромная, маслянистая темно-синяя туша Теотормона. За ним плыли Аристон, Эньен и Ринтрах. Самым последним оказался хвастливый Паламаброн, из трусости прошедший врата после всех. Его лицо побледнело, дыхание было хриплым и прерывистым.
— Спаси меня, брат! — закричал он. — Я больше не могу держаться на воде. Я умираю!
— Побереги дыхание, — отозвался Вольф и, повернувшись к Теотормону, сказал: — Ты сейчас нам очень нужен, брат. Только ты, когда-то презираемый всеми, можешь помочь нам. Без твоей помощи мы все утонем.
Теотормон рассмеялся и легко поплыл против течения.
— А зачем мне это? Вы все время плевали мне в лицо и говорили, что вас тошнит от моего вида.
— Я никогда не плевал на тебя, — ответил Вольф, — и никогда не говорил тебе обидных слов. Вспомни: только благодаря моим настояниям ты пошел вместе с нами. И я знал, что нам понадобится твоя помощь. Новое тело позволяет тебе делать то, чего не можем мы. Смешно, но Уризен, который приготовил для нас эту ловушку, не учел, что сам превратил тебя в морское существо, способное выжить в такой западне. Он дал тебе возможность не только спастись самому, но и выручить из беды всех нас.
Борьба с течением и долгий монолог лишили Вольфа сил, но он не забыл воздать должное Теотормону — ведь тому ничего не стоило бросить братьев умирать, глумясь над ними в последние минуты их жизни.
— Ты хочешь сказать, что Уризен перехитрил самого себя? — спросил Теотормон.
Вольф кивнул.
— И как же я вам могу помочь?
— В воде ты быстрый и сильный, как тюлень. Ты можешь разогнаться и выскочить на берег. И вытолкнуть на сушу нас, одного за другим. Я знаю, для тебя это не составит труда.
Теотормон лукаво усмехнулся.
— А чего ради мне выталкивать вас на берег?
— Если ты этого не сделаешь, то останешься один в незнакомом мире, — ответил Вольф. — Возможно, тебе удастся прожить здесь очень долго. Но ты всегда будешь одинок. И сомневаюсь, что ты найдешь кого-нибудь, с кем можно хотя бы поговорить. Не забывай: чтобы выбраться из этого мира, тебе придется разыскать врата, ведущие из него. Ты сделаешь это в одиночку? Там, на суше, тебе понадобимся мы.
— Да катитесь вы ко всем чертям! — закричал Теотормон. Он подпрыгнул вверх и скрылся под водой.
— Брат! — воскликнул Роберт.
Остальные эхом повторили его зов. Они барахтались в воде и с отчаянием смотрели друг на друга. В эти минуты на их лицах не осталось и следа прежней надменности и высокомерия.
Внезапно Вала закричала и, взмахнув руками, исчезла под водой. Она скрылась с такой быстротой, будто ее дернули за ноги.
Прошло несколько секунд, и над водой появилась темно-синяя маслянистая голова Теотормона, а через миг и рыжие локоны Валы. Длинными пальцами ног он вцепился в волосы сестры, поддерживая ее голову над водой.
— Ну давай, извиняйся! — закричал Теотормон. — Проси у меня прощения! Скажи, что ты больше не считаешь меня отвратительным слизняком! Расскажи мне, как я прекрасен. Обещай любить меня, как ты любила на острове Паламаброна!
Она вырвалась из его лап, оставив в корявых пальцах несколько клочков темно-красных волос.
— Я убью тебя, жалкий прыщ! И умирать я пока не собираюсь! Но если мне это все же предстоит, я лучше выберу смерть, чем буду умолять тебя, придурок!
Глаза Теотормона расширились. Он отплыл от нее подальше и повернулся к Вольфу.
— Видишь? — закричал он. — Зачем же мне спасать ее или кого-нибудь другого? Вы все равно будете ненавидеть меня, а я вас.
Паламаброн закричал и яростно заколотил руками по воде.
— Спаси меня, Теотормон! Мне больше не удержаться. Я слишком устал. Я сейчас утону!
— Вспомни мои слова об одиночестве, — тяжело дыша, произнес Вольф.
Теотормон усмехнулся и нырнул. Вынырнув, он уперся головой в ягодицы Паламаброна и, мощно загребая воду плавниками и огромными перепончатыми лапами, стал толкать его к берегу. Паламаброн вылетел на стеклянный берег, откатился на шесть-семь шагов, да так и остался лежать, дыша как загнанная лошадь. Из его носа текла вода, изо рта тянулась струйка слюны.
Теотормон по очереди вытолкал на берег всех властителей, и те повалились на склон, едва живые от усталости. Одна лишь Вала отказалась от его помощи. Собрав последние силы — Вольфу даже не верилось, что у нее осталось их так много, — она разогналась, сделала рывок, выскочила на берег и, помогая себе локтями, медленно поползла вверх по наклонной поверхности. Выбравшись на относительно ровное место, она осторожно села и, осмотрев мужчин, презрительно сказала:
— И это мои братья? Всемогущие повелители вселенных? Кучка полузадохшихся крыс! Пресмыкающиеся перед морским слизняком, выпрашивающие разрешение на жизнь.
Теотормон выскочил на берег и прошлепал мимо спасенных людей. Проходя мимо Валы, он даже не взглянул на нее.
Придя в себя и отдышавшись, властители тоже поползли на ровный участок суши. Вид у всех был жалкий — многим пришлось избавиться от одежды и оружия. Только Вала и Вольф остались одетыми. Он умудрился сохранить лучемет, Вала — меч. Ее одежда имела водоотталкивающие свойства, и, если бы не мокрые волосы, со стороны можно было не догадаться, что она побывала в воде.
Лувах дважды порывался встать и подойти к Вольфу, но оба раза поскальзывался и падал на ягодицы. Его лицо снова порозовело, веснушки на щеках и носу перестали быть такими заметными.
— Отец поймал нас, как детей, игравших в прятки, — сказал он. — Но сейчас из детей мы превратились в грудных сосунков. Мы даже не можем ходить и вынуждены ползать. Тебе не кажется, что наш отец хочет этим что-то сказать?
— Не знаю, — ответил Вольф. — Но не сомневаюсь, что Уризен вынашивал свой план долгие и долгие годы. Я начинаю верить, что он создал планеты вокруг Аппирмацума только по одной единственной причине: и этот, и другие миры предназначены для того, чтобы муками и болью испытать нашу волю.
Лувах невесело рассмеялся.
— Какой же будет награда, если мы пройдем через все испытания?
— Мы получим возможность убить его… или сами погибнем от руки отца.
— Неужели ты действительно веришь, что он поведет честную игру? А если он сделал свою крепость неприступной? Я никогда не поверю в честность Уризена.
— Честность? А что такое честность? Согласно неписанному договору, каждый властитель оставляет в своей системе обороны несколько лазеек, какой-нибудь дефект, воспользовавшись которым, ловкий и умный противник может пробраться внутрь. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но властителей убивали и лишали собственности, несмотря на то что они чувствовали себя в полной безопасности. И я не думаю, что победителям везло только потому, что им удавалось обнаружить эти специально оставленные лазейки. Они пробивали брешь в защите совершенно по другой причине.
Причина в том, что властители наследуют оружие от своих предшественников. Они не могут получить его иным путем, и, если нет наследства, оружие приходится красть или отбирать силой. Наша раса потеряла древнюю мудрость и мастерство; мы стали потребителями и расточителями. Мы перестали создавать. Поэтому каждый властитель может пользоваться только тем, что у него есть. И если его средства обороны не предусматривают каждую случайность, если в защите остаются дыры, ими обязательно кто-нибудь воспользуется.
И еще. Властители сражаются для того, чтобы остаться в живых и убить другого. Тем не менее многим удается выжить в течение долгого времени. Им все уже надоело; они давно желают смерти. В глубоких безднах подсознания, под пластами тысячелетних воспоминаний, пресыщенные властью и иссушенные отсутствием любви, все они жаждут смерти. И именно поэтому в их стенах появляются щели.
Лувах открыл от удивления рот.
— Неужели ты веришь в эту дикую теорию? Давай возьмем в пример меня. Я ничуть не устал от жизни. Я люблю ее так же сильно, как и в первую сотню лет. И другие тоже будут защищаться до последнего.
Вольф пожал плечами.
— Это только моя теория. Я придумал ее после того, как стал Робертом Вольфом. Знаешь, сейчас я замечаю то, чего не видел раньше и что не видит никто из вас. — Он подполз к Вале и сказал: — Одолжи мне на минуту меч. Я хочу проделать один опыт.
— Хочешь выяснить, легко ли моя голова отделяется от плеч? — спросила она.
— Если бы я хотел убить тебя, то воспользовался бы лучеметом, — ответил он.
Вала вытащила из ножен короткий клинок и вручила его Вольфу. Он слегка стукнул острием по стекловидной поверхности. И когда лезвие не оставило никаких следов, он ударил посильнее.
— Что ты задумал? — закричала Вала. — Ты же сломаешь острие!
Он указал на отметину, оставленную вторым ударом.
— Выглядит, как царапина на льду. Это вещество более скользкое и твердое, чем лед, но в остальном, как мне кажется, похоже на замерзшую воду.
Он отдал ей меч, вытащил лучемет и, установив его на половинную мощность, выстрелил в поверхность склона. Стекловидный материал вспучился, и из него потекла жидкость. Он выключил лучемет и выдул жидкость из выемки. Заинтересованные происходящим, к ним стали подползать другие властители.
— Странный ты человек, — сказала Вала. — Ну кто еще додумался бы до этого?
— Зачем он делает дырки? — спросил Паламаброн. — Может быть, наш братец спятил? — К нему вернулось былое высокомерие, и он вновь говорил надменным тоном.
— Нет, он не спятил, — ответила Вала. — Просто он любознательный, вот и все. Наверное, ты забыл, что такое любознательность. Разве не так, Паламаброн? Неужели ты такой же вялый, как… и все, что ты делаешь? Впрочем нет, извини. Несколько минут назад ты вел себя довольно живо.
Паламаброн вспыхнул, но ничего не сказал. Нахмурив брови, он наблюдал, как на стенках дыры и вдоль ее краев появились и начали расти крошечные кристаллы.
— Самовосстановление, — произнес Вольф. — Я прочитал о древней науке наших предков все, что мог достать, но не встречал и никогда не слышал ничего подобного. Очевидно, Уризен обладает знаниями, которые утрачены другими.
— Возможно, он получил их от Рыжего Орка, — сказала Вала. — Говорят, что Орк знает больше, чем все остальные властители вместе взятые. Он последний из древних, и говорят, будто ему уже полмиллиона лет.
— «Говорят, говорят», — проворчал Вольф. — Рыжего Орка никто не видел около сотни тысячелетий. Я думаю, он давно уже умер и от него остались одни легенды. Но хватит об этом. Нам нужно найти следующую группу врат, хотя трудно сказать, куда они нас могут привести. — Он осторожно поднялся и медленно сделал несколько шагов.
Помимо бесплодного стекла этот мир имел и растительность. На расстоянии нескольких сотен ярдов виднелись редкие деревья, и между ними росли кусты, похожие на грибы. Тонкие спиральные стволы деревьев с красными и белыми полосками напоминали щипцы парикмахера. Они поднимались на двадцать футов, а затем изгибались вправо и влево. Там, где начинался изгиб, росли ветви, и каждая из них выглядела как положенная горизонтально цифра «9». Ветви покрывал тонкий серый пух, нити которого достигали двух футов в длину.
Обнаженный Ринтрах задрожал.
— Мне не холодно, — сказал он, — но я чувствую какую-то тревогу. Возможно, все дело в тишине. Вы только прислушайтесь — как тихо.
И они прислушались. До них доносился лишь шелест ветра в кустах, легкое постукивание петлеобразных ветвей и плеск воды у берегов. На этом перечень звуков исчерпывался. Ни пения птиц, ни криков животных, ни человеческих голосов. Только ветер и река. Но даже они звучали так тихо, словно их накрыло пуховиком пурпурных небес.
Во все стороны до горизонта простиралась глянцевая белая равнина. Невдалеке возвышалось несколько округлых холмов; самым высоким был тот, с которого путешественники столь молниеносно спустились. Осматривая ландшафт, Роберт с минуту разглядывал этот холм и врата — темное крошечное пятнышко на самой вершине. Остальные, более низкие холмы располагались на относительно ровной местности.
«Как же выбраться отсюда? — подумал Вольф. — Мы должны разгадать намек Уризена, иначе поиск врат может затянуться на века. И мы будем бродить по ледяным холмам до конца жизни — если только найдем по пути какую-нибудь еду».
— Мне кажется, нам следует идти вдоль реки, — сказал он вслух. — Она течет по наклонной плоскости и, следовательно, приведет нас к какому-то большому водоему. Уризен не зря бросил нас в реку. По всей вероятности, это намек на то, что река может стать нашим проводником к следующему гексакулуму… или группе врат.
— Возможно, ты и прав, — сказал Эньен. — Но у твоего отца и моего дяди уродливый и извращенный ум. Его мозги работают в другую сторону, и он мог использовать реку как намек на движение вверх, а не вниз.
— Ты прав, кузен, — ответил Вольф. — Но есть только один способ выяснить это. Я предлагаю идти вдоль берега вниз по течению, хотя бы потому, что так легче двигаться. — Он повернулся к Вале и спросил: — А ты как считаешь?
Она пожала плечами.
— Не знаю. В прошлый раз я ошиблась с выбором. Почему ты меня спрашиваешь?
— Потому что ты всегда была ближе всех к отцу. И ты лучше других знаешь его манеру мышления.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Не думаю, что ты хотел польстить мне этим. Но я готова считать твои слова комплиментом. Несмотря на свою ненависть к Уризену, я восхищаюсь им и уважаю за ум. Он вышел живым из переделок, где погибла большая часть его современников. Но раз уж ты меня спрашиваешь, я говорю, что нам надо идти вниз по реке.
— Что думают об этом остальные? — спросил Роберт.
Для себя он уже сделал выбор. Но ему не хотелось выслушивать жалобы, если путь окажется неверным. Пусть все разделят ответственность за принятое решение.
Паламаброн выступил вперед и закричал:
— А я говорю, нет! Я настаиваю, чтобы…
