Через час он уже сидел в глубоком кресле в гостиной Института абстрактных знаний, чувствуя, как боль после пыток покидает его тело в результате манипуляций, совершенных искусными пальцами Майрака. Вокруг него струились звуки волшебной старинной музыки. Бетховен, судя по словам этого маленького землянина, был одним из знаменитых древних композиторов. Эвинг с наслаждением потягивал предложенный ученым напиток.

Все было для него абсолютно непостижимо: звонок Майрака, поездка через весь Валлон–сити, сказочное здание, сдвинутое во времени на три микросекунды по сравнению с остальным городом, и превыше всего — тот факт, что записка в его комнате была, сейчас он уже в этом не сомневался, несомненно настоящей. Эти земляне владели тайной путешествий во времени, и хотя никто и не догадывался, что они уже отправили по меньшей мере одного Бэрда Эвинга в прошлое из точки, которая в потоке времени все еще лежала в будущем где–то во второй половине этого Четвертого дня, сам Эвинг был оглушен.

Он понял, что его ответственность, и без того огромная, теперь стала просто чудовищной. Один человек отдал свою жизнь ради того, чтобы настоящая жизнь при этом не оборвалась. Эвингу казалось, что какая–то его часть, о существовании которой он и не догадывался ранее, отмерла, и теперь он снова был единственным хозяином своей судьбы.

Беседа текла непринужденно. Земляне, настороженные и любознательные люди, хотели как можно больше узнать об угрозе со стороны клодов и о том, способны ли жители Корвина отразить это нападение, когда оно произойдет. Эвинг рассказал им всю правду — что они приложат все силы, но что надежды на успех совсем немного.

И тогда Майрак перевел разговор в другое русло. Его интересовала возможность организации переброски сотрудников Института абстрактных знаний на Корвин, где они, во всяком случае, были бы в большей безопасности, чем сейчас на Земле, под пятой Сириуса–4.

Это предложение об эмиграции показалось Эвингу весьма сомнительным. Он откровенно объяснил разочарованным землянам, насколько тяжело организовать такое крупное мероприятие и какое малое число кораблей способен выделить Корвин для этой цели. Он также упомянул и о неизбежной задержке, которую повлекут за собой переговоры.

Он прочитал горечь на лицах. С этим ничего нельзя поделать, подумал он. Корвину грозит уничтожение. Земле же — всего лишь оккупация. Корвину нужна помощь гораздо больше, чем Земле. Но от кого?

— Мне очень жаль, — произнес он под конец. — Я просто не вижу, каким образом мы могли бы предоставить вам убежище. С другой стороны, мне кажется, что на Корвине вы можете оказаться в гораздо худшем положении, чем на Земле. Нападение клодов будет жестоким и смертельным. Здесь же Сириус, по–видимому, оставит все, как оно есть, разве что теперь вы будете платить те же налоги сирианам, а не правительству Медлиса.

Удручающее ощущение тщетности всех его усилий охватило корвинита. Он не нашел возможности разрешить проблему, стоящую перед Корвином, не сумел хоть чем–нибудь помочь этим бедным землянам. Им придется смириться с жизнью под игом Сириуса–4, в то время как Корвину остается только ждать нашествия клодов и неизбежно сопутствующего ему завоевания и истребления своих соплеменников.

Его миссия провалилась. Какие бы смелые планы ни строил покойный Эвинг, оставивший ему записку, в его собственном мозгу они не нашли соответствующего отражения. Было ясно, что тот Эвинг видел какое–то решение для Корвина, какой–то способ защиты планеты от клодов. Однако он ничего не сказал об этом в своей записке.

Очевидно, путешествуя во времени в прошлом, он испытал что–то такое, что дало ему ключ к решению дилеммы.

В голову пришла заманчивая мысль. А что, если сделать еще одно обратное путешествие во времени, спасти Эвинга, которого он обязательно найдет в прошлом, еще раз продиктовать записку и включить в нее ту информацию, которой сейчас в ней так недоставало.

Нет!!!

Он отверг эту мысль решительно и бесповоротно. О еще одном путешествии во времени не может быть и речи. У него сейчас имеется возможность разорвать зацикленную цепь и обрезать пуповину, соединявшую его с Землей. Отказаться от подобной возможности было бы неразумно. Вернуться на Корвин, готовиться к отражению нападения, защищать свой дом и Родину, когда настанет для этого час, — вот единственно разумный порядок действий. Продолжать поиски несуществующего сверхоружия бесполезно.

«Лучше предоставить Землю ее печальной участи, — подумал он, — и вернуться на Корвин».

Беседа стала затухать и почти совсем остановилась. Ему и землянам больше не о чем было говорить. Обе стороны взывали о помощи, и ни одна из них не была в состоянии оказать ее.

— Давайте поговорим о чем–нибудь другом, — предложил Майрак. — Эти разговоры о бегстве и о нашествии портят настроение.

Пластинка с музыкой Бетховена закончилась. Майрак встал, вынул ее из проигрывателя и поставил на место.

— У нас отличная коллекция старинных авторов. Вот, например, Моцарт, Бах, а вот это Гайдн…

— Боюсь, что мне не приходилось слушать никого из них, — признался Эвинг. — У нас на Корвине сохранилось всего лишь несколько записей произведений старинных композиторов с Земли. Я слышал их в музее. — Он наморщил лоб, пытаясь припомнить имена. — Там были Равель и Стравинский, помнится. И, кажется, какой–то Барток. Записи эти принадлежали одному из пионеров–колонистов.

Майрак поставил пластинку Баха. Он объяснил, что приятно звучащий инструмент, который ведет основную тему, называется клавесином. Это был очень примитивный инструмент, издававший звуки при механическом воздействии на его струны.

Несколько ученых всерьез интересовались музыкой, как новой, так и старой. Они стали наперебой излагать свои точки зрения. В другое время Эвинг, возможно, и принял бы участие в этой дискуссии. Теперь он их слушал только из вежливости, почти не вникая в то, что говорилось. Он пытался точно вспомнить текст записки, которую он прочел, а затем уничтожил сегодня утром. Они покажут ему свою машину времени. И он должен будет не поддаваться соблазну прыжка в прошлое. Это вызовет необходимые изменения в прошлом и будет способствовать осуществлению плана, разработанного Эвингом–1.

«Каким бы он ни был!» — подумал настоящий Эвинг.

Наконец Майрак сказал:

— Мы многого достигли в разработке теории времени. Наши машины, находящиеся в глубоких подвалах этого здания, могут…

— Нет! — произнес Эвинг так внезапно и так резко, что это прозвучало почти как крик. Затем более спокойным тоном он продолжал: — Я имел в виду, что сейчас уже поздно. Боюсь, что стоит мне увидеть хоть одним глазом ваши машины времени, я буду настолько заворожен ими, что до неприличия затяну свое посещение и злоупотреблю вашим гостеприимством. Надо ценить время хозяев!

— Но мы очень хотим, чтобы вы провели у нас столько времени, сколько вы пожелаете, — запротестовал Майрак. — Если вам хочется взглянуть на машины…

— Нет! — решительно повторил Эвинг. — Боюсь, что мне пора.

— В таком случае мы отвезем вас в гостиницу.

Вот здесь должна быть точка расхождения, подумал Эвинг в то время, как земляне провели его к двери и стали выполнять операции, которые делали возможным синхронизацию с остальным миром.

«Мой предшественник ни разу не выходил из этого здания, — отметил про себя Эвинг. — Вместо этого он удваивался вечером Второго дня. Теперь я наконец–то отделился от двойника».

Он сел в машину и оглянулся на свободный участок, который на самом деле был занят зданием Института.

— Вы должны когда–нибудь посмотреть, как действуют наши машины, — сказал сопровождающий его Майрак.

— Да… разумеется, — уклончиво ответил Эвинг. — Как только управлюсь с неотложными делами.

«Завтра я уже буду возвращаться на Корвин, — подумал он. — Скорее всего я больше никогда не увижу ваши машины, приятель».

Он понял, что своими действиями во второй половине дня породил новую цепочку событий. Он не вернулся назад, во Второй день, и не спас узника, допрашиваемого Фирником, тем самым он создал Эвинга–3, у которого сириане все же извлекли из мозга информацию и который скорее всего умер два дня назад. Таким образом, Фирник уверен, что Эвинг мертв! И будет очень удивлен, когда призрак затребует свой корабль из ангаров космопорта и возьмет курс на Корвин.

Эвинг нахмурился, пытаясь выбраться из лабиринта, в котором бились его мысли. Что ж, теперь все это не имеет никакого значения, заключил он. Решающий шаг сделан!

К худу или добру, но временной континуум был изменен, и время теперь текло по новому руслу.