Книга: Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]
Назад: Город тысячи солнц Книга третья
Дальше: Примечания
Глава 7
Сирена все еще завывала в темноте. Лопнула водопроводная магистраль, и улица превратилась в бурлящий поток.
Женщина в белом, спотыкаясь, брела по мостовой; мокрые полы одежды хлопали ее по ногам. На седых слипшихся волосах что-то блестело. Когда женщина доковыляла до уличного фонаря, стало видно, что это жестяное кольцо, вырезанное зубцами из консервной банки. Высокая фигура в белом обернулась назад и позвала кого-то.
Из-за угла вышли несколько мужчин и женщин и неуверенно зашлепали по воде. Молодой парень с падающими на лицо волосами и надписью на пижаме «Палата 739» бессмысленно кричал и дергал себя за ухо.
Началась какая-то возня. Все сгрудились вокруг здоровенного мужчины в мокрых пижамных штанах, который схватил за плечо щуплого человека в мокром и мятом докторском халате и ударил его по затылку. Доктор упал на колени и обратился к высокой женщине:
— Послушайте, вы не понимаете, вы больны… все больны… давайте я отведу вас обратно…
Высокая женщина яростно закричала:
— Вели ему замолчать!
Мужчина ткнул доктора в спину и захохотал, когда тот повалился в воду.
— Я не могу найти! — вопила женщина, шаря в складках простыни, которая заменяла ей накидку. — Кто украл? Разве вы не знаете, кто я? Как вы смеете так обращаться со мной?
Стоя на коленях в холодной воде, врач отчаянно звал на помощь.
Из переулка вышел человек в резиновых сапогах и зеленом макинтоше.
— Эй, разойдитесь! — закричал он. — Очистите квартал, пока не починят магистраль! Быстро!
— У меня отняли это! — визжала женщина. — Украли!
— Помогите! — кричал врач.
Полицейский подошел ближе.
— Кто вы такие, черт побери?
Высокая женщина быстро повернулась к нему.
— Вы знаете, с кем говорите? Эй, пусть он заткнется!
Бычьего сложения мужчина ударил полицейского кулаком в лицо и ребром ладони по шее, отволок бесчувственное тело к доктору, сунул головы обоих в воду и подержал так.
Завывающий парень снял с пояса полицейского длинное и тонкое оружие и направил его в небо, нажав кнопку на рукоятке. С двойного зубца энергоножа посыпались искры. Старуха сказала:
— Это явно не оно. Но все равно, неси его. То кто-то украл, но мы найдем его. Пошли дальше!
— Сюда, — сказал Джон, увлекая Алтер в переулок.
— А как лопнувшая магистраль?
— Вряд ли там глубоко. А почти все дороги к гавани блокированы. Идти в обход очень далеко.
— Ладно, плавать мы умеем, — пожала плечами Алтер.
И они зашлепали по воде.
Завернув за угол, Джон остановился. Вдалеке послышалось шлепанье многих ног.
— Неды? — спросил Алтер.
— Пошли.
У следующего угла они опять остановились. Им навстречу двигалась странная группа людей. Сначала они увидели белый огонь. Это оказался энергонож в руке парня в пижаме с надписью на груди «Палата 739». За ним ковыляло с десяток людей. На недов они не походили. Неожиданно высокая женщина в белом закричала, указывая на них дрожащей рукой:
— Это наверняка у них! Хватайте их, пока они не удрали!
Кто-то кинулся в ноги Джону и дернул их. Кто-то схватил Алтер за руку, другие — за плечи.
— Джон! — крикнула она. — Посмотри на эту женщину!
— Боже! — воскликнул Джон. — Это же королева-мать!
— Но ведь говорили, что она в психушке… — И тут Алтер поняла, кто эти люди.
Взлетел кулак, и Джон потерял сознание. Женщина в жестяной короне подошла к нему.
— Ты украл это! Где оно? Отвечай! — Она выхватила у парня энергонож.
— Ваше Величество, — закричала Алтер, — умоляю вас…
Ее крепко держали за локти.
Электролезвие остановилось в воздухе. Старуха повернула голову:
— Ты назвала меня Ваше Величество! Значит, ты знаешь, кто я?
— Вы королева-мать. Пощадите его, Ваше Величество!
— Да… — Женщина задумалась. — Да, правильно. Но… он обокрал меня. — Она снова взглянула на Алтер. — Да, я королева. Но они, — она показала на людей вокруг, — не верят. Хотя идут за мной, раз я велела, и делают, что я приказываю, потому что иначе я буду злиться. Но они все-таки не верят. Видишь, у меня отняли корону, и я должна носить жестяную, и кто теперь узнает во мне настоящую королеву?
— Я знаю, Ваше Величество! А что касается вашей короны, важна идея, а не предмет.
Старая женщина улыбнулась.
— Да, ты права. — Она потянулась к шее Алтер и коснулась пальцами ожерелья из раковин. — Красивое ожерелье. Мне кажется, я помню его. Может, у меня было такое? Ты, наверное, графиня или принцесса королевской крови, раз носишь такую драгоценность.
— Нет, Ваше Величество.
— Это же морские раковины. Значит, ты по крайней мере герцогиня. Впрочем, благородная дама никогда не допытывается о ранге другой. Я забылась. Достаточно знать, что ты из нашей семьи. — Она снова повернулась к Джону. — Но этот человек, я знаю, украл э т о. Я убью его, если он не вернет мне это!
— Ваше Величество! — закричала Алтер. — Он мой друг и такого же благородного рода, как и я. Он ничего не брал у вас.
— Тогда кто же это взял?
— Что «э т о»? — рискнула спросить Алтер.
— Я… я не помню… у меня взяли корону, скипетр, даже мой… и я нигде не могу найти его! — Она подняла искрящийся нож и снова повернулась к Джону. — Он украл э т о!
Руки, державшие Алтер, ослабили тиски. Она ринулась к Джону и упала на колени перед королевой с ножом.
— Ваше Величество, сделайте один благородный поступок в своей жизни, пощадите этого человека. Вы королева. Не мне говорить вам, что не подобает королеве выказывать такой гнев, если ей не нанесено оскорбление. Вы королева и должны быть милосердной.
— Я… королева? — Старуха вдруг заплакала. — Вспомнила! Это был портрет моего сына. У меня было два сына. Сначала украли младшего, потом убили старшего. Но у меня был его портрет в металлической рамке. Они продавались в гаванях за полденьги. Но мне даже его не оставили. Все, все исчезло…
Лезвие упало в воду и зашипело. Парень из палаты 739 поднял его. Королева плача пошла прочь, остальные потянулись за ней.
Джон сел. Алтер прижала к себе его голову.
— Джон, ты не видел ее… Разговаривать с ней без крика было самым трудным делом моей жизни.
Джон кое-как встал.
— Ну, я рад, что тебе это удалось. Давай пойдем побыстрее к этому проклятому судну. Ну, успокойся.
Луна уже осветила море, когда они подошли к пирсам грузовых судов. Они поднялись на борт, и через несколько минут грязное судно вышло из гавани. Они облокотились на поручни и смотрели на уменьшающиеся шпили города, на дрожащее отражение луны в море.
— Помнишь, мы читали стихи? — спросила она. — Какое мы не поняли?
— Что-то об одиночестве. Я не помню начала.
— Я помню. — Она процитировала: — «Великое спокойствие так же двусмысленно, маниакально и свободно, как великое отчаяние…»
Голос позади них продолжил, и они обернулись.
— «…как крик любящих в разграбленной ночи; повернись, поэт, к древним грезам, пусть слезы падают в море при лунном свете…» Дальше не помню.
— Где ты слышал это? — спросил Джон.
Матрос вышел из тени каюты.
— Это говорил мальчик, что ехал с одной странной парой. Он говорил, что сам написал их.
— Какой мальчик?
— Ну, ему, наверное, лет двадцать. Для меня мальчик. Они ехали втроем. У мужчины больно уж занятная голова. Он больше сидел в своей каюте, а мальчик бродил по палубе, со всеми разговаривал, читал свои стихи.
— Видимо, Катэм очень торопился, если уехал без жизненной пены, — сказал Джон.
— Не удивительно, что нет записей, что их вертолет ушел на материк, — сказала Алтер. — Они, наверное, спрятали его в городе, а сами сели на судно. Джон, он говорит, что Ноник ходил повсюду, разговаривал со всеми, возбужденный и довольный. Что-то не похоже на человека, жену которого только что…
— Я не сказал «довольный», — перебил матрос. — Скорее исступленный. Он задавал странные вопросы. Но иногда ходил и ни на кого не смотрел.
— Это уже больше похоже, — сказал Джон. — Давно это было?
— В тот самый день, когда бомбили Военное министерство.
— Стало быть, они тоже отправились на материк, — сказал Джон. — Где они высадились?
— Там же, где через два часа будете и вы.
Они пристали за час до рассвета. Судно должны были грузить днем, когда все пассажиры высадятся.
— Никому не хочется ждать дневного света, — сказал матрос, — но здесь множество недов, а ночь их время. — Он указал на темную массу неподалеку.
— Что это? — спросила Алтер.
— Цирковой корабль. Он возвращался из турне по материку. Неды напали на него, разграбили и сожгли. Кучу народу убили. Это случилось месяц назад. Я же говорю, здесь полно недов.
Глава 8
Каждый человек, идущий к какой бы то ни было конечной цели, смотрит с определенной точки зрения. И поэтому, сталкиваясь с какими-то фактами, явлениями, видит лишь одну их сторону; в то время как кто-то другой, возможно, видит другую их сторону. Когда Алтер кричала королеве-матери: «Сделайте один благородный поступок в своей жизни», молодой нед, случившийся неподалеку отсюда, быстро повернулся и скрылся в ночи. Это был Кино.
Неизвестно, почему именно эта фраза из всей этой сцены так поразила парня из низов и запечатлелась в его памяти, хотя все прочее не произвело на него никакого впечатления: рядовой уличный эпизод, и все. Джона он не узнал. Невнятную речь женщины он не связал с больничной одеждой. Однако у него были собственные причины поразмышлять над этой безумной властью старухи, пока он шел по набережной.
Он задумчиво вынул из кармана кусок мела и написал на остатках военного плаката на стене: «Ты попался в ловушку в…»
— Кино?
— Джеф. — Кино обернулся.
— Значит, это ты пишешь всякий вздор на стенах?
— Вроде, — нахмурился Кино, думая, остаться ему или уйти. — Что ты здесь делаешь, Джеф?
— Это моя территория. Хочешь сказать, что я не могу ходить по ней?
— Нет, Джеф. Я ничего такого не думаю. — Он положил мел в карман. — Ну, я пошел. Джеф, ты когда-нибудь совершал благородный поступок… ну, сделал что-нибудь, чем мог бы гордиться?
— Я горжусь, — сказал Джеф, сжав кулаки.
Кино отступил, но продолжал:
— Чем ты гордишься, Джеф?
— Проваливай.
— Минутку! Нет, Джеф, чем тебе, черт возьми, гордиться? Никто тебя не уважает. Думаешь, после того дела с бабой Ноника здешние парни считают тебя хватом? He-а. Ты — маленькая обезьяна, такая маленькая, что, по их мнению, тебе и делать здесь нечего. Может, прямо сейчас сидят где-нибудь и соображают, как взять тебя и разорвать на куски, вроде как ты уделал Ренну. Может, тебя уже ищут, обезьяна, и придумали, как выкурить тебя из твоей норы.
Все это было чистейшей выдумкой, но Кино, начав говорить, увидел шанс отомстить за друга.
— Чего ради ты мне это говоришь?
Кино пожал плечами.
— Просто люблю предупреждать людей. Я всегда это делаю. — Он почувствовал, что дальше блефовать не сможет. — Гляди в оба, — добавил он и пошел. Интерес к фразе Алтер тем временем иссяк. Он быстро шел по улице и думал: «Все равно я напугал его! Осторожнее будет разгуливать!»
Джеф остался один и снова сжал кулаки, обдумывая слова Кино.
— Я-то горжусь, — пробормотал он, и вдруг лицо его исказилось. — Меня не найдут, — прошептал он и бросился бежать.
Через два квартала он остановился перед маленькой дверью в подвал. Он проскочил три ступени вниз и постучал кулаком в дверь. В Адском Котле было несколько тайных лавочек, где можно было купить энергоножи, похищенные у стражников, ворованную взрывчатку; кое-какое оборудование, созданное для нужд мнимой войны, исчезало при перевозке с одного склада в другой. Эти лавочки в основном работали по ночам.
Дверь приоткрылась. Джеф протиснулся внутрь. Через пять минут он вышел. В руке у него был латунный шар с кнопкой. Это была маленькая, но мощная граната. Однажды он бросил такую в окно крематория, владельцы которого не захотели платить за защиту.
У своей норы он остановился. Нет, здесь его первым делом станут искать. Тут то и дело шастали другие неды, и его с легкостью возьмут. Он пошел по набережной.
Ворота одного из пирсов по случайности были открыты. Там стояло только одно судно. Сходни не были подняты. Капитан баркаса был достаточно беспечен и ушел, ничего не закрыв. Видимо, здесь нечего взять, подумал Джеф, поднимаясь на палубу. Когда он дошел до люка, над его головой раздался вой. Подняв голову, он увидел за гаванью далекий взрыв. Джеф быстро спустился в грязный люк. Опять бомбежка. Скоро взорвут весь этот проклятый город, думал он. Может, это отвлечет недов от него — займутся грабежами. Он сел в сыром углу и положил гранату на колени. Пусть приходят за ним сюда. Интересно, что там взорвалось?
Лит бежал в сплошной завесе дыма. Дым драл горло, обжигал ноздри.
— Петра, где ты? — кричал он.
Из открытой двери справа лился яркий свет. Кто-то, кашляя, наткнулся на Лита.
— Лит, что происходит?
— Бомбят, Петра. Нас!
Часть потолка и дальняя стена треснула. Свет погас. Ветер погнал дым в их испуганные лица. Петра схватила Лита за руку и побежала по коридору, позади раздался грохот падающего камня.
— Сюда! — Она начала спускаться по лестнице.
— Нет, Петра! Пойдем другой дорогой!
Лист пластика упал со стены, за ним посыпалась кирпичная кладка. Они повернули к другой лестнице. Их страх усилился, когда они увидели на ступенях дворцового стража с заваленной камнями головой.
— Куда бежать, Петра? Все еще бомбят.
Как бы в ответ раздался новый взрыв, пол задрожал. С потолка посыпалось стекло: разбился потолочный хронометр. В нижнем этаже кто-то визжал.
— Что с крылом Совета? — спросил Лит, когда они начали спускаться по следующей лестнице.
Думаю, бомбы упали в первую очередь туда, иначе нас бы уже не было. Идем сюда. — Они вышли на верхний балкон тронного зала.
— Петра! — Лит подошел к перилам и указал вниз, в зал. Горела всего одна лампа в конце зала. Зал заполняли люди.
Петра тоже подошла к перилам.
— Что они делают, Петра? Кто они?
Она нажала рукой на его плечо. Он пригнулся.
— Так быстро… — прошептала она. — Они уже здесь… так быстро…
— Кто они?
— Смотри!
Люди внизу с удивлением оглядывались по сторонам. Один подбежал к окну, сдернул штору и обернул себя ею. Она поволоклась за ним шлейфом. Другой остановился перед инкрустацией из драгоценных камней на стене и стал ножом выламывать ее. Третий схватил что-то с постамента, на котором стояло несколько старинных статуэток, и поспешно сунул за пазуху.
— Грабители, мародеры, вандалы, — прошептала Петра. — Неды!
Из дальнего входа в зал вошли еще трое: два старика и женщина. Их одежда была настолько же богата, насколько бедна у вандалов, но такая же рваная, пыльная, обугленная.
— Члены Совета, — прошептал Лит. — Наверное, они успели выбежать из своего крыла дворца.
Трое и вандалы секунду смотрели друг на друга. Затем человек со шторой шагнул вперед.
— Вы что тут делаете? — спросил он.
Оцепеневшие советники только теснее сдвинулись. Голодранец, ободренный их молчанием, закричал:
— Вам тут нечего делать! Вы не скроете от народа то, что по праву принадлежит ему!
Советники растерянно покачали головами. Советник Тилла нервно поднял руку к ожерелью из морских агатов; советник Рилум теребил конец своего золотого пояса.
— Мы только хотели выйти из… — начал советник Сервин, собравшись с духом.
— Не выпускайте их! — закричал голодранец. — Они разболтают! Не выпускайте!
И все разом кинулись на испуганную троицу.
Вскоре кто-то взмахнул в воздухе золотым поясом, а женщина побежала к двери с ожерельем в руках.
Петра крепко сжала плечо Лита.
— Ох, Лит, неужели… Нет, не может быть!..
— Петра, ты, наверное, была права в своей оценке аристократии. Может, это и к лучшему, что она…
Петра резко повернулась к нему.
— Аристократия! В худшем случае это саргассы в больном обществе; само ее название обрекает ее на смерть. Но она, по крайней мере, имела мужество аплодировать приказу о собственной казни. — Петра повернулась к перилам и заглянула вниз, где уже не было никого, кроме трех тел у подножия трона. — Но эти… нет, эти не то… — Она отвернулась.
— Даже в народе исчезло всякое благородство.
— В лесу сказали бы, что исчезла всякая гистосенсность.
Герцогиня вопросительно взглянула на Лита.
— Исчезло все человеческое, — перевел Лит.
Позади них раздались шаги.
— Они здесь! Это наверняка король!
Не оглядываясь, они сбежали с балкона вниз и свернули в лабиринт коридоров.
— Мы их догоним! Это всего лишь баба и хромой мальчишка!
Но их не догнали. Они знали дворцовый лабиринт, а грабители — нет. Наконец они остановились в глубине маленького парка позади дворца.
— Теперь ты иди за мной! — вдруг прошептал мальчик.
— Куда?
Но он уже шел вперед, и она последовала за ним. Через дверь, по мостику, под арку. Они шли вдоль стены улицы Устриц. Когда они дошли до домов-муравейников, она опять спросила:
— Куда мы идем? — И взглянула назад, где между шпилями башен плясали языки пламени.
— Идем! — Он крепко взял ее за плечо. — Мы уже ничего не можем сделать, Петра. Прошу тебя, идем!
И они пошли.
Город охватила паника. Люди выскакивали из своих домов, иные забирались на крыши, чтобы полюбоваться зрелищем. Войска боролись с пожарами, бушевавшими в центре. В городе царил хаос. Пользуясь всеобщим замешательством, Лит и Петра незаметно добрались до набережной.
— Лит, куда мы идем? — в третий раз выкрикнула Петра и оглянулась на башни. — Эркор до сих пор где-то во дворце. Джон и Алтер пытаются попасть в Тилфар…
— …а ты ничего не можешь сделать. — закончил он за нее. — Пошли.
— Куда?
— К судам, Петра. Возьмем судно и отчалим. Здесь больше делать нечего. И я так хочу! Если здесь не осталось ничего, что бы ты хотела сделать, то хоть исполни мое желание!
Впереди показалась группа оборванцев, и кто-то закричал:
— Видали, какие нарядные!
Они повернулись и побежали. За ними неслись крики:
— Отберем шмотки! Это богачи! Отнимем у них барахло!
Портовые ворота были распахнуты настежь. Они бросились туда, вбежали на судно и, оказавшись на палубе, подняли сходни. Когда они бежали к рубке, в воротах появились люди.
Петра замешкалась, глядя на них, но тут под палубой загудел мотор.
— Поднимайся сюда, Петра! Судно пошло!
Она отвернулась от фигур, стоявших у края пирса, и не видела, как трое прыгнули на борт, не видела, как четыре руки соскользнули с края палубы, как два тела свалились в воду, а две руки помогли этому, а затем на краю палубы показался локоть, темная голова, вторая рука. В это время Петра стояла с Литом у штурвала.
— Нет, Петра, не оглядывайся на город, смотри вперед! Куда пойдем? К твоему острову? На материк? Или вообще к краю барьера и дальше? Мы пойдем туда, где никто еще не бывал, мы откроем новые острова!
Она не видела пригнувшуюся фигуру человека, который шагнул было вперед, но остановился, услышав их голоса, посмотрел по сторонам, увидел открытый люк. Босые ноги прошлепали по палубе, по которой плясали блики света от горящих башен, и скрылись в люке.
— Петра, помнишь того мальчика, который рассказывал мне о восходе солнца над морем? Так вот в его честь мы поплывем прямо в утро. Кто бы он ни был, мы поплывем в его честь!
— Сейчас ночь… — прошептала она и подумала: это не в честь кого-то, это просто эгоистический шаг, который мы собираемся сделать, бессильные остановить крушение…
— Но скоро… — шепнул он в ответ и подумал: разве ты не видишь, что нам оставалось только спасать себя, потому что все рухнуло и больше ничего нет…
Под палубой проснулся Джеф, приподнялся на локте и услышал стук мотора. Снаружи шипела пена, и он в ужасе подумал: неужели пришли за мной? И его рука сжала гранату.
В люк спрыгнул человек, повернулся, и на миг его лицо оказалось на свету.
— Кино!
— Джеф!
Джеф нажал кнопку. На верфи все еще стояли мародеры, глазея на уходящее судно. Раздался взрыв, и лица их осветились, как днем.
Глава 9
Порыв ветра колыхнул деревья, когда они спустились по зеленому склону.
— Отдохнем часок? — спросил Джон.
— Хватит и полчаса!
— Пойдем.
Что-то блестящее закрутилось в воздухе и упало в траву перед ними.
— Не бросишь ли мне это обратно? — попросил кто-то из-за кустов.
Джон наклонился и поднял металлическую бляху.
— Вот она. Получай.
Раздвинулись ветки, и появился человек. Возраст его трудно было определить. Он был без рубашки, в одних рваных штанах, подвязанных на талии, при ходьбе он слегка приволакивал ногу. Одно плечо скособочено, правая рука безвольно болталась. Волосатая грудь выгнулась, когда он потянулся к бляхе здоровой рукой. Джон решил рассмотреть ее. Это была медаль с изображением нескольких зданий перед горой, из-за которой сияли солнечные лучи. По нижнему краю шла надпись:
ГОРОД ТЫСЯЧИ солнц.
Джон протянул бляху человеку, который взял ее сильными пальцами.
Значит, вы хотите отдохнуть? Как насчет чистых простынь и матраца на пружинах в комнате со светло-зелеными стенами, в которую не проникают никакие звуки, а утром в окно заглядывает солнце…
— Хватит тебе, — сказал Джон. Они так устали, что этот дружелюбный треп причинял физическую боль. — Чего зря болтать?
— Пошли, если хочешь отдохнуть, — сказал человек и снова направился в кусты.
— Куда?
— Ты же прочел надпись.
Они лезли по камням, пробирались через кусты. Утренний туман стоял плотной стеной, но когда они наконец прошли заросли, яркий свет загорелся на их лицах. Они стояли на маленькой скале. Золотистый туман внизу рассеялся, и они увидели среди гор озеро. На берегу люди строили… город. Художник, вырезавший изображение на медали, несколько приукрасил его. На диске Джон не понял, из чего построены здания. Оказывается, большая их часть была деревянной. И много зданий добавилось после того, как был вырезан диск.
— Что это? — спросила Алтер, глядя со скалы вниз.
— Уже сказано — Город Тысячи Солнц. Он еще строится. Недавно начали.
— Кто его строит? — спросил Джон.
— Неды, — сказал их проводник. — Недовольные. Только эти неды недовольные другими недами так же, как и всем остальным в этом сумасшедшем мире. — Тем временем они спустились со скалы на мягкую траву. — Всего несколько лет назад они пришли в лес и стали строить у озера свой город.
— А почему его так назвали?
Гид пожал плечами и хмыкнул.
— Передача материи, тетроновая энергия, гидропоника и аквариумы создали в Торомоне большой научный потенциал, его достаточно, чтобы производить продукты питания, строить жилье, новые предприятия для своего населения, а также организовывать полеты к звездам. И вот маленькая кучка людей взялась за дело. Любой желающий может приложить руки. Пока еще здесь все довольно примитивно, но отдохнуть можно. Тысяча Солнц — это звезды, до которых люди когда-нибудь долетят.
— А почему ты вышел встретить нас? — спросил Джон.
— Если бы ты шел прямо к городу, я мог бы и не встречать тебя; но, продолжая идти так, как ты шел, ты прошел бы ярдах в четырехстах от города. Нельзя полагаться на случай.
Они пошли по пыльным улицам. На углу насос откачивал воду в сливное отверстие. За его работой следила женщина в комбинезоне с маленькой ацетиленовой лампой. Когда они проходили мимо, она сдвинула защитные очки и улыбнулась. Они прошли в башню коммуникаций, человек на земле выкрикивал инструкции человеку вверху. Человек наверху был в военной форме. Оба мужчины помахали гиду.
Сквозь широкий проем между домами Джон увидел поля, где работали люди. С другой стороны было озеро, и два человека — неандерталец и лесной страж — вытаскивали из воды блестящую сеть.
Порядок, подумал Джон, но не как слово, а как ощущение, которое охватывает при чтении прекрасного стихотворения с четким размером. Алтер взяла его за руку. Глядя в ее широко раскрытые глаза, он понял, что она чувствует то же самое.
По улице прогрохотала машина, ее толкали лесные стражи — двое мужчин и женщина; остановилась она у большого здания. Из него с шумом и смехом выбежали ребята в рабочих фартуках. Инструктор подозвал мальчика-стража, и тот наклонился над мотором, но сделал что-то не так, класс захохотал, и мальчик тоже засмеялся. Затем он еще раз склонился над мотором, и он заработал.
— Пошли, — сказал гид. И они зашагали дальше.
— Кто управляет этим городом? — спросил Джон.
— Вы встретитесь с ними, когда отдохнете, — сказал гид.
Теперь они шли мимо лужайки, люди сидели на скамейках, бродили вокруг.
— Это новички, — объяснил гид. — Когда вы отдохнете, вы придете сюда и поговорите с нашими лидерами.
Молодой солдат на скамейке достал из кармана горсть монет и выложил квадрат с одним недостающим углом. Когда он бросил монету в пустой угол, один из ребятишек, бегавших поблизости, — плотный неандертальский мальчик — отошел от своих друзей и подошел поближе к солдату. Солдат улыбнулся.
— Хочешь попробовать? — спросил он. — Это «слумат», мы играли в нее в армии. Видишь, когда я бросаю монету в этот угол, вылетают две монеты, и надо угадать, какие вылетают.
— Я знаю эту игру, — сказал мальчик.
— Давай сыграем!
Мальчик вынул что-то из заднего кармана. Это был полукруг с делениями и металлическим указателем, вращавшимся вокруг его центра. Мальчик поместил инструмент по диагонали квадрата и определил угол. Затем измерил расстояние, взял свободную монету и присел на корточки.
— Тройка и пятерка, — назвал он монеты, которые, как он определил, должны были выпасть. Он бросил монету, и из дальнего угла вылетели тройка и пятерка. Он снова составил квадрат, второй раз измерил и сказал:
— Двойка и пятерка.
Метнул и вышиб двойку и пятерку.
Солдат засмеялся и почесал в затылке.
— Что ты делаешь с этой штукой? — спросил он, когда мальчик снова стал измерять. — Впервые вижу обезьяну, которая играет так здорово — прямо как стражи.
— Один и семь, — сказал мальчик и выпалил один и семь. — Я просто проверяю угол смещения линии удара.
— Что?
— Вот смотри, — начал объяснять маленький неандерталец, — монета, которую ты бросаешь, имеет вращение, которым в большинстве случаев можно пренебречь. То же самое относится к ускорению, пока оно достаточно сильно, чтобы выбить две монеты, но не настолько сильно, чтобы разбросать всю матрицу. Важно лишь одно — угол смещения вектора скорости от симметричного, диагонального направления броска. Если ты правильно определил этот угол, ты получишь результативный вектор силы, который тебе нужен…
— Постой, постой… — сказал солдат.
— Эта игра не должна бы называться «слуматом», — заключил мальчик. — Если ты учтешь все факторы, никакой случайности не будет вообще.
— Это слишком мудрено для меня, — засмеялся солдат.
— Вовсе нет, — возразил мальчик. — Просто думай, как будто ты учишься в школе. Ты ведь здесь пойдешь в школу?
Джон, Алтер и их гид остановились послушать. Джон шагнул на лужайку и тронул мальчика за плечо.
— Кто тебя научил? — спросил Джон. — Кто тебе показал, как это делать?
— Женщина. Женщина с мужчиной, у которого такая чудная голова.
— У нее черные волосы? А у мужчины одна половина лица прозрачная?
— Да, — сказал мальчик.
Джон поглядел на Алтер.
— Они здесь, — сказала она.
— Пожалуйста, пойдемте со мной, — сказал гид. — Вам нужно отдохнуть, иначе вы свалитесь.
— Они здесь! — повторил Джон, оглядываясь вокруг.
Им отвели комнату в маленьком доме, удобную, зеленую, и, когда они проснулись, был вечер и листья стучали в окно.
— Вот это да! — сказала Алтер после рассказа лесного стража в этот же вечер. — Я и подумать не могла, что увижу такое место в нашем мире. Оно как с другой планеты. Каким образом люди приходят сюда?
— Слухом земля полнится; есть люди, которые ходят по всему Торомону, и есть старики телепаты. Нам здесь очень нужен умелый народ, но пополнение идет медленно.
— А где моя сестра и Катэм? Когда мы их увидим? Нам надо немедленно поговорить с ними. Мы приехали из Торона. Нас послала герцогиня Петра от имени короля.
— Мы знаем, что они здесь, — добавила Алтер. — Мы говорили с мальчиком, который видел их.
— Сейчас их здесь нет, — сказал страж. — Они были здесь некоторое время назад. Кли прочитала несколько лекций по новейшей математике и дала несколько уроков в начальных классах. Тот мальчик, наверное, учился у нее. Рольф оказал большую помощь в оценке нашего экономического положения и назвал несколько путей для решения проблем, с которыми мы уже начали сталкиваться. Но они пробыли недолго и ушли.
— Куда?
Страж покачал головой.
— Они сказали, что надеются вернуться.
— Джон, скажи ему про врага…
— Компьютер в Тилфаре? — спросил страж. — Мы знаем, что он свихнулся. Видимо, они пошли туда.
— Нам тоже велено отправляться туда, — сказал Джон, — если мы не найдем их.
— Почему бы вам не остаться здесь?
— Мы должны покончить с компьютером.
Помолчав, страж сказал:
— А вам известно, что король, герцогиня Петра, большая часть советников и другие члены королевской семьи погибли?
Они оцепенели.
— Торон снова бомбили, и очень сильно. Королевский дворец разрушен. Три четверти городского населения уничтожено. Идет беспорядочная эвакуация на материк. Сообщение пришло сегодня, когда вы спали.
Они гуляли по березу озера и смотрели на горы.
— О чем задумался? — спросила Алтер.
— О тебе и о себе. Теперь только это у нас и осталось. Алтер, ты любила мальчика, который подарил тебе ожерелье?
— Очень. Мы были отличными друзьями. Почему ты спрашиваешь?
— Потому, что я хочу жениться на тебе. Ты мой друг. Будешь ли ты любить меня?
— Да, — прошептала она. — Да!
Он притянул ее к себе, и она обняла его.
— Поженимся и останемся здесь, — сказал он. — Алтер, если ничего другого не осталось, мы правильно поступим? Я ничего не понимаю.
— Я хочу быть твоей женой. — Она сделала паузу. — Но, Джон, имеет ли это значение для чего-то там, я тоже не понимаю. Но это единственное, чего я хочу.
— Тогда давай поженимся.
В тот же вечер они расспросили, какова брачная процедура в этом городе, и на рассвете их обвенчали на каменном плато у озера.
Глава 10
Они сидели на лужайке вместе с новичками и ожидали начала беседы, когда воздух прорезал вой самолетов. Все посмотрели в облака. Звук усилился, и у Джона по спине пробежали мурашки. Кто-то вскочил. Но вой затих, и все нервно переглянулись. Вскочивший покачал головой.
— У меня всякий раз живот сводит, когда я слышу гул этих проклятых самолетов. Гадай теперь, куда они полетели. — Он снова сел. — Хотя мне, наверное, следовало бы радоваться: если бы не разбомбили каторжные рудники, меня бы здесь сейчас не было. Но все равно…
— Значит, рудники бомбили? — спросил Джон.
— Пару дней назад.
— Как вы попали на рудники? — спросила Алтер.
— Из Котла в яму. Довольно простая история. Взяли за дело. — Он улыбнулся, явно не желая углубляться в подробности.
— Поверь, я спрашиваю не из любопытства, — сказал Джон, — но какие они сейчас, рудники?
— Какие? Если здесь найдется, что выпить, мы с тобой вечером посидим, и я расскажу. А на трезвую голову не могу.
— Видишь ли, — сказал Джон, — я знал одного… который был когда-то в рудниках, ну и хотелось бы знать, как там было.
— Понятно. Кто этот человек?
— Кошер. Ты знал Джона Кошера?
— Ты его знал?! — поразился недавний рудокоп. — Парня, который удрал несколько лет назад? Ты знал об этом?
Джон покачал головой.
— Ну, так я тебе расскажу. Я попал в тюрьму примерно за полгода до того, как Кошер убежал. Я не знал его, хотя потом ребята говорили, что он сидел в столовке за два стола от моего. Но я его не помню. И не работал с ним. Но помню, как все было. Ночью вдруг заорали офицеры снаружи. Завыла сирена, забарабанили в дверь барака. Нас всех выгнали на дождь и полчаса проводили перекличку. Пошли разговоры, что трое парней пытались сбежать. Стража нам ничего не сказала, но мы понимали, что такой шум подняли неспроста. А на следующее утро, когда мы вышли на поверку, в грязи лежали два трупа. Начались разговоры: бежало вроде трое, значит, один все-таки ушел! Поймают его? Кто это? Может, мальчишка Кошер? Вроде его в грязи не было. Но, может, он исчез по другой причине? Ну, и всякое такое.
Недели через две была вторая попытка побега. Ребят схватили сразу. Офицер одного спросил: «Ты думаешь, что делаешь?», а парень усмехнулся и говорит: «Я хотел найти Кошера». Ну, ему свернули челюсть. И все вдруг заговорили о Кошере. Пошли самые разные рассказы о нем. Чтобы прекратить разговоры, объявили, что он погиб; мол, заблудился и вышел к радиационному барьеру, где и спекся, поэтому его тело и не принесли. Но это дало обратный результат — никто не поверил, только смеялись. И даже два дня назад, когда рудники бомбили и все боялись смерти, кое-кто посмеивался и говорил: «Может, мы все-таки найдем Кошера». — Человек помолчал. — А ты что знаешь о нем?
— Только то, что он остался в живых.
— Он вернулся в Торон?
— Я… там встретил его.
— И он в порядке?
Джон кивнул.
— Это хорошо, — сказал человек. — Может, он когда-нибудь придет в Город Тысячи Солнц, и мне удастся самому встретиться с ним. — Он оглянулся вокруг. — Это такое место, куда он должен бы прийти. Он что-то значит для тебя? Ты ведь знал его, а я нет. — Он засмеялся. — Я подумаю об этом.
— И я тоже, — сказал Джон и отошел.
Через лужайку к ним шел солдат-неандерталец.
— Привет, друзья! Надеюсь, что увижу вас здесь, когда вернусь Сначала я думал остаться здесь, но потом решил идти дальше.
— Почему ты не хочешь остаться? — спросила Алтер.
— Как я объяснил стражу, у меня есть дела дома.
— Какие дела? — спросила Алтер.
Неандерталец протянул ей руку.
— Меня зовут Лог. А вас?
— Я Алтер, а это мой муж Джон.
— Рад встретиться с вами. А дела у меня вот какие: мой народ еще не здесь. Я хочу научить его тому, чему научили меня. Может, я уговорю их прийти сюда и научиться большему. И потом эти чертовы самолеты могут прилететь и сюда. Здесь очень хорошо, но не безопасно. Ну, я увижусь с вами, когда вернусь. — И он пошел дальше.
Через минуту Алтер спросила:
— Джон, а ты хочешь остаться здесь?
— Нет. Я хотел жениться на тебе, но меня почему-то смущает покой, отдых и все это. — Он обвел рукой вокруг. — Нас выкинули из одного мира и бросили в другой, но оба граничат друг с другом. Это небезопасно. Я хочу пойти в Тилфар и остановить компьютер, если только смогу. Ты пойдешь со мной, поможешь?
Она кивнула.
— Потом мы сюда вернемся, — сказал он. — Это то место, куда следует вернуться, когда мы закончим свои дела.
— Пойдем, скажем им, — предложила Алтер.
Через час они снова смотрели на озеро со скалы.
— Не хотите ли кое-что на память? — раздался знакомый голос.
Из-за камней показался их бывший гид. Он бросил им медаль.
— Прицепите ее к своему ожерелью, молодая леди. Смотрите на нее иногда и вспоминайте нас.
Пока Алтер поднимала диск, человек исчез. Они еще раз посмотрели на Город Тысячи Солнц.
— Надеюсь, мы вернемся сюда, — сказала она.
— Ну, пошли.
Днем они увидели с верха оврага вереницу оборванных людей, осторожно бредущих вдоль потока.
— Кто это? — спросила Алтер.
— Заключенные, — тихо ответил Джон.
— А я было подумала — неды… Джон, это женщины!
Он кивнул.
— В шахтах работало много женщин.
Теперь они слышали голоса. Одна женщина споткнулась и упала. Другая помогла ей встать и слегка погладила по коротким волосам.
— Шагай, шагай, малышка, иначе мы никогда не найдем Кошера.
— Надо бы спуститься и показать им дорогу в Город, — прошептала Алтер.
Джон удержал ее за плечо.
— Поток впадает в озеро. Они идут прямо к Городу.
Женщины скрылись за деревьями, а Джон и Алтер пошли дальше.
Деревья постепенно редели, Джон и Алтер приближались к лавовым полям. Вдруг их остановил грохот за деревьями. Они укрылись за поросшим кустарником холмом. Давя зелень, мимо промчался танк.
— Наверное, это последнее отступление. Танки были запасены здесь для «войны» и теперь возвращаются, — сказал Джон.
— Как ты думаешь, компьютер их уничтожит?
Вслед за первым прогрохотал второй танк.
— Похоже, что у нас немного шансов, — задумчиво сказал Джон.
Примерно через час они прошли мимо группы стражей с рубцами телепатов, сидевших на поляне. Никто даже не поднял на них глаза.
— Ты думаешь об Эркоре? — спросила Алтер через некоторое время.
— Да.
— Может, они знают, где он и жив ли вообще?
— Узнаем, когда пойдем обратно.
Вечером они увидели на горизонте зарево, более бледное, чем закат, затянутое дымкой тумана. Они прошли мимо скелетов древних деревьев, безлистых, почти окаменевших.
Вдали показался силуэт города. Башня за башней вставали в перламутровом тумане. Сеть дорог вилась вокруг шпилей. Транзитная лента выходила из города, тянулась в полумиле от путников и исчезала в джунглях. Они пошли по дороге, поднимающейся к Тилфару.
— Как ты думаешь, здесь осталась какая-нибудь армия? — спросила Алтер.
— Скоро узнаем. Я все думаю, каким образом компьютер защищает себя. Видимо, он снабжен множеством дистанционно управляемых механизмов, и это означает, насколько…
Впереди раздался грохот. Из-за башен выехал танк, подобный тем, что они видели раньше, но с антенной на крыше. Он полз к ним, как гигантский жук.
— К краю дороги, — прошептал Джон. — Ты влево, я вправо.
На танке спереди было написано белыми буквами:
«ТЫ ПОПАЛСЯ В ЛОВУШКУ В ТОТ ЯРКИЙ МИГ, КОГДА УЗНАЛ СВОЮ СУДЬБУ».
Как только они разошлись по сторонам дороги, танк остановился. Антенна перестала крутиться и закачалась вправо-влево. Мужской голос, удивительно знакомый, окликнул:
— Джон! Алтер!
Из танка вылезла фигура молодого человека; Джон узнал в нем гида, который водил их по Городу Тысячи Солнц. Позади него в танке были Катэм и Кли.
— Что вы здесь делаете? — спросил Джон, оправившись от изумления. — Вы пытаетесь остановить компьютер?
Кли покачала головой.
— Тогда чем же вы занимаетесь?
Катэм, стоя в прозрачной башне танка, сказал:
— Работаем.
Джон и Алтер с недоумением смотрели на них. Кли повернулась к Рольфу. Джон и Алтер вопросительно взглянули на своего бывшего гида.
— Кли хочет закончить свою общую теорию поля, а Рольф кладет последние штрихи в своей исторической интерпретации индивидуального действия.
— Но почему здесь?
— Рольфу для завершения его труда нужно сравнить большое количество индивидуальных ментальных схем. В банке памяти компьютера сотни тысяч психосхем людей, имевших отношение к войне.
Глава 11
— А вы кто? — спросил Джон, уже догадываясь.
— Я Вал Ноник, а тех двоих вы знаете.
Тем временем его сестра и Катэм вышли из танка. Он сказал им:
— Мы пришли из-за компьютера.
— Поехали с нами, — сказал Рольф, — мы доставим вас к компьютеру.
Они забрались в танк. Кли сжала руку Алтер, когда дверь закрылась за ними.
— Я так рада видеть тебя!
— А ты? — спросила Алтер. — Почему ты здесь?
— Значит, вас с Катэмом все-таки взяли за горло? — спросил Джон. — Вас нашли, как только вы покинули университет.
Ноник тихо рассмеялся.
— Это спасло мне жизнь, верно? — Здоровой рукой он поднял свою повисшую руку и положил ее на колено. — После того, что они сделали с ней… — Его голос прервался, и Рольф с Кли обернулись и обеспокоенно посмотрели на него, но голос столь же внезапно вернулся к Нонику: — Катэм работал над своей теорией в университете, старался держаться подальше от Торона. Это случается: вы создаете прекрасную теорию социальной психологии, а затем приходит какой-нибудь парень с улицы, который не знает об этом ничего, приходит и говорит: «Эй, ты забыл то-то и то-то» и тем отметает твою работу. Я был тем парнем с улицы.
Он снова рассмеялся и обратился к Катэму:
— Надеюсь, вы не видите ничего слишком глупого в этой абстракции?
— Да нет, — отозвался Рольф. — Мне важно было узнать точку зрения человека, находящегося вне общества, — такого вот блестящего лидера недов, как Вал, который, будучи поэтом, отличался обостренной наблюдательностью, и на его точке зрения проверить свою. Ты мне очень помог, Вал.
Поэт снова засмеялся, но смех снова закончился напряженной неуверенной нотой.
— Вал, ты знал Кли в университете? — спросила Алтер.
— Нет, только ее работы. Она опубликовала несколько статей в математическом журнале, кажется, о случайном распределении простых чисел. Очаровательно! Прелестно! Как ни странно, мы можем точно сказать, какой процент простых чисел заключен между любыми двумя числами, но не можем вывести формулу для вычисления всех простых чисел. И предсказуемо, и непредсказуемо. Вроде как нерегулярность есть в стихотворных размерах… — И он вдруг тихо зашептал: — Она была прекрасна…
Рольф и Кли снова с беспокойством взглянули на него.
— Ну да, — сказала Кли, — он мог бы сказать, что мы были знакомы. Он читал мои статьи, а я кое-какие его стихи. Они ходили по университету. Стихи были прозрачные, чистые и ясные, — она подчеркнула эти слова, как бы желая вывести его из задумчивости, но он по-прежнему смотрел в пол, — и приводили в порядок то, что бессвязно бродило в душе.
— Вот мы и приехали, — объявил Рольф.
Одну стену помещения целиком занимали циферблаты, микрофоны, катушки лент. Несколько блоков клавиатуры стояло на полу.
— Это одна из контрольных комнат, — сказал Рольф. — Здесь я работаю, а комната Кли — дальше по коридору. Сам компьютер занимает несколько зданий к западу отсюда, их видно в окно. Военные полностью ушли из Тилфара. Остались только мы.
— Как компьютер защищает себя? — спросила Алтер.
— Абсолютно адекватно, — ответил Рольф, подошел к стенному шкафчику и вынул гаечный ключ. — Это в чисто демонстрационных целях, — сказал он. — Ты понял?
Из репродуктора послышался голос:
— Я понял.
Вдоль стены стояло несколько видеоэкранов; Рольф неожиданно швырнул ключ в один из них. Но с экраном ничего не случилось: ключ остановился в воздухе, вспыхнул сначала красным светом, потом белым и исчез.
— Компьютер захватил весь город, опутал его индукционными полями; вы находитесь под его постоянным наблюдением. Он самообучающийся, и в его цепи встроен растущий потенциал. Люди не учли одной вещи, и он узнал о ней сам из тех мозговых схем, которыми он запасся: в мозгу у человека заложена программа самосохранения, я думаю, лучшей не придумаешь. Но никто никогда не ставил себе цель смоделировать ее в машине. Машина включила ее в себя сама, пока «росла». Она игнорирует любую программу демонтажа.
— Вроде того, как вы игнорировали бы чей-то приказ упасть мертвым, — вставил Вал.
— Сначала это было просто сопротивление попыткам демонтажа, иногда весьма результативное. От воющих мозгов компьютер усвоил, что если угрожают один раз, то угроза будет повторяться. И он методически отражал все угрозы. Теперь он отталкивает все, что считает угрожающим действием, а после трех-четырех угрожающих действий из одного источника старается уничтожить сам источник.
— А как же вы? — спросил Джон. — Почему вы все еще здесь?
— Мы прибыли как раз перед тем, как ушли последние военные. Они были в таком отчаянии, что позволили нам управляться с компьютером самим.
— Но почему он не выкинул вас вместе с ними?
— Это очень неточное определение, — сказала Кли, — но он страшно одинок. Мы были единственные, кто мог дать ему работу, дать то, что близко его способности управлять. Он создан для работы на определенном уровне, и его программа самосохранения требует работы на этом уровне. Теперь ему есть что делать.
— Если он вас признает, не можете ли вы ему сказать, чтобы он прекратил бомбежку?
— Это не так просто. Вся его информация о Торомоне взята из психосхем солдат, которыми он манипулировал во время войны. Солдаты были доведены специальной программой до психоза. Компьютеру не было нужды каталогизировать и сопоставлять всю эту информацию, она действовала на него как подсознательная травма. Вот он и функционирует, как психически больной.
— Если продолжить аналогию, — сказала Кли, — проблемы, которые мы с Рольфом поставили перед компьютером, имеют самое близкое отношение к психотерапии. Сравнивая психосхемы, он наблюдает болезненную непоследовательность и получает большое облегчение, занимаясь моими расчетами. Заняв его, мы сумеем понизить его разрушительный потенциал больше, чем это удалось военным за все время их пребывания здесь.
— Значит, ответ только в том, чтобы найти ему работу? — спросил Джон.
— Опять-таки это не так просто. Кли и я работали над этими двумя проблемами не один год. То, что вы обдумывали неделю или месяц, машина пропустит максимум за несколько минут. Сегодня мы должны закончить, и я не знаю, что произойдет потом.
Ноник рассмеялся.
— Я как раз собираюсь поболтать с ним.
— Это на какое-то время займет его, — сказала Кли. — Послушав Вала, он начнет полный звуковой и синтаксический анализ всего, что Вал скажет, и сравнит его со всеми знаниями, которые он собрал.
— Но я не останусь здесь, — сказал Вал. Он подошел к окну и открыл его. — Иногда я должен ходить хотя бы вокруг города, а то и уйти вовсе, вернуться в Город Тысячи Солнц или пойти дальше. Я не могу оставаться на месте… — Он внезапно шагнул из окна на дорогу и исчез.
— Он прошел через Ужас, — сказал Рольф.
— Кли, — сказала Алтер, — ты тоже потеряла того, кого любила, но ты пережила это.
— Да, я пережила это, поэтому знаю, как это ужасно. Прошло три года, прежде чем я снова могла стать человеком. В этом смысле Вал поступает лучше: он по-прежнему пишет стихи; но он в полном смятении, бессмысленном, хаотическом. — Она помолчала. — В мире случайностей.
— Ты однажды сказала маленькому неандертальцу, что если учесть все факторы, то элемент случайности исчезнет, — сказал Джон.
— Вы думаете, мы не пытались говорить Валу об этом? — спросил Рольф.
— Он посоветовал предсказать следующие простые числа и засмеялся, — сказала Кли.
— А его стихи? — спросила Алтер. — Они стали лучше или хуже прежних?
— Не могу сказать, — помолчав, признался Рольф. — Наверное, я слишком близок ему, чтобы судить.
— Их теперь гораздо труднее понимать, — сказала Кли, — но в каком-то отношении они стали проще. В них больше объективных наблюдений, но ассоциации, эмоции, образы то ли запутаны, то ли…
— …то ли безумны, — закончил Рольф.
Вечером Джон и Алтер гуляли по спиральной дороге. Они поднялись на самый верх и оказались над всеми домами Тилфара, кроме центрального дворца. Город под ними тянулся к равнинам, а равнины — к горам, которые все еще горели слабым светом радиации по зазубренному хребту. Они заметили неподалеку фигуру, наклонившуюся над оградой и тоже глядевшую на город.
— Вы искали меня? — спросил Ноник.
Джон покачал головой.
— «Враг» временами ищет меня, — сказал Ноник. — Я иду гулять, думаю, что убежал, и вдруг слышу голос ниоткуда, говорящий мне, что я ему нужен… — Он резко засмеялся. — Это звучит дико, верно? Но я не выдумываю. — Он повернулся и сказал громко: — Как ты чувствуешь себя сегодня, старый потомок металлических насекомых и селеновых кристаллов?
Из темноты пришел звучный голос:
— Я чувствую себя прекрасно, Вал Ноник. Но сейчас ночь, а не день. Это имеет значение?
Ноник снова повернулся к ним.
— Всякий раз догонит. С ума сойти, а? Захватил весь этот проклятый город. Пользуется индукционными полями где-то в миле отсюда, чтобы сотрясать металлическую ограду вибрацией, так что вся ограда становится громкоговорителем.
— И он зовет тебя? — спросила Алтер.
— Он? Тысячи, тысячи мертвых людей, сведенных в миллион транзисторов, обструганных и отполированных, зовут меня одним голосом. Этому голосу трудно не ответить. Но иногда мне хочется уйти туда, где можно молчать.
— А еще кто-нибудь зовет тебя? — спросил Джон.
Ноник непонимающе посмотрел на него, снова засмеялся, но на этот раз тихо и спокойно, и покачал головой:
— Нет. Я, видите ли, ушел дальше Кли и Рольфа. Простые числа, великая теорема Ферма, или проблема четырех красок, или божественные законы — все это не играет никакой роли; да, мы знаем все об исчезновении случайности, но в то же время оказывается, что мы по-прежнему имеем с ней дело. Так что идея случайности есть философское орудие, такое же, как Бог, Абсурд, Бытие, Смерть, Мораль; это просто названия, в которые мы вкладываем произвольный смысл: точильные орудия для лезвия восприятия, с помощью которых мы боремся с реальностью.
— А как твои стихи? — спросил Джон. — Кли и Рольф не могут сказать, лучше они стали или хуже.
— А я могу, — ответил Ноник. — Они лучше, чем я писал или мог бы написать раньше. И это самое ужасное… о чем я не перестаю думать. Поэзия, как и все, что делает человек, даже в этом городе восстает против смерти. Но вы видели когда-нибудь медленно умирающее животное? Умирая, оно осознает и то, что его гибель неотвратима, и то, что оно еще живо, и его крик поднимается на октаву выше с невообразимой силой. Это и есть мои теперешние стихи. Рольф и Кли не понимают их потому, что они мало слышали подобной музыки… — Он помолчал и улыбнулся. — А может быть, потому, что я в самом деле безумен.
Моя жена была художницей. Мы любили друг друга и понимали место друг друга в нашем искусстве. Наши родители не признавали его вообще. Музей Торона купил папку ее рисунков — семь были исключены, как непристойные, а Королевское общество собиралось издать мою первую книгу при условии, что я уберу пять стихотворений, в которых «чрезвычайно подчеркивались некоторые негативные аспекты общества, в том числе слабость и распущенность правительства». Мы услышали о Новом Городе на материке и хотели поехать туда. Мы собирались уехать ночью, потому что мой друг, работавший в правительственном офисе, задерживал, насколько мог, ордер на мой арест, так что я мог бы загреметь в каторжные рудники. «Негативные аспекты общества», которые я критиковал, готовились обрушиться на меня.
Но ночью… она была… И тогда я действительно спятил. Но я пришел в себя, почувствовав в себе голоса сотен немых. Я понял, как мелко все, что я написал до сих пор, понял, что все это не было поэзией. Видите ли, хороший поэт ранен речью и тщательно осматривает свои раны, чтобы узнать, как их лечить; плохой же поэт только разглагольствует о боли и воет об оружии, которое раздирает его. Великий поэт ощупывает обожженные края погубленной плоти ледяными пальцами, чуткими и точными, но в конечном счете его стихи — это отклик, двойной голос, сообщающий о повреждении. Раньше никто из нас не был ранен достаточно сильно; ее скульптура и живопись были столь же незначительны, как и мое прежнее кропание стихов, но если бы убили не ее, а меня, ее работа содержала бы все то, что теперь содержит моя. Вот почему я надеюсь, что я безумен, и то, что я лишу, выходит из свихнувшихся мозгов. Я думаю, что теперь мои стихи лучше, чем когда-либо, но надеюсь, что это суждение больного мозга — способность к критике уничтожена скорбью; потому что, если они великие… — он заговорил шепотом, — они стоят слишком дорого! Питаемые разрушением, зажиревшие от величия… они не стоят его!
Что-то щелкнуло в Джоне. Он увидел, что Алтер тоже почувствовала это, потому что ее пальцы сжали его руку. Он выпустил ее плечи, смущенный тем, что возникло в его мозгу. Он отступил назад, не зная, бороться ли с этим или принять его. Он быстро пошел назад. Что-то уже начало формироваться под холодными сводами его черепа и сверкало, как энергонож во мраке. Алтер и Ноник пошли следом.
Когда он ворвался в контрольное помещение, Кли и Рольф с удивлением посмотрели на него.
— Что с тобой, Джон? — спросила подошедшая Алтер.
Он схватил ее за плечи и медленно повернул вокруг себя. Оторопевший Ноник отступил к Кли и Рольфу.
— Я хочу вам кое-что сказать, — четко произнес Джон. Вы знаете, что существовал план прекратить войну. Но… Но люди, создавшие войну и план, теперь умерли. Алтер и я были участниками плана. И когда они умерли, мы с Алтер пытались остановиться, но не смогли. Мы должны были любыми средствами прийти сюда, в Тилфар, несмотря на то что они умерли… как будто мы были рабами! — Он перевел дух. — Пленниками! Мы работали на план прекращения войны, а вы, Кли, Рольф, работали на войну; нет, я знаю, вы плутовали как могли, но все-таки вы работали на войну. Ты, Кли, помогала строить компьютер, а вы, Рольф, знали, в каком состоянии была империя. Вы могли бы объявить об этом, оказать такую же помощь, какую вы оказали Городу Тысячи Солнц, когда проходили через него. Но вы ничего не сделали, хотя теперь это уже неважно. Я не знаю, чем был ты, Вал: добровольцем, точкой в случайном мире или случайным наблюдателем в том мире, где порядок подразумевает уничтожение; но и это теперь неважно. А я? Мне важно, кто я? Неумеха-мальчишка, заключенный или теперь свободный человек и не такой уж неумеха. Так вот, я хочу спросить, — он повернулся к Алтер, — тебя, потому что ты учила меня и я люблю тебя, — он повернулся к Кли, Рольфу и Нонику, — и вас, потому что вы учили меня и я уважаю вас… — Он вдруг повернулся к стене с циферблатами и закричал: — И тебя тоже, если ты можешь мне ответить, потому что ты тоже учил меня и я ненавижу тебя! — Он замолчал, ожидая что машина уничтожит его, как уничтожила «агрессивный» гаечный ключ Катэма, брошенный в нее; но три голубых лампы стали красными — только и всего. Джон снова повернулся к людям: — В этом случайном, хаотичном мире, наполненном обезьянами, полубогами и теми, кто между ними, где массовое убийство является развлечением, где любая структура, за которую вы ухватитесь, может тут же рухнуть, где Город Тысячи Солнц может разрушить машина, которой командует психоз империи, — я свободен… Что я свободен делать?
СКАЖИТЕ МНЕ, ЧТО Я СВОБОДЕН ДЕЛАТЬ?
А в далекой галактике город в пустыне в смятении:
— А агенты с Земли прибудут?
— Но один из них умер… Герцогиню убили…
— А остальные двое на одном конце транзитной ленты, третий на другом конце, в развалинах дворца…
— Мы выигрываем эту войну или проигрываем?..
— Где Лорд Пламени? Вы говорили, что он будет в одном из четверых…
— Вы сказали, что Лорд Пламени предаст их. В ком он сейчас?..
— Придет ли к нам Лорд Пламени, сможем ли мы сражаться с ним, одержим ли победу?..
Тройное Существо сделало успокаивающий жест. Все затихли.
— У нас еще есть время, пока не прибыли агенты с Земли. Один, правда, убит, а телепат Эркор по-прежнему в Тороне…
— Вы говорили, — перебил один голос, — что Лорд Пламени будет переходить из одного агента в другого. В ком он сейчас? И что он делает?
— Он в Джоне? — спросил другой. — Поэтому Джон задает такой абсурдный вопрос?
Тройное Существо засмеялось.
— Он атаковал Джона первым, затем был в Алтер; он обитал в герцогине перед ее смертью; теперь он скрывается с Эркором в развалинах дворца.
— Зачем?
— Что он сделал с ним?
— Как Лорд Пламени наблюдал за этой войной, — ответило Тройное Существо, — так и мы наблюдали за ним и многое узнали о нем. Вы помните, мы говорили, что он принадлежит к совершенно чуждой нам форме жизни, и такие понятия, как убийство, сострадание, разум недоступны ему. Так вот, теперь мы достаточно близки к пониманию основного различия между нами. В основе нашей природы лежит индивидуальность, и как индивидуумы мы все одиноки. Даже телепаты, потому что они имеют дело только с образами. Даже существа, связанные друг с другом неразрывно, как три доли нашего разума. Это одновременно и спасение наше, и проклятие, и противостоит этому врожденное желание одиноких индивидуумов сблизиться друг с другом, ощутить друг друга, слиться воедино. Многие из вас, би- или моносексуальные, обладают способностью к воспроизводительным актам. Венец нашего одиночества — смерть. Те из вас, кто находится в симбиотических отношениях, после физической смерти полностью отторгаются.
А вот у Лорда Пламени противоречие между одиночеством индивидуума и его стремлением к объединению с другими индивидуумами имеет обратную направленность. Он отступает назад, к своей истинной физической природе, и его ответвления так же неуловимы, как и у всех рас нашей галактики. Прежде всего он состоит из энергии плазм материи и антиматерии, находящихся в равновесии. Он является коллективным сознанием, в котором индивидуумы не одиноки даже физически, потому что их энергия постоянно перемещается и смешивается. Материя и антиматерия, как известно тем из нас, чьи культуры дошли до атомной физики, аннигилируют друг друга при вступлении в контакт. Как одиночество у нас венчается смертью, так и у Лорда Пламени индивидуумы, находящиеся в энергетическом унисоне, приходят к смерти, то есть к взрыву. Наоборот, воспроизведение происходит не при объединении индивидуумов, а при разделении их, материя и антиматерия проходят гравитационное поле.
— И это существо собирается напасть на нас? — спросил один делегат.
— По-видимому. Но у нас есть преимущество: он не знает, что наши жизненные процессы не имеют ничего общего с равновесием материи и антиматерии; антиматерия так редка в нашей галактике, что вероятность возникновения жизни на ее основе пренебрежимо мала. Одна из причин, привлекших внимание Лорда Пламени к Торомону, заключается в том, что там главным источником энергии является тетрон, радиоактивный кристалл урана, связанный с радиоактивным иодом. Взрыв может произойти только при термоядерных температурах, как случилось в так называемом Великом Пожаре. Равновесие двух элементов позволяет контролировать радиоактивный материал, и получение антиматерии столь же маловероятно, как получение позитрона или антипротона при бомбардировке космическими лучами. Лорд Пламени уверен, что проникнет в тайну наших жизненных форм и цивилизаций, увеличив количество антиматерии. Это что касается химии. Кроме того, он пытается понять, чем наше поведение на войне отличается от его поведения; другими словами, что такое война для нас.
— Влияет ли противоречие нашей природы, о котором вы говорили, на способ, каким мы сражаемся?
— Наверняка.
— Важнее понять, как это противоречие скажется на нашем поведении в битве с Лордом Пламени.
— В конечном счете социальные беды, причиненные войной, увеличивают изоляцию громадного числа индивидуумов. Бедствия, голод, несправедливое распределение благ, эксплуатация лишают индивидуумов возможности быть вместе, снижают их стремление к единству со всеми остальными индивидуумами. В большей части наших культур во время войн полы разъединены.
— Что компенсируется резким ростом населения непосредственно после войн, — уточнил один делегат.
— Предусмотрительно, — согласилось Тройное Существо. — Но если стратегия наших войн как раз рассчитана на изоляцию боевых единиц и последующее их уничтожение, то она совершенно не годится для борьбы с Лордом Пламени. Чем больше его элементов окажется вместе, тем быстрее они уничтожат друг друга, в то время как рассечение вражеских сил вызовет их воспроизводство; оторвите один индивидуальный компонент Лорда Пламени от остальных, и вы будете иметь против себя армию, которая уничтожит вас. Как мы, одинокие, стремимся к объединению, так его компоненты жаждут одиночества. Поэтому его разрушительная идея состоит…
— …в сведении индивидуумов вместе! — воскликнул один делегат. — Теперь я понял, что это он и сделал на Земле, в Торомоне…
— Пожалуйста, позвольте мне закончить. Первая попытка Лорда Пламени уплотнить индивидуумы была сделана, когда он усилил радиационный барьер и отвел жителей Тилфара назад, на побережье и в Торон. Но ферменты войны уже бродили в культуре. Его вторая попытка связана с началом войны; вместо того чтобы позволить Торомону обнаружить внешнего врага и сражаться с ним, он внедрил идею создания компьютера, который сплотил жителей перед лицом иллюзорной войны. Когда наши агенты на Земле сумели открыть глаза народу на реальное положение дел, последовало мгновение всеобщего телепатического контакта. В этот момент каждый индивидуум в Торомоне что-то открыл для себя. Люди узнали, как они одиноки. Некоторые мозги оказались способными иметь дело с Лордом Пламени, воспользовались этим и узнали, как им объединиться. Но для большинства результатом был террор, хаос. И Лорд Пламени получил представление, как функционирует человечество и в конечном счете жизнь в нашей галактике. Чтобы дать нашим агентам возможность учиться, мы несколько раз помещали всех вас в такой близкий эмпирический контакт, какой могли смоделировать. Затем мы привели каждого из вас индивидуально в Город и дали вам пятиметровое обозрение того, что было бы с вами, если… Мы надеялись, что это будет способствовать объединению ваших сил в случае, если возникнет финальный контакт.
Но теперь Лорд Пламени изучает Землю и особенно Торомон, можно сказать, под микроскопом. Он сосредоточил свои наблюдения непосредственно на наших четырех агентах, понуждает их объединяться и наблюдает за результатами. Сначала он атаковал Джона, заставив его вернуться к отцу.
— А затем устроил Алтер свидание с теткой? — спросил один из делегатов.
— Нет, — ответило Тройное Существо. — В мире, где индивидуумы одиноки, нет абсолютно одинакового опыта и одинаковых мотивов. Встреча Алтер с теткой была для нее отнюдь не тем же, что для Джона свидание с отцом. Лорд Пламени заставил ее разговаривать с сумасшедшей королевой, которая хотела убить ее и Джона; вот что он сделал с Алтер. Затем он вошел в герцогиню Петру. Он заставил ее не только идти с королем, но даже согласиться с идеями короля, столь отличными от ее собственных; хотя чуть позже они оба погибли, Лорд Пламени, вероятно, многое узнал от нее. Сейчас он перекинулся в мозг Эркора, хотя последний об этом не подозревает, и вместе с ним ждет в развалинах дворца развязки.
— Что узнал Лорд Пламени от каждого из агентов?
— Пока он узнал, что единение делает их более способными переносить одиночество, более способными на совместные действия. Однако он еще не вполне понял, почему одиночество является нежелательным в первую очередь там, где для него оно самое желанное.
— А при чем тут поэмы?..
— Общая теория поля?..
— История?..
— Вы говорили, что если они принесут их нам до того, как их возьмет Лорд Пламени, то мы узнаем, как избежать этой роковой войны.
— Ну, — ответило Тройное Существо, — Джон и Алтер через несколько минут завладеют всеми требуемыми работами, а Лорд Пламени на другом конце империи.
— Они все-таки должны прийти сюда, — напомнил один делегат, — а империя не расстояние для существа, шагающего по галактикам за микросекунды.
— Совершенно справедливо, — сказало Тройное Существо. — Давайте подождем.
Рольф Катэм нахмурился и сказал:
— Видишь ли, Джон, я полагал, что у каждого человека есть свой ответ на этот вопрос.
— Нет! — вскричала Алтер. — Вы должны рассказать ему… нам… мне. Вы должны! Иначе для чего вы? Разве вы не понимаете, что у вас есть что рассказать?
Рольф покачал головой.
— Я не могу.
— Попробуйте, — сказал Вал с тихим, напряженным смехом.
— Кли, — сказала Алтер, — ты помнишь, как однажды, когда мы с тобой работали в цирке, ты говорила мне, как важно уметь оправдаться перед другими, как трудно оправдаться перед собой. Не знаю, если это так, то… не можешь ли ты сказать сейчас…
— Я думаю… — смущенно начала Кли, — ты свободен быть всем, чем хочешь, — математиком, историком, поэтом — всем, чем свободны быть мы.
Джон покачал головой.
— Нет, это не то. Я не дурак, я получил некоторые знания в физике, в разных других дисциплинах, но я не художник, не экономист, не ученый, и говорить, что я могу ими стать, все равно что сказать, будто я могу запрячь мух в колесницу и лететь на солнце.
За стеной с циферблатами что-то защелкало, и некоторые цвета изменились.
— Ну, а ты, электронный младенец с ленточными глистами, ты можешь ответить ему? — спросил Вал.
— Нет, — раздался лаконичный ответ. Но щелкание продолжалось. В стене открылась панель, и появились три стопки бумаги.
Рольф взял одну пачку и прочел:
— Очертания моря. Последний обзор истории Торомона. По-моему, чертовски хорошее название. — Он поднял вторую стопку. — Вот твоя теория поля, Кли.
— А что в третьей? — спросила она.
— Я просил компьютер сделать копии всех стихов Вала. — Он взял листы и повернулся к Джону: — Если бы вы были художником или ученым, я мог бы помочь вам осознать, что вы свободны делать.
— Ага, начали, — сказал Вал. — Послушаем.
— Когда вы пишете стихотворение, Вал, вы пишете его для идеального читателя, такого, который услышит все тонкости ритма, почувствует все образы, поймет все намеки и даже сумеет поймать вас на ошибках; для такого читателя вы и работаете, шлифуя каждую строчку. Сейчас, вы считаете, в этом мире не слишком много таких читателей, но верите, что хоть один да существует; даже больше, потому что из любого человека можно воспитать идеального читателя. Если бы вы не были в этом убеждены, вы не старались бы написать идеальное стихотворение. Когда Кли создает свою теорию, она пытается сделать ее как можно яснее и точнее. Она знает, что мало кто сможет прочесть ее работу и найти ей какое-то применение, но она проверяет и перепроверяет теорию для кого-то одного, кто примет всю концепцию. Так и я создаю свою историческую теорию культурных, сексуальных, эмоциональных отклонений для идеального человека, идеально прямого, без отклонений. Связать себя с этой концепцией вовсе не значит, что вы своей работой пытаетесь сделать людей идеальными. Это пропаганда, а поскольку большинство художников и ученых сами далеки от идеалов, они терпят неудачу, если ставят перед собой эту задачу. Надо понять, что человек даже в этом хаосе может быть идеальным и работать для него.
— Куда же это приводит вас? — спросил Вал.
— К свободе пытаться достичь этого идеала или же не пытаться. Но вот вам всем копии.
Вал опять засмеялся.
— Значит, машина сделает копии этих работ и для вас?
— Конечно, — сказала Кли. — А что, — сказал Джон, — любопытно посмотреть, насколько я близок к идеальному человеку.
Кли нажала кнопку, и шкафчик снова начал наполняться бумагой.
— Кли, — спросил Джон, — транзитная лента открыта с этого конца?
— Но она закрыта во дворце, — напомнила ему Алтер.
— Можно ее открыть отсюда?
— В принципе можно, — сказала Кли.
— Я хочу немного почитать и, может быть, стану по дороге идеальным читателем. И мне надо найти Эркора.
— Зачем?
— Проверить кое-что насчет восприятия. — Джон взял бумаги. — Я хочу ему это показать… и посмотреть, как он представляет себе эту проблему.
Проверив ленту, Кли сказала:
— Лента функционирует, несмотря на бомбежки. Не знаю, что вы найдете на том конце, но на платформе окажетесь.
Джон и Алтер поднялись по металлической лестнице и встали под кристаллом. В одной руке Джон держал рукописи, в другой — руку Алтер.
Кли шагнула к тетроновому прибору, нажала кнопку: где-то зажужжал соленоид и первый ряд красных кнопок занял положение «включено».
— Я тоже хочу поехать, — неожиданно заявил Ноник.
— Сейчас нельзя, — сказала Кли. — Лента не может взять сразу троих.
Включился следующий ряд кнопок.
— Я хочу уйти из этого стального убежища, — сказал Ноник и уставился на фигуры на платформе, уже начавшие мерцать.
— Мы отправим тебя сразу же после них, — сказал Катэм. — Иначе нельзя гарантировать успеха…
Ноник взвыл и бросился вперед. Он уцепился здоровой рукой за край платформы и подтянулся под кристалл.
— Вал!
Под шаром вспыхнуло белое сияние. Что-то громко щелкнуло, посыпались искры.
— Что случилось? — закричал Рольф.
—. Этот дуралей… — начала Кли. — Я не знаю, что теперь будет. Ведь лента не рассчитана на такой большой вес. Не представляю, куда они попадут и попадут ли вообще куда-нибудь!
Платформа была пуста.
Глава 12
Эркор лежал на куче одежды в углу башни-лаборатории и смотрел на солнечный свет, проникавший сквозь дырку в потолке.
Громадный кристалл на конце транзитной ленты засветился; Вал Ноник с воплем вылетел к перилам.
С первого взгляда Эркор увидел избитое тело. Рисунок мозга метнулся через комнату и заколыхался перед Эркором. Длинные струи боли дрожали и диссонировали. Эркор попытался мысленно отвернуться.
— Чего ты хочешь? — спросил он, вставая.
— Я не хочу больше разговаривать. Я не хочу… говорить.
— Чего же ты хочешь?
Ноник глядел на него горящими глазами.
— Ладно, — сказал Эркор. — Пойдем. — Вал пошел за ним к двери. Мозг его ритмично завывал, пока они спускались во двор.
Эркор смотрел, как Вал спотыкался на выжженной мостовой, и думал: чего ради я должен тащиться за его изломанным мозгом и изломанным телом? Но все-таки шел. Через два квартала Ноник повернулся, поднял глаза к пылающему горизонту, и Эркор постарался отгородиться от того, что выплескивалось из мозга Ноника.
…падение башен, о древний Христос, падение башен, и нож обнаженный входит в живот… Падение башен, я слышу вопль ее, вижу, как выгибается тело ее, вижу пыль и крошащийся камень, кучи мусора на улицах, падение башен…
— Чего ты хочешь? — спросил Эркор. Ноник оглянулся. Страх вспыхнул в его глазах, и он бросился бежать. Но следовать за ним было нетрудно: он рассыпал свои мысли по разоренным улицам.
— Проснись, — сказал Эркор.
Ноник свернулся у стены, как большой кот. Эркору хотелось сказать: «Проснись и заткнись», но как заставишь человека не думать?
— Я нашел для тебя судно, как ты хотел.
Они пошли к пирсу, где стояло судно, заправленное горючим.
— Куда ты бежишь, Вал Ноник? Не говори, что не знаешь, иначе я не стал бы искать для тебя судно.
— Я… я… не хочу разговаривать, изображение моего лица красным мелком на коричневой бумаге горело и обугливалось, пока красота не ушла из-за неистовства ярост…
Когда они высадились на материке, Ноник глянул наверх, на транзитную ленту, и пошел по берегу. Они прошли через пустую рыбачью деревню. «Ты попался в ловушку в тот яркий миг, когда узнал свою судьбу» — было написано на разрушающейся стене дома.
— Смотри, Город Тысячи Солнц в той стороне. А там каторжные рудники. — Эркор заметил, что Ноник смотрит на транзитную ленту. — Ты хочешь вернуться в Тилфар?
Ноник покачал головой и заковылял вперед.
— Остановись, — сказал Эркор.
Вечер сверкал на покрытой лавовой коркой равнине. За ней был Тилфар.
— Остановись, — повторил Эркор, — ты идешь к смерти.
Ноник засмеялся. Смех перешел в шепот.
— Смерть? — Он покачал головой. — Пружины капкана сомкнулись. Барьер…
— Мы уже за барьером!
— Ты тоже умрешь!
— Нет, мне радиация не страшна.
В первый раз на лице Ноника отразились какие-то эмоции.
— Значит, я зашел уже слишком далеко?
— Возвращайся, Ноник.
Ноник опять засмеялся.
— Но ты ведь не видишь границы, перейдя которую я уже не могу вернуться. Здесь? — Он вдруг бросился вперед. — Ты же не видишь, может, я уже перешел ее. — Он медленно пошел обратно. — Это значит, что я уже умер. Все клетки моего тела уже мертвы, но, может быть, с час я еще поброжу, прикидываясь живым. Вот, значит, какое это ощущение — быть мертвым. Сначала я ослепну, потом начну шататься, как пьяный. — Он дотронулся до лица. — Начинается? Я… я думал, что это пройдет незаметно…
Эркор схватил дрожащего Вала своими большими руками. Трепещущий, сверкающий мозг повернулся к мозгу Эркора.
— Вал, пойдем обратно. Я вижу гораздо больше, чем ты. Ты знаешь так много и так мало! Ты не будешь свободен, если… если умрешь.
Ноник резко вырвался. Страж наполнил его лицо; его мозг наполнило лицо девушки. Он закричал и снова побежал вперед. Он бежал все дальше, в скалы.
Эркор повернулся и пошел обратно.
— Опять один! — вскричал он.
Эпилог
Пчелы… карбункул… серебро… Джон вдохнул резкий запах озона. Алтер схватила его за руку, с испугом глядя на белый песок. От внезапной смены гравитации Джон выронил бумаги, Алтер помогла ему собрать их. Они посмотрели на город.
Дым окутал серебряной чешуей остов королевского дворца Торона. Остатки башен пронзали небо. Люди еще суетились на улицах, но большая часть их уже шла к побережью.
Джон обнял Алтер за плечи и пошел по песку. Свет проходил сквозь их тела. Они шли как бы окруженные стеклом.
— Они принесли историю..
— Общую теорию поля…
— Стихи…
Делегаты задавали множество вопросов.
— Они пришли?
— Мы победим в войне?
— Где Лорд Пламени?
И Тройное Существо ответило:
— Войны не будет!
Джон и Алтер остановились и прислушались.
— Лорд Пламени, — продолжало Тройное Существо, — проведя свои наблюдения, понял, что война бессмысленна, и если она произойдет, то сметет обе стороны.
— Мы должны были уничтожить друг друга? — спросил Джон.
— Сначала мы уничтожили бы себя, — ответило Тройное Существо.
— Себя? — спросила Алтер. — Но как?
— Когда вред достигнет определенной степени, жизнь не может существовать. Стремление к такому разрушительному деянию, как война, и есть та степень вреда, при которой саморазрушение становится неизбежным. Самоубийство — это клапан, позволяющий болезни самой избавиться от себя.
Джон и Алтер подошли к городу и увидели перед собой…
…каменистую равнину, на ней лежал Вал Ноник с ввалившимися, почерневшими глазами, раздувшимся лицом. Дальше на горизонте чернел силуэт Тилфара. Вдруг там вспыхнуло пламя и клубы дыма поднялись над падающими башнями.
Тройное Существо сказало:
— И такое случается во Вселенной всюду.
— Что именно? — спросил Джон.
— То, что привело Ноника к самоубийству, заставило компьютер покончить со своим существованием, обрушив бомбы на себя. Рану наконец прижгли, и вы можете теперь идти домой и попытаться залечить ее.
— А Лорд Пламени?
— Последний случайный фактор был замечен и учтен. — Тройное Существо засмеялось. — Вы сказали бы, что Лорд Пламени осознал, что при всем своем отличии одним он похож на нас: у него тоже есть выход в смерти. Теперь он отправится в другие галактики, а здесь войны не будет.
— Значит, мы можем идти по домам? — спросили делегаты.
— Достигнуть звезд… — прошептал Джон.
Алтер улыбнулась.
Перед ними на берегу озера раскинулся Город Тысячи Солнц, они смотрели на него и думали о том, что здесь сейчас могла бы появиться семья Лога и усталые Кли и Катэм; сюда могли бы прийти старики — Рэра и Кошер, и высокий Эркор, может быть, подойдет к низкому дому с одной стороны, а лесная женщина, тоже с тремя рубцами на щеке, с другой, и музыка их мозгов, уже соприкасавшихся, сольется в двойном звуке их имен — Эркор и Ларта…
Свободные строить или разрушать, Джон и Алтер приближались к Городу Тысячи Солнц в синем дыме, который внезапно пронзил свет, упавший с сети серебряного огня… Красный свет полированного карбункула… изумруд пчелиных крыльев…
notes
Назад: Город тысячи солнц Книга третья
Дальше: Примечания
