Часть первая
Ридра Вонг
«Это город порт. Здесь испарения покрывают ржавчиной небо», — подумал генерал. Промышленные газы окрашивают вечер в оранжевый, розовый, пурпурный тона. Опускающиеся и взлетающие транспорты, перевозящие грузы в звездные центры и на спутники, распарывают облака.
«И гниющий город тоже», — подумал генерал, огибая угол по засыпанной отбросами обочине.
Со времени Захвата шесть губительных Запретов задушили город, чей жизненный пульс поддерживался межзвездной торговлей. Изолированный, как мог этот город существовать?
Шесть раз за последние двадцать лет задавал он себе этот вопрос, а ответ? Его не было.
Паника, мятежи, пожары, каннибализм…
Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, выступавших над шатким монорельсом на фоне грязных строений. В этом районе улицы были уже, на них толпились транспортные рабочие, грузчики, космонавты в зеленых мундирах и орды бледных мужчин и женщин, руководящих сложными и запутанными таможенными операциями. «Теперь они спокойны, заняты работой и домом», — подумал генерал. Однако эти люди двадцать лет жили под Захватом. Они голодали во времена Запретов, разбитых окон, грабежей, толп, убегающих от пожарных рукавов; их лишенные кальция зубы рвали мясо трупов…
Что за животное мужчина? Этот абстрактный вопрос он задавал себе, чтобы отогнать воспоминания. Легче, будучи генералом, задавать такой вопрос, чем вспоминать о женщине, сидящей посреди тротуара во время последнего Запрета, держа на коленях скелет своего ребенка; о трех истощенных девочках-подростках, напавших на него среди улицы с бритвами (одна свистнула сквозь коричневые зубы: «Иди сюда, бифштекс! Иди ко мне, лангет!..» Он использовал карате…)
Бледные, приличные мужчины и женщины, теперь они спокойны, теперь они стараются, чтобы никакое чувство не отразилось на их лицах, у них теперь бледные и приличные патриотические идеи: работать для победы над Захватчиками; Алона Стар и Кип Рчак хороши в «Звездном празднике», но Рональд Квар, конечно, самый серьезный артист. Они слушают хилаит-музыку (слушают ли, подумал генерал, вспомнив об этих танцах, где партнеры не касаются друг друга). В Таможне хорошая безопасная работа; непосредственно на Транспорте, конечно, веселее, и эта работа возбуждает, но лучше смотреть ее в кино, эти транспортники такие странные люди…
Более интеллектуальные обсуждают стихи Ридры Вонг.
Они часто говорят о Захвате, все теми же фразами, которые освещены двадцатилетним повторением в газетах и по радио. Они редко вспоминают о Запретах, и то лишь одним-двумя словами.
Возьми любого из них, возьми миллион. Кто они? Чего хотят? Что они скажут, если у них будет возможность сказать?
Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил изображение в гиперболическом ревю. Парадоксально: военный начальник, с военной задачей, он шел сейчас на встречу с Ридрой Вонг.
Вспыхнули уличные огни, его отражение возникло в окне бара. Верно, я сегодня не надел мундир, — он увидел высокого мускулистого человека с властным выражением крючконосого лица, ставшим привычным за пятьдесят лет командования. В сером штатском костюме он чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он производил на людей впечатление высокого и неуклюжего, после — перемена совпала с Захватом — впечатление массивного и властного.
Если бы Ридра Вонг пришла к нему в штаб-квартиру Администрации, он чувствовал бы себя лучше. Но он был в штатском, а не в зеленом мундире космонавта, и бар этот ему незнаком. А она — самый известный поэт в пяти исследованных галактиках. Впервые за долгое время он почувствовал некоторую неуверенность.
Он вошел. И прошептал:
— Боже, как она прекрасна. Я не знал, что она так прекрасна, изображения не передают этого…
Она увидела его отражение в зеркале за стойкой, встала со стула, улыбнулась.
Он подошел, пожал ей руку, слова «Добрый вечер, мисс Вонг» так и остались несказанными, застряв у него в горле. Она начала говорить. Помада ее была медного цвета, а зрачки глаз напоминали медные диски…
— Вавилон-17,— сказала она. — Я не решила еще этого, генерал Форестер.
Вязаное платье цвета индиго, волосы струятся по плечам, как вода в реке. Он ответил:
— Это не очень удивляет меня, мисс Вонг.
Удивляет, подумал он. Она оперлась рукой о стойку, наклонилась вперед, бедра шевельнулись под вязаной синей материей — каждое движение поражает, сбивает с толку.
— Но я продвинулась дальше, чем вы, военные.
Мягкая линия ее рта изогнулась в вежливой улыбке.
— Благодаря тому, что я знаю о вас, мисс Вонг, это тоже не удивляет меня.
«Кто она?» Он задавал этот вопрос собственному отражению, размышляя о ней. Все остальное не имеет значения. Но он должен знать о ней все. Это очень важно. Он обязан знать.
— Во-первых, генерал, — сказала она, — Вавилон-17 — не код.
Мысли его нехотя вернулись к предмету разговора.
— Не код? Но мне казалось, что криптографический отдел установил…
Он остановился потому, что он не был уверен в заключении криптографического отдела, и потому, что требовалось время, чтобы вернуться с обрывов ее скул, из пещер ее глаз. Напрягая мышцы лица, он приказал своим мыслям вернуться к Вавилону-17. Захват: Вавилон-17 может оказаться ключом к прекращению этого двадцатилетнего бедствия.
— Вы хотите сказать, что наши попытки дешифровать его бессмысленны?
— Это не шифр, не код, — повторила она. — Это язык.
Генерал нахмурился.
— Что же, как бы вы это не называли — код или язык, — мы должны понять его. Пока мы не понимаем его, мы чертовски далеки от цели.
Напряжение последних месяцев превратилось в зверя в его существе: этот зверь ухватил его за язык, сделал хриплым его голос.
Улыбка исчезла, он положил обе руки на стойку, он хотел преодолеть хрипоту.
Она сказала:
— Вы не связаны непосредственно с криптографическим отделом.
Голос ее был ровным и успокаивающим.
Он покачал головой.
— Тогда позвольте кое-что вам объяснить. Существуют, генерал Форестер, два основных типа кодов. В первом случае буквы, или символы, используемые вместо букв, перемешиваются и искажаются в соответствии с определенными образцами. Во втором — буквы, слова или группы слов заменяются другими буквами, символами или словами. Но оба типа имеют одно общее свойство: когда найден ключ, вы применяете его и тут же получаете логичные предложения. Язык, однако, имеет собственную внутреннюю логику, свой способ выражения мысли в словах. Не существует ключа, подходящего ко всем выраженным в языке значениям. В лучшем случае вы получите лишь приблизительное представление о них.
— Вы хотите сказать, что Вавилон-17 декодируется в какой-то язык?
— Вовсе нет. Это я проверила в первую очередь. Мы могли бы взять вероятную развертку различных элементов и проверить, конгруэнтны ли они разным языковым образам, даже если расположены в неверном порядке. Нет. Вавилон-17 сам по себе язык — и мы его не понимаем.
Генерал Форестер попытался улыбнуться.
— Вы хотите сказать, что, поскольку это не код, а чужой язык, нам придется отступить?
Она покачала головой.
— Боюсь, вы меня не поняли. Неизвестный язык может быть дешифрован без перевода. Вспомните, например, линеарный язык В и хетский язык. Но, чтобы попытаться сделать это, мне нужно знать гораздо больше.
Генерал поднял брови.
— Что еще вам нужно знать? Мы перевели вам все образцы. Когда получим новые, мы обязательно…
— Генерал, я должна знать все о Вавилоне-17: где вы его получили, когда, при каких обстоятельствах — все, что может оказаться ключом к этому языку.
— Но мы дали всю информацию, которую мы…
— Вы дали мне десять страниц искаженных магнитных записей и спросили, что это означает. Все, что я могла, я вам сказала. Будет больше сведений — я смогу сделать еще что-нибудь. Очень просто.
Генерал подумал: «Если бы это было так просто, мы никогда не обратились бы к тебе, Ридра Вонг».
— Если бы это было так просто, вы никогда не обратились бы ко мне, генерал Форестер.
На какое-то мгновение он поверил, что она читает в его мозгу. Но, конечно, она просто понимает это.
— Генерал Форестер, установил ли ваш криптографический отдел, что это язык?
— Если и установил, мне об этом не говорили.
— Я уверена, они не знают этого. Я сделала несколько структурных наблюдений, набросков грамматики. А они?
— Нет.
— Генерал, хотя они и знают чертовски много о кодах, они ничего не знают о сущности языка. Именно эта идиотская специализация — причина того, что я не работаю с ними уже шесть лет…
«Кто она?» — опять подумал Форестер. Сегодня утром прислали ее секретное досье, но он сразу передал его адъютанту, увидев пометку: «Одобряется». Он услышал свой собственный голос:
— Возможно, если вы немного расскажете о себе, мисс Вонг, я буду свободнее говорить с вами.
Нелогично; однако он произнес это со спокойствием и уверенностью. Насмешливо ли она смотрит на него?
— Что вы имеете в виду?
— Я знаю только ваше имя. И то, что несколько лет назад вы работали в военном криптографическом отделе. Знаю, что уже тогда, несмотря на ваш юный возраст, у вас была отличная репутация. Наши люди, безуспешно провозившись с Вавилоном-17 в течение месяца, единодушно сказали: «Пошлите это Ридре Вонг». — Он помолчал. — А вы говорите, что кое в чем разобрались, следовательно, они были правы.
— Выпьем, — предложила она.
Бармен подал два небольших стакана с дымчато-зеленой жидкостью. Она пригубила, наблюдая за генералом. Глаза ее, чуть раскосые, были обрамлены бровями, похожими на крылья птицы.
— Я не с Земли, — сказала она. — Мой отец был инженером связи в Звездном Центре под индексом Х-118, как раз за Ураном. Мать — переводчица Двора Внешних Миров. До семи лет я росла в Звездном Центре. Там было мало детей. В пятьдесят втором мы переселились на Уран-27. К двенадцати годам я знала семь земных и пять неземных языков. Я запоминала языки, как люди запоминают песни. Во время второго Запрета погибли мои родители.
— Во время Запрета вы были на Уране?
— Вы знаете, что произошло?
— Знаю, что Внешние планеты пострадали гораздо больше Внутренних.
— Вы ничего не знаете. Конечно, они пострадали больше. — Она глубоко вздохнула, отгоняя воспоминания. — Одной порции недостаточно, чтобы я могла говорить об этом. Когда я вышла из госпиталя, существовала вероятность помешательства.
— Помешательства?
— А что вы хотите? Длительное недоедание, плюс невралгическая чума.
— Я знаю об этой чуме.
— Итак, я попала на Землю. Жила у тети и дяди и получала невротерапию. Но я в ней не нуждалась. Не знаю, психологическое это или физиологическое, но из всего этого я вышла с еще более обостренным чутьем к языкам. К тому же я научилась хорошо излагать свои мысли.
— Не связано ли это со способностью к расчетам и эйдетической памятью? Такие качества очень нужны криптографу.
— Я плохой математик, совсем не умею рассчитывать. Зрительное восприятие и специальные тесты — цветные сны и прочее — все это у меня есть, но главное, в чем проявились мои качества, — в словесном оформлении. В то время я начала писать. Год я работала переводчиком при правительственном кабинете и одновременно занялась кодами. Через некоторое время как криптограф я приобрела определенную… профессиональную легкость. Но я плохой криптограф. Мне не хватает терпения корпеть над чем-то, написанным другим, мне хочется писать самой. К тому же — нервы, это вторая причина, почему я обратилась к поэзии. Но мои профессиональные способности часто меня пугали. Иногда, когда было слишком много работы, все, что я знала, внезапно укладывалось в стройную картину в моей голове, и я легко читала лежащее передо мной. А потом чувствовала себя усталой, испуганной и жалкой…
Она взглянула на свой стакан.
— Постепенно я подчинила себе свое умение. К девятнадцати годам у меня была репутация маленькой девочки, которая может расшифровать что угодно. Я уже кое-что знала о языке и легко распознавала типичные его конструкции, его грамматический строй. Распознавала чутьем, что я и сделала с Вавилоном-17.
— Почему вы оставили эту работу?
— Я назвала вам две причины. А третья заключается в том, что, овладев профессиональным мастерством, я захотела использовать его в собственных целях. В девятнадцать лет я оставила военную службу и… да, вышла замуж и начала писать серьезно. Три года спустя вышла моя первая книга. — Она улыбнулась. — Об остальном читайте в моих стихах. Там есть все.
— И теперь в мирах пяти галактик люди ищут в созданных вами образах разгадку величия, любви и одиночества…
Последние слова выскочили, как бродяги из товарного вагона. Она стояла перед ним, она была великой, а он, оторванный от привычной военной жизни, чувствовал себя таким одиноким, и он был отчаянно влюб… Нет!
Это невозможно, это отвратительно, это слишком просто для объяснения того, что происходит в его мозгу, что пульсирует в его жилах.
— Выпьем еще?
Автоматическая защита. Но она приняла ее за автоматическую вежливость. Бармен подошел, отошел.
— Миры пяти галактик, — повторила она. — Удивительно, ведь мне всего двадцать шесть…
Глаза ее остановились на чем-то невидимом. Она не выпила еще и половины первой порции.
— В вашем возрасте Ките был уже мертв.
Она пожала плечами.
— Это странное время. Оно выдвигает героев так быстро, внезапно и так же быстро и внезапно убивает их.
Он кивнул, вспомнив с полдюжины певцов, актеров, даже писателей, которые в конце второго или начале третьего десятилетия объявлялись гениями, чтобы исчезнуть через год, два, три. Ее репутация удерживается очень долго.
— Я принадлежу своему времени, — сказала она. — Я хотела бы вырваться за его пределы, но время не пускает меня. — Руки ее оторвались от гладкой поверхности стакана. — Вы, в армии, должны испытывать то же самое, — она подняла голову. — Дала ли я вам то, чего вы хотели?
Он кивнул. Легче было солгать жестом, а не словом.
— Хорошо. Теперь, генерал Форестер, расскажите мне о Вавилоне-17.
Он оглянулся в поисках бармена, но сияние вернуло его взгляд к ее лицу. Это была просто улыбка, но краем глаза он принял ее улыбку за вспышку света.
— Возьмите, — сказала она, подвигая к нему свой стакан.
Он отхлебнул.
— Захват, Мисс Вонг… Это связано с Захватом.
Она подперла голову рукой, глаза ее сузились.
— Это началось с серии несчастных случаев — точнее, они казались несчастными случаями, теперь мы уверены, что это диверсии. Они происходят на всем пространстве Союза с шестьдесят восьмого года. На боевых кораблях, на базах космического флота… Обычно не срабатывает самое важное оборудование. Дважды взрывы привели к гибели крупных правительственных деятелей. Несколько раз эти «случаи» происходили на предприятиях, производящих важную военную продукцию.
— Что же объединяет все эти «случаи» — кроме того, что они связаны с войной? При современном развитии экономики любой инцидент в промышленности нетрудно связать с войной. При современном развитии экономики.
— Их объединяет Вавилон-17.
Он смотрел, как она допивает свою порцию и аккуратно ставит стакан.
— Накануне, во время и сразу после каждого происшествия пространство заполняется радио переговорами из неизвестных источников, некоторые из них отстоят на сотни ярдов, но встречаются и такие, которые доносятся через световые годы. Во время последних трех «случаев» мы записали эти радиопередачи и дали рабочее название — Вавилон-17. Вот. Сможете ли вы из этого что-нибудь извлечь?
— Но ведь можно найти того, кто передает эти радиоинструкции для саботажа…
— Мы ничего не можем найти! — в его голосе прорвалось раздражение. — Нет ничего, кроме этого проклятого бормотания! Криптографы потратили много сил, но целый месяц ничего не могли сделать, поэтому мы и обратились к вам.
Продолжая говорить, он заметил, что она задумалась. Наконец она произнесла:
— Генерал Форестер, мне нужен оригинал записей этих радиопереговоров плюс полный отчет, если можно, секунда за секундой, обо всем, происходившем во время «случая».
— Не знаю…
— Если такого отчета нет, постарайтесь составить его во время следующего «случая». Если этот радиохлам представляет собой разговор, обмен репликами, я сумею выяснить, о чем идет речь. В той копии, которую мне передал криптографический отдел, нет обозначений, кому принадлежат реплики. Нет даже пауз. Простая техническая запись.
— Я могу дать вам все, кроме оригинала записи…
— Это необходимо. Я должна сама составить транскрипцию, тщательно, со всеми обозначениями.
— Мы сделаем для вас перезапись по вашим указаниям.
— Я должна все проделать сама, иначе я ничего не смогу обещать. Проблема заключается сейчас в распознавании фонематических и аллофонических противопоставлений. Ваши люди даже не поняли, что это язык, поэтому эта проблема их не заинтересовала…
Он прервал ее:
— Что за противопоставления?
— Вы знаете, что некоторые люди азиатского происхождения путают «р» и «л», когда говорят на западных языках? Это потому, что в западных языках это разные фонемы, а восточные люди на их месте слышат и пишут одно и то же. Так вот, вопрос в том, чтобы правильно затранскрибировать язык, на котором не говоришь. Можно ведь просто не услышать различий, которых нет в собственном языке.
— А как вы собираетесь сделать это?
— Используя свои знания звуковых систем множества языков, а так же при помощи чутья.
— Опять профессиональное мастерство?
Она улыбнулась.
— Я надеюсь.
Она ждала его одобрения. Но что он должен был одобрить?
— Конечно, мисс Вонг, — сказал он. — Вы наш эксперт, приходите завтра в криптографический отдел и получите все необходимое.
— Спасибо, генерал Форестер. Я направлю вам свой официальный доклад.
Он стоял неподвижно, окаменев от ее улыбки. «Я должен идти, — в отчаянии подумал он. — О нет, сначала нужно что-то сказать».
— Хорошо, мисс Вонг. Потом мы еще поговорим…
Что-то еще, что-то…
Он начал поворачиваться (я должен отвернуться от нее, надо сказать еще спасибо… спасибо…). Подошел к двери, по-прежнему размышляя: кто она? О, что-то я должен сказать. Я груб, властен, я военный. Но богатство мыслей и слов отдано ей. Дверь раскрылась, и вечер опустил ему на глаза свои синие пальцы.
«Боже, — подумал он, — все это во мне, а она не знает! Я не могу это выразить!»
Ридра встала. Ухватившись руками за стойку, она смотрела в зеркало. Подошел бармен, чтобы унести стаканы. Он нахмурился:
— Мисс Вонг?
Лицо ее было напряжено.
— Мисс Вонг, вы…
Костяшки ее пальцев побелели, и бармен видел, как белизна ползет по ее рукам, пока они не стали как восковые.
— Вам плохо, мисс Вонг?
Она повернулась к нему.
— Вы заметили?
Голос ее был резким, хриплым, саркастическим, напряженным. Она оттолкнулась от стойки и подошла к двери, закашлялась, остановилась и вышла.
— Моки, помогите мне!
— Ридра? — Доктор Маркус Тмварба оторвался в темноте от подушки. В дымном свете над постелью появилось ее лицо. — Где вы?
— Внизу, Моки. Пожалуйста, мне нужно поговорить с вами!
Ее возбужденное лицо двигалось вправо, влево, избегая его взгляда. Он зажмурил глаза от света, потом медленно открыл их.
— Поднимайся.
Лицо исчезло.
Он взмахнул рукой в направлении контрольного щита, и мягкий свет заполнил роскошную спальню. Он откинул золотистое одеяло, встал на ковер, снял с гнутой бронзовой вешалки черный шелковый костюм и накинул его. Встроенные в костюм контуры расправили его в плечах и груди. Он коснулся рамы стиля рококо, панель опустилась, из встроенного бара выдвинулся дымящийся кофейник и графин с выпивкой.
Повинуясь другому жесту, на полу выросли пузырьковые кресла. Доктор Тмварба повернулся к входной двери, она щелкнула, распахнулась, и появилась Ридра.
— Кофе? — он подтолкнул кофейник, силовое поле подхватило его и мягко поднесло к ней. — Чем ты занимаешься?
— Моки, я…
— Пей кофе.
Она наполнила чашку, поднесла ее ко рту.
— Нет ли чего-нибудь успокаивающего?
— Какао? — он извлек две маленькие бутылочки. — Алкоголь тоже способен обмануть. У меня кое-что осталось от обеда. Собиралась компания.
Она покачала головой.
— Только какао.
Бутылочка последовала за кофе по силовому лучу.
— У меня был ужасно утомительный день. — Он потер руки. — Работать после полудня не удалось — за обедом гости, все хотели разговаривать со мной, да и после обеда докучали вызовами. Минут десять назад лег спать. — Он улыбнулся. — Как ты провела вечер?
— Моки, это… это было ужасно.
Доктор Тмварба отпил из чашки.
— Прекрасно. Иначе я ни за что не простил бы тебе, что ты меня разбудила.
Она улыбнулась помимо воли.
— Я м-могу рассчиты… читывать на в-вашу помощь и симпатию, Моки…
— Ты можешь рассчитывать на мой здравый смысл и убедительный совет психиатра. А симпатии? Мне жаль, но не после двенадцати. Садись. Что случилось? — Взмах его руки вызвал к жизни кресло рядом с ним. Край сиденья легко ударил Ридру под колени, и она села. — Перестань заикаться и рассказывай. Ты преодолела это, когда тебе было пятнадцать лет.
Голос его стал очень мягким и убедительным.
Она еще раз отпила какао.
— Код, вы помните, я работаю над кодом?
Доктор Тмварба опустился в широкий кожаный гамак и отбросил назад седые волосы, взъерошенные после сна.
— Я помню, тебя просили над чем-то поработать для правительства. Ты довольно презрительно отозвалась об этом деле.
— Да. И… ну, это не код… это язык. Но сегодня вечером я… я разговаривала с главнокомандующим… с генералом Форестером, и это случилось… Я имею в виду — это случилось, и я знаю!
— Что знаешь?
— Как в прошлый раз, я знаю, о чем он думает.
— Ты читаешь в его мозгу?
— Нет. Как в последний раз. По тому, что он делал, я могла сказать, о чем он думает.
— Ты уже пыталась объяснить, но я не понял. Мне кажется, ты говоришь о чем-то вроде телепатии.
Она покачала головой, снова покачала.
Доктор Тмварба сплел пальцы и откинулся. Внезапно Ридра сказала ровным голосом:
— «Дорогая, но ты должна высказать это сама!» Именно это вы хотели сказать, Моки, не правда ли?
Тмварба поднял седые брови.
— Да, это. Ты говоришь, что не читаешь у меня в мозгу? Но ты много раз демонстрировала мне…
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, а вы не знаете, что хочу сказать я.
Она почти встала со своего кресла.
Тмварба сказал:
— Именно поэтому ты такая известная поэтесса.
Ридра продолжала:
— Я знаю, Моки. Я ношу все в своей голове и вкладываю в стихи, которые понятны людям. Но прошедшие десять лет я занималась не тем. Вы знаете, что я делала. Я слушала людей, улавливала их полумысли-полупредложения, в которых они спотыкались, их чувства, которые они не могли выразить, и это было очень больно. Потом я отправлялась домой и отделывала их, полировала, выполняла для них ритмическое обрамление, превращала тусклые пятна в яркие краски, заменяла кричащие цвета пастелью, чтобы они больше не могли ранить, — таковы мои стихотворения. Я знаю, что хотят сказать люди, и говорю это за них.
— Голос века, — сказала Тмварба.
Она ответила грубым ругательством. В ее глазах появились слезы.
— То, что я хочу сказать, то, что я хочу выразить, я еще только… — она снова покачала головой. — Я не могу сказать этого.
— Если ты хочешь расти как поэт, ты это должна сказать.
Она кивнула.
— Моки, два года назад я не подозревала, что высказываю то, что хотят сказать другие. Я думала, что это мои собственные мысли.
— Каждый молодой писатель, хоть чего-нибудь стоящий, проходит через это. Так овладевают мастерством.
— А теперь у меня есть собственные мысли. У меня есть что сказать людом. Это не то, что раньше: оригинальная форма для уже созданного. Это новые мысли, и я боюсь до смерти.
— Каждый молодой писатель, созревая, проходит через это.
— Повторить легко, но сказать трудно, Моки!
— Хорошо, что ты поняла. Почему бы тебе не рассказать мне, как происходит это… понимание другого человека?
Она помолчала.
— Ладно, попытаюсь еще раз. Перед тем, как уйти из бара, я стояла, глядя в зеркало, а бармен подошел и спросил, что со мной.
— Он почувствовал, что ты расстроена?
— Он ничего не почувствовал. Он посмотрел на мои руки. Они стиснули край стойки и быстро белели. Не нужно быть гением, чтобы связать это с тем, что происходит в моей голове.
— Бармены обычно очень чувствительны к такого рода сигналам. Это часть их работы. — Он допил свой кофе. — Твои пальцы побелели? Что же сказал или не сказал генерал, и что он хотел сказать?
Ее щека дважды дернулась, и доктор Тмварба подумал: «Следует ли это трактовать более специфически, чем просто нервозность?»
— Генерал — грубоватый, энергичный человек, — объяснила она. — Вероятно, неженатый, всю жизнь прослуживший в армии, со всеми вытекающими последствиями. Ему около шестидесяти, но он не чувствует этого. Он вошел в бар, где мы должны были встретиться, глаза его сузились, потом широко раскрылись; шаг замедлился, когда он вошел, но, оказавшись в нескольких шагах от меня, он пошел быстрее. Он пожал мою руку, будто боялся ее сломать.
Улыбка Тмварбы перешла в смех.
— Он влюбился в тебя.
Она кивнула.
— Но почему это расстроило тебя? Я думаю, ты должна быть тронута.
— Я и была, — она наклонилась вперед. — Я была тронута. И я могла проследить каждую мысль в голове его. Один раз, когда он старался вернуть свои мысли к коду, к Вавилону-17, я сказала то, что он думал, чтобы показать, насколько я близка к нему. Я проследила за его мыслью, будто читала в его мозгу…
— Погоди минутку. Вот этого я не понимаю. Как ты могла точно знать, о чем он думает?
Она обхватила рукой подбородок.
— Вот как. Я сказала что-то о необходимости иметь больше информации для расшифровки этого языка. Он не хотел давать ее. Я сказала, что должна иметь ее, иначе не смогу продвинуться дальше. Он приподнял голову. Если бы он покачал головой, чуть поджав губы, что бы он хотел сказать мне, по-вашему?
Доктор Тмварба пожал плечами.
— Это все не так просто.
— Конечно. Но он сделал один жест, чтобы избежать другого. Что это могло означать?
Тмварба покачал головой.
— Он избегал жеста, чтобы не показать, что обычное дело не вызвало бы его появления здесь. Поэтому он поднял голову.
Тмварба предположил:
— Что-нибудь вроде: если бы это было так просто, мы бы не нуждались в вас.
— Точно. И я сказала ему это. Челюсти его сжались…
— От удивления?
— Да. Он на секунду подумал, что я читаю его мысли.
Доктор Тмварба покачал головой.
— Это просто, Ридра. То, о чем ты говоришь, — чтение мышечных реакций. Это можно делать очень успешно, особенно если знаешь область, в которой сосредоточены мысли твоего собеседника. Вернись к тому, из-за чего ты расстроилась. Твоя скромность была возмущена, вниманием этого… неотесанного солдафона?
Она ответила не очень скромно.
Доктор Тмварба покусал нижнюю губу.
— Я не маленькая девочка, — сказала Ридра. — К тому же он ни о чем грубом не думал. Я произнесла его слова, просто чтобы показать ему, насколько мы близки. Я думала, что он очарован. И если бы он понял эту близость так же, как я, у меня было бы к нему только доброе чувство. Только когда он уходил…
Доктор Тмварба вновь услышал хриплые нотки в ее голосе.
— …когда он уходил, последнее, что он подумал, было: «Она не знает, я не сказал ей об этом».
Глаза ее потемнели, нет, она слегка наклонилась вперед и полуприкрыла глаза, поэтому они стали казаться темнее. Доктор наблюдал это тысячи раз, с тех пор как исхудалую двенадцатилетнюю девочку направили к нему для невротерапии, которая превратилась в психотерапию, а потом и в дружбу. Но он так и не разгадал смысла этой перемены. Когда срок терапии официально закончился, он продолжал внимательно приглядываться к Ридре. Какие изменения происходят вместе с изменениями глаз? Он знал, что существует множество проявлений его собственной личности, которые она читает с легкостью. Он знал много людей, равных ей по репутации, людей влиятельных и богатых. Сама по себе репутация не внушала ему почтения. А Ридра внушала.
— Он подумал, что я не понимаю. И я рассердилась. Это ранило меня. Все недопонимания, которые опутывают мир и разделяют людей, обрушились на меня, чтобы я распутала их, объяснила их, а я не могла. Я не знала слов, грамматики, синтаксиса. И…
Что-то изменилось в ее восточного типа лице, и он попытался понять, что именно.
— Да?
— Вавилон-17.
— Язык?
— Да. Вы знаете, что я называю моим профессиональным чутьем?
— Ты внезапно начинаешь понимать язык.
— Ну, генерал Форестер сказал мне, что то, что было у меня в руках, не монолог, а диалог. Я этого раньше не знала. Это совпадало с некоторыми моими соображениями. Я поняла, что могу сама определить, где кончается одна реплика и начинается другая. А потом…
— Ты поняла язык?
— Кое-что поняла. Но в нем заключено нечто, что испугало меня гораздо больше, чем генерал Форестер.
Удивление отразилось на лице Тмварбы.
— В самом деле?
Она кивнула.
— Что же?
Мускул ее щеки снова дернулся.
— Я знаю, где будет следующий несчастный случай.
— Случай?
— Да. Где Захватчики — если это действительно Захватчики, хотя я в этом не уверена, — планируют произвести следующую диверсию. Но язык сам по себе, он… он довольно странный.
— Как это?
— Маленький, — сказала она. — Крепкий. И плотно связанный… Это вам ничего не говорит? Относительно языка?
— Компактность? — спросил доктор Тмварба. — Я думаю, что это хорошее качество разговорного языка.
— Да, — согласилась она, глубоко вздохнув. — Моки, я боюсь!
— Почему?
— Потому что я собираюсь кое-что сделать и не знаю, смогу ли.
— Если это действительно достойно твоих стараний, то неудивительно, что ты немного испугана. А что это?
— Я решила еще в баре, но подумала, что нужно сначала с кем-нибудь поговорить, а это значит поговорить с вами.
— Давай.
— Я решила сама разгадать загадку Вавилона-17.
Тмварба склонил голову вправо.
— Так как я могу установить, кто говорит на этом языке, откуда говорит и что именно говорит.
Голова доктора пошла влево.
— Почему? Большинство учебников утверждает, что язык — это механизм для выражения мыслей, Моки. Но язык — это и есть мысль. Мысль в форме информации: эта форма и есть язык. Форма этого языка… поразительна.
— Что же тебя поражает?
— Моки, когда вы изучаете другой язык, вы узнаете, как другой народ видит мир, вселенную.
Он кивнул.
— А когда я вглядываюсь в этот язык, я вижу… слишком много.
— Звучит очень поэтично.
Она засмеялась.
— Вы всегда скажете что-нибудь такое, чтобы вернуть меня на землю.
— Но я делаю это не часто. Хорошие поэты обычно практичны и ненавидят мистицизм.
— Только поэзия, которая пытается затронуть реальное, — настоящая поэзия.
— Конечно. Но я все еще не понимаю, как ты предполагаешь решить загадку Вавилона-17.
— Вы на самом деле хотите знать? — она дотронулась до его колена. — Я возьму космический корабль, наберу экипаж и отправлюсь к месту следующего происшествия.
— Да, верно, у тебя есть удостоверение капитана межзвездной службы. Ты в состоянии взять корабль?
— Правительство субсидирует экспедицию.
— О, отлично. Но зачем?
— Я знаю с полдюжины языков Захватчиков, и Вавилон-17 не из их числа. Это не язык Союза. Я хочу знать, кто говорит на этом языке — кто или что во Вселенной мыслит таким образом. Как вы думаете, я смогу, Моки?
— Выпей еще кофе. — Он вновь послал ей кофейник. — Это хороший вопрос. Нужно о многом подумать. Ты не самый стабильный человек во Вселенной. Набор и руководство экипажем требует особого психологического склада — у тебя он есть. Твои документы, как я помню, это результат твоего странного… хм, брака несколько лет назад. Но ты руководила автоматическим экипажем. Теперь ты будешь руководить Транспортниками?
Она кивнула.
— Я больше имею дела с Таможенниками. И ты тоже более или менее к ним относишься.
— Мои родители были Транспортниками. Я сама была Транспортником до Запрета.
— Верно. Допустим, я скажу: «Да, ты можешь это сделать».
— Я поблагодарю и улечу завтра.
— А если я скажу, что мне нужно неделю проверять твои психоиндексы, и ты все это время должна жить у меня, никуда не выходить, ничего не печатать, избегать всяческих приемов?
— Я поблагодарю. И улечу завтра.
Он нахмурился.
— Тогда зачем ты беспокоила меня?
— Потому что… — она пожала плечами, — потому что завтра я буду дьявольски занята, и… у меня не будет времени попрощаться с вами.
— Ага, — напряженное хмурое выражение на его лице сменилось улыбкой.
И он вновь подумал о майне-птице.
Тринадцатилетняя Ридра, тоненькая, застенчивая, прорвалась сквозь тройные двери рабочей оранжереи с новой вещью, называемой смехом: она открыла, как производить его ртом. И он по-отцовски гордился, что этот полутруп, отданный под его опеку шесть месяцев назад, вновь стал девочкой, с по-мальчишески остриженными волосами, с дурными настроениями, вспышками раздражения, с вопросами, с заботами о двух гвинейских свиньях, которых она называла Ламп и Лампкин. Ветерок от кондиционера пошевеливал кустарники у стены, и солнце просвечивало сквозь прозрачную крышу. Она спросила:
— Что это, Моки?
И он, испятнанный солнцем, в белых шортах, улыбаясь, сказал:
— Это майна-птица. Она будет говорить с тобой. Скажи ей: «Здравствуй!»
В черном глазу сверкнула булавочная головка живого света. Перья сверкали, из иголочного клюва высунулся тоненький язычок. Птица наклонила голову, когда девочка прошептала: «Здравствуй!»
Доктор Тмварба две недели учил птицу при помощи свежевыкопанных земляных червей, чтобы удивить девочку. Птица проговорила: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива».
Крик.
Полная неожиданность.
Вначале он подумал, что она будет смеяться. Но лицо ее исказилось, она начала молотить руками, зашаталась, упала. Он подбежал, чтобы подхватить ее, а птица, перекрывая ее истерические рыдания, повторяла: «Какой хороший день, как я счастлива».
Он и раньше наблюдал у нее припадки, но этот был потрясающим. Потом, когда он смог поговорить с ней об этом, она, побледневшая, с напряженными губами, просто сказала: «Птица испугала меня».
А спустя три дня проклятая птица вырвалась, полетела и запуталась в антенной сети, которую они с Ридрой натянули для ее любительских радиоперехватов: она слушала гиперстатические передачи транспортных кораблей в этом рукаве галактики. Крыло и лапа попали в ячейки сети, птица начала биться о провод так, что искры видны были даже в солнечном свете. «Нужно достать ее оттуда!» — закричала Ридра. Но когда она взглянула на птицу, то даже под загаром стало заметно, что она побледнела. «Я позабочусь об этом, милая, — сказал он. — Ты просто забудь о ней». «Если она еще несколько раз ударится о провод, то погибнет», — проговорила Ридра.
Но он уже пошел внутрь за лестницей. А выйдя, остановился. Она на четыре пятых уже вскарабкалась по проволочной сетке на дерево, закрывавшее угол дома. Спустя пятнадцать летных секунд она уже протягивала руку к птице, отдернула и снова протянула. Он знал, что она чертовски боится горячего провода. Она коснулась его. Полетели искры. Но она собралась с духом и схватила птицу. Спустя минуту она была уже во дворе, держа на вытянутых дрожащих руках измятую птицу. Лицо ее казалось вымазанным известью.
— Возьмите ее, Моки, — сказала она чуть слышно, — прежде чем она что-нибудь скажет и у меня снова начнется припадок.
И вот теперь, тринадцать лет спустя, кто-то другой говорил с ней, и она сказала, что боится. Он знал, что она может пугаться, но знал и то, что она может храбро смотреть в лицо своим страхам.
Он сказал:
— До свидания. Я рад, что ты меня разбудила. Если бы ты не пришла, я совсем бы сошел с ума.
— Это вам спасибо, Моки, — ответила она. — Я все еще испугана.
Дэниел Д. Эпплби, который редко называл себя полным именем — он был чиновником из Таможни — взглянул на приказ через очки в тонкой оправе и провел рукой по коротко стриженным волосам.
Что ж, приказ разрешает это, если вы хотите.
— И?..
И он подписан генералом Форестером.
— Я думаю, вы присоединитесь к этой подписи.
— Но я должен одобрить…
— Тогда идемте со мной, и одобрите на месте. У меня нет времени посылать вам отчет и ждать одобрения.
— Но ведь так нельзя…
— Можно. Идемте со мной.
— Но, мисс Вонг, я не хожу в Транспортный город по ночам.
— Я приглашаю вас. Боитесь?
— Нет. Но…
— Мне к утру нужно иметь корабль и экипаж. Видите подпись генерала Форестера? Все в порядке?
— Надеюсь.
— Тогда идемте. Экипаж должен получить официальное одобрение.
Ридра и чиновник — настаивая и неуверенно возражая — покинули бронзово-стеклянное здание.
Около шести минут они провели в монорельсе. Когда они вышли, улицы были уже освещены, а в небе повис постоянный вой транспортных кораблей. Между зданиями складов и контор были разбросаны дома и меблированные комнаты. Поперек проходила большая улица, гремящая движением, запруженная толпами свободных от работы грузчиков и космонавтов. Они проходили мимо неоновых реклам разнообразнейших развлечений, мимо ресторанов многих миров, мимо баров и публичных домов. В давке Таможенник втянул голову в плечи и ускорил шаг, чтобы успеть за широкой походкой Ридры.
— Кого вы хотите искать?
— Пилота. Именно его я хочу подобрать первым.
— У вас есть какой-нибудь план?
Они стояли на углу. Засунув руки в карманы, Ридра осматривалась.
— Я думала о нескольких кандидатах… Сюда.
Они свернули в узкую улочку — тесную и ярко освещенную.
— Куда мы идем? Вы знаете этот район?
Она засмеялась, взяла его за руку и легко, как танцор партнершу, повернула к металлической лестнице.
— Сюда.
— Вы никогда не были здесь раньше? — она спросила таким тоном, который на какое-то мгновение заставил его подумать о том, что он охраняет ее.
Он покачал головой.
Навстречу им из подземного кафе поднимался человек, чернокожий, красные и зеленые драгоценные камни усеивали его лицо, грудь, руки и бедра. Влажная оболочка, также усеянная драгоценностями, парусила вокруг его рук.
Ридра схватила его за плечо:
— Эй, Лом!
— Капитан Вонг! — голос был грубым, белоснежные зубы остры, как иглы. Он повернулся к ней. Его паруса распростерлись за ним. Заостренные уши двинулись вперед. — Зачем вы здесь?
— Лом, сегодня вечером борется Брасс?
— Хотите взглянуть на него? Да, с Серебряным Драконом. Интересная схватка. Эй, я искал вас на Денебе. Куда вы подевались? Я не нашел вас там. Купил вашу книгу. Много читать нет времени, но купил. Где вы были шесть месяцев?
— На Земле, училась в университете. Но теперь я снова отправляюсь.
— Брасс вам нужен как пилот? Вы отправляетесь в Спецелли?
— Верно.
Лом обхватил ее за плечи черной рукой, парус окутал ее блистающим светом.
— Когда вы двинетесь к Цезарю, возьмите пилотом Лома. Знает Цезарь… — он скривил лицо и покачал головой. — Никто не знает лучше.
— Обязательно, Лом. Но сейчас Спецелли.
— Тогда вам нужен Брасс. Работали с ним раньше?
— Мы выпивали с ним, когда оба неделю находились в карантине на одном из планетоидов Лебедя. Похоже, он знает то, что говорит.
— Говорит, говорит, говорит! — засмеялся Лом. — Да, я помню. Вы — «капитан, который говорит». Посмотрите схватку этого сына собаки, тогда вы будете знать, что он за пилот.
— Я для этого и пришла, — кивнула Ридра.
Она повернулась к Таможеннику, который притаился за прилавком. «О боже, — подумал он, — она собирается нас знакомить!»
Но она с насмешливой улыбкой склонила голову и отвернулась.
— Увидимся позже, Лом, когда я снова буду дома.
— Да, да, вы говорите это, и говорили то же раньше. Но я не видел вас шесть месяцев. — Он засмеялся. — Но вы мне нравитесь, капитан. Возьмите меня к Цезарю, когда-нибудь.
— Обязательно, Лом.
Острозубая улыбка.
— Обязательно, обязательно, говорите вы. Хорошо. До свидания, капитан, — он поклонился и поднял руку в салюте. — Капитан Вонг.
И ушел.
Вы не должны бояться его, — сказала Ридра чиновнику.
Но, но… — подыскивая слово, он недоумевал: откуда она знает? — Откуда он явился?
Он землянин. Но родился он в пути от Арктура к одному из Центавров. Его мать была помощником капитана, если только он не выдумывает. Лом мастер рассказывать сказки.
— Вы думаете, что вся его внешность — это косметохирургия?
— Да.
Ридра начала спускаться по лестнице.
— Но ради какого дьявола они делают это с собой? Они и так дикари. Ни один приличный человек не захочет иметь с ними дело.
— Моряки привыкли к татуировке. К тому же Лому нечего делать. Сомневаюсь, чтобы у него в последние годы была работа.
— Он плохой пилот? Тогда что это за разговоры о туманности Цезаря?
— Я уверена, что он ее знает. Но ему уже сто двадцать лет. А после восьмидесяти рефлексы замедляются, и это конец пилотской карьере. Он блуждает от одного портового города к другому, знает, что происходит со всеми, разносит сплетни и дает советы.
Они вошли в кафе по аппарели, проходившей в тридцати футах над головами посетителей, сидевших за столиками и у стойки. Над ними парил дымный шар сорока футов в диаметре. Взглянув на него, Ридра сказала таможеннику:
— Сегодняшние игры еще не начались.
— Здесь происходит так называемая борьба?
— Да.
— Но ведь она считается незаконной.
— Закон так и не был принят, после обсуждения вопрос замяли.
— Ясно.
Чиновник удивленно моргал, пока они спускались между веселыми транспортными рабочими. Большинство были обычными мужчинами и женщинами, но результаты косметохирургии заставляли его то и дело таращить глаза.
— Я раньше никогда не бывал в подобном месте, — прошептал он.
Люди, похожие на рептилий и амфибий, смеялись и разговаривали с грифонами и сфинксами в металлической шкуре.
— Оставьте одежду здесь, — улыбнулась девушка-контролер. Ее обнаженная кожа была зеленого цвета. Груди, бедра и живот сверкали.
— Нет, — быстро ответил Таможенник.
— По крайней мере снимите брюки и рубашку, — сказала Ридра, стягивая блузку. — Не то люди узнают в вас чужака.
Она наклонилась, сняла туфли и сунула их под прилавок. Начала расстегивать бюстгальтер, но поймала его испуганный взгляд и застегнула снова.
Он осторожно снял пиджак, рубашку и уже развязывал шнурки ботинок, когда кто-то схватил его за руку.
— Эй, таможня!
Перед ним стоял обнаженный человек огромного роста, с нахмуренным лицом, покрытым оспинами. Единственным украшением его были механические огоньки, вживленные в грудь, плечи, ноги и руки и создававшие определенный рисунок.
— Вы мне?
— Что ты здесь делаешь, таможня?
— Сэр, я вас не трогал.
— А я тебя трону. Выпьем, таможня. Сегодня я настроен дружески.
— Очень благодарен, но я лучше…
— Да, я настроен дружески. А ты — нет. И если ты не будешь дружески настроен, таможня, я тоже перестану.
— Ну, я не…
Он беспомощно взглянул на Ридру.
— Пошли, выпьете со мной оба. Плата за мной. Мы будем настоящими друзьями, черт побери!
Второй рукой он хотел схватить за плечо Ридру, но та перехватила его руку. Его ладонь раскрылась, обнажив множество шрамов, которые возникают при работе со стеллариметром.
— Навигатор?
Он кивнул, и она отпустила его руку.
— Почему вы так дружественны в этот вечер?
Одурманенный покачал головой. Волосы его были собраны в пучок и перевязаны над левым ухом.
— Я дружествен только с таможней, а ты мне нравишься.
— Спасибо. Купи нам выпивку, и я отплачу тебе тем же.
Он тяжело кивнул, его зеленые глаза сузились. Протянув руку, он коснулся золотого диска, свисавшего на цепочке с ее шеи.
— Капитан Вонг?
Она кивнула.
— Очень рад встретиться. — Он засмеялся. — Идемте, капитан, я куплю кое-что, что сделает нас и таможенника веселыми…
Они направились к бару.
То, что в более приличных местах подают маленькими стаканчиками, здесь наливали в кружки.
На кого будете ставить в схватке: на Дракона или на Брасса? Если скажете, что на Дракона, я плюну вам в лицо. Я, конечно, ШУЧУ, капитан.
Я ни на кого не ставлю, — сказала Ридра. — Вы знаете Брасса?
Был навигатором с ним в последнем полете. Прибыли с неделю назад.
Поэтому вы за него в этой схватке?
Можно сказать и так.
— После рейса Брасс пропил все, — объяснила Ридра ошарашенному таможеннику. — Экипаж теперь без работы. Сегодня вечером Брасс выставляет себя. — Она вновь повернулась к навигатору. — Здесь много капитанов, ищущих пилотов?
Он сунул язык под верхнюю губу, подмигнул, покачал головой и пожал плечами.
— Кроме меня, вы не встречали здесь капитанов?
Кивок, большой глоток напитка.
— Как вас зовут?
— Калли, навигатор-2.
— Где ваши Первый и Третий?
— Третий где-то здесь пьет. А Первым была милая девушка по имени Кэти О’Хиггинс. Она умерла.
Он потянулся за следующей порцией.
— Сожалею, — сказала Ридра. — А отчего она умерла?
— Столкновение с Захватчиками. Выжили только Брасс, я, Третий и наш Глаз. Потеряли весь взвод, потеряли помощника. Чертовски хороший помощник. Капитан, это был плохой полет. Глаз остался без Уха, Носа. Они были лишены тела уже десять лет и были всегда вместе. Роп, Кэти и я, мы составили тройку только несколько месяцев назад. Но все равно… — он покачал головой. — Очень плохо.
— Позовите вашего Третьего.
— Зачем?
— Мне нужен полный экипаж.
Калли нахмурился.
— Но с нами больше нет Первого.
— И вы так и будете хандрить тут? Пойдем в Морг.
Калли хмыкнул.
— Если хотите видеть моего Третьего, идемте.
Ридра и Таможенник двинулись за ним.
— Эй, глупыш, обернись.
Парню, сидевшему на табурете у стойки, было не больше девятнадцати лет. Таможенник прежде всего разглядел путаницу металлических лент. Калли был большим, сильным, а этот…
— Капитан Вонг, это Рои — лучший Третий во всей Солнечной системе.
…А этот Рон — маленький, тощий, со сверхъестественно выделявшимися жилами: грудные мышцы, как пластины металла под натянутой восковой кожей, живот, как опустевший рукав, руки, как сплетенные кабели. Даже мускулы лица выступали с обеих сторон челюстей. Он был непричесан, светловолос, глаза цвета сапфира, а единственным вмешательством косметохирургии была яркая роза, растущая на плече. Он улыбнулся и в знак привета дотронулся указательным пальцем до лба.
— Капитан Вонг набирает экипаж.
Рон выпрямился на табурете, все мускулы его тела задвигались подобно змее, ползущей к молоку.
Таможенник увидел, как расширились глаза Ридры, но не обратил на это внимания.
— У нас нет Первого, — сказал Рон. Улыбка его была печальна.
— Допустим, я найду вам Первого.
Навигаторы посмотрели друг на друга, потом Калли обернулся к Ридре и потер кончик носа указательным пальцем.
— Вы знаете, мы были Тройкой…
Левой рукой Ридра сжала правую.
— И вы хотите, чтобы снова была Тройка? Вам понравится мой выбор.
— Ну, трудно подобрать…
— Почти невозможно. Но мы попробуем. Я ведь только делаю предложение. Что вы скажете?
Указательный палец Калли переместился от носа ко лбу.
— Вы не могли сделать лучшего предложения.
Ридра взглянула на Рона.
Юноша поставил согнутую ногу на табурет.
— Я скажу: посмотрим, кого вы нам предложите.
Она кивнула.
— Прекрасно.
— Вы знаете, не все понимают, что такое разбитая Тройка.
Калли положил руку на плечо Рона.
— Да, но…
Ридра посмотрела вверх.
— Давайте следить за борьбой.
Люди у стойки подняли головы. Те же, что сидели за столами, откинули спинки кресел и теперь полулежали.
Кружка Калли со стуком опустилась, Рон обеими ногами взобрался на табурет и облокотился о стойку.
— Куда они смотрят? — спросил Таможенник. — Разве кто-то…
Ридра положила ему руку на шею и что-то сделала: он рассмеялся и запрокинул голову. Потом сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
Дымный шар, висевший под сводом, осветился. Все помещение, наоборот, погрузилось в полутьму. Дым рассеялся, и шар оказался прозрачным.
Что происходит? — недоумевал Таможенник. — Эта борьба…
Ридра зажала ему рот рукой, и он затих.
Появился Серебряный Дракон, с огромными крыльями, серебряные перья его были подобны лезвиям сабель, чешуйки на огромных бедрах тряслись, десятифутовое туловище изгибалось и колебалось в антигравитационном поле, зеленые глаза косили под приспущенными серебряными веками.
— Это женщина! — выдохнул Таможенник.
Приветственный стук пальцев пронесся по залу.
Дым заклубился в шаре…
— Это наш Брасс! — прошептал Калли.
…И Брасс зевнул и затряс головой: его клыки цвета слоновой кости влажно блестели, мускулы бугрились на плечах и руках, медные когти шести дюймов длины выступали из плюшевых лап. Хвост с кисточкой бил по стенкам шара. Грива, подстриженная, чтобы не дать противнику схватиться за нее, переливалась, как вода.
Калли схватил Таможенника за плечо.
— Стучи пальцами, таможня! Это наш Брасс!!!
Шар светился красным. Два пилота кружили лицом друг к другу по диаметру шара. Голоса замерли. Таможенник перевел взгляд на окружающих. Все лица были подняты. Навигатор-3, казалось, превратился в узел мышц. Ридра тоже взглянула на сжатые руки и стиснутые челюсти мальчика с розой на плече.
Наверху противники сжимались и разжимались, кружа друг против друга. Внезапное движение Дракона… Брасс отскочил, потом оттолкнулся от стены.
Таможенный чиновник схватил что-то.
Два тела столкнулись, сплелись, ударились о стену и отскочили рикошетом. Люди начали топать. Рука сплелась с рукой, нога с ногой, пока Брасс не вывернулся и не был отброшен к верхней стене арены. Тряся головой, он выпрямился. Внизу извивался Дракон, раздраженно взмахивая крыльями. Внезапно Брасс кинулся сверху на него и ударил ногой. Дракон увернулся… Клыки-сабли щелкнули и промахнулись.
— Что они хотят сделать? — прошептал чиновник. — Как узнать, кто выигрывает?
Он вновь опустил глаза: то, что он схватил, оказалось плечом Калли.
— Когда один отбросит другого на стену, а сам коснется другой стены лишь одной своей конечностью, — объяснил Калли, не глядя, — он выигрывает очко.
Серебряный Дракон щелкнул своим телом, как освобожденная пружина, Брасс пронесся мимо и распростерся на стене, но когда Дракон отступал, он потерял равновесие и вместо того, чтобы коснуться стены лишь одной ногой, задел ее обеими.
Вздох разочарования пронесся по аудитории. Оправившись, Брасс прыгнул и оттолкнул Дракона к стене, но отдача была слишком сильной, и он тоже коснулся стены тремя конечностями.
Вновь схватка в центре. Дракон рычал, растягивался, шуршал чешуей. Брасс смотрел сердито, глаза его были подобны золотым монетам. Он двигался взад и вперед.
Дракон ударил: серебряный вихрь пронесся над плечом Брасса. Он легко уклонился, перехватил Дракона лапой и ударил в свою очередь.
Шар вспыхнул зеленым, а Калли застучал по прилавку:
— Смотрите, он покажет этой серебряной стерве!
Конечности сплелись, когти ударялись о когти, еще дважды схватка заканчивалась вничью. Потом Дракон ударил Брасса в грудь, отбросил его к стене, а сам удержался на кончике хвоста. Толпа внизу затопала.
— Нечестно! — закричал Калли, отталкивая прочь Таможенника. — Черт возьми, нечестно это!
Но шар вновь озарился зеленым. Официально Дракон выиграл очко.
Теперь они осторожно плавали в шаре. Дважды Дракон делал ложный выпад, но Брасс успевал убрать когти и не касаться стены.
— Почему она не схватится с ним? — кричал вверх Калли. — Она изведет его до смерти! Эй, борись!
Как бы в ответ Брасс прыгнул и с силой ударил плечом: это был бы прекрасный удар, если бы Брасс не промахнулся, но Дракон схватил его за руку и чуть не бросил на пластиковую поверхность.
— Она не имеет права! — На этот раз крикнул таможенный чиновник. Он снова схватил плечо Калли. — Разве она может так делать? Я не думал… — но он прикусил язык, потому что Брасс ударил Дракона ногами, и тот распростерся на пластике, в то время как Брасс удержался на одной ноге и теперь парил в центре шара.
— Вот оно! — закричал Калли. — Чистый выигрыш!
Шар вспыхнул зеленым. Раздались аплодисменты.
— Он выиграл? — спрашивал Таможенник. — А он выиграл?
— Конечно. Идем взглянем на него. Пошли, капитан.
Ридра уже пробиралась через толпу. Рон прыгнул за ней, а Калли потащил следом таможенного чиновника. Крытая черной черепицей лестница привела в комнату, где несколько групп, мужчин и женщин окружили лежавшего на диване Кондора — огромное существо алого цвета. Кондор должен был сражаться с Негром, одиноко стоявшим в углу. Открылся выход на арену, и в нем появился покрытый потом Брасс.
— Эй! — окликнул его Калли. — Эй, это было здорово, парень! С тобой хочет поговорить капитан!
Брасс потянулся, потом с низким рычанием опустился на четвереньки. Он потряс головой, потом узнал Ридру, и глаза его Удивленно расширились.
Капитан Вонг! — его рот, растянутый из-за косметохирургически вживленных львиных клыков, не справлялся с губными согласными. — Как я вам понравился сегодня вечером?
— Вполне достаточно, чтобы я захотела взять вас в качестве пилота в Спецелли. — Она почесала желтый хохолок за его ухом. — Когда-то вы сказали, что хотели бы показать мне свое умение.
— Да, — кивнул Брасс. — Но мне все еще кажется, что я вижу сон. — Он отбросил львиную шкуру и вытер шею и руки полотенцем. Поймав удивленный взгляд Таможенника, добавил: — Всего лишь косметохирургия.
— Покажите ему ваш психоиндекс, — сказала Ридра, — и он одобрит вас.
— Значит, мы отправляемся завтра, капитан?
— На рассвете.
Из-за пояса Брасс извлек тонкую металлическую пластину.
— Вот, таможня.
Таможенный чиновник принялся изучать рисунок. Из бокового кармана он извлек пластину со стабильными обозначениями, но решил более точные измерения провести позже. Но опыт говорил ему, что Брасс вполне подходит как пилот.
— Мисс Вонг, я хочу сказать, капитан Вонг, как насчет их карточек?
Он обернулся к Калли и Рону.
Рон потянулся за шею и почесал лопатку.
— Не беспокойтесь за нас, пока нет навигатора-1.
— Проверим их позже, — сказала Ридра. — А сначала нужно набрать экипаж.
— Вы будете набирать полный экипаж? — спросил Брасс.
Ридра кивнула.
— Как насчет Глаза, что вернулся с вами?
Брасс покачал головой.
— Он потерял свои Ухо и Нос. Это была настоящая Тройка, капитан. Он шесть часов висел снаружи, пока мы не доставили его обратно в Морг.
— Понимаю. А вы не можете рекомендовать кого-нибудь?
— Не знаю. Нужно просто пойти в Сектор Лишенных Тела и посмотреть там.
— Если хотите к утру иметь экипаж, лучше начать сейчас, — сказал Калли.
— Идемте, — сказала Ридра.
Когда они направились к лестнице, Таможенник спросил:
— Сектор Лишенных Тела?
— Да. А что?
Ридра шла вслед за остальными.
— Ну… мне не нравится эта мысль.
Ридра засмеялась.
— Из-за мертвых? Они вас не обидят.
— Я знаю, что это незаконно — существу, обладающему телом, находиться в Секторе Лишенных Тела.
— В некоторых его частях, — поправила Ридра, и все засмеялись. — Мы не зайдем в эти части — если сможем.
— Хотите получить обратно одежду? — спросила девушка-контролер.
Люди останавливались, чтобы поздравить Брасса с победой, хлопнуть его по спине и щелкнуть пальцами. Он набросил на себя накидку, окутал ею плечи, шею, руки, толстые бедра. Помахал толпе и начал медленно подниматься по лестнице.
— Вы действительно можете оценить пилота по его поведению в схватке? — спросил у Ридры чиновник.
Она кивнула.
— На корабле нервная система пилота непосредственно связана с приборами управления. Весь полет в гипер-стасисе — это борьба пилота с течениями стасиса. Он должен иметь отличные рефлексы, должен полностью владеть своим искусственным телом. Опытный Транспортник может точно определить, как будет вести себя пилот в течениях стасиса.
— Конечно, я слышал об этом, но сам вижу впервые. Это… волнующее зрелище.
— Да, — сказала Ридра.
Когда они поднялись наверх, шар вновь осветился. Негр и Кондор кружили в его сфере. На тротуаре Брасс опустился на четвереньки рядом с Ридрой.
— Как насчет помощника и взвода?
— Мне хотелось бы иметь взвод, прошедший только один полет.
— Зачем таких зеленых?
— Я хочу тренировать их по-своему. Более опытные слишком устойчивы, их не переучишь.
— С группой, совершившей лишь один полет, может быть дьявольская масса проблем с дисциплиной. И они мало что умеют. Никогда не летал с такими.
— Если я хочу найти взвод к утру, такой получить легче. Я направлю запрос во флот.
Брасс кивнул.
— Вы хотите сразу взять их?
— Сначала я хочу проверить их со своим пилотом, может, у вас будут замечания.
Они проходили мимо уличного фоно на углу. Ридра нырнула под пластиковый колпак. Минутой позже она говорила:
— Взвод для полета к Спецелли необходим к рассвету. Я знаю, что мало времени, но мне и не нужен опытный взвод. Всего лишь одно путешествие. — Она подмигнула спутникам. — Хорошо. Я позвоню попозже, чтобы получить их психоиндексы для таможенного одобрения. Да, чиновник со мной. Спасибо.
Она вышла из-под колпака.
— Ближайший путь в Сектор Лишенных Тела здесь.
Улицы постепенно сужались и, пустынные, переплетались друг с другом. Затем началось бетонное ограждение, прерываемое металлическими башенками. Башни были опутаны проводами. Столбы голубоватого света чередовались с полутьмой.
— Это и есть… — начал Таможенник и замолчал.
Они постепенно замедляли шаги. На фоне тьмы между башнями появились красные сполохи.
— Что это?
— Передача. Идет всю ночь, — объяснил Калли.
Слева от них вспыхнули зеленые огни.
— Передача?
— Быстрый обмен энергией в результате освобождения от тела, — начал многословное объяснение навигатор-2.
— Но я все еще не…
Теперь они шли между фосфоресцирующими столбами. Серебро, перевитое красными огнями, просвечивало сквозь индустриальный смог. Постепенно сформировались три фигуры: женщины, сквозь прозрачные тела которых проступали скелеты, смотрели на них пустыми глазами.
Таможенник отшатнулся.
— Лица, — прошептал он. — Как только отворачиваешься, не можешь вспомнить, как они выглядят. Когда смотришь на них, они совсем как люди, но когда отводишь взгляд… — он затаил дыхание, проходя мимо призрака. — Не можешь вспомнить. — Он посмотрел им вслед. — МЕРТВЫЕ? — Он покачал головой. — Вы знаете, уже десять лет, как мой психоиндекс позволяет мне работать с Транспортниками, как телесными, так и с Лишенными Тела. Но я никогда близко не сталкивался с Лишенными Тела, не разговаривал с ними. Я видел изображения, но это…
— Существуют виды работ, — голос Калли так же отяжелел от алкоголя, как его плечи от мускулов, — виды работ на транспортных кораблях, которые нельзя поручить живым людям.
— Я знаю, знаю, — сказал Таможенник. — Тогда вы используете мертвых.
— Верно, — кивнул Калли. — Как Глаз, Ухо, Нос. Живой человек, окунувшись в волны гиперстасиса… ну, он сначала умрет, а потом сойдет с ума.
— Я знаю теорию, — резко ответил Таможенник.
Калли внезапно схватил Таможенника за щеку и притянул его лицо к своему.
— Ты ничего не знаешь, таможня. — Тон у него был такой же, как и в первый раз в кафе. — Ты прячешься в своей таможне, в безопасном тяготении Земли, а Земля просто держится за Солнце, Солнце спокойно движется к Веге, и все прочно установлено в этом спиральном рукаве… — он жестом указал в ночь, где над городом расстилался Млечный Путь. — Но ты никогда не бываешь свободен! — он отпустил физиономию в очках. — Эй! Тебе нечего мне сказать!
И навигатор ухватился за кабель, свисавший с бетона. Раздался звон натянутой струны. Низкая нота высвободила что-то в горле чиновника: его рот наполнился металлическим вкусом гнева.
Он уже хотел выплеснуть свой гнев, но медные глаза Ридры остановили его.
— Он был частью Тройки, — слова ее были спокойны, но взгляд оставался враждебным и не отрывался от лица Таможенника, — он был в тесных, неразрывных эмоциональных и сексуальных взаимоотношениях с двумя другими людьми. И один из них умер.
Голос Ридры остудил гнев Таможенника, но он все же бросил:
— Извращенец!
Рон склонил голову набок, его гримаса свидетельствовала о боли и возмущении.
— Существуют виды работ, — он повторял слова Калли, — которые на транспортных кораблях нельзя поручать двум людям. Эта работа слишком сложна.
— Я знаю.
«Я обидел парня…» — подумал он.
Калли облокотился о балку. Что-то ворочалось во рту чиновника.
— Вы хотите что-то сказать? — спросила Ридра.
Удивленный, он перевел взгляд с Калли на Рона и обратно.
— Сожалею, прошу извинить меня.
Калли поднял брови, его лицо смягчилось.
— Я тоже погорячился.
Брасс, шедший сзади, проговорил:
— ЦЕНТР передачи примерно в миле отсюда, дальше в Секторе. Там можно найти Глаз, Ухо и Нос, необходимые нам к Спецелли. — Он улыбнулся Таможеннику, оскалив клыки. — Это одна из ваших запретных частей. Там слишком много галлюцинаций, и некоторые телесные этого не выдерживают.
— Это незаконно, я подожду вас здесь, — сказал чиновник. — Вы захватите меня на обратном пути. Тогда я и одобрю их.
Ридра кивнула. Калли одной рукой охватил талию десятифутового пилота, другой — плечи Рона.
Пошли, капитан, если хотите к утру иметь свою команду.
— Если мы в течение часа не найдем того, что нам нужно, мы вернемся, — сказала Ридра.
Таможенный чиновник следил, как они исчезают за стройными башнями.
Призрачная фигура… Глаза — бассейн, полный прозрачной воды… Она что-то говорила. Он представился:
— Чиновник, мадам. Таможенный чиновник.
Вначале лицо его отразило боль, потом — удивление. Он ответил:
— Около десяти лет. А как долго лишены тела вы?
Она придвинулась к нему. Резкие прозрачные черты лица, много слов.
— Да, это совсем ново для меня. Все кажется таким неопределенным. А вам?
Вновь ее ответ, уверенный и остроумный.
Он улыбнулся.
— Да. Для вас, я думаю, не так неопределенно.
Ее легкость заразила его: она ли игриво дотронулась до его руки, он ли коснулся призрака, изумленно ощутив удивительную ровность ее кожи.
— Вы такая… Я… Я не привык к молодым женщинам, которые просто подходят и ведут себя так.
В ее объяснении была чарующая логика, он ощутил ее ближе, еще ближе, еще…
— Ну, вы лишены тела, так что это не имеет значения, но…
Она прервала его улыбкой, или поцелуем, или словом, передавая ему теперь не юмор, а изумление, страх, возбуждение, и ощущение ее форм было для него совершенно новым, он пытался удержать его, но напрасно… Она ушла! Она смеялась где-то вдали. Он стоял, слушая ее смех, изумленный и пригвожденный изумлением, а связи его с ее чувствами слабели…
Когда они вернулись, Брасс окликнул его:
— Хорошие новости! Мы получили то, что нам нужно.
— Экипаж явится сам, — объяснил Калли.
Ридра протянула три индексных карточки.
— Они через два часа будут на корабле… Что случилось? Дэниел Д. Эпплби взял карточки.
— Я… она… — Больше он ничего не мог сказать.
— Кто? — спросила Ридра. Напряжение на ее лице постепенно рассеивалось по мере того, как он вспоминал.
Калли засмеялся.
— Суккуб! Пока мы ходили, он встретился с Суккубом!
— Верно! — воскликнул Брасс. — Посмотрите-ка на него!
Рон тоже засмеялся.
— Это была женщина… мне кажется. И я могу вспомнить, что она говорила.
— И много она у вас взяла? — спросил его Брасс.
— Взяла у меня?
Рон произнес:
— Наверное, он не знает.
Калли улыбнулся навигатору-3 и обратился к чиновнику:
— Загляните в свой бумажник.
— Что?
— Загляните.
Недоверчиво он сунул руку в карман. Металлическая коробка щелкнула в руках.
— Десять… двадцать… но у меня было пятьдесят, когда мы уходили из кафе!
Калли расхохотался своим громким смехом. Он наклонился и обхватил чиновника за плечи.
— Вы кончите тем, что станете настоящим Транспортником.
— Но она… я… — пустота бумажника была так же реальна, как и любовная боль. А пустой бумажник — это так тривиально. На глазах его выступили слезы. — Но она была, она была… — спазм помешал ему кончить предложение.
— Кем она была, друг? — спросил Калли.
— Она была… — голос его был печальным.
— Лишенные тела… они такие, — сказал Брасс. — Пользуются разными способами. Вы были бы поражены, если бы я сказал, сколько раз это случалось со мной.
— Она оставила вам достаточно денег, чтобы добраться домой, — сказала Ридра. — Я вам возмещу потери.
— Нет, я…
— Идемте, капитан. Он платит за это, он считает, что за это стоит платить, а, таможня?
Тот, смущенный, кивнул.
— Тогда проверьте их индексы, — сказала Ридра. — Нам осталось выбрать помощника и навигатора-І.
У общественного фоно Ридра вновь вызвала флот. Да, взвод для нее подобран. Вместе с ними рекомендуется и помощник.
— Хорошо, — сказала Ридра и протянула фоно чиновнику. Тот выслушал психоиндексы, сопоставил их с карточками Глаза, Уха и Носа, которые передала ему Ридра. Помощник выглядел вполне подходящим.
Похоже, подбирал талантливый координатор.
Помощник не может быть слишком хорошим. Особенно с новым взводом. — Брасс потряс своей гривой. — Ему придется держать этих парней в руках.
— Этот сможет. Я давно не видел такого высокого индекса совместимости.
— Что это за глупость? — спросил Калли. — Совместимость, черт возьми! Может он дать пинка под зад, когда потребуется?
Чиновник пожал плечами.
— Он весит двести пятьдесят фунтов, а рост его всего пять и девять.
Калли рассмеялся.
— Где мы будем залечивать раны? — спросил Брасс у Ридры.
Она вопросительно подняла брови.
— Искать навигатора-1,— пояснил тот.
— В Морге.
Рон нахмурился. Калли выглядел удивленным. Сверкающие насекомые окружили его шею, потом вновь перебрались на грудь.
— Вы знаете, наш первый навигатор должен быть девушкой, и она должна быть…
— Она будет, — сказала Ридра.
Они покинули Сектор Лишенных Тела и по монорельсу направились через руины Транспортного Города, потом вдоль края поля космодрома. Темнота за окнами пересекалась синими сигнальными огнями. Корабли поднимались, становились на расстоянии синими, потом превращались в кровавые звезды на ржавом небе.
Первые минуты они продолжали шутить; флюоресцирующий поток бросал зеленоватый отсвет на их лица. Чиновник молчал и пытался вспомнить ее лицо, ее слова, ее тело. Но она ускользала, оставляя пустоту в мозге.
Когда они вышли на открытую платформу станции Туле, с востока подул теплый ветер. Облака разошлись, показалась луна. Красный городской туман остался позади. Перед ними во тьме возвышался черный Морг.
Они спустились по ступеням и пошли по мерзлому каменному парку. Вокруг возвышались скалы. Ничто не двигалось.
Дверь из листового металла терялась во тьме.
— Как вы войдете? — спросил чиновник, когда они подошли к ней.
Ридра сняла с шеи капитанский медальон, приложила его к небольшому диску на двери. Что-то загудело, вспыхнул свет, и дверь скользнула в сторону.
Калли посмотрел на металлический свод наверху.
— В этом месте заморожено транспортное мясо — достаточно, чтобы обслужить сотню звезд и все их планеты.
— И Таможенники тоже, — добавил чиновник.
— Разве кто-нибудь побеспокоился позвать Таможенника, решившего отдохнуть? — простодушно сказал Рон.
— Не знаю, для чего бы это, — ответил Калли.
— Иногда это случается, — сказал чиновник.
— Гораздо реже, чем с Транспортниками, — сказала Ридра. — Дело в том, что работа Таможенника — это наука. А Транспортник, переходящий в гиперстасисе от одного уровня к другому, — это искусство. Через сотни лет, возможно, и это станет наукой. Но сегодня человек, познавший тайны этого искусства, встречается все же гораздо реже человека, изучившего правила науки. К тому же вмешивается традиция. Транспортники привыкли к работе с мертвыми или ожившими. А для Таможенников — это трудно.
Они оставили главный вестибюль и пошли по коридору, поднимавшемуся вверх и приведшему их в большое помещение. Это был огромный ярко освещенный зал, стены его уходили вверх на сотни футов и были уставлены стеклянными ящиками-фобами. За затянутыми изморозью стеклами виднелись темные неподвижные фигуры.
— Во всем этом деле, — прошептал чиновник, — мне непонятно их возвращение. Разве любой умерший может вернуться к жизни и телу? Вы правы, капитан Вонг, для Таможенника непривычно говорить о таких вещах.
— Любой самоубийца, который лишается тела через регулярные каналы Морга, может быть возвращен к жизни. Но случайная смерть, когда Морг не может восстановить тело, или смерть от старости, которая ждет каждого из нас в возрасте около ста пятидесяти лет, это смерть окончательная. Но и в этом случае, если вы проходите по обычным каналам, запись вашего мозга сохраняется и ваши мыслительные способности могут быть восстановлены, когда потребуется, хотя сознание ваше исчезнет.
Рядом с ними сверкал розовым кварцем двенадцатифутовый кристалл регистратора.
— Рон, — сказала Ридра. — Нет, Рон и Калли.
Навигаторы, удивленные, выступили вперед.
Ридра провела рукой по кристаллу регистратора. На вогнутом экране загорелись слова: «Навигатор-2». Она изменила положение руки. «Навигатор-1». Она проверила рукой в другом направлении: «Мужчина, мужчина, мужчина, женщина…»
— Теперь говорите со мной, Рон, Калли.
— О чем?
— О том, чего вы хотите.
Глаза Ридры переходили с экрана к навигаторам и обратно.
— Гм… — Калли почесал голову.
— Хорошенькая, — сказал Рон. — Хочу, чтобы она была хорошенькая.
Он наклонился вперед, в его голубых глазах вспыхнул огонь.
— О, да, — сказал Калли, — но она не может быть красивой, полной ирландской девушкой с черными волосами, агатовыми глазами, с веснушками, появляющимися через четыре дня после начала полета. Она не может говорить так, что у вас начинает кружиться голова, даже когда она просто разговаривает с компьютером, а когда она держит вашу голову в руках и говорит, как ей необходимы…
— Калли!
Это выкрикнул Рон.
Огромный человек замолчал, сжав кулаки и тяжело дыша.
Ридра медленно, сантиметр за сантиметром вела пальцем по поверхности кристалла. На экране вспыхивали и гасли имена.
— Да, хорошенькая, — повторил Рон. — И чтобы любила борьбу, любила спорт. Кэти не была очень спортивной. Я часто думал, что для меня было бы лучше, если бы она была спортивной. Я лучше разговариваю с людьми, любящими борьбу. Серьезная в работе. И быстро думающая, как Кэти. Только…
Рука Ридры медленно двигалась влево.
— Только, — сказал Калли, опустив руки, дыхание его стало спокойнее, — это будет новая личность, совсем новая, и в ней не будет ничего от той, которую мы помним. Пусть она заменит нам…
— Да, — сказал Рон, — пусть она будет хорошим навигатором и любит нас.
— Если она будет такой, как вы хотите, вы полюбите ее? — спросила Ридра. Рука ее колебалась между двумя именами на экране.
Пауза… медленный кивок огромного человека, быстрый — юноши.
Рука Ридры замерла на кристаллической поверхности. На экране вспыхнуло имя: Молли, Тва, навигатор-1. Далее следовал ряд цифр. Ридра набрала их на циферблате.
Что-то сверкнуло над ними на высоте семидесяти пяти футов. Индукционный луч подхватил один из тысячи стеклянных гробов в стене.
Гроб опускался, его прозрачная поверхность затуманилась… Гроб покачнулся, замер. Раздался щелчок.
Изморозь на внутренней поверхности растаяла, превратилась в капли. Все подошли ближе, глядя на гроб.
Движение под сверкающим стеклом, затем крышка раздвинулась, обнажив теплую кожу и испуганные глаза.
— Все в порядке, — сказал Калли, трогая ее за плечо. Она подняла голову, взглянула на его руку и вновь опустилась на подушечку. Рон стоял за навигатором-2.— Привет!
— Гм… мисс Тва? — спросил Калли. — Вы снова живы. Вы полюбите нас?
— Нини пи нани? — лицо ее было удивленным. — Нико вапи хапа?
Рон растерянно оглядел всех.
— Похоже, она не говорит по-английски!
— Да, я знаю, — улыбнулась Ридра. — В прочих отношениях она совершенство. Таким образом, у вас будет время узнать друг друга, прежде чем вы сможете сказать что-нибудь действительно глупое. Она любит борьбу, Рон.
Рон смотрел на молодую женщину в гробу. Ее черные волосы были подстрижены по-мальчишески, полные губы побледнели от холода.
— Вы сами боретесь?
— Нини пи нани? — спросила она вновь.
Калли убрал руку с ее плеча и сделал шаг назад. Рон почесал затылок и нахмурился.
— Ну? — спросила Ридра.
Калли покачал головой.
— Не знаю.
— Навигационное оборудование стандартно. В этом смысле никаких затруднений не будет.
— Она хорошенькая, — сказал Рон. — Вы хорошенькая. Не бойтесь. Вы снова живы.
— Нинаогана! — она схватила Калли за руку. — Джи, ни усику аи махана?
Глаза ее широко раскрылись.
— Пожалуйста, не бойтесь!
Рон взял ее за руку, которой она сжимала руку Калли.
— Силеви лугха Йеиу, — она покачала головой, жест ее выражал не отрицание — только недоумение. — Сикуджувени нини на-пи… нинаогана.
Ридра сделала шаг вперед:
— Она говорит, что пойдет с вами. Она потеряла двух членов своей команды семь лет назад. Они были убиты Захватчиками. И поэтому она отправилась в Морг и убила себя. Она говорит, что хочет идти с вами. Вы примете ее?
После долгого молчания женщина, ни слова не говоря, кивнула.
— Она все еще боится, — сказал Рон. — Не бойтесь, пожалуйста. Я не обижу вас. И Калли тоже.
— Если она пойдет с нами, — сказал Калли, — мы возьмем ее.
Таможенный чиновник кашлянул.
— Могу ли я получить ее психоиндекс?
— Вот он, на экране.
Чиновник подошел к экрану.
— Ну, на это потребуется некоторое время, — сказал он, записывая цифры.
— Действуйте, — сказала Ридра.
Он произвел необходимые вычисления, сказал, удивленный, вопреки своему желанию:
— Капитан Вонг, я думаю, ваш экипаж укомплектован.
«Дорогой Моки,
когда вы получите это письмо, я уже два часа буду в полете. Через полчаса рассвет, и мне хочется поговорить с вами, а будить вас опять я не хочу.
С чувством ностальгии поднимусь я на борт старого корабля с Фобоса, под названием „Рембо“. Это название — идея Моула, помните? Это имя вызывает во мне множество воспоминаний. Я отправлюсь через двадцать минут.
А сейчас я сижу в грозовом шлюзе в раскладном кресле и смотрю на поле. Небо к западу усеяно звездами, а к востоку посерело. Черные иглы кораблей возвышаются вокруг меня. К востоку уходят линии голубых сигнальных огней. Сейчас все спокойно. О чем я думаю? Лихорадочная ночь набора экипажа провела меня через весь Транспортный Город, через Морг, по подземке к монорельсу и т. д. Громкая и шумная в начале, спокойная и тихая в конце.
Чтобы получить хорошего пилота, нужно увидеть его в борьбе. Опытный капитан точно оценит рефлексы пилота, наблюдая за его действиями на арене. Но я не настолько опытна.
Помните о чтении мышечной реакции? Может быть, вы были правы? Этой ночью я встретилась с юношей навигатором: наверное, Микеланджело хотел видеть таким человеческое тело. Он прирожденный Транспортник и отлично знает борьбу. Поэтому я наблюдала за тем, как он следит за борьбой своего пилота, по его реакции я получала полное представление о том, что происходит у меня над головой.
Вы знаете теорию Де Форе о том, что психоиндексы имеют соответствие в мускульных реакциях, модификация старой гипотезы Вильгельма Рейха о мускульных движениях: я думала о ней этой ночью. Юноша, о котором я говорила, был членом разбитой Тройки — двое мужчин и женщина, которая погибла в стычке с Захватчиками. Эти двое чуть не заставили меня закричать. Но я сдержалась. Напротив, я взяла их с собой в Морг и нашла для них замену. Это было почти сверхъестественно. Я уверена, что они до конца жизни будут считать это колдовством.
Основные условия, которые я ввела в регистратор: навигатор-1 — женщина, потерявшая двух мужчин. А как согласовать их индексы? Я уточнила психоиндексы Рона и Калли, глядя, как они говорят и действуют. Трупы занесены в регистратор по психоиндексам, мне оставалось выбрать наиболее подходящий. Я отобрала шесть молодых женщин. Но нужно было сделать окончательный точный выбор, и я его сделала! Молодая женщина из провинции Нгонда в Пан-Америке. Она покончила с собой семь лет назад. Потеряла обоих мужчин во время нападения Захватчиков и вернулась на Землю в самый разгар Запрета. Вы помните, какие тогда были отношения между Пан-Америкой и Америкоазией. Я была уверена, что она не говорит по-английски. Мы оживили ее, и она действительно не говорила. Видите ли, их психоиндексы могли не соответствовать друг другу. Но к тому времени, как они смогут понимать друг друга — а им придется этому научиться, — их психоиндексы совпадут. Достаточно мудро?
Главная причина этого письма — Вавилон-17. Я говорила вам, что расшифровала его достаточно, чтобы знать, где будет следующее нападение. Двор Военного Союза в Армседже. Я хочу, чтобы вы на крайний случай знали, куда я направилась. Я все время пытаюсь понять: какой тип мозга может пользоваться таким языком? И зачем? Я испугана, как ребенок, который боится жужжащей пчелы, но загадка притягивает меня. Мой взвод прибыл час назад. Все привлекательные милые юнцы. Через несколько минут встречусь со своим помощником. Он толстый увалень с черными глазами, с бородкой, двигается медленно, а думает быстро. Вы знаете, Моки, собирая этот экипаж, я заботилась об одном (помимо компетентности, разумеется) — они должны быть людьми, с которыми я могла бы говорить. И они как раз такие.
Любящая вас Ридра».
Свет без теней. Генерал стоял на летающем блюдце, глядя на черный корпус корабля на фоне бледного неба. У подножия корабля он сошел с двухфутового в диаметре диска, поднялся в лифте на сто футов к шлюзу. Ее не было в капитанской каюте. Он столкнулся с толстым бородатым человеком, который направил его в грузовой отсек. Генерал вскарабкался по лестнице и постарался выровнять дыхание.
Увидев его, она улыбнулась.
— Генерал Форестер, я знала, что мы увидимся сегодня Утром.
В руке она держала конверт.
— Я хотел увидеть вас… — он опять начал задыхаться. — Перед отлетом.
— Я тоже хотела увидеть вас.
— Вы сказали, что если я вам дам разрешение предпринять эту экспедицию, вы скажете мне, где вы…
— Мой рапорт, который вполне удовлетворит вас, отправлен с утренней почтой. Вы найдете его у себя на столе в штаб-квартире Администрации Союза…
— Ясно.
Она улыбнулась.
— Вам нужно поторопиться. Мы отправляемся через несколько минут.
— Да. Конечно. Я уже был утром в штаб-квартире, а несколько минут назад по звездному фоно получил краткое изложение вашего рапорта. Я только хочу сказать…
Он не сказал ничего.
— Генерал Форестер, однажды я написала стихотворение, оно называется «Совет тем, кто хочет полюбить поэта». Начинается оно так: «Юноша, она будет издеваться над твоим языком. Девушка, он похитит твои руки». Остальное прочтете сами. Оно в моей второй книге. Вы не захотите терять поэта по семь раз на день, это чертовски раздражает.
Он сказал:
— Вы знаете, что я…
— Знаю. И знала. И я рада.
Произошло неслыханное: он улыбнулся.
— Когда я был штатским, мисс Вонг, и нас впервые направили в казармы, мы говорили о женщинах, только о женщинах. И однажды кто-то сказал об одной девушке: она так хороша, что не обязана ничего давать мне, достаточно только обещать… — Он позволил себе расслабиться, и хотя плечи его опустились на полдюйма, казалось, что они стали шире на целых два. — Вот что я сейчас чувствую.
— Спасибо за это чувство, — сказала она. — Вы нравитесь мне, генерал. И обещаю, что вы по-прежнему будете нравиться мне, когда мы увидимся в следующий раз.
— Я… я благодарю вас. Думаю, что это все. Спасибо… За знание и обещание. — Затем он сказал — Мне нужно идти?
— Старт через десять минут.
— Ваше письмо, — сказал он. — Я отправлю его.
— Спасибо.
Она протянула ему письмо. Он взял его и слегка задержал ее руку. Потом повернулся и вышел. Через несколько минут она увидела, как его блюдце плывет к бетонному зданию, освещенное лучами восходящего солнца.
