Из мертвого города Книга первая - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] - Сэмюэль Дилэни - RutLib.com

Книга: Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]

Из мертвого города
Книга первая

Пролог

Изумруд пчелиных крыльев… Красное сияние полированного карбункула… Паутина серебряного огня. Свет режет глаза, вонзается глубоко в тело. Казалось, кости его расщепляются, зажимают живот и вращаются, чтобы причинить боль. Но боли нет. Он падает в синий туман, холодный как лед. Он протягивает вперед руки, стараясь удержаться…

Ладони и колени уперлись во что-то горячее. Джон Кошер потряс головой, посмотрел вверх. С него сыпался песок. Волосы упали на глаза, он откинул их и присел на пятки.

Бирюзовое небо. Горизонт совсем близко. Песок больше походил на известь. Он посмотрел вниз. От него отходили две тени. Зубец скалы неподалеку тоже отбрасывал двойную тень.

Шатаясь, он встал. Он был очень легким: с гравитацией было что-то неладно. Ноги зарылись в песок. На шее и подмышками выступил пот. Воздух обжигал ноздри. Джон прищурился.

Вдали виднелось озеро. Рядом с озером или, может, из него поднимался… город? Он еще сильнее прищурился, пытаясь разглядеть…

Когда человека выкидывают из одного мира и бросают в другой, это заставляет его одновременно решить две задачи: понять, где он сейчас, и вспомнить, где он был. Одно определяет другое.

Джон Кошер сделал шаг вперед и почувствовал прикосновение мокрой штанины к левому колену. Он снова взглянул вниз. Где-то он попал в лужу? Он растерянно обвел глазами пустыню еще раз и сделал второй шаг. Волосы снова упали на лицо.

Когда он откидывал их назад, что-то попало ему под руку.

Загрубевшие пальцы сжимали папоротник. Значит, он пробирался через густые заросли? Он посмотрел по сторонам, морщась от отраженного жара. В дюнах не видно было никакой зелени. Он пошел, но снова остановился: его рука нащупала что-то на бедре. Он осмотрел брюки, нижнюю сторону рукава и увидел соединенные углами зеленые квадраты… древесных вшей? Он недоумевающе окинул взглядом пустое безлесное пространство. Да, древесные вши зацепились за грубую одежду.

Добравшись до озера, он посмотрел в воду, она отразила его грязное лицо, разорванное плечо рубашки. Он коснулся царапины на ключице — задела в темноте ветка… Но в ослепительно яркой пустыне деревьев не было.

Губы его беззвучно зашевелились, проверяя цифры на комбинезоне. Этот номер был его именем последние пять лет. Сейчас он его не узнавал.

Но ведь это отражение! Надо читать наоборот. Он поднял глаза, прошептал правильный номер, и тут же перед ним встали пахнущие креозотом стены тюремного барака, зубья резака, которым он работал в течение пяти лет, вгрызаясь в тетроновую руду, и листья, и ветки, бьющие по лицу и плечам, когда он бежал в темноте…

И он узнал город.

Там, за озером, город стоял так явственно, что он попятился назад. Абстракция превратилась в башни, петляющие дороги Тилфара! Как стрелка указывает направление, как сцена обещает развлечение, так шпили Тилфара символизировали смерть.

В горле пересохло, ладони стали влажными. Он снова попятился. Кожа на спине зашевелилась. Его взбаламученный мозг вытягивал факты.

Я, Джон Кошер, я хотел стать свободным! Это первое, кроме страха, ощущение за пять лет рудников достигло такой силы, что они втроем бежали… Сколько часов назад?

Но это было на земле. Он был на земле. Как и город. Смотреть на него от изрытого края джунглей и лавовых полей означало смерть. Здесь же Тилфар на чужой планете, под двойным солнцем.

Обессиленный, он смотрел на город от изрытых скал. И вдруг услышал: ЛОРД ПЛАМЕНИ.

И внезапно страх исчез. Кошер попытался разобраться в своих мыслях. Он должен войти в город, найти посылающую платформу транзитной ленты, металлическую полосу, которая пронесет его над джунглями, над головами стражников, над морем и вернет снова к жизни, в островной город Торон…

Но тут же он нахмурился, на лице появились ярость и отчаяние, а глаза все искали серебряную ленту, которая должна была выходить из окна далекого здания, плыть от столба к столбу над песком.

Но транзитной ленты… нет!

Исчезла? Сломалась? Не было ни столбов, ни металлической ленты. Город стоял изолированно на непонятном песке. Ох, только бы она не была сломана! Молюсь…

Все вдруг пропало. Не осталось ничего, кроме синего тумана, холодного как лед; он кружился в синеве. Свет резал глаза, бегущие образы дрожали, мерцали, становились серебряными, красными, изумрудными… пчелиными крыльями.

Глава 1

Хрустальный шар над пустой платформой в башне лаборатории мертвого города Тилфара потускнел. Шестьдесят лет здесь стояла тишина. От шара тянулась металлическая лента; она проходила над балконом, над мокрыми и грязными дорогами. Солнце только что встало над зазубренным горизонтом, мокрый металл блестел, как спящая змея.

За много миль отсюда тьма тоже поредела. В лавовых полях среди папоротников рядами стояли бараки. Только что прошел дождь. Вода капала с опорного столба. Лента казалась черной в серых сумерках рассвета.

Из джунглей к баракам шли шестеро. Все они были ростом выше семи футов. Четверо несли двух людей обычного роста. Двое немного отстали, чтобы поговорить.

— Как насчет того парня, Ларта?

— Кошера? Он далеко не уйдет. — Она откинула меховой капюшон на плечи; взошедшее солнце сверкнуло на медных браслетах выше локтя.

— Если он уйдет, он будет первым за двенадцать лет, — сказал мужчина.

— Ему бы надо было пытаться вернуться на побережье и оттуда в Торон, — сказала Ларта. — Раз мы его не поймали, значит, он пошел вглубь, к радиационному барьеру. — Они прошли под тенью транзитной ленты. Браслеты и глаза Ларты потускнели.

— Если он пошел к Тилфару, нам нечего беспокоиться, верно, Торн?

— Полагаю, мне в любом случае нечего беспокоиться об одном сбежавшем, — сказал высокий лысый Торн, — но с прошлого года количество попыток невероятно возросло.

Ларта пожала плечами.

— Требования на тетрон почти удвоились.

Когда они вышли из тени, солнце осветило три длинных, до самой шеи, параллельных шрама на ее щеке.

Торн взял ее под руку.

— Хотел бы я знать, какие кровопийцы живут за счет этих жалких… — он не договорил и кивнул вперед.

— Гидропонные сады, аквариумные производства в Тороне, — сказала Ларта, — они как раз и требуют руды. Кроме того, подготовка к войне.

— Говорят, — задумчиво сказал Торн, — что с тех пор, как аквариумы стали производить рыбу в Тороне, рыбаки на побережье не могут продать свой улов и умирают с голоду. А с ростом требований на тетрон заключенные на рудниках мрут как мухи. Я иной раз удивляюсь, как им хватает рудокопов.

— А их и не хватает. — Ларта окликнула идущих впереди.

— Хватит, о прочем пусть позаботятся люди, — чувствовалось легкое презрение, с каким она произносила слово «люди», — которые охраняют их. Мы свое дело сделали. Бросьте тела перед бараком. Может быть, это послужит уроком для других.

После дождя двор был в лужах. Послышался глухой всплеск, за ним еще один.

— Может быть, — сказал Торн.

Но Ларта уже повернула обратно к джунглям; тень от деревьев легла на ее лицо, на тройной шрам.

Лучи солнца пробили желтые облака и осветили леса Торомона на побережье. Свет переливался на мокрых зеленых вайях, забирался во влажные трещины камней. Засверкала металлическая лента, тянувшаяся над деревьями; паутина тени от опорных столбов упала на лавовое ложе.

Подразделение воздушных кораблей блеснуло в прорыве облаков горстью серебра. Гул тетроновых моторов огласил лес, и Лаг, ростом в четыре фута с небольшим и с низким, в толщину пальца, лбом, посмотрел вверх.

Другие, того же роста, с округлыми плечами, переговаривались между собой. Чаще всего повторялось слово «война». Лаг подошел к ним, и они продолжили путь по джунглям. Их ноги с полуотставленными большими пальцами с легкостью ступали по камням, сучьям или корням. Наконец Лаг прислонился к дереву.

— Курл! Курл! — крикнул он.

Под ветвями бесформенного шалаша что-то зашевелилось. Рука отодвинула ветку, и кто-то внутри сел.

Пришельцы смотрели, перешептывались и ждали. Курл поднялся, постепенно возникая из своего убежища. Желтые глаза не были сонными, хотя лицо еще хранило следы широкого зевка. Ноздри жадно ловили утренние запахи. Он улыбнулся.

Малыши с удивлением таращились на его семифутовую фигуру. Одни видели только его громадную руку, большой палец которой он сунул за пояс, другие не поднимали глаз выше шишковатого колена.

— Курл, — сказал Лаг.

— В чем дело, Лаг?

— Идут вокруг горы, мимо озера. Не такие большие, как ты, но выше нас. Они похожи на рудничных, на заключенных. Но они не заключенные, Курл. Они строители.

Курл кивнул.

— Это хорошо. Самое время. Пора строить.

— Ты видел их?

— Нет.

— Тебе кто-нибудь уже говорил о них?

— Нет. — Улыбался Курл чуть насмешливо и снисходительно.

— Самое время. Это же ясно.

Те пошептались между собой, смущенные словами этого великана, и тоже улыбнулись.

— Пошли, — сказал Курл, — покажите мне.

Лаг оглянулся на остальных.

— Пошли, — сказал Курл, выходя из своего шалаша.

— Зачем? — спросил Лаг. — Ты хочешь говорить с ними?

Курл потянулся, сорвал два плода кхарбы и протянул их мальчику и девочке.

— Нет, — сказал он, — просто посмотрим. — Он сорвал еще два плода и дал Лагу. — Раздели.

Лаг пожал плечами, и все тронулись в путь между деревьями. Плоды разделили поровну. Двое обезьяноподобных мальчишек стали кидать друг в друга зернами, потом с хохотом затеяли возню. Курл оглянулся, и они тут же прекратили.

— Зачем нам идти? — снова спросил Лаг. Ребячья возня и хохот были ему привычны, и он их не замечал. — Ты уже знаешь, что это люди, — слово «люди» он произнес с почтением, — и знаешь, что они делают. Зачем тебе на них смотреть? Разве мы поможем им строить? А не связано то, что они строят, с войной?

— Сегодня утром шел дождь, — сказал Курл. — Ты знаешь, как выглядит озеро в утреннем тумане после дождя?

Лаг с удовольствием выпрямил плечи.

— Знаю, — сказал он, открыв желтые зубы.

— Вот поэтому мы и идем смотреть, — сказал Курл, хлопнув Лага по плечу.

Позади них лента пересекла вершину стофутового столба, ясно видимого над деревьями.

Заря пробиралась сквозь джунгли, тени отступали, и лента все сильнее блестела, пока наконец не воспарила над песком, отмечавшим берег моря.

В пятидесяти ярдах ниже бухты и последнего поддерживающего пилона, на песке, рыбак Сайгон вышел из своей лачуги.

— Тил! — позвал он. Это был жилистый человек среднего роста. Лицо его избороздили грубые морщины от песка и ветра. — Тил! — Он повернулся к хижине. — Куда опять запропастился этот парень?

Грелла уже сидела за ткацким станком, ее сильные руки летали над нитями, нога нажимала на педаль.

— Куда он делся? — спросил Сайтон.

— Он давно ушел, — спокойно сказала Грелла, не глядя на мужа. Она следила за челноком, сновавшим между зелеными нитями.

— Я и сам вижу, что он ушел, — рявкнул Сайтон, — но куда? Солнце уже встало. Он должен быть со мной в лодке. Когда он вернется?

— Не знаю.

Услышав какие-то звуки, Сайтон резко повернулся и пошел за угол хижины. Мальчик умывался, склонившись над желобом.

— Тил!

Тил быстро повернулся к отцу. Это был худощавый мальчик лет четырнадцати, с ежиком черных волос и зелеными, как море, глазами, широко распахнувшимися от страха.

— Где ты был?

— Нигде. Я ничего не сделал.

— Где ты был?

— Нигде, — снова промямлил Тил. — Просто ходил, собирал морские ракушки…

Рука Сайтона внезапно поднялась, и усаженный заклепками ремень дважды хлестнул мальчика по мокрому плечу.

— Иди в лодку.

Челнок в руке Греллы на миг остановился, но затем снова засновал между нитями.

К югу от бухты транзитная лента двигалась над водой; она казалась тусклой в сравнении со слюдяной поверхностью моря.

Заря шагала по воде, пока наконец не достигла берега острова. Лента парила высоко в воздухе над пирсами и утренней суматохой верфи. За пирсами городские башни окрасились золотом, и по мере того как солнце поднималось, золото опускалось по фасадам зданий вниз.

У дамбы разговаривали двое торговцев, стараясь перекричать рев лебедок и гул транспортера, работающего на тетроновой энергии.

— Похоже, твои лодки везут рыбу, — сказал тучный мужчина.

— Может, рыбу, а может, что-нибудь другое, — ответил второй.

— Скажи, приятель, — спросил тучный в хорошо сшитом пальто, говорящем о респектабельности своего хозяина, — зачем ты посылаешь лодки на материк и покупаешь там рыбу у рыбаков? Мой аквариум в состоянии снабдить провиантом весь город.

Второй торговец посмотрел в конец инвентарного списка.

— Моя клиентура несколько отличается от твоей.

Первый торговец засмеялся.

— Ты снабжаешь тех островитян, которые все еще убеждены в сомнительном превосходстве твоих привозных деликатесов. Ты же знаешь, приятель, что я во всех отношениях превосхожу тебя. Я кормлю больше народу, и, значит, моя продукция лучше твоей. И беру за нее дешевле, вот и выходит, что я великодушнее. Зарабатываю больше, следовательно, и в этом превосхожу тебя. Сегодня моя дочь возвращается из Островного университета, и вечером я устраиваю прием, такой большой и такой пышный, что в благодарность она станет любить меня еще больше.

Торговец снова самодовольно рассмеялся и пошел к верфи взглянуть на груз тетроновой руды, пришедший с материка.

Торговец рыбой листал другой инвентарный список, когда к нему подошел еще один человек.

— Чего это смеялся старый Кошер? — спросил он.

— Хвастался своей дурацкой затеей с аквариумами. И еще пытался заставить меня завидовать его дочери. В ее честь он дает сегодня бал, на который меня, конечно, пригласят, но приглашение придет вечером, когда у меня уже не будет возможности им воспользоваться.

Собеседник покачал головой.

— Он гордый человек. Но ты можешь поставить его на место. В следующий раз, когда он упомянет о дочери, спроси его о сыне и увидишь, как краска стыда зальет его лицо.

— Он, конечно, гордец, — ответил торговец, — но я человек не злой. Зачем мне доставлять ему неприятности? Об этом позаботится время. Начнется война — увидим.

— Возможно, ты прав, — сказал его приятель.

Над островным городом Тороном — столицей Торомона — транзитная лента спустилась и пошла между башнями, среди высотных шоссе и наконец пересекла почти голый бетон, огороженный длинными блоками ангаров. Несколько воздушных кораблей только что прибыли. У пассажирских ворот столпились встречающие.

Среди них выделялся молодой человек в военной форме. Коротко стриженные волосы, темные глаза казались еще темнее на бледном лице. С первого взгляда было видно могучее телосложение офицера, сильные ноги, косая сажень в плечах. Но еще больше поражало то, что этот совсем молодой человек носил на своем кителе нашивки майора. Он жадно следил за пассажирами, идущими к воротам.

— Тумар! Я здесь!

Он улыбнулся, бесцеремонно пробился сквозь толпу и остановился, смущенный и счастливый, перед девушкой.

— Я рада, что ты пришел, — сказала она. — Пойдем, проводишь меня к отцу?

Ее черные волосы падали на широкие восточные скулы. Она улыбалась.

Тумар покачал головой. Они пошли рука об руку сквозь толпу.

— Нет? Почему? — спросила она.

— Нет времени. Я улизнул на часок, чтобы встретить тебя, и через сорок минут должен быть в Военном министерстве. У тебя есть багаж?

Кли подняла счетную линейку и блокнот.

— Я путешествую налегке.

— Что это? — Он показал на рисунок, зажатый между линейкой и блокнотом.

Она протянула ему сложенный листок. На нем был рисунок. Тумар нахмурился, пытаясь понять, что на нем изображено, потом он развернул листок. Внутри было стихотворение, заставившее его нахмуриться еще сильнее.

— Я мало смыслю в этих вещах.

— Прочти, — настаивала она. — Стихотворение написано студентом. Я его не знаю, но у него несколько стихов вроде этого. А рисунок сделала подружка мальчика, Ренна… кажется, так ее зовут.

Тумар медленно прочел стихотворение и пожал плечами:

— Ничего не понимаю. Странное какое-то… Глаза в языке… от этого становится как-то не по себе.

— Мне тоже. Поэтому мне и нравится.

Тумар снова поглядел на рисунок. Из-за зубов и искаженных криком губ проглядывал удивительный ландшафт.

— Я… не понимаю, — повторил он недовольно, быстро вернул листок, и тут же ему захотелось еще раз взглянуть на него и перечитать стихи. Но Кли положила листок в блокнот.

— Представляешь, — сказала она, — как раз перед отъездом из Островного университета я услышала, что мальчика исключили за мошенничество на экзамене. Вот теперь и не знаешь, что делать с этими двумя единицами информации о человеке.

— Почему двумя?

— Стихотворение, с одной стороны, изгнание — с другой. Порядок их случаен, и не понятно, как эти факты связать.

— Мы живем в смутное время, — сказал Тумар. — Народ начинает мигрировать по всему Торомону. Да еще подготовка к войне. Ну ладно, раз у тебя нет багажа, я, пожалуй, вернусь в министерство. У меня много работы.

— В следующий раз я буду с чемоданом. Я собираюсь вернуться в университет на летние занятия, поэтому и вещи оставила там. — Она помолчала. — Ты не слишком занят? Придешь на вечер, который папа устраивает сегодня по случаю моего приезда?

Тумар пожал плечами.

— Тумар?

— Что?

У Тумара был низкий голос, и когда он бывал подавлен, он почти рычал.

— Война и в самом деле будет?

Он снова пожал плечами.

— Все больше солдат, все больше самолетов, министерство работает все больше и больше. Я сегодня встал до рассвета, отправлял целый флот самолетов-разведчиков на материк через радиационный барьер. Если они вернутся днем, мне весь вечер сидеть за отчетом.

— Ох, Тумар!

— Что такое, Кли Кошер?

— Ох, ты иной раз говоришь со мной так официально! Ты достаточно давно в городе, чтобы уже научиться расслабляться. Тумар, если начнется война, как ты думаешь, заключенных из тетроновых рудников будут брать в армию?

— Да, я в самом деле давно уже попал в город и поступил в армию. Теперь у меня работа, которая мне нравится, я не голодаю. Война даст работу куче народа. Твой отец станет богачом. Твой брат, может быть, вернется, и даже воры и нищие в Адском Котле получат шанс на какой-то заработок.

— Возможно, — сказала Кли. — Ну ладно, а когда же у тебя будет немного времени?

— Вероятно, завтра днем.

— Отлично. Устроим пикник. Идет?

Тумар нахмурился.

— Идет, — сказал он, помолчав, и взял ее за обе руки, она улыбнулась. Затем он повернулся и исчез в толпе.

Кли посмотрела ему вслед и пошла к стоянке такси. Солнце уже сильно пекло, когда она вошла в тень транзитной ленты, тянувшейся между башнями.

Лента шла через город. В центре она поднималась на последние Двести футов и вползала в башню-лабораторию западного крыла королевского дворца Торона.

В лаборатории никого не было. В конце металлической полосы был прозрачный хрустальный шар диаметром пятнадцать футов. Вокруг стояла дюжина тетроновых блоков разных размеров. Видеоэкраны — мертвенно-серые. На контрольной панели сорок Девять ярко-красных кнопок находились в положении «выключено». Подвески для осветительной аппаратуры над приемной платформой были пусты.

Из другой комнаты дворца раздался вопль:

— Тетрон!

— …если бы Ваше Величество подождали минутку и выслушали рапорт, — начал старый министр, — я уверен…

— Тетрон!

— …вы поняли бы, — невозмутимо продолжал министр, — почему я беспокою вас так безбожно…

— Я не желаю больше слышать слова «тетрон»!

— …рано.

— Уходите, Черджил, я хочу спать!

Король Оск, которому только что исполнился двадцать один год, а официальным правителем Торомона он был с девятнадцати лет, сунул светловолосую голову под пышные подушки, лежавшие на пурпурных простынях. Худая рука вяло потянулась к одеялу.

Старый министр спокойно взял горностаевое одеяло за один край и поднял его так, что рука короля не могла его достать. Через несколько секунд светлая голова вынырнула, и король холодно спросил:

— Черджил, почему строили дороги, преступникам откладывали казнь, изменников потрошили днем и ночью, и никто не спрашивал моего согласия, а сейчас вдруг… — Оск взглянул на инкрустированный драгоценными камнями хронометр у постели. — Боже мой, семь часов утра! Почему вдруг теперь решили советоваться со мной, что бы ни произошло в империи?

— Во-первых, вы стали совершеннолетним. Во-вторых, вот-вот начнется война. Во время потрясений ответственность за происходящее идет сверху вниз, а вы находитесь на самом верху, то есть в самом невыгодном положении.

— А почему мы не можем вступить в войну и тут же ее закончить? Я устал от этого идиотства. Вы же не думаете, что я такой уж хороший король? — Молодой человек сел, поставив тощие ноги на мех трехдюймовой толщины. — Ну, если начнется война, я пойду в первой линии огня в самой что ни на есть роскошной униформе и поведу своих солдат к стремительной победе. — При последних словах он нырнул под одеяло.

— Похвальное чувство, — сухо сказал Черджил, — но, принимая во внимание, что война может начаться сегодня, почему бы вам не выслушать рапорт о том, что еще одно звено самолетов-разведчиков получило повреждения над радиационным барьером, когда пыталось вести наблюдение за врагом сразу за тетроновыми рудниками.

— Я могу продолжить: никто не знает, каким образом самолеты были повреждены, но характер повреждений позволил Совету предположить, что возможность открытой войны возросла. Ведь примерно такие рапорты вы получали последние недели?

— Да, — ответил Черджил.

— Тогда зачем же вы ко мне пристаете? Кстати, мы в самом деле должны сегодня быть на этом дурацком вечере у рыбного торговца? И пожалуйста, говорите как можно меньше о тетроне.

— Нужно ли напоминать вам, — терпеливо ответил Черджил, — что этот рыбный торговец нажил состояние, по его мнению, почти равное королевской казне (хотя я сомневаюсь, что у него была возможность сравнивать), на эффективном использовании неупоминаемого металла. Если начнется война и нам понадобятся средства, он их с охотой нам предоставит. Отсюда вытекает, что мы будем присутствовать на вечере, на который мы приглашены с такой сердечностью.

— Послушайте, Черджил, — сказал Оск, — сейчас я говорю серьезно. Эти разговоры о войне смехотворны, и если вы рассчитываете, что я приму их всерьез, значит, и Совет относится к ним серьезно. Ну как мы можем воевать с кем-то, кто находится за радиационным барьером? Мы же ничего не знаем. Что там — страна, город, империя? Мы не знаем, есть ли у нее название. Мы даже не знаем, каким образом повредили наши самолеты. Мы не можем перехватить никаких радиосообщений. Мы даже не знаем, люди ли наши враги. Может, наш самолет получил заряд своего же тетрона (простите: если я запретил вам произносить это слово, значит, и я не должен его произносить), случайно выбило прибор, раз — и все. А Совет говорит — война. Ну так вот, я отказываюсь принимать это всерьез. Зачем мы продолжаем зря гробить самолеты? Почему бы не послать несколько человек по транзитной ленте, чтобы они произвели разведку? Транзитная лента была построена до того, как мы открыли карательные рудники, и сразу после присоединения лесного народа, правильно? Докуда она доходит?

— До мертвого города Тилфара, — ответил Черджил.

— Точно. А Тилфар был мертв не полностью, когда мы шестьдесят лет назад строили ленту. Радиация так далеко не распространялась. Так вот, почему бы не послать разведчиков в Тилфар, а оттуда через барьер на вражескую территорию? Они вернутся и все расскажут.

— Ваше Величество, разумеется, шутит, — улыбнулся Черджил. — Осмеливаюсь напомнить Вашему Величеству, что уровень радиации в Тилфаре смертелен. Для человека смертелен. Враг, похоже, за барьером здоров. Совсем недавно с помощью большого количества тетрона… Ох, простите… нам удалось сконструировать самолеты, которые, может быть, преодолеют барьер. И это единственный возможный путь.

Оск улыбнулся. Улыбка перешла в хихиканье, затем в хохот. Оск вдруг упал на кровать и закричал:

— Никто меня не слушает! Никто не принимает моих советов! — Он застонал и сунул голову под подушку. — Все только и делают, что противоречат мне! Убирайтесь! Проваливайте! Дайте мне спать!

Черджил вздохнул и вышел из королевской опочивальни.

Глава 2

Шестьдесят лет здесь стояла мертвая тишина. Но вот кристалл над приемной платформой башни-лаборатории в королевском дворце в Тороне ожил.

Платформа мерцала голубой дымкой. Красное пламя в туманной дымке вылилось в ярко-красные, сокращающиеся, пульсирующие вены и артерии. Среди беспорядочной пляски огней появились контуры костей, которые сложились в скелет человека; потом возникла серебристая сеть нервов, которые держат тело в плену ощущений. Голубизна сгустилась. Джон Кошер ухватился за перила и на миг застыл. Кристалл наверху погас.

Джон поморгал и огляделся.

— Все в порядке, — громко сказал он. — Где мы? — Он помолчал. — Ладно, понял. Полагаю, что я в порядке. Чувствую себя прекрасно. — Он отпустил перила и поглядел на руки. — Чертовски грязные. Где бы мне помыться? — Он посмотрел наверх. — Ну, конечно. Почему бы и нет? — Он нырнул под перила, спрыгнул на пол и снова огляделся. — Значит, я и в самом деле во дворце. После стольких лет. Не думал, что когда-нибудь увижу его снова. И вот, пожалуйста, я здесь!

Он зашагал вперед, но когда вступил под тень ленты, произошло невероятное.

Он исчез.

Во всяком случае частично. Исчезли голова, руки, ступни. Он остановился. Сквозь голые ноги он видел заклепки в металлическом полу. С гримасой отвращения пошел к двери. Солнечный свет снова сделал его непрозрачным.

В коридоре никого не было. Он пошел по нему, задержав взгляд на триптихе серебряных делений, украшавшем зал Совета. Золоченый диск хронометра в потолке показывал 7.10.

Он остановился перед библиотекой и открыл стеклянную дверь.

— Здесь, — сказал он вслух. — Да, я знаю, у нас нет времени, но ты из пустынного мира с двойным солнцем. Здесь тебе все объяснят лучше, чем я. — Он выдернул одну книгу. — Мы учили это в школе очень давно.

Книга называлась «Новый взгляд на историю Торомона» Катэма. Он открыл кожаный переплет и перелистал несколько страниц.

— …Из нескольких библиотек и текстов, переживших Великий Пожар (от которого мы будем датировать все последующие события). Цивилизация упала ниже варварства. Но постепенно мы, выжившие на острове Торон, устроили поселение, деревню, город. Мы продвинулись к материку, и побережье его стало главным источником пропитания населения острова, где начала развиваться промышленность. На побережье процветали фермы и рыбачьи деревни. На острове наука и индустрия стали решающими факторами превращения Торомона в империю.

За равнинами побережья исследователи обнаружили лесных людей, живших на полоске джунглей, которая тянулась полумесяцем по всему материку. Это было племя мутантов; одни были гигантами, другие — низкорослыми, похожими на неандертальцев, но и тех и других отличало миролюбие. Без всякого сопротивления они вошли в империю Торомон.

За джунглями шли лавовые поля, мертвая земля, где был обнаружен странный металл тетрон. В громадной империи преступников было очень много. Наша карательная система стала поставлять рабочих для добычи тетрона. Технология шагнула вперед, и мы научились широкому использованию энергии, высвобождаемой тетроном.

Дальше, за лавовыми полями, обнаружилось то, что превратило лесных жителей в мутантов, убило всякую растительность за пределами джунглей. Оставшаяся со дней Великого Пожара огромная полоса радиоактивной земли все еще горела вокруг лавовых полей и исключала дальнейшее продвижение.

Возле этого смертоносного поля растения становились шишковатыми, искривленными, словом, карикатурой на самих себя. А дальше шли одни камни. Если человек рисковал зайти туда, то по возвращении его сначала мучила жажда, потом высыхала кожа, наступала слепота, жар, безумие и, наконец, смерть.

На краю радиационного барьера, бросив вызов смерти, был основан город. Он стоял достаточно далеко, чтобы люди были в безопасности, но достаточно близко, так, что было видно зарево на горизонте, над разрушенными скалами. В то же время производились опыты по передаче первичной материи. Как свидетельство этого нового направления науки транзитная лента связала два города. Это был скорее жест солидарности с Тилфаром. Практическое ее применение было весьма ограниченным. Одновременно она выдерживала три-четыре сотни фунтов груза или двух-трех человек. Но транспортировка занимала мгновения и в будущем сулила широкие перспективы в исследовании всего земного шара, а также звездного пространства.

Но одним августовским вечером шестьдесят лет назад граждане Тилфара заметили усиление ранее бледного свечения на насыщенном радиацией западе. Через семь часов все небо над Тилфаром замерцало синими и желтыми полосами. Последовала стремительная эвакуация, и через три дня Тилфар был мертв. Внезапный подъем радиации теоретически приписывался многому, но за более чем полстолетия неопровержимого объяснения так и не было найдено.

Продвижение радиации остановилось перед тетроновыми рудниками, но Тилфар был потерян для Торона…

Джон внезапно закрыл книгу.

— Понятно? Вот почему я испугался, когда увидел мертвый город. Вот почему… — Он осекся. — Ты не слушаешь. — И он поставил книгу на полку.

Дальше по коридору справа и слева поднимались две парадные лестницы. Джон сунул руки в карманы и рассеянно глянул в окно, как бы ожидая чьей-то подсказки. Не дождавшись ее, он решительно шагнул на левую лестницу. Пройдя полпути, он пошел осторожнее, его босые ноги ступали неслышно, рука опасливо касалась перил.

Поднявшись, он свернул в коридор, по стенам которого в нишах стояли справа бюсты и слева — статуи. Из-за бюстов шел голубой свет, из-за статуй — желтый. Шаги за углом заставили его спрятаться за русалку, играющую с морскими водорослями. Мимо прошел старик с папкой. Он выглядел озабоченным.

Джон ждал, затаив дыхание, пока тот скрылся. Затем выскочил и побежал дальше. Наконец он остановился перед несколькими дверями.

— В которую? — спросил он.

На этот раз он, видимо, получил ответ, потому что подошел к одной двери, открыл ее и скользнул внутрь.

Отослав Черджила, Оск натянул одеяло на голову. Он слышал несколько щелчков и легкий шум, но сон снова окутал его туманом. Разбудил его плеск воды о кафель. Минуты две он прислушивался, борясь со сном. И только когда вода стихла, Оск нахмурился, скинул одеяло и сел. Дверь в его ванную была открыта. Света не было. Но кто-то там, похоже, только что принимал душ. Окна спальни были задернуты вышитыми шторами, но он не решался нажать кнопку и раздвинуть их.

В ванной кольца душевого занавеса заскользили по пруту; звякнула вешалка для полотенец; невнятный шепот. Затем на меховом ковре, покрывавшем черный каменный пол, появились мокрые темные пятна. Одно за другим… Отпечатки ног! Бестелесные отпечатки ног.

Когда следы были в четырех футах от его постели, Оск всей ладонью нажал кнопку, и шторы раздвинулись. Солнечный свет ворвался в комнату.

В последней паре отпечатков стоял голый человек. Он прыгнул к Оску, тот откинулся на гору подушек и хотел закричать, но его схватили, подняли, и край ладони заткнул ему открытый рот; он сжал зубы, чтобы укусить, но у него ничего не получилось.

— Молчи, дурак, — прошептал голос.

Король вяло кивнул.

— Ну, тогда секундочку…

Мимо плеча Оска протянулась рука, нажала кнопку на ночном столике, и шторы метнулись на свое место. Рука отдернулась, словно кнопка была раскаленной.

Тиски ослабли; король упал на постель и затих, спустя мгновение он повернулся. Никого не было.

— Где у тебя одежда? Мы с тобой примерно одного роста.

— Там… в стенном шкафу.

Отпечатки зашлепали по ковру, дверца шкафа открылась. Плечики с одеждой заскользили по перекладине. Выдвинулся ящик из глубины шкафа.

— Это не пойдет. Не думал я, что когда-нибудь снова надену приличную одежду. Минуточку… — Раздался звук отрываемой нитки. — Это подойдет, я только снял подплечики.

Нечто отошло от шкафа, уже одетое — фигура человеческая, без головы и без рук.

— Теперь, когда я в надлежащем виде, открой шторы и впусти в комнату свет. — Костюм стоял и ждал. — Ну, открывай же.

Оск медленно нажал кнопку. В солнечном свете стоял свежевыбритый молодой человек и осматривал себя. Под открытым, вышитым серебряной филигранью жакетом была белая шелковая рубашка с кружевами; узкие серые брюки подпоясаны широким, с заклепками, ремнем, на пряжке рисунок в виде золотого диска. Сандалии украшали такие же диски. Джон Кошер оглянулся вокруг.

— Как приятно вернуться!

— Кто… кто ты? — прошептал Оск.

— Верноподданный короны, — сказал Джон. — Пошевели мозгами.

Оск плюнул.

— Пять лет тому назад мы с тобой вместе учились.

На лице короля появилось выражение, говорившее о том, что он вспомнил гостя.

— Помнишь парня на два года старше, который спас тебя от ребят из механического класса, когда они решили рассчитаться с тобой за то, что ты нарочно испортил им высокочастотную катушку? А помнишь, как ты подговорил того же парня забраться во дворец и украсть королевское знамя из тронного зала? Ты даже дал ему для этого зажигающий нож, хотя в суде он и не фигурировал. А сам предупредил стражу, что я приду. Да? Я в это не очень верил.

— Послушай… — начал Оск, — ты спятил.

— Мог бы и спятить. Но пять лет в тетроновых рудниках привели меня в чувство.

— Ты убийца…

— Просто самозащита, и ты это знаешь. Стражники охотились за мной всерьез. Я убил одного, но иначе мне сожгли бы голову.

— Ты первый сжег голову одному из них. Джон Кошер, по-моему, ты спятил. Что ты здесь делаешь?

— Долго объяснять. Но поверь, пришел я вовсе не для того, чтобы повидаться с тобой.

— Но ты вошел сюда сам, украл мою одежду… — Он вдруг засмеялся. — Ох, ну, конечно, мне все это снится. Вот глупость! Ну, ясно, я сплю.

Джон нахмурился. А Оск продолжал:

— Вероятно, у меня осталось чувство вины за тот случай, когда мы были мальчишками. Ты просто плод моего воображения. Ну да! Кошер… Конечно, фамилия человека, который дает сегодня бал и на который я должен идти. Вот причина сна!

— Какой бал? — спросил Джон.

— Твой отец дает его в честь твоей сестры. Она у тебя очень приятная девушка. А теперь я намерен спать. И когда проснусь, тебя, понятно, не будет. Глупый сон, и все!

— Минуточку. Зачем ты туда идешь?

Оск уткнул голову в подушку.

— Кажется, твой отец нажил хорошенькое состояние. Черджил сказал, чтобы я поддерживал с твоим отцом дружеские отношения, потому что из него в случае надобности можно будет качать монету. Хотя, может быть, это мне тоже снится.

— Нет, не снится!

Оск открыл один глаз и снова закрыл.

— Расскажи об этом моей кузине герцогине Петре. Она притащилась из своего островного государства, чтобы узнать это. Единственные люди, кому наплевать на это, моя мать и младший брат.

— Можешь засыпать снова, — сказал Джон.

— Проваливай, — сказал Оск и снова закрыл глаза.

Джон нажал кнопку, чтобы завернуть шторы. Когда безголовая фигура вышла за дверь, Оск вздрогнул и натянул на себя одеяло.

Джон шел по коридору. За одной из дверей, в которую он не вошел, герцогиня Петра стояла у окна, глядя на высокие крыши богатых домов купцов и промышленников, на кишащие как муравейники дома, в которых жили ремесленники, клерки, секретари, кладовщики, на вонючие улочки Адского Котла.

Утреннее солнце горело в ее рыжих волосах, ласкало ее лицо. Она приоткрыла окно, и ветер играл ее голубым платьем, а она рассеянно теребила дымчатый камень на серебряной цепочке, висевшей на шее.

Джон шел по коридору.

Еще за одной дверью старая королева лежала на груде перин, угнездившись в центре огромной, в форме морской раковины, постели. Ее седые волосы были свернуты в узлы по бокам головы, рот слегка приоткрылся; она выдыхала воздух со свистом. Над постелью висел портрет последнего короля Олсена. На ночном столике стоял дешевый, в ладонь величиной, плохо нарисованный портрет ее сына, короля Оска. Она потянулась во сне, рука задела портрет и упала на край постели.

По соседству со спальней королевы-матери комната Лит; прямой потомок короля и претендент на трон империи Торомон сидел в пижаме на краю постели и протирал глаза.

Тонкие ноги четырнадцатилетнего принца свисали, точно плети. Как и брат, он был хрупкий и светловолосый.

Все еще моргая, он оделся, застегнул рубашку, взглянул на часы и нажал кнопку интеркома.

— Я проспал, Петра, — сказал он виновато, — только что встал. Извини.

— Ты должен научиться вставать вовремя. Не забывай, что ты наследник трона Торомона.

— Хотел бы забыть. Иногда.

— Никогда этого не говори! Слышишь? Даже мыслей таких не допускай!

— Прости, Петра, — сказал Лит.

Его любимая кузина, два дня назад приехавшая из своего островного государства, вела себя на этот раз как-то необычно. На пятнадцать лет старше его, она была для него самым близким человеком из всех членов семьи. С ней он обычно забывал о короне, которая всегда как бы витала над его головой. У брата было слабое здоровье, поговаривали даже, что он не в своем уме. А сейчас сама Петра указывала на золотой обруч королевства Торомон. Это казалось изменой.

— Ну, я готов. Что ты хочешь делать?

— Пожелать тебе доброго утра! — Он почувствовал улыбку в ее голосе и сам улыбнулся. — Помнишь, что я рассказывала тебе вчера о заключенных в тетроновых рудниках?

— Конечно! Я долго не мог уснуть, все думал об этом.

— Так вот, — сказала Петра, — когда пришла смена, один из стражников стал спускаться по лестнице, и его захлестнула веревка; другой стражник побежал посмотреть, что случилось. Беглецы бросились через обыскивающий луч в лес и… — Она сделала паузу. — Во всяком случае один. Двух других поймали. И убили.

— Да? И это все?

— Примерно.

Накануне вечером они долго сидели в саду, и Петра подробно рассказывала о попытке трех заключенных бежать с рудника. Она закончила на том, как трое спрятались под лестницей в темноте, выжидая, когда возможно будет уйти в лес.

— Что значит «примерно»? — Вчера Петра в деталях рассказывала про общение с заключенными, про их старания прорыть туннель; описание тюрьмы заставляло его вздрагивать, словно он сам жил в этих промозглых лачугах. — Нельзя же закончить вот так! Каким образом их поймали? Кто убежал? Круглолицый, с веснушками? Как их убили?

— Страшно, — ответила Петра. — Нет, веснушчатого поймали и хромого тоже, утром принесли их тела и бросили в лужу перед бараками, чтобы отбить у других охоту к побегам.

— Ох! А что с убежавшим?

— Лит, я хочу предупредить тебя: в скором времени ты, может быть, втянешься в водоворот событий и захочешь забыть некоторые вещи, например, что ты принц Торомона. Но ты не должен этого забывать, Лит. Слышишь, не должен.

— Каких событий, Петра?

Она снова не ответила на его вопрос.

— Помнишь, я описывала тебе тюрьму? Что бы ты сделал, если бы был королем и от тебя зависела бы жизнь этих заключенных с их гнилой пищей, крысами, ежедневной четырнадцатичасовой работой в рудниках?

— Ну, я не знаю, Петра, — неохотно протянул он. — Наверное, поговорил бы с Советом и выслушал, что скажет Черджил. Наверное, многое бы зависело от личностей заключенных, от их вины и от того, конечно, как люди к этому относятся. Черджил всегда говорит, что ничего нельзя делать второпях…

— Я знаю, что говорит Черджил. А что говорила я, ты помнишь?

— Что с третьим, который убежал?

— Он… Он вернулся в Торон.

— У него, наверное, была куча приключений. Что с ним случилось, Петра? Расскажи.

— Вообще-то он ухитрился избежать приключений. Он шел очень быстро. Проскочив освещенные зоны, они углубились в джунгли и почти сразу же разделились. Черноволосый почему-то ошибся и пошел не в том направлении, в каком собирался идти. Он миновал рудники и сделал добрых пять миль по камням. Когда рассвело, он понял, что идет к радиационному барьеру; вдали, как черная рука, цепляющаяся за горизонт, стоял Тилфар, Мертвый Город.

— Как же его не убила радиация?

— Вот и он о том же подумал. Он считал, что, если он подошел к городу настолько близко, что видит его, он должен был умереть еще за несколько миль до этого места. Он устал, но был жив. Наконец он решил идти к городу. Сделал несколько шагов и кое-что услышал.

Интерком замолчал. Лит ждал. Когда время, достаточное для драматической паузы, на его взгляд, истекло, он спросил:

— Что услышал?

— Ты сам когда-нибудь услышишь это и узнаешь.

— Ну, скажи, Петра, что это было?

— Больше об этой истории я ничего не знаю. И тебе больше ничего не нужно знать. Может быть, я сумею закончить ее, когда вернусь с бала.

— Пожалуйста, Петра…

— Пока все.

Он помолчал.

— Петра, а война — это приключение? И ты поэтому говоришь, чтобы я не забывал?

— Просто я не хочу, чтобы ты забывал, Лит. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Только обещай мне помнить этот рассказ и мою просьбу.

— Буду помнить, — уверенно сказал Лит. — Буду.

Джон спустился по винтовой лестнице, кивнул охраннику, прошел в дворцовый сад, взглянул на солнце и вышел через ворота в город.

Глава 3

Адский Котел опрокинул свое грязное варево на краю города. Вдоль старинных улочек тянулись каменные дома, многие из них разваливались, другие надстраивались и снова разваливались. Они были самыми древними в Котле. Неразлучный с людьми и отбросами их существования, Котел тянулся от порта до домов, в которых жили уже служащие и специалисты Торона. Жилища в Адском Котле собирались на скорую руку вплотную друг к другу из досок и листового железа. Железо ржавело, доски прогибались. Порт предоставил помещения лишь иммиграционным офисам и лодочной станции, обслуживающей аквариумы и гидропонику растений на понтонах в море.

Час назад в порт пришло закопченное, неповоротливое судно. Но пассажирам разрешили сойти на берег только сейчас. За столом сидели чиновники и проверяли бумаги пассажиров. Грубая изгородь высотой по пояс отделяла пассажиров от горожан. Пассажиры медленно продвигались. У некоторых были узлы. У большей части — ничего. На портовой улице стоял страшный шум: кричали разносчики, грохотали тележки. Кое-кто из пассажиров смотрел через изгородь на трущобы. Большинство не смотрело.

К тем, кто прошел мимо чиновников, подскочила женщина с лотком, на котором был разный мелочный товар. Ей было около пятидесяти, на левой щеке краснело родимое пятно.

— Купи шнурки для башмаков, хорошие, крепкие, — обратилась она к молодому человеку. Тот повернулся и застенчиво улыбнулся.

— А… у меня нет денег.

Рэра глянула на его ноги.

— Похоже, у тебя и башмаков нет. Удачи тебе в Новом Мире, на Острове Возможностей. — Она протиснулась мимо него к мужчине и женщине, мужчина нес мотыгу, грабли, лопату, женщина — младенца.

— Портрет, — сказала она, роясь в лотке, — нашего прославленного короля Оска, в металлической рамке, ручная миниатюра по случаю дня его рождения. Ни один патриот не может обойтись без портрета.

Женщина наклонилась над портретом молодого человека с короной на светлых волосах.

— Это и в самом деле король?

— А кто же еще? — возмутилась торговка. — Он сам позировал. Посмотри, какое благородное лицо! Оно будет вдохновлять твоего малыша, когда он подрастет.

— Сколько стоит?

— Для портрета величиной с ладонь совсем дешево. Скажем, полденьги?

— Дорого, — сказала женщина и, глянув на хмурое лицо мужа, покачала головой.

Но мужчина неожиданно сунул в руку Рэры монету в полденьги.

— На, возьми. — Он взял рисунок, протянул жене и кивнул: — Красиво!

— Удачи вам в Новом Мире! — сказала Рэра. — Добро пожаловать на Остров Возможностей! — Она достала из лотка следующую вещь и повернулась к другому мужчине: — Я вижу, вам нужна катушка хороших ниток. — И она показала на дыру в его рукаве, сквозь которую проглядывало коричневое плечо.

— И иголка тоже, — ответил он, — и новая рубаха. Обошелся бы рубашкой и ведром золота, но с тем, что у меня в кармане, у меня равные шансы получить и то и другое.

— Ну, хотя бы катушку прекрасных, прочных…

Кто-то толкнул ее сзади.

— Проходите, леди. Здесь нельзя торговать.

— Мне можно, — воскликнула она, оборачиваясь. — У меня лицензия…

— Ни у кого нет лицензии торговать перед иммиграционным управлением. Проходите.

— Удачи вам в Новом Мире, — крикнула она через плечо, в то время как полицейский подталкивал ее в спину.

У ворот поднялась суматоха. У кого-то бумаги оказались не в порядке. Босоногий мальчишка выскочил из очереди, подбежал к изгороди и перепрыгнул через нее. Изгородь была хилой и свалилась, мальчик тем временем скрылся.

Пассажиры заволновались. Очередь нарушилась. Чиновники за столом вскочили, замахали руками, закричали, встали на скамьи, пытаясь навести порядок. Полицейский, прогнавший Рэру, исчез в толпе.

Рэра метнулась за угол и слилась с толпой, хлынувшей к трущобам.

— Рэра!

Она оглянулась.

— А, это ты, — сказала она и подошла к девушке с таким же лотком.

— Рэра, что случилось?

Женщина засмеялась, и родимое пятно сморщилось.

— Ты видишь начало обращения новоприбывших. Страх, голод — не срабатывает; тогда еще побольше страха, и любой из этих бедолаг превращается в превосходного гражданина Адского Котла. Много продала?

— На две деньги, — ответила девушка. Ей было лет шестнадцать. Светлые, почти белые волосы, светло-голубые глаза, дочерна загоревшая кожа придавала ей вид экзотического животного. — Почему они бегут?

— Да какой-то парнишка сломал забор, ну и остальные повалили за ним.

Из-за угла вывалился второй поток людей.

— Куда они все пойдут? — спросила Алтер.

— В земляные норы, в трущобы. Кому повезет — попадет в армию. Но даже и это не поглотит всех. Женщины, дети… — Рэра пожала плечами.

— Эй! — раздался мальчишеский голос. Лоточницы обернулись.

— Смотри-ка, этот парень и сломал изгородь! — воскликнула Рэра.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Вижу его сегодня первый раз.

Мальчик подошел к ним. Смуглый, черноволосый, глаза зеленые, как море.

— Это ты продаешь разные вещи?

— Да, — кивнула Рэра. — Чего ты хочешь купить?

— Ничего. Я тебе хочу продать вот это.

Он был бос, штаны едва доходили до половины икр, рубашка без рукавов не застегивалась. Он достал из кармана завернутые в зеленую фланель ракушки и развернул их.

Ракушки были молочной белизны, одни с золотыми прожилками, на других теплые коричневые прожилки переходили в желтые; две были отшлифованы, как их непорочная мать-жемчужина, матово-серебристая поверхность переливалась пастельными тонами; на зеленой ткани завитки раковин мерцали и светились всеми красками.

— Это же просто морские ракушки, — сказала Рэра.

Алтер коснулась их пальцами.

— Какие красивые! Где ты их взял?

По размеру ракушки были от сустава ее большого пальца до ярко-розового ногтя среднего.

— После отъезда твоей матери, а моей сестры, Алтер, мы не можем дать ему даже сотой части деньги. Я продала всего одну вещь, а потом эта скотина-полицейский прогнал меня.

— Я нашел их в бухте, — объяснил мальчик. — Я спрятался на судне. Делать было нечего, вот я и отполировал их.

— Почему ты прятался? — резко спросила Рэра. — Ты хочешь сказать, что ехал без билета?

— Угу.

— Сколько ты за них хочешь? — спросила Алтер.

— Сколько… сколько здесь стоит еда и ночлег?

— Гораздо больше, чем мы можем заплатить, — вмешалась Рэра. — Пошли, Алтер. Этот парень невесть чего наговорит, если ты будешь его слушать.

— Посмотри, — сказал мальчик, — я их уже просверлил. Ты можешь нанизать их и надеть на шею.

— Если ты хочешь получить еду и ночлег, — сказала Алтер, — значит, тебе нужны не деньги, а друзья. Как тебя зовут? Откуда ты?

— Меня зовут Тил. Я с материкового побережья. Сын рыбака. Я думал, что приеду сюда и получу работу в аквариумах.

Алтер улыбнулась.

— Прежде всего ты слишком молод.

— Но я хороший рыбак.

— Работа в аквариумах сильно отличается от обычной рыбной ловли. Знаю, ты скажешь, что здесь аквариумы и гидропонные сады требуют много рабочих рук. Но иммигрантов столько, что на одно место приходится по три человека.

— Все равно, я хочу попытаться.

— Правильно, — сказала Алтер. — Пошли. Пойдем с нами. Тетя Рэра, отведем его к Джерину и, может, найдем ему какой-нибудь еды. Он пробудет там некоторое время, если понравится Джерину.

— Нельзя же всех бездомных тащить к Джерину. Они же выползают из всех щелей Котла. А вдруг этот бродяга ему не понравится, и он возьмет да и выкинет нас на улицу!

— Тетя Рэра, пожалуйста! Я договорюсь с Джерином.

Рэра раздраженно фыркнула:

— Мы и так уже две недели не платим! Что ты скажешь старику, если он пригрозит вышвырнуть нас… И за какую-то горсть ракушек…

— Прошу тебя… К тому же Тил может пригодиться Джерину. Раз он ехал без билета, значит, у него нет никаких документов.

Тил выглядел растерянным. Рэра нахмурилась.

— Не вздумай заговорить об этом.

— Глупости, — сказала Алтер. — Без документов Тил не получит работы в аквариуме, даже если бы его и захотели взять. А если Джерин решит, что Тил ему подходит для его безумного плана, парню будет куда лучше, чем если бы он нашел работу за десять денег в неделю. Понимаешь, Рэра, как Джерин может похитить…

— Молчи, — рявкнула Рэра.

— Даже если он это сделает, что из того? Это же не сам король.

— Я не понимаю, — сказал Тил.

— И хорошо, — заключила Рэра. — И если ты хочешь держаться нас, и не пытайся понять.

— Видишь ли, — добавила Ал тер, — хозяин гостиницы, где мы живем, хочет кое-что предпринять. Вообще-то он немножко ненормальный: разговаривает сам с собой. Но ему нужен человек, не зарегистрированный в городе. Если он решит, что сумеет использовать тебя, ты получишь хорошую еду и крышу. Он был садовником в Островном государстве герцогини Петры; но то ли пил много, то ли еще что, но она, похоже, его уволила. Хотя он уверяет, что она пишет ему о его плане. Но…

— Хватит, замолчи, — оборвала ее Рэра.

— Ты сам от него все услышишь, — продолжала Алтер. — Почему ты уехал без билета и без документов?

— Мне обрыдла жизнь дома. Мы каждый день ловили рыбу, а потом она гнила на берегу, потому что мы могли продать только пятую ее часть, а то и вовсе ничего. Некоторые бросили рыбачить. Другие же вбили себе в голову, что надо работать еще больше. Я думаю, так считает и мой отец. Он воображает, что если будет добывать много рыбы, то кто-нибудь станет ее покупать. Но никто не покупает. Моя мать занимается ручным ткачеством, на это в основном мы и жили. Я решил, что съедаю больше, чем стою. Вот и уехал.

— Прямо так, без денег? — спросила Рэра.

— Прямо так.

— Бедный мальчик, — сказала Рэра, в ней вдруг всколыхнулись материнские чувства, и она обняла его за плечи.

— Ой! — воскликнул Тил и сморщился.

Рэра убрала руку.

— В чем дело?

— Больно. — Он осторожно потер плечо.

— Почему?

— Отец избил.

— А, — сказала Рэра, — теперь понятно. Ну что ж, по каким бы причинам ты не уехал, это твое личное дело. Я еще не знала никого, кто делал бы что-то лишь по одной причине. Пошевеливайся. Мы поспеем к Джерину как раз к завтраку.

— Я думал, что если сумею пробраться на борт, — продолжал Тил, — то меня пустят в город без денег. А насчет документов я ничего не знал. И когда шел за пассажирами, ломал себе голову, что сказать чиновникам за столом. Может, думал, отдать им раковины, и они дадут бумаги. Но у парня передо мной оказалась в документах ошибка, какие-то даты перепутаны, и ему объявили, что его отошлют обратно на материк и что с корабля он сойти не имеет права. Парень сказал, что может заплатить, и даже достал деньги из кармана, но его толкнули назад. Вот тогда я и перемахнул через забор. Я не знал, что за мной еще кто-нибудь побежит.

— Наверное, у половины пассажиров документы были не в порядке. Или вообще фальшивые. Поэтому они и побежали.

— Ты цинична, тетя Рэра.

— Просто практична.

Когда они еще раз свернули за угол, зеленые глаза мальчика уставились на голубые башни дворца за крышами торговых заведений.

В нем боролись два противоречивых впечатления: теснота улочек, в которых иной раз два человека не могли разойтись, и бесконечность города. Он пытался передать свои ощущения Алтер, но та улыбнулась и покачала головой.

— Не понимаю. Попробуй еще раз объяснить, что ты имеешь в виду.

А в его голове бурлило море. Желтая бухта засела в мозгу и резала глаза. Он видел изъеденные солью камни, усеянные раковинами моллюсков. Он видел коричневые щупальца водорослей, цепляющиеся за песок, когда волна откатывала назад. Наконец в глазах Тила вновь появился город. Слезы омыли потрескавшиеся стены, прогнившие оконные рамы, сделали их яркими и блестящими.

— Он хочет сказать, что тоскует по дому, — перевела Рэра. — Нет, мальчик, тоска никогда не пройдет. Но станет легче.

Улица дважды резко повернула и стала шире.

— Вот мы и пришли, — сказала Алтер.

Над дверью двухэтажного каменного дома висела красная вывеска. Они вошли. По низкому потолку тянулись балки. Вдоль одной стены шла стойка. В середине комнаты стоял длинный стол, сбоку лестница вела на верхний этаж.

В комнате находились несколько мужчин и женщин. Тилу сразу бросился в глаза великан выше семи футов ростом, он сидел на скамье перед столом. У него было лошадиное лицо, на щеке тройной шрам, спускавшийся на шею и исчезающий под курткой. Тил вспомнил высоких лесных людей, иногда приходивших в рыбачью деревню, и маленьких, которые тоже приходили и слишком много пили. Но таких шрамов на высоких он никогда не видел.

На верхней площадке лестницы появился старик, прямой как жердь. Он почти сбежал вниз, его седые волосы торчали во все стороны. Он обвел комнату темными глазами.

— Все в порядке! — крикнул он. — Я получил послание.

— Это Джерин, — шепнула Алтер Тилу.

— Все здесь? — спросил старик. — Все наши здесь?

Женщина за стойкой хихикнула, Джерин повернулся к Тилу, Алтер и Рэре.

— Эй, ты! — сказал он. Его палец дрожал, так что на кого из троих он указывал, было непонятно.

— Ты имеешь в виду его? — спросила Алтер, кивнув на Тила.

Джерин подтвердил.

— Да! Ты что здесь делаешь? Ты шпион?

— Нет, сэр.

Джерин обошел стол и приблизился к ним. Его темные глаза выделялись двумя яркими пятнами на лице цвета корабельной обшивки, которую две зимы не красили.

— Джерин, — сказала Алтер, — он не шпион. Он с материка. И, Джерин, у него нет никаких документов. Он ехал зайцем.

— Ты не шпион? — снова спросил Джерин.

— Нет, сэр, — снова повторил Тил.

— Ты нед?

— А? А что это?

— Недовольный. Мы здесь все неды. Ты знаешь, что это означает?

— А? — снова сказал Тил. Резкие вопросы старика пугали его, но и чем-то привлекали, как пугал и привлекал сам город.

— Это означает, что тебе не нравилось там, где ты был, место, куда ты попал, омерзительно, а то единственное место, куда ты можешь попасть, ничем не лучше двух первых.

— Ну да, мне не нравилось… — Тил запнулся на мгновение и потер больное плечо, — мне не нравилось там, где я был.

— Тогда не стой без дела на дороге, делай что-нибудь. Следуй моему плану. Пойдем с нами!

— Но я не знаю…

— …куда идти? Все равно иди! — Старик отступил назад. — Ты мне нравишься, я тебе верю. У меня, видишь ли, нет выбора. Слишком поздно пришло послание. Так что ты мне нужен. — Он засмеялся, но смех быстро и резко оборвался. Он прикрыл глаза руками. — Я устал. Рэра, ты задолжала мне. Плати, или я выкину вас всех. Я устал. — Он тяжело пошел к стойке. — Дай мне чего-нибудь выпить. Могу же я выпить в собственной таверне.

Кто-то снова хихикнул. Тил взглянул на Алтер.

— Ну, — сказала она, — ты ему понравился.

У бара Джерин осушил стакан зеленого зелья, стукнул пустым стаканом о стойку и закричал:

— Война! Да, война!

— Начинается, — шепнула Алтер.

Джерин обвел пальцем край стакана.

— Война, — повторил он и стремительно повернулся, — начинается. А вы знаете, почему она начинается? Вы знаете, как она начинается? Мы не можем остановить ее, и никто не может. Я получил сигнал, так что надежды больше нет. Мы должны попытаться что-то спасти, что-то начать и отстроить заново. — Джерин взглянул на Тила. — Мальчик, ты знаешь, что такое война?

— Нет, сэр, — ответил Тил, хотя само слово он и слышал.

— Эй, — крикнул кто-то от стойки, — мы опять будем слушать о великих пожарах и разрушениях?

Джерин игнорировал выкрик.

— Ты знаешь, что был Великий Пожар?

Тил покачал головой.

— Когда-то мир был гораздо больше, чем сегодня, — сказал Джерин. — Когда-то люди плавали не только между островом и материком или от острова к острову, но и объезжали весь земной шар. Когда-то люди летали на Луну и к другим светилам. Были империи вроде Торомона, только больше, и было их очень много. Они часто воевали друг с другом. И в конце последней войны случился Великий Пожар. Это было пятьсот лет назад. Большую часть мира, из которого мы знаем теперь лишь малую часть, пересекают полосы непроходимой земли, моря превратились в мертвые клоаки. Возможно, один лишь Торомон способен поддерживать жизнь на земле. И вот снова война.

— Если она начнется, — крикнул кто-то от стойки, — может, повеселее станет.

Джерин обернулся:

— Ты понимаешь, что ты говоришь? С кем мы воюем? Мы не знаем! По ту сторону радиационного барьера нечто безымянное. Почему мы воюем?

— Потому что… — начал тот же настырный голос от бара.

— Потому что, — перебил его Джерин, — мы должны воевать. Торомон дошел до такого состояния, что его излишества должны поглощаться чем-то внешним. Наука опередила экономику. Законы стали строже якобы для того, чтобы остановить беззаконие. Но на самом деле они ожесточились для того, чтобы поставлять рабочих в рудники. Рабочие будут добывать все больше тетрона, и все больше горожан будет оставаться без работы и нарушать законы, чтобы не умереть с голоду. Десять лет назад, до аквариумов, рыба была в пять раз дешевле, чем сейчас. Безработных в Тороне было четыре процента, а сегодня они составляют двадцать процентов от городского населения. Четверть города голодает. И каждый день прибывают новые люди. Что с ними делать? Университеты увольняют профессоров, чьи научные изыскания не лишают людей работы. Что с ними делать? Послать воевать! Постепенно рудники завалят нас тетроном, его будет слишком много даже для аквариумов и гидропонных садов. И он тоже пойдет на войну.

— А что потом? — спросил Тил.

— Мы не знаем, на кого мы идем войной, — повторил Джерин.

— Может, мы будем сражаться сами с собой, но не будем знать этого. Судя по истории, во время войны каждая сторона держала свой народ в неведении относительно другой или просто врала. Но правда должна быть… — Его голос оборвался.

— Какой же у вас план? — спросил Тил.

У стойки опять засмеялись.

— Каким-то образом мы должны спасти хотя бы часть людей от грядущего уничтожения. Лишь немногие из нас знают все, знают, что надо делать.

— Что? — нова спросил Тил.

Джерин неожиданно повернулся к стойке.

— Выпьем! Выпьем все!

Все оживленно двинулись к бару.

— Какой у вас план? — снова спросил недоумевающий Тил.

— Я расскажу тебе, — почти шепотом ответил старик, — но не сейчас… — Он опять обернулся ко всем: — Пить до дна!

Трое мужчин, уже получивших стаканы, одобрительно загомонили.

— Вы со мной, друзья? — спросил старик.

— С тобой! — крикнули еще шестеро, стукнув стаканами по столу.

— Мой план… — начал Джерин. — У всех есть стаканы? Еще по одному — всем!

Раздался общий вопль одобрения.

— Мой план… понимаете, он не совсем мой, это лишь малая часть великого плана. Мой план — похитить принца Лита из дворца. Это та часть, которую должны выполнить мы. Вы со мной, друзья?

Поднялся крик. У стойки завязалась драка. Голос Джерина перекрыл шум, заставив его на несколько секунд утихнуть, и перешел в задыхающийся шепот:

— Вы должны быть со мной! Сегодня ночью! Я… Я думал…

Тил нахмурился, а Алтер покачала головой. Старик закрыл глаза.

Рэра подошла к нему.

— Ты заболеешь от этого крика. Пойдем, я отведу тебя наверх, в твою комнату.

Когда она повела старика к лестнице, гигант со шрамом встал, поглядел Джерину в глаза и осушил свой стакан. Джерин кивнул, тяжело вздохнул и позволил Рэре увести его. Тил и Алтер смотрели ему вслед. Пьющие снова загомонили.

Глава 4

Она сделала запись в блокноте и взяла одну из жемчужных застежек, которыми скрепляла свое белое платье на плечах.

— Мэм, я причешу вас? — спросила горничная.

— Одну секунду. — Кли повернулась к интегральным таблицам, определила дифференциал субкосинуса А плюс Б и перенесла его в блокнот. — Пожалуйста! — Она откинулась в гамаке и подняла с шеи темную копну волос.

Горничная взяла это эбеновое богатство и потянулась к серебряной цепочке с нанизанными через каждые полтора дюйма жемчужинами.

— Мэм, что вы там рисуете?

— Надеюсь установить инверсию субтригонометрических функций. Мой учитель в университете открыл непрерывные функции, но никто еще не нашел обратных.

Горничная вплела цепочку и воткнула гребень в каскад волос, упавших на плечи Кли.

— А… а что вы будете делать с ними, когда найдете?

— Да-а, — сказала Кли, — действительно, пользы от них никакой не будет. Когда-нибудь им найдется применение, но пока они бесполезны. Зато интересно.

— Наклоните голову чуть влево, мэм, вы будете выглядеть превосходно! — Пальцы ловко уложили волосы волной. — Просто замечательно.

— Надеюсь, Тумар придет. Без него мне будет скучно.

— Но ведь сам король приедет, — сказала горничная. — Я видела карточку с его согласием.

— Мой отец будет рад этому больше, чем я. Брат ходил в школу с королем до… до коронации Его Величества.

— Неужели? — сказала горничная. — Подумать только! Они дружили?

Кли пожала плечами.

— Мэм, вы видели, как украшен зал? А закуски из рыбы? Знаете, это самая мелкая из той, что выращивает ваш отец.

— Знаю, — улыбнулась Кли. — Не думаю, что я когда-нибудь в своей жизни съем хоть одну папину рыбу. Это ужас какой-то. Но считается, что она очень хорошая.

— Очень хорошая, мэм. Очень. Ваш отец замечательный человек, он выращивает такую хорошую, такую крупную рыбу. Но правда и то, что она чем-то отличается от той, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.

— А в чем разница? — спросила Кли.

Горничная задумалась.

— Не знаю, мэм. Но каждый скажет, что разница есть.

Замок на парадной двери помнил отпечаток его большого пальца.

— Пока ты прав, — говорил Джон. — Да, я верю тебе. Выбирать мне особенно не из чего. — Он был в кладовой отцовского дома. — Я буду верить тебе — какой-то своей частью, во всяком случае. Почти пять лет назад меня посадили за глупость, которую я сделал, но я при всем желании не мог себя убедить, что в этой глупости виноват я один. Я не собираюсь взваливать вину целиком на Оска, на случай и все такое… Но я хочу выбраться из этого. Я хочу быть свободным. Я шел почти на самоубийство, пытаясь бежать с рудников. И два человека, вероятно, умерли, помогая мне. Да, ты вывел меня из этого безупречного стального кладбища и ты направил меня к радиационному барьеру. За это спасибо. Но я все еще не свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Да, я знаю, что ты добиваешься, чтобы я что-то сделал, но я не понимаю, что я должен сделать. Ты обещал рассказать. Ладно. Но ты сидишь в моей голове и, пока ты там, ни о какой свободе и речи нет. Ты видишь, я повинуюсь тебе, но предупреждаю: если я увижу еще одну трещину в стене, еще один проблеск света, я пошлю тебя к черту. Потому что, пока ты во мне, я по-прежнему заключенный.

В кладовой замерцал свет. Джон стоял за высоким шкафом с посудой. Кто-то входил в кладовую. Из-за шкафа показалась рука, широкая, с черными волосами, украшенная браслетом с голубым камнем неправильной формы. Когда дверь открылась, рука исчезла. Звон тарелок на полках, звяканье фарфоровой посуды и голос:

— Здесь все в порядке. Неси эту.

Дверь закрылась. Джон шагнул вперед. Все здесь было ему знакомо. Вот дверь в главную кухню. Он вышел и медленно пошел по холлу к столовой. В холле стоял стол красного дерева со скульптурой из алюминиевых прутьев и стеклянных шаров. Она была ему незнакома. Раньше на столе стояла голубая керамическая ваза. Глазурь ее была вся в трещинах. Бирюза в сочетании с большим красным столом казалась ему слишком богатой, слишком чувственной. Он разбил вазу. Разбил нечаянно. Он вспомнил свою первую реакцию: оказывается, глазурь покрывала вазу только снаружи! Ему было тогда четырнадцать лет.

Он вошел в семейную столовую и остановился. Во время приемов сюда не полагалось входить. Слышалось нежное тиканье сотни часов. Все полки были уставлены отцовской коллекцией хронометров. Он заметил, что полки висели вровень с его глазами. Когда он последний раз был в этой комнате, полки были выше. Свет из двери падал на циферблаты, одни величиной с ноготь, другие — больше его головы. «За пять лет прибавилось много новых», — подумал он.

Когда ему было восемнадцать лет, он стоял в этой комнате и рассматривал тонкий развилок энергетического ножа. Потом, в королевском дворце, сжимая в руке тот же нож, он испытал внезапный страх: сейчас его обнаружат! Страх перешел в панику, он совершенно растерялся, а страх стал еще сильнее и гирей повис на ногах. Когда Джон бежал по сводчатому коридору, ноги просто прилипали к полу.

Он наткнулся на статую в нише, повернулся к бежавшему за ним стражнику и метнул в него белую иглу энергии. Плоть стражника зашипела, стала опадать, и Джон сразу обессилел. Его взяли без всякого труда. Недотепа, подумал он. Нет, дело не в сноровке и неумелых руках, он, например, часто чинил сломанные часы, которые отец покупал для своей коллекции. Дело в другом. Его реакция на окружающее не отличалась четкостью и точностью. Злоба или страх нередко не имели под собой реальной почвы. Отвращение или любовь, когда он испытывал их, были столь расплывчаты, что легко переходили одно в другое.

Затем пять лет тюрьмы. И вот тогда первое по-настоящему сильное ощущение охватило все его существо: жажда, смертельное желание свободы. Планы побега были один другого замысловатее, но лопались, как голубая глазурь на вазе. Желание свободы жгло все нутро, и когда они втроем ждали под дождем у лестницы, они корчились от боли в желудке. А потом…

А потом — каким образом он потерял товарищей? Почему пошел не в ту сторону? Недотепа! А ведь ему так хотелось освободиться и от этого порока! Теперь он думал: может, он просто стремился уйти подальше от тюрьмы?

Позднее на горизонте появилось свечение, мерцающая дымка за холмами. Возле Джона стояли и лежали скелеты древних деревьев. Почва была усыпана чем-то черным. На горизонте виднелся черный силуэт города. Башня за башней поднимались на фоне перламутровой дымки. Виднелась сеть дорог. Тилфар!

Он заметил металлическую ленту, идущую из города навстречу ему, но чуть правее. Она шла с полмили и исчезала в джунглях позади его. Тилфар! Название осветило мозг и прояснило сознание. Радиация! И снова название города громко прозвучало в его голове. Он остановился, поняв, что слышал голос… Голос! Лорд Пламени. Он слышал это отчетливо…

В зале заиграла музыка. Он выглянул в коридор. По коридору шел официант с пустым подносом.

— Простите, сэр, — сказал он, — эта часть дома не для гостей.

— Я искал… — Джон кашлянул.

— Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь слева.

— Спасибо. — Джон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел в зал через высокую арку, в нише которой стояли белые столики. На них красовались блюда с икрой на круглых тостах, пирожками с белым, красным и темным рыбным фаршем, рыбным филе, нарезанным полосками и закрученным в виде раковин, креветками и прочими рыбными деликатесами.

На возвышении оркестр из десяти музыкантов играл легкую музыку. Немногие гости бродили по залу. Джон пошел через зал.

Там и сям стальные фонтаны источали голубые и розовые напитки на горки колотого льда. У каждого фонтана была полочка со стаканами. Джон взял стакан, наполнил его и пошел дальше, потягивая напиток.

Мажордом известил о прибытии мистера Килора Де с сопровождающими. Все головы повернулись, и через мгновение облако блестящего зеленого шелка и голубой вуали на верхней площадке мраморной лестницы превратилось в четырех дам и их эскорт.

Джон глянул на балкон, обрамляющий зал. Невысокий господин в строгом синем костюме в это время прошел в нескольких шагах от него.

Отец! Потрясение было не меньшим, чем когда он осознал, что видит Тилфар. Волосы отца поредели, он заметно отяжелел. Отец был уже на другом конце зала, отдавал распоряжения официантам. Это было так знакомо и причиняло боль.

Зал постепенно наполнялся. Джон обратил внимание на рыжеволосого молодого человека в военной форме. На плечах у него были нашивки майора. Джон некоторое время следил за ним. Молодой офицер ничего не ел и не пил, только прохаживался мимо балконной лестницы. Ждет, подумал Джон, и тут же услышал:

— Его Величество король.

Зашуршали платья, гости повернулись и отступили от лестницы. Король и высокая рыжеволосая женщина, явно старше короля на несколько лет, появились на мраморных ступенях. Пока они спускались, гости справа и слева склонились в поклоне. Джон наклонил голову, заметив, что дама, сопровождающая короля, смотрит прямо на него. Он снова взглянул, но ее изумрудный шлейф уже заворачивал влево. Эмблема на ее накидке говорила, что она герцогиня.

Старый Кошер прошел между склонившимися гостями и поклонился. Бледный молодой король пожал ему руку.

— Ваше Величество… — начал Кошер.

— Да, сэр?

— Я не видел вас с тех пор, как вы были школьником.

Король вяло улыбнулся. Кошер торопливо продолжил:

— Я хотел бы представить вам мою дочь, потому что это вечер в ее честь. Ее зовут Кли.

Старик повернулся к лестнице, и толпа гостей повернулась за ним.

Кли стояла на верхней ступеньке в белом платье с жемчужными застежками на плечах. Черные волосы, перевитые серебряной цепочкой с жемчугом, падали на плечи. Она спустилась и, улыбаясь, подошла к отцу.

— Моя дочь Кли, — сказал старый Кошер. Он поднял левую руку, и оркестр заиграл вступление к танцу с переменой партнеров. Джон смотрел, как король обхватил Кли за талию. Он видел, как офицер шагнул было вперед, но остановился. Перед Джоном внезапно возникла женщина в дымчато-сером платье, улыбнулась и спросила:

— Вы танцуете?

Джон улыбнулся и обнял ее за талию. Видимо, майора тоже пригласили, потому что Джон увидел его танцующим.

Кли и король кружились и кружились, оба в белом, брюнетка и блондин. Па танца Джон вспоминал, как поэму: поворот, наклон, партнеры расходятся, затем сходятся. Дама делает шаг назад, кавалер склоняется в поклоне и на мгновение теряет ее из виду, но платье всегда шуршит именно так. Да, именно так! Весь этот день был наполнен воспоминаниями, пяти лет будто и не было, все узнавалось с такой живостью, что Джону оставалось только удивляться. Музыка дала сигнал к смене партнеров, платья закружились в пестром калейдоскопе, и вот Джон танцует с черноволосой дамой, минуту назад она танцевала с майором. Глянув влево, он увидел, что майор-таки пробился к сестре. Придвинувшись ближе, он услышал:

— Я уж думала, ты так и не подойдешь. Я так рада, — говорила Кли.

— Я подошел бы раньше, но ты была занята, — отвечал Тумар.

— Ты мог бы подняться наверх.

— Когда я пришел сюда, я не думал, что мы сможем поговорить.

— Как видишь, можем. Только скоро опять смена партнеров. Что случилось с теми самолетами-разведчиками?

— Все повреждены. Вернулись на базу ни с чем. Никакого рапорта. Как насчет пикника, Кли?

— Давай поедем.

Музыка обозначила новую смену партнеров, Джон надеялся танцевать с сестрой; он видел, что ее белое платье повернулось к нему, но его тут же заслонил изумрудный блеск и пламя красного дерева. К нему подошла герцогиня. Она была почти одного роста с ним и смотрела на него с улыбкой, не то дружественной, не то фамильярной. Она танцевала легко, и он только подумал, что должен тоже улыбнуться, хотя бы из вежливости, как наступила новая смена. Перед тем как герцогиня отвернулась от него, он отчетливо услышал ее слова:

— Желаю удачи, Джон Кошер.

Он замер, глядя ей вслед. Когда он повернулся к своей новой партнерше, его глаза утонули в белизне. Это была Кли. И он снова замер. Она вопросительно заглянула ему в лицо и вдруг ахнула. Джон посмотрел в ее широко раскрытые глаза и шепнул:

— Кли!

Ее рука прикрыла непроизвольно раскрывшийся рот.

«Недотепа!» — подумал он, и слово отозвалось привычной болью. Надо взять ее за талию, танцевать… Но музыка вдруг смолкла, и раздался томный голос короля, он громко сказал:

— Леди и джентльмены, граждане Торомона, я только что получил послание Совета, которое вынуждает меня известить вас, моих друзей и верноподданных, о следующем. Совет просит меня дать согласие на официальное объявлёние войны. Непредвиденные обстоятельства заставляют нас немедленно начать боевые действия против наших злейших врагов за барьером. Поэтому я заявляю во всеуслышание, что империя Торомон вступает в войну!

В наступившем молчании Джон поискал глазами сестру, но она исчезла. Кто-то крикнул в микрофон:

— Да здравствует король!

Крик подхватили. Музыканты заиграли снова, партнеры сменились. Смех и разговоры доходили до его слуха, как морские волны, как крошащийся камень…

Джон тряхнул головой. Но он ведь был у себя дома, его комната на втором этаже, он может подняться туда и лечь. У постели стоит ночной столик, а на нем книга, которую он читал прошлой ночью…

Он вышел из зала, пошел по коридору и вдруг вспомнил, что его комната, вероятно, теперь не его, а прошлая ночь была пять лет назад. Он остановился перед одной из гостиных. Дверь была открыта, и он услышал женский голос:

— Нельзя ли что-нибудь сделать с его коэффициентом реакции? Если надо выполнить какую-то работу ночью, не может же он появляться и исчезать, вроде света, который то зажигается, то гаснет. — Молчание. Затем: — Хорошо, но ты же не думаешь, что он расскажет больше, чем знает? Прекрасно, так я и сделаю, тем более что сейчас война объявлена официально.

Джон вошел в комнату. Изумрудный шлейф прошелестел по более тусклому зеленому ковру, герцогиня обернулась к нему. Блестящие волосы, скрепленные двумя коралловыми гребнями, падали на плечи. Ее улыбка показывала, что его появление не очень удивило ее.

— С кем вы разговаривали? — спросил Джон.

— С нашими общими друзьями, — ответила герцогиня. Они были одни в комнате.

Помолчав немного, Джон сказал:

— Что они хотят от нас? Это измена, да?

Герцогиня прищурила глаза.

— Вы серьезно? Вы называете изменой попытку уберечь этих идиотов от самоуничтожения, самопожирания в войне с безымянным врагом, настолько могущественным, что мы можем быть уничтожены одной его мыслью? Вы знаете, кто этот враг? Вы слышали его имя! Только три человека в Торомоне знают его, Джон Кошер. Так что мы единственные, на ком лежит полная ответственность. Ответственность за судьбу Торомона. Вы имеете какое-то представление об экономике государства? Ваш отец определяет добрую ее часть. А дело идет к тому, что, если он закроет свои аквариумы, это вызовет панику и приведет к полному разрушению экономики. Империя катится к хаосу, как снежный ком, и надо во что бы то ни стало удержать ее от войны. Вы можете назвать борьбу за ее спасение изменой?

— Как бы мы это ни называли, выбирать нам не из чего.

— С людьми вроде вас я не так уверена в правильности этой мысли.

— Видите ли, — сказал Джон, — я провел в тюремных рудниках пять лет. Все, чего я раньше желал, ушло; осталось только желание свободы. Сейчас я вернулся в Торон, но я по-прежнему не свободен и по-прежнему хочу свободы.

— Если бы они в этом не были заинтересованы, у вас не было бы и той свободы, которой вы располагаете сейчас. А если после дня, который вы провели в чистой одежде, после прогулки по свежему воздуху, вы не считаете, что вступили на желанную дорогу, то мне придется изменить некоторые свои идеи. У меня тоже есть желания, Джон Кошер. Когда мне было семнадцать лет, я работала летом в аквариуме вашего отца. Девять часов в день я проводила с металлической ложкой величиной с вашу голову, очищая дно цистерны. Я очищала то, что не брали никакие фильтры. К вечеру я так уставала, что могла только читать. И я читала. Главным образом историю Торомона. Я много читала о ранних экспедициях на материк. Первую зиму после окончания школы я жила в рыбачьей деревне на краю леса и изучала обычаи лесного народа. Я делала наброски их храмов, пыталась составить карту их кочевых перемещений. Я даже написала статью об их временных жилищах, она была опубликована в нашем университетском журнале. Джон Кошер, я хочу освободить Торомон от самоограничений. Возможно, в силу моей принадлежности к королевской семье эмоционально мне легче постичь смысл торомонской истории. Но я хотела большего, я хотела знать, что в ней ценного. Поэтому я шла дальше. И обнаружила ее высший смысл. Торомон должен взять себя за шиворот и встряхнуть. Если бы я могла его встряхнуть сама, я бы это сделала. Вот чего я хочу, Джон Кошер, я жажду этого так же сильно, как вы жаждете свободы.

Джон помолчал и затем сказал:

— Чтобы получить то, что мы хотим, мы должны делать более или менее одно. Ладно, я с вами. Но вы должны объяснить мне некоторые вещи. Я очень многого не понимаю.

— Мы оба многого не понимаем. Но мы знаем одно: они не с Земли, они не люди и они издалека. Из непостижимого далека.

— Чего они хотят?

— Они хотят помочь нам, помочь Торомону, если мы поможем им. Как — я не вполне понимаю. Я уже устроила похищение принца Лита.

— Похищение? Зачем?

— Потому что, если мы не пройдем через все это, Торомону понадобится сильный король. Я думаю, вы согласитесь, что мой кузен Оск никогда таковым не станет. Он болен, и при любом сильном напряжении… кто знает, что может случиться. Подпольные группы недов примутся разрушать все, что сделает правительство, как только начнется война. Сейчас я действую через одного такого неда. Лит пойдет туда, где он сможет стать сильным человеком, и пройдет необходимую подготовку, так что, если с Оском что-нибудь случится, Лит вернется и поведет страну через все кризисы. Но как мы поможем им — я не представляю.

— Понятно, — сказал Джон. — А как они захватили вас? Так же, как и меня?

— Они вошли в контакт с вами неподалеку от Тилфара, верно? Они перестроили молекулярную структуру некоторых ваших особенно хрупких белков и сделали общий ремонт вашей субкристаллической структуры, чтобы уберечь вас от радиации. К несчастью, это дало неприятный побочный эффект — понижение индекса рефракции на пару пунктов, из-за чего вы пропадаете при тусклом освещении. Я получила подробное описание вашего побега. Это держало меня всю ночь в напряжении. Со мной вступили в контакт также неожиданно и теми же словами: Лорд Пламени. Итак, первым вашим заданием будет…

В другой комнате Кли сидела на голубой бархатной подушке, сложив руки на коленях.

— Пожалуйста, извините, Тумар, — сказала она, — я так расстроена. Произошла очень странная вещь. Когда я танцевала с королем, он рассказал, что видел во сне моего брата. Но я не придала этому значения. Болтовня, и все. А потом, когда я в третий раз сменила партнера, я вдруг увидела лицо — я могла бы поклясться, что это лицо Джона. Этот человек не стал танцевать, он просто смотрел на меня, а потом назвал по имени. Тумар, это был его голос, только чуточку ниже. Ох, это, наверное, все-таки не он, уж слишком он был высокий и худой, но так похож… Как раз в это время король начал свое сообщение. Я повернулась и убежала. Все это напоминало какой-то психоз… Нет, не беспокойся, я в порядке, это никак не мог быть Джон, но все равно я, конечно, расстроилась. А тут еще утром сказали…

— Что? — спросил Тумар. Он стоял рядом, заложив руки в карманы, и терпеливо слушал.

— …что всех студентов привлекут к военным заказам. Но, Тумар, У меня своя работа, и я больше всего на свете хочу, чтобы мне дали спокойно закончить ее. Я хочу видеть тебя, хочу на пикник. Я уже близка к решению проблемы, и вдруг все бросить и работать над прицелом и траекторией снаряда… Тумар, в том и прелесть чистой математики, что она не имеет дела со всякими такими вещами. А тут — и ты, может быть, уедешь, и я уеду, это тоже плохо. Было с тобой так, что ты держал в руках что-то очень тебе дорогое, вдруг видишь, что вот-вот у тебя это заберут навсегда?

Тумар провел рукой по волосам и покачал головой:

— Было время, когда мне многого хотелось. Мальчишкой на материке я хотел еды, работы и кровати, у которой все четыре ножки стояли бы на полу. Вот я и приехал в Торон. И получил все это. И получил тебя, и думаю, что больше мне желать нечего, и это не так уж плохо.

— Я вот все думаю… — начала она, — так ли уж он похож на моего брата…

— Кли, насчет твоего брата я собирался сказать тебе позже. Может, не следовало бы говорить об этом сейчас, но ты спрашивала, будут ли брать в армию заключенных и, если будут, то освободят ли их после службы. Я выяснил, что будут, и послал рекомендацию, чтобы твоего брата взяли в числе первых. И получил бумагу от карательного чиновника. Твой брат умер.

Она подняла на него глаза, с трудом сдерживая рыдания.

— Это произошло прошлой ночью, — продолжал Тумар. — Он и еще двое пытались бежать. Двоих поймали, и нет никаких шансов, что третий ушел живым.

Помолчав, она сказала:

— Давай вернемся в зал. — Они пошли к двери. — Хорошо, что ты сказал… Не знаю… может быть, это был знак… знак, что он умер. А может быть, знак… Нет. Этого не было. Ничего не было.

Они снова спустились по лестнице в зал и окунулись в радостную музыку.

Глава 5

За несколько часов до этого Джерин дал Тилу плод кхарбы. Мальчик видел крапчатые дыни вокруг гостиницы, когда искал Алтер. Не найдя ее, он пошел по улице. Ему перебежал дорогу кот, в зубах его билось что-то серое. Затем Тил наткнулся на опрокинутый мусорный бак; кучу отбросов венчали рыбьи кости. Над крышами башен Торона разливалась голубизна чистого неба. Обогнув квартал, Тил увидел на углу Рэру. Она останавливала прохожих.

— Хотите узнать свою судьбу, сэр? Я разверну ее перед вами, ваше будущее предстанет, как в зеркале…

Человек прошел мимо. Рэра кинулась к женщине:

— Мэм, за четверть деньги перед вами развернется ваша жизнь, как разрисованный ковер, вы увидите свою судьбу… всего за четверть деньги.

Женщина улыбнулась, но покачала головой.

— Вы, похоже, приехали с материка, — крикнула ей вслед Рэра. — Удачи тебе в Новом Мире, сестра. — И тут же повернулась к мужчине в темно-зеленой униформе.

— Сэр, за одну деньгу я распутаю нити вашей судьбы…

— Проходите, леди, — сказал человек в униформе. — Здесь гадать запрещено.

— Но у меня есть лицензия! — Рука ее рылась в складках серых лохмотьев.

— Не трудитесь, леди, убирайтесь отсюда! — Он толкнул ее в спину, и Рэра ушла.

— Сын электрического угря! — ворчала она. — Вот и попробуй заработать на жизнь!

— Хочешь кхарбы? — спросил подошедший Тил.

Рэра покачала головой, и они пошли обратно в гостиницу.

— Ты не знаешь, где Алтер? — спросил Тил. — Я искал ее, но в гостинице не нашел.

— А ты смотрел на крыше?

Они вошли в гостиницу, и Тил поднялся наверх. Он открыл люк в потолке и подтянулся к пыльному краю.

Алтер свесилась головой вниз с трубы, идущей от дымохода.

— Что ты делаешь? — спросил Тил.

— Тренируюсь.

— В чем?

Она схватилась за трубу, перевернулась в воздухе и повисла на руках.

— Это мой номер. Я акробатка.

Она снова сделала мах ногами, так что лодыжки почти коснулись рук, потом еще раз взлетела и оперлась руками на трубу. Затем бросила ноги назад — Тил ахнул, думая, что она сейчас упадет, — выгнулась и снова сделала круг. А за ним еще круг, затем из верхней стойки пропустила трубу под колено, сменила направление и неожиданно опять оказалась на трубе.

— Здорово, — сказал Тил. — Как ты это делаешь?

— Нужно быть достаточно сильной, чтобы поднять свой вес. Может быть, немного сильнее. А все остальное вопрос времени и тренировка.

— Значит, и я мог бы?

— Хочешь попробовать? Иди сюда. Хватайся за трубу.

Тил ухватился за трубу.

— Теперь подтянись и закинь левую ногу на трубу.

Он взмахнул ногой, промахнулся, попробовал снова.

— Когда ногу закидываешь, откинь голову назад, — учила она.

Он так и сделал, просунул ногу через руку и вдруг почувствовал, что труба скользит под его согнутым коленом, и повис на руках и левом колене.

— Теперь выпрями правую ногу и взмахни ею вверх и вниз три раза, а четвертый взмахни изо всех сил. Только не сгибай ногу, а то ничего не выйдет.

Он махнул ногой в третий раз, напряг мышцы бедра, и вдруг тело подбросило вверх.

— Гоп, — сказал он и почувствовал ее руку на своем запястье. Он сидел на трубе верхом. — Так?

— Конечно. Теперь ты оседлал трубу. Это называется посадкой с колена.

— Что теперь делать?

— Напряги руки. Вытяни одну ногу назад.

— Эй, — сказал он, — я теряю равновесие.

— Не беспокойся, я тебя страхую. Держи руки прямыми. Если не будешь слушаться, то размажешь мозги по всей крыше. Семь футов не очень высоко, но для головы неприятно. Теперь на счет «три» ногой, которую я держу, взмахни вперед, голову откинь назад как можно дальше.

— Раз…

— А что будет?

— Слушай меня. Два… Три!

Тил откинулся и взмахнул ногой. А Алтер дала его ноге дополнительный толчок. Небо и даже крыша быстро двинулись на него, а затем отошли, он пролетел мимо крыши и даже смеющегося лица Алтер, и снова все стало на свои места. Почувствовав, что останавливается, он согнулся и закрыл глаза. Рука Алтер была на его запястье, и он снова сидел на трубе.

— Ты сделал двойной обратный круг на колене, — сказала она, — и сделал это очень хорошо. Но повторять не будем. Слезай.

— А как?

— Выпрями руки. Эту руку переставь сюда, по другую сторону ноги. Так. Теперь сними ногу с трубы, наклонись вперед и медленно переворачивайся.

Через мгновение ноги его коснулись крыши. Он встал и потер руки.

— Ну вот, теперь ты знаешь, как это делать, остальное пойдет легче. Ты выполнил меньше чем за пять минут три трюка. Для первого раза это очень хорошо.

— Спасибо, — сказал Тил. — Да, я ведь искал тебя, хотел дать тебе вот это. Надеюсь, что не сломал. — Он вытащил из кармана нанизанные на узкие ремешки ракушки. — Джерин дал мне ремешок, и я все приладил. Получилось ожерелье, видишь?

Он завязал концы узелком на ее шее сзади.

— Спасибо, Тил. Большое, большое спасибо.

— Хочешь кхарбы? — спросил он, взяв плод и снимая с него кожуру.

— Давай.

Он дал ей половину. Они подошли к краю крыши, оперлись на балюстраду и долго смотрели на улицу, на крыши других домов Адского Котла и на темнеющие башни.

Вдруг их окликнули. Они обернулись и увидели белую бороду Джерина, высунувшегося из люка.

— Спускайся вниз. Пора.

Гигант со шрамами сидел за столом и постукивал по нему пальцами. Джерин тоже сел и хлопнул стопкой бумаг по столу.

— Все сюда!

Народ неохотно отошел от бара.

— Смотрите.

Верхний лист был исписан тонким почерком, тут же был тщательно выполненный чертеж.

— Это план, — сказал Джерин. — То же самое и на других листках. — Я разобью вас на группы. Эркор, — он посмотрел на гиганта, — ты берешь первую группу. — Он выбрал шестерых мужчин и трех женщин и повернулся к беловолосой акробатке: — Алтер, ты будешь в особой группе. — Он назвал еще шестерых, в том числе и Тила.

Третью группу возглавил сам Джерин. Группа Эркора была для физической работы, группа Джерина для сторожевой службы и для расчистки пути, когда принца будут переправлять в гостиницу.

— Люди в особой группе уже знают, что делать.

— Сэр, — сказал Тил, — что должен делать я?

Джерин взглянул на него.

— Ты будешь отвлекать.

— Сэр…?

— Ты пройдешь мимо стражников и произведешь побольше шума, чтобы они схватили тебя. Пока они будут заниматься тобой, мы пробьемся внутрь. Поскольку у тебя нет документов, они не смогут тебя обнаружить.

— И я так и останусь у них?

— Нет, конечно! Мы отвлечем их, и ты удерешь.

— Ох, — сказал Тил.

Джерин снова повернулся к бумагам.

Когда бумаги были изучены, Тила поразили две вещи: во-первых, план содержал уйму информации и детали (личные привычки стражников, один уходит с первым звуком сигнала, другой ждет, пока появится сменщик, и обменивается с ним приветствием); во-вторых, сложность поставленной задачи. Одно цеплялось за другое, время было рассчитано по секундам, и Тила охватило сомнение, не провалится ли эта затея.

Пока он об этом думал, они уже были в пути, у каждого в голове запечатлелась своя задача, но никто не имел ясного представления о замысле в целом. Группы разделились по два-три человека и собрались вместе уже на указанных местах вокруг дворца. Тил и Алтер через город шли с гигантом.

— Вы из леса? — спросил гиганта Тил.

Тот кивнул.

— А зачем вы пришли сюда?

— Хотел увидеть город, — сказал Эркор и поднес руку к своим шрамам. Больше он ничего не сказал.

Первый министр Черджил вышел на вечернюю прогулку, в это время улица была обычно пуста. Первый министр всегда носил с собой связку ключей от личных апартаментов королевской семьи. В этот вечер какой-то пьяный, шатаясь, вышел из боковой улицы и столкнулся со старым министром. Рассыпаясь в извинениях, пьяный попятился назад, кланяясь и держа руки за спиной. Свернув в переулок, он сразу перестал шататься, а в руке его оказалась связка ключей от апартаментов королевской семьи.

Стражник у бокса с системой тревоги любил цветы. Было известно, что он по крайней мере два раза в неделю в свободное время ходил к торговцу цветами. И когда мимо него прошла старуха с ярко-красными анемонами и предложила ему полюбоваться на них, он склонился над лотком, и его легкие наполнились странным едким запахом, чем-то средним между запахом апельсиновой корки и морского ветра. Через сорок семь секунд он заснул, а еще через сорок секунд сел у стены, свесил голову и захрапел. Две фигуры увидели через ворота бокс с сигналом тревоги. Там никого не было.

У другого входа во дворец два стражника увидели черноволосого мальчишку с зелеными глазами, который пытался влезть на забор.

— Эй, слезай оттуда! Ну-ка стой! Где твои документы? Как это — нет? Пойдешь с нами. Джо, возьми камеру, сейчас мы его сфотографируем и пошлем изображение куда надо. Там быстро скажут, кто ты такой, парень. А сейчас стой смирно.

Пока стражники занимались сорванцом, беловолосая девушка в один миг скрылась в воротах. Стражники ее не заметили.

— Стой смирно, щенок, снимаю.

Группа хулиганов под предводительством гиганта подняла адский шум. Они и не пытались увести мальчишку из сторожевой будки, но тот каким-то образом в суматохе удрал сам. Один стражник в униформе семнадцатого размера получил удар по голове и упал без сознания, больше никто не пострадал. Стражники разогнали хулиганов, унесли пострадавшего в лазарет и там оставили. Доктор Уинтл увидел его в приемной и на минутку вышел, чтобы взять бланк рапорта о несчастном случае в другой комнате, хотя мог бы поклясться, что десять минут назад в приемной лежала целая куча бланков. Когда доктор вернулся, стражник был на месте… но совершенно голый.

Минуту спустя незнакомый стражник в униформе семнадцатого размера откозырял стражнику у ворот и вошел в них.

Двое неизвестных со второй попытки закинули веревку с грузом на конце на карниз третьего этажа дворца, закрепили ее там и оставили висеть.

Стражник в униформе семнадцатого размера прошел по коридору в западное крыло дворца, остановился перед широкой двойной дверью, на которой была серебряная корона, указывающая, что это комната королевы-матери, достал из плаща связку ключей и запер Ее Величество. За следующей дверью находился принц Лит. Он запер для верности и его, после чего быстро пошел дальше.

Тил добежал до угла, свернул, проверил уличный знак. Все правильно. Он вошел в подъезд и стал ждать.

В это время принц Лит в одной нижней рубашке лежал в постели и читал. Взглянув в окно, он увидел девушку с белыми волосами, висевшую вниз головой по ту сторону окна. Перевернутое лицо улыбнулось принцу. Затем к закрытому окну протянулись руки, что-то сделали, и обе створки распахнулись. Девушка качнулась и через мгновение уже сидела на подоконнике.

Лит схватил пижамные штаны и бросился к двери. Не сумев открыть ее, он отвернулся и натянул на себя штаны. Алтер приложила палец к губам и спустилась в комнату.

— Спокойно, — прошептала она, — меня послала герцогиня Петра. В некотором смысле. — Ей разрешили воспользоваться этим именем, чтобы успокоить принца, но сейчас это выглядело дурной шуткой. — Видишь ли, тебя похищают. Это очень хорошо, поверь мне. — Она не спускала глаз с белокурого мальчика, который отошел от двери.

— Кто ты? — спросил он.

— Твой друг, если ты захочешь.

— Куда ты собираешься вести меня?

— Ты отправишься в путешествие. Но вернешься обратно.

— А что сказала моя мать?

— Она не знает. Никто не знает, кроме тебя, герцогини и нескольких человек, которые помогают ей.

Лит задумался. Он сел на постель и прижал пятку к боковине. Раздался щелчок, но за ним ничего не последовало.

— Почему дверь не открывается? — спросил он.

— Она заперта, — ответила Алтер, взглянула на часы у постели принца и повернулась к окну. Свет от канделябра играл на ракушках ее ожерелья. Лит спокойно положил руку на спинку кровати, но снова ничего не произошло, кроме щелчка.

Алтер высунулась из окна, потому что сверху спускался на веревке узел. Она втащила его в окно, отвязала веревку, и та сразу же полетела вниз.

— Вот, — сказала она и бросила Литу рваную одежду, — надевай.

Лит снял пижаму и оделся в лохмотья.

— Залезь в карман, — сказала Алтер.

Мальчик сунул руку в карман и извлек связку ключей.

— Открывай дверь.

Мальчик помешкал, но пошел к двери. Прежде чем вставить ключ в замок, он наклонился и посмотрел в замочную скважину.

— Эй, — сказал он, поворачиваясь к девушке, — иди-ка сюда. Посмотри!

Алтер подошла и нагнулась к замочной скважине. Лит оперся на стенную панель. Раздался легкий щелчок и больше снова ничего.

— Ничего не вижу, — сказала Алтер. — Открывай дверь.

Лит послушался. Дверь распахнулась.

— Молодцы, ребятки, — сказал стражник в униформе семнадцатого размера, стоявший за дверью. — Пошли. — Он крепко взял Лита за руку, другую руку протянул Алтер, и они пошли по коридору. — Предупреждаю, веди себя тихо, — сказал он Литу, когда они повернули за угол.

Через три минуты они вышли из дворца. Проходя мимо часового, стражник сказал:

— Вот еще дурачье пыталось проникнуть во дворец.

— Ну и ночка! — вздохнул часовой. — И девчонка тоже?

— Похоже, что так. Сейчас их сфотографируют.

— Правильно, — сказал часовой и отсалютовал охраннику.

Они прошли дальше, к караульному помещению, но не вошли в него, а свернули на боковую улицу. Стражник неожиданно исчез, зато навстречу появился черноволосый зеленоглазый мальчишка.

— Это и есть принц? — спросил он.

— Да, — ответила Алтер.

— Кто ты? — спросил Лит. — Куда вы меня ведете?

— Меня зовут Тил. Я сын рыбака.

— А я Алтер, — представилась девушка.

— Она акробатка, — добавил Тил.

— Я — принц, — сказал Лит. — Настоящий. Принц Лит. Не забывайте этого.

Двое посмотрели на белокурого мальчика в таких же лохмотьях, как и они, и вдруг рассмеялись. Принц нахмурился.

— Куда вы ведете меня? — снова спросил он.

— Туда, где ты поешь и хорошо выспишься, — ответила Алтер. — Пошли.

— Если вы что-нибудь со мной сделаете, моя мать сошлет вас в рудники.

— Никто тебе ничего не сделает, дурачок, — сказал Тил. — Ты тоже нед?

— Что?

— Ну, как и мы, недовольный, — объяснил Тил. — Это значит, что нам не нравилось там, где мы были, там, где мы сейчас, и там, куда идем. А как ты?

— Я… — Принц растерялся. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, идем, — сказал Тил, и они пошли по улице.

Назад: Падение башен (трилогия)

Дальше: Глава 6