Книга: Свободное владение Фарнхэма (сборник)
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 2

Свободное владение Фарнхэма

Глава 1

– Никакой это не слуховой аппарат, – объяснял Хьюберт Фарнхэм. – Это – радиоприемник, всегда настроенный на частоту сигнала тревоги. Барбара Уэллс от изумления замерла, так и не донеся ложку до рта.
– Мистер Фарнхэм! Так вы думаете, что они все-таки собираются напасть на нас?
Хозяин дома пожал плечами.
– К сожалению, Кремль не делится со мной своими секретами.
– Отец, перестань пугать наших дам. Миссис Уэллс… – сказал его сын. – Называйте меня просто Барбара. Я даже собираюсь через суд добиться разрешения опускать слово «миссис» перед своим именем. – Для этого вам вовсе не требуется разрешение суда.
– Учтите это, Барб, – заметила его сестра, Карен. – В наше время бесплатные советы очень дороги.
– Помолчи. Барбара, при всем своем уважении к отцу, я все же считаю, что ему просто мерещатся всякие страсти. На мой взгляд, войны конечно не будет.
– Надеюсь, вы правы, – спокойно сказала Барбара. – А почему вы так считаете?
– Потому что коммунисты прежде всего – реалисты. И они никогда не пойдут на то, чтобы начать войну, которая может повредить им, даже если они в конечном итоге и смогли бы выиграть ее. А значит, они тем более не рискнут начать войну, победить в которой не в состоянии.
– В таком случае, может быть они заодно и перестанут устраивать все эти ужасные кризисы? Как на Кубе. А взять к примеру этот шум из-за Берлина – как будто кому-нибудь есть до этого Берлина какое-нибудь дело! А теперь – этот. От всего этого просто постепенно становишься неврастеничкой, – заявила его мать. – Джозеф!
– Да, мэм!
– Приготовьте мне кофе. И бренди. Кофе ройяль.
– Да, мэм. – Слуга, молодой негр, убрал со стола ее тарелку, до которой она почти не дотрагивалась.
– Отец, – заметил молодой Фарнхэм, – а ведь мать беспокоится не из-за каких-то там дурацких кризисов. Это ты нервируешь ее своим поведением. Ты должен вести себя спокойнее.
– Нет.
– Но ты должен! У матери кусок уже не лезет в горло… и все из-за какой-то дурацкой пуговицы, торчащей у тебя в ухе. Нельзя же…
– Перестань, Дьюк.
– Сэр?
– Когда ты стал жить отдельно от нас, мы договорились оставаться друзьями. И я всегда рад выслушать твое мнение, как мнение друга. Но это вовсе не дает тебе права встревать между мной и твоей матерью – моей женой.
– Ну, Хьюберт, – протянула его жена.
– Прости, Грэйс.
– Ты слишком строг с мальчиком. Это нервирует меня.
– Дьюк уже не мальчик. И я не сказал ничего такого, что могло бы нервировать тебя. Прости.
– Мне тоже очень неудобно, мама. Но если отец считает, что я лезу не в свое дело, что ж… – Дьюк изобразил на лице кривую улыбку. – Придется мне, видно, искать свою собственную жену, о которой я мог бы беспокоиться сам. Барбара, вы согласны выйти за меня замуж?
– Нет, Дьюк.
– Я же предупреждала тебя, Дьюк, что она очень умна, – поспешно вставила его сестра.
– Карен, спусти пары. Но почему, Барбара? Я молод. Я здоров. К тому же, не исключено, что у меня когда-нибудь появятся клиенты. А пока мы могли бы прекрасно перебиваться и на вашу зарплату.
– Нет, Дьюк. Я полностью согласна с вашим отцом.
– Что?
– Вернее, следовало бы сказать, что мой отец согласен с вашим. Не знаю, носит ли сейчас мой отец приемник в ухе, но уверена, что он внимательно слушает обычное радио. Дьюк, в нашей семье даже машины снабжены набором первой необходимости на случай войны.
– Серьезно?
– В багажнике моей машины, что стоит перед вашим парадным входом, той самой, на которой мы с Карен приехали сюда из школы, как раз лежит такой набор. Его приготовил мой отец, еще тогда, когда я поступала в колледж. Папа относится к этому очень серьезно, и я тоже.
Дьюк Фарнхэм открыл было рот, но так ничего и не сказав, закрыл его.
Его отец спросил:
– Барбара, интересно, что же включил в этот набор ваш отец?
– О, множество вещей. Десять галлонов воды. Продукты. Большую канистру бензина. Лекарство. Спальный мешок. Ружье…
– Вы умеете стрелять?
– Папа научил меня. Лопата. Топор. Одежда. Да, еще радио. Но самым важным, как он всегда считал, был вопрос: «Куда?». Если бы я оставалась в школе, то отец наверняка счел бы оптимальным вариантом подвал. А здесь, скорее всего, он бы мне посоветовал как можно дальше забраться в горы.
– В этом нет никакой необходимости.
– Почему?
– Отец имеет в виду, – объяснила Карен, – что в случае чего, вы сможете укрыться вместе с нами в нашей дыре.
Барбара вопросительно посмотрела на хозяина дома. Тот объяснил:
– Это наше бомбоубежище. Мой сын называет его «Каприз Фарнхэма». Мне кажется, что там вы будете в большей безопасности, чем в горах – особенно, если учесть тот факт, что всего в десяти милях от нас расположена стратегическая ракетная база. Поэтому, как только раздастся сигнал тревоги, мы укроемся в убежище. Правильно, Джозеф?
– Да, сэр! Если так, то я согласен оставаться у вас на жалованьи.
– Черта с два! Увольнение произойдет тотчас же, как прозвучит сирена.
И с этого момента платить придется уже тебе самому.
– Мне тоже придется вносить свою лепту? – осведомилась Барбара.
– Вам придется мыть посуду. Каждому придется что-нибудь делать. Даже Дьюку.
– Меня можно сбросить со счетов, – мрачно сказал Дьюк.
– Что? Но у нас не так уж много посуды, сынок.
– Я не шучу, отец. Хрущев заявил, что похоронит нас – и ты всеми силами стараешься, чтобы именно так и произошло. Я не собираюсь хоронить себя заживо в какой-то дыре.
– Как вам будет угодно, сэр.
– Сыночек! – Его мать отстранила чашку. – Если будет налет, обещай мне, что ты укроешься вместе с нами в убежище. – На ее глазах блеснули слезы.
Молодой человек некоторое время упрямо молчал, затем вздохнул.
– Если начнется налет – я имею в виду, если прозвучит сигнал тревоги, потому что никакого налета быть не может – я, так и быть, полезу в эту самую дыру. Но сделаю я это отец, только ради спокойствия матери.
– В любом случае, место для тебя там всегда готово.
– О'кей. А теперь давайте перейдем в гостиную и перекинемся в карты – только уговор: о войне больше ни слова. Годится?
– Согласен. – Его отец поднялся и предложил руку супруге. Дорогая?
В гостиной, Грэйс Фарнхэм заявила, что в карты она играть не будет.
– Нет, дорогой, у меня совершенно нет настроения. Ты уж, пожалуйста, составь компанию молодым людям и… Джозеф! Джозеф, принесите мне еще капельку кофе. Ройяль, я имею в виду. Не смотри на меня так, Хьюберт. Ты ведь прекрасно знаешь, что это мне только и помогает.
– Может быть, тебе лучше принять милтаун, дорогая?
– Я терпеть не могу всех этих лекарств. Куда лучше выпить еще капельку кофе.
Они разбились на пары. Дьюк печально покачал головой:
– Бедная Барбара! Играть вместе с нашим отцом… Сестра, ты предупредила ее?
– Оставь свои предупреждения при себе, – посоветовал отец.
– Но она имеет право знать. Барбара, молодящийся грабитель, сидящий напротив вас, настолько же оптимистичен в бридж-контракте, насколько пессимистичен в… кое в чем другом. Так что, ждите подвохов. Если у него на руках окажутся плохие карты…
– Заткнешься ты когда-нибудь, Дьюк или нет? Барбара, какую систему вы предпочитаете? Итальянскую?
Она широко раскрыла глаза.
– Единственное, что я знаю итальянское, так это вермут, мистер Фарнхэм. А играю я по Горону. Ни плохо, ни хорошо, просто я знаю эту книгу.
– Ну что ж, по книге, так по книге, – согласился Хьюберт Фарнхэм.
– По книге, – эхом отозвался его сын. – Вопрос только в том, по какой? Ведь отец больше всего склонен следовать советам «Альманаха фермера», особенно, когда у противника плохие карты. Тогда он начинает удваивать и удваивать ставку. А потом, сами увидите, чем это кончится, особенно, если начнете ходить с бубен…
– Канцлер, – прервал его отец. – Может быть вы все-таки соизволите взяться за карты? Или вы желаете, чтобы я вбил их вам в глотку?
– Я уже все сказал. Ну что, приправим игру чем-нибудь остреньким? Например по центу за очко?
– Для меня это очень много, – поспешно сказала Барбара.
– К вам, девочки, это не относится, – ответил Дьюк. – Только ко мне и к отцу. Таким способом я ухитряюсь платить за аренду конторы.
– Дьюк имеет в виду, – поправил его отец, – что таким способом он все глубже увязает в долгах своему старику. Я отыгрывал у него, бывало, все его месячное содержание, еще когда он учился.
Барбара уселась и игра началась. Высокая ставка постоянно держала ее в напряжении, хотя платить бы ей не пришлось. Волнение ее усиливалось еще и мыслью, что ее партнер был классным игроком.
Когда она поняла, что мистер Фарнхэм считает ее игру вполне сносной, ей удалось немного расслабиться, хотя внимание ее по-прежнему было сосредоточено на игре. Вообще-то играть в паре с Фарнхэмом было не так уж сложно и роль «болвана» давала ей прекрасную возможность продолжать то, чем она занималась все каникулы – наблюдать и изучать Хьюберта Фарнхэма. Он ей нравился – и тем, как он вел себя в семье, и тем как играл в бридж – спокойно, вдумчиво, практически никогда не ошибался, а иногда играл просто блестяще. Она была восхищена тем, как он лишил противника выручки в последнем коне, когда она чуть было не погубила их обоих, по глупости, сбросив туза.
Она знала, что Карен надеется обручить их с Дьюком за этот уик-энд, считая их вполне удачной парой. Дьюк был довольно привлекателен внешне – да и сама Карен была хорошенькой – и к тому же, был бы для Барбары прекрасной партией… подающий надежды молодой адвокат, всего на год старше ее, с молодой и цепкой хваткой.
Интересно, а надеется ли он сам овладеть ею за эти выходные? Может быть и Карен втайне надеется на это, и сейчас с интересом наблюдает за тем, как разворачиваются события?
Нет, этому не бывать!
Она, конечно, вполне согласна с тем, что один раз в жизни не повезло, но это вовсе не значило, что любая разведенная женщина абсолютно доступна. Черт побери, да ведь она НИ С КЕМ не лежала в постели с той самой ужасной ночи, когда она собрала свои вещи и ушла. И почему это люди считают… Дьюк смотрел на нее, она встретилась с ним взглядом, вспыхнула и отвела глаза. Теперь она смотрела на его отца.
Мистеру Фарнхэму было что-то около пятидесяти, так она помнила. По крайней мере, на вид ему можно было дать именно столько. Волосы уже начали редеть, седина, сам худощавый, даже худой, хотя и с небольшим животиком, глаза усталые, вокруг глаз морщинки, от носа к уголкам губ тянутся глубокие складки. Симпатичным его никак не назовешь…
И тут с неожиданной теплотой она подумала, что если бы Дьюк Фарнхэм обладал бы хоть половиной мужественного очарования своего отца, то резинка трусов не оказалась бы для нее такой надежной защитой. И тут она вдруг почувствовала, что рассердилась на Грэйс Фарнхэм. Какое оправдание может найти женщина, ставшая неизлечимым алкоголиком, раздражительная, жирная, все прощающая себе, когда у нее такой муж?
Мысль об этом сменила другая – о том, что с годами Карен может стать такой же, как ее мать. Мать и дочь вообще были похожи, если не считать того, что Карен пока не превратилась в жирную тушу. Барбаре вдруг стало неприятно думать об этом. Карен ей нравилась больше, чем кто-либо из подруг по учебе, с которыми она столкнулась после возвращения в колледж. Ведь Карен такая милая, благородная и веселая…
Но, может быть, когда-то и Грэйс Фарнхэм была такой же. Неужели женщина всегда с годами становится раздражительной и бесполезной? Закончился последний кон, и Хьюберт Фарнхэм оторвался от карт.
– Три пики, игра и роббер. Неплохо было заказано, уважаемый партнер.
Она покраснела.
– Вы хотите сказать «неплохо сыграно». Заказала-то я многовато.
– Ничего. В худшем случае, мы могли потерять одну взятку. Кто не рискует, тот не выигрывает. Карен, Джозеф уже лег?
– Занимается. Завтра у него контрольная.
– Жаль, я думал, что мы могли бы пригласить его сыграть. Барбара, Джозеф – лучший игрок в этом доме – всегда играющий смело тогда, когда это оправдано. Прибавьте к этому то, что он учится на бухгалтера и никогда не забывает ни одной карты. Карен, может быть ты сама нальешь нам чего-нибудь, чтобы не беспокоить Джозефа?
– Конечно смогу, масса Фарнхэм. Водка и тоник вас устроит?
– И чего-нибудь закусить.
– Пошли, Барбара. Придется нам похозяйничать на кухне.
Хьюберт Фарнхэм проводил их взглядом. Какой позор, думал он, что такое прелестное дитя, как миссис Уэллс, постигло такое горе, как неудачный брак. В бридж играет вполне прилично, хороший характер… Может быть немного нескладна и лицо вытянуто чуть больше чем надо… Но, зато приятная улыбка, да и всегда своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была хоть капелька мозгов…
Но у Дьюка ее определенно не было. Фарнхэм поднялся и подошел к жене, тупо уставившейся в телевизор.
– Грэйс! – позвал он. – Грэйс, дорогая, тебе пора ложиться, – и помог ей дойти до спальни.
Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве. Сев, он произнес:
– Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время обеда.
– Ах, это! Да я уже и думать забыл.
– Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я знаю, что ты не одобряешь мою «дыру». Но ведь ты никогда и не спрашивал, зачем я построил ее.
– А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится. И еще больше мне не понравилось то, что ты напомнил мне – мне, адвокату! – что я не должен вмешиваться в отношения между мужем и женой.
Дьюк поднялся и сказал:
– Пожалуй, я пойду.
– Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
– Что? Ну ладно, ладно, – Дьюк снова сел.
– Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но, как раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР нападет на нас – и я сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в случае ядерного удара.
– Тогда зачем ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
– Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище – это тоже своего рода страховка.
– Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!
– Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Маунтен-Спрингс – цель первостепенного значения… и к тому же, ни один человек не может построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.
– Тогда о чем же беспокоиться?
– Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выдержит – а ведь русские весьма капризны. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.
Дьюк колебался.
– Отец, дипломат из меня никудышный…
– Тогда и не старайся быть дипломатом.
– В таком случае, я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума, превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли смысл дальнейшая жизнь после войны – когда страна будет опустошена, а все твои друзья – мертвы?
– Может и нет.
– Тогда – зачем все это?
– Дьюк, ты пока не женат.
– Это неоспоримо.
– Сынок, я тоже буду откровенен с тобой. Я уже давным-давно перестал беспокоиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь на собственных ногах, и твоя сестра, хоть она еще и учится в колледже – достаточно взрослая женщина. А что касается меня, – он пожал плечами. – Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически перестали понимать друг друга.
– Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к помешательству.
– Если бы все было так просто. Во-первых… ты еще учился на адвоката, когда я построил это убежище – как раз во время Берлинского кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала сама собой. Тогда она за весь день могла выпить один мартини и ей этого вполне хватало – а не четыре, как сегодня вечером. Дьюк, Грэйс просто необходимо это убежище!
– Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по дому с этой затычкой в ухе.
– Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
– Что ты имеешь в виду?
– Грэйс – моя жена, сынок. А «любить и заботиться» – включает в себя и заботу о том, чтобы продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это убежище может сохранить ей жизнь. Но только в том случае, если она будет находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют предупредить? В лучше случае, минут за пятнадцать. А для того, чтобы укрыть ее в убежище, достаточно будет и трех минут. Но если я не услышу сигнала тревоги, у нас в распоряжении не окажется и трех минут. Поэтому-то я и слушаю радио непрерывно. Во время любого кризиса.
– А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
– Когда обстановка напряжена, я сплю с этой пуговицей в ухе. Когда она напряжена до предела – как, например, сегодня, мы с Грэйс ночуем в убежище. Девушкам тоже придется сегодня ночевать там. И ты, если хочешь, можешь присоединиться к нам.
– Пожалуй, нет.
– Напрасно.
– Отец, даже если предположить, что атака возможна – только предположить, потому что русские еще не сошли с ума – так зачем же было строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал место, которое было бы равноудалено от любых возможных целей, и построил бы убежище там – опять же, только предполагая, что оно ей необходимо для успокоения нервов, что в принципе возможно – и тем самым избавить мать от ненужных страданий?
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
– Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее дом.
– Так заставь ее!
– Сынок, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то, чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется еще и ее склонностью к выпивке – с алкоголиками довольно трудно сладить. А я должен по возможности стараться ладить с ней, насколько это в моих силах. И… Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин стараться остаться в живых. И одна из них вот какая…
– Ну, продолжай же.
– Если эти проклятые, лживые подонки когда-нибудь все-таки сбросят свои смертоносные бомбы на Соединенные Штаты, то я хотел бы отправиться на тот свет как подобает настоящему мужчине и гражданину – с восемью мертвыми врагами, лежащими вокруг меня! Фарнхэм выпрямился в кресле.
– Я не шучу, Дьюк. Америка – лучшая страна из всех, что люди создали за свою жизнь, за свою долгую историю, по крайней мере на мой взгляд, и если эти мерзавцы убьют нашу страну, я тоже хотел бы убить хотя бы нескольких из них! Человек восемь, не меньше. И я почувствовал большое облегчение, когда Грэйс наотрез отказалась переезжать.
– Почему?
– Потому что я не хочу быть изгнанным из своего родного дома каким-нибудь крестьянином со свиным рылом и скотскими манерами. Я свободный человек. И надеюсь до конца остаться свободным. Я подготовился к этому, как смог. Но бегство не в моем вкусе. Я… Девочки возвращаются! Вошла Карен, неся напитки, за ней появилась Барбара.
– Ха! Барб осмотрела наши запасы и решила испечь креп-сюзе. Почему вы оба такие мрачные? Какие-нибудь плохие новости?
– Нет, но если ты включишь телевизор, то мы еще успеем посмотреть конец десятичасовых новостей. Барбара, какой замечательный запах! Предлагаю вам место повара.
– А как же Джозеф?
– Джозефа мы оставим мажордомом.
– Тогда я согласна.
– Хей! – сказал Дьюк. – Как же это получается? Вы отвергаете мое предложение сочетаться законным браком и принимаете предложение моего старика жить с ним во грехе!
– Я что-то не заметила слова «грех».
– Как! Разве вы не знаете? Барбара… Наш отец – известный сексуальный маньяк.
– Это правда, мистер Фарнхэм?
– Ну…
– Именно поэтому я и стал юристом, Барбара. Мы не в силах были тащить сюда Джарри Гизлера аж из самого Лос-Анджелеса всякий раз, когда папочка попадал в переплет.
– Да, славные были денечки! – согласился его отец. – Но, Барбара, к сожалению, это было много лет назад. Теперь моей любовью стал бридж-контракт.
– Раз вы так опасны, я считаю себя вправе рассчитывать на более высокий оклад…
– Тише, дети!!! – прикрикнула Карен и сделала телевизор погромче:
– …в основном пришли к соглашению по трем из четырех предложенных Президентом основных вопросов и договорились собраться еще раз, чтобы обсудить четвертый вопрос – о присутствии их атомных подводных лодок в наших территориальных водах. Теперь можно с большой долей уверенности сказать, что кризис, самый острый из всех, случившихся в период после Второй Мировой войны, кажется идет на убыль в результате достижения договоренности, удовлетворяющей обе стороны. А теперь позвольте познакомить вас с потрясающими новостями, касающимися компании Дженерал Моторс, сопровождающимися всесторонним их анализом, который по своей глубине…
Карен выключила телевизор. Дьюк заметил:
– Все именно так, как я и предполагал, отец. Можешь вынуть из уха свою затычку.
– Потом. Я занят креп-сюзе. Барбара, надеюсь, что вы будете готовить их на завтрак каждое утро.
– Отец, перестань соблазнять ее и сдавай карты. Я хочу отыграться.
– У нас впереди еще целая ночь. – Мистер Фарнхэм кончил есть и поднялся, чтобы убрать тарелку. В этот момент прозвенел звонок у входной двери.
– Я открою.
Он отправился в прихожую, но скоро вернулся. Карен спросила:
– Кто там, папа? Я сдала за тебя. На сей раз мы с тобой партнеры. Ну, вырази же свою радость по этому поводу.
– Я просто восхищен. Только помни, что игру с объявления одиннадцати взяток не начинают. По-моему, этот человек просто заблудился. А может, он не в свое м уме.
– Должно быть, это был один из моих поклонников. Пришел на свидание, а ты его прогнал.
– Вполне возможно. Какой-то старый лысый болван, насквозь мокрый и оборванный.
– Да, это ко мне, – подтвердила Карен. – Президент Десеса. Пойди, догони его, отец.
– Слишком поздно. Он только взглянул на меня и смылся. Кто объявляет масть?
Барбара продолжала играть на сей раз совершенно машинально. Но ей все время казалось, что Дьюк объявляет слишком много взяток; тогда она поймала себя на том, что недообъявляет взятки и попыталась бороться с собой. Они завязли в длинном, мрачном роббере, который в конце-концов «выиграли», хотя и проиграли по очкам.
Проиграть следующий роббер с Карен в качестве партнера было сущим удовольствием. Они поменялись местами и Барбара вновь оказалась партнершей мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей.
– Ну что, покажем им, как надо играть?
– Я постараюсь.
– Просто играйте как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать Дьюку.
– Слова – не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов. – Хорошо, пусть будет сто.
Барбара стала нервничать, вспомнив о жалких семнадцати долларах, которые лежали в ее сумочке. Она стала волноваться еще сильнее, когда первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых – Дьюком – и тогда она поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она покрыла его прорез.
– Ну что, губернатор, удваиваем пари? – предложил Дьюк.
– О'кей. По рукам.
Второй круг был для нее намного удачнее: ее контракт при четырех пиках. К тому же она смогла сходить со всех своих козырей до того, как они переменились. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением. Но у нее почему-то дрожали руки.
– Обе команды получают по очку, – сказал Дьюк, – счет сравнивается.
Как твое давление, папочка. Может, еще раз удвоим пари?
– Что, собираешься уволить свою секретаршу?
– Не надо лишних слов!
– Идет. Четыре сотни. Можешь продать свою машину.
Мистер Фарнхэм сдал карты. Барбара взяла свои и нахмурилась. В принципе, не так уж плохо – две дамы, пара валетов, туз, король – но не было длинной масти, да и король ничем не прикрыт. В общем, комбинация была из тех, которые она привыкла называть «ни то, ни се». Оставалось только надеяться, что это будет один из кругов, в которых не бывает ни особенных проигрышей, ни выигрышей.
Ее партнер взглянул на свои карты и объявил:
– Три, без козырей.
Барбара с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а Карен воскликнула:
– Папочка, да у тебя жар!
– Принимаю.
– Твой ход.
Боже, о Боже, что мне делать, – взмолилась про себя Барбара.
Объявление ее партнера сулило двадцать пять очков – и шлем. У нее на руках было тринадцать очков. Тридцать восемь очков на двух руках – большой шлем.
Так говорилось в книге! Барбара, девочка, «три, без козырей» – это двадцать семь очков – прибавь к ним еще тринадцать и прочтешь: «Большой Шлем».
Но по книге ли играл мистер Фарнхэм? Может быть он объявлял просто для того, чтобы выиграть роббер и победить в этом нелепом пари?
Если она оставит все как есть, то и игра и роббер – и четыреста долларов – дело верное. Но большой шлем – если они объявят его – принес бы им что-то около пятнадцати долларов при тех ставках, которые установили Дьюк и его отец. Рисковать чужими четырьмя сотнями долларов ради каких-то пятнадцати? Смешно!
Может быть, это как раз один из тех случаев, о которых ее предупреждал Дьюк?
Но ведь ее партнер ясно сказал: «Играй по книге».
– Семь, без козырей, – твердо объявила она.
Дьюк присвистнул:
– Благодарю вас, Барбара. Теперь, папочка, ты один против всех. Удваиваю ставку.
– Пас.
– Пас, – эхом отозвалась Карен.
Барбара снова прикинула свои возможности. Этот одинокий король был довольно гол. Но… либо родная команда получает все тридцать восемь очков, либо – ничего. – Еще раз удваиваю.
Дьюк улыбнулся.
– Спасибо, золотко. Твое слово, Карен.
Мистер Фарнхэм вдруг положил карты и резко встал. Его сын сказал:
– Эй, садись, скоро тебе придется пить лекарство, так что не уходи.
Мистер Фарнхэм, не отвечая, подошел к телевизору, включил его, затем включил радио и настроил его на нужную волну.
– Красная тревога, – неожиданно объявил он. – Пусть кто-нибудь предупредит Джозефа. – И он выбежал из комнаты.
– Вернись! Тебе не провести нас с помощью такого примитивного трюка!
– Заткнись, Дьюк! – прикрикнула на него Карен.
Ожил телевизионный экран:
– …приближается. Сразу же настройтесь на волну своей аварийной станции. Удачи вам, всего хорошего и да благословит вас всех Господь! Изображение на экране исчезло и стало слышно радио:
– …это не учебная тревога. Это не учебная тревога. Все в укрытия. Члены спасательных команд должны немедленно связаться со своими штабами. Ни в коем случае не выходите на улицу. Если у вас нет укрытия, оставайтесь под защитой ваших домов. Это не учебная тревога. Неопознанные баллистические объекты только что замечены нашими радарами дальнего действия и есть все основания предполагать, что это боевые ракеты. Все в укрытия. Членам спасательных команд немедленно связаться со штабами…
– Кажется, это серьезно, – со страхом в голосе выдавила из себя Карен. – Дьюк, покажи дорогу Барбаре. Я пойду разбужу Джозефа, – и она выбежала из комнаты.
– Никак не могу поверить этому, – пробормотал Дьюк.
– Дьюк, как пройти в укрытие?
– Я покажу вам. – Он неторопливо встал, собрал карты и аккуратно разложил их по разным карманам. – Мои и сестренкины – в моих брюках, а ваши с отцом – в пиджаке. Пошли. Чемодан возьмете?
– Нет!!!

 

Назад: Глава 13
Дальше: Глава 2