45
Ее отражение в зеркале шлет ей довольную улыбку: Анжела чувствует себя преображенной. Косметика, которой пользовалась Люси, отличного качества — она к такой не привыкла. Тщательно накрасившись, женщина с удовольствием любуется собой.
Восемь часов вечера. Все готово. Дети вот-вот пойдут спать: они накормлены, зубы почищены. Накрытый стол вновь приобрел праздничный вид: белая скатерть, обшитая шелковой каймой, столовый фарфор, хрустальные бокалы, серебряные приборы. Несколько свечей, расставленных по гостиной, дополняют электрическое освещение, придавая ему теплый, интимный отблеск.
Когда появляется Ив, Анжела в ванной комнате заканчивает свой туалет. Макс и Леа с криками бросаются в объятия к отцу. Поняв, что «муж» уже здесь, молодая женщина тоже выходит ему навстречу.
— Ты пришел! — восклицает она с облегчением. — Я уже устала смотреть на часы! Дети дожидались только тебя, им уже пора спать.
Взглянув на нее, Ив замер от удивления. «Люси» при полном параде: платье из розового шелка идеально облегает ее формы. Вполне целомудренный вырез все же слегка открывает грудь, изящные лодочки на высоком каблуке делают линию бедра особенно обольстительной.
— Что с тобой? — спрашивает он, не сводя с нее глаз.
— Тебе не нравится? — кокетливо спрашивает она вместо того, чтобы ответить.
— Да нет, очень нравится! Но все это несколько… Я бы сказал, что это необычно!
Анжела довольно улыбается.
— Я почти закончила. Ты уложишь детей? Я подойду через пять минут.
Ив берет детей на руки и уносит наверх. Когда Анжела появляется на пороге детской, сразу же натыкается на суровый взгляд мужа.
— Что здесь произошло? — спрашивает он серьезно. — Они насмерть перепуганы!
— О! — восклицает Анжела тоном, каким говорят о мелких семейных неурядицах. — Скажем, они не очень хорошо вели себя сегодня. И мне пришлось их отругать.
Леа украдкой бросает пугливые взгляды, а Макс простодушно указывает на нее пальцем.
— Мама очень громко кричала! — произносит он плаксивым тоном. — И она сделала Максу больно! Макс очень испугался! Мы с мамой поссорились!
— Что скажешь? — еще суровее спрашивает Ив. — Я никогда не видел их в таком состоянии! Ты их что, била?
— Да нет, — защищается Анжела, стараясь обратить все в шутку. — Просто они разбили посуду, а я попросила их собрать осколки, вот и все. Надеюсь, это не конец света!
Ив подозрительно смотрит на нее, потом выводит из комнаты и плотно закрывает дверь.
— Люси, — начинает он озабоченным тоном. — Я знаю, то, что произошло между мной и Анжелой, заставило тебя страдать. Мне очень жаль, я все понимаю. Но не кажется ли тебе, что недопустимо переносить свой гнев на детей?
Анжела пожимает плечами.
— Я не понимаю, о чем ты? Не случилось ничего страшного! И я надеюсь, что все же имею право поругать детей, если они того заслуживают, не так ли?
— Поругать — да, но не наносить им душевной травмы!
— Подумаешь! — презрительно парирует она. — Душевная травма! Я их ни разу не ударила! С ума можно сойти! Можно подумать, что это я разбила посуду! Ты все ставишь с ног на голову!
Ив молчит. Он не сводит с нее глаз, стараясь понять то, что ускользает от его внимания. Потом холодно просит ее подождать внизу, пока он уложит детей. Анжела хочет ответить, но в этот момент раздается звонок в дверь.
— Это они, — объявляет Ив. — Иди открой, я спущусь через пять минут.
Анжела идет к двери, на секунду задержавшись у зеркала, чтобы проверить, как она выглядит. Новый облик, который проступает сквозь прежнюю оболочку, снова очаровывает ее. Она чувствует, что очень красива, и главное — на своем месте. Да, Анжела немного волнуется, ведь ей неизвестно, кого она сейчас увидит. Но, как только что справедливо заметил Ив, любая странность в ее поведении может быть отнесена на счет предательства сестры. Кстати, за целый день не поступило никаких новостей от Миранды! Значит, та еще не обнаружила письма, оставленного на постели. Надо набраться терпения, на это может уйти пара дней.
Ну вот! Она готова. Анжела придает лицу гостеприимное выражение и открывает входную дверь.
Перед ней двое мужчин, примерно лет пятидесяти, распространенный тип делового человека: серый костюм, лакированная обувь, небольшой животик, тщательно уложенные волосы, седеющие виски. Похоже, это коллеги Ива по работе. Тем лучше! По крайней мере можно не опасаться воспоминаний старых друзей, о которых она ничего не знает.
— Здравствуйте! — радостно приветствует она гостей. — Добро пожаловать!
— Привет, красавица! — отвечает один из пришедших, привлекая Анжелу к себе и слегка ущипнув ее за ягодицу. — Ты роскошно выглядишь, клянусь! Я очень рад тебя видеть!
Удивленная столь свободным обхождением, Анжела слегка отстраняется, стараясь, однако, сохранить на лице самое дружелюбное выражение. Мужчины входят. Господи! Она ведь не знает, кто из них Марк, а кто Дидье! Второй гость проходит мимо, лишь слегка кивнув, как будто они едва знакомы.
Смущенная таким необычным началом, Анжела остается стоять у двери, не зная, что предпринять. Первый из мужчин хорошо ориентируется в доме и, не ожидая, что она укажет ему дорогу, прямиком направляется в гостиную, к дивану, на котором устраивается без лишних приглашений, как у себя дома. Второй делает то же самое.
— Сегодня ты организовала настоящий прием! — восклицает он, обнаружив накрытый стол. — Это в честь чего же?
Анжела неловко улыбается. Потом, как настоящая хозяйка дома, предлагает гостям аперитив.
— Ив сейчас придет, он укладывает детей спать. Портвейн, мартини, виски?
Мужчины наливают себе выпить. Через несколько секунд в гостиную входит Ив. Он здоровается с гостями, пожимает руки, осведомляется о здоровье. Анжела стоит красная как рак: она чувствует себя не в своей тарелке, но не смеет возмутиться или намекнуть мужу о неподобающем поведении гостей. В происходящем есть что-то двусмысленное. Дело даже не в том, что она рассчитывала принимать друзей у себя в доме как-то по-другому. А может, это вовсе не вечер с друзьями? Может, это деловая встреча, поэтому все и удивляются тому, что она так разоделась? Молодая женщина прикусывает губу: есть что-то, чего она не понимает и не знает, в чем ее ошибка.
Аперитив, в общем, протекает нормально, если не считать разговора, суть которого Анжела не улавливает. Она не может понять, что, собственно, связывает семью Жилло с этими людьми. Говорят то о внешней политике, то о будущих каникулах, то о кино. Близкими друзьями их явно не назовешь, особенно это касается одного из гостей, который, судя по всему, пришел к ним в дом впервые. Другой ведет себя как завсегдатай, но его слишком раскованные манеры не кажутся ей вполне уместными. Пока что она уверена в одном: Люси никогда не рассказывала ей об этих людях.
Однако больше всего ее выводит из равновесия то, что никто из мужчин, включая Ива, не обращает на нее никакого внимания. Словно она всего лишь повариха или горничная. Ситуация становится все более неприятной, хотя протестовать Анжела пока не осмеливается. Несколько раз она пытается вставить словечко в общий разговор, но это не производит никакого впечатления. Наконец она примиряется со своей ролью и делает именно то, чего от нее, по-видимому, ждут: сидит и молчит. Что ж, по крайней мере так она не скажет ничего лишнего.
Застолье продолжается, и Анжела старается как можно лучше выполнить свою задачу хозяйки дома: подает и убирает блюда, наполняет рюмки, одаривая присутствующих очаровательными улыбками, которых никто не замечает. Мало-помалу она начинает чувствовать себя невидимкой. Кроме того, ее удивляет, что никаких деловых разговоров мужчины не ведут, следовательно, коллегами по работе их не назовешь. Ив держится холодно и равнодушно. Она неоднократно, но тщетно пытается привлечь его внимание, но он даже не смотрит в ее сторону.
Обидно и то, что гости, как ей кажется, рассматривают само застолье как нечто второстепенное: никаких комментариев по поводу блюд, которые подаются на стол. Все трое равнодушно поедают предлагаемое, как будто хотят побыстрее с этим покончить.
Когда Анжела приносит блюдо с сырами, то натыкается на раздраженный взгляд Ива.
— Полагаю, этого достаточно, Люси, — холодно объявляет он. — Пора переходить к серьезным вещам.
Как будто получив долгожданный сигнал, мужчины встают из-за стола и направляются в прихожую. Ничего не понимающая Анжела остается в гостиной одна, с сырным подносом в руках, который она, помедлив, несет обратно на кухню. Женщина сбита с толку: куда они пошли? Может, настал момент наконец поговорить о делах? Видимо, в этом и заключается смысл странного ужина? Эти двое пришли не для того, чтобы есть или дружески общаться. Их ждет работа. Анжела вздыхает: она так старалась обставить все как можно лучше и вот.
— Что ты копаешься? Мы тебя ждем!
Ив заглядывает в кухню — он явно раздосадован, голос звучит сурово. Анжела вопросительно смотрит на него, потом спохватывается: она готова следовать за ним. Прежде чем выйти из кухни, он хватает ее за руку:
— Я не знаю, что с тобой сегодня, но предупреждаю, твое поведение начинает меня утомлять, — злобно шепчет он. — Хватит валять дурака: делай, что сказано.
— Но что…
— Заткнись, Люси! — приказывает он, раздражаясь еще больше. — Помолчи, прошу тебя!
Подталкивая сзади, муж ведет ничего не понимающую «жену» в прихожую, где почему-то открыта дверь в погреб. Молодая женщина вздрагивает и останавливается. Чего он от нее хочет? Куда ее ведут? Она уже готова взбунтоваться, но Ив, крепко схватив ее за руку, заставляет спуститься по деревянной лестнице, ведущей вниз.
— Куда мы идем? — бормочет она, бросая на «мужа» растерянный взгляд.
Жестким тоном Ив кладет конец их дискуссии.
— Давай, Люси!
Лестница выходит в узкий коридор, темный и сырой, в глубине которого Анжела видит низкую дверь. Она полуоткрыта: из щели вырывается приглушенный оранжевый свет. Женщина дрожит все сильнее, сзади твердой рукой ее подталкивает Ив. Дверь широко распахивается, и она видит перед собой помещение, размеры и убранство которого изумляют ее.
Вместо небольшого подвала, где обычно держат уголь для обогрева дома, перед нею открылась просторная комната: окрашенные светлой краской стены, толстый пушистый ковер на полу, расположенные полукругом диван и два кресла. А в центре — огромная, массивная кровать, присутствие которой не оставляет никаких сомнений относительно характера здешних бдений.
Анжела каменеет от ужаса: Марк и Дидье уже здесь, оба абсолютно голые. Один небрежно развалился в кресле, а другой — тот, что ущипнул ее, — устроился на краю постели, терпеливо поджидая, как в приемной у дантиста. Зачем она здесь? Чего от нее ждут? Почему? В голове у нее все смешалось. Охваченная паникой, Анжела рванулась к выходу, но проем двери загораживает крепкая фигура Ива, который толкает ее обратно и тут же запирает дверь.
Пытаясь подавить подступающие рыдания, она замирает на месте. Один из мужчин медленно подходит к ней, и вид его отвратительного жирного тела вызывает у нее приступ омерзения. Одной рукой он хватает ее за талию, за ягодицы, а другой — грубо шарит по груди, прикрытой лишь тонким шелком. Напрягшись, Анжела слабо отбивается, но его хватка становится более жесткой. Он засовывает руку в вырез платья, хватает грудь и щиплет ее за сосок.
Какой ужас!
В отчаянии Анжела оглядывается на Ива и видит его в углу комнаты — в его руках какой-то предмет, он занят его изучением. Второй гость по-прежнему сидит в кресле, как бы дожидаясь своей очереди.
Наконец она понимает, что надежды на спасение больше нет.
Ив подходит к кровати с фотоаппаратом наготове.
Тот, что держит Анжелу, резко задирает платье, сдергивает трусики и, жестким движением раздвинув ей ноги, добирается до самой глубины, до самого сокровенного.
— Расслабься, красавица! — шепчет он ей, облизывая языком мочку ее уха. — Увидишь, тебе понравится.
Отвратительно! Тело Анжелы содрогается, затем она застывает от отвращения и наконец начинает отбиваться. Раздается звук пощечины. Она даже не умеет защищаться по-настоящему, и всю силу вкладывает в этот удар, который приходится прямо по пухлой щеке насильника.
Наступившая следом тишина пугает ее еще больше.
Человек, сразу отпустивший ее, поворачивает к Иву лицо, на котором застыли изумление и ярость.
— Что это значит? — спрашивает он резко.
Ив кладет аппарат на кресло и начинает оправдываться.
— Мне очень жаль, — бормочет он, направляясь к Анжеле. — Я не знаю, что с ней сегодня. Она не в себе. Но я сейчас все улажу. Не беспокойтесь, все будет в порядке.
— Я надеюсь. Это в ваших же интересах.
Все произошло очень быстро: Ив бросился к ней и в свою очередь отвесил ей такую звонкую оплеуху, что ее голова мотнулась в сторону. Этот удар сокрушил ее, в голове затуманилось, она враз обессилела. Да, Ив действительно скор на руку, это уже вторая пощечина, которую она получает от него за последние сорок восемь часов!
— Вот и все, — спокойно объявляет он, возвращаясь на свое место. — Теперь она будет умницей.
Толстый насильник снова рядом с ней, его жесты стали более решительными, а глаза, в которых решительно никакого сочувствия, властно следят за ее реакцией. Он снова хватает ее за талию, как бы начиная с того же момента, где его прервали, и всем видом показывает, как его раздражают эти задержки. Снова бесцеремонно лезет ей под юбку, и Анжелу снова сотрясает дрожь отвращения. Схватив ее за волосы, он заставляет женщину опустить голову на уровень своего живота, при этом задирает юбку так, чтобы ее нижняя часть тела, абсолютно обнаженная, была бы хорошо видна всем.
Поняв, что ее ожидает, Анжела пытается отбиваться. Но мужчина крепко держит ее за волосы, и каждое собственное движение заставляет ее вскрикивать от боли. Когда она пытается прикрыть наготу, это вызывает новые побои. Ее хлещут по телу, дают пощечины так, чтобы не оставалось следов. Что она может сделать? Одна среди троих мужчин, которые твердо намерены делать с ней все, что пожелают.
Волна ужаса и омерзения захлестнула ее, она погрузилась в это болото с головой, только частые щелчки фотоаппарата долетали до нее, как сквозь сои.
Марк и Дидье насиловали ее по очереди, принуждая к самым унизительным извращениям, не обращая внимания на протесты, слезы и наконец мольбы. От невозможности остановить развернувшуюся вакханалию ее внутренности сжигает дикая ярость. Больше всего она страдает оттого, что не может открыто выразить свои чувства — заорать и причинить кому-нибудь из них боль. От невозможности отомстить.
Заполняющий душу ужас постепенно сменяется отупением. Ею овладевает нечто вроде беспамятства, сквозь которое она смутно чувствует, как мужчины пользуются ее телом, как вещью для удовлетворения своих диких фантазий. Ив все это время наблюдал происходящее со стороны. Равнодушный к отчаянию «жены», он, не переставая, фотографировал, время от времени призывая своих моделей придумать более интересную, оригинальную мизансцену.
Анжела поняла: чем яростнее она сопротивляется, тем больнее ей будет. И она сдалась, сжимая зубы, кулаки, бедра. Но и это не помогало. Первый из мужчин — Марк или Дидье, она так и не узнала — стал раздражаться. Упрекал ее в том, что она не хочет сотрудничать. Заметил Иву, что ему неприятно заниматься «этим» с «куском мяса». Ив подошел и снова пригрозил устроить ей взбучку, если она не прекратит «ломаться».
Но самое главное открытие, которое сделала Анжела, заключалось в том, что она поняла причину исчезновения Люси. И это потрясло ее сильнее, чем все, что с ней случилось.
Это не она заманила Люси в ловушку, а наоборот!
В какую-то долю секунды в ее голове пронеслись все события последних недель: легкость, с какой Люси согласилась поменяться ролями, впустила Анжелу в свою жизнь, позволила подражать ей — ее жестам, ее привычкам, ее одежде — дала привязаться к детям, завидовать ее жизни, ревновать и даже ненавидеть. Взять хотя бы прическу! Постричься, чтобы еще больше походить друг на друга — ведь это была идея Люси? По правде сказать, Анжела уже не помнит. Нет, пожалуй, все же она сама, но с каким энтузиазмом приняла это Люси!
Наконец ее последние слова, сказанные перед тем, как расстаться. Эти две короткие фразы — вроде бы пустячные — отдаются у нее в мозгу, как эхо с того света.
«Не поддавайся им. Они — чудовища!»
Какое головокружительное падение! Она ничего не видела, ничего не чувствовала, ничего не понимала! Ослепленная фальшивым блеском чужой жизни, обманчивой картинкой дружной и любящей пары, видимостью счастья, которое оказалось с душком, она сама вошла в клетку, дверцу которой открыла для нее сестра: бежать из домашнего ада, втайне от своего мучителя, подсунув ему вместо себя собственную копию. Просто до гениальности, но какой дьявольский замысел!
Теперь Анжела просто никто. Тело без имени, без связей, без лица и без любви. И это даже не больно. Осталась только душа, которая кричит о своих страданиях, но этот крик — беззвучный, потому что рядом нет никого, кто мог бы его услышать. И это тоже ставится ей в вину.
Трое мужчин остались очень недовольны тем, как провели вечер. «Не этого они от нее ждали».
Наконец все прекратилось.
— Это напоминает мясную лавку! — объявил толстяк, который был раздражен больше всех. — Если эта шлюха валяет дурака, то за что я плачу свои деньги?
Ив мечет в сторону Анжелы гневные взгляды. На лице у него застыла злобная гримаса, кажется, он готов ее убить. У мужчин мрачные и раздраженные лица, они одеваются в полном молчании. Затем толстяк достает из кармана пачку денег, подходит к Иву и еще раз высказывает свое недовольство.
— Я даю половину. Большего это не стоит.
Ив огорченно кивает.
— Я не знаю, что с ней сегодня. Больше это не повторится, обещаю.
Толстяк продолжает ворчать.
— Сперва реши проблемы со своей женой, а потом уж назначай встречу. Мы теряем и время, и деньги.
Стиснув зубы, Ив послушно кивает. Потом они разговаривают о проявке фотографий и назначают дату, когда можно будет получить негативы и отпечатанные копии.
Затем они уходят, даже не взглянув на нее.
Ив провожает их до входной двери, и до Анжелы доносятся его вялые извинения, произнесенные жалким, извиняющимся тоном.
