Глава 7
Я проснулась от криков в коридоре и резко села, сразу же пожалев об этом: мозг, по ощущениям, едва не вывалился из головы. В висках пульсировала боль. Я соображала, где я, оглядывая незнакомую палату.
– Майкл! – раздался крик медсестры Келл. – Отойди от него!
– Держись от нее подальше, или, клянусь богом, я тебе шею сверну!
Я ахнула – это был голос Релма. Я быстро слезла с кровати и пошла к двери, приоткрыв ее буквально на сантиметр. Релм прижал Роджера к стене, локтем под горло. Роджер молчал, но глядел задиристо.
– Майкл, – снова сказала Келл, на этот раз мягче. Она тронула Релма, и он неожиданно опустил руку, отчего Роджер сполз на пол. Несколько секунд я думала, что Релм его пнет, но он отступил, явно сдерживаясь.
Я приоткрыла дверь шире, и она скрипнула. Все трое посмотрели на меня. Медсестра Келл немедленно ощетинилась.
– Слоун, вернись в свою палату. – Она без церемоний взяла Релма за локоть. – А ты немедленно к доктору Уоррен.
Релм пожал плечами, глядя на меня почти виновато, и позволил себя увести. Сердце забилось, распираемое беспокойством. Что, если его переведут или накажут? Релм мой единственный друг, неужели и его у меня отнимут?
Я перевела глаза на Роджера, по-прежнему сидевшего на полу. Он подмигнул мне и, кое-как поднявшись, поковылял прочь.
Я ждала в столовой, не прикасаясь к еде. Релма все не приводили, и я уже паниковала. Я никому не сказала о случившемся, но Дерек и другие парни говорили, что Релм врезал хендлеру и теперь его переводят в другой корпус. Дрожащими пальцами я поднесла ко рту ложку виноградного желе.
– Можно к тебе? – спросила Табита, показывая на свободный стол напротив.
– Конечно.
У меня впервые появилась возможность ее разглядеть. Волосы у нее выкрашены в красный цвет, но корни темные. Кожа бледная, глаза светло-карие. Даже красива, если вам нравится стиль эмо. Немного напоминает Лейси – прежнюю Лейси.
– У тебя повязка, – заметила она, орудуя ложкой. – Ты что, вены резала?
– Типа того. Но я не пыталась покончить с собой, просто разозлилась.
Табита засмеялась.
– Ну да. А где Релм? – поинтересовалась она. Я поняла, что именно за этим она ко мне и подсела. – Он обещал, что сегодня я буду играть с ним в карты. – Она сделала паузу и улыбнулась: – Может, он и тебя позовет. Он классный. И красивый, скажи?
Я смотрела на Табиту, соображая, где у нее признаки повреждения мозга. Я не слышала, чтобы кто-то выжил после «Быстрой смерти». Лейси собиралась отравиться вместе с Миллером.
Стоп. Миллер. Что случилось с Миллером?
– Что ты так смотришь? По-твоему, он не красивый? – улыбнулась Табита. Я не ответила, не сводя глаз с подноса.
Что с Миллером-то случилось? Он вроде как был – и вдруг пропал.
– Боже мой, – выдавила я. – Я не помню!
– Ты чего? – испугалась Табита. – Позвать медсестру?
– Нет, – сразу ответила я, накрыв ее руку своей. – У меня забирают воспоминания, – прошептала я. – Стирают мою личность.
Табита быстро заморгала, будто очень хорошо меня понимая, но тут же ее глаза остекленели.
– Ты такого не говори, – прочирикала она. – Иначе мы обе загремим в другой корпус, и все начнется сначала.
Она резко встала и ушла, прихватив поднос. Моя рука заледенела на белой столешнице, я дрожала. Сперва кольцо, теперь Миллер. Что еще исчезло? Чего еще мне не найти? Что со мной происходит?
Вдруг меня осенило, что надо делать, если хочу сохранить остальное. Оставив поднос на столе, я пошла к выходу. В дверях меня остановил пожилой хендлер:
– Ты куда?
– В туалет.
– Вон туалет, – он показал на дальнюю стену.
– Там нет тампонов, – нашлась я.
Он оглядел меня, словно по внешнему виду можно определить наличие менструации, и пропустил.
– Поторопись, – сказал он, жестом выпроваживая меня в коридор.
Я выбежала, не зная, где его искать. Слезы отчаяния жгли глаза. Надо быть сильной. Надо спастись.
Я увидела его возле кладовой и резко остановилась, поскользнувшись в моих тапках-носках. Внутри свело от отвращения. Он считал рулоны туалетной бумаги и записывал на клипборд. При виде меня он улыбнулся.
– Здравствуйте, мисс Барстоу. Я чем-нибудь могу вам помочь?
– Да, Роджер, – я едва не подавилась этим именем. – Думаю, можете.
Роджер запер кладовую и повел меня в палату, улыбаясь всю дорогу и даже бубня под нос мотивчик. Я через силу заставляла себя передвигать ноги, но другого выхода не видела. Программа не оставила мне выбора, кроме как спасать немногое оставшееся.
Роджер открыл дверь и отступил, пропуская меня. На меня пахнуло сильным запахом мяты; теперь меня будет тошнить при виде мятной жвачки. В палате я остановилась, не глядя на кровать.
Когда Роджер запер дверь, я скрестила руки на груди.
– Во-первых, скажите, что будет с Релмом.
Роджер засмеялся.
– С Майклом Релмом все будет замечательно. У него привычка вытворять такое, за что других наказывают.
Я наморщила лоб.
– Что это значит?
– Он скоро вернется. Надеюсь, ты меня не за этим позвала?
Он наклонил голову набок, будто и вправду любопытствуя. Я похолодела.
– Откуда мне знать, что вы вернете мне мои воспоминания?
– Я не могу вернуть утраченное, – сказал он почти с сожалением. – Но есть возможность сохранить отдельные воспоминания, блокировав их от антигенов.
– Каких антигенов?
– Желтая таблетка, которую ты принимаешь, отыскивает воспоминания, помеченные доктором Уоррен. Сперва ты пьешь красную – своего рода сыворотка правды. Пока ты говоришь, она действует как краска, прикрепляясь к воспоминаниям. А потом ты пьешь желтую, и она их стирает. Это, конечно, упрощенная схема. Скоро от тебя останется совсем мало, и воспоминания будет легче отследить.
Таблетки съедают мои воспоминания. А доктор Уоррен говорила, красная помогает мне расслабиться. О чем еще она лжет?
– Каким образом ты можешь помочь? – спросила я. – Что можешь сделать, чтобы меня… не стерли?
Роджер сунул руку в карман, достал маленький контейнер и двумя пальцами извлек фиолетовую горошину.
– Это может спасти воспоминание о чем-то одном. То, чего тебе очень не хочется потерять. С нее может поплохеть, но риск того стоит. Если проболтаешься доктору Уоррен, тебе сотрут память не избирательно, а полностью. Так что, если решишься, это должно остаться между нами.
Я взяла фиолетовую таблетку, не зная, можно ли ему верить. Что, если Роджер лжет, чтобы сделать со мной что-то гнусное?
– А чего ты хочешь взамен?
Он улыбнулся. Кожа вокруг глаз собралась в складки.
– Я не чудовище, Слоун, мне нужен лишь поцелуй. – Роджер помолчал. – На этот раз.
– То есть дальше будет требование секса? – делано ужаснулась я, хотя и знала, что этим кончится. Знала и все равно попросила помочь. Я просто надеялась на другой ответ.
– Конечно, нет, – ответил Роджер. – Один поцелуй. Маленькая симпатия. Легкая влюбленность способствует выздоровлению, Слоун, тебе на психотерапии не говорили? Хотя, похоже, это ты уже и сама выяснила.
Я понимала, что он говорит о Релме, но отвечать не стала. Он думает, что у нас с Релмом роман, но это невозможно, я же вернусь к Джеймсу.
Взяв таблетку у Роджера, я повертела ее в пальцах:
– Как она действует?
– Сосредотачиваешься на одном-единственном воспоминании, глотаешь таблетку и удерживаешь мысль, ни с чем не смешивая. Не пытайся удержать несколько воспоминаний, иначе в голове начнется путаница.
Я смотрела то на таблетку, то на хендлера. Во рту пересохло, а ладони отчего-то вспотели. Всего лишь поцелуй, но ощущение, будто как перед прыжком с моста. Мне противно даже подойти к Роджеру. Решимость начала слабеть.
– Что для тебя ценнее, Слоун? – тихо спросил он. – Ты дорожишь своим прошлым?
Две слезы покатились по щекам. Я думала о Джеймсе, Брэйди и Миллере. Эта частица меня в Программе не выживет. Может, фиолетовая таблетка повлияет на исход? Может, она меня спасет?
– Только поцелуй, – предупредила я.
Роджер засмеялся.
– Да, но я сам решу, сколько он продлится. И поцелуй должен быть настоящим, Слоун. Покажи мне страсть.
Я с силой потерла лицо, так что кожа начала саднить, опустила таблетку в карман халата и нетвердо шагнула вперед.
– Не заблуждайся, – прошептала я, глядя Роджеру прямо в глаза. – Я тебя ненавижу.
Он улыбнулся:
– Мне всегда нравились трудные задачи.
Он грубо схватил меня, щипнув повыше локтя, и дернул к себе. Другая рука по-змеиному обвила талию. Он приник ко мне ртом, мокрым, жадным. Я попыталась отвернуться, но Роджер лишь крепче сжал меня в объятиях, и я почувствовала его эрекцию.
Я всхлипнула и попыталась отодвинуться, когда его язык лизнул мои губы.
– Заставь меня поверить, – выдохнул он. – Иначе заберу таблетку.
Он снова меня поцеловал, и на этот раз я позволила его языку проникнуть мне в рот. Губы уже были вымазаны мятной слюной. Меня мутило. Я не могла больше выдержать ни секунды.
Слезы текли по щекам, когда его рука опустилась мне на ягодицу, и он прижал меня к себе. Другая рука превратилась в железный подголовник, пока он целовал шею.
– Какая ты вкусная, – промычал он мне в кожу.
Я пыталась представить, что это Джеймс, но ласки были слишком агрессивными. Джеймс никогда не прикасался ко мне подобным образом. Я уже плакала, когда Роджер снова наклонился меня поцеловать. Его рука скользнула под рубашку. Я взорвалась и двинула ему коленом в пах, не попав по яйцам, но врезав в бедро. Он вскрикнул и отскочил. Я стояла, тихо плача. Он холодно засмеялся.
– Да прекрати ты, Слоун. Что в этом плохого? Другие и не на такое соглашались.
– Убирайся, – выговорила я, прислоняясь к спинке кровати. – Вон! – закричала я.
Он вздрогнул и оглянулся на дверь.
– Ладно, ладно, – он выставил ладонь. – Только не забудь, все строго между нами. Если ты скажешь…
– Знаю! – Не в силах унять слезы, я с отвращением сплюнула его вкус прямо на линолеум. Роджер, кажется, удивился, что я настолько расстроена.
– Новая таблетка только за обнаженную кожу, – предупредил он. – И держи себя в руках, слезы меня не заводят.
На этом он повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
