Глава XVI
Магия и волшебство
Оккультная философия имеет дело с вещами, которых Бог бы делать не стал, дьявол бы совершить не сумел; которые разве что лжец набрался бы храбрости утверждать и в которые не поверил бы никто, кроме глупца.
Во времена правления Рудольфа II в Богемии, как и в остальных областях Центральной Европы, было принято к философским и естественно-научным рассуждениям присовокуплять также и знания мистические. Своеобразная «мешанина фактов и заблуждений, энтузиазма и жульничества, глубоких знаний и абсурдных теорий», весьма характерная для сознания простого, безграмотного и неискушенного человека, принималась за чистую монету людьми высокого интеллектуального развития и незапятнанной репутации. Эти люди, знаменитые своей честностью и неподкупностью, уверовав в предрассудки и суеверия, позволяли им оказывать огромное влияние на развитие естественной философии и метафизики.
«Философы на заре науки так же впечатлительны, как поэты, и хорошо известно, что многие физические законы были открыты как проявления сверхъестественных сил, управляемых злыми демонами или же добрыми духами. Каждое направление мысли, каждое учение содержало в себе зерна сверхъестественного; теология, философия, наука и медицина — все были опутаны прочной сетью предрассудков».
Веру в существование неразрывной связи между человечеством и миром добрых и злых духов, а также в то, что человек способен оказывать влияние на этих эфирных и инфернальных существ, проповедовали многие «экклезиасты», и вера эта стала частью религии. Уверенность в том, что обычные предметы могут обладать оккультными свойствами, что такие проявления физических сил, как гром и молния, землетрясения, град и даже свечение небесных тел, являются выражением воли духов, иными из которых возможно управлять, стала одной из неотъемлемых доктрин естествознания. Она сохранялась во многих поколениях и имела столь серьезный авторитет, что находившаяся в зачаточном еще состоянии наука была не в состоянии противостоять гиганту Суеверия, который правил всем ученым миром.
Оккультная философия — отдельная дисциплина, занимавшаяся изучением оккультных свойств материи, а также природы, характером и влиянием на нее духов, их способностью общаться со смертными и методами, с помощью которых от духов можно добиться помощи. Она включала три основных направления: Естественную магию, которая имела дело с оккультными свойствами естественных тел из царств животных, растений и минералов; Теургию, или божественную магию, которая занималась взаимодействием с добрыми духами и небесными ангелами, а также воспитанием души человеческой, дабы та могла обрести блаженство и способность видеть и общаться с этими ангелическими сущностями; и Гоэтию, или черную магию, которая была учением о способах получения помощи от инфернальных демонов и свершении злых и страшных дел. Те, кто занимались ею, заключали договор с Сатаной и безвозвратно теряли свои бессмертные души.
Власть человека над духами считалась одним из естественных законов. Парацельс учил, что воля человека оказывает влияние на поведение невидимых созданий, поскольку последние являются низшими по отношению к человеку, а низшее всегда подчиняется высшему. «Мысль человека так же способна воздействовать на духа, как произнесенное вслух слово способно оказать влияние на человеческий разум, ибо у духов нет ушей, чтобы услышать сказанное, а голос нужен лишь тому, кто не может слышать голоса духов». Основания для веры в теургию и гоэтию обнаруживали в Священном Писании, где было сказано, что с помощью магии колдуны фараона, а также пророк Моисей, превращали веревки в змей, и что евреи наслали на Египет кровавый дождь, лягушек, саранчу, мух, ящур, град и чуму, разделили воды Красного моря и заставили воду извергнуться из скалы посреди пустыни. С помощью той же магии Иешуа остановил солнце, пророк Илия вызвал огонь с небес и оживлял мертвых, Даниил укрощал львов, а трое отроков Израилевых избежали смерти во пламени печи. Считалось, что легендарный царь Соломон также был искушен в магическом искусстве, и его власть, богатство и слава были обретены благодаря волшебству. Также и случай с царем Саулом в Андорре, где он встретил женщину, знавшуюся с духом, и появление волхвов в Вифлееме считались неопровержимыми доказательствами практики оккультных наук в библейские времена.
Возможно, многие весьма странные представления о магических качествах естественных объектов были взяты богемскими учеными из знаменитых работ Плиния. Например, Плиний утверждал, что драгоценный бриллиант, помещенный на наковальню, способен выдержать удары тяжелого молота, а брошенный в печь, не расплавится под действием жаркого пламени, но, погруженный в кровь козла, он станет хрупким, и после этого его с легкостью можно будет разбить на кусочки. Непоколебимый авторитет автора этой глупости обеспечивал ей абсолютное доверие, и идея о проверке подобных утверждений казалась совершенно ненужной — мысль о ней была высказана лишь в следующем поколении последователями философии Бэкона. «Естественная история» Плиния была источником множества предрассудков, упорно укоренявшихся в головах обычных людей. «В глазах петуха содержатся особые зерна, которые так сияют и светятся, что прожигают веки льву, причиняя ему такую боль и страдание, что лев бежит прочь, не в силах вынести петушиного взгляда». Также считалось, что «сушеные глаза дракона, растолченные в пыль и смешанные с медом, а затем намазанные на веки страдающего от бессонницы, освобождают несчастного от нападений ночных духов и возвращают ему нормальный сон». В этом и подобных случаях редкость животных и недоступность ингредиентов делали экспериментальную проверку весьма затруднительной. Настоящее заключение относится и к изготовлению следующего чудодейственного амулета: «Возьми хвост и голову дракона, шерсть, растущую на лбу льва, и немного его костного мозга, пену с губ лошади, которая только что победила в скачках, а также когти собаки, заверни всё это в кусок красной оленьей кожи и перевяжи сухожилиями взрослого оленя-самца старше пяти лет, а также сухожилиями олененка, причем разные сухожилия должны быть направлены в противоположные стороны. Всегда носи это при себе, и оно дарует тебе победу» (Плиний).
За сорок три года до восшествия Рудольфа на престол была опубликована работа, послужившая причиной подъема авторитета магии в глазах философов. В течение еще двух столетий она оказывала огромное влияние на просвещенные умы — это был трактат по «Оккультной философии» Генриха Корнелиуса Агриппы, который был
Человеком ученым
Во всех областях просвещенным.
Он был рыцарем Империи и Доктором Двух Законов, личным секретарем Максимилиана I и консулом при Карле IV. Он был врачом, адвокатом, солдатом, философом, историком, чародеем, астрологом и алхимиком в Кёльне, Доле, Павии, Метце, Фрайбурге, Брюсселе, Бонне, Лионе и Гренобле, и везде удостаивался самых высоких почестей и имел огромное влияние. Он писал, что «естественная магия является той частью естественной философии, которая имеет дело с вещами, что выше человеческого разумения. Маги могут активно вмешиваться в естество, заставляя некоторые явления произойти раньше, чем то предопределено естеством, и простаки воспринимают сие как чудеса, в то время как всё это не более, чем естественные эксперименты».
Агриппа сочетал в себе глубокую эрудированность и склонность к суевериям: он знал, к примеру, об электрических свойствах янтаря и гагата, а также о магнитных свойствах гематита, но в то же время считал, что свойства эти могут быть сведены на нет с помощью обыкновенного лука. В другом пассаже он вновь демонстрирует свою мудрость и безумие одновременно: «Хорошо известно, что гематит обладает способностью притягивать железо, и что в присутствии бриллианта он теряет эту способность. Также камень асбест, если его обжечь в пламени, становится неуничтожим. Карбункул светится в темноте, этит, или орлиный камень, положенный на лоно юной девушки либо цветок, придает тому и другому сил, а положенный под них — ослабляет. Яшма останавливает кровь, рыба-прилипала может останавливать корабли, ревень изгоняет холеру, сжиганием печени хамелеона можно вызвать дождь и гром, растение гелиотроп затуманивает зрение и делает того, кто его носит при себе, невидимым, трава синохитис может вызывать адских духов, а с помощью анахитиса можно узреть образы божественные».
Агриппа давал подробнейшие описания действий, пробуждающих добрых и злых духов, и пространно объяснял, отчего люди чаще вступают в общение с демонами, нежели с ангельскими сущностями. «Добрые ангелы редко являются человеку, подчиняясь лишь приказам Господа, и могут удостоить своим словом лишь добродетельных и святых людей; но злые духи подчиняются воззваниям человека, представая в образе божественном, всегда готовые обмануть и жаждущие лишь подчинять и властвовать».
Профессиональные некроманты заявляли, будто они способны разговаривать с душами умерших, повелевать погодой, вызывая по своей прихоти бури; они продавали зелья и напитки, позволявшие понимать язык птиц, вызывать любовь прекрасных женщин, превращать врагов в скот (таким же образом вавилонский царь Навуходоносор был превращен в быка), а также ослаблять силу так называемого «злого глаза». Некромантов часто обвиняли в том, что ради получения мерзких ингредиентов для своих мазей и пилюль они убивают младенцев и грабят кладбища, разрывая могилы и извлекая трупы; верили, будто они изготавливают ядовитые порошки в преступных целях, и, конечно же, все они должны были заключать жуткие договоры с Сатаной.
Люди верили, что земля населена хобгоблинами, огонь — саламандрами, воздух — демонами, а вода — речными и озерными духами. Няньки пугали детей историями «об уродливом рогатом дьяволе, извергающем из пасти пламя и имеющем длинный хвост; глазищи у него как плошки, клыки как у собаки, когти как у медведя, кожа черная, а голос напоминает рык льва». И маленькие дети бывали так напуганы всеми этими «буками, духами, ведьмами, русалками, эльфами, гномами, феями, сатирами, панами, фавнами, сиренами, чудищами, тритонами, кентаврами, гигантами, бесенятами, Робином Гудом с его разбойниками, адскими демонами, всяческими злодеями из мира реального и потустороннего», что страх оставался с ними на всю жизнь, заставляя их, уже взрослых, бояться собственной тени.
Суеверия, связанные с животными и растениями, были неисчислимы и совершенно безумны. Мифическое существо — василиск — считалось смертельно опасным для змей и для человека, первых убивая своим испепеляющим дыханием, а второго — просто взглядом. Люди, носившие при себе его черную кровь, могли вызывать благосклонность сильных мира сего и получать баснословные милости, а также были защищены от болезней и от колдовства. В работах авторов тех лет можно найти и многочисленные рассуждения о мандрагоре: «Мандрагора, или альраун, — это очень редкая трава, растущая у подножия виселицы, на которой был вздернут невинный юноша. Тот, кто ищет эту траву, должен знать, что ее корень напоминает человека, а верхняя часть имеет широкие листья и желтые цветы. Когда ее вырывают из земли, она стонет, вопит и рыдает столь горестно, что совершивший это тотчас умирает. Чтобы найти ее, нужно выйти из дому в пятницу до рассвета, заткнув уши ватой, воском или смолой, и взять с собой черную собаку без единого белого волоска. Над мандрагорой следует три раза совершить крестное знамение, а затем подкопать вокруг нее землю — осторожно, так, чтобы она осталась держаться в почве лишь тоненькими корешками. Затем с помощью струны нужно привязать ее к хвосту собаки и поманить собаку куском мяса. Она вытащит мандрагору из земли, однако тотчас упадет замертво, оглушенная страшным криком растения. Затем нужно отнести мандрагору домой, вымыть в красном вине, завернуть в красный и белый шелк, положить в гроб, затем мыть ее в вине каждую пятницу и нарядить в белое платьице. Своему обладателю она откроет скрытое и предскажет будущее, а также обеспечит ему дружбу всякого человека. Если положить рядом с ней серебряную монету вечером, то к утру найдешь две монеты, однако же монета не должна быть слишком велика по размеру. Если ты покупаешь мандрагору, она остается у тебя, бросай ее где угодно, но не забывай о ней и продай ее кому-нибудь еще, потому что если она останется при тебе до твоей смерти, ты отправишься вместе с ней в ад. Помни, что она может быть продана лишь по цене ниже той, за которую была приобретена, а потому тот, кто купит ее за самую мелкую монету, потеряет свою душу навеки».
Это и многие другие суеверия оказывали на людей весьма скверное влияние, делая их робкими и подозрительными к соседям и друзьям, но все это можно было бы назвать невинными шутками в сравнении с чудовищными жестокостями, совершавшимися из-за глубоко укоренившейся веры в ведьмовство. Поддержанные высшим авторитетом церкви в лице папы Иоанна XXII, с дьявольской скрупулезностью систематизированные монахом Шпенглером и его собратьями в жутком «Malleus Maleficarum», или «Молоте ведьм», представления эти служили причиной жутких процессов в городах и деревнях, в результате которых десятки и сотни несчастных становились жертвами неописуемых пыток и казней. Женщин, считавшихся «наиболее жадными до тайных знаний», в особенности часто преследовали по обвинению в колдовстве.
Даже придворные Рудольфа не были защищены от преследований инквизиторов и охотников за ведьмами, и двое из них были обвинены в черной магии и попытках навести порчу на его величество. В 1611 г. на императорского капеллана донесли, будто он назвал свою собаку Матиасом в честь брата императора, который в то время искал способ занять трон. Доложили, что собака должна была быть убита, и что в миг ее смерти та же страшная судьба постигла бы и правящего монарха. Вторым, обвиненным в ведьмовстве, был алхимик по имени Хаузер, ассистировавший Рудольфу в некромантии. Его обвинили в том, что он украл носовой платок императора из прачечной, и с помощью него вредил его величеству, причиняя ему страдания. Дела двух этих людей продолжались в течение нескольких месяцев, Хаузера пытали на дыбе, и, хотя он доказал свою невиновность, судья приговорил его к большому штрафу и изгнанию из Богемии.
В начале XVII в. ушей Рудольфа достигли слухи о действиях его брата Матиаса, который начал проявлять политическую активность, готовясь захватить власть. Матиас водил дружбу со злейшими врагами Рудольфа, и его начали всё чаще упоминать как возможного претендента на корону. Тайные советники Рудольфа не могли или не желали дать императору нужного совета, и он решил сам узнать будущее, обратившись к предсказателям судьбы, служившим у него при дворе. Те на его вопросы отвечали такими пророчествами: «Следуй тому, что достойно», или же присказкой: «Не радуйся, когда Фортуна улыбнется, и не грусти, когда нахмурится она».
Он обращался и к священникам, но те советовали ему быть смиренным и утешиться, что лишь раздражало императора, склонного к ипохондрии, и окончательно разрушало его сон. Зловещие новости из восточных провинций империи подтверждали предательство Матиаса, и суеверный Рудольф в надежде узнать будущее обратился как к последнему шансу к черной магии. В то время высшим авторитетом в некромантии слыл беспринципный доктор Леонард Вышпергер фон Эрбах, хорошо известный императору, поскольку он служил в императорских алхимических лабораториях. Когда Рудольф посвятил его в свои тревоги, доктор рассказал о достоинствах нескольких методов гадания. Фон Эрбах объяснил, что астрагаломантия или гадание на табличках с тайными знаками, цефаломантия или гадание на голове осла (метод, широко использовавшийся евреями), молибдомантия и алектриомантия были слишком просты и не подходили для подобного сложного случая; косциномантия и клидомантия применялись в основном для разоблачения воров, а сочетание геомантии, серомантии, пиромантиии и гидромантии, или же гадание с помощью четырех элементов — земли, воздуха, пламени и воды, могло бы тут помочь, он бы рекомендовал демономантию как самый надежный метод. О последнем маг рассказал весьма туманным языком, возбудив любопытство императора, его страхи и надежды.
В ночь, последовавшую за этим разговором, император в сопровождении верного вооруженного слуги отправился по указанию сего искусного черного мага в тайное место, расположенное на холме в лесу, который был хорошо известен его величеству по редким охотничьим вылазкам. Спустившись по узкому ущелью, стены которого практически смыкались у них над головами, они оказались у входа в глубокую пещеру, который был удачно замаскирован растительностью. Император этой пещеры никогда раньше не видел. В этот миг над их головами раздался гром и разразилась нешуточная гроза, и император скрылся под сооруженным возле пещеры хлипким навесом, ожидая от доктора фон Эрбаха, исчезнувшего в пещере, условного сигнала.
Примерно через полчаса, показавшиеся Рудольфу целой вечностью, из пещеры раздался звук китайского гонга — инструмента, практически неизвестного в Богемии, и его величество бесстрашно шагнул внутрь, оставив своего спутника снаружи. В конце извилистого коридора, освещенного факелами, чей дым наполнял воздух, император узрел поразительную картину. Пещера расширилась, и потолок ее ушел вверх, на стенах висели картины, изображавшие каббалистические фигуры, символы планет, знаки зодиака, а также геометрические символы из гоэтии; золотыми буквами были начертаны на них имена адских демонов, отвечавших за семь дней недели, за двенадцать часов дня и за двенадцать часов ночи. Перед каждой картиной висел светильник, и все вместе они освещали пещеру колеблющимся, мертвенным светом. В промежутках между картинами к стенам были прибиты сушеные змеи с оскаленными зубами, жутковатые чучела летучих мышей с распростертыми крыльями, персидские совы, эфиопская саламандра и африканский шимпанзе, а также выбеленные скелеты всевозможных мелких животных, усиливавшие и без того пугающее впечатление.
В одном из углублений в стене стоял египетский саркофаг, из глаз которого лился красноватый свет, а в изголовье покоились ухмыляющийся человеческий череп и пара скрещенных костей. В противоположном конце эллиптической пещеры стоял древний бронзовый треножник, копия того, что украшал храм дельфийского оракула. Треножник поддерживал жаровню, в которой тлело несколько углей. В пространстве между мумией и треножником стояли три маленьких треугольных стола, покрытых красной материей, на которых лежали щипцы и кузнечные мехи, несколько ножей странной формы, обоюдоострый восточный меч, серебряная чаша, множество струнных музыкальных инструментов, несколько емкостей с пиротехническими порошками, а также предметы, чей странный вид ничего не говорил об их назначении, — видимо, это были всевозможные чудодейственные талисманы и амулеты. Под одним из столов стояла накрытая тканью корзина.
На постаменте напротив центрального стола, вплотную к грубо обтесанной стене стояло кресло, накрытое медвежьей шкурой, окровавленные края которой свидетельствовали о том, что животное было убито совсем недавно. В него и сел император, тихо ожидавший появления некроманта. Вскоре пещера наполнилась странными звуками, совсем не походившими на музыку, однако ритмичными, — издавал их, видимо, африканский там-там. Затем из одного из боковых ходов, скрытого за драпировкой на стенах, появился жрец Сатаны. Он был одет в развевающуюся робу из кроваво-красного бархата, вышитую черными пентаклями, заклинаниями и геометрическими фигурами. Его запястье обхватывала желтая шелковая лента, на голове у него возвышалась заостренная шапка того же цвета, в руке же он держал золотой стержень, вокруг которого была обмотана живая зеленая змея, чья голова непрестанно двигалась. Жреца сопровождали двое экзорцистов, одетых в черное; лица их были скрыты за белыми льняными масками и черными капюшонами. Один из них нес, раскачивая, кадило, откуда клубами исторгался дым, чей запах поначалу казался приятным, однако быстро одурманивал того, кто был не в силах ему сопротивляться. Другой держал перед собою на вытянутых руках деревянную табличку, обрамленную золотом, и на обратной стороне ее были начертаны имена: Фул, Заф, Наталон, иначе говоря, имена демонов-покровителей той недели, того дня и того часа, когда свершалась некромантическая церемония.
Три фигуры медленно приблизились к императору, не произнося ни слова, низко поклонились и замерли: некромант — напротив треножника с жаровней, а двое его помощников — перед столами. В это мгновение откуда-то снаружи раздалась какофоническая мелодия, и экзорцисты начали пронзительными голосами зачитывать заклинание на древнем санскрите, быстро выговаривая непонятные слова:
Атакан, патакан, баван, бихава,
Комбади хав, дир хав.
Хан мат годэ, тайям-тийям,
Сут, лук, бут, лук.
Некромант же ответил им гортанным басом, эхом разнесшимся по подземному убежищу:
Ха хуу, та туу!
Поошка, брамина, падала стуу!
Во время этого речитатива, подхваченного двумя ассистентами, они швырнули на угли тайные порошки, вспыхнувшие сначала зеленым, а потом красным светом; затем они взяли в руки музыкальные инструменты и начали аккомпанировать своим воззваниям, совершая странные телодвижения и жесты, всё быстрее раскачиваясь из стороны в сторону. Наблюдать это было более чем жутко.
По знаку главного мага его помощники вытащили из корзины живую черную кошку без единого белого волоска и передали ему; схватив один из искривленных ножей, он привычным жестом вонзил его в трепещущее тело животного и держал его над серебряной чашей, пока та не наполнилась теплой кровью. После тело было брошено к подножию треножника, а чаша с кровью водружена на центральный стол. И вновь пещера наполнилась странными заклинаниями:
Илп, илп, илмеден,
Селуг, силуг, силмеден,
Йел кхос, кепене;
Кепен ичини базар,
Ичинде айоо гезер,
Айоо бени кхоокхооде,
Кхоолакхеме, саргхаде!
Алагхена акх деди,
Кхалагхена чекх деди.
В огонь было подброшено еще углей и порошков, и он вспыхнул с новой силой, освещая жуткую сцену, которая начала казаться впечатлительному императору поистине инфернальной. Внезапно некромант в красной робе схватил восточный меч и, совершив несколько взмахов, быстро подошел к саркофагу и коснулся секретной струны, натянутой возле головы мумии, — тотчас из саркофага выпрыгнула какая-то дьявольская тварь — ее маленькое тело было обтянуто кожаным костюмом, обшитым металлическими чешуйками ярко-зеленого цвета, отражавшими красные отблески пламени, создавая ирреальный эффект; голова была украшена металлическим шлемом, а лицо излучало туманное сияние, поскольку было покрыто маслом, содержащим фосфор, — секретным составом, неизвестным дрожавшему от страха императору. Зеленый демон приближался, извиваясь, как змея (благодаря маленьким деревянным колесикам, вставленным в подошвы его башмаков), и протягивал руки к чаше с горячей, еще не успевшей свернуться кровью, а затем вдруг повернулся к съежившемуся в кресле монарху. В это мгновение факелы внезапно потухли, китайский гонг издал напряженный, жуткий звон, который всё никак не прекращался, а демон окровавленными руками протянул Рудольфу эбеновую табличку, на которой светились фосфорным светом слова: «Καιλρδν γνωθι».
Рудольф окончательно покорился дьявольскому представлению, которое было разыграно достаточно хорошо, чтобы перепугать и более стойкого человека. Ядовитые испарения, поднимавшиеся из кадила, нарушали работу легких и сердца, странные звуки смущали слух, а инфернальные символы затуманивали глаза — всё это могло сломить и самого искушенного адепта, и император, смертельно побледнев, откинулся на спинку кресла в полубессознательном состоянии. Тотчас присутствовавшие сбросили свои робы, сорвали маски, разобрали канделябры и выкатили кресло из пещеры на свежий воздух, осторожно поддерживая голову императора. Освеженный дуновением прохладного ночного ветра, а также поддерживающим снадобьем, которое дал ему алхимик, Рудольф вскоре пришел в себя и, устыдившись своей слабости и собравшись с силами, приказал своему слуге сопроводить его на обратном пути на Градчаны. Гроза миновала, луна и звезды ярко сияли на небосклоне, и возвращение прошло безо всяких происшествий. Стражи у ворот сделали вид, что совсем не удивлены странным эскортом, сопровождавшим их монарха, — когда он вернулся, часы в церкви Святого Георга пробили два ночи.
Рудольф впоследствии никогда не упоминал о своем приключении.