Книга: Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта
Назад: «БОГ И МОЯ СТРАНА»
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ Французские, испанские и британские корабли в битве при Трафальгаре

МЕЧТА И ДЕЙСТВИЕ

Узнав о катастрофе у мыса Трафальгар, Наполеон пришел в сильное возбуждение, а затем пробормотал: «Я не могу быть одновременно повсюду».
Можно ли быть в одно и то же время на Дунае, у берегов Испании, в Карибском море, в Египте, в Австралии? Оказывается, можно. И примеры тому — государства и нации, создавшие мировые империи. Лучше всех это получилось у англичан, испанцев и португальцев, оказавших позитивное влияние на развитие многих стран разных континентов. Наполеон не смог дать народам подобных импульсов.
Приведенные выше слова касались ситуации, в которой он оказался в 1805 году. Да, невозможно одновременно руководить армией, ведущей боевые действия, и национальным флотом. На острове Святой Елены он скажет:
«В 1805 году у меня имелось восемьдесят линейных кораблей, не считая фрегатов, но не было ни настоящих матросов, ни офицеров; мои адмиралы играли в прятки с англичанами, и это само по себе уже было немало».
Наполеон нашел хорошее слово для человека, которого он прежде винил в провале грандиозного плана покорения Англии:
 «Вильнёв был добрый офицер, но, несмотря на это, делал одни только глупости. Он покинул Кадис, а смерть Нельсона не стоила потери моего флота».
Наполеон, по определениям его врагов, был «пятидесятитысячным» или «стотысячным». Его личное присутствие на поле боя будто увеличивало армию на 50 или 100 тысяч солдат. Иными словами, Наполеон — полководец, стоивший целой армии.
Горацио Нельсон стоил целого флота. Наполеон не пел дифирамбы победителю при Трафальгаре — все было ясно без слов. Память адмирала Нельсона, национального героя Великобритании, увековечена его соотечественниками.
Военный гений Наполеона и Нельсона проявился в их победах. В Северной Италии шла вялотекущая война, и Бонапарт предложил план наступления и разгрома австрийцев. Молодою генерала сочли безумцем и отвергли его идеи. Несколько месяцев спустя он показал всем критикам, как в мире рутины творятся чудеса. Если бы Нельсон действовал при Абукире так, как адмирал Колдер против Вильнёва, то его имя было бы известно лишь узкому кругу специалистов по истории флота.
Есть свидетельства того, что Вильнёв предвидел действия Нельсона в Трафальгарском сражении. Он говорил своим офицерам о том, к какой тактике прибегает враг. Накануне Аустерлицкой баталии в стане союзников тоже были люди, которые разгадали замысел Наполеона. Но что дало это предвидение, если последующие действия никак его не учитывали? Вильнёв построил корабли в линию. Какой оборот могли принять события, если бы французы и испанцы встретили врага тремя колоннами?
Невозможно критиковать действия Нельсона при Трафальгаре. Но Абукир подвергся обычному для Наполеона анализу:
«Образ действий Нельсона был отчаянным и не может быть рекомендован как образец, но сам он и английские экипажи проявили такую энергию и искусство, какие только было возможно проявить, в то время как половина французской эскадры выказала столько же неспособности, сколько и малодушия».
Через год после абукирского кошмара Бонапарт покинул Египет. В то время Нельсон был рядом с Эммой Хэмилтон и занимался неаполитанскими делами. Но если бы он хорошо выполнял свои обязанности и думал в первую очередь об Англии, то вполне мог перехватить Бонапарта, возвращавшегося из Египта. И тогда соперничество двух героев продлилось бы не семь лет, а только год.
После гибели Нельсона политическая карьера Наполеона продолжалась еще целое десятилетие. Трафальгар положил конец завоевательским проектам, связанным с преодолением водных пространств. Это было время нового передела мира и великих авантюр, и Наполеон пустился в них с маниакальной страстью и невиданной дерзостью. Но после Трафальгара он более не возвращался к плану прямого захвата Англии. Император вынашивал идеи экспедиции в Индию, или «демонстраций против Индии», однако все осталось на бумаге.
Египет, Англия, Ирландия, Индия. А верным ли был посыл? На острове Святой Елены он скажет: «Если бы вместо экспедиции в Египет я бы предпринял ее против Ирландии, то что бы Англия теперь делала?»
После драки кулаками не машут. Видимо, Наполеон забыл, что в 1798 году он осознанно отказался от идеи экспедиции на Британские острова. Парадокс состоит в том, что он сумел добраться до Египта, до которого очень далеко, но не смог покорить Англию, до которой рукой подать. А он очень хотел короноваться императором французов и королем англичан!
Почему не получилось? Только ли потому, что у Франции были неумелые моряки и плохой флот? Но в 1798 году именно эти моряки доставили в Египет многотысячное международное сообщество, состоявшее не только из французов, но и мальтийцев, и освобожденных рабов из разных стран.
Что может один человек, то может и другой. Если Вильгельм Завоеватель покорил Англию, то и Наполеон мог преодолеть пролив. И что же дальше?
«Я провозгласил бы республику в Англии, уничтожение аристократии, палаты пэров, экспроприацию всех, кто воспротивился бы мне, свободу, равенство и верховную власть народа, — говорил Наполеон. — В таком большом городе, как Лондон, много черни и недовольных: грозная партия встала бы за меня. Я поднял бы также восстание в Ирландии. Нас призывала бы большая часть англичан. После высадки мне предстояло бы только одно правильное сражение с исходом несомненным, и я оказался бы в Лондоне... Английский народ, стонавший под игом олигархии, тотчас присоединился бы к нам; мы были бы для него союзниками, пришедшими его освободить; мы пришли бы к нему с магическими словами: Свобода, Равенство».
Знал ли он о том, что его 150-тысячной армии предстояло сражаться с сотнями тысяч английских солдат, моряков, морских пехотинцев и добровольцев? И не принимать в расчет многочисленных британских волонтеров было большой ошибкой с его стороны. Французы в ряде случаев далеко не сразу могли одолеть восставших египтян, не имевших современного оружия и военной подготовки. Английские фермеры, потомки воинов Оливера Кромвеля, победивших своего короля в многолетней войне, рабочие и ремесленники представляли собой организованную силу. Это они сражались бы за свободу и собственное достоинство, а французы превращались в поработителей. Взятие Лондона не принесло бы окончательной победы, как не была она достигнута взятием Каира, Вены, Берлина, Мадрида и Москвы.
В Лондоне много черни и недовольных? Это так, люди страдают от экономического гнета и протестуют против действий правительства, но они же празднуют победы своих вооруженных сил и почитают национальных героев.
И если бы Наполеону удалось переправить армию через Ла-Манш, то какими силами собирался он разгромить войска третьей коалиции?
Армия Наполеона была готова к великим делам — это вполне доказано при Аустерлице. Французский флот оказался не на высоте положения, и в этом был виноват в первую очередь Наполеон. Англичане отстояли независимость своей родины, и в этом заслуга не одного Нельсона.
Тем не менее события, связанные с подготовкой французов к захвату Англии, несут на себе печать соперничества двух главных героев. Это не поединок «Нельсон против Вильнёва» или «Гантом против Корнуоллиса». Это борьба лидеров, которые никому по большому счету не подчинялись.
Бонапарт стал вполне самостоятельной фигурой, начиная с Первой Итальянской кампании. В Египте он был «султаном», а через короткое время возглавил правительство Франции.
Во времена войн с Французской республикой и Наполеоном адмирал Нельсон имел начальников, но неизменно действовал исхода из логики великой борьбы, а не требований субординации. В период погони за флотом Наполеона в 1798 году Нельсон подчинялся Сент-Винсенту, но все решения принимал сам. Находясь в Неаполе и на Сицилии, он игнорировал приказы главнокомандующего флотом и вел свою войну против французов и их пособников. В Копенгагене он формально подчинялся адмиралу Паркеру, но принял на себя всю полноту ответственности за свои решения и действовал так, будто он являлся главнокомандующим флотом и единственным полномочным представителем Великобритании. Позволив флоту Вильнёва покинуть Тулон, адмирал Нельсон но своей инициативе бросился за ним в погоню, оставив Средиземное море.
Перед нами — два необыкновенных человека и личности, во многом схожие. Дело не в совпадении некоторых событий их жизни и не в том, что оба взяли в жены рапсе замужних женщин, имевших детей и живших на островах Карибского моря. Интересно, что сами они — тоже островитяне. Другое любопытное сходство — оба увлеклись великосветскими куртизанками (Жозефиной и Эммой), вызвав душевные муки других женщин, искренне их любивших (Дезире Клари и Фанни Нисбет).
Наполеона и Нельсона объединяет редкое свойство человеческой натуры — роковая целеустремленность. Оба считали себя инструментами Провидения и видели перед собой великие цели.
Первый однажды заявил, что не остановится, пока не достигнет своей цели. Эта мистическая целеустремленность, вера в свою звезду и судьбу заменяли ему самоанализ и приводили к роковым ошибкам.
Отправляясь в Египетскую экспедицию, Наполеон вынашивал план создания великой империи на Востоке. Для этого он взял с собой превосходную армию, видных ученых и деятелей культуры Франции. Подобно тому, как англичане создавали новые цивилизации по всему свету, и одной из них стали Соединенные Штаты Америки, Наполеон вознамерился использовать интеллектуальный потенциал великих ученых и практиков для создания доселе невиданной культуры. Оторванные от французской почвы мыслители и творцы могли проявить себя совершенно по-новому в условиях Африки и Азии и вместе с Бонапартом написать первые страницы истории восточной империи.
И разве он собирался порабощать народы? Все должно было начаться с основания колонии, но Наполеон задумывался о будущем созданного им государства.
«Но я уже слышу, — писал он, — как говорят, что столь могущественная колония не замедлила бы провозгласить свою независимость. Это, без сомнения, так. Как во времена Сезостриса и Птолемеев, великая нация заселила бы эти ныне столь пустынные земли; своей правой рукой она опиралась бы на Индию, а левой — на Европу. Если бы только местные условия определяли благосостояние и величину городов, то Александрия в большей степени, нежели Рим, Константинополь, Париж, Лондон, Амстердам, была бы призвана играть роль столицы мира».
Какой человек! Какая попытка! Когда он пришел в Александрию, то увидел полуразрушенный населенный пункт, где жили 6000 человек. Численность горожан значительно уменьшилась в результате эпидемий. Но Наполеон знал, как изменить жизнь людей, и это не пустые слова: они подтверждаются опытом преобразования экономики и законодательства Франции, Италии и других европейских странах при его правлении.
Он собирался основать империю. Он замыслил восстановить Суэцкий канал. Он думал построить новые города, порты и верфи, системы орошения, водохранилища, ветряные мельницы.
Для этого он должен был закрепиться в Египте и обеспечить интересы Франции в Африке и Азии в долгосрочной перспективе. Он хорошо понимал, что для этого потребуется привлечь местное население на свою сторону, стать мусульманином, и начал завоевывать умы правоверных. Он обещал египтянам построить новую мечеть и обнаруживал искренний интерес к религии Пророка. Принесло бы это нужный результат, если бы продолжалось много лет? Но все рухнуло в тот момент, когда оборвались его коммуникации с Францией.
Англичане в Индии имели постоянные связи с метрополией и могли поддерживать обмен ресурсами между Британией и Индостаном. У Бонапарта в Египте почва ушла из-под ног, когда Нельсон уничтожил его эскадру. А лучше сказать, он отнял у Бонапарта море.
Прошло семнадцать лет, и английский корабль «Нортумберлэнд» доставил императора на остров Святой Елены. Когда пленник увидел перед собой мрачную скалу, то воскликнул: «Лучше бы я остался в Египте!»
Это был крик отчаяния. Наполеон понимал, что Святая Елена — тупик, и здесь он завершит свои дни. Но в 1799 году тупиком стал Египет, и жизнь Бонапарта в Африке могла закончиться в любой момент: войны, религиозные фанатики, смертельные болезни не щадили пи вождей, ни простых солдат.
Сирийский поход стал отчаянной попыткой выбраться из тупика. И то, что не довершил Нельсон, докончил сэр Сидней Смит, не пустивший Бонапарта дальше Акра.
Но не Сидней Смит побеждал при Абукире и Трафальгаре. И площадь в Лондоне названа не именами деяний Смита или Корнуоллиса. Людская слава порой распределяется несправедливо, но подвиги этих англичан все же не так ярко отпечатались в памяти соотечественников, как атаки Нельсона. Почти два десятилетия Веллингтон шел дорогами побед и не снискал той всенародной любви, которую заслужил великий флотоводец.
Горацио Нельсон, гений, мистик и человек рока, имел три существенных черты, которые предопределили его победу над Наполеоном: прагматизм, чувство сопричастности божественному промыслу и любовь к родине.
Наполеон не был прагматиком, когда начинал Египетский поход, вторгался в Португалию и Испанию или решил окончательно победить Англию в Москве. Его величие связано с делами во благо Франции, а не с утопичными проектами и грезами о мировом господстве.
Сенат Французской империи, лишавший Наполеона власти, назвал его «иностранцем». Он был итальянцем, корсиканцем и в юные годы ненавидел французов. Позднее он сменил гнев на любовь, но невозможно поверить в полную искренность этого превращения. Любящий человек не стал бы подвергать соотечественников смертельным испытаниям ради торжества своего гения и честолюбия.
И если представить себе, что Англия на время покорилась завоевателю и царь подписал мир на развалинах Москвы, то какие роли должны были сыграть французы в этом совсем не шекспировском театре? Неужели солдаты, генералы, жандармы и чиновники стали бы актерами театра абсурда и несли бы гарнизонную и иную службу в Лондоне, Дублине и Эдинбурге, как они в течение месяца хозяйничали в Москве?
Или, будучи итальянцем, он любил родину своих предков больше, чем Францию? Но как тогда объяснить варварское разграбление, которому он подверг Ломбардию, Рим и другие итальянские государства?
Карьера Наполеона — это головокружительный взлет, а затем обескураживающее падение, которое довело его до попытки самоубийства. У Нельсона были неудачи, но их масштаб и последствия не идут ни в какое сравнение с его победами. По большому счету его карьера — это движение вверх но ступеням славы, и последняя победа убила и обессмертила героя.
Нельсон умел извлекать уроки из поражений и редко повторял свои ошибки. Он был способен вовремя остановиться. После фиаско в Булони он заявил: «Я больше не разрешу никаких атак, если сам в них не участвую...» И отказался от наземных операций.
Кто вовремя останавливается, тот избегает опасности. Наполеон пренебрегал этой восточной мудростью, повторял ошибки и пускался в новые авантюры. Одной Польской кампании было достаточно, чтобы понять: слишком дорого стоит война в холодном и нищем краю, и дальше идти нельзя. Но через пять лет он, пренебрегая разумными возражениями советников, попробовал выиграть еще одну «политическую войну».
Этот полушарлатанский термин выдумал он сам. Политическая война — это будто не настоящая кровавая бойня, а лишь демонстрация силы, дающая «победу по очкам». При этом побежденный должен признать силу аргументов победителя и принять его политические условия.
Он думал покорить Испанию, сделав ловкую рокировку и посадив своего старшего брата на престол этой страны. Гордый испанский народ не покорился политическому комбинатору и расстроил его планы.
Он явил русскому царю полумиллионную армию и полагал, что одного вида этого войска будет достаточно, чтобы противник вновь принял его условия. Один из редких примеров политической слепоты — его рассуждения но дороге в Москву о мире. Он говорил пленному генералу Тучкову о том, что нужно составить третейский суд для решения, на чьей стороне больше вероятности победы: если решат, что на русской, то пусть назначат место сражения, а коли на французской, так зачем зря кровь проливать, «вступим в переговоры и заключим мир». Ни Господь ли Бог должен был выступить третейским судьей?
Коленкур отметил в мемуарах, что Наполеон оценивал катастрофу в России как посторонний человек. На эту же черту императора обратил внимание граф де Лас-Каз. Если Нельсон — патриот, то Бонапарт — пришелец, неудавшийся верховный арбитр.
Наполеон не одержал политических побед ни в Египте, ни в Испании и Португалии, ни в России, потеряв в этих походах миллион человек. Значит, политических войн не бывает? Адмирал Нельсон дал неожиданный ответ на этот вопрос. Его действия в Копенгагене стали сочетанием военного удара, демонстрации (кораблей с бомбами) и шантажа. В итоге он выиграл войну и добился нужных политических результатов.
Адмирал Нельсон, сын сельского пастора, твердо верил в справедливость британского социального порядка, незыблемость законной монархии и истинность английского протестантизма. Он гордился принадлежностью к «старой школе», защищая колониальные владения британской империи. Признавая военный гений Наполеона, он считал своего врага разрушителем естественных устоев общества, безбожником, авантюристом и чумой рода человеческого.
Два героя никогда не видели друг друга, и вероятность такой встречи была очень мала. Наполеон мирился со вчерашними врагами (австрийцами, русскими, пруссаками), а затем лично знакомился с их правителями и военачальниками. Но мир между Францией и Англией был настолько хрупким и натянутым, что у лидеров двух стран не возникло желания повидаться.
Наполеон сказал при встрече русскому генералу Беннигсену: «Вы были злы при Эйлау». Можно ли представить, чтобы Бонапарт обратился с подобным замечанием к Нельсону?
Оба вождя были крайне честолюбивыми, амбициозными и не терпели возражений. Наполеон постепенно проникся сознанием того, что «весь мир к его услугам», как отметил Колен-кур. Нельсон привык быть плавным в бою. Хотя сферы влияния императора и адмирала несопоставимы, оба героя с определенного момента их жизни стали лидерами. И те люди, которые при встречах с ними не понимали, с кем имеют дело, попадали впросак. Например, Дени Декрэ, когда-то знавший Бонапарта по Парижу. Услышав, что «друг» приехал, Декрэ проявил лучшие свойства своей натуры:
«Я немедленно предлагаю всем товарищам представить их, рассчитывая на мое знакомство, бегу, исполненный торопливости и радости; салон открывается; я бросился, но одного взгляда, звука голоса было достаточно, чтобы я остановился. Тем не менее в нем ничего не было оскорбительного, по и того было достаточно; с тех пор я никогда не пытался перешагнуть определенной мне дистанции».
Не бывает дружбы между начальниками и подчиненными. Наполеон понимал это очень хорошо и указывал каждому на его место. «Дружба — одно название», — изрек он на острове Святой Елены.
Были ли Бурьенн, Бертье, Дезэ, Дюрок, Ланн, Бессьер друзьями Наполеона? Это можно сказать лишь для красного словца. Ланн называл Бонапарта на «ты», но, когда ему указали на неуместность такого обращения, неукротимый воин ответил: «Наполеон предает дружбу».
Был ли Томас Троубридж другом Нельсона? Их отношения испортились, как исчезла и взаимная симпатия Нельсона и Сент-Винсента. Джон Джервис, граф Сент-Винсент, многолетний покровитель и «друг» Нельсона, не явился на похороны коллеги.
Сложно находиться рядом с такими людьми, как Наполеон и Нельсон. «Все его боятся, и никто его не любит», — говорили придворные об императоре. «Бедняга, его мучат суета, слабость и прихоти... Однако он теряет старых друзей», — сокрушался Сент-Винсент. Но для тех, кто не видит героев каждый день и не чувствует тяжести их характера, они становятся кумирами. Их любят, их почитают, за них жизнь готовы отдать. Так относились солдаты к Наполеону и моряки к Нельсону.
Англичанин сам выбрал свой путь и никогда не ведал сомнений в том, что море — его призвание. Бонапарт — воин и завоеватель но натуре. «Не становись королем», — говорила ему Жозефина. Она полагала, что мужу подошла бы шпага коннетабля Франции, и видела опасности, связанные с достижением высшей власти.
Все могло быть иначе с юных лет, и Наполеон вышел бы из школы моряком. Это была реальная возможность, и два героя могли встретиться как два капитана.
Наполеон — дитя Средиземноморья, и когда он действовал в его пределах, то будто пользовался покровительством прекрасных богов, вершивших дела в этой части света. Мы говорим о тулонской победе и двух Итальянских кампаниях. Наполеон чудесным образом достиг Египта, избежав встречи с Нельсоном, и столь же удивительным было его возвращение по морю, принадлежавшему англичанам. И в третий раз удача была на его стороне — в 1815 году, когда он вновь ускользнул от британцев, покинув Эльбу.
Но когда он удалялся от этих мест, то его гений слабел. «Я побеждаю при Ватерлоо и в ту же минуту падаю в бездну», — сказал Наполеон. Он упал в бездну или провалился в нору (как назвал он Европу, отправляясь в Египет).
Наполеон отдал себя в руки англичан, которых прежде хотел сделать своими подданными. Будто забыв о том, как они ранее отнеслись к его мирным предложениям, император совершил уникальный в своей наивности поступок и сравнил себя с греческим героем Фемистоклом.
Наивность Наполеона, ожидавшего в Москве, что царь вновь пожмет ему руку, и ступившего на борт британского судна, чтобы отправиться в гости к англичанам, не похожа на наивность Нельсона. Последний думал, что его ореол национального героя даст ему право игнорировать приказы начальства, и считал, что правительство обязательно позаботится о его любовнице Эмме.
Восток был мечтой Наполеона, и Нельсон похоронил эту мечту. Вместо восточного царства Наполеон решил создать западную империю, но на его пути возникло сравнительно небольшое препятствие — пролив. Не сумев его преодолеть, император позднее встал на роковой путь, провозгласив континентальную изоляцию Англии. Несоблюдение условий блокады временным союзником (Россией) привело Наполеона в Москву, и оттуда уже не было выхода.
Наполеон оказался у берегов Англии, но так и не ступил на ее землю. Нельсон осматривал в телескоп берега Франции, в молодости посетил ее, но никогда толком не узнал страны, которую беспричинно ненавидел. До последнего вздоха он дрался с французами. Первым успехом Бонапарта была победа над англичанами, и он воевал с ними два десятилетия. От состояния ненависти к французам, поработителям Корсики, он вдруг перешел к тому, что стал первым среди них, а в конце политической карьеры проникся уважением к своим главным врагам и решил провести остаток дней на непокорившемся ему острове.
Или Наполеон всегда уважал англичан, как говорил доктору О'Мира на острове Святой Елены? Ведь он в 1792 году мечтал поступить на британскую службу, как ранее на русскую, а позднее на турецкую. Такие повороты говорят скорее о космополитизме и огромной широте натуры, чем о стойкой привязанности к Франции. Ведь, встав у руля государственной власти республики, он впоследствии старался быть большим французом, чем коренные жители страны, и настойчиво преследовал тех, кто проявлял тягу к иным культурам (например, мадам де Сталь).
Наполеон лукавил и когда говорил о своей любви к Франции, и когда рассуждал о Боге. Он верил не в Бога, а в свою Звезду. К ней он обращался в критические моменты своей карьеры.
Правитель и полководец Наполеон созидал новые формы жизни и завоевывал страны, чтобы вновь созидать. Нельсон лишь разрушал вражеский флот. Верно ли это?
Наполеон — исключительно разносторонний человек и щедро одаренная личность. Нельсон с малых лет и до последних мгновений жизни делал одно дело. Но именно благодаря этому он в большей степени, чем Наполеон, заслужил право называться гением или «величайшим человеком своей профессии».
Трудно найти другой пример того, чтобы физически слабый человек, лишившийся глаза, руки и страдавший от морской болезни, приводил в движение столь колоссальные силы. Нельсон годами жил в каюте корабля и неустанно заботился о своих моряках. Они видели, что он за человек, и проявляли лучшие качества воинов.
Наполеон и Нельсон — роковые натуры, только цели у них разные. Адмирал был очень далек от мыслей о мировом господстве.
Нельсон — смелый и целеустремленный, странный и практичный, жестокий и наивный — шел на смертный бой, моля Бога о том, чтобы тот даровал победу его стране. И в эти минуты он, великий воин, хорошо осознавал свое предназначение и обращался к Создателю со словами, в которых выражен его идеал человека и гражданина. Это молитва, покаяние и духовное завещание:
«Пусть великий Бог, которому я поклоняюсь, дарует моей стране и на благо всей Европы великую и славную победу, и пусть ничье дурное поведение не запятнает ее, и пусть после этой победы гуманность будет главным свойством британского флота. Что касается меня, то я вверяю свою жизнь Ему, кто создал меня, и пусть его благословение освещает мои усилия честного служения моей стране. Ему я вверяю себя и праведное дело, которое мне поручено защищать».

 

Назад: «БОГ И МОЯ СТРАНА»
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ Французские, испанские и британские корабли в битве при Трафальгаре