Шло время, Сёго продолжал молча курить. Норико тоже держалась молчком. В зарослях чирикали птички, а верхние ветви деревьев шелестели на ветру. Световая паутина, которую они создали над ними, колебалась взад-вперед, точно маятник. Хорошенько прислушавшись, можно было расслышать шум океанского прибоя. Теперь, когда они уютно устроились в лесу, жизнь казалась почти мирной.

Частично такое ощущение подавала надежда, появившаяся у Сюи после разговора с Сёго. Они могли спастись. И если им этого хотелось, лучше всего было затаиться и ждать. Несмотря на рану Норико, ведя себя очень осторожно, они оставались в безопасности. В конце концов, их было трое, и у двоих имелось огнестрельное оружие.

И все-таки Сюя не мог не думать о далеких выстрелах, которые они слышали час тому назад.

Там еще кого-то убили? Возможно... нет, ему даже думать об этом не хотелось... но это мог быть Синдзи Мимура или Хироки Сугимура. А если даже не кто-то из них, это мог быть любой другой, ни в чем не повинный одноклассник. Сюя и Норико благодаря Сёго еще могли спастись, но остальные жили в постоянном страхе, что их вот-вот убьют.

Эти мысли держали Сюю в состоянии неослабевающего беспокойства. Да, верно, он уже обсуждал ситуацию с Сёго. Тот сказал, что им лучше всего сидеть тихо. Еще Сёго добавил, что, раз Норико ранена, они станут превосходными мишенями. Опять он был прав. И все же... правильно ли было вот так сидеть и прятаться? Юмико Кусака и Юкико Китано сохранили веру в остальных, пусть даже они и понимали, что у них нет никаких шансов на спасение. С другой стороны, при содействии Сёго у них с Норико появлялся хороший шанс. Значит, им не следует рисковать своей жизнью ради других?

Ясно было, что кто-то уже стал убийцей. Кто-то намеренно и осознанно убивал своих одноклассников. Они стали свидетелями гибели Юмико и Юкико. Собственно говоря, ученики, с которыми Сюе пришлось столкнуться, — Ёсио Акамацу, Тацумити Оки и Кёити Мотобути — тоже пытались его убить. Он сомневался, что кто-то вроде них мог стать их единомышленниками. Нет, такие присоединятся лишь затем, чтобы в нужное время предать их и убить.

«Но не следует ли нам хотя бы поискать тех, кому мы можем доверять? — подумал Сюя. — С другой стороны, есть ли способ отличить одних от других? Если мы попробуем помочь всем, „враг“ в конечном итоге проникнет в нашу группу и убьет. Меня-то еще ладно. Погибнут также Норико и Сёго».

Сюя глубоко вздохнул. И снова принялся шарить в своих мозгах. Впрочем, сколько он там ни шарил, вывод все равно получался один и тот же. Они ничего не могли поделать. Сюя мог лишь надеяться, что им как-то повезет и они наткнутся на Синдзи Мимуру и Хироки Сугимуру. Но велики ли были шансы на то, что это случится?

— Эй, Сюя, — обратился к нему Сёго, закуривая еще одну сигарету.

Сюя взглянул на него.

— Ты слишком много думаешь. Прекрати. Это бесполезно. Просто сосредоточься на себе и Норико.

Сюя удивленно поднял брови.

— Ты что, телепат?

— Самую малость. Особенно когда погода такая славная и небо голубое. — Сёго сделал еще затяжку. Затем, словно эта мысль только что пришла ему в голову, он спросил: — Слушай, а это правда?

— Что?

— То, что Сакамоти про тебя сказал. Что ты порой высказывал опасные мысли.

— А, это. — Сюя опустил взгляд.

— И что же за мысли ты высказывал?

— Не знаю.

— Но ты, наверное, сделал что-то предосудительное?

Вообще-то, Сюя сделал две такие вещи. Во-первых, ушел из бейсбольной команды. Да, верно, поступив в младшую среднюю школу, Сюя записался и в бейсбольную команду, и в музыкальный кружок. Но затем его оттолкнула военная дисциплина в команде и девиз типа «победа любой ценой». (Впрочем, ничего удивительного тут не было. Бейсбол считался национальным видом спорта. Сборная Республики по бейсболу выступала на всех крупнейших международных турнирах. К несчастью, бейсбол был популярен также и у американских империалистов. А потому, если сборная проигрывала им на олимпиаде, всему руководству бейсбольной федерации приходилось делать харакири.) Кроме того, тренер школьной команды, господин Минато, безжалостно выставлял оттуда не очень хороших игроков, даже если они обожали игру. Уже к концу второй недели Сюя по горло всем этим насытился и объявил о своем уходе в краткой, но предельно резкой диатрибе против господина Минато и Бейсбольной федерации. Вот так золотой новичок младшей средней школы города Сироивы ушел из бейсбола, чтобы стать (как ему хотелось надеяться) звездой рок-н-ролла. Нельзя сказать, чтобы этот инцидент положительно характеризовал его, будучи отражен в личном деле Сюи Нанахары. Однако Сакамоти, судя по всему, имел в виду не это...

— Ничего я такого не сделал, — ответил Сюя. — Сакамоти, вероятно, имел в виду то, что я занимаюсь в музыкальном кружке и слушаю рок.

— Понятно. — Сёго кивнул, но ему явно хотелось узнать больше. — Ты на гитаре играешь, да? И поэтому стал слушать рок?

— Нет. Я услышал рок, а потом стал учиться играть на гитаре. Я был в сиротском приюте...

Тут Сюя вспомнил средних лет мастерового, который работал в «Доме милосердия». Он всегда был бодр и весел, а его редеющие волосы были гладко зачесаны назад и торчали на загривке («Такая прическа „утиный хвост“ называется», — объяснял мастеровой). Теперь он содержался в исправительно-трудовом лагере на острове Сахалин. Как он туда угодил, никто из детей в сиротском приюте, включая Сюю и Ёситоки, толком не знал. Прощаясь с ними, мастеровой ничего объяснять не стал, а лишь сказал: «Я непременно вернусь, ребята. Только вот придется малость под „Тюремный рок“ кайлом помахать». Затем он отдал Ёситоки свои старые самозаводящиеся наручные часы, а Сюе — электрогитару «Гибсон». Эта электрогитара была у Сюи первой. Жив ли еще тот мужчина? Сюя слышал, что в исправительно-трудовых лагерях рабочие часто умирали от переутомления и недоедания.

— Один человек дал мне кассету. А потом электрогитару.

— Понятно. — Сёго кивнул. — А кто тебе нравится? Дилан? Леннон? Или Лу Рид?

Сюя воззрился на Сёго. Челюсть его отвисла.

— Вот это да, — вымолвил он.

Раздобыть рок в Народной Республике Дальневосточная Азия было очень непросто. За всеми зарубежными поступлениями внимательно следил так называемый Комитет по делам популярной музыки, и благодаря его стараниям все, что хоть отдаленно напоминало рок, через таможню не проходило. С роком обращались примерно так же, как с наркотиками. (Сюя даже однажды видел в административном здании префектуры такой плакат: на фото типичного рокера с длинными сальными волосами был наложен красный круг с диагональной полосой. Надпись на плакате гласила: «Рок не пройдет». Просто класс.) Руководству Республики категорически не нравились ритмы этой музыки, не говоря уж о текстах песен, которые вполне могли подстрекать людей к организации антиправительственных действий. Одним из наиболее опасных исполнителей считался Боб Марли, но самым очевидным примером обоснованности тревог правительства служили строки Леннона: «Пусть говорят, что я мечтатель, / Но я такой не один. / Надеюсь, однажды вы к нам примкнете, / И мир станет един». Разве могла Республика не расценивать подобные пожелания как угрозу?

В музыкальных магазинах можно было найти прежде всего музыку местного производства, в основном тривиальную попсу. Самым экстремальным зарубежным исполнителем, на взгляд Сюи, был, пожалуй, Фрэнк Синатра. (Хотя его песня «Мой путь» вполне для их страны подходила.)

Какое-то время Сюя считал, что тот мастеровой с «утиным хвостом» был отправлен в лагеря именно за увлечение роком. Поэтому ему казалось, что электрогитара и кассеты, которые тот ему оставил, таят в себе нечто опасное. Но Сюя, судя по всему, ошибался. Поступив в младшую среднюю школу, он выяснил, что многие ребята увлечены роком и имеют электрогитары. (Понятное дело, Кадзуми Синтани тоже была пламенной фанаткой рока!) Через музыкальный кружок Сюе удалось раздобыть дублированные копии песен «Времена меняются» и «Встань!».

Впрочем, это относилось только к их сплоченной группке. Если бы проводился социологический опрос, девяносто процентов учеников сказали бы, что никогда не слышали рока. (Хотя даже те, которые слышали, тоже сказали бы, что не слышали, а потому вышли бы все сто процентов.) Учитывая широту кругозора Сёго, казалось неудивительным, что он знал о роке, но все же Дилан и Леннон были чертовски экстремальными музыкантами.

— Брось так психовать, — сказал ему Сёго. — Я городской ребенок из Кобе. Это здесь, в Кагаве, вы все такие неотесанные. А я рок худо-бедно знаю.

Сюя слегка ухмыльнулся и взял себя в руки.

— Больше всего я люблю Спрингстина, — сообщил он Сёго. — Хотя Вэн Моррисон мне тоже нравится.

— "Рождены бежать" — классная вещь, — похвалил тот. — И «Всякий раз, как Бог светом осеняет» Вэна Моррисона тоже.

Сюя опять разинул рот, а затем ухмыльнулся.

— Да ведь ты все знаешь!

Сёго ухмыльнулся ему в ответ.

— Я же тебе сказал. Я городской ребенок.

Тут Сюя заметил, какой тихой и молчаливой все это время оставалась Норико, и встревожился, думая, что она может так себя чувствовать из-за разговора.

— А ты, Норико, рок когда-нибудь слушала?

Норико улыбнулась и покачала головой.

— Нет, не слушала. А какой он?

Сюя улыбнулся.

— Знаешь, там встречаются образцы прекрасной поэзии. Не знаю, как сказать, но эта музыка действительно отражает человеческие проблемы. Конечно, песни могут быть о любви, но порой они о политике, о человеческом обществе, о том, как мы живем, и о самой жизни. А мелодия и ритм помогают тебе лучше усвоить слова. Вот, например, Спрингстин поет в «Рождены бежать»... — Сюя процитировал концовку песни: — "Вместе, Венди, мы одолеем грусть / Всей моей безумной душой я любить тебя стану / Однажды мы обязательно доберемся, куда хотим / И под солнцем пойдем... — Последнюю строчку он негромко пропел: — «Бродяги, детка, похожи на нас — рождены беглецами». — Затем Сюя сказал Норико: — Когда-нибудь мы обязательно эту песню послушаем.

Норико широко раскрыла глаза и кивнула. В иных обстоятельствах ее лицо могло бы загореться энтузиазмом, но сейчас она лишь откликнулась слабой улыбкой. А Сюя тоже слишком устал, чтобы это заметить.

— Если бы все больше слушали рок, — сказал он Сёго, — этот проклятый режим давно бы рухнул.

Да, верно... ведь Норико так и сказала: «Это потому, что никто об этом не знает». Сюя подумал, что рок-музыка открывает человеку все самое главное. Именно поэтому правительство ее и запрещало.

Сёго раздавил очередной окурок о землю.

— Послушай, Сюя, — сказал он затем.

— Что?

— Ты правда думаешь, что рок имеет такую силу?

Сюя с энтузиазмом кивнул.

— Да, конечно.

Сёго посмотрел на него и отвернулся.

— А я сомневаюсь. Рок вполне может помогать выплеснуть наши разочарования, удобным способом выпустить пар. Да, он вроде бы запрещен, но если ты хочешь слушать рок, ты можешь его слушать. Значит, он все-таки служит для выпускания пара. Я вот что хочу сказать. Нашей страной вовсе не дураки управляют. Кто знает, может они в конце концов рок-н-ролл станут использовать.

У Сюи было ощущение, что ему дали пощечину. Рок был его религией, тексты песен — страницами Библии, Спрингстин, Вэн Моррисон и другие герои — кем-то вроде двенадцати апостолов. Хотя, конечно, Сюя сейчас находился в страшном шоке от того, что вокруг погибали его одноклассники. Так что услышанное не настолько его шокировало.

Сюя заставил себя успокоиться и медленно произнес:

— Насчет этого я не знаю.

Сёго несколько раз кивнул.

— Зато я знаю. Так или иначе, дело совсем не в том, запрещают рок или поощряют. Суть в другом. Всякий, кто хочет слушать рок, должен иметь возможность слушать его, когда пожелает. Вот к чему все сводится. Верно?

Сюя немного поразмыслил.

— Я никогда так об этом не думал, — сказал он затем. — Но я понимаю, к чему ты клонишь. — Он помолчал и добавил: — Просто фантастика. Даже не верится, насколько ты проницателен.

Сёго пожал плечами.

Они еще немного помолчали.

— И все-таки... — сказал Сюя, — я верю в то, что рок — мощная сила. Мало того, он позитивная сила.

Тут Сюя вспомнил, как Норико говорила про позитивную силу в нем самом.

Сёго открыл новую пачку сигарет и взглянул на Сюю. Затем усмехнулся и закурил.

— Если честно, — сказал он, — я с тобой согласен.

Сюя улыбнулся ему в ответ.

— Хотя довольно забавно, что мы теперь и впрямь в таком положении, — заметил Сёго.

Сюя его не понял.

— Ты о чем? — спросил он.

— Нам теперь только бежать и остается, — ответил Сёго. — «Мы рождены беглецами».