Глава 6
Кафе-бар «Марыся», или Визит в «офис» Федора Николаевича Гугенотова
Репортера кормят ноги. Почти в буквальном смысле. Поэтому ноги у журналиста-корреспондента должны быть сильными и выносливыми. Я на свои ноги не жаловался, поскольку отсутствие личного авто приучило меня ходить пешком на весьма значительные расстояния.
Востряковский проезд только назывался «проездом». На самом деле это была длинная улица, являющаяся как бы продолжением Харьковского проезда, только под иным названием. Кафе-бар «Марыся» находился в 16-этажной одноподъездной панельной башне со стороны фасада. Раньше, в начале девяностых годов, это была заурядная пивнушка, где по утрам и в дневные часы похмелялись алкаши, а по вечерам тянула пиво местная братва. Когда лихие девяностые закончились и настали беспросветные двухтысячные, пивнушка сменила вывеску с «Пиво-воды» на «Пивной бар». Теперь здесь, кроме пива, можно было выпить водки или вина и закусить конфеткой или мини-бутербродом, состоящим из куска потрескавшего серого хлеба с долькой ржавой селедки или со скрюченной пластинкой пересохшего сыра. Публика была прежняя, атмосфера тоже мало изменилась, нередки были драки, поэтому добропорядочные жители башни, не состоящие в лиге братвы, алкашей и выпивох, обходили пивнушку стороной.
В начале десятых годов нынешнего века пивнушка подверглась облагораживающему ремонту, заимела какой-никакой интерьер, нормальные и более-менее опрятные столики со стульями, барную стойку с хромированными ободками, бархатные шторы и пару кабинетов с мягкими диванами за бархатными занавесями, отделяющими кабинеты от общего зала. А над входом в бар появилась новая неоновая рекламная вывеска:
«Кафе-бар МАРЫСЯ»
Кафе-бар продолжали посещать, по старой привычке, заматеревшие и ставшие уже мужиками в возрасте бывшие бойцы из братвы (конечно, те, кто дожил) и жители прилегающих домов. Здесь недорого и довольно сносно кормили, а для «своих завсегдатаев» имелся даже балычок, дичь, нежная телятинка, черная икорка и набор дорогих коньяков и виски. Имелись даже настоящие гаванские сигары и элитные сигареты «More» из Калифорнии по цене семь сотен рубликов за пачку.
Один из кабинетов кафе-бара «Марыся» всегда занимал Гугенот. Легальным бизнесом он так и не обзавелся, а потому настоящим офисом не располагал и использовал в качестве штаб-квартиры кафе-бар на Востряковском проезде. В кабинете за бархатными шторами завтракал, принимал деловых людей и знакомых авторитетов, общался, решал-обмозговывал с ними разные дела, а то и делишки, обедал плотно, снова решал «темы» уже текущего характера со своими приближенными, ужинал… Словом, проводил здесь все свое время. Кажется, у него была семья, но кроме его приближенных никто не знал ни его супругу, ни как ее зовут, ни есть ли у него дети и сколько их.
Когда я вошел в кафе, Гугенот был «у себя» в кабинете.
Бармен за стойкой на мой вопрос: «Скажите, пожалуйста, а господин Гугенот здесь?» – не стал оглядываться или чего-то там темнить, а попросту ответил безо всяких интонаций:
– Да, здесь, – и продолжил невозмутимо вытирать вафельным полотенцем фужеры, доводя их до идеальной чистоты.
– А вы не подскажете, где здесь? – вежливо допытывался я.
– У себя, – невозмутимо ответил бармен.
– У себя – это где? – спросил я, поскольку на тот момент еще не знал, что «у себя» – значит, в кабинете за бархатными занавесями.
– Вон в том кабинете, – указал подбородком бармен на наполовину раздвинутые бархатные занавеси, что позволяло видеть только деревянный стол мореного дуба да чьи-то колени.
– Спасибо, – поблагодарил я бармена и не преминул тотчас задать ему еще один вопрос: – Простите, а господина Гугенота как по-нормальному зовут?
– Федя, ну, в смысле, Федор Николаевич Гугенотов, – ответил он.
– Спасибо, – еще раз поблагодарил я и направился к раздвинутым занавесям кабинета Федора Николаевича.
Вот оно что! А я-то гадал, отчего у авторитета такое необычное «погоняло» – «Гугенот». Прямо откуда-то из истории Франции взято. А ларчик-то просто открывался: это у него фамилия такая… Но и фамилия, однако, прелюбопытная. Давались фамилии на Руси часто по принадлежности к ремеслу, прозвищу или роду, так неужели в роду Феди, простого московского парня из рабочего района, имелись французы? Неужели в авторитете с «погонялом» Гугенот течет капля крови (да нет, пожалуй, с четверть стакана накапает) французского средневекового дворянина или зажиточного горожанина середины шестнадцатого века?
А что, это вполне возможно. Ведь после Французской революции Москву буквально наводнили бежавшие из-под ножа гильотины дворяне-французы, пристроившиеся в российской столице на воинские и чиновные должности и образовавшие многочисленный цех воспитателей и учителей отпрысков дворян российских изящных фамилий. Мода была тогда такая в дворянских и именитых купеческих семьях: иметь в качестве гувернера какого-нибудь французика из Бордо, который бы учил недорослей и юных девиц «обхождению», французскому языку, а без него тогда было никак, музицированию и танцам.
Среди них были люди и с руками, например, основатель династии Фаберже.
За занавесью велся приглушенный разговор, не рассчитанный на чужое ухо, и я, как человек вполне воспитанный и тактичный (именно так я думаю о себе), подойдя к кабинету, негромко кашлянул в кулак.
Занавесь раздвинулась шире, и на меня вопросительно уставился большой, почти черный глаз. Второй глаз был стеклянный и, естественно, видеть меня не мог. Потом показалось все лицо сорокалетнего мужчины с тяжелой челюстью. Мужчина несколько секунд продолжал разглядывать меня одним оком, а потом спросил:
– Тебе чего, любезный?
– Мне бы с господином Гугенотовым повидаться, товарищ, – в тон мужчине ответил я. – А лучше – поговорить.
– О чем будет базар?
– Убийство Василия Анатольевича Левакова, – отчеканил я и посмотрел в единственный глаз мужчины с тяжелой челюстью своим незамутненно-ясным взором.
– Ты что, еще один следак? – спросил меня одноглазый.
– Совсем нет, – ответил я, догадавшись, что до меня Гугенота уже допрашивал следователь.
– А кто ты?
– Я – тележурналист. Зовут меня Аристарх Русаков. Я веду журналистское расследование убийства Василия Левакова.
– Знаешь что, журналист, – посмотрел на меня как-то уж очень «по-доброму» одноглазый. – Ступай-ка ты…
– Погоди-ка, – раздался тихий голос из глубины кабинета. – Пусть войдет.
Одноглазый слегка мотнул головой и раздвинул занавески.
– Проходи, присаживайся. – Загорелый мужчина сорока с небольшим лет с легкой проседью на висках сделал приглашающий жест рукой, указывая на мягкий диван напротив себя. Я прошел к окну и сел. После чего сел и одноглазый, отрезав меня от выхода.
– Угощайся, – произнес Гугенот, указав на стол с закусками и фруктами. – Выпьешь?
– Нет, спасибо, – ответил я, но из вежливости отщипнул от грозди черного винограда ягодку и отправил ее в рот.
– Как, говоришь, тебя кличут? – посмотрел на меня Гугенот острым и цепким взглядом. Он был спокоен, как бывает спокоен лев, который знает свою силу. Впрочем, такое спокойствие означало еще готовность в любой момент показать свою мощь и дать отпор на любое посягательство его свободы. Еще такое спокойствие означало, что лучше не рыпаться и не пытаться узнать, насколько силен этот лев…
– Меня зовут Аристарх Русаков. Я – корреспондент телеканала «Авокадо».
– А «ксива» у тебя имеется? – спросил одноглазый, и я охотно продемонстрировал ему свое удостоверение сотрудника телекомпании «Авокадо».
– И что ты хочешь знать? – спросил Гугенот, после того как внимательно прочитал документ.
– Я хочу знать, причастны ли вы к смерти Василия Левакова и где вы были вечером и ночью в прошедший вторник? – сказал я и прямо посмотрел в глаза Гугеноту.
– А ты наглец, – со скрытой угрозой произнес он, спокойно приняв мой взгляд.
– Есть немного, – чистосердечно признался я. – Издержки профессии.
– Вот скажи мне, а зачем это тебе надо знать? Есть менты, это их дело. Ты-то здесь с какого боку?
– Очень хороший вопрос, – заметил я и продолжил: – Дело в том, что это я обнаружил труп Левакова на Лесопильщиковом пустыре. Труп был в мешке, обмотанном скотчем, и лежал на дне оврага, что рядом с забором Сокольнического мелькомбината. Мне пришлось вызвать наряд полиции, потом приехала следственно-оперативная бригада с медэкспертом, ну и… как-то все это закрутилось. Так получилось, что я изначально оказался в этом деле, а поскольку я криминальный репортер, то выйти мне из этого дела теперь возможно только с раскрытием его и обнаружением убийцы.
– Ты сам, что ли, будешь его искать? – спросил Гугенот.
– Да, – просто ответил я.
– А могешь?
– Говорят, у меня это хорошо получается, – неопределенно пожал я плечами.
– А менты в таком случае чем будут заниматься? – задал вполне резонный вопрос авторитет.
– Тоже искать, – без тени сомнения ответил я, – работа у них такая. Только они по-своему будут это делать.
Гугенот промолчал, налил себе стопку водки и выпил ее одним махом. Кинув в рот виноградинку, раздавил ее во рту, колюче посмотрел на меня, после чего спросил:
– А что ты делал на том пустыре? Только не говори, что пришел туда поссать.
– И не буду… Передачу хотел снять про пустырь, – ответил я почти правду. – Вы, наверное, слышали, что Лесопильщиков пустырь весьма загадочное место. Про легенды, наверное, слышали, про купеческие клады с золотыми и серебряными монетами, про исчезновение людей…
– Нечего соваться, куда не надо, тогда и пропадать никто не будет, – резонно заметил Гугенот.
– Это да, – согласился я, – но все же этот пустырь – место загадочное и удивительное.
Гугенот снова помолчал, а потом негромко произнес:
– Нет…
– Что – «нет»? – не понял я.
– Я не «мочил» Левого. У нас с ним все уже стало ровно.
– Когда? – быстро спросил я.
– Во вторник вечером. Когда я забрал его лайбу.
– «Волгу», что ли? – задал я уточняющий вопрос.
– Разумеется, «Волгу», а что же еще? – немного удивленно посмотрел на меня Гугенот. – Или ты думаешь, что у него целый автопарк, что ли? А потом, машина у него раритетная, мне нравится…
– А когда вас… ну, допрашивали, вы сказали про это? – поинтересовался я.
– Про что про это? – хмуро переспросил Гугенот.
– Про то, что забрали у Левакова «Волгу» в качестве долга?
– А откуда ты про долг-то знаешь?
– Наверное, это ему сестра Левого нашептала, – встрял в разговор одноглазый.
– Да, мне рассказала об этом сестра Василия. Ведь вы говорили Левакову, что за ним имеется долг?
– Говорил, – кивнул Гугенот.
– А он отвечал, что ничего вам не должен, так? – спросил я.
– Ну и че с того? Мы его «грели», когда он был на зоне. А он вышел и сказал, что завязал. Это как-то не по понятиям. Вот я у него и забрал «Волгу». А долги его аннулировал.
– Так вы сказали следователю, что «Волга» у вас? – повторил я свой вопрос, на который пока не получил ответа.
– А тебе-то что за дело? – недобро посмотрел на меня Гугенот.
– Это важно, – ответил я. – Если у вас, после того как вы забрали у Левакова машину, не осталось к нему претензий, значит, у вас не было и мотивов его убивать.
– Не-е, мотива уже не было, – согласился Гугенот. – А следаку про «Волгу» я ничего не сказал.
– Почему?
– Слушай, а с какого это я тебе должен отвечать? Ты мне брат? Сват? Или кореш какой?
– Но вы же согласились со мной поговорить, – вполне резонно заметил я. – Да и не убудет от вас…
– Ты базар-то фильтруй, – уперся в меня взглядом одноглазый.
– Я говорю все как есть. И в моих словах нет ничего оскорбительного.
– Еще бы оно было, – хмыкнул он.
– А зачем тебе надо было знать про «Волгу»? – спросил меня Гугенот. – Чтобы следакам накапать?
– Я уже вам говорил: у них своя свадьба, у меня – своя. Ничего капать следователям, ведущим это дело, я не собираюсь. Тем более информацию, которую вы мне сообщили конфиденциально. Я веду собственное расследование этого дела, и мне важно все, что так или иначе с ним связано.
Гугенот неопределенно мотнул головой, налил еще стопку водки и выпил. Потом поднял на меня глаза и спросил:
– Ну че, все, что ли?
– Почти, – дружески улыбнулся я. – Последний вопрос: следователь допрашивал вас в четверг или вчера?
– Вчера, – ответил Гугенот.
– Он приезжал к вам домой?
– Да.
– А почему он вас не задержал? Про «Волгу» вы ему ничего не сказали, значит, по его мнению, у вас имелся мотив, чтобы Левакова уб… чтобы причинить ему неприятности. К тому же вы ему угрожали при свидетелях, то есть при его сестре…
– После твоего «последнего» вопроса ты мне еще два задал, – заметил Гугенот.
– Простите, но один вопрос просто вытекает из другого, – ответил я оправдывающимся тоном. – Но это точно последние вопросы, Федор Николаевич…
– Никому я не угрожал, – скривился в усмешке Гугенот. – Это не в моих правилах. Тем более при свидетелях… И если бы я хотел замоч… причинить Левому неприятности, я бы их ему причинил без всяких угроз. Причем даже его не коснулся бы… И алиби у меня было бы железное… Так что сестренка Левого поганку гонит, когда сказала, что я наезжал на ее брата с угрозами. А то, что Левый долги свои отрабатывать не захотел и за ним зябок остался, так что, я этому радоваться был должен, что ли?! Мы его с пацанами без малого четыре года «грели» в академии, едва ли не каждое воскресенье к нему ездили, а когда он вышел, то ручкой нам помахал: все, дескать, братва, я завязываю! Ему что, овацию за это нужно было устраивать? Рассчитайся со всеми, верни долги – и только тогда можешь быть свободен. Если бы я этого не сделал, меня пацаны просто не поняли бы. Это было бы натуральное кидалово!
– Да! – поддакнул шефу одноглазый. – Мы его что, за это благодарить должны?
– А то, что меня менты не повязали, – снова криво усмехнулся Гугенот, – так поначалу ведь и повязали, и в отдел привезли, но через два часа отпустили. Не через три часа, заметь, а уже через два…
– Я понял… А почему? – спросил я, отрывая еще одну виноградинку от кисти.
– Потому что у меня адвокат путевый. И алиби на вечер вторника у меня имеется настоящее, железобетонное…
– Понятно. А что, Леваков вам «Волгу» просто так отдал? Все-таки он сам ее восстанавливал, она ведь еще родителям его принадлежала. Что-то как-то не совсем вяжется.
– А ты дотошный, – добродушно заметил Гугенот и добавил раздумчиво, разглядывая меня: – Может, и получится у тебя докопаться и узнать, кто же Левого «замочил».
– Спасибо, – сказал я, сочтя слова Гугенота за комплимент.
– Не говори мне «спасибо», – скривился авторитет так, словно откусил от лимона. – Говори: благодарю.
– Благодарю, – поправился я.
– Мне как-то и самому его жаль. В целом он вполне правильный босяк был… Вот если бы не этот его «косяк» с перевоспитанием… А Леваков лайбу мне не отдавал, – ответил-таки на мой вопрос Гугенот.
– То есть? – не понял я.
– Я сам ее забрал.
– А что на это сказал Леваков?
– Ничего, – усмехнулся авторитет. – Его там не было.
– А где же он был? – задал я довольно глупый вопрос и получил соответствующий ответ:
– Этого я не ведаю…
– То есть вы увидели, что стоит «Волга» Левакова, а его рядом нет, и просто так ее забрали?
– Ага, – ответил Гугенот. – Только не просто так, а за зябок… Хочу тебе напомнить, ведь от «грева»-то он не отказался, когда на киче был, значит, понимать должен, что бесплатный сыр – только в мышеловке.
– А когда вы ее забрали?
– Вечером, во вторник, – ответил Гугенот. – Это я тебе уже говорил.
– Значит, в день убийства, – задумавшись, произнес я. И осторожно спросил: – А где она стояла?
– На Верхней Красносельской улице, недалеко от улицы Гаврикова и Третьего Транспортного кольца…
– А поточнее можно? Возле какого дома она стояла, номер этого дома, если помните, конечно…
– Тачка Левого стояла недалеко от оранжевого трехэтажного особняка с арочным входом. Номер дома не знаю, да там он единственный такой, – весьма подробно ответил Гугенот и уже нетерпеливо посмотрел на меня: дескать, все, братан, завязывай со своим интервью, пора тебе уматывать отсюда подобру-поздорову.
Красноречивый взгляд авторитета я понял хорошо, поэтому быстро поднялся с места и произнес:
– Благодарю вас, Федор Николаевич, от лица всей нашей редакции. – Затем перевел взгляд на одноглазого и добавил: – И вас благодарю, дорогой товарищ.
Он хмыкнул, встал и вышел из-за стола, пропуская меня. Я сделал несколько шагов и уже у занавески, отделяющей кабинет Гугенота от общего зала кафе, оглянулся и произнес:
– До свидания, господа.
Затем вышел из кабинета, подошел к барной стойке, попросил бармена налить сто граммов «Белуги» и принял их без закуски. После чего вышел на воздух. Если таковым, конечно, можно назвать то, что мы в нашем городе пускаем в свои легкие…