Глава 6
Теперь надо рассказать о Новгороде, о том, как туда дошла весть о набеге Эйрика ярла. Утром, на пятый день после того как на Волхове перед Велешей появились корабли с красными щитами на бортах, по ладожской дороге в Новгород въехал рослый широкоплечий парень в серой грубой рубахе. Запыленный конь его заплетал ногами, потертая лыковая упряжь была связана узлом кое-как. Позади парня сидела, крепко обхватив его за пояс, растрепанная девчонка лет двенадцати.
– Эй, человече, где тут княжий двор? – хрипло окликнул парень первого же встречного новгородца.
– Княжий-то двор возле торга, на Торговой стороне! – ответил тот, с любопытством оглядывая парня, его усталого коня и девчонку позади седла. – Да только князя-то там нету. Тебе на что?
– Беда у нас. Варяги Ладогу разорили. А вы не слыхали?
– Да что ты говоришь! – посадский мужичок озадаченно сдвинул на затылок свой войлочный колпак. – Батюшко Велесе! Какие ж варяги? Свои? Или чужие?
– Ты бы, дядя, указал мне, куда ехать! – Парень не настроен был пускаться в долгие разговоры. – Коли князя нету, кто тут за него?
– А за него посадником Столпосвет. Его двор в детинце. – Мужичок махнул рукой, показывая направление. – Тебе там всякий укажет. Так что, говоришь, у вас приключилось-то?
Но парень хлестнул коня сложенным вдвое обрывком веревки, заменявшим ему плеть, и поскакал к детинцу. Мужичок посмотрел им вслед, подумал, почесал в затылке и принялся стучать в ближайшие ворота.
Этим парнем был Веретень, порожский кормщик. Завидев подходящий снизу по реке большой вооруженный отряд, порожцы и не подумали сражаться, а похватали что попало под руку и кинулись в лес. Веретень почитал себя счастливым – сам ушел целый и сестру увез. Коня ему успел дать мытник Прелеп с условием, что он предупредит людей выше по Волхову. По всей реке жители разбегались в леса, угоняли скотину. Веретеню ради его спешной вести несколько раз дали переменить коня, и он добрался до Новгорода быстро, всего за четыре дня.
Такой же как был, усталый и грязный, он прошел в гридницу Столпосветовых хором. Ласка шла за ним, покачиваясь и цепляясь за локоть брата. После четырехдневной скачки ее едва держали ноги, но отстать от брата и переждать в одном из верхних городков, куда едва ли дошли бы викинги, она ни за что не соглашалась.
К ладожскому вестнику сбежался весь дом Столпосвета и вся его дружина. Ласка с любопытством разглядывала статного боярина с темными волосами и почти седой бородой, словно он окунул ее в муку. А Веретень тем временем рассказывал:
– Ерик нурманский на Ладогу пришел с войском. Дым над Волховом стоял, будто весь город сгорел, и с ним посад до самого Извоза. К нам в Порог воев с триста пришло, а сколько в Ладоге осталось, и не знаю.
– Да уж верно, не меньше! – рассуждали гриди. – А ведь знают, гады, что в Пороге мыто берут серебром, есть им чем поживиться.
Столпосвет послал отроков за боярами и городскими старостами. Князь с большой ратью был в походе и ушел далеко – теперь не догонишь. Нужно было решать, собирать ли рать на помощь Ладоге самим, или посылать весть князю Вышеславу. К последнему склонялись больше. Один Столпосвет стоял за то, чтобы собрать войско в самом Новгороде, только бы скорее.
– Пока до князя гонец доскачет, пока князь соберется назад повернуть, Ерик давно в море уйдет! – говорил Столпосвет боярам и старостам. – Сколько добра, сколько людей увезет! А сами нагоним – может, хоть кого отобьем!
Бояре и старосты качали головами.
– Твоя забота понятная! – отвечал Столпосвету за всех боярин Разумей. В Новгороде его звали еще Себе-На-Умеем, потому что он во всяком деле видел прежде всего выгоду для себя самого и всякое же дело старался повернуть к своей пользе. Но сейчас он выражал общее мнение, и все подтверждали его речь согласными кивками. – У тебя, Столпосвете, дочь в Ладоге, за тамошним варягом. Дочь, вестимо, жалко, да мы за нее не можем наших детей осиротить. У нас в Новгороде и так мужиков негусто осталось – самые удалые с князем в Заволочье ушли, только и осталось, чтобы было кому работать. А малую рать послать – только даром погубить. А ну как и к нам сюда варяги пойдут? Так в своем детинце их сподручнее встретить.
– А Ладога что же – пропадай? – горько спросил Столпосвет.
Он видел, что остался один, да и нельзя было не признать правды в речи Разумея.
Разумей развел руками:
– А куда Дубыня тамошний глядел? Он на что был князем Владимиром посажен? Сам недоглядел – сам пусть и ответ держит.
– Да уж перед дедами он на том свете ответ держит! – проворчал Столпосвет. – А все же князю надо весть подать.
– Это само собой! Как же не подать? – дружно откликнулись бояре. И каждый подумал – хорошо бы князь с войском вернулся в Новгород, так будет надежнее.
Новгород забурлил, обсуждая новость. Хотя Ладога далеко, опасность казалась близкой. Волхов представлялся прямой дорогой, по которой разбойничье войско покатится прямо на Новгород. Богатство его хорошо известно от греков до варяг! Находились и такие, кто предлагал не ждать князя, а самим собрать войско на помощь ладожанам. Ватага таких удальцов даже ударила в вечевое било. Но и вече, покричав и пошумев по обычаю, решило то же, что и бояре: послать весть князю в Заволочье.
– И откуда только узнали змеи ползучие, что князя в Новгороде нету? – удивлялись одни. – Как назло – в самое не вовремя!
– Откуда? – говорили другие. – Да наш небось варяжина, Вингол, и рассказал! Бояре-то его выгнали да, видать, обидели чем – вот он и навел лиходеев!
И княгиня Малфрида подумала о том же. Пока бояре расспрашивали Веретеня, боярышня Прекраса привела к ней Ласку: девочка видела и слышала все то же самое, что и ее брат. Без робости отвечая на вопросы, Ласка разглядывала нарядные яркие одежды княгини и боярышни, тянулась потрогать скатерть и полавочники. Кликнув сенных девок, Малфрида велела им вымыть девочку, накормить и устроить отдыхать. Едва за той закрылась дверь, как княгиня принялась взволнованно ходить по горнице, ломая пальцы.
– Он там, с ним! Я сердцем чую – с ним!
– Вингол? – спросила Прекраса. Она много лет была дружна с княгиней, и Малфрида многое доверяла ей.
– Ингольв. Никто другой так быстро бы Эйрика не нашел. Да и кто лучше него знает всю дорогу по Волхову, и Ладогу, и Порог?
Княгиня была в смятении.
– Что же теперь? – повторяла она, то кидаясь к окну, то снова отходя в глубину горницы. – Весть Вышеславу пошлют! Он с войском вернется, биться будет!
– Вот чего сохрани Перуне и Макоши! – воскликнула Прекраса. Она хорошо понимала чувства княгини. – Князя-то нашего удалого хоть не корми, только пусти воевать!
– Да ведь и Ингольв непрост! Вышеслава моего еще на свете не было, а Ингольв уже был воин! Что один, что другой одолеет – мне мало радости будет! Ах, Один и Фригг, Перуне и Велесе!
Княгиня металась по горнице, не находя места. Прекраса следила за ней, сидя на лавке под окном. Это была совсем молодая девушка, ровесница Вышеслава, но по житейской премудрости Прекраса заметно превосходила его. Дочь одного из знатнейших в Новгороде бояр, она приходилась дальней родней Столпосвету С детства она была вхожа и к княгине Малфриде, и в семью посадника Добрыни. Умная, ловкая и памятливая, Прекраса была быстра в мыслях и сдержанна на словах. Княгиня доверяла ей, зная, что дочь боярина Ждамира все поймет, но никому ничего не скажет. А с тех пор как Добрыню сменил князь Вышеслав, привязанность Прекрасы к Малфриде заметно возросла. Прекрасе понравился красивый и удалый князь, и Малфрида могла верить, что его благополучие дорого боярышне ничуть не меньше, чем его матери.
– Может, до битвы-то еще не дойдет! – сказала Прекраса, желая утешить княгиню. – Ерик-то, чай, не зимовать в Ладоге думает. Пока до князя в Заволочье весть дойдет, он уж уйдет опять за море.
– Надо его предупредить! – Княгиня вдруг остановилась посреди горницы. – Ингольва. Чтоб уходил из Ладоги.
Обрадованная удачной мыслью, княгиня оживилась, глаза ее заблестели.
– Поди найди мне… – она задумалась ненадолго, потерла пальцами виски. – Бергвара… Нет, Арнкеля. Знаешь его? Такой, со шрамом?
Княгиня провела у себя на лбу поперечную черту, показывая, какой шрам у Арнкеля.
– Знаю, матушка, знаю! – успокоила ее Прекраса. – Да я его видала на дворе, как сюда шла.
– Арнкель хорошо управится. Он и неглуп, и осторожен. Ему и Ингольв поверит. Иди скорее! – торопила ее княгиня.
Прекраса вышла в верхние сени. Княгиня наконец села на лавку и перевела дыхание. В ней, билась тревога, боролись любовь к сыну и любовь к Ингольву. Ни о чём другом она не могла думать, ничего другого не принимала к сердцу. Ей нужно было только одно – уберечь от беды двух человек, которых она только и любила в жизни.
Начало подземного лаза из Княщины оказалось в спальне хозяев.
– Двигайте! – боярыня Ильмера показала Снэульву и Кетилю на широкую лежанку с резными зверями по углам. – Да тише. Как бы не услыхали эти…
Она оглянулась на дверь, отделявшую ее от ненавистных пришельцев. Посадник Дубыня лежал без чувств в углу спальни, возле него сидел, не смыкая глаз, ведун из Велеши,
Кетиль и Снэульв вдвоем подняли тяжеленную лежанку и сдвинули ее к середине палаты.
– Вот здесь, – Ильмера стукнула носком сапожка в одну из толстых дубовых плах. – Поднимите.
Присев на корточки, Кетиль осторожно просунул в щель тупой конец меча, попробовал нажать, сделал знак Снэульву. Вдвоем они приподняли плаху и сдвинули ее в сторону. Из черной прямоугольной дыры потянуло прохладной сыростью.
– Там, внизу, – Ильмера показала глазами вниз.
– Мне бы и не пролезть… – озадаченно пробормотал Тормод и поглядел на свой живот.
– Ключ у меня здесь, – Ильмера отперла один из своих многочисленных ларей: – Эйрик не знает ничего – от княщинских ворот все ключи отобрал, а эти у меня в сохранности.
Снэульв взял у нее ключ и соскользнул вниз. Под вынутой доской в земле обнаружилась деревянная крышка узкого лаза, окованная толстыми полосами железа. От пола до земли было чуть меньше двух локтей; Снэульв стоял на коленях в темноте, из которой виднелся его светловолосый затылок и плечи. Повозившись и погремев чем-то, он поднял голову:
– Там не открывали не знаю сколько зим, замок заржавел.
– Погоди, я принесу масла, – сказала Арнора и вышла.
Маленький Тролль невозмутимо сидел на полу между двух мешков с припасами, которые собрала им Арнора. Загляда куталась в толстый шерстяной плащ, полученный заботами той же женщины. Ей было тоскливо, неловко и страшно. Вид узкого, тесного и темного провала, мысли о далекой ночной дороге впереди давили на нее тяжким камнем. Что Эйрик ярл сделает с Тормодом, когда узнает, что она сбежала? В лучшем случае просто увезет с собой, не глядя на его раны и слабость. И тогда она больше никогда не увидит его. Загляде хотелось остаться и уплыть за море вместе с Тормодом, разделить его участь, раз уж избавить его от службы Эйрику не в ее силах. Так ей казалось честнее. И только клятвы самого Тормода, что ему от этого будет только тяжелее, убедили ее согласиться на уход. А что будет с ней в лесу? Со всех сторон ее окружала тоскливая, угрожающая неизвестность, и вполне определенным было только одно – вечная разлука с человеком, который сейчас был ей ближе всех на свете.
– Не грусти, Береза Серебра! – утешал ее Ило. – Я отведу тебя к одним людям, у них ты спокойно дождешься, пока Эйрик не уйдет из Альдейгьи. И твой отец вернется, и все будет как было. Это не очень далеко. Мы дойдем за одну ночь, если все будет хорошо. И Снэульв успеет проводить тебя и вернуться.
– А ты собираешься вернуться? – Загляда посмотрела на Снэульва. – Зачем?
– Зачем? – мрачно повторил Снэульв. – Затем, что я дал клятву верности Ингольву и не нарушу ее. Я не так легко беру назад свои обещания, как другие.
– Ты обо мне? – возмущенно спросила Загляда. – Я тебя ничем не обманула! Я своих обещаний назад не брала! Я…
– Будет вам! – Боярыня Ильмера раздраженно махнула рукой. – Успеете еще.
Загляда и Снэульв замолчали, отвернулись друг от друга. Оба они страдали от своей ссоры, которая, кажется, становилась все глубже, но не знали, что с ней поделать.
Арнора принесла масла, подала Снэульву горшочек. Он смазал замок, вставил в прорезь железный ключ, нажал. Внутри железного туеска щелкнуло, дужка освободилась. Сняв замок, Снэульв с усилием поднял крышку. Даже в спальном покое пахнуло густой затхлой сыростью. Арнора поморщилась, Загляда содрогнулась.
– Там вода? – тревожно спросила она и посмотрела на свои ноги. При одной мысли о холодной, застоявшейся подземной воде ее охватила противная дрожь.
– Может быть! – вздохнул Кетиль. – Здесь не приходится рыть глубоких колодцев, вода близко.
– Хватит разговаривать! – сказал Снэульв. – Другого пути у нас все равно нет. Не бойся, я пойду первым.
Он сел на край колодца, потом спрыгнул вниз. Его светловолосая голова мелькнула и исчезла во мраке, словно утонула.
– Давайте мешок, – тут же послышался снизу его приглушенный голос.
Кетиль спустил ему один из мешков, потом повернулся к Загляде:
– Я помогу тебе, Береза Серебра. Не бойся.
Тормод обнял Загляду здоровой рукой, поцеловал в лоб, прижался к ее лицу своей белой бородой, словно хотел навсегда остановить это мгновение. У Загляды брызнули слезы из глаз. Стараясь не думать, что это их последняя встреча в жизни, она оторвалась от корабельщика, села на край плахи и спустилась в тесное подклетье. Там она села на край черного колодца, чувствуя, как тянет сквозняком по ногам. Кетиль спустился вслед за ней, и Загляда подала ему руки. Крепко сжав ее запястья с своих огромных ладонях, Кетиль легко, как соломенную Кострому, поднял девушку над землей и опустил вниз. Дрожащий свет в опочивальне повернулся над ее головой и ушел вверх, сжался в полоску не шире лопаски прялки. Загляда испугалась, не зная, глубоко ли дно – ей казалось, что ее опускают в черную холодную прорубь. Но тут же сильные руки Снэульва обхватили ее за пояс и поставили на землю. Здесь было так тесно, что они вдвоем стояли, прижавшись друг к другу.
– Иди туда. – Снэульв слегка толкнул Загляду в сторону.
Прищурившись, она различила в стене совершенно черный провал высотой в половину человеческого роста.
Шагнув в провал, Загляда чуть не упала – ниже первого колодца начинался другой ход. Но здесь можно было стоять не нагибаясь. Стены и потолок хода были выложены бревнами, воды внизу не было, но под ногами поскрипывал сырой песок. Было пронзительно холодно, в затхлом воздухе осязаемо висела сырость.
Робко шагнув вперед, Загляда споткнулась о мешок Снэульва. В первом колодце послышалась какая-то возня, мелькнул огонек. Раздался скрежет, потом глухой стук, и слабые отблески света из опочивальни исчезли. Крышка лаза опустилась. Вся крепость Княщины осталась позади, над их головами. Парень, девушка и подросток очутились в подземном царстве, темном, мрачном и неведомом.
Мимо Загляды в лаз протиснулся Ило с маленьким огоньком в руке. Арнора не пожалела им восковую свечку, которая горела без дыма и чада, не то что лучина.
– Здесь не очень-то весело, Береза Серебра! – бодро прошептал Ило. – Пойдем-ка отсюда поскорее.
Загляда пропустила подростка вперед. Без робости Маленький Тролль проскользнул дальше в темный лаз, светя огоньком.
– Иди, – услышала Загляда из тьмы позади голос Снэульва. – Я пойду за тобой.
Загляда пошла за Маленьким Троллем. Огонек был слишком мал, чтобы осветить весь ход, то и дело она спотыкалась. Кутаясь в плащ, она дрожала так, что зубы стучали. Они были заперты в этой темной земляной яме, как в ловушке. Загляде было трудно дышать, нестерпимо хотелось на волю, под небо. Любые беды и опасности казались не страшны, лишь бы над головой было вольное небо, а по бокам не смыкались сырые холодные бревенчатые стены. А рассказывают, что иные узники в порубах живут по десяткам лет! Загляде казалось, что она не прожила бы в таком заточении и двух дней, задохнулась бы.
Ход постепенно понижался. Казалось, что они идут в самое Кощное царство. Наверное, именно такой дорогой погребенные мертвецы идут к подземным богам – кто к Велесу, кто к Хель, кто к Туони. «А мы куда придем?» – думала Загляда и не находила ответа. Ведь они принадлежали к трем разным народам, и разные подземные боги ждали их после смерти. Но разве у них, после всего пережитого вместе, могли еще быть разные судьбы?
– Нет, я не хочу в Туонелу! – бормотал на ходу Ило. – Чего мне там делать вместе с Сурей и всякими дедами? Я уж лучше выберу Нифльхель. Там со мной будет много друзей!
– Вот еще придумал! – презрительно бросил ему Снэульв через голову Загляды. – Пусть трусы и бабы идут в подземелья. А мужчины умирают в бою и попадают в Валхаллу! Ты как хочешь, а я пойду к Одину!
Как видно, все трое думали об одном и том же.
Вдруг Маленький Тролль остановился. Загляда едва не наткнулась на него и тоже встала. Ход преграждала бревенчатая стена. Из-за нее доносились неясные, приглушенные звуки журчащей воды.
– Это что? – испуганно спросила Загляда.
Ей показалось, что дальше идти нельзя, но и вперед пути не было видно!
– Мы почти пришли, – прошептал Ило. – Теперь тише. Не думаю, что кто-то в такую темень пойдет за водой, но глупость людского рода не имеет дна, как сама Туонела.
Передав свой мешок Снэульву, Маленький Тролль сунул свечку в руки Загляде и шагнул к стене. Теперь Загляда рассмотрела, что в одно из бревен вбита черная железная скоба. Ухватившись за эту скобу, Маленький Тролль изо всех сил потянул на себя, уперся в стену ногами, но скоба не подалась ни на волос.
Снэульв презрительно хмыкнул, протиснулся мимо Загляды, оттолкнул подростка и взялся за скобу сам. Раздался визгливый скрип, отсыревшее дерево пискнуло, словно вздохнуло, и в стене открылось окошко шириной в три бревна. В темный лаз сильно повеяло свежим воздухом. Маленький Тролль восхищенно ахнул.
– Посидишь на весле шесть лет… – буркнул Снэульв.
Ило проворно высунулся в окошко, посмотрел вниз, вверх, потом вернулся.
– Там вода – мы вылезем в колодец. Но здесь ключ, неглубоко.
Сев на землю, Маленький Тролль разулся, сунул поршни и обмотки за пазуху и ногами вперед ловко полез в окошко. Он спрыгнул вниз, послышался плеск. Холодная вода схватила его за ноги, но голова Ило оказалась на воле – вся глубина сруба не превышала его роста. Через несколько мгновений Маленький Тролль уже был наверху.
Загляда задула свечку. Сразу стало совсем темно. Снэульв исчез в окошке, а она все стояла, придерживаясь рукой за осклизлую стену, где между бревен сидели хлипкие грибы-поганки. От такой глухой темноты у нее кружилась голова, она не чувствовала своего тела, не знала даже, где верх, а где низ.
Постепенно глаза ее привыкли к темноте, она даже различила в окошке бледный отблеск какого-то света. Да, Тормод ни за что не пролез бы в это окошко, даже спасая свою жизнь.
– Саглейд! – раздался из темноты за окошком голос Снэульва. – Где ты там? Тебя не унесли подземные духи?
– Нет, я здесь! – услышав его голос, Загляда обрадовалась и торопливо шагнула вперед.
Из окошка веяло свежестью, чистым и теплым воздухом летней ночи. Загляде так хотелось скорее оказаться на воле, что даже узкое окно и журчание воды ее не пугало.
– Давай сюда мешки, – велел Снэульв.
Загляда передала ему по очереди оба мешка, а он поднял их вверх, передал Маленькому Троллю. Склонившись, Снэульв заглянул в окошко:
– Я вылезу наверх, а ты лезь сюда. Потом дашь мне руки, и я тебя вытащу. Тут не жарко, но тебе незачем стоять тут долго. Ты поняла?
– Да, – коротко ответила Загляда и стала развязывать тесемки на ногах.
Чего уж тут не понять? По голосу Снэульва она чувствовала, что он все еще сердит на нее, и это огорчало ее больше, чем необходимость лезть в холодную воду. А вдруг там лягушки?
– Саглейд! Ты идешь? – послышался голос Снэульва, доносившийся уже откуда-то сверху. – А если боишься лягушек, то возвращайся назад. Там тебя как раз поджидает Глум Бычий Рев. Я еще тогда понял, что ты ему понравилась.
Загляда собрала полы плаща, подняла подолы рубах и кое-как, зацепившись косой за щель в бревне, пролезла в окно. Внизу журчала вода, а над головой совсем близко было ночное небо – после густой тьмы подземелья оно казалось светлым. Взяв в зубы конец косы, чтобы больше не цеплялся, Загляда ступила в воду.
Под ногами ее шевелился песок, словно она наступила на что-то живое. Загляда ахнула, а голос Снэульва велел сверху:
– Давай руки!
Загляда выпустила подол рубахи и подняла руки. Жесткие ладони Снэульва обхватили ее запястья, и она мгновенно взлетела над водой, над темный срубом, словно поднятая неведомой волшебной силой. Да, шесть лет на весле морского корабля не прошли для Снэульва даром.
Оказавшись на воле, Загляда глубоко вздохнула и принялась отжимать вымокший подол. Это место она знала – ключ, одетый срубом, располагался в овраге позади Княщины. Сюда ходили редко – держалось поверье, что возле этого ключа водятся злые духи. Позади темнела громада крепости, а впереди тихо шумел лес.
Но Снэульв не дал ей отдохнуть. Едва она завязала последнюю тесемку, как он встал и за руку поднял ее с земли:
– Пошли. Не сидеть же нам тут до рассвета.
Маленький Тролль подхватил свой мешок и первым юркнул в лес. Загляда шла за ним, а Снэульв шел последним.
Опушка леса скоро осталась позади, черная стена деревьев отделила Загляду от берегов Волхова. На душе у нее полегчало – здесь Эйрику ярлу было уже не догнать их, даже если бы он послал в погоню все свое войско. Ило уводил их все глубже в лес по темным тропинкам, которые и днем-то было бы трудно заметить, но для Маленького Тролля в родном лесу не было тайн. Несколько раз она спотыкалась и чуть не падала, так что в конце концов Снэульв пошел впереди и взял ее за руку – он лучше нее видел в темноте. И Загляда почти совсем успокоилась, чувствуя поддержку его сильной теплой руки. Он уже не сердился на нее, и она не чувствовала к нему вражды. Столько делая ради нее, он незаметно искупил те туманные вины, которые она невольно на него возложила.
А вокруг них шумели черные деревья, кусты и ветви тянулись к ним из темноты и невидимыми руками хватали за края одежды. Где-то раздавались непонятные шорохи, шепоты, издалека и вблизи вспыхивали выкрики не то ночных птиц, не то лесных духов. Загляда шептала оберегающие заговоры и крепче сжимала руку Снэульва в своей. А Ило был здесь своим: его не пугали ни звуки, ни коряги, опасность для него осталась на берегах Волхова.
Они все шли и шли. Загляда почти не видела дороги, а темнота вокруг была такая, что все это путешествие было похоже на сон. Только голова Ило чуть заметным пятном белела в нескольких шагах впереди, да иногда раздавался короткий негромкий свист, которым Маленький Тролль предупреждал их о коряге, о яме или о низко свесившейся ветке.
Только однажды Ило согласился на привал – они немного посидели, расстелив плащи прямо на земле, поели хлеба с сыром из своих запасов. Загляде не хотелось больше двигаться, но неутомимый Маленький Тролль уже торопил их идти дальше.
Но вот в лесу стало холодать, как бывает перед рассветом, Загляда плотнее закуталась в плащ. Небо, видное наверху сквозь ветки, из черного постепенно делалось серым, вокруг стали видны очертания деревьев и кустов. Они плотно обступали людей со всех сторон, и Загляда удивилась, как Ило ухитряется находить здесь дорогу, да еще и в темноте – никакой тропы не было видно. Она уже едва переставляла ноги, но близость солнца придала ей новых сил. Не жалуясь, она шла и шла следом за Ило, надеясь, что цель, к которой он так неутомимо стремится, уже близка.
На листве вокруг появилась чистая холодная роса. Если они не успевали уклониться от перегородившей дорогу ветки, она окатывала их пронзительно-холодными брызгами. Они вышли к небольшой лесной речке и двинулись дальше вдоль ее берега. На пути их встретилась большая поляна, на которой стояло несколько стогов сена. Это несомненно указывало на близость человеческого жилья, и Загляда приободрилась.
Деревья снова расступились. Впереди на поляне показался высокий бревенчатый тын. Прямо напротив были закрытые ворота с повешенным над ними медвежьим черепом, отгоняющим злых духов. Ило обернулся:
– Здесь живут те люди, что я тебе говорил. Они помогают торговать. Ждите здесь, а я пойду поговорю с ними.
Вытащив из-за пазухи блестящий новенький денарий конунга англов, каких не видали в лесной глуши, Маленький Тролль подбросил его, поймал и пошел к воротам. Словно услышав его шаги, ворота со скрипом распахнулись. Оттуда вышел подросток, примерно одних лет с Ило и такой же белоголовый. Впереди него выскочила собака, позади виднелись рога и серые бока нескольких коз. Собака с лаем кинулась на Ило, но хозяин прикрикнул на нее, и она отошла. Подростки обменялись несколькими словами по-чудски, и оба ушли назад в ворота. Собака согнала коз – их было много, около десятка – в кучу на поляне перед воротами и бегала вокруг, охраняя их. Иногда она с подозрением посматривала на оставшихся на опушке незнакомцев. Радуясь хоть какой-то передышке, Загляда тут же опустилась на пенек. Снэульв прислонился к дереву возле нее.
– Устала? – спросил он.
– А ты думал? – отозвалась Загляда. – Я в своей жизни столько не ходила.
Снэульв презрительно хмыкнул:
– А мне еще обратно идти. Хорошо хоть, что можно вернуться через ворота, а не через колодец.
– Ты прямо сразу обратно пойдешь? – испуганно спросила Загляда.
Остаться одной в чудском лесу ей вовсе не улыбалось. Несмотря на все размолвки, Снэульв все-таки был свой, привычный.
– А ты хочешь, чтобы я год просидел возле твоего подола? Здесь тебя никто не тронет. Бояться тебе больше нечего, а у меня найдутся другие заботы.
– Да уж, Ингольв в тебе очень нуждается, – язвительно сказала Загляда. Ее обидела готовность и даже желание Снэульва скорее ее покинуть.
– В бою не бывает лишних воинов.
– В каком бою?
– В каком! Я успел немного узнать славян. Разбей мне голову Мьельнир, если ваши люди уже не собрали войско на Эйрика. И князь в Хольмгарде не будет долго дремать. Не сегодня-завтра он придет со своей дружиной в Альдейгью.
Загляда вспомнила княжича Вышеслава, которого встретила тогда в Новгороде. Новгородский князь – теперь это он и есть.
– И ты будешь с ними биться? – тихо спросила она, не глядя на Снэульва.
– Нет, спрячусь в тот колодец! – ядовито ответил он. – Вся дружина Ингольва и Эйрика ярла будет биться, а я нет! Ты кем меня считаешь? Трусом?
Загляда молчала. Князь Вышеслав был для нее своим, но и Снэульва она не могла считать чужим. Они будут биться друг с другом, и каждый на своей стороне прав. Снэульв не может бросить Ингольва, которому клялся в верности. Но если он будет участвовать в этой битве, то они будут разлучены навсегда. Не говоря уж о том, что он может быть убит.
– Что ты молчишь? – с тихой яростью, в которой сквозило отчаяние, спросил Снэульв. Многодневное молчание, непонимание и обиды истомили его, и теперь наконец прорвались потоком яростных слов. – Все это из-за тебя! Из-за тебя я пошел в дружину к Ингольву! Из-за тебя я пошел в поход на Альдейгью! Из-за тебя я чуть не подрался с родным дядькой, когда увидел у него твое ожерелье! Я думал, что ты правда любишь меня! А ты… Твоя любовь держалась на воде до первого шторма! А потом ты испугалась! Как же, я – викинг, я разбойник, злодей! Хуже меня нет на свете! Я из-за тебя подрался с берсерком! Я из-за тебя ушел от Ингольва сейчас! Может быть, ему уже сегодня нужны его люди! Я противен сам себе! И все из-за тебя! Да возьмут тебя тролли!
Раздраженно махнув рукой, Снэульв отвернулся. Загляда чуть не плакала, прижимая руки к щекам. Голос Снэульва, полный яростного отчаяния, бил ее, словно плеть. Ей было обидно слушать его, она не могла признать себя саму виноватой во всем произошедшем. Но она поняла и другое – из-за всего этого Снэульв был так же несчастен, как и она, и даже больше. Для мужчины и воина запутаться во всех этих противоречиях было гораздо больнее. И он не стал бы так яростно обвинять ее во всем, если бы она была ему безразлична. Жалость к нему пересилила даже обиду.
Едва он замолчал, как Загляда вскочила со своего бревна, подошла к Снэульву и положила руку ему на плечо.
– Ну, прости меня! – торопливо заговорила она. – Пусть я буду виновата, только ты не сердись! Ну, кто же знал, что все так выйдет!
Не желая слушать, Снэульв хотел стряхнуть ее руку, но она вцепилась в него, почти повисла на его плечах, и он сдался – не драться же с ней. Отпустить его сейчас она никак не могла – ей казалось, что тогда они уже никогда не помирятся и навсегда останутся так несчастны.
– Чем же мы виноваты? – торопливо старалась она убедить его, заглядывая ему в лицо. Снэульв отворачивался, а Загляда уже не помнила, как и за что сама сердилась на него. – Я никого другого не люблю, мне никого другого не надо! – говорила она, чувствуя, что это и есть самое для него важное. Она даже не помнила о Лейве – сейчас Снэульв снова был для нее единственным на свете. – Ты что же думаешь? Я тебе обручье отдала, я тебя ждать обещала. И я ждала! Чем же я виновата, что ты так вернулся? С Эйриком, с красным щитом? Разве я так ждала?
– Да что же я выбрать мог? – повторил Снэульв, но уже без прежней злобы, и наконец посмотрел ей в глаза. – Ингольв меня не спросил, идти ли ему на Альдейгью. Я же тебя искал, в первый же день искал. Дура ваша старая сказала, что ты в лесу. Куда же ты делась тогда? Думаешь, я дал бы моему дядьке тебе руки ломать? Да я и дядьку бы не пожалел…
Ахнув, Загляда обеими руками обхватила его за шею, словно тонула, прижалась к нему и уткнулась лицом ему в грудь. Сейчас она увидела и услышала того Снэульва, которого любила, потеряла, нашла и ни за что не хотела больше потерять. Снэульв обнял ее и торопливо ткнулся губами ей в висок. Едва он снова поверил, что она любит его, как все нелады между ними потеряли смысл.
На поляне перед воротами тына зазвучали чудские голоса. Вернулся Ило, а с ним шли две женщины и один мужчина. Женщины были одеты в чудское платье, их головные покрывала, синее у одной и серое у другой, были приколоты к волосам красивыми бронзовыми заколками. Мужчина был одет в полотняную рубаху, сшитую по чудскому образцу, но его лицо, обросшее густой русой бородой, позволяло сразу узнать в нем славянина.
– День вам добрый, люди, заходите к нам! – приветствовал он нежданных гостей, широким шагом направляясь к ним через поляну. – Слыхали мы, какая в Ладоге беда. Уж чем можем, тем поможем!
Женщины семенили за ним, с любопытством оглядывая Загляду и с некоторым опасением – Снэульва.
– Встречал я на реке пару лодочек, что из Ладоги ушли, – говорил хозяин. – Да они еще из Околоградья. И детинец, стало быть, недолго держался… Да, видно огневались Перун и Велес – свой город не поберегли… А отца твоего я знаю, – неожиданно добавил он. – Был у меня здесь Милута со товарищами, и поехали они дальше, в Тармову весь. Ночевали у меня, из товара кое-что оставили. И говорил он ведь, что дочь свою не повез с собою, а оставил, сбережения ради, в Ладоге. Вот тебе и сбережение! Ты как ни думай, а боги судьбу твою по-своему повернут!
Он провел гостей за ворота. Внутри огороженного тыном пространства они увидели три избы с завалинками, большой амбар, погреб, хлев, баньку. Когда гости вошли во двор, с крыльца им навстречу сошел еще один человек средних лет, со светлой бородой и серыми глазами.
– Хей! – воскликнул он, сразу найдя глазами среди гостей Снэульва. – Я вижу, ты и правда из свеев. Скажи мне несколько слов, я хочу услышать родную речь!
Снэульв подошел к нему, удивляясь, что встретил соплеменника в глуши чудских лесов, а Загляду женщины повели в другую избу. Ило уже сидел там на полу возле очага, а вокруг него устроилось пять-шесть ребятишек разного возраста с льняными и русыми головками. Мешая слова трех языков, они расспрашивали его о Ладоге и викингах.
Скоро Загляда уже знала, куда привели ее боги и Маленький Тролль. На лесном займище, которое в округе звали Медвежьим Двором, жили посредники в торговле между славянами и чудью. Чудины привозили сюда меха и шкуры, а в обмен получали, не утруждаясь дорогой в Ладогу, ножи, топоры, хорошие ткани, украшения и всякий другой товар, который привозили славянские торговые гости, забирая в обмен меха. Самих хозяев здесь было двое: один, Горуша, был родом из словенского племени, а второй был из свеев, сам бывший торговец, осевший в глубине чудского леса. Имя его было Торстейн, но чудины, не в силах это выговорить, называли его Туром. Жен оба взяли себе из чудинок, так что без особого труда могли сговориться с каждым из трех народов, которых боги свели на этой земле.
Наевшись из горшка ячменной каши, которой радушно угощала гостей жена Горуши, Хелми, Ило тут же принялся перематывать тесемки на ногах, готовясь идти дальше.
– Да погоди ж ты, леший! – говорил ему хозяин. – Успеется тебе!
– Нет, – коротко и упрямо ответил Ило. – Ждать нельзя.
– Ну хоть чуть посиди… – упавшим голосом пробормотала Загляда. Снэульв уйдет назад в Ладогу, Ило – в поселок Тармо, а она останется одна в лесу, у чужих людей.
– А пусть с тобой пока останется Фенрир! – Ило кивнул на Снэульва. – Я вернусь через пару дней. Авось за это время Ингольв без него не пропадет!
– Но он успеет заметить, что меня нет.
– Не волнуйся – он уже заметил, что нет ни тебя, ни Асгерд, дочери Тормода. Эйрик ярл неглуп и сразу поймет, что все это значит. Я бы на твоем месте подумал, прежде чем идти назад. И тем более не бросал бы ее одну. Такую красивую деву нельзя оставлять одну, разве ты не понял еще?
Снэульв ничего не ответил, но лицо его помрачнело.
– Оставайтесь у нас, а там видно будет! – уговаривал их Горуша. – Варяги сюда не дойдут, боги сберегут!
А Ило, не тратя больше времени на разговоры, собрался в путь. Вот про кого верна была поговорка: «Одеться – только подпоясаться». Затянув получше тесемки на ногах, Ило нырнул под ветви и мигом растворился в лесу – слился с ним, как настоящий лесной дух.
Загляда постояла в воротах, пытаясь расслышать его шаги и шум задевающих его веток, но напрасно. Вернувшись на двор, она села на крылечко, оглядела двор займища. Изба Горуши была покрыта соломой, а изба Торстейна – дерном. И впервые за последние дни Загляда наконец почувствовала себя в безопасности. И защитой ей была не эта изба с очагом посередине, и не бревенчатый тын с медвежьим черепом над воротами, а лес, живая дышащая стена, вставшая между нею и северными разбойниками. Лес кормит, согревает, укрывает – войдя в него и доверившись его благодетельной защите, Загляда наконец ощутила покой. Стараясь не думать о Тормоде и всех прочих, оставшихся в Ладоге, она заперла эти мысли подальше, стараясь слушать только спокойный шум леса и больше ничего. Душа ее была в изнеможении и требовала отдыха.
Из избы Торстейна вышел Снэульв. Подойдя, он сел рядом с Заглядой на ступеньку. Посмотрев ему в лицо, она почти испугалась – он был бледен, утомлен, под глазами лежали темные тени.
– Я останусь с тобой, пока не вернется Тролль, – сказал он. – А потом пойду назад в Альдейгью.
– Но там… – Загляда хотела ему сказать об опасности возвращения, но он перебил ее:
– Я сделал все, что должен был сделать для тебя. А потом мне нужно будет сделать все, что я должен сделать для моего вожака. Никто не скажет, что я верен женщине больше, чем ему.
Загляда промолчала, зная, что спорить с этим бесполезно. От Тормода она знала, что верность другу и верность предводителю скандинавы ставят среди первых достоинств мужчины. Снэульву приходилось уже исполнять трудные долги, и он не мог отступить сейчас. Тогда он не мог бы уважать сам себя, а такого несчастья Загляда ему не желала.
– Что ты так на меня смотришь? – спросил Снэульв. Глядя ей в глаза, он видел там тревогу и ждал возражений.
– Я тебя люблю, – сказала Загляда в ответ.
На третий день к полудню на займище снова появился Ило. Пришел он издалека, но выглядел нисколько не усталым, в его узких глазах поблескивали веселые искры.
– Люди знают! – объявил он с порога. – Они готовы. Добро унесли, скотину угнали в болота, дорога готова – викинги могут идти.
– А сюда-то они не придут? – тревожно спросила Загляда.
– Я не прорицатель, чтобы знать все их пути. Ведь их ведет Гуннар Мешок, а он знает много разных троп в этом лесу.
Снэульв закусил губу, размышляя. Он собирался уйти сразу, как только появится Маленький Тролль.
Но оставить Загляду, когда сюда, к ней, могут опять прийти викинги, да еще с презираемым Гуннаром? Нет, на это он никак не мог согласиться.
– И что ваши люди думают делать? – спросил он у Ило.
Маленький Тролль хитро сверкнул на него глазами:
– Ты хочешь знать слишком много. Ты забыл, что у нас сейчас война?
– Ты что же думаешь, что я побегу спасать Гуннара? – злобно ответил Снэульв. Ему было не до шуток.
– Я думаю, что я на твоем месте не стал бы бросать Березу Серебра, пока по лесу бродят викинги.
– А про меня ты никому из родичей не сказал? – спросила Загляда. Она вдруг вспомнила ту давнюю историю со сватовством Тойво и вовсе не хотела встречаться с ним снова.
– Нет. – Ило покрутил головой, белесые пряди его волос затряслись, как трава на ветру. – Зачем Тойво такая печаль – ты уже нашла жениха!
Ило хихикнул и выскользнул в сени, не дожидаясь подзатыльника от Снэульва.
Поселок Тармо, стоявший над берегом лесной речки и доступный для грабителей на небольших ладьях, был покинут всеми жителями. Забрав с собой скотину и имущество, родовичи Тармо перебрались в имевшееся на такой случай укрытие – болотный городок. На островке среди болот было устроено поселение из нескольких избушек, обнесенное тыном. Но главной защитой островку служил непроходимый лес и болота, через которые чужак никогда не найдет дороги.
Но и сам поселок было жаль оставлять на сожжение разочарованным грабителям, и Тармо надеялся, что их удастся остановить по дороге. Через реку, по которой пролегал самый легкий путь к поселку, в трех местах были устроены засеки из срубленных с берега на берег толстых ветвистых деревьев. Кудесник Карху Косматый заговорил все три и начертил на коре колдовские знаки, закрывающие врагам путь. Молодые мужчины и парни из рода хотели устроить засаду на одной из засек, но Тармо еще не решил, позволить ли им это.
Вслед за Ило на займище посредников появились три парня из рода Тармо. Все трое были связаны с Ило разными степенями родства, но Маленький Тролль звал их просто братьями. Тармо и другие старики послали их сторожить на реке, чтобы обнаружить викингов как можно дальше от поселка. Поселились дозорные в большой избе, предназначенной для проезжающих торговых гостей. Загляда старалась не попадаться им на глаза и выходила из Горушиной избы только тогда, когда чудины несли свой дозор в лесу или охотились.
Как-то раз один из парней хотел войти с каким-то делом к хозяину, но на крыльце его встретил Снэульв и загородил собою дверь.
– Чего надо? – коротко спросил он на северном языке, но его длинные сильные руки, твердо упертые в бока, и холодные глаза яснее всяких слов говорили, что мимо него туда никто не пройдет.
– Мне нужен Горуша, – по-своему ответил чудин, настороженно оглядывая нежданно встреченного руотса. – А тебя я вовсе не знаю. Ты кто такой?
– Это мой сын, – спокойно подал голос со своего крыльца Торстейн, хорошо знавший чудской язык. – А Горуши там нет – он в лесу, смотрит подколодвы.
– Твой сын? – изумился чудин, достаточно знакомый с семействами обоих хозяев займища, и оглянулся на игравших во дворе детей – половина из них была детьми Торстейна.
– Мой старший сын, – невозмутимо пояснил Торстейн. – Он жил в Свеаланде, а теперь приехал ко мне сюда. Его зовут Снежный Волк.
– Мало всем будет радости, если он останется надолго! – проворчал чудин, но сошел с крыльца.
Снэульв не понравился ему, но мудрая богиня Рауни тихо подсказывала, что лезть в драку не следует.
Много думать о новом сыне Торстейна чудинам было некогда – у них были заботы поважнее. Целыми днями, с первых проблесков зари и до звезд, они сидели по очереди на высоких деревьях над речкой, спрятавшись в густой листве, и не спускали глаз с ближайшего поворота течения.
Однажды Снэульв сводил Загляду к первой засеке. Она была устроена не очень далеко от займища, но между ними не было никакой заметной тропинки.
Выйдя на берег, они оказались на повороте реки, с которого впервые открывался вид на засеку для тех, кто думал бы подняться со стороны Ладоги вверх по течению. Стоя на этом месте, легко было вообразить себя в лодке, плывущей прямо на засеку. Это было сплошное переплетение стволов и ветвей, будто занавес, опущенный над течением. Из-под него выбегала небыстрая вода, тихо недовольно журча в ветвях неожиданного препятствия. На коре толстых стволов виднелись колдовские знаки, закрывающие дорогу врагам.
Снэульв внимательно оглядел засеку и берега вокруг нее. Поглядев сбоку в его сосредоточенное лицо, Загляда поняла его мысли: он искал обходной путь, приглядывал место, к которому можно быстро подвести лодку, чтобы она не опрокинулась, наткнувшись на неожиданное препятствие, и не запуталась носом в ветвях.
Взгляд Снэульва задержался на одном из деревьев, где в густой листве сидел чудин-дозорный.
– Он думает, что хорошо спрятался, – с усмешкой сказал Снэульв Загляде. – Однако его прекрасно видно, если чуть приглядеться. Правда, лучше здесь и не спрячешься, а викинги с этого места будут смотреть не вверх, а вниз, на воду… Что ж – пусть каждому помогают его боги!
Загляда вздохнула. Только это они и могли теперь пожелать
Но, как ни старались дозорные, первым приближающихся врагов обнаружил Ило. В последующие дни он несколько раз появлялся на займище; но только на мгновение – парой слов рассказать, как обстоят дела и нет ли опасности. Что он ел и как спал, если спал вообще, – знали только лесные духи. Ранним утром, когда только засерел рассвет и женщины чесали волосы, Маленький Тролль неслышно взлетел по ступенькам низенького крылечка.
– Коз не выгонять сегодня! – вместо приветствия бросил он хозяйке. – И огонь не зажигать. Руотсы уже так близко, что они могут услышать блеяние и увидеть дым. Они ночевали недалеко и теперь плывут сюда.
– Много их? – спросил хозяин.
– Три лайвы по десять человек, да один старший – я его видел в палате возле Эйрика ярла, – да Гуннар Мешок на первой лайве. Всего тридцать два воина. У них мечи, копья, луки и много стрел.
– Ты так близко был, что всех пересчитал? Ловок!
– Они не могут меня видеть, – так просто, будто речь шла о слепых, ответил Ило на похвалу хозяина. – Но я видел их всех. И духи видят их всех. И всем им будет плохо – если они не повернут назад вовремя!
Горуша согласно кивал головой. Перед ним был пятнадцатилетний подросток, почти мальчик, тонкий и легкий, как ореховый прутик, но тридцать сильных мужчин были слабы против него, духа дремучих чудских лесов.
Его подсчет был верным – в лесной поход пошло тридцать два викинга. Все они были вооружены мечами и луками, у всех были круглые щиты в руках и железные шлемы на головах. Предводителем их был Эгиль Пепельная Голова, жилистый и крепкий норвежец лет сорока пяти. Его жесткие темные волосы и борода были наполовину седыми – словно пепел, рассыпанный на снегу. На продолговатом лице его выделялся крупный нос в красных прожилках, одна бровь была выпрямлена и притянута к переносью старым шрамом, а верхняя губа приподнималась, открывая крепкие крупные зубы. Это придавало Эгилю сходство с диким зверем – не то медведем, не то кабаном, а умен он был и отважен, как старый вожак волчьей стаи. В этот поход его принудил идти обет, данный на пиру у Эйрика ярла, когда Эгиль был порядком пьян. Утром, когда он протрезвел и Гуннар напомнил ему о вчерашнем обете, Эгиль схватился за свою пепельную голову.
– Только безумный пойдет теперь в финские леса! – воскликнул он, потирая лоб и с досадой убеждаясь, что и правда был вчера так глуп. – Ты знаешь, сколько народу сбежало из Альдейгьи и рассеялось по всем окрестным лесам? Пусть Фенрир и мне откусит руку, как храброму Тюру, если ярлы Вальдамара конунга в Хольмгарде еще не знают о нас и не собирают войско! А дымы здешних пожаров видели вокруг на многие дни пути. В каждом поселке, на каждой усадьбе нам уже приготовили дань из острых стрел и топоров!
– Верно говорят: пьяный не знает, что делает! – с усмешкой сказал ему сам Эйрик ярл. – Но ты поднял вчера кубок Тюру и ему обещал посвятить пожар еще одного финского поселка. Посмотри, сколько человек повторили этот обет вслед за тобой!
Эгиль с тоской огляделся. Увлеченные примером опытного и отважного воина, которому покровительствовал, как верили, сам бог войны Тюр, еще немало викингов вызвалось идти в новый поход по пути, который укажет Сенный Гуннар.
– И никому не придется жалеть об этом, клянусь щитами Валхаллы! – сказал сам Гуннар. – В поселке старого Тармо вас ждет больше мехов, чем в целой улице здешнего посада!
– Что до меня, так мне уже бы хватило, – проворчал Эгиль.
– И все это будет ваше, – продолжал Гуннар. – Мне нужен только один пленник – старший сын Тармо. Он или его голова – другой платы я не потребую за то, что покажу вам дорогу туда.
Вчера Эгиля и многих других не убедили бы эти слова – мыслями викинги были уже на торговых площадях Сигтуны и Волина, где можно выгодно продать рабов и другую добычу. А можно снарядить корабль и отвезти все это прямо в Серкланд, где продать еще дороже. Но обет был дан, а от обетов богам не отступают.
Эгиль был недоволен этим предприятием и отовсюду ожидал бед. Чутьем он угадал засеку едва ли не раньше, чем она открылась за поворотом реки, и криком тут же велел править к берегу. Вытащив лодки на берег, викинги собрались возле них и принялись обсуждать, что делать. Несколько человек дозорных встали вокруг, держа наготове луки с наложенными стрелами и оглядывая ближние заросли. Засека повторила викингам то же самое, о чем предупреждал Эгиль: жители лесов знают о них и ждут их.
Но остановка была недолгой. Выслав вперед дозор и убедившись, что прямо за препятствием засады нет, викинги взялись за мечи и секиры и стали прорубать дорогу по берегу в обход засеки. Путь этот, хотя и короткий, дался им нелегко: деревья стояли так близко друг к другу и ветви их так тесно переплелись, что только через несколько часов они смогли поднять на плечи свои лодки и перенести их на воду позади засеки.
Тронувшись, наконец, дальше, скоро викинги были снова вынуждены резко править к берегу: посередине реки из воды торчал большой темный валун. Вместо заграждающего знака на его вершине темнела недавно засохшая кровь жертвы. Нельзя было без содрогания видеть этот лесной жертвенник, нельзя было прогнать боязнь, а не уготована ли участь жертвы и незваным гостям чудского леса. Узкая лесная речка не позволяла проплыть мимо камня ни с одной, ни с другой стороны, и лодки пришлось снова выволакивать на берег.
Снова взметнулись над ветвями боевые топоры, и вдруг шепот леса прорезал гулкий, нечеловеческий хохот. Пролетая по верхушкам деревьев, он отражался в ветвях и снова обрушивался на головы растерянных пришельцев.. Опустив секиры, они хватались за свои амулеты с оберегающими рунами, а тот – не человек, леший, лесной дух – хохотал над их растерянностью и испугом, издевался над чужаками, которые так самонадеянно сунули головы в пасть чужого леса.
Хохот растаял в равнодушно шепчущей листве и смолк, но не сразу викинги смогли поднять топоры. Однако Эгиль не дал им долго размышлять.
– Что вы застыли, как дети при виде хюльдры? – раздраженно, скрывая за грубостью и собственный страх, заорал он, едва только смолкли последние волны лешачьего хохота. – Не слыхали, как кричит сова?
– Это не сова! – ответило ему несколько голосов. – Сейчас ведь не ночь. Это дух леса!
– Ну и что? – так же злобно отозвался Эгиль. – Уж не боитесь ли вы духов, которым поклоняются дикие финны и бьярмы? Наши боги сильнее, Один и Тор не отвернулись от наших жертв перед походом.
– Но здесь земля финнов. Их боги правят здесь.
– Раз уж я пошел в этот поход, то я дойду до конца, и пусть боги вершат мою судьбу. То же касается и вас – от своей судьбы не уходил еще никто. Беритесь за секиры живее, и пусть этот дух хохочет, пока не лопнет!
Новый обходной путь дался викингам труднее, чем первый. Теперь в треске каждого дерева им чудился хохот лешего, слух напряженно ловил в шуме ветвей голоса духов. Тем временем приблизился вечер. Отказавшись двигаться дальше даже в легких сумерках, викинги устроили себе лежанки из нарубленных ветвей и легли спать, оставив чуть не половину в дозоре.
На другой день пришельцы благополучно миновали вторую засеку, но возле третьей, когда они уже привычно выволокли лодки на берег и взялись за секиры, их нежданно осыпал ливень стрел. Крики ужаса и боли разорвали мирный шепот леса: больше десяти человек было разом убито или ранено. Вскидывая круглые щиты над головами, викинги пытались защититься, но не могли угадать, откуда прилетит следующая стрела. И ни одного человека не показалось им на глаза. Казалось, сам лес стреляет по ним своими ветвями, заострив их наконечниками гнева. Некоторые бросились к лодке, столкнули ее в воду и изо всех сил погребли назад, вниз по течению, прочь от засеки. Бросив убитых, за ними устремились и остальные. Одна лодка осталась лежать на берегу – для ее весел не осталось гребцов.
Отплыв подальше, викинги пристали к берегу, пересчитали живых, перевязали раны и стали обсуждать свое положение.
– Сначала мы должны похоронить убитых! – требовал Эгиль. – А потом отомстить за них! А иначе – как мы вернемся? Ради такого позора не стоило заплывать в эти леса! Кто ищет себе стыда – тот нашел бы его и дома! А так далеко ищут только славу!
– Кое-кто уже нашел местечко в Валхалле, – ворчали викинги. – Все мы хотим там быть, но не так рано. И не от стрелы грязного финна. А идти за убитыми назад – самим остаться с ними.
В разгар спора раздался крик дозорного. Вниз по течению от засеки спускалась оставленная лодка, а вдоль бортов ее сидели убитые викинги. Оружия при них не было, все ценное с них было снято, и только торчащие в телах стрелы с чудским опереньем украшали их напоминанием, что смерть они встретили в битве, как и подобает мужчинам.
– Корабль мертвых! – в ужасе крикнул кто-то, и викинги отшатнулись от берега: многие из них примерно так представляли Нагльфар, корабль мертвецов, который появится в день кончины мира.
– Держите же их! – крикнул Эгиль. Спрыгнув в воду, он поймал нос лодки и потащил ее к берегу. – Вы, дети пса и троллихи, разве вы не видите, что финны издеваются над нами! – злобно кричал он на своих людей. – Они выгоняют нас даже мертвых! Мы должны отомстить за своих!
– Сначала похороним их, – ответил ему кто-то из тех, кто больше других сохранил присутствие духа. – Хотя и в этой лодке они бы неплохо доплыли до Одина… Правда, едва ли Отец Битв придет в такую глушь, чтобы их встретить…
– Им пока далековато до славы Синфиотли, чтобы сам Один их встречал…
– За что ты огневался на меня, Властитель Богов, зачем отнял у меня разум на том пиру! – вопил Эгиль, потрясая огромными жилистыми кулаками. – Хоть дров-то вы не боитесь нарубить для костра?
Пока они расчищали место и готовили погребальный костер, наступил вечер. Уже в темноте викинги вырыли яму и закопали пепел и обгоревшие кости погибших, но огонь продолжали поддерживать, чтобы не оставаться в темноте во власти враждебных духов.
– Я знаю другой путь, – говорил у костра Сенный Гуннар, понимая, что ни его уговоры, ни брань Эгиля не дадут викингам сил вернуться к засеке. – Пусть финны ждут нас возле своей кучи дров. Здесь есть путь через лес и кроме реки. Я знаю его начало. Придется вернуться назад, чтобы его найти, но мы сумеем рассчитаться за эту кровь.
Было тихо, и в тишине ясно был слышен свист одной-единственной стрелы. Вылетев откуда-то из темного неба, она впилась в горло Гуннара. Не вскрикнув, он повалился в костер, словно последняя жертва чудским духам. Так погиб человек, знавший о сокровищах богов, но не сумевший распорядиться даже той малостью, на которую имел право, – собственной жизнью.
Викинги повскакали с мест и бросились к лодкам. Даже не позаботившись о теле своего проводника, они дружно налегли на весла, и лодки быстро понесли их вниз по течению, прочь из этих лесов. Эгиль Пепельная Голова сидел со щитом на корме второй лодки.
– Никто не скажет, что я боюсь кого-нибудь из людей, – ворчал он, вглядываясь в быстро уплывающие назад темные заросли. – Но драться с духами – это не для меня!
На другое утро на заре Загляда вышла за водой. Обитатели Медвежьего Двора брали воду из ручья, протекавшего неподалеку. Загляда поднялась ни свет ни заря, словно хотела напоследок насмотреться на Снэульва. Теперь уже ничто не держало его в лесу, и сегодня он собирался уходить, чтобы к вечеру быть в Княщине.
За девушкой увязался семилетний мальчик – Сиркка сын Горуши. Загляда несла небольшое деревянное ведерко, а мальчик – ковшик, чтобы черпать воду.
Вдруг почти под ноги им бросился крупный заяц. Загляда вскрикнула от неожиданности, а заяц резко вильнул в сторону и скрылся в кустах.
– Это Хаватайнен! – кричал мальчик, глядя вслед зайцу округлившимися от восторга глазами и подпрыгивая на месте.
– У вас что, всех зайцев по именам зовут? – улыбаясь, спросила Загляда. – Может, еще и по отчеству величают?
– Нет, это не имя! Это был Хаватайнен – он помогает в охоте на зайцев и может сам быть зайцем! – пояснил Сиркка, мешая славянские и чудские слова.
– Так это ваш бог?
– Да. Это хорошо, что мы его встретили – будет удача!
– А откуда ты знаешь, что это он? Не в каждого же зайца он вселяется.
– Он был большой и сам на нас бежал. И просто – я знаю! – убежденно заявил мальчик.
– Да может, его кто-нибудь спугнул?
– Спугнул? Спугнуть Хаватайнена может разве что сам Хийси!
Сиркка испуганно огляделся. Загляда уже знала, что Хийси – это злой лесной дух, и по привычке прикоснулась к тому месту на груди, где раньше в ожерелье висели обереги. И вздохнула – ожерелье осталось в Ладоге, она отдала его Тормоду на счастье и на память, в обмен на его обереги, по-прежнему висевшие у нее на шее.
Они вышли к берегу ручья. Загляда поставила ведро на землю, взяла у мальчика ковшик. И вдруг ахнула – из гущи ветвей на том берегу ручья на нее смотрело лицо Тойво. Не веря своим глазам, она застыла, уронила ковшик.
Первая ее мысль была, что он ей мерещится, – это бледное скуластое лицо с узкими голубоватыми глазами и льняные волосы на высоком лбу были так на месте среди ветвей и еловых лап, словно родились из их зеленого колыхания. Но вот Тойво поднял руку, отвел от груди еловую лапу, закрывавшую ему путь, и шагнул к Загляде через ручей. На нем была кожаная рубаха, в руках он держал лук, а к поясу его были привешены три зайца. На его лице и особенно на руках были заметны красные следы ожогов, оставшиеся от поединка возле курганов. И Загляда поверила, что это не видение.
Уж лучше бы они встретили медведя, только не Тойво! Он шагнул к ней, а она отпрыгнула назад, прижалась к дереву.
– Тойво! – радостно закричал Сиркка. Он узнал сына старейшины, который и ему приходился дальней родней по матери и часто бывал на их займище. – А мы видели Хаватайнена! Он сам выбежал на нас! Значит, у тебя удачная охота!
Не слушая мальчика, Тойво смотрел на Загляду – должно быть, тоже думал, что она ему мерещится.
– Загляда… Это ты? – медленно подходя к ней, спросил Тойво по-чудски, а потом перешел на язык славян, с трудом подбирая слова, от которых отвык за последние недели.
– Ты здесь? Я не вижу тебя во сне? Я слышал голос, но думал, что это дочери Тапио смеются надо мной… Ило сказать, ты у хозяйки… у жены воеводы руотсов в Силосари. Почему ты здесь?
– Я… – выговорила Загляда, не зная, что отвечать. – Не подходи.
– Она живет у нас! – с готовностью оповестил Сиркка. – Уже давно, с новолуния! Она ушла из Силосари подальше от руотсов!
– Подальше от руотсов? – переспросил Тойво. Это для него было понятно, лоб его разгладился, и он убрал лук за спину. – Но почему ты не пришла к нам? Мы приняли бы тебя лучше, чем дочь князя!
– У вас и у самих опасно – ведь на вас варяги разбоем шли! – нашлась Загляда.
Прийти в себя ей помогла мысль о Снэульве. Она вспомнила о ненависти, которую сын Тармо питает ко всему племени северных людей и особенно к Снэульву, толкнувшему его в костер. Ни в коем случае Тойво не должен узнать, что его враг находится так близко и оторван от всех своих. Ведь теперь его охраняет только закон гостеприимства, который Горуша и Торстейн не дадут нарушить. Но горе ему, если он только выйдет за ворота!
– Да, руотсы шли на нас, – согласился Тойво, и удивление в его лице сменилось отблесками непогасшей ненависти. – Но теперь половина из них ушла в черные реки Маналы, и всем другим туда дорога! Больше не надо бояться их. Теперь ты можешь быть у нас в гостях, все родичи давно ждут тебя. У нас тебе будет лучше. Идем!
Он хотел взять Загляду за руку, но она отпрянула. Оказаться во власти Тармо и Тойво ей хотелось не больше, чем вернуться к Эйрику ярлу.
– Нет, нет! Не пойду! – крикнула она.
– Почему? – Тойво подошел к ней вплотную, брови его нахмурились. – У нас тебе лучше будет дожидаться отца. Он обещал заехать к нам еще раз на обратном пути. А если его не будет, мы сами отвезем тебя в Ладогу.
Из-за деревьев на том берегу ручья вышло еще двое чудинов. Увидев Тойво с Заглядой, они разразились удивленными восклицаниями.
– Она пойдет с нами и будет нашей гостьей! – сказал им Тойво. – Подведите лодку сюда поближе.
– Я не пойду с тобой! – воскликнула Загляда. Она шагнула в сторону, но Тойво крепко схватил ее за руку. – Пусти! – Она попыталась вырваться, но Тойво держал ее крепко. Загляда рвалась из его рук, чувствуя, что попала в ловушку, и уже видела в Тойво такого же врага, как викинги.
Лицо Тойво стало злым. Вполголоса бормоча что-то по-своему, он вдруг подхватил ее на руки и понес в глубину леса. Загляда кричала и изо всех сил пыталась освободиться, но Тойво только бранился, не замедляя шагов. Лес сомкнулся позади них, впереди блеснула речка. В воде стояла долбленка, а в ней сидели те двое. Увидев Тойво с девушкой на руках, они ничуть не удивились. Тойво шагнул в долбленку, не выпуская Загляду из рук, и двое родичей тут же оттолкнули ее от берега.
– Сиркка, где вы были так долго? И где ведро? – услышал Ило голос хозяйки, долетавший со двора.
– Ведро там, возле ручья. Оно тяжелое, я не донесу.
– А где Загляда? Ведь ты пошел с ней?
– А ее увел Тойво.
Услышав это, Маленький Тролль мгновенно вылетел из дома и схватил Сиркку за ворот рубашонки:
– Повтори, что ты сказал, голозадая лягушка? Кто ее увел?
– Тойво. Чего ты меня схватил, пусти! Мы встретили сначала Хаватайнена, а потом у ручья встретили Тойво. С ним еще были Отса и Вуори. Они увели ее с собой, чтобы она у них в гостях подождала своего отца. Сам ты лягушка!
– И она так и ушла?!
– Нет, она не хотела почему-то. Тойво унес ее на руках.
Ило выпустил ворот мальчишки и сел на крыльцо. С самого начала Эйрикова набега он не был так озадачен. Загляду все-таки увидел Тойво и увел с собой.
– Вот это дела! – раздался с крыльца голос Торстейна. – Не ждали мы такого. Эй, Снэульв! – обернувшись в дом, на северном языке крикнул он прежде, чем Ило успел его остановить. – Ты все еще спишь? А твою невесту увел Тойво!
Через мгновение на крыльце показался Снэульв, не успевший даже надеть рубаху. На лице его было тревожное недоумение.
– Что ты болтаешь, мой названый отец? Кто её увел?
– Тойво сын Тармо. Она пошла за водой, а он встретил ее возле ручья.
– Что?
Взгляд Снэульва уперся в Ило, и растерянное лицо Маленького Тролля послужило ему подтверждением – все правда. Недоумение на его лице сменилось яростью, он по привычке схватился за пояс, где у него должен был висеть нож. Весь он был полон такого яростного порыва, что Маленькому Троллю показалось – вот так сейчас он и помчится вперед, обезумев, как берсерк, и перебьет весь род человека, посмевшего тронуть его невесту. Не думая, Ило мгновенно вскочил и бросился ему под ноги. Вдвоем они кувырком слетели с крыльца.
– Ты что, взбесился? – свирепо кричал Снэульв, пытаясь выпутаться из рук и ног Маленького Тролля и подняться.
– Это ты взбесился! – орал в ответ Ило. – Послушай меня!
– Никого я не буду слушать! Он мне заплатит за это! Ему было мало того костра!
– Зачем ты отпустил ее одну?
– Что же мне, ходить за ней по пятам? Пусти, тролль болотный!
Снэульв сел на землю, кусая губы. Он вспомнил, как утром, когда они пришли сюда, он в сердцах сказал Загляде: «Да возьмут тебя тролли!» Его дурацкое желание услышали боги. Чудины в глазах Снэульва были те же самые тролли, и вот они взяли ее. Он был готов убить сам себя за это проклятие, и удерживала его только мысль о том, что ее нужно спасать.
– Это я виноват! – выговорил он наконец. – Я однажды пожелал, чтобы ее взяли тролли. Они ее взяли. И я перебью их всех!
– Нет! – твердо ответил Ило. – Между мною и ими не так уж много любви, но все же это мои родичи. И ты туда не пойдешь. Раз ее взяли тролли, отбить ее у них должен другой тролль. То есть я!
Ило усмехнулся, узкие глаза его сверкнули колдовским огнем. По спине Снэульва пробежала дрожь.
– А ты можешь пока идти назад в Альдейгью! – ехидно сказал Ило. – А то Ингольв соскучился без тебя.
Снэульв поднял руку для затрещины. Маленький Тролль невозмутимо ждал, не делая попыток уклониться. И Снэульв опустил руку:
– Нет уж. Пока она у них, я никуда не уйду.
Река быстро несла долбленку, и вскоре Загляда перестала вырываться. Все равно отсюда она уже не найдет дороги назад. Тойво выпустил ее, и она села, оправляя рубаху и волосы, не глядя на него. Никогда еще в жизни она не чувствовала себя такой злой. Ей хотелось кусаться, царапаться и визжать, как пойманная куница. Тойво иногда пытался заговорить с ней, но Загляда отворачивалась. Она кусала губы, чтобы не плакать от гнева, досады и возмущения. Ну, чем эти трое лучше викингов? А еще о дружбе, об отце ее говорят! В эти мгновения она уже жалела, что Спех когда-то выловил Тойво из Волхова. Пусть бы пропадал, упырь белоглазый!
– Не надо гневаться! – говорил ей Тойво. – Мы хорошо примем тебя в гостях! Не хуже, чем вы принимали меня!
– Мы тебя силой не тащили и не держали! – огрызнулась Загляда. – Чтоб тебе тогда на дне пропасть!
И в глазах ее сверкнула такая ненависть, что Тойво больше не заговаривал с ней.
Через несколько верст река сделала поворот, и глазам Загляды представился родовой поселок Тармо, о котором она столько слышала. Вдоль берега выстроилось десятка полтора избушек под дерновыми крышами, с двух сторон к крайним дворам близко подступала опушка леса. Каждый двор был обнесен оградой из жердей или плетнем. Тявкали собаки, у берега стояло несколько лодок-долбленок, сушились на кольях сети с грузилами из серо-черных обломков глиняной посуды и берестяными поплавками. Вдоль улицы лошадка тащила волокушу, в которой сидел пожилой бородатый чудин. Увидев на реке лодку Тойво, он удивленно разинул рот, а руки его сами собой натянули вожжи.
Тойво подвел лодку к низкому берегу, выпрыгнул сам. Он хотел помочь Загляде выбраться из лодки, но она отдернула руку, словно он тянулся к ней с раскаленным железом.
– Какую славную добычу ты привез! – по-чудски воскликнул бородач в волокуше. Но Загляда поняла его; такими словами всегда встречала вернувшихся охотников Хелми.
– Боги исполнили свое предсказание! – с торжеством ответил Тойво и повел Загляду к избушкам.
Так Загляда оказалась в поселке Тармо – в том самом месте, куда она так не хотела попасть и куда суровая нить судьбы все же привела ее. Жители поселка встретили ее с удивлением, но и с радостью, и Тармо немедленно послал родичей с жертвами к священным камням. Поместили Загляду не в доме самого Тармо, как она боялась, а у его брата Кауко под присмотр его жены. Звали ее Хилья, и она была известна чуть не во всем племени как искусная лекарка. Говорили, что она умеет слышать голоса духов и они открывают ей много тайного. На голове она носила коричневое покрывало, а к застежкам на груди у нее было подвешено на бронзовых цепочках множество непонятных амулетов. Глаза Хильи под сморщенными веками были бесцветны и неуловимы, и Загляда больше не удивлялась повадкам Ило: каким же ему быть, если его мать – колдунья?
В первый же день люди всего поселка целыми семьями прибежали с полевых делянок из леса и собрались в доме Кауко, чтобы поглядеть на Загляду. Каждая семья приносила для нее подарки: мед, ягоды, мясо, полотно, одежду, украшения, застежки, амулеты. Загляда не хотела и смотреть ни на что.
– Все люди очень рады, что ты теперь у нас, – по-славянски объяснял ей Тармо. – Карху Косматый говорил с духами, и они сказали, что ты принесешь роду удачу. Потому хотели сосватать тебя для Тойво и давали такое богатое вено. А теперь ты пришла сама – это добрый знак, теперь всему роду будет удача!
«Будет вам удача от меня, как от козла молока! – сердито подумала Загляда, не отвечая. – Мне самой на долю одни несчастья достались! Чтоб тому зайцу кикимора уши узлом завязала!»
Мансикка принесла ей целый ворох одежды из своего приданого – несколько тонких вышитых рубашек, платье из светло-серой шерсти, отделанное красно-черной тесьмой, с бронзовой бахромой по подолу, венчик с медными бляшками. Молча мотая головой, Загляда отказывалась от всего. От этого племени ей ничего не было нужно. Тоска по Снэульву томила ее с такой силой, что она едва не плакала. Только нежелание показать своих чувств чудинам помогало ей сдерживаться. Казалось, только бы вырваться из этого дома – и она побежала бы, как косуля, прямо через лес назад к Медвежьему Двору. Но ее, как видно, не собирались выпускать.
Проснувшись на другое утро на полатях возле сладко спящей Мансикки, Загляда решила, что это сон. Вспомнив обо всем вчерашнем, она горько усмехнулась: в который уже раз за последнее время ей приходится просыпаться в чужом месте и желать, чтобы все прошедшее оказалось только страшным сном!
От беспокойства Загляда заворочалась, и Мансикка тут же проснулась. Едва открыв глаза, она сразу принялась что-то говорить, но Загляда в ответ только качала головой. Прошли те времена, когда Мансикка напоминала ей ягоду земляники – теперь она была чем-то вроде надоедливой птички, которая без умолку щебечет над ухом, но не так-то легко уловить хоть какой-то смысл в ее щебетанье.
Поднявшись, хозяйки принялись за домашние дела. Торопясь в хлев, Мансикка предложила Загляде помолоть муку, чтобы не скучать без занятия. Загляда с негодованием помотала головой.
– Вот еще не хватало! – по-словенски воскликнула она, не заботясь, поймут ли ее. – Я вам не холопка досталась!
Усевшись на лавку, она выразительно сложила руки на коленях. Хоть лопните, а делать ничего не буду! Еще пару месяцев назад она никому не могла бы ответить так грубо, но события последнего времени переменили ее. Всего лишь этой весной она жила в родном городе с любимыми и ласковыми родителями и не знала никакой печали. А с тех пор она успела потерять мать, найти жениха-варяга, проститься с ним, побывала в плену и спаслась, чудом избежав рабства, пожила в лесу и вот опять украдена! И непонятно, кто и как теперь поможет ей спастись. Но если два месяца назад прежняя Загляда только всплеснула бы руками и заплакала, нынешняя была не такова. Повороты судьбы и удачи умудрили ее великой истиной: кто барахтается, может и выплыть. И Загляда полна была решимости сопротивляться, пока хватит сил.
Не настаивая больше на ее участии, обе хозяйки усердно трудились сами: Хилья месила тесто, Мансикка сперва возилась в хлеву, потом вернулась в дом и сама засела за жернов. Скоро явился Тармо.
– Боги открыли Карху, что славянская дева войдет в наш род и принесет в него благополучие на многие годы, – с важностью пересказывал он Загляде предсказание. – У тебя родится сын, который возвысит наш род над всем племенем. Боги не открыли, где искать эту деву, но сами привели тебя сюда. Когда мой сын Тойво увидел тебя там, на Волхове, он понял, что предсказание говорит о тебе. Боги уберегли тебя от руотсов, они привели тебя к нам – это и есть знак воли богов. Скоро мы приготовим вашу свадьбу.
– Мой отец вам согласия не давал! – упрямо возразила Загляда.
Она уже не помнила, что когда-то узкие глаза Тармо под тяжелыми веками внушали ей робость. Она так негодовала на все чудское племя, что никакой робости не находилось места в ее сердце.
– Боги мудрее людей! – ответил старейшина. – Когда твой отец вернется, мы дадим ему такое вено, что он не будет в обиде!
Загляда не возразила вслух, но в душе знала: она скорее умрет, чем будет женой Тойво. Раньше он был ей просто неприятен, теперь же стал внушать отвращение.
– Делай приданое, – велел ей Тармо на прощание. – Мансикка и другие девы помогут тебе, когда управятся с делами. И мы не упрекнем тебя в том, что ты ничего не принесла в наш род. Благословение богов важнее!
Загляда презрительно фыркнула ему вслед: надо же, какой добрый!
День клонился к вечеру, когда дверь вдруг отворилась и в полутемную избу просунулась знакомая белесая голова. Загляда чуть не закричала от радости. Вот он, тот, кто несомненно поможет ей! Ило тут же сделал ей знак молчать и с невинным видом сел возле очага. Загляда едва могла усидеть на месте, ей хотелось скорее расспросить его, что там, на Медвежьем Дворе? Как Снэульв принял это известие, что теперь делать?
– А, и ты пришел, бездельник! – так приветствовала брата Мансикка. – Как только запахло свадебным угощеньем, как ты сразу прибежал!
– Какой это свадьбы ты ждешь? – с удивленным видом спросил Ило.
– Побольше ходи с твоими проклятыми руотсами – будешь знать еще больше. Через несколько дней будет свадьба Тойво и Загляды, а потом моя свадьба со Спехом! Когда нас обручали, тебя здесь не было! Можешь и на свадьбу не приходить, мы управимся с пирогами и без тебя!
– Дивлюсь, как глупы делаются люди, пока ждут свою свадьбу, – ехидно сказал Ило.
– Просто тебе завидно! – решила Мансикка. – Ты можешь и не мечтать: Тармо сказал, что ни за что не станет сватать тебе невесту, пока ты не образумишься, не бросишь руотсов и не будешь работать, как все!
– Ой! Держите меня! – Ило повалился на пол и задрыгал ногами. – Ой, умираю! Ой, напугали! Сейчас умру с горя!
Даже Загляда фыркнула от смеха: она догадывалась, что Ило не так уж жаждет жениться. А если ему что-то будет нужно, то он прекрасно обойдется без помощи Тармо.
– А ты побольше слушай дядькины обещания! – сказал сестре Ило, сев на полу. Пряди волос закрывали ему глаза, и сейчас он как никогда был похож на нечисть. – Твоя свадьба со Спехом будет тогда же, когда и моя. Никогда!
– Глупости! – Мансикка презрительно фыркнула и снова принялась за работу. – Он скоро вернется. И я скажу отцу, чтобы на время свадьбы тебя послали смотреть за стадом, – ты ведь вовсе не хочешь есть наши пироги.
– Пироги-то, может, и будут, да не ваши. Если Тойво женится на Загляде, то ты за Спеха не пойдешь.
– Почему это? Что ты опять придумал?
Обеспокоенная настойчивыми и непонятными намеками брата, Мансикка оставила жернов и подошла к очагу, где сидели Загляда и Ило.
– Потому что ты сестра Тойво, а Загляда – сестра Спеха, – спокойно разъяснял Маленький Тролль. – И после свадьбы Тойво ты будешь сестрой Спеху. А у славян нельзя брать в жены женщин из родичей ближе седьмого колена.
– Ты все врешь! – крикнула Мансикка, негодуя на попытки брата разрушить ее такое близкое счастье. – Это неправда!
– А ты спроси у Загляды. Разве ты не слышала, как на похоронах Сури ее отец сказал, что Спех ему родич?
– Это правда? – Мансикка повернулась к Загляде.
Та не понимала ни слова из разговора брата и сестры, но видела, что Мансикку очень обеспокоили слова Ило. Девушка-земляничка бросила свой жернов, щеки ее раскраснелись, глаза тревожно заблестели.
– Скажи, что да, – посоветовал Загляде Ило, не утруждаясь переводом.
Загляда охотно закивала головой: она вполне доверяла Маленькому Троллю.
– Но Милута сам предложил Спеха мне в мужья!
– Это потому, что он не хотел отдавать Загляду за Тойво.
– Ты все врешь!
Но Ило промолчал, словно ему надоело ее убеждать. Мансикка вернулась было к жернову, но зерно у нее сыпалось мимо верхнего отверстия и падало на пол.
– Сколько зерна ты просыпала – уж не думаешь ли ты, что здесь мы будем кормить кур? – воскликнула Хилья, вернувшись в избу. – Или что здесь поле, которое надо засеять?
Не отвечая, Мансикка опустилась на колени и принялась собирать рассыпанные зерна.
– Видно, она думает о своей свадьбе, – посмеиваясь, сказал Кауко. – Не брани ее, мать, ты ведь тоже перед нашей свадьбой была не очень-то дельной.
– Помолчи! – прервала его жена. – Дай я послушаю: что там за шум на улице?
С улицы и правда доносился непонятный шум: чьи-то ноги бежали мимо двора, в дальнем конце поселка раздавались неразборчивые крики. Хилья послала Ило узнать, что случилось. Мигом вскочив, он бросился наружу. Маленький Тролль был любопытнее, чем его сестра, и никому не приходилось бранить его за лень, если требовалось что-то разузнать.
Вернулся он очень быстро. Глаза его были вытаращены, а волосы стояли дыбом.
– Илмавиртанен бесится! – закричал он с порога таким голосом, будто загорелся разом весь поселок. – В него вселился злой дух! Его тревожит Хийси! Он так бьется, что сейчас разнесет стойло!
Разом ахнув, Хилья и Кауко вскочили с мест и кинулись из избы. Илмавиртанен – «ветер» – был лучшим жеребцом в поселке, редким красавцем всего лошадиного племени, гордостью Тармо и всего рода. Он участвовал во всех обрядах, посвященных Укко и Илмаринену, и весь род почитал его как священного коня. Всякий раз Илмавиртанен подавал роду добрые предзнаменования, а сейчас в него словно вселился Хийси: он бил копытами в своем стойле и метался, отчаянно ржал, словно где-то близко были волки. Напуганные собаки выли и лаяли, домочадцы Тармо были все в конюшне, родичи и соседи сбегались со всех сторон. Никто не мог понять, что случилось, женщины плакали и кричали, что это дурной знак, что род ждет беда.
Поднявшись с пола, Мансикка бросилась было бежать за родителями, все еще сжимая в кулаке собранные зерна. Вспомнив внезапно наказ матери, на самом пороге она остановилась и обернулась к Загляде. На лице ее отразилась борьба: ей хотелось бежать за всеми, но ей же не велели оставлять Загляду.
– Беги помоги поймать Илмавиртанена, – сказал из угла Ило. – А уж я присмотрю за ней.
Мансикка недоверчиво подняла брови.
– Он вырвался, вырвался! – доносились нестройные крики через оставленные открытыми дверь и ворота. – Берегись!
Бросив зерна, Мансикка вылетела из избы. В тот же миг Ило схватил Загляду за руку и потащил ее со двора, но не к дому Тармо, где собрался сейчас весь поселок, а совсем в другую сторону.
Вертясь и вскидывая задними ногами, Илмавиртанен метался перед большой избой Тармо, перепуганные люди шарахались в стороны и прятались, чтобы не попасть ему под копыта. Не узнавая даже хозяев, жеребец выскочил из раскрытых ворот и помчался к лесу. Беспорядочно крича, люди толпой устремились за ним.
А Ило и Загляда тем временем нырнули в перелесок, подступавший к другому краю поселка, и без тропы быстро углублялись в него. Уже заметно сгустились сумерки, заросли казались черными, но Ило легко перебирал ногами, и ветки сами отклонялись перед ним, а стволы расступались, открывая прогалины, какие другой не нашел бы и ясным днем.
– Укко позвал своего коня, – бормотал Ило на ходу. – Скоро он успокоится. Если кто-нибудь догадается вытащить кусок волчьей шкуры из яслей и колючки у него из хвоста!
Но Загляда была слишком взволнована, чтобы прислушиваться к его бормотанию. Каждый миг она ждала, что чудины вспомнят о ней и устремятся на поиски, вот-вот позади раздадутся крики преследователей. Она не спрашивала, куда ведет ее Маленький Тролль: здесь было его царство, и ей оставалось только довериться ему. Но перед ней была свобода, и на ногах ее словно выросли крылья. Не боясь споткнуться, цепляясь косой за ветки и не чувствуя боли, она бежала следом за Ило, стремясь уйти подальше от поселка.
Внезапно впереди блеснула вода. Они вышли к реке пониже поселка. Еще несколько шагов – и под берегом показался темный очерк лодки, а в ней две человеческие фигуры. Выглянув из-за дерева, Ило негромко свистнул, тонко и пронзительно, как настоящая лесная нечисть. Ему ответили два коротких свистка, вполне человеческих, и он вывел Загляду из-за веток.
– Эй, Фенрир! – крикнул Ило. – Вот она здесь! Что я тебе говорил?
Из лодки выскочил Снэульв, и Загляда бросилась к нему на шею. Она не знала, что сказать, ни о чем не думала, а просто была счастлива тем, что она снова рядом с ним. И теперь уж никто не уведет ее от него!
Снэульв обнял ее так сильно, что она чуть не задохнулась, взял на руки и внес в лодку. Ило белкой запрыгнул следом, Торстейн оттолкнулся веслом от берега и погреб вниз по течению.
Посадив Загляду на днище, Снэульв тоже взялся за весла.
– Как там Паленый Финн? – спросил он. – Если он хоть прикоснулся к тебе, я вернусь и убью его.
– Если бы он хоть прикоснулся ко мне, я убила бы сама себя! – с радостной решимостью, которая мало вязалась со смыслом, ответила Загляда.
– Вот еще! – возмутился Снэульв, усмехаясь и изо всех сил налегая на весла. – Я обещал убить всякого, кто к тебе прикоснется, но вовсе не тебя саму! Ты нужна мне живой!
– А Тойво останется в утешенье мудрость предков! – воскликнул Ило. – Меня так часто поучали, теперь пусть поучат его.
И Маленький Тролль принялся распевать песню о споре женихов, обращаясь к быстро уплывающим назад темным зарослям на берегах:
Молвит старый Вяйнямейнен:
«Соглашаюсь я охотно:
Силой взять нельзя девицу,
Против воли выдать замуж,
Пусть того женою будет,
За кого пойти согласна;
А другой пусть не гневится,
Зла другой иметь не должен»!
– А они не догадаются, где нас искать? – спросила Загляда, когда Маленький Тролль кончил. – И как же Мансикка за нами не пошла?
Маленький Тролль с удовольствием рассмеялся:
– Она не так глупа, как говорит Тойво. И она хочет замуж за Спеха. Она даже не хотела глядеть, куда мы побежим.
– Да и пусть бы себе выходила за него. Я-то чем помешаю?
Смеясь, Ило пересказал ей свой разговор с сестрой. А пока он говорил, Загляда, дивясь его изобретательности, вдруг сообразила: а ведь он пошел против надежд и желаний всего рода – своего рода.
– Как же так? – спросила она. – Мансикка хоть за свою долю боялась – а ты-то почему у своего же брата невесту украл? Или ты Снэульва больше Тойво любишь?
– Я не выбирал меж ними, – ответил Маленький Тролль, внезапно став очень серьезным. – Я знаю, чего хочешь ты, и я помогаю тебе. Ведь ты выкупила меня у Орма Толстого. Теперь я принадлежу тебе.
Загляда подняла руку со золотым кольцом и показала его Маленькому Троллю. Она хотел напомнить, что выкуп к ней вернулся и он ей больше ничего не должен. Но Ило махнул рукой.
– Не жаль отдать то, что досталось без всякого труда. Гораздо труднее отдать последнее, что у тебя есть. Ты отдала за меня много больше, чем я тебе вернул. Про меня говорят всякое, но никто еще не называл меня неблагодарным.
Снэульв молча слушал их и при этих словах отвернулся. Ему вдруг стало стыдно, словно этот финский тролль-подросток в чем-то показал себя более достойным человеком, чем он сам.
– А как же ты теперь вернешься? – спросила Загляда у Ило. – Они же догадаются, что я одна уйти не могла – и дороги не найду
– А я не вернусь, – ответил Ило, и голос его, легкий и твердый, как стальной клинок, словно отрезал его прошлую жизнь. – Я останусь в Конунгаберге насовсем.
– Совсем никогда не вернешься? – переспросила Загляда. Это ей род Тармо был чужим и нежеланным, но ведь Ило там родился!
– Я не барсук, чтобы всю жизнь прожить в лесу. Я хочу служить князьям и носить красный плащ, как все гриди. Хочу заслужить славу и серебряную гривну на шею. А дядька Тармо пусть себе молится Хаватайнену и Ниркесу, пусть они помогают ему ловить зайцев и белок. Я найду себе дичь покрупнее!
Загляда не ответила. Видно, все парни рассуждают так. И сам Эйрик ярл когда-то был таким же!
Еще некоторое время они плыли вниз по темной реке. Течение и две пары весел в сильных руках быстро несли лодку, и обратный путь показался Загляде много короче, чем путь к поселку в долбленке Тойво.
Выйдя на знакомую поляну перед Медвежьим Двором, они вдруг увидели открытые ворота, отблески света на дворе. До опушки долетало лошадиное ржанье и обрывки чужих голосов. Казалось, говорили по-славянски..
– Что за гости ночью? – проговорил Торстейн, помрачнев лицом в ожидании новых бед. – Мы никого не ждали. Я пойду узнаю, а вы будьте здесь. Если я не выйду обратно, вы вернетесь к Ило и уплывете.
Торстейн пересек поляну и скрылся во дворе займища. Снэульв и Загляда остались ждать в тени деревьев. Неожиданно скоро в воротах показался Торстейн и прямо направился к ним. Позади него появилось несколько фигур с факелами.
– Снэульв! Саглейд! – позвал Торстейн. – Ты можешь идти смело – здесь твой отец!
