Глава 5

На Остром мысу их никто не ждал. Как ни мало фьяллям обрадовались в первый раз, полмесяца назад, нынешнее их появление повергло квиттов в настоящий ужас. Мужчины и женщины без оглядки разбегались с побережья, побросав мокрые сети, рыбные ножи и наполовину вычищенный улов. Семь драконов летели вдоль берега мыса, направляясь к большим усадьбам, и после них берег вымирал: повсюду хлопали двери избушек, матери звали детей, все прятались. Торговцы, напротив, бежали к своим кораблям. На этот раз никто не вышел встречать знатных гостей, впрочем, Асвальд никого и не ждал. Мгновенно высадившись и оставив необходимое для охраны кораблей число людей, фьялли устремились к усадьбе Лейрингов и Железному Пирогу, владению Адильса хёльда.

Ворота Двора Лейрингов стояли нараспашку, а в усадьбе никого не осталось, если не считать женщин и челяди – ни хозяина, ни его дружины. Даже гостей стало гораздо меньше. В широко раскрытых глазах женщин, жавшихся по углам, плескался ужас. На фьяллей смотрели как на восставших мертвецов, и уже этот страх служил неоспоримым подтверждением вины. Полмесяца назад их так не боялись.

Асвальд первым ворвался в гридницу и наткнулся на Йорунн хозяйку. Ее головное покрывало сбилось набок, несколько тонких седых прядок свисало на плечи, лицо было злым.

– Где твой сын? – яростно крикнул ей Асвальд. – Где ты его спрятала, этого предателя?

– Тролли знают, где они его носят! – так же яростно завопила старуха в ответ, упирая руки в бока. – Он уже тридцать лет как взрослый и не докладывает мне каждый свой шаг! Я не знаю, где он!

– Ложь! – крикнул Асвальд и шагнул ближе. Все знали, что без совета матери Гримкель конунг бывает разве что в отхожем месте. – Он поехал сторожить меня в Медном Лесу. Поехал на помощь к Гутхорму Длинному! Ну ничего! Скоро они встретятся в Валхалле!

Фьялли растеклись по усадьбе, обшарили все помещения и постройки. Железный Пирог тоже был пуст, возле старого Адильса осталось пять-шесть человек из дружины.

В девичьей Лейрингов Гельд сразу увидел Борглинду. Она стояла в дальнем углу, прижавшись к стене и молча глядя на входящих мужчин. На руках она держала ребенка, примерно годовалого, а рядом с ней стояла рослая рабыня с какими-то тряпками в руках.

– Не бойся! – сказал ей Гельд и на всякий случай подошел поближе. – Это опять мы. Пока живые, как видишь.

– Вижу, – коротко ответила Борглинда.

Больше ей было нечего ему сказать. Девушку не слишком обрадовало новое свидание. Все прошедшие дни она вспоминала Гельда, и он казался ей каким-то светлым пятном, свободным от дыма и грязи этой проклятой войны. И вот он снова здесь, в дружине фьялльского ярла. Напрасно она поверила, что он друг ей. Он друг сам себе, как и каждый, а сейчас – друг фьяллей, которые хорошо платят за дружбу. И она сама виновата, что Гримкель конунг не вернется в собственный дом. Фьялли опять, как полтора года назад, темной волной затопили усадьбу, и теперь это казалось повзрослевшей Борглинде настоящим крушением. Держа на руках Свейна, она прижималась к стене, и ей было некуда отступать, некуда уйти от этих остроносых лиц. Все ее существо полнилось молчаливым убеждением: это конец Лейрингов и конец племени квиттов. Они виноваты, виноваты в подлых и низких замыслах, и фьялли заставят их за все отвечать!

Гельд видел, что Борглинда смотрит на него отстраненно-враждебно, будто не узнает и не отличает от фьяллей. Этому, конечно, не стоило удивляться, но это было неприятно. Сам-то он чувствовал к ней прежнее расположение, и ему хотелось ее успокоить, подбодрить хоть немножко. На самый крайний случай у него есть средство спасти ее от больших неприятностей. Она добрая и благородная девушка, и несправедливо заставлять ее отвечать за подлость ее родни.

– Я, помню, обещал тебе живого тролля в корзиночке, – сказал Гельд, не зная, что еще придумать. Насколько он знал высокородных потомков Ярла, она сейчас должна начать кричать, что видеть его не желает. Но он хотел все же попытаться. – Тролля поймать пока не получилось. Зато я нашел кое-что… – Он вынул из-за пазухи два маленьких женских колечка из добычи Асвальда. – Мне самому не лезут. – Гельд для наглядности попробовал надеть золотое колечко себе на мизинец, но дальше первого сустава оно не пошло. – Не выбрасывать же. Возьми. Дашь ребеночку поиграть. Это кто? Твой племянник?

Борглинда кивнула. Болтовня барландца все же сделала доброе дело: она опомнилась и поняла, что еще не конец, если хоть кто-то способен болтать про «тролля в корзиночке». Гельд вдруг показался ей щелью, в которую можно выскочить из-за железной стены фьяллей; Борглинда еще не знала, что сделает, но в ней зашевелилось желание бороться.

Гельд вертел оба колечка в руках, не зная, как ей отдать: ее руки были заняты мальчиком. Борглинда передала Свейна рабыне, протянула ладонь. Гельд обрадовался: если возьмет, значит, мир. Она не может знать, что эти колечки кто-то дважды отнял у ее соплеменников-квиттов…

– А ты теперь нанялся в дружину к Асвальду? – спросила Борглинда и снизу вверх заглянула ему в глаза. Она прикидывала, достаточно ли широка спасительная щель.

– Да что ты! – Гельд махнул рукой, потому что это действительно была неправда: он не клялся Асвальду ярлу в верности и не брал у него оружия. – Я просто с ними. Знаешь ли, любопытно было посмотреть, что там делается в Медном Лесу. Когда еще случится туда попасть? Я там такого повидал! Вот я тебе расскажу, когда будет время…

Сейчас, конечно, было не время рассказывать страшные саги. По всему дому стучали шаги, визжали и хлопали двери, раздавались голоса. В гриднице негодующе кричала что-то старая Йорунн. Но Гельд продолжал болтать по привычке, хотя и видел, что Борглинда какая-то странная и едва ли его слушает. Взгляд у нее был отсутствующий, весь вид говорил о напряженном, лихорадочном размышлении. Яркий румянец на щеках бросался в глаза даже в полутьме девичьей. Она сжимала в руке два колечка, но едва ли понимала, что ей дали.

– Да не бойся ты! – Гельд наконец тронул ее за плечо. – Асвальд ярл обещал не воевать с женщинами. Тебя не тронут. Им нужен только твой родич конунг…

– Побудь здесь! – вдруг сказала ему Борглинда и стремительно кинулась прочь.

Она пробежала через девичью, свирепо распихивая голосящих женщин, пробежала через гридницу, расталкивая мужчин и не слушая, о чем сутулый фьялльский ярл спорит с Йорунн, выскочила в сени. Везде было полным-полно фьяллей, родной дом стал чужим, как никогда: своих в нем не осталось, везде хозяйничали враги. В кухне возле пивной бочки слышался плеск и смех. Да уж, варили не для вас. Не сегодня-завтра Гримкеля ждали назад с победными вестями.

За углом дома возле конюшни Борглинда наткнулась на мальчика лет одиннадцати и схватила его за плечо. Это был ее младший брат Хагир. Во время Битвы Конунгов ему сравнялось всего девять лет, и поэтому он остался жив. А троюродный брат Атли, которому уже исполнилось тринадцать, погиб.

– Слушай! – яростно зашипела Борглинда, сильно сжимая плечо мальчика и подталкивая его к бревенчатой стене конюшни. При этом она старалась загородить его собой от всех глаз. – Слушай, беги скорее! Беги к Хейнгорду, там за усадьбой на Лисьем мысу возьмешь у рыбаков лошадь. Вот тебе. – Она всунула в ладонь брата оба колечка, которые так и не успела разглядеть. – Дашь золотое за лошадь. Да смотри, чтобы не всучили клячу. Ты уже взрослый, разберешься. И если кто-то согласится, пусть проводят тебя к Ступенчатому перевалу. Там найдете Гримкеля. Понял?

Хагир горячо кивнул, крепко сжимая в руке колечки. Ему шел двенадцатый год, он мечтал скорее стать взрослым и отомстить проклятым фьяллям за гибель рода. Послали бы его в огонь – он пошел бы с той же готовностью, с детским неведением опасности и смерти, счастливый сознанием, что делает взрослое дело.

– Беги! – шепотом крикнула Борглинда и подтолкнула его к воротам. – Кроме тебя, у нас не осталось мужчин! Беги!

Хагир еще раз кивнул и кинулся бежать, ловко скользя между фигурами фьяллей. Никто из них не знал, что мальчишка в простой некрашеной одежде – мужчина из рода Лейрингов.

Борглинда осталась стоять возле конюшни, глубоко дыша, чтобы успокоиться и ничем себя не выдать. На Хагира никто не оглянулся, а за воротами его уже не очень-то поймаешь. Не могли же фьялли наводнить весь Острый мыс! Асвальд ярл еще тогда говорил, что у него двести человек, а ведь еще им надо охранять корабли… Хагир выберется! И доскачет до Гримкеля раньше фьяллей, потому что двести лошадей они смогут раздобыть разве что в подводных табунах Ньёрда*! Как хорошо, что у нее остался хотя бы такой брат! Когда других мужчин нет, и одиннадцатилетний мальчик на многое способен. В последние годы, утратив большое, Борглинда научилась ценить и малое. Теперь злосчастный Гримкель будет знать, что за гости ждут его дома или даже идут навстречу. А дальше пусть выкручивается сам, раз он такой умный! Борглинда не любила Гримкеля, но не могла бросить в пасть судьбе последнее, что оставалось от ее рода. Да и от державы квиттов тоже. Она сама отчасти виновата, что его замыслы провалились… Хотя придумал он дрянь, что ни говори!

– Иди в дом, липа нарядов! – Исбьёрн сын Стейнара заметил во дворе девушку, родственницу конунга, которая полмесяца назад подносила кубок Асвальду ярлу. – Побудь пока в девичьей, а потом Асвальд ярл решит, что с вами делать.

Борглинда бросила на фьялля короткий презрительный взгляд и пошла в дом. Исбьёрн двинул бровями, будто сам себе говорил: «Ну вот, что с ними прикажете делать?» Девчонка из рода Лейрингов смотрела на него так, будто это ее воины захватили его дом. И хоть посади ее за жернов и заставь заниматься рабской работой с утра до ночи, она все равно будет глядеть только так.

Убедившись, что все их ожидания оправдались, фьялли в тот же день жарко заспорили, как быть дальше. Асвальд ярл хотел идти следом за Гримкелем и накрыть его там, где он устроился в засаде. Но Хьёрлейв Изморозь с этим не соглашался, и трое ярлов из семи его поддерживали.

– Конечно, Торбранд конунг поставил тебя старшим над дружиной, и ты можешь решать, но, по-моему, выходить сейчас опять к Медному Лесу неумно! – убеждал Хьёрлейв. Это был слишком серьезный случай, и он не мог согласиться с тем, что считал ошибкой. – Мы ведь не знаем, сколько у него людей! Своей дружины было человек пятьдесят, и из Железного Пирога могли дать человек тридцать-сорок. Да гости, да мало ли еще какие тролли!

– Я расспрашивал здешних, все говорят разное! – вставил Гельд. – Кто говорит – пятьдесят, а кто – триста. Мой Бьёрн видел дружину человек в восемьдесят. Но кто-то мог присоединиться и после ухода Гримкеля отсюда. У них же есть родичи во внутренних землях.

– Если мы выйдем с Острого мыса и встретимся с Гримкелем под открытым небом, то наше положение будет одинаковым! – продолжал Хьёрлейв. – Если бы точно знать, что у него пятьдесят или восемьдесят человек, то это не страшно. Даже если оставить половину дружины охранять корабли, со второй половиной мы бы его побили. А если у него две, три сотни? Надо помнить, что он здесь – у себя дома, а мы – нет. Он лучше нас знает, где и сколько людей он может набрать. Он не пошел бы на такое дело, если бы не был уверен в успехе. Гримкель ведь не из тех, кто кидается в битву очертя голову и мечтает лишь со славой погибнуть! И здешние ведьмы при случае скорее помогут ему, чем нам!

– Если не собирать с них дань, – хором сказали Сёльви и Слагви, получившие теперь общее прозвище Хранители Железной Головы.

– А пока мы остаемся на Остром мысу, наше преимущество несомненно. Мы занимаем дом самого Гримкеля! Ему некуда вернуться. Если он вздумает драться, то Острый мыс сгорит дотла. Этот предатель должен будет отбивать собственную усадьбу! А если не выйдет, то ему придется отступать в Медный Лес. И тогда уж он не сможет называться правителем квиттов. Торбранд конунг посадит здесь своего человека.

– И будет вынужден держать здесь постоянно целое войско, – проворчал Исбьёрн сын Стейнара. – Мы ведь не бездонные.

– Зато мы сможем собирать дань только в свою пользу и не делиться с остатками Лейрингов. За это можно постараться. Ради такого дела у каждого из наших хёльдов найдется младший сын!

– А нет, так родят! – вставил Гейрбранд Галка, и большинство засмеялось.

– Но так мы можем прождать его до Середины Зимы! – ответил Хьёрлейву Асвальд. Он не мог не признать верности этих доводов, но ему хотелось скорее наказать подлеца. – А если Гримкель узнает и передумает возвращаться? Нам придется тут зимовать или идти искать его, чтобы выяснить, что с ним сталось. Кто у нас умеет видеть вещие сны?

– Рано или поздно мы о нем узнаем. Это ведь не камень, чтоб упасть в воду и пропасть без следа. Услышим. Дружина в сто или двести человек не может просто так пропасть, да еще и зимой. Ты сам говорил, что в Медном Лесу народ не слишком-то любит своего нового конунга. Некоторые вообще не знают, что он у них есть!

Довольно быстро Асвальд уступил. Его раздражение утихало, и возможность спокойной мести не выходя из дома стала приятно щекотать воображение. Сидеть у очага в доме своего врага, зная, что хозяин сейчас мерзнет и мокнет под зимним дождем и снегом! И даже не ведает, что ему некуда возвращаться. Да, это хорошая месть. Хродмар сын Кари не высидел бы и дня, а непременно устремился бы в погоню, но ему ведь всегда не хватало выдержки. Асвальд сын Кольбейна не собирался брать с него пример.

– Мы останемся здесь, – решил он. – Гейрбранд, распорядись втащить корабли в сараи. Если не хватит места – пусть торговцы убираются куда хотят.

– А если и тогда не хватит?

– Тогда пусть вся эта шваль убирается! И двери открыть, какие были! Устроили гостиный двор!

– Вот кто теперь здесь хозяйничает! – сварливо причитала на женской скамье, что возле двери в девичью, фру Йорунн. – Пусть твои хирдманы, отважный ярл, сами стряпают себе и тебе еду! Я пальцем не шевельну, раз я тут больше не хозяйка! Когда же приедет твоя жена? Я брошу все ключи ей в лицо! – Старуха гневно гремела связкой ключей у себя на поясе, однако снимать ее не спешила. – Ох, если бы все мои родичи спустились из Валхаллы, они бы показали тебе, как у нас расправлялись с врагами! От нас ничего не осталось, ничего! Младенец, мальчишка и две девчонки… Где мой племянник Хагир? Почему я его не вижу? Что вы с ним сделали, козлиноголовые? – завопила она с удвоенной силой. – Убили? Значит, он присоединился к родичам!

– Что ты несешь, старая? – раздраженно крикнул Асвальд. Браниться со старухой – не самое достойное дело для мужчины, но настырная и неотвязная Йорунн так его допекла, что не было сил терпеть. – Какой племянник Хагир? Я не нанимался следить за твоими щенками, у тебя для этого достаточно рабынь!

– Это вы… – начала Йорунн и вдруг замолкла.

Ее взгляд наткнулся на лицо Борглинды. Девушка смотрела на нее в упор, и ее глаза горели какой-то многозначительной ненавистью. «Что ты делаешь, старая метла? – кричал этот взгляд. – Ты губишь и то, что у нас осталось!»

И Йорунн замолчала, краем грязного передника вытирая слезящиеся от напряженного крика глаза. В ее неглупой голове зашевелились догадки. Девчонка что-то придумала. Хагир исчез неспроста. Борглинда сделала то, что надлежало сделать самой Йорунн. Она и сама догадалась бы, если бы только не ввязалась в перебранку с этим сутулым мерзавцем.

Старая Йорунн знала, что женщины рода Лейрингов способны на многое. А Борглинда как-никак родное дитя воинственного Халькеля Бычьего Глаза, что получил в грудь копье самого Одина и тем стяжал вечную славу. Ничего удивительного, что младшая сестра Даллы, Мальфрид и Гудрун потихоньку подрастает.

Асвальд, даже удивленный, что старуха так быстро замолчала, вопросительно обернулся и заметил Борглинду. Но она уже смотрела в пол, и он не видел ее глаз. Йорунн, чтобы притушить подозрения, опять начала негромко голосить.

На четвертый день прискакал дозорный десяток, посланный в долины на север. Гримкель конунг с дружиной приближался к Острому мысу.

– У него полторы сотни человек, около того! – рассказывали хирдманы. – Идут пешком, к вечеру точно будут здесь. Если не решат заночевать по дороге. Непонятно, знают про нас или нет.

– Конечно, знают! – уверенно ответил Асвальд. – Иначе не вернулись бы так скоро. Они подождали бы нас у Ступенчатого перевала подольше – как можно знать, когда тамошние ведьмы нас выпустят?

– Кто-то их предупредил, – заметил Хьёрлейв.

– Еще бы! – охотно поддержал Гейрбранд. – Не вижу ничего удивительного. За всеми ведь не уследишь. У нас кто-нибудь наверняка предупредил бы Торбранда конунга, если бы в его пустой дом явился… да хотя бы Гутхорм Длинный!

Фьялли вокруг засмеялись: такой нелепой показалась подобная возможность.

– Так это же у нас! – сквозь смех простодушно вставил Эймод сын Ульва.

– Как будем встречать? – спросил несмеявшийся Хьёрлейв.

Когда первые ряды Гримкелевой дружины вышли из долины и вступили на Острый мыс, им сразу стало видно, что перед усадьбой Лейрингов пестреют ряды цветных щитов. Асвальд ярл выстроил своих людей тремя крепкими клиньями между заселенной частью мыса и подходящим войском Гримкеля. Во главе срединного, самого большого клина стоял он сам, опираясь на длинное копье. Пестрый ряд сомкнутых щитов, блеск клинков, трепет стягов с молотом Тора, злое лицо Асвальда и копье, приготовленное, чтобы посвятить войско противника Одину, говорили о неизбежной схватке.

Но конунг квиттов не выражал готовности к битве. Он ехал верхом, но в виду противника сошел с коня и отдал его гестам*. Взмахами руки он приказал своему войску остановиться, а сам с несколькими людьми пошел вперед.

Асвальд ярл с двумя хирдманами по бокам шагнул ему навстречу и остановился в десяти шагах перед строем фьяллей. Он стоял, распрямив сутулые плечи, отчего казался еще выше ростом, одной рукой уперев в землю древко копья, и на лице его отражалось горделивое презрение.

Гримкель конунг, наоборот, тщился изобразить на своем лице изумление с примесью радости, сейчас более чем неуместной. Изумление было вполне искренним. Когда к Ступенчатому перевалу прискакал Хагир со своими новостями, Гримкель не сразу решился ему поверить. Подробности, в том числе ответы Йорунн на вопросы фьяллей, звучали очень убедительно, но Гримкель не мог взять в толк, каким образом фьялли попали на Острый мыс, минуя Ступенчатый перевал. Тролли их принесли, не иначе! И они сразу повели себя так решительно и грозно, что сомневаться не приходилось: они знали, что не застанут хозяина, и знали почему. И что теперь? Уйти в Медный Лес или на восточное побережье – лишиться власти конунга. Вернуться – возможно, лишиться головы. И все же Гримкель решил вернуться. Надеясь как-нибудь выкрутиться, он считал это решение доказательством своего большого мужества.

– Я вижу, боги обманули меня и привели тебя на Острый мыс, Асвальд ярл… – начал он еще издалека, запнулся и продолжил, поскольку Асвальд отвечал ледяным молчанием. – Другим путем… Как ты сюда попал? Ведь мы уговорились, что ты вернешься через Ступенчатый перевал, чтобы я смог прийти тебе на помощь, если у меня появится такая возможность…

Во время этой речи он приблизился к Асвальду шагов на пять, но тут Рэв и Бранд склонили наконечники длинных копий, намекая, что славному конунгу следует остановиться. Гримкель послушно остановился, глядя на копья с таким выразительным недоумением, будто никогда в жизни не видел этих длинных палок с острыми железками на концах и вообразить не может, для чего они предназначены.

– Да, ты меня не ждал, – ледяным голосом ответил Асвальд, когда Гримкель наконец умолк. – Это единственные слова правды во всех твоих речах. Во всем остальном ты пытался меня обмануть, и ты стоишь того, чтобы тебе в глотку забили твой Волчий Камень, которым ты клялся! Ты говорил, что Медный Лес не платит тебе дань!

– Не платит! – воскликнул Гримкель. – И я не думаю, доблестный ярл, чтобы он что-то заплатил тебе! Зачем ты меня не дождался! Посмотри, у меня почти полторы сотни человек! Я наконец сумел их собрать, поверь, это стоило немалого труда! Я вел их к тебе на помощь, потому что с тамошним народом и тамошними ведьмами нужно сражаться большими силами, сообща!

– Прекрати эту женскую болтовню! – резко прервал его Асвальд, не в силах сдержать раздражения. Опять увертки, ухмылки, выдумки! – Довольно я тебя слушал! В Медном Лесу я встретил Гутхорма Длинного, сына Адильса, твоего ярла! Он собирал дань по твоему приказу!

– Не может быть! – ахнул Гримкель конунг.

По толпе квиттов рядом с ним прошла дрожь, лица выражали недоумение. Гримкелю никто из фьяллей не верил даже на селедочный хвост, но все остальные не могли притвориться так искусно.

– Я давно уже не слышал о Гутхорме и не ждал его назад! – вполне искренне уверял Гримкель. – Скажу тебе правду, ярл: я посылал его собирать дань с Медного Леса, но так ничего и не получил! Я думал…

– Ты не думал, что он повстречает меня и вся его дань достанется мне! – перебил Асвальд.

– Дань! – Теперь на лице Гримкеля отразилось возмущение, брови задергались. – Этот мерзавец! Он самовольно ходил по Медному Лесу и притворялся моим ярлом! Он такой же ярл, как я – вещая вёльва!

– Да уж, мудрости предсказывать будущее тебе не дано! – презрительно ответил Асвальд. – Иначе ты не считал бы меня дураком, который даст подстеречь себя в засаде. Это ты глупо придумал, Гримкель Черная Борода. Ты предал меня и будешь наказан за предательство!

– Я не предавал тебя! – завопил Гримкель и сделал вид, что хочет шагнуть ближе, но наконечники копий в руках фьяллей угрожающе дрогнули. – Я шел к тебе на помощь!

– Я не просил тебя о помощи! – гневно крикнул Асвальд. – И я не верю ни одному твоему слову! Ты предал меня, а сейчас предаешь и своего человека, Гутхорма Длинного! Теперь выбирай: или ты добровольно сдаешься и я везу тебя к Торбранду конунгу, или… можешь попытаться с оружием отстоять свою честь и свободу!

– Нет, нет! – выкрикнул Гримкель.

Отговорки не помогали, Асвальд Сутулый упрямо не желал быть тем дураком, который требовался Гримкелю, и теперь он по-настоящему испугался: его лицо побледнело, рот задрожал, глаза забегали и заморгали. Обе предложенные возможности совершенно его не устраивали. Ехать к Торбранду конунгу! Да оттуда он никогда не выберется и проживет жизнь если не рабом, то бесправным заложником! А драться… Драться с фьяллями, уступая им числом… Безумие!

– Нет, нет! – твердил Гримкель, безумно ворочая глазами от земли к небу и лихорадочно отыскивая выход. Казалось, сейчас он весь расползется от страха и растерянности, и фьялли, невозмутимые и неподвижные, как железные, смотрели на него с явным презрением. – Не нужно! Мы придумаем что-нибудь другое! Мы же друзья с тобой, Асвальд ярл! Мы всегда были друзьями и останемся друзьями! – Он сам уже не знал, что несет. – Возьми залог… Возьми половину моей дани…

– Половину твоей дани я возьму и так, – пообещал Асвальд. – Я не собираюсь проделать такой путь понапрасну. А какой же залог лучше самого конунга? Хотя, конечно, конунгом ты теперь будешь недолго. Я так понял, драться ты не хочешь? А жаль! Тогда ты прямо сегодня смог бы повидаться с твоим другом Гутхормом!

Асвальд стремительно вскинул руку и швырнул в лицо Гримкелю что-то маленькое, блестящее. Гримкель вздрогнул от неожиданности и закрыл голову руками; несколько хирдманов рядом вскинули щиты и с грохотом сшибли их над головой своего конунга. Фьялли расхохотались. На земле у ног Гримкеля лежал квиттинский амулет в виде кисти руки, отлитой из серебра, – в память о правой руке Тюра, откушенной Фенриром Волком*. Эта вещь принадлежала Гутхорму Длинному и была снята с его тела.

– Куда ему драться! – смеялись фьялли, откровенно издеваясь над противником. – Ему годится только свинарники чистить! Только собак кормить да хворост таскать! Ай да конунг у квиттов!

– Ты сам не понимаешь своей пользы, Асвальд ярл, а ведь ты очень умный человек! – говорил тем временем Гримкель, оправляясь от испуга. Своим смехом фьялли невольно подбодрили его. – Я ведь хочу помочь тебе! Мы должны быть вместе, вместе бороться с ведьмами Медного Леса, с тамошним упрямым народом, который не желает платить дань своему законному конунгу, с этими разбойниками, которые самовольно собирают дань, прикрываясь моим именем…

– Что ты там бормочешь? – крикнул Асвальд, который за смехом собственной дружины не мог разобрать слов поверженного противника. – Потише! – Он резко махнул рукой своим людям.

– Я говорю, что мы должны устроить совместный поход на Медный Лес! – торопливо заговорил Гримкель, обрадовавшись, что его слушают. – Ты и я… Или я и Торбранд конунг. Против двух могущественных конунгов тамошние ведьмы и прочий сброд не устоят. Подумай, разве я не хочу вам добра? Да, я пытался собирать дань с Медного Леса, но ведь я обязан поделиться ею с вами, с Торбрандом конунгом. Я об этом не забыл. Это мое горячее желание! И теперь я предлагаю вам совместный поход. Ты ведь понимаешь и сам, как человек умный и сведущий, что глупо нам ходить в это проклятое место поодиночке да еще и убивать друг друга! – Гримкель показал на амулет, все еще лежавший среди камешков у него под ногами. – А вместе… Вместе мы совершим славные подвиги и возьмем большую добычу! Подумай, ведь мои люди гораздо лучше знают Медный Лес! Мы знаем входы и выходы из него, знаем усадьбы, знаем, в каких местах есть руда, а в каких нет. Самые богатые залежи – возле Кремнистого Склона, усадьбы старого предателя Фрейвида Огниво. А разве вы знаете туда дорогу? Нам нужно идти вместе! Торбранд конунг, как человек умный, поймет это! Ты ведь не откажешься отвезти ему мое предложение?

– Как ловко повернул! – восхитился Исбьёрн сын Стейнара. – Мое предложение! Два могущественных конунга! Мне сдается, тут сейчас нет ни одного конунга!

Асвальд ответил не сразу. Многочисленные льстивые возгласы не затуманили ему головы, но какая-то правда в словах Гримкеля была. Квитты действительно лучше фьяллей знают Медный Лес. Знают, где и что можно взять, а где и искать нечего. «Горячая палочка» Сёльви и Слагви, конечно, хороша, но нельзя обходиться только ею. Об этом предложении стоит подумать.

– Гейрбранд ярл, – поизнес Асвальд, не сводя взгляда с Гримкеля, – забери меч у конунга квиттов.

– Что? – Гримкель двинул бровями, не веря своим ушам. Все ведь стало так хорошо получаться!

– Я буду с тобой разговаривать только после того, как ты и твои люди сложат оружие, – с надменной твердостью ответил Асвальд.

Гейрбранд Галка тем временем шагнул к строю квиттов и протянул руку. Внутренне он был готов к защите, если злосчастный конунг попытается «вручить» ему свой меч не тем концом.

Гримкель колебался. Отдать оружие на глазах у дружины означало окончательный позор. Запутавшись во лжи, которую считал оружием слабых, он все же не решался расстаться с оружием сильных, которое делало его конунгом и мужчиной.

– Ну! – резко и требовательно крикнул Асвальд. Его глаза яростно сверкнули, рука легла на рукоять собственного меча. – Отдавай или возьми в руки и защищайся, тролль тебя дери! – Он резко мотнул головой в сторону, где имелось свободное место для поединка. Ему надоело ждать.

Гримкель расстегнул перевязь и протянул Гейрбранду меч вместе с ножнами и ремнем. «Я буду с тобой разговаривать…» – было сказано ему, и за возможность разговаривать, а не биться приходилось платить.

Гейрбранд взял меч. По рядам фьяллей и квиттов пробежало движение: фьялли усмехнулись, кое-кто из квиттов спрятал лицо под щитом от такого позора.

– Кто остается со своим конунгом – то же самое! – распорядился Асвальд, скользя взглядом по рядам квиттов. – А кто не хочет – назад, в Медный Лес. Путь свободен. И чтобы на Остром мысу никого не осталось.

Ряды квиттов заколебались. Гримкель обернулся, и на лице его теперь был настоящий ужас. Квитты переглядывались, кое-кто, с молчаливой решимостью сжимая рукоять меча, отступал назад. Асвальд молчал, стиснув зубы, хотя ему очень хотелось крикнуть: «Быстрее!» Пусть думают, стоит ли им оставаться с таким конунгом. Тяжелое даже для зрителей, это зрелище подрывает душевные силы тех квиттов, кто еще не утратил способности сопротивляться. Пусть пьют свой позор глоток за глотком. Отравленные унижением души воспрянут не скоро. Пусть идут и расскажут всем, кто этого не видел. Это даже лучше, чем на месте перебить всех, как сделал бы Хродмар сын Кари.

Человек тридцать шагнули вслед за своим конунгом, снимая мечи. Эти считали, что они должны жить и умереть с тем, кому однажды клялись в верности. Другие остались стоять: эти клялись не Гримкелю, а Одину и отдать меч, его драгоценнейший дар, согласились бы только вместе с жизнью.

– Я верю, Асвальд сын Кольбейна, что ты не прикажешь бить в спины, – сказал один из квиттов, и все вокруг оглянулись, услышав его голос.

Асвальд быстро глянул в ту сторону и увидел мужчину лет сорока, с темными волосами и грубоватыми чертами лица. Глаза у него были узкие и чуть заметно косили внутрь; внешний конец густых черных бровей был шире, чем внутренний. Все вместе это делало взгляд синих глаз острым и метким, как стрела, бьющая точно в цель. Рука с широкой сильной кистью крепко сжимала рукоять меча, и Асвальд осознал как упущение то, что не знает этого человека. Ведь это их новый вождь, по всему видно.

– Я предоставил вам выбор и не отступлюсь от своих слов, – ответил Асвальд, меряя собеседника оценивающим взглядом. – Как твое имя?

– Я – Ингвид сын Борга, – ответил квитт. – Если тебе это любопытно, то я в родстве с Гримкелем конунгом: моя сестра Асгерд была женой его двоюродного брата Халькеля Бычьего Глаза.

– Я вижу, ты отступился от родича, – уколол его Асвальд, но в душе знал, что тот поступил как должно.

– Нет, это он отступился от нас, – твердо ответил Ингвид. – От нас, от предков и от богов. Так и скажи твоему конунгу.

Он повернулся и пошел прочь. Квитты, не пожелавшие расстаться с оружием, сплотились вокруг него, и привычный глаз Асвальда отметил, что они закрывают нового вожака сзади. Что ж, такого человека следует беречь. Этот, уходящий, был бы гораздо более ценной добычей, чем тот, остающийся.

Этим вечером на хозяйском месте в гриднице Лейрингов сидел Асвальд ярл, а Гримкель конунг должен был почитать себя счастливым, что ему досталось почетное гостевое место напротив хозяйского. И женщины подносили мед и пиво сначала Асвальду и лишь потом Гримкелю.

Впрочем, Асвальд пил мало, поскольку понимал, что сегодня требуется особая осторожность. Дозоры были расставлены вокруг усадьбы и прохаживались по всему Острому мысу, чтобы в случае опасности мгновенно поднять тревогу. Все семь кораблей вытащили из сараев к воде и полностью приготовили в дорогу. Почти все, что Асвальд посчитал нужным забрать из усадьбы Лейрингов – в основном меха и зерно из Гримкелевой части дани, – уже было погружено. Но от нынешнего конунга квиттов можно ожидать чего угодно, и Асвальд, прежде чем отпить от кубка, приказал поднять уголек с очага и двумя короткими движениями начертил на ладони руну «науд», предохраняющую от ядов. Конечно, серебряный кубок от этого не разлетится в осколки, но если яд будет, «науд» даст знать.

– Я согласен отдать Торбранду конунгу еще половину дани! – говорил со своего места Гримкель конунг, хотя его согласия никто не спрашивал. Его бледное лицо отражало смесь лихорадочного беспокойства и торжества: себя он тоже считал победителем и в определенном смысле был прав. – Мне будет нелегко пережить зиму, но я готов на любые лишения, только бы… доказать Торбранду конунгу мою дружбу. Весной или даже зимой, если зима выдастся сухая, можно будет устроить поход и показать этим подлецам в Медном Лесу, кто их хозяин, я… мы или какая-то ведьма. Нам обоим это будет очень выгодно, и мне, и Торбранду конунгу. Клянусь столбами Тюрсхейма!

«Вот как, уже столбами Тюрсхейма!» – отметил про себя Асвальд, одним ухом прислушиваясь к болтовне квиттинского конунга. Значит, понял, что клятвы Волчьим Камнем больше в счет не идут. Но и столбы святилища Тюрсхейм фьяллям тоже ни к чему. Их ведь не вывернешь из земли и с собой не увезешь. Да и разрушать святилище Тюра было бы неумно, мягко говоря. Хоть он и покровитель племени квиттов, однако тоже сын Одина, как и Тор, покровитель фьяллей. И Тюру во Фьялленланде по праздникам тоже приносят жертвы.

Короче, залог нужен другой. Покатывая в ладонях уже знакомый кубок-дракон, Асвальд окидывал взглядом гридницу и размышлял. Да уж, взять тут больше нечего. Везти с собой самого Гримкеля, пожалуй, не стоит. Если увезти его с Острого мыса, сюда немедленно вернется Ингвид Синеглазый и квитты с готовностью объявят конунгом его. Им теперь недолго собирать тинг – слишком мало их осталось. И Гримкеля можно будет разве что послать за хворостом… только какой из него работник? Только и умеет, что давать лживые клятвы! Нет уж, пусть сидит здесь и как умеет бережет свою власть. Сильный духом квиттинский конунг фьяллям ни к чему…

– Давай быстрее! Не видишь, у ярла кубок пуст! – ворчала где-то рядом старая Йорунн. Убедившись, что дело еще можно поправить, мать конунга деятельно взялась за хозяйство и угощала фьяллей почти с тем же сварливым усердием, что и в их первый приезд.

Борглинда дочь Халькеля подошла к Асвальду с маленьким ковшиком меда. Румяная то ли от волнения, то ли от гнева, она совсем не поднимала глаз. На ее лице застыла замкнутая гордость, даже надменность, как бы стоявшая стеной между нею и всем вокруг. Асвальд по себе знал, откуда берется такое выражение. Под этой неподвижностью кипела настоящая лава. Борглинде дочери Халькеля было отчаянно стыдно за свою родню по отцу, так стыдно, что весь свет вызывал отвращение, начиная с себя самой и кончая далеким Торбрандом конунгом.

Кубок Асвальда был полон больше чем наполовину, но он подставил его Борглинде, чтобы посмотреть на нее. Она тоже видела, что добавок пока не требуется, но старательно перелила мед из ковшика в кубок, так что золотистая жидкость поднялась вровень с бледно-позолоченными краями и несколько капель потекло на колени к фьяллю. Асвальд усмехнулся: ему было не жаль штанов, его забавляло это молчаливое сопротивление упрямой девочки.

Борглинда почувствовала его усмешку и подняла глаза. Они оказались карими и смотрели с угрюмым вызовом. «Мне все равно, что ты обо мне думаешь! – говорили эти глаза. – Можешь меня презирать, а мне наплевать на тебя и твое мнение!» Дети в таких случаях говорят «сам дурак». Простенько, а помогает.

Асвальд придержал ее за локоть, Борглинда сердито отстранилась, будто его рука была в грязи.

– Могу я попросить высокородную деву отпить из моего кубка? – вежливо спросил Асвальд. Предложение имело двоякий смысл: его можно понять и как знак дружбы, и как предосторожность против отравления.

Брови девушки гневно дрогнули: она сразу подумала о второй возможности.

– У тебя есть причины не уважать моего родича ко… Гримкеля, – дрожащим от негодования голосом ответила она. – Но у тебя нет причин не уважать меня!

– А ты пошла в материнскую родню, – определил Асвальд и снова вспомнил гордого Ингвида.

– Что ты знаешь о моей материнской родне? – гневно воскликнула Борглинда, точно в этих словах заключалось какое-то оскорбление. – Какое тебе до нее дело?

– Большее, чем ты можешь предположить! – почти весело ответил Асвальд. Ему пришла в голову блестящая мысль. Такая замечательная во всех отношениях, что он развеселился и уже без опаски отхлебнул из кубка. – Скажи-ка: у тебя есть родные братья или сестры?

– Нет, – отрезала Борглинда, как будто отказывала ему в чем-то. – У меня были два брата, Льот и Свейн, они оба погибли в Битве Конунгов.

Про Хагира она предпочла забыть: мальчик ушел обратно в Медный Лес с Ингвидом Синеглазым и для фьяллей стал недосягаем. И мысль о нем подбадривала Борглинду, точно брат был частью ее самой, свободной и способной сражаться. Неважно, что ему всего одиннадцать лет. Он уже доказал, что может зваться мужчиной и не опозорит своих предков.

– А у них остались дети? – снова спросил Асвальд.

– У Свейна остался сын. Но ты можешь не тревожиться: он еще не скоро возьмет в руку меч. Ему год и три месяца.

– Отлично! Твои речи необычайно порадовали меня, о знатная и учтивая дева! – Асвальд подмигнул Борглинде, хотя вообще-то за ним такой привычки не водилось. – И думаю, что скоро ты услышишь кое-что неожиданное. Хватит тебе жить в этой убогой усадьбе среди этих недостойных людей. Твой род и твой высокий дух заслужили более почетную участь.

– Ты спятил, – прямо ответила Борглинда и отошла.

Асвальд с удовольствием рассмеялся. Лейринги – они и есть Лейринги, надменные и своевольные, поступающие так, как им хочется, и не думающие ни о ком другом.

– Я решил принять твое предложение, Гримкель сын Бергтора, – громко обратился Асвальд к конунгу квиттов, и вся гридница утихла, слушая его решение. – Я предложу Торбранду конунгу от твоего имени совместный поход в Медный Лес. А чтобы я и Торбранд конунг верили тебе, я возьму у тебя хороший залог.

Гримкель конунг всем видом изобразил готовность отдать половину всего, что имеет:

– Мне не нужен ни священный камень, ни столбы святилища, – ответил Асвальд на его немой вопрос. – Я возьму в заложники твою молодую родню. Твою родственницу Борглинду дочь Халькеля, а еще его внука Свейна. Ты можешь поверить, что у Торбранда конунга их будут содержать и обращаться с ними так, как того требует их высокий род. Я поклянусь тебе в этом молотом Тора, – Асвальд положил руку на серебряную гривну с молотом у себя на груди, – и других клятв не потребуется.

Гридница негромко гудела: фьялли выражали полное одобрение замыслу своего вожака. Квитты молчали. Борглинда дочь Халькеля стояла возле дверей в кухню, изумленно глядя на Асвальда, и, похоже, не верила своим ушам. Вокруг нее гудел какой-то ветряной поток, холодил кожу, и чудилось, что она летит куда-то, вверх или вниз, не поймешь от неожиданности.

Гельд Подкидыш, о чем-то увлеченно перед этим повествовавший соседям по столу, замер с открытым ртом. Рот он вскоре закрыл и только переводил взгляд с Асвальда на Борглинду и обратно. Да уж, тут Асвальд ярл обошелся без чужих советов. И здорово придумал, да возьмут его тролли! Гримкель конунг не слишком достоин доверия, но пренебречь будущим своего рода не сможет даже он. А если он так или иначе перестанет быть конунгом, то Борглинда и Свейн – близкие родичи Ингвида Синеглазого, которого квитты пока еще уважают. Родичи по женской линии! Он скорее самого себя отдаст в жертву, но не их. И будет у Торбранда конунга как пес на веревочке, уйди он хоть в тот лес Мюрквид, что в земле великанов. Ай да Асвальд ярл! Вот придумал!

Взгляд Борглинды наконец оторвался от Асвальда, рассеянно пополз по гриднице и задержался на лице Гельда. Похоже, она только его и узнала. Гельд виновато повел плечами: не вышло, уж прости! Он забыл, что Борглинда не знала о его старом замысле: попросить ее себе в качестве добычи, если дело на Остром мысу дойдет до пожаров. Не вышло! Надменный хитрец Асвальд ярл сам взял эту добычу. Впрочем, она не будет рабыней. Как заложница, она сохраняет ценность только до тех пор, пока сохранена ее честь. Так что она в безопасности, и защита его, Гельда, ей не требуется. И слава богам! Что ему, своих забот мало?