В последний день перед отъездом на свадьбу Рагна-Гейда проснулась до рассвета и долго лежала, глядя в темноту и вспоминая свой сон. Вчера ей не сразу удалось заснуть: едва лишь накатывалась дрема, как начинало мерещиться, что где-то рядом стоит огромный серый тролль, туманно-расплывчатых очертаний и без лица, и протягивает руки, чтобы схватить ее, как только она заснет. Но Рагне-Гейде было не страшно, а только тоскливо, так же как и все последние дни. Поэтому она не сопротивлялась дреме и заснула. И серый тролль исчез – наверное, он не успел, неповоротливый и вялый, проскользнуть в ее сон.

А Рагна-Гейда оказалась в густом лесу, где деревья росли такие огромные, что люди перед ними казались всего лишь букашками. Между исполинскими толстыми стволами тянулась узенькая, едва заметная тропинка, густо усеянная палыми листьями. Груды упругой листвы глушили звуки шагов, и человеческие ноги ступали бесшумно, будто мохнатые лапы лесных троллей.

Впереди шел Вигмар и вел ее за руку куда-то в глубь леса по этой призрачной дорожке. Он не оборачивался, не говорил ни слова, и ей тоже не хотелось разговаривать. Им нечего было сказать друг другу. Откуда-то взялось твердое убеждение, что вот так идти вдвоем через лес – это единственное, что им осталось. Исполинский лес составлял весь мир, а больше ничего не было.

Путники дошли до крошечной избушки с крышей, густо поросшей мхом. Вигмар оставил Рагну-Гейду под огромным деревом и велел ждать, а сам ушел в избушку. «Не нужно, чтобы кто-то тебя видел,– сказал он на прощанье.– Я скоро вернусь». Дверь избушки открылась с противным скрипом, Вигмар шагнул внутрь, низко наклоняясь под притолокой, и дверь закрылась. Рагна-Гейда ждала и чувствовала, что умирает, потому что осталась совсем одна, а одной на свете жить невозможно, как невозможно деревцу жить без земли. Замшелая дверь избушки, за которой скрылся Вигмар, увела его в какой-то другой мир. Рагна-Гейда ждала, вернее, просто сидела в гуще остановившегося времени и не знала, давно ли он ушел, когда же наступит это «скоро», а может, оно давно прошло… Вокруг стояла тишина, и только ветви огромного дерева смутно и загадочно шептали что-то на недостижимой высоте.

А больше она ничего не помнила. Сон оставил тяжелое впечатление, но и пробуждение не принесло радости. Там, во сне, хотя бы Вигмар был рядом. Он вернется из этой замшелой избушки, больше похожей на кочку, непременно вернется. Разве не это ей обещала руна «Уруз»? Во сне у нее имелась надежда. А здесь, наяву, Рагна-Гейда в последний раз в жизни проснулась в женском покое усадьбы Оленья Роща, откуда ей сегодня предстоит ехать к Атли сыну Логмунда, чтобы стать его женой.

Тихонько, стараясь никого не разбудить, Рагна-Гейда оделась и выбралась из душного покоя на воздух. При взгляде на каждую вещь тоска в сердце крепла: лучше бы их совсем не было, этих «последних»: последнего вечера дома, последнего утра, последнего умывания, последнего взгляда. Сгорело бы все в один миг… с ней самой вместе!

Рагна-Гейда не могла понять, кончился сон или все еще длится. Темнота была такой тягучей, тоска висела в воздухе, разум молчал, а душа не верила. Сердце Рагны-Гейды не знало отчаяния, ей не хотелось плакать и взывать к богам – у нее просто не осталось на это сил. Девушка только знала, что теплое лето ее любви, радости, призрачной надежды на счастье миновало, наступила осень; она засыпала, убаюканная прохладой, как засыпают травы и деревья, и зима подошла к самому порогу. Рагна-Гейда уже не верила, что и завтра тоже будет какая-то жизнь.

Отворив дверь сеней, Рагна-Гейда обнаружила, что не ей одной захотелось подышать. Гейр стоял возле угла дружинного дома и с угрюмой сосредоточенностью пинал носком башмака бочку с водой.

– Ты чего?– вполголоса окликнула его Рагна-Гейда.– Чего не спишь? Еще рано.

– А ты чего?– отозвался Гейр, хмуро глянув на сестру.– Тебе бы поспать подольше – потом уж…

Он не договорил и снова пнул бочку. Такое поведение больше подошло бы раздосадованному мальчику лет тринадцати, а не взрослому парню, которому к Празднику Дис* исполнится девятнадцать.

– Мне какая-то дрянь снилась,– чуть погодя снова заговорил Гейр.

«И тебе?» – хотела спросить Рагна-Гейда, но не спросила. Прислонившись спиной к промерзшей двери, она молча смотрела на брата: больше ей никогда не доведется выйти на рассвете из дома и увидеть его. Никогда-никогда.

– Как-то мне мерзко,– угрюмо продолжал Гейр. Даже и при желании он не смог бы выразиться яснее.– Когда мы там, на побережье летом, мертвеца нашли, а потом на нас фьялли накинулись – вот тогда мне вечером так же мерзко было. Вот как сейчас.

– Значит, это у тебя предчувствие,– равнодушно обронила Рагна-Гейда. Сейчас ее ничто не могло оживить.

– Да ну, где мне!– буркнул Гейр. Он не верил, что сам может оказаться таким мудрецом, чтобы иметь верные предчувствия и немного предсказывать будущее.– Просто – мерзко.

Рагна-Гейда молча кивнула. Ей тоже было просто – мерзко.

В сумерках из ворот усадьбы Ореховый Куст выехал довольно большой отряд – шестьдесят семь хирдманов, не считая вождей. Сам Модвид Весло ехал впереди со своими родичами Сэг-Гельмиром и Хаки, которого все звали просто Скалли – Лысый. «Самое важное – чтобы никто нас не увидел раньше времени – так сказал Модвид вчера своим хирдманам.– Поэтому мы будем ехать всю ночь, день проведем в Осиновом логу, а как стемнеет, подберемся к самой усадьбе».

Вигмар ехал в середине строя, чувствуя за плечом привычную тяжесть копья. Дружина несла его, как волны щепку, а самому не приходится ни о чем думать и ничего решать. Нечто похожее уже было, когда он месяц назад ехал с Бальдвигом на тинг. Но тогда беглец только вступил в серое море отчуждения, а сейчас провалился в него с головой. Его родные погибли, и прежде всего следует отомстить за них. А все остальное потом. Раньше он думал, что может решать сам за себя и жить так, как хочется. Боги научили дерзкого смертного уму-разуму, как щенка учат палкой. Напрасно он надеялся унести вину с собой. Она осталась, накрыла отца и сестру, ее невозможно оторвать от них, как нельзя унести с собой землю и воздух родины. Теперь осталось выполнить долг – отомстить. А потом думать, как жить дальше. Если получится.

Когда Вигмар выходил из дружинного дома, Поющее Жало задело косяк и зазвенело так, что люди по всему двору обернулись. «Это значит, что мое копье нанесет сегодня славный удар!» – пояснил Вигмар. Он надеялся, что угостит свое оружие кровью еще кого-нибудь из рода Стролингов. И Модвид остался чрезвычайно доволен знамением.

«Хотела бы я знать, что ты собираешься делать потом?– спрашивала сына фру Оддборг, когда мужчины принимались обсуждать свои будущие действия.– Найдутся охотники отомстить тебе за Стролингов. Хотя бы тот же хевдинг».– «Я никого не боюсь!– уверенно отвечал Модвид.– Хевдингу и всем прочим будет не до меня. Фьялли вот-вот начнут наступление. И Торбранд конунг будет рад любому другу, который найдется в этих землях. Если я назовусь другом, то без труда снова стану хевдингом. И уж тогда никто не помешает мне оставаться им до самой смерти!»

Вигмар слушал, не пытаясь поделиться с хозяином тем, что сам знал. Что наступать в этом направлении будут не фьялли, а рауды, что раудам нужна земля, поэтому следующим хевдингом Квиттингского Севера станет кто-нибудь из племени Фрейра. Или даже славный Эрнольв ярл, муж Ингирид…

При мысли об Ингирид ее образ мгновенно вставал перед взором. Даже сидя в седле, Вигмар чувствовал ее так близко, как будто красавица пристроилась у него за спиной. Девчонка неумна, но горяча и мстительна – с нее станется попробовать навести на него порчу издалека. Впрочем, Лисица не боялся. Ему было все равно.

«А почему ты собираешься напасть в усадьбе Логмунда, а не в Оленьей Роще?» – спросил он только, когда Модвид рассказывал хирдманам о своем замысле.

«Потому что они возьмут в гости только половину дружины и одолеть их будет легче,– ответил Модвид.– А Логмунд уже почти их родич. Ты, верно, не знаешь, что они выдают дочь за Атли. Я позабочусь, чтобы некому было отомстить за них».

Больше Вигмар ничего не спросил, не желая наводить разговор на Рагну-Гейду. Он запретил себе думать о девушке, и наконец это стало получаться. Боль от смерти родичей, в которой виноват он сам, убила его душу и выжгла все прежние чувства. Даже любви там больше не оставалось. Вигмар уже не помнил, как это было, когда он любил Рагну-Гейду. Больше ничего подобного не будет. Между ними уже легли три мертвых тела, а завтра их станет гораздо больше. Все связи порваны, они теперь в разных мирах. И лучшее, что можно сделать,– просто не думать друг о друге. И Вигмар не думал.

Гридница усадьбы Кротовое Поле была полна гостей. Рагна-Гейда сидела в середине женского стола, обеими руками сжимая маленький мешочек с рунами, лежащий на коленях. Все кончилось: обеты произнесены, она обменялась подарками с Ормтруд, сестрой Атли, и вошла в их род. У нее не осталось никаких надежд, она ничего не ждала и даже ясно не желала. Голова казалась тяжелой, в душе зияла пустота, а руки сжимали заветный мешочек. Девушка уже не помнила, что именно обещали руны, но где-то в уголке сознания жило чувство, что они – последняя призрачная дорожка к чему-то… Как та тропинка, устланная палыми листьями, которую она вчера видела во сне…

Атли, нарядный, пьяный и довольный, опять сполз со своего места, держа в руке меч с надетым на клинок серебряным обручьем. Громко хохоча, он пошел через палату к Кольбьерну, сидевшему напротив, на втором почетном сиденье. Кольбьерн тоже встал и пошел к нему навстречу, вытянув вперед меч. У Рагны-Гейды вдруг тревожно и сладко дрогнуло сердце: отец и Атли, идущие друг на друга с мечами,– что может быть лучше? Отчего бы Атли сейчас не споткнуться и не упасть прямо на клинок? Рагна-Гейда представила это так ярко, что сама испугалась.

Но ничего подобного не произошло: на середине палаты Атли и Кольбьерн встретились, Кольбьерн над пламенем очага продел конец своего меча в обручье, снял его с меча Атли и под одобрительный хохот гостей направился назад на место. Атли щедро одарил всю новую родню, не считая вена*: по обручью получили все родичи Рагны-Гейды, приехавшие на свадьбу. А здесь не хватало только двоих: Хальма, который остался присматривать за усадьбой, и Гейра. Почему не поехал младший брат, Рагна-Гейда не спрашивала: ему было мерзко.

Кольбьерн и Атли вернулись на свои места, убрали мечи, и пир снова покатился своей дорогой, одна только Рагна-Гейда не успокоилась. В ней словно проснулся и забурлил какой-то новый родник; вскипели непонятные, тревожные и манящие предчувствия. Казалось бы, все, она поймана и уперлась лбом в стену, надеяться не на что. Она и не надеялась. Просто вдруг стала пробирать беспокойная дрожь, так что было трудно усидеть на месте.

– Ничего, ничего!– Ормтруд хихикнула, бросив на нее многозначительный взгляд.– Я думаю, мой брат тоже не захочет слишком долго засиживаться за столом на собственной свадьбе…

Рагна-Гейда едва ее услышала и не успела вникнуть в слова. В переходе вдруг грохнула дверь, словно в нее ломился великан, какой-то хирдман ворвался в гридницу и закричал:

– Там идет войско! Войско! К оружию!

Его крик покрыл шум пира и повис, давя на уши. Мигом смех и говор умолкли, гости и хозяева трясли головами, с пьяным недоумением поглядывая друг на друга.

– К оружию!– повторил хирдман.– Войско человек в сто! Мы закрыли ворота, но… Скорее, мужчины!

В наступившей тишине крики со двора стали слышнее. Опомнившись, все повскакивали с мест, гридница вновь ожила: мужчины срывали со стен оружие, разбирали щиты, нахлобучивали шлемы; женщины выбирались из-за стола, жались по углам, чтобы не попасться под ноги; веселый шум сменился тревожными криками, отрывистыми приказаниями, женским плачем:

– Это фьялли! Фьялли!

– Да какие фьялли – сто человек! У них сто тысяч!

– Хадгард, возьми людей и бегом к задней стене!

– Ключи! Где ключи от оружейной! К троллям замок!

– Огня побольше! Где факелы! Гротмунд! Где факелы, великаний сын!

– Кто же это? Мы никому не делали зла!

– Тролли их знают! Но мы их встретим достойно!

– Может, передовой отряд?

Рагна-Гейда тоже вскочила с места и прижалась к стене, стиснув в руках мешочек с рунами. Она не испугалась: в каждой ее жилке дрожало какое-то возбуждение, так что хотелось кричать от тревоги и от радости. Сотни порывов рвали девушку на части, она закусила губу и безумными глазами скользила с одного лица на другое. Почему-то она сразу поверила, что это не ошибка и не шутка, что надвигаются грозные события. Фьялли это или не фьялли, но прошлое кончается этим вечером, и ничто уже не будет как было.

– Давайте бревно! Бревно, чтоб вас тролли драли! Скалли!– орал Модвид, первым подскакавший к воротам.

Как ни старался он подвести свою дружину незамеченной к самой усадьбе, там все же нашлось несколько трезвых хирдманов, которые ее заметили и подняли тревогу. Ворота успели закрыть, но на такой случай Модвид заблаговременно распорядился вырубить в Осиновом Логу хорошее крепкое дерево.

Сэг-Гельмир со своими людьми поскакал в обход усадьбы, и вскоре вся она была окружена. Во дворе слышался шум – там тоже готовились к битве. Но Модвид оказался прав: кто нападает внезапно, нападает вдвое сильнее. Раздался первый удар бревна в ворота, разнесшийся по темной равнине как гром; еще удар и еще – и ворота затрещали, правая створка перекосилась внутрь.

– Давай! Сильнее! Еще!– нечеловеческим голосом орал Модвид, сбросив шлем и тяжело дыша от возбуждения, как будто битва уже осталась позади.– Что я говорил! Внутрь, живее! Мужчин рубить всех, кто попадется, женщин в гостевой дом! И не троньте никто дочь Кольбьерна! Голову снесу! Живее! Давай! Тролли и турсы!

Из-за ворот вслепую летели стрелы, почти не причиняя вреда; во дворе бестолково метались факелы, только подчеркивая суету и растерянность защитников усадьбы. Хмель – плохой помощник в битве. Ворота с треском рухнули, хирдманы Модвида ворвались во двор. Гости и домочадцы Логмунда отхлынули назад к хозяйскому дому.

Мигом по всей усадьбе закипели схватки, но они длились недолго. В несколько мгновений все, кто не успел скрыться, были перебиты. Двери хозяйского дома захлопнулись, и Модвид снова кричал, требуя бревно. Один удар, еще – и внешняя дверь рухнула, упала назад, вывернутая из разбитого косяка. Но за ней обнаружилась еще одна дверь, внутренняя, и к ней уже не получалось подобраться с бревном – негде размахнуться.

– Руби! Руби, троллячьи дети!– требовал Модвид и первым устремился к двери с секирой наготове.

– Не трать силы понапрасну!– К нему пробился Сэг-Гельмир и крепко взял за плечо.– Ты будешь возиться с этой дверью до рассвета. Лучше просто подожжем дом!

Модвид, сначала пытавшийся сбросить с плеча руку родича, тряхнул головой. Рассыпавшиеся и мокрые от пота волосы упали ему на лоб, из-под них лихорадочным блеском горели дикие глаза. Сейчас он был похож на берсерка.

– Верно! Мы их всех поджарим, кто не захочет сдаться. Эй!– заорал он, обращаясь к двери, из-за которой доносился неразборчиво-тревожный шум.– Пусть женщины и рабы выходят! Мы поджигаем дом! Слышите?

– Они грозят поджечь дом! Поджечь дом!– передавалось от дверей внутрь дома.

– Я не дам себя поджарить, как паршивую лису в норе!– горячился Кольбьерн, потрясая мечом. Багровый от возбуждения и ярости, он мог бы разнести в одиночку хоть целое войско.– Есть тут мужчины? Скъельд, Ярнир! Атли! Всех женщин в девичью, и открываем двери! Мы им покажем, не на таких напали! Однорукий Ас!

– Они все равно подожгут дом!– убеждал его Логмунд, тоже сжимавший рукоять меча, но в голосе его слышалось больше страха, чем ярости.– Они даже не предлагают мужчинам сдаваться, только женщинам. Мне кажется, я узнал голос Модвида!

– Модвид! Я видел Модвида, видел своими глазами!– кричал Скъельд.– Пасть Фенрира! Он пришел нам мстить за то, что мы не отдали ему Рагну! Он хочет ее забрать! Старую троллиху ему, а не ее! Я ему покажу! Открывайте двери! Мы не трусы, чтобы прятаться!

– Надо выпустить женщин,– сказал Фридмунд.– Пусть они все выйдут, тогда у нас будет больше простора и меньше визга. А следом выйдем и мы сами, пока Модвид не успеет поджечь дом. Во дворе мы с ними потягаемся.

– Я никуда не пойду!– тихо, но твердо сказала Рагна-Гейда.

Ее никто не слышал, да она ни к кому и не обращалась. Чувство сумасшедшей радости не проходило. Вдруг стало легко – впервые за долгие дни. Модвид не лучше Атли, но смерть в огне лучше той жизни, которая ожидает ее с любым из них. Узнав однажды, что такое любовь, она уже не хотела и не могла жить по обычаю, как все. Лучше умереть. Наверное, женщины, погибшие в битве, тоже попадают в Валхаллу. И уж Один не заставит ее идти за Атли, а позволит дождаться Вигмара.

В щели потянуло запахом дыма. Женщины снова закричали, заплакали, мужчины толпой устремились к дверям, а Рагна-Гейда осталась стоять, прижавшись к стене и стиснув в руках мешочек с рунами, как свой единственный щит. То, что случится в ближайшее время, представлялось ей трудным, но необходимым испытанием, последним препятствием, за которым кончатся все земные беды. Умирать невесело, но нужно потерпеть! Это недолго. Скоро все кончится. Скоро от дыма будет нечем дышать, и люди задохнутся еще прежде, чем прогорит крыша и начнут падать стены. Скорее бы!

Хирдманы охапками тащили из хлевов и конюшни сено, солому, хворост, обкладывали стены дома. С одной стороны уже пылало, пламя быстро ползло по стене, добираясь до крыши. В широко распахнутые ворота гнали прочь коней и ревущую скотину: славная добыча!

– Подальше, подальше!– кричал Скалли, размахивая руками.– Гоните к лесу! Потом соберем, ничего! Главное, чтобы сейчас не мешали! Тащите из домов все, потом разберемся! Все равно гореть!

Усадьба Кротовое Поле была обречена. Хирдманы торопливо волокли из гостевых и дружинных домов охапки одеял, мехов, одежды, тащили сундуки, свертки полотна. Мимо Вигмара пробежал Квист сын Кетиля, прижимая к себе груду разноцветных овчин. Сыну бонда и такая добыча казалась счастьем, и на лице парня горел настоящий восторг. Иному никогда не пришло бы в голову пойти грабить, прожил бы свой век мирно, со всеми в дружбе, но горе, если ему покажут эту дорожку и на первых порах понравится! Вигмар брезгливо отвернулся.

Нервно сжимая рукоять меча, он притоптывал по влажной холодной земле, дрожа от нетерпения. Скорее бы! Пылала уже большая часть дома, долго так держаться невозможно, сейчас они откроют дверь и начнут выходить. Стролинги, конечно, выбегут первыми. Только бы успеть, только бы встретиться в этой дикой суете с кем-нибудь из них. Вигмар как наяву видел Кольбьерна, бегущего на него с поднятым мечом и перекошенным от ярости лицом,– этот человек действительно не знает страха. Иной раз недостаток ума – преимущество. Или Ярнир, или Хальм, с которым Вигмар не раз ковал оружие в кузнице Стролингов, или Фридмунд Сказитель, которому, как видно, уж больше не петь… Или Гейр… Этот образ Вигмар попытался скорее отогнать: все-таки Гейр был не то что прочие Стролинги. Когда-то, вечность назад, они вместе бились против фьяллей…

У входа в дом послышался треск, звон железа; из сеней вылетело человеческое тело, рухнуло на землю и замерло; скользя в лужах крови, хирдманы кинулись в сени, но волна тел мгновенно откатилась назад: защитники дома вырвались наружу и наступали. В смешанном гуле яростных голосов, полных отчаяния, гнева, боли, Вигмар разобрал знакомый хриплый голос Кольбьерна и бросился вперед…

– Рагна, скорее! Идем!– Атли выскочил из клубов дыма, кашляя и прикрывая рот плащом, и схватил Рагну-Гейду за руку.– Да идем же!– отчаянно прикрикнул он, видя, что новобрачная стоит у стены, как столб, и не двигается.– Здесь есть еще одна дверь! Мы выберемся во двор, а там…

– Пусти!– Рагна-Гейда сердито рванула руку. Больше она не считала себя обязанной быть вежливой с женихом. Без привычной белозубой улыбки лицо Атли показалось ей ограниченным и тупым; она заметила, какой у него низкий лоб, и содрогнулась от неприязни.– Я никуда не пойду! Спасайся сам, если колени ослабли! Ты трус! Место мужчины – там, во дворе! Где же твоя хваленая доблесть?

Атли посмотрел на нее с изумлением в слезящихся от дыма глазах. О какой доблести может идти речь, когда крыша горит над головой? Эта женщина обезумела!

– Пойдем!– повторил он и снова хотел взять ее за руку, но девушка вновь отшатнулась.– Ты сгоришь здесь…

– Я сгорю!– с торжеством крикнула Рагна-Гейда.– И прекрасно! Мне не дали самой выбрать мужа, но уж выбрать себе смерть я смогу! И никто мне не помешает! Иди отсюда! Проваливай! Спасай свою шкуру, пока не подпалили!

У дверей в гридницу зазвенело железо, раздались крики. Нападающие добрались и сюда; Рагна-Гейда метнулась в сторону, в дальний конец гридницы, откуда дверь вела в женский покой. В клубах дыма ничего не удавалось разглядеть; кашляющие и плачущие от дыма люди натыкались друг на друга, на столы с неубранной едой, на столбы, ограждавшие почетные места, спотыкались о разбросанную посуду, о камни очагов.

Атли бросился следом за невестой и вдруг наткнулся на мужчину в боевом доспехе, без шлема, с разметавшимися волосами и всклокоченной бородой, с безумно горящими глазами. Лицо безумца так сильно искажала ярость, что Атли отшатнулся в ужасе, не узнав Модвида. Перед ним встал сам образ неотвратимой смерти, и требовалось очень много человеческого мужества, чтобы побороть животный страх.

– Вот он ты! Я тебя ищу!– хрипло, сорванным голосом проревел Модвид.– Ты хотел взять мою невесту – ты получишь Хель вместо нее! Где она, ну? Где твой меч! Или ты не хочешь умереть с оружием?

Судорожно выпучив глаза, Атли бесполезно сжимал рукоять меча, позабыв о нем, и пятился назад. Впрочем, Модвид не собирался обеспечить врагу почетную кончину: одним ударом он отрубил Атли кисть руки, сжимавшую меч; с диким, нечеловеческим воплем тот согнулся, а Модвид с хриплым вдохом замахнулся еще раз и ударил мечом по шее. Голова покатилась по полу и уткнулась в черные камни очага; тело мешком повалилось под ноги убийце.

Огромная лужа крови растеклась, как море, словно хотела преградить врагу путь. Мимо со свистом пролетел вывернутый из очага округлый черный камень, брошенный кем-то из защитников дома; Модвид быстро пригнулся, потом дико огляделся и бросился на кого-то из хирдманов, желавшего умереть достойнее, чем хозяин.

Прорвавшись к дверям дома, Вигмар споткнулся о тело Кольбьерна с разрубленной головой. В отблесках пламени Вигмар успел бросить на него лишь один взгляд, но большего и не понадобилось: проживший славную жизнь Кольбьерн сын Гудбранда встретил славную смерть. Перед дверями образовалась такая давка, что даже меч нельзя было поднять: одни стремились в дом, другие – из дома, люди налетали друг на друга и даже не знали, свой это или чужой. Вигмара толкали в дом, и он заскочил в сени, прикрываясь сбоку щитом, чтобы не получить мечом по шее от своего же хирдмана из Модвидовой дружины.

В доме было дымно и жарко, где-то в глубине кричали люди, визжали женщины и звенело оружие.

– Женщин в гостевой дом! Наружу, в гостевой дом!– слышался где-то в клубах дыма голос Модвида.– И не трогать дочь Кольбьерна! Марку золота, кто ее найдет!

Кто-то прыгнул на Вигмара с занесенной секирой, он вскинул копье, и нападавший повис грудью на острие Поющего Жала. Стряхнув тело, Вигмар в последний миг успел древком копья оттолкнуть бородача, уже занесшего меч, и нырнул в задымленные сени. Во дворе он не заметил никого из прочих Стролингов и надеялся найти их в доме.

В конце длинного узкого перехода звенели клинки; прорвавшись через него, Вигмар вдруг увидел прямо перед собой ткацкий стан и сообразил, что попал в девичью. Где-то за клубами дыма кашляли и вопили женские голоса, возле другой двери, откуда несло горячим сквозняком, слышался шум схватки. От жары уже трудно было дышать, крыша угрожающе гудела и трещала: над ней бушевало пламя. Пылал второй дверной проем, двое мужчин отбивалось там от наступающих из гридницы, и в одном из них Вигмар узнал Фридмунда Сказителя.

Отбросив щит, он метнулся вперед и вдруг наскочил на женскую фигуру. Ругнувшись, Вигмар хотел отшвырнуть женщину в сторону, но та вскрикнула и вцепилась обеими руками ему в запястье. И крик этот показался настолько знакомым, что Вигмар застыл.

– Ты!– изумленно вскрикнула Рагна-Гейда, глядя на него, как на призрак. Ощущение сна опять обрушилось на нее, сном показалось и все произошедшее: пробуждение утром, поездка, свадьба, осада дома… И Вигмар! Вигмар, которого она так ждала, звала всей силой души во сне и наяву и вдруг увидела, когда уже не ждала!

– Откуда ты здесь?– крикнула она, от изумления не чувствуя даже радости.

И вдруг поняла. Ведь Хальм и Ярнир рассказали, что Вигмара, возможно, спрятал Модвид, тот самый, чьи люди ломятся сейчас во все двери и убивают ее родных…

– Я откуда? Из-под земли!– жестко ответил Вигмар. Он-то не удивился встрече: ведь Модвид ожидал найти девушку здесь.– Тебя я не трону, но с твоими родичами посчитаюсь! Пусти!

Он тряхнул рукой, но Рагна-Гейда не пускала, глядя на него безумными глазами. Это был какой-то другой Вигмар, не тот, которого она знала.

А Вигмар смотрел на нее, и она казалась почти незнакомой: он сам так сильно переменился, что все стало иным. И почему-то под взглядом этой девушки Вигмар сам себе казался диким и отвратительным, как мертвец Гаммаль-Хьерт, хотелось поскорее бежать прочь, пока не преисполнился ненависти к себе и своим нынешним делам.

– А ты что думала?– яростно воскликнул Вигмар, не решаясь все же отбросить Рагну-Гейду с дороги, как отбросил бы другую.– Спроси у твоих родичей: где мой отец и моя сестра? Вы сожгли моего отца и убили Эльдис, а я оставлю все как есть?

– Твой отец там же, где Эггбранд!– ответила Рагна-Гейда, напоминая, что и он тоже кое в чем виноват.– А Эльдис – у Боргтруд.

– Где?– Вигмар опешил.– Вы же принесли ее в жертву!

– А ты не знал?– теперь уже Рагна-Гейда изумилась, как недавно Модвид.– Гейр забрал ее с кургана и отвез к Боргтруд. Она там! А ты… Ты пришел с Модвидом, с нашим врагом! Ты хочешь, чтобы я стала его рабыней? Ну, иди же! Зови своего хозяина!

Рагна-Гейда выпустила запястье Вигмара и отступила: на ее лице отразился гнев, в глазах впервые блеснули слезы отчаяния. Этот новый Вигмар был чужим и страшным; последняя надежда обманула, Рагне-Гейде не хотелось жить.

А Вигмар стоял, как столб, его ярость и гнев уступили место растерянности. Он узнал что-то, отчего все могло измениться, но не хватало времени это обдумать и принять какое-то решение. Переменить что-либо было поздно!

– А! Ты нашел ее!– донесся откуда-то из дыма, как из царства Хель, хриплый голос Модвида. Перешагнув через несколько тел, он выскочил из пылающего дверного проема и устремился к Рагне-Гейде. Жадное чудовище, опьяненное огнем и кровью, воплощенная злоба, лишенная в эти мгновения всего человеческого. Победа над человеческим кое-кому и сейчас представляется вершиной доблести.

И тут Вигмар сделал то, чего сам от себя не ожидал. Стремительным и точным движением он вскинул Поющее Жало, и открытое горло бегущего Модвида само налетело на острие клинка. С коротким хрипом Модвид упал на колени, в его выпученных глазах плясали отблески пламени. Изо рта хлынул черный поток крови. Вигмар выдернул копье, и тело упало головой к ногам Рагны-Гейды. Она отшатнулась, словно мертвец пытался ее схватить. Вигмар быстро поймал ее руку:

– Пойдем!

Гридница горела вся, передняя часть дома обрушилась и превратилась в один огромный костер. Узкий переход, по которому Вигмар попал в девичью, был полон густого дыма, щели меж бревен светились пламенем, горячие волны не давали дышать. Здесь толпились люди, кашляя, словно пытаясь вывернуться наизнанку, бестолково метались, рубя своих и чужих, в паническом нерассуждающем стремлении выбраться на воздух. Впереди, у выхода, бушевало пламя. Вигмар кинулся вперед, копьем отшвырнул какого-то человека с тлеющими в бороде искрами, но прямо под ноги упала горящая балка, и он отшатнулся, спиной прикрывая Рагну-Гейду.

– Вигмар! Сюда!– позвал смутно знакомый голос. Вигмар не помнил, кто это, никого не видел, но внутреннее чувство говорило, что этого голоса нужно слушаться. Да и что еще ему оставалось?

– Сюда! Сюда!– звал голос из оставленной позади девичьей.

Волоча за собой кашляющую Рагну-Гейду, Вигмар вернулся в девичью. Стена, обращенная к гриднице, горела снизу доверху. И в этом пламени он вдруг увидел глаза. Знакомые золотые глаза, сверху вниз перерезанные тонким черным зрачком. На миг мелькнули очертания исполинской лисьей морды, размером со всю стену: острые ушки, стоящие торчком, приоткрытая пасть, полная пламени. А потом горящая стена раздвинулась.

– Иди! Не бойся!– прозвучал голос маленькой девочки с огненными волосами, когда-то встреченной Вигмаром возле серого валуна.

Подхватив с пола какую-то тряпку, он набросил ее на голову Рагны-Гейды, вскинул на плечо ременную петлю копья, быстро обмотал плащом руку, поднял перед собой чей-то раскаленный щит и шагнул в проем. Через море огня в гриднице образовался проход: языки пламени бушевали со всех сторон, но почему-то не встречались, оставляя посередине дорожку на ширину шага. Волоча за собой Рагну-Гейду, Вигмар пробежал через гридницу, стараясь не споткнуться о камни очагов, горящие столы и скамьи, лежащие тела. Все было раскаленным, земляной пол обжигал ноги через подошвы башмаков; Вигмар чувствовал, что ступает прямо по горящим углям, но на страх и боль у него не осталось времени. Каждый вздох казался глотком огня, и все спасение было в быстроте. Боясь, что Рагна-Гейда задохнется под тряпкой, слыша, как трещат его собственные волосы, Вигмар выскочил из гридницы и сразу оказался во дворе. Вечерний воздух холодным языком лизнул горячую кожу, хлынул в горло, как вода.

Уже горели все постройки до одной, пылали и ворота, освещая множество тел, в нелепых положениях разбросанных по всему двору. Вигмар на миг остановился, чтобы снять тряпку с головы Рагны-Гейды, и снова потащил девушку за собой. Она сильно шаталась и задушенно кашляла, словно давилась воздухом, но не падала, и это уже было много!

– Сюда!– позвал шаловливый голосок.

Вигмар метнулся к воротам, и огонь опал; едва лишь они проскочили, как воротный проем запылал с новой силой.

– В лес! Вас не заметят!– пискнула невидимая Грюла.

Вокруг горящей усадьбы расстилалась довольно широкая пустошь, а дальше начинался лес. Пламя над крышами освещало пустошь на десятки шагов вокруг, но сейчас здесь толпилось столько людей, лошадей, ржущих от ужаса, плачущих и вопящих женщин, что никто не обратил на беглецов внимания. Свет огня слабел с каждым шагом, и скоро Вигмар и Рагна-Гейда вступили в холодную ночную тьму. Свежий воздух, полный запаха мокрых увядающих листьев, казался слаще меда; Рагна-Гейда дышала тяжело и хрипло, но Вигмар не мог остановиться и все тянул ее дальше от усадьбы.

Наконец они шагнули в темень леса. Рагна-Гейда уцепилась за дерево, пошатнулась, и Вигмар выпустил ее руку. Она упала на колени, потом села, прислонясь к стволу. У нее не осталось сил сделать больше ни шагу, грудь разрывалась, горло горело, глаза слезились от жгучего дыма.

Придерживаясь за тот же ствол, Вигмар посмотрел назад. Усадьба Кротовое Поле превратилась в огромный пламенный холм, стала единым погребальным костром всем, кто погиб в ней. И в бурных волнах пламени над крышей ему привиделась Грюла: лисица-великан танцевала над своей добычей причудливый и жуткий танец, то выгибаясь дугой, то припадая к развалинам пожарища, и все пятнадцать ее хвостов стояли дыбом, покрывая своим пламенеющим мехом все, что оставалось от усадьбы. Этот пир ей приготовила людская вражда.

Вигмар сел на землю и прижался лбом к холодной влажной коре ясеня. Он еще не осознал, что произошло, был измучен, но спокоен. В нем крепло необъяснимое чувство, что он все сделал верно.