Глава 9

Уже больше месяца Эльвенэс жил в ожидании вестей. В устье Видэльва стояло полсотни больших и малых кораблей: прослышав о том, что теперь Эгвальд ярл совместно с Торвардом конунгом идет на Бергвида Черную Шкуру, люди собирались в войско гораздо дружнее и охотнее, чем в прошлый раз, да и времени на сборы выдалось больше.

В семье конунга подготовка нового похода началась со многих неожиданностей. Велико было взаимное изумление брата и сестры, встретившихся в Эльвенэсе; велика была радость их родителей, получивших назад сына и узнавших, какой страшной опасности избежала их дочь. Но если для Эгвальда радость за Вальборг была ничуть не больше, чем горестный ужас из-за судьбы Ингиторы, то саму йомфру Вальборг вполне удовлетворил исход Эгвальдовых приключений. Поход, против которого она так возражала, в конце концов обернулся ко благу. Брат ее вернулся живым, а если ему пришлось претерпеть ранения и изведать неприятности плена, то это, что ни говори, жизненный опыт.

повторяла она наставления Одина, утешая брата проверенной мудростью веков.

То, что Ингитора дочь Скельвира, из-за которой все случилось, в конце концов оказалась у Бергвида, тоже доставляло йомфру Вальборг тайное удовлетворение. Она не была злой и никому не желала зла, но считала справедливым, что Ингитора, затеявшая все эти беспокойства, сама же от них и пострадала, причем единственная, поскольку Эгвальд благополучно вернулся домой. Исчезла безвозвратно та, что мешала миру между Слэттенландом и Фьялленландом, и ее исчезновение оживляло самые радужные надежды Вальборг.

Теперь никто во всем Эльвенэсе не ждал вестей с большим нетерпением, чем она. Смотрителям причалов и сборщикам пошлин был дан строгий наказ всех прибывающих расспрашивать, не слышно ли чего-нибудь о Торварде конунге или о Бергвиде Черной Шкуре. Кроме того, у дочери Хеймира вошло в привычку каждое утро прогуливаться к пристаням. С ней отправлялась целая свита: хирдманы, женщины, служанки. Но самое почетное место возле нее занимал фьялленландский торговец Анвуд, высокий старик с седой бородой и острыми проницательными глазами.

Однако так вышло, что когда новости наконец-то появились, йомфру Вальборг была чем-то занята. Когда она прибежала в гридницу, Хеймир конунг и Эгвальд успели узнать уже много занятного.

– Он не дождался меня! – в негодовании крикнул Эгвальд, увидев сестру. – Не дождался! Он сам пошел на Квиттинг, без меня!

– Кто? Куда? – запыхавшись, едва выговорила Вальборг.

– Торвард конунг! Он пошел на Квиттинг без меня, хотя мы уговорились, что он меня предупредит и мы выступим против Бергвида вместе!

– Так он выступил против Бергвида?

– Да! Вон, они рассказывают! – Эгвальд кивнул на четырех торговцев, по виду из племени вандров, держащих в руках меховые шапки, которые жители самой северной страны Морского Пути носили даже летом. Старший из них, мужчина средних лет, с небольшой светлой бородкой, в синем плаще с бронзовой застежкой в виде змеи, свернувшейся кольцом, с пестрой тесьмой на подоле рубахи, был несколько смущен таким волнением конунгова сына, хотя и польщен вниманием.

Вальборг даже не спросила, кто эти люди и как их зовут: все ее мысли сосредоточились только на новостях. Торвард конунг выступил против Бергвида!

– Что? Что случилось? – восклицала она, утратив обычную сдержанность и по новой привычке оглядываясь на Анвуда, словно искала поддержки.

Анвуд успокаивающе кивнул и на миг опустил веки: дескать, его-то это ничуть не удивило, потому что иного и ждать не приходилось.

– Я вот тут рассказываю Эгвальду ярлу, что мы слышали по дороге, – начал сначала вандр. – Мы же шли сюда вдоль побережья Квиттинга, вот, мы там и узнали. Мы себе так сразу и подумали, что эти новости во многих землях сочтут занятными.

Но Вальборг не было любопытно, что они там подумали, и на ее лице отразилось нетерпение.

– Торвард конунг пришел на Квиттинг с хорошим войском. Люди говорят, было у него тысячи три человек с собой, и сами квитты тоже пошли. От разных их хёвдингов были люди. Ну, они пошли на озеро Фрейра и там застали Бергвида в его усадьбе. Говорят, что битвы между ними не было, что Торвард конунг вызвал Бергвида на поединок и там его убил. Там, вот, значит, в святилище тамошнем, мы не упомним, как оно называется.

– А про йомфру Ингитору, дочь Скельвира, что-нибудь рассказывают? – в жадном волнении воскликнул Эгвальд. – Где она? Ее видели? Она жива?

– Рассказывают и про йомфру Ингитору. – Вандр кивнул. – Говорят, что она с Торвардом конунгом. Ее там видели люди, которые… Ну, вот оно как вышло, когда это все случилось, многих людей Бергвида фьялли сперва заперли, а на другой день Торвард конунг велел их всех отпустить, чтобы ему зря их не кормить. И велел им идти куда хотят, только сказал: если еще, говорит, кто за старое возьмется и разбойничать будет, то кого он в море поймает, тогда в Винденэс с веревкой на шее…

– Ты говори, о чем спрашивают! – Эгвальд даже притопнул от гнева. – Я тебя спрашиваю про йомфру Ингитору, понимаешь ты или нет!

– Да я и говорю! Сам-то я не видал, а отсебятину плести нам не в обычай, вот я и говорю: эти, которых отпустили, на побережье нам встречались, они и рассказывали. Говорили, что эта йомфру при Торварде конунге теперь. Еще вроде болтают, что он спит с ней прямо на постели Бергвида. Но это, может, и врут! – поспешно добавил торговец, переводя беспокойный взгляд с Эгвальда ярла на его благородную сестру, которые оба сильно переменились в лице при этом известии.

– Да, всякую непристойную болтовню повторять здесь не годится! – строго заметил Хеймир конунг, и торговец даже попятился, прикрывая рот кончиками пальцев в знак своего раскаяния. – А не говорят ли, как долго Торвард конунг намерен оставаться на озере Фрейра?

– Откуда же нам это знать, конунг? – Вандры развели руками. – Об этом на побережье никто не знает, а отсебятину всякую плести нам не в обычай.

После этого Эльвенэс надолго получил пищу для разговоров. Обсуждали в основном две вещи: Эгвальд негодовал, что конунг фьяллей не позвал его в поход, как между ними было условлено, а кроме того, их обоих с сестрой весьма неприятно поразили слухи о его связи с Ингиторой.

– Это неправда, это все болтовня, гнусная болтовня! Если он ее обесчестил, я его убью! – кричал Эгвальд, не задумываясь, а легко ли будет это сделать, и не замечая, что противоречит сам себе. – Чего стоит все его благородство, чего стоят все его заверения в дружбе, если он обесчестил мою невесту!

«Если ее не обесчестил еще раньше Бергвид!» – думала Вальборг, но молчала, понимая, что этот довод Эгвальда не утешит.

После возвращения из Аскегорда Эгвальд стал не тот. Юношеский задор его исчез, он держался сурово, разговаривал мало. Несмытая горечь поражения и плена грызла, точила и изнуряла его, как болезнь. Много, много подвигов придется ему совершить, чтобы к нему вернулось прежнее равновесие духа, вера в себя, гордость. И вот случай восстановить свою честь безнадежно пропадал: в борьбе с врагом обошлись без него, оставили его сидеть дома, как мальчишку, отняли все, что ему было дорого, оставили все глубже тонуть в пучине позора!

Боль и горечь за Ингитору жестоко его терзали, и каждый день, проведенный в бездействии, казался мучительным. Узнав, что Ингитора сама вызвалась вместо сестры отвезти выкуп за него, он был безмерно тронут и восхищен ее преданностью и смелостью, в которых увидел неоспоримые доказательства любви. И неизвестно, обрадовался ли он на самом деле, когда обнаружил Вальборг дома и узнал, что не она, а Ингитора попала в руки Бергвида Черной Шкуры! А теперь она у Торварда, в руках у своего злейшего врага! Для Вальборг, в конце концов, это было бы далеко не так опасно!

А этот враг от самого же Эгвальда услышал сложенные Ингиторой «песни позора»! Теперь Эгвальд чуть ли не рвал волосы от жестокой досады на самого себя. Не пожелав в тот день после битвы у Трехрогого фьорда придержать язык, он подверг свою возлюбленную большой опасности и, может быть, значительно ухудшил ее участь! Ибо теперь Торвард конунг не по наслышке знает, каким вредом для своей чести и удачи ей обязан!

Познакомившись с Торвардом, Эгвальд не ждал от него уж очень больших подлостей, вроде того чтобы убить Ингитору или продать в рабство, но что касается… этого … Отлично зная красоту и привлекательность Ингиторы, Эгвальд понимал, как трудно было бы его противнику и союзнику, молодому, здоровому и горячему, устоять перед подобным искушением. И при мысли о том, что этот человек , к которому Эгвальд испытывал так много противоречивых и в основном неприятных чувств, будет своими сильными руками обнимать Ингитору, его Ингитору, прижимать ее к своей смуглой, исполосованной шрамами груди, Эгвальду хотелось умереть.

– Однако этому можно подобрать объяснение! – говорил Хеймир конунг, который был озабочен, но не слишком удивлен. – Ведь она причинила ему слишком много неприятностей. Она опорочила его своими стихами на весь Морской Путь. А кроме того, она молодая, красивая и весьма привлекательная девушка. Когда он освободил ее из рук Бергвида, для него было вполне естественным… воспользоваться плодами своей победы. На его месте многие, очень многие поступили бы так же. Она своими стихами бесчестила его, а он отплатил ей тем же. Только не стихами, а другим, не менее надежным оружием. Которое у него, как у мужчины, всегда при себе. Я понимаю, что это не слишком приятно и тебе, и нам всем, но не вижу, почему это было бы невозможно.

«Ничего другого, в общем-то, с самого начала и не следовало ожидать!» – мысленно добавлял Хеймир конунг, помня, как сам в тот знаменательный день предупреждал Ингитору о существующей опасности и намекал, что не случайно сумма назначенного выкупа так невелика. Но вслух он этого не говорил. Оставаясь верным себе, Хеймир конунг заботился в первую очередь о собственном благополучии, а во вторую – о том, чтобы при его достижении ущемлять благополучие других как можно меньше. Вот и теперь он принял сторону Ингиторы: она сама заменила в опасной поездке его дочь и тем оказала роду большую услугу, притом сделала это сознательно, проявив отвагу и самоотверженное благородство. И теперь Хеймир конунг видел свой долг в том, чтобы помочь ей выпутаться с наименьшим уроном в глазах Эгвальда, который все еще был в нее влюблен.

– И тебе стоит обдумать… как дальше вести себя, – ненавязчиво советовал Хеймир конунг. – Обстоятельства изменились, и нам неплохо бы подумать о чести рода.

Отвернуться от Ингиторы теперь означало бы проявить неблагородство и неблагодарность, но и взять в род женщину, побывавшую в объятиях другого, тоже не слишком приятно. Здесь Хеймир конунг оставлял решение Эгвальду: достаточно ли он ее любит, чтобы даже ее бесчестье не охладило его любви? Конечно, более удобным выходом стал бы ее брак с кем-нибудь из ярлов, и тут Хеймир конунг был готов очень щедрой рукой увеличить ее приданое, чтобы покрыть позор.

– Да, Торвард конунг – он такой! – вздыхала кюна Аста, которую несколько смущали разговоры об этом, но которая слышала достаточно много сплетен о любвеобилии конунга фьяллей. – Богиня Фригг! Как подумаю, что это могла бы быть Вальборг, так прямо мороз по коже и слезы из глаз!

Вальборг же не знала, как к этому отнестись. О чести Ингиторы она не особенно жалела, чести Торварда это происшествие ничуть не порочило, наоборот. Но пищу для размышлений и даже тайных волнений она получила богатую. За последнее время, благодаря Анвуду, она привыкла к мыслям о Торварде конунге и он казался ей почти знакомым. Это был именно тот человек, который ее заслуживает – благородный, умный, смелый, удачливый! Он – конунг, прославленный на весь Морской Путь и острова, не то что какой-нибудь там Адальстейн ярл с Самоцветного мыса, который проживет жизнь и умрет всего лишь младшим конунговым братом! Нынешние дела Торварда конунга служили доказательством, что слухи ничуть не преувеличили его достоинств. Мало кто мог бы так дружелюбно вести себя с поверженным врагом: приглашать его с собой за стол! Предложить ему поединок для восстановления чести, хотя битва и без того расставила их по местам! Отпустить врага без выкупа, положившись на его слово, когда оказалось, что у них есть более опасный общий враг! И справиться с этим врагом без посторонней помощи! Мысли о том, что ей, при ее происхождении и прочих качествах, было бы гораздо уместнее выйти за Торварда конунга, а не за Адальстейна ярла или еще какую-нибудь мелкую пташку, приходили Вальборг все чаще. А тем более этот брак оказался бы кстати сейчас, когда мир между Слэттенландом и Фьялленландом нарушен глупой и вздорной мстительностью девы-скальда!

Из-за всего этого Вальборг почти не отпускала от себя Анвуда: ей доставляло удовольствие постоянно иметь рядом человека, служащего напоминанием и даже как бы связью между нею и тем, о ком она столько думала. А поскольку Анвуд, кроме того, был умен, опытен и держался с учтивым достоинством, вскоре он сумел внушить йомфру Вальборг такое уважение и доверие, что она уже не могла без него обходиться. В Эльвенэсе его даже прозвали ее воспитателем.

Новости вандров ее смутили: Ингитора дочь Скельвира, так благополучно исчезнувшая, появилась снова. И именно там, куда устремлялись все помыслы Вальборг. Но, в конце концов, все это пока что были только вздорные слухи, и даже с Анвудом она не решалась их обсуждать.

Очередные, более связные и надежные вести подоспели, к счастью, довольно скоро. В Эльвенэс явился Хьяльмар сын Брендольва, бывший воспитанник Дага Кремневого, который приходился дядей старшему сыну Хеймира конунга и потому считался в Эльвенэсе родичем. Своего воспитанника прислал сам Даг, чтобы тот в подробностях поведал о том, что привелось узнать хёвдингу Квиттингского Востока.

– К Дагу хёвдингу прибыл гест от Вигмара Лисицы, а Вигмар Лисица узнал все от своих сыновей, которых посылал на озеро Фрейра вместе с Торвардом конунгом! – обстоятельно рассказывал Хьяльмар, красивый, хотя и несколько полноватый мужчина лет двадцати семи, светловолосый, кудрявый и большеглазый.

От отца он унаследовал любовь поговорить, а от матери – склонность к безудержному кокетству, поэтому, рассказывая, он постоянно прихорашивался и сладко улыбался йомфру Вальборг, даже когда для улыбок не имелось никакого повода. Его самолюбование, которого не одолело даже суровое воспитание, полученное у сурового Дага Кремневого, было противно ей, но она сдерживалась, потому что ее жадному любопытству наконец-то предлагалась пища понадежнее досужей болтовни прибрежных жителей.

– Вигмар Лисица посылал сыновей? Прямо сразу с Торвардом конунгом? – уточнил Хеймир конунг. – Значит, он обо всем знал заранее?

– Да, конунг, он знал заранее, потому что Торвард конунг предупредил его.

– А нас он, значит, не предупредил! – возмущался Эгвальд.

– Просто так получилось, что Торвард конунг оказался в Медном Лесу и попросил гостеприимства у Вигмара Лисицы еще до этого похода.

– Как он мог оказаться в Медном Лесу? – изумилась кюна Аста. – Что за чудеса?

– Ты сказала истинную правду, кюна, как свойственно мудрым и проницательным женщинам! – умильно заверил Хьяльмар. – Именно так – это чудеса! Чудеса – Торвард конунг раздобыл чудесный меч, Дракон Битвы, тот самый, которым владел великан Свальнир, который его мать-ведьма, кюна Хёрдис, украла у великана и передала Торбранду конунгу и который потом, пять лет назад, положили с ним в могилу, когда твой доблестный сын, конунг, славный Хельги ярл, наш родич, и родство это составляет нашу великую гордость, одолел его на поединке!

Это была очень длинная, замысловатая и трудная для восприятия речь, но самое главное все его слушатели поняли.

– Дракон Битвы! – Даже невозмутимый Хеймир конунг не сдержал возгласа и подался вперед. – Он достал его из могилы!

– Да, конунг! Теперь подтвердилось пророчество, сделанное в святилище Стоячие Камни. Позволь, я напомню тебе его!

– И вот пророчество оправдалось во всем! – продолжал Хьяльмар, с торжественной важностью прочитав строфу. – Два дракона двергов – это обручье Дракон Судьбы и меч Дракон Битвы, ведь их оба выковали дверги. Кюна Хёрдис дала Торварду конунгу обручье, и с его помощью он нашел дорогу к Дракону Битвы. А после этого он пришел к Вигмару хёвдингу, и тот дал ему провожатых, чтобы вернуться во Фьялленланд. А после того Торвард конунг собрал войско фьяллей и пошел к озеру Фрейра. Там он вызвал Бергвида на поединок в святилище Хестирнэс и убил его.

– И он все еще остается там?

– Думаю, что да. Ты же понимаешь, конунг, такое событие, как смерть Бергвида Черной Шкуры, не может пройти просто так. У квиттов теперь немало дел. Во-первых, Вигмар Лисица женит своего сына на сестре Бергвида, хотя, конечно, чести в этом и немного, потому что она же дочь рабыни.

– Она дочь кюны Даллы!

– Конечно, кюна, ты права, но ведь кюна Далла тогда была рабыней. Ну, да Вигмар Лисица и сам не великой знатности. Теперь все другие хёвдинги квиттов получили приглашение скорее прибыть на озеро Фрейра. Там справляется свадьба Вигмарова сына, а кроме того все хёвдинги должны заново подтвердить свои мирные обеты. Теперь ведь их не восемь, а только семь, и исчез как раз тот, чье отсутствие очень и очень меняет все дело! Позвали и Дага хёвдинга – посланец-то все ему и рассказал подробно, чтобы я мог столь же подробно пересказать все вам, – позвали и Хагира Синеглазого из Нагорья, и Лейкнира сына Асольва из Кремнистого Склона. И сам Вигмар Лисица, как слышно, тоже собрался ехать. Наверное, теперь все они уже там. Да, у Бергвида ведь остался ребенок, надо будет решить, что с ним делать.

– А про йомфру Ингитору, дочь Скельвира хёвдинга, там что-нибудь слышно?

– Слышно, что ее видели вместе с Торвардом конунгом. – Хьяльмар хихикнул. – Будто он не расстается с ней и везде водит с собой. Она живет у него в Конунгагорде, усадьбе Бергвида, в которой он расположился, когда убил Бергвида. Слышно даже, что будто бы… Так или иначе, но из сокровищ Бергвида он передал ей золотое ожерелье весом в марку, как виру за ее отца. А поскольку Бергвид убит, то выплачивать золотом уже ни к чему, так что эту выплату можно понять и совсем иначе… Знатная женщина, как ты знаешь, конунг, имеет право получить марку золота и в том случае, если… Короче, понять это можно по-разному… Но я не смею оскорбить слух благородной йомфру Вальборг такими вещами.

Однако этот отказ подтвердить слухи служил им самым наилучшим подтверждением. Еще до того, как Хьяльмар сын Брендольва отгостил необходимый для вежливости срок, Эгвальд ярл уже собрался в дорогу.

– Я швырну ему в лицо выкуп за меня, пусть подавится, хоть и говорят, что он там взял после Бергвида в десять раз больше! – твердил Эгвальд матери, которая пыталась его отговаривать. – Я вырву мою невесту у него из рук, даже если это будет стоить мне жизни!

Хеймир конунг, слыша это, покачивал головой. Ему не хотелось отпускать сына: все понимали, что в таком состоянии тот легко может натворить новых бед, а Торвард конунг сейчас не тот человек, с которым можно ссориться. Но убеждать в этом Эгвальда было бесполезно: с образом Ингиторы для него связывалась память о прежнем благополучии, о гордости, вере в себя и свою удачу, которую он потом утратил. Она стала смыслом жизни Эгвальда, его любовь к живой девушке превратилась в безумную страсть по прежней вере в себя. Получить назад Ингитору для Эгвальда стало тем же самым, что для Торварда было раздобыть Дракон Битвы.

– Но что ты будешь делать, когда вернешь ее? – тревожно спрашивала кюна Аста. – Ведь не можешь же ты на ней жениться теперь, когда Торвард с ней… Если это все правда!

– Правда это или нет – мне безразлично! – с горячей решимостью отвечал Эгвальд. – Она не отказалась от меня, когда я потерпел поражение, она продолжала любить меня, хотя я не выполнил ее условия, и теперь я не откажусь от нее за все сокровища Фафнира! Если я откажусь от нее теперь, это будет гнусным предательством, низостью и неблагодарностью! Я сделаю для нее все, как она все отдала за меня!

Кюна Аста умоляла мужа не пускать сына в поход, который в любом случае не прибавит роду чести, но Хеймир конунг медлил принять решение. Кто-то должен ехать к Торварду, потому что необходимо доставить выкуп за Эгвальда. Расплатиться они должны, их к этому вдвойне обязывает благородство конунга фьяллей, который отпустил Эгвальда просто так, положившись на его слово. Теперь к возвращению долга нет никаких препятствий, и, затягивая дело, они навлекут на себя сомнения в своей честности. А род конунгов из Эльвенэса и так считается скуповатым… Короче, кому-то следовало ехать немедленно, а если уж сам Эгвальд так рвется сделать это, то держать его дома, как маленького мальчика, было бы позором.

– Не прикажешь же ты мне запереть его в чулан! – говорил Хеймир конунг расстроенной жене. – Ничего не поделаешь. Ему уже двадцать два года! Может быть, Вальборг по пути сумеет его успокоить. На ее-то благоразумие ты вполне можешь положиться.

Решение Вальборг отправиться с братом стоило ей многих тревог, размышлений и колебаний.

– Посоветуй что-нибудь! – взывала она к Анвуду, который оставался так невозмутим, словно все эти новости его не затрагивали. – Здесь ведь даже не поймешь, что лучше послужит к нашей пользе и чести – стоит ли нам желать примирения с Торвардом конунгом? И можно ли его теперь достичь?

– Я сказал бы, что не вижу никаких препятствий к миру. Теперь фьяллям и слэттам нечего делить, а жажда ратной славы Торварда конунга на ближайшее время удовлетворена. Знаешь, как говорят: за холмом будет долина, а где война, там рядом и мир.

– Но как этого достичь?

– Там, где одна женщина служит поводом к раздору, другой женщине сама судьба велит сделаться основанием для согласия.

– Каким же образом? – с замирающим сердцем допытывалась Вальборг, прекрасно зная, о чем он говорит.

– Лучшим средством помириться для двух конунгов было бы заключить родственный союз. И я могу сказать тебе, йомфру, что Торвард конунг уже давно думает об этом. Он давно слышал от разных людей, что дочь Хеймира конунга хороша собой, умна и благоразумна. Еще зимой он думал о том, чтобы посвататься к тебе, но эта вражда из-за йомфру Ингиторы, как ты сама понимаешь, лишала его сватовство всех надежд на успех…

– Ах, нет, почему же? – торопливо воскликнула Вальборг, как будто хотела подхватить на лету падающий кубок. – Почему же нет?

– Потому что Хеймир конунг и Эгвальд ярл – и в особенности Эгвальд ярл! – раньше никак не согласились бы на такой брак. Ингитора настраивала Эгвальда ярла против Торварда конунга, и вот к чему все это привело. Но в этом есть и хорошая сторона. Для примирения нет лучше средства, чем обмен дарами. Торвард конунг вернет Эгвальду ярлу его девицу, раз уж она ему так нужна, а взамен попросит… С нашей стороны было бы слишком смело забегать вперед и предполагать, что он попросит, но все же… кое-какие догадки тут допустимы.

– Но теперь… Не может ли Ингитора опять послужить препятствием? – Вальборг отчаянно волновалась и с большим трудом решалась приоткрыть тайные движения своего сердца. – Теперь, когда все изменилось… Раньше мешала ее вражда с Торвардом конунгом, а теперь не может ли помешать… Если, говорят, это правда… что они… Она и Торвард конунг… что у них…

– Те, кто говорят, не стелили им постель и ничего знать не могут. А о таких вещах люди сплетничают особенно охотно и видят то самое и там, где вовсе и нет. Но даже если вдруг это и правда… Хеймир конунг так убедительно объяснил, что это может и даже должно быть правдой, что было бы невежливо ему не верить! – Анвуд снова усмехнулся своими тонкими бледными губами. – Поверь мне, йомфру, если мужчина живет с женщиной, это еще не значит, что он в нее влюблен! – Анвуд учтиво понизил голос, словно извиняясь, что вынужден говорить с дочерью конунга о таких низменных вещах. – Торвард конунг любит женщин, особенно стройных, рыжеволосых и с умным лицом. Он только смеялся, что девушку с умным лицом обычно очень трудно склонить к тому, чтобы… Ну, ты понимаешь! А тут такой случай, ведь йомфру Ингитора как раз такая девушка.

– Но тогда он может в нее влюбиться!

– Он легко влюбляется! – Анвуд кивнул с некоторым пренебрежением. – Но это не продолжается у него долго! Любой мужчина тебе скажет: если в руки ему попала красивая девушка, почему бы не влюбиться в нее, как ты говоришь? Особенно если есть такой повод взять с нее виру – за ее стихи! Но он отлично понимает, какой должна быть его жена и мать его детей, его наследников. В жены ему годится только дочь конунга. И когда он найдет подходящую девушку, достойную его, все прежнее будет забыто. Что сказала бы ты, если бы он к тебе посватался?

Вальборг хотела ответить, но от волнения у нее перехватило дыхание. Теперь, когда о ее браке с Торвардом заговорил другой человек, эта мысль поражала, как новая, и вместе с тем приобретала небывалую прежде надежность и убедительность.

– Ваш брак принес бы мир слэттам и фьяллям и послужил бы к чести вас обоих, – убежденно продолжал Анвуд. – Но ты знаешь своего брата – стоит ли говорить об этом при нем? А если сказать Хеймиру конунгу? Твой отец мудр, но он слишком осторожен. Он убоится трудностей, а главное, не захочет ссориться с Эгвальдом ярлом. Ведь неизвестно, а есть ли у него другой наследник…

– Но что же делать?

Вальборг наконец подняла глаза на Анвуда, и он не сразу сумел ей ответить. Старый дракон совершенно сознательно, хотя и безмолвно, посоветовал тогда Ормкелю согласиться на замену Вальборг Ингиторой, потому что нрав Торварда тоже знал и не сомневался, что тому будет гораздо приятнее и любопытнее посмотреть на свою обидчицу, стройную и рыжеволосую, чем на благородную йомфру Вальборг, с которой его пока ничего не связывало. В этой части его ожидания подтвердились, что доказывали упорные слухи о «перине Бергвида». Но, не будучи ясновидящим, Оддбранд не знал, простирается ли увлечение Торварда Ингиторой дальше упомянутой перины. А йомфру Вальборг, что бы там ни было, остается дочерью конунга, той самой благородной и прекрасной девицей, за которой его посылали. Теперь, когда Ормкель Неспящий Глаз, хорошо или плохо, доставил к Торварду одну, Оддбранд собирался доставить другую – но уже гораздо удачнее, чем Ормкель, да пирует он весело в Палатах Павших!

И сейчас до успеха в его поручении оставался только шаг.

– Если ты веришь, что боги указали тебе эту дорогу, то я помогу тебе встретиться с Торвардом конунгом, – сказал Анвуд. – Возможно, и очень возможно, что тебе удастся склонить их обоих к миру и закрепить его родственным союзом.

– Но как я попаду…

– Эгвальд ярл сам возьмет тебя с собой.

– Конунг меня не отпустит.

– Отпустит. Почему же ему не отпустить тебя навестить твоих квиттингских родичей, ты ведь так давно не видела Дага хёвдинга и фру Борглинду. Не так ли?

И вот йомфру Вальборг отправлялась вместе с братом. Нет, не во Фьялленланд, конечно, а всего лишь до восточного побережья Квиттинга, где она собиралась погостить у родичей в Тингвале. То, что в сдержанной и хладнокровной йомфру Вальборг именно сейчас проснулась родственная любовь, никого не удивляло: события у озера Фрейра занимали умы всего Морского Пути, и уж конечно, в Тингвале можно узнать обо всем гораздо лучше и достовернее, чем в другом месте. К тому времени как брат и сестра доберутся до Тингваля, может быть, и сам Даг хёвдинг вернется домой, и у них будет отличный, разумный, исключительно правдивый свидетель, меньше всех на свете склонный выдумывать то, чего не было!

Седобородый Анвуд, само собой, отправлялся вместе с ней. А также, конечно, фру Альвгейра, фру Батхильд, фру Гуллеборг, фру Хлодвейг, которая сама была родом из округи Тингваля, и десяток служанок.

У кюны Асты не лежало сердце к этой поездке, но раз уж Хеймир конунг, после надлежащих размышлений, не нашел причины ее запретить, кюне оставалось только смириться. Вместе с Эгвальдом ярлом отправлялось целое войско: все те, кто приготовился идти в поход против Бергвида Черной Шкуры совместно с фьяллями, теперь вызвались сопровождать конунгова сына, хотя обстоятельства и изменились. Его сопровождало больше полутора тысяч человек, что, как поговаривали, может остудить победный пыл Торварда конунга.

Кюна раудов Ульврун, к которой они прибыли через два дня, все их новости знала. Принимала она гостей, как обычно, очень радушно и приветливо, но казалось, будто она чего-то не договаривает, знает или подозревает нечто, чем не спешит делиться с детьми Хеймира конунга.

– Да, да! – отвечала она на все рассуждения Вальборг и Эгвальда, а в ее красивом, строгом лице были заметны проблески какого-то радостного, но неуверенного возбуждения, словно она ожидает подарка, которого, быть может, еще и не получит. – Да, конечно! Как же Торвард конунг мог тебя не дождаться? Правда, он в походах привык полагаться на себя… Как же он мог обесчестить девушку? Ему никогда, насколько я знаю, не приходилось применять силу, потому что и так всегда находились… Это все очень странно! Да, ты прав, Рингольд ярл, может быть, он держит ее у себя всего лишь в обеспечение выкупа. А как только он получит выкуп, так сразу и вернет тебе твою девушку, Эгвальд ярл. Да, да!

Погостив в Островном Проливе всего один день, слэтты отправились дальше.

– Вернет он ее, как бы не так! – с чувством произнесла кюна Ульврун, глядя вслед уходящему кораблю и даже продолжая помахивать рукой на прощанье. – Очень ему нужен ваш выкуп!

– Но я же тебе говорила, что надо было их предупредить! – не отставала ее дочь Инга-Ульвина, хотя теперь было уже поздно. – Зачем отпускать его, чтобы он бежал, с глазами, как у бешеной лягушки!

– Нет уж, пусть твой брат Торвард сам объясняет, как обстоят дела! Он уже большой мальчик, как он любит говорить! Я сразу поняла, что эти двое подходят друг другу, Торвард и эта дева-скальд, такая же пылкая и упрямая, как он сам! Как только она здесь показалась, я сразу заметила у нее в лице что-то общее с Торвардом! А уж это верный признак!

Еще через несколько дней Эгвальд и Вальборг прибыли в Тингваль. Даг хёвдинг еще не вернулся, и новостей, кроме уже известного, тут не оказалось. От волнения Вальборг было трудно притворяться вежливой: фру Борглинда и ее невестка фру Хедлин радовались их приезду, поскольку он давал возможность еще раз перебрать все сведения, слухи, сплетни и догадки, но к переливанию из пустого в порожнее у Вальборг не лежала душа, и она с трудом вытерпела здесь несколько дней. А потом, когда Эгвальд собрался плыть дальше, объявила, что, пожалуй, проводит его еще и побывает у дочери Дага и Борглинды, фру Хельги, которая после замужества жила на Квартинге.

– Ведь все равно Эгвальду ярлу придется проплывать мимо Острого мыса, а там до Квартинга совсем близко! – говорила она. – Даже при самом неблагоприятном ветре это задержит его всего-то на два дня. Зато я буду так рада повидать фру Хельгу, я не видела ее чуть ли не со времени ее свадьбы!

Эгвальд не возражал: он был слишком захвачен своими собственными переживаниями, чтобы обдумывать поступки сестры, а постоянно иметь рядом близкого человека, с которым можно без конца говорить об одном и том же, было очень удобно. Женщины, правда, сомневались, одобрит ли Хеймир конунг такое удлинение их путешествия, но это давало им возможность подольше не разлучаться с мужьями-ярлами, да и любопытство придавало смелости. Где еще узнаешь правду во всех подробностях, как не на Остром мысу!

Еще дней десять они плыли на юг, то на веслах, то под парусом, останавливаясь во всех крупных усадьбах и справляясь, что слышно. И все богатые хозяева устраивали в их честь пиры: весь Квиттинг переживал известие о гибели Бергвида, и все так ликовали, словно погублен сам Фенрир Волк и грядущее Затмение Богов отменяется.

Вот перед ними открылся Острый мыс, это столь значимое и памятное для многих место. На нем царило оживление, от которого злополучный полуостров за много лет успел отвыкнуть: несмотря на то, что середина лета давно осталась позади, весь мыс был усеян тушами вытащенных на берег кораблей, покрыт шалашами и землянками, и на нем кипел настоящий торг. Правда, самым ходовым товаром были слухи, более или менее достоверные.

Хильды Отважной не оказалось в усадьбе Фридланд, но таким гостям, как сын и дочерь Хеймира конунга, ее управитель Спелль Серебряный не мог отказать в приеме. От него они узнали многое из того, что касалось его госпожи. Да, она действительно вышла замуж за Вальгейра сына Вигмара и сейчас гостит у родичей мужа на Золотом озере. Да, жить они потом будут, скорее всего, на озере Фрейра, в старой усадьбе конунгов. Торвард конунг предлагал переименовать ее из Конунгагорда в Фридегорд – Мирный Двор, раз уж одна Мирная Земля уже есть. Неизвестно, понравится ли это фру Хильде… Да, после Бергвида Черной Шкуры действительно остался ребенок, девочка, недоношенная и такая слабенькая, что еще неизвестно, долго ли она проживет. Ее хотела взять на воспитание фру Хильда, и Хагир хёвдинг из Нагорья тоже предлагал, потому что она с ним тоже в родстве через Лейрингов. Но Торвард конунг не отдал им ребенка и забрал с собой во Фьялленланд вместе с матерью. Хочет, чтобы росла на глазах, а возразить ему никто, понятное дело, не может, потому что семья и домочадцы побежденного теперь законная добыча победителя. Да, говорят, он уже вернулся во Фьялленланд, что ему еще-то делать на Квиттинге?

Об Ингиторе дочери Скельвира Спелль Серебряный мог сообщить меньше. Он мог только подтвердить слухи о том, что Торвард конунг держал ее при себе и, судя по всему, забрал с собой во Фьялленланд. Дальнейшие его намерения насчет нее толком неизвестны. Поскольку слэттенландка Ингитора никому здесь не была особо интересна, о ней говорили мало. Дивились только, как же она ускользнула от Бергвида и как даже Дагейда ее не выследила. Насчет исчезновения ее прямо из рук Бергвида здесь, благодаря Хуги Глиняные Пятки, знали очень хорошо, и в чем-то у Эгвальда отлегло от сердца: хотя бы то проклятое чудовище ее не тронуло! Но как же она попала к Торварду, оставалось покрыто туманом.

Через день Эгвальд ярл, чье нетерпение становилось уже невыносимым, собрался поднимать парус, чтобы не пропустить хороший восточный ветер. И услышал нечто неожиданное.

– Оставь эти глупости! – сказала ему сестра. – Ты что, так и не понял, что я вовсе не собираюсь ни на какой Квартинг?

– Но ты же говорила, фру Хельга…

– Зачем мне нужна фру Хельга, я ее видела три раза, еще девочкой, а она и вовсе забыла мое лицо! Я поплыву с тобой во Фьялленланд.

– Но…

Эгвальд опешил и посмотрел на сестру так, словно впервые ее увидел. В каком-то смысле так оно и было: только сейчас, зоркими от изумления глазами глядя ей в лицо, он осознал, что сестра не столько сочувствует его сердечным тревогам, сколько переживает свои!

– Даже если тебе это не нравится, ничего не поделаешь, – с жесткой решимостью заявила она. – Тебе будет нелегко объяснить Сигварду ярлу, почему ты силой привез к нему твою сестру и зачем хочешь ее там оставить! А отвозить меня назад домой ты и сам не слишком хочешь – ведь это означает потерять целый месяц! Я не пленница! Я сама распоряжаюсь собой!

– Но ты женщина, и за тобой надо присматривать!

– Не смеши меня! Это за тобой надо присматривать, потому что ты безумен! Я женщина, но у меня больше здравого рассудка, и я должна быть с тобой!

– Но чего тебе делать во Фьялленланде? Ты же знаешь мои намерения! Если этот мерзавец не вернет Ингитору, я вызову его на поединок! Нет, я пойду на него войной и разнесу всю его проклятую страну!

– Еще неизвестно, кто кого разнесет. Я очень высоко ценю твою доблесть, Эгвальд ярл, брат мой, но ты должен признать, что Торвард конунг и раньше был отличным бойцом, одним из сильнейших в Морском Пути, а теперь, когда он раздобыл меч великана, ему и вовсе нет равных!

– На всякого сильного сыщется сильнейший!

– Да, конечно, сыщется. Вопрос только, когда! И едва ли это случится сейчас, приходится признать. Так что не делай глупостей и послушай, что я тебе скажу. Тебе же, тебе очень полезно и выгодно, если я поплыву с тобой. Открой ты глаза: ты разве хочешь, чтобы Торвард конунг сам женился на твоей Ингиторе? Молчи, я знаю, что ты об этом думаешь! Если там буду я, то он, может быть, и не станет так уж сильно за нее держаться!

– Постой! – помолчав, Эгвальд начал понемногу соображать. – Но… если ты ему понравишься, то он… Он же захочет получить тебя!

– И тогда ты сможешь обменять твою невесту на невесту для него! И обойдется даже без всякого выкупа!

– Но ты… – Эгвальд был так изумлен, что даже не знал, как понять такое решение. – Это чудовище… Этот…

– Я готова пожертвовать собой, если это нужно для мира и для нашей чести! При условии, конечно, что он действительно окажется так красив, умен и благороден, как о нем говорят!

Впрочем, йомфру Вальборг была настолько в этом уверена, что не поверила бы своим глазам, если бы они вдруг увидели нечто другое.

После этого Эгвальд больше с ней не спорил, и они в полном согласии поплыли на север, к Фьялленланду.

В то время, когда нежданные гости приближались к Трехрогому фьорду, Торвард конунг с дружиной, ярлами и Ингиторой уже находился дома, в Аскефьорде. Погребение Бергвида, съезд всех семи оставшихся квиттингских хёвдингов, обручение и свадьба йомфру Хильды с Вальгейром сыном Вигмара, новые клятвы в святилище Хестирнэс, споры об участи маленькой Даллы и ее матери – все это заняло не меньше месяца, и к концу этого срока Торварду так надоело озеро Фрейра, что он только и мечтал о том, чтобы скорее оказаться дома и там справить свою собственную свадьбу. Делать это где-либо, кроме Аскефьорда, было, конечно, немыслимо, и Аскефьорд никогда не простил бы ему такого надувательства!

Они прибыли в ясный, прохладный полдень позднего лета, когда в зеленых прядях берез уже мелькали кое-где желтые листья. Все уже знали, что Торвард конунг везет домой невесту, все знали и о том, кто она такая, поэтому Аскефьорд волновался гораздо сильнее, чем если бы их конунг привез-таки дочь Вигмара Лисицы или даже фрию Эрхину, к которым когда-то сватался. У всех на уме было сходство между судьбой Торбранда конунга и его сына: и тот и другой взяли в жены женщин, с которыми их перед тем связывала не любовь, а жестокая вражда, и теперь люди ждали, что избранница Торварда окажется второй кюной Хёрдис.

Ингитора волновалась не меньше тех, кто ждал ее на берегах, а Торвард был весел, и весела была дружина, которая теперь уже знала, что их будущая молодая кюна совсем не то , что Хёрдис Колдунья. Корабли ярлов шли по Аскефьорду вслед за «Златоухим», и хирдманы пели старые песни возвращения домой, махали руками тем, кто стоял на берегах, бежал вслед за кораблем, кричал и прыгал. На берегах фьорда толпился народ: взбудораженные люди выбегали изо всех домов, из богатых усадеб и маленьких избушек, пешком и верхом спешили к Конунгову причалу под соснами, чтобы поскорее разглядеть эту женщину. Свершилось то, чего все давно ждали, но свершилось так, как никто и предположить не мог.

К тому времени как «Златоухий» подошел к причалу, здесь уже собралась такая толпа, что ему едва было где пристать. Под соснами стояла кюна Хёрдис во главе всех знатных женщин Аскефьорда. В руках она держала ожерелье из голубых бирюзовых бусин в золотой оправе и с золотыми узорными колечками, чтобы прикрепить к застежкам – подарок невесте, а на лице у нее было выражение сдержанного сомнения: ну, посмотрим, что это за птицу привез мне Торвард конунг, мой сын! Фру Аста из Пологого Холма чуть позади нее держала Кубок Кита, чтобы старая кюна могла по обычаю поприветствовать своего сына. Выражение «старая кюна» уже пошло в ход, поскольку вот-вот на землю Аскефьорда ступит кюна молодая, и Хёрдис хмурилась, с тайным возмущением переживая приобретение этого, увы, неизбежного прозвища. Это она-то старая! Да поищите другую женщину, которая в пятьдесят два года так хорошо выглядит! Хоть сейчас снова замуж!

«Златоухий» ткнулся носом в песок, хирдманы попрыгали в воду и вытолкали его на берег. Торвард конунг спрыгнул с борта, потом снял Ингитору и повел ее к соснам, под которыми уже видел статную фигуру своей матери. Ингитора то окидывала беглым смущенным взглядом эту огромную, бурлящую толпу, то опускала глаза, чувствуя, как тяжело ей выдерживать эту встречу. А Торвард радостно улыбался и махал свободной рукой, и Аскефьорд отвечал ему многоголосыми радостными криками. Что бы ни было – Торвард конунг вернулся домой с победой, достигнув исполнения всех своих желаний, и для каждого из встречающих это была своя, родная победа. Для Ингиторы все это было новостью: бурые каменистые берега, песок площадки, высокие сосны на дальнем, приподнятом краю, и все эти лица – а для Торварда это было близким, родным, составляющим часть его самого.

Не дойдя по сосен шагов пяти, Торвард остановился и огляделся, словно проверял, все ли на него смотрят. Шум поутих.

– Ну, смотрите, вот она! – весело крикнул он, подняв руку Ингиторы так, чтобы все видели блестящее у нее на запястье обручье. – Это – Ингитора дочь Скельвира, моя невеста и ваша будущая кюна. Я люблю ее и хочу, чтобы вы ее любили.

Ингитора наконец нашла в себе мужество поднять голову и оглядеть толпу. Толпа замерла, а потом вдруг разразилась бурей восторженных и ликующих криков. Все ждали вторую Хёрдис Колдунью – и когда они увидели Ингитору, ее открытое, румяное от волнения, умное лицо, блеск ее серо-голубых ясных глаз, осознали благородство, которым веяло от всего ее облика и которое сказывалось в каждом ее движении, которым дышал даже башмачок на ее маленькой ножке, ступающей по песку – Аскефьорд понял, что благословение богов снизошло на него вместе с ней и их конунг наконец получил то, чего заслуживает!

За матерью йомфру Ингиторы в Слэттенланд было уже послано, за самыми знатными людьми Фьялленланда тоже разослали гонцов, и весь Аскефьорд радостно бурлил в ожидании свадьбы, не сомневаясь, что за столом найдется место для всех, не исключая обитателей самых тесных и жалких избушек. Но и теперь в гридницу Аскегорда каждый вечер набивалось столько народа, сколько она могла вместить, и каждый вечер здесь рассказывали и рассказывали все сначала – и никто не уставал слушать, даже те, кто уже все знал. Кюна Хёрдис, против ожиданий, отнеслась благосклонно к будущей невестке, поскольку оценила в ней ту же смелость, пылкость и упорство, которыми в молодости славилась сама и без которых никогда не стала бы женой конунга. Правда, различного между двумя избранницами фьялленландских конунгов было гораздо больше, чем общего, и потому Ингитору полюбили гораздо раньше, чем даже успели как следует с ней познакомиться. Конунг любил ее и при всем народе клал голову к ней на колени – а значит, в глазах Аскефьорда, который боготворил своего конунга, его невеста сразу вознеслась в божественные высоты.

В ожидании свадьбы Ингитора все чаще думала о том, что происходит в Слэттенланде. Ведь с тех пор как она отплыла на «Бергбуре», сопровождаемая самыми добрыми пожеланиями и самыми худшими ожиданиями, там не имели верных известий о ее судьбе. Вернувшись домой, Эгвальд ярл расскажет о том, что выкуп вместе с везшей его девушкой попал к Бергвиду Черной Шкуре, а сам узнает, что этой девушкой была не Вальборг, а Ингитора. Вскоре кто-то неизбежно оттуда прибудет. В руках у нее осталась «морская цепь» Хеймира конунга, которую она хотела вернуть, а выкуп за Эгвальда еще не прислали. А когда его привезут, ей придется объяснять слэттам свое нынешнее положение и перемену своих чувств. Она не знала, как посмотрит в глаза людям, которых призывала к мести, к войне с тем самым человеком, за которого теперь выходит замуж. И совершенно добровольно. И обмирает от счастья, когда видит, как он просто сидит на ступеньке своего высокого сиденья (он любил быть не над дружиной, а среди нее ), как он слушает кого-то или говорит, как поблескивают золотые обручья на его широких смуглых запястьях, как падает ему на правое плечо распустившаяся коса… Коса на той самой голове, которую она когда-то требовала – отдельно от тела…

– Да ничего особенного! – утешал ее Торвард, который ни в чем теперь не видел особых трудностей. – Помнишь, как там в сказании? Как великан Тьяцци похитил богиню Идунн с яблоками вечной молодости? Потом асы его убили, а его дочь Скади явилась к ним с оружием, чтобы отомстить. А они сказали, что взамен убитого отца готовы предоставить ей любого из них в мужья. И она согласилась. Ну, и мы скажем: я лишил тебя отца, а взамен женюсь на тебе. И пусть хоть один козел в Морском Пути посмеет проблеять, что это уронило чью-то честь!

– Многие скажут: то, что хорошо для асов, не всегда хорошо для смертных!

– Да пусть тролли возьмут того, кто так скажет! Если уж кому-то нужно совать нос в мои дела и непременно требовать каких-то объяснений, то это ничуть не хуже всякого другого!

Однако, ссылка на решение богини Скади была единственным достойным объяснением, которое они могли предложить досужим умам Морского Пути. А что, например, она скажет своей матери и домочадцам Льюнгвэлира, когда те приедут? При всем желании Ингитора не смогла бы объяснить, как это вышло . Привезенную из Медного Леса старую рубашку, ту, со швом от ворота до пояса, кое-где замаранную кровью от его царапин, Торвард запретил стирать и велел хранить в особом ларце на вечные времена. «Расскажу внукам, когда буду умирать!» – говорил он Ингиторе, хотя именно сейчас был особенно настроен жить вечно. И пока самое достоверное объяснение оставалось за Флитиром Певцом из Бергелюнга, сказавшим однажды и не устававшим повторять: «Да понравились они друг другу, чего вам еще надо?»

Но, как ни старалась Ингитора подготовиться к неизбежному, она все же разволновалась, когда услышала, что в Трехрогий фьорд приплыли корабли слэттов. Новость эту от Лейдольва Беглеца принес гест, верхом скакавший по берегу и опередивший корабли, шедшие на веслах при неблагоприятном ветре. К Аскефьорду плыл сам Эгвальд ярл в сопровождении множества людей с дружинами.

– Давно пора ему появиться! – говорили люди, торжествуя, что их обожаемый конунг перехватил у слэтта невесту. – А то как бы не заржавело то золото, которое он должен нашему конунгу за свое освобождение!

– Но какие у него намерения? – допрашивала гонца кюна Хёрдис, почти довольная возможностью новой войны, которая обязательно покроет ее сына новой славой. – Эгвальд ярл выглядел не слишком воинственно?

– Он выглядел довольно-таки воинственно! – подтвердил гонец. – Лейдольв ход-трединг непременно пожелал предупредить тебя, конунг, хотя нельзя сказать, чтобы намерения у слэттов были враждебные. Сказали-то они, что должны вернуть тебе золото за выкуп, но, по правде сказать, вид у Эгвальда ярла был не самый дружелюбный. Лейдольв ход-трединг также велел передать тебе, конунг, что сам он с хорошим войском отправится следом за слэттами уже на другой день. Так что он будет под рукой, если вдруг понадобится.

В ближайшие несколько дней в Аскефьорде говорили только об этом. Особой боязни не ощущалось: хёльды и ярлы с дружинами, ходившие с конунгом на Квиттинг, еще не разъехались по домам в ожидании его свадьбы, и Аскефьорд отнюдь не был беззащитен. Трепетала в ожидании этой встречи одна Ингитора.

– Я боюсь, что Эгвальд будет требовать, чтобы я вернулась! – говорила она Торварду. Разговоры их происходили в гриднице, под сенью священного ясеня и в присутствии толпы народа: Ингитора привыкла, что Торвард постоянно окружен людьми, и даже сомневалась, позволят ли им хотя бы брачную ночь провести не на всеобщем обозрении.

– Будет требовать? – отвечал Торвард, поднимая брови. – Во-первых, по какому праву он будет что-то у меня требовать? А во-вторых, чем он недоволен? Вы ведь с ним даже не были обручены по-настоящему, так что прав на тебя у него никаких. Или он думает, что я держу тебя здесь силой?

– Думаю, да. Он же не знает… Он едва ли даже знает, что ты не освободил меня от Бергвида, что мы встретились раньше. Я для Эгвальда то же самое, что твой Дракон Битвы для тебя. Пока я здесь, ты для него самый первый враг.

– Но ему придется смириться с тем, что ты здесь. И я на его месте не задирал бы нос перед человеком, который взял меня в плен и отпустил без выкупа.

– А он наверняка говорит всем, что на твоем месте не гордился бы победой, одержанной с помощью колдовства!

– А пусть говорит, что хочет! Тролли с ним! Я-то знаю, как все было на самом деле, и люди мои знают. Правда? – Торвард огляделся, и гридница ответила ему дружным гулом одобрения. – А если он думает, что я держу тебя силой, то он скоро сам будет здесь и убедится, как оно на самом деле.

– Его это не утешит.

– Это его трудности. Я свои решил, и он пусть решает свои. Он ведь уже большой мальчик! – Торвард усмехнулся. – И я не нанимался ему в воспитатели.

Ингитора вздохнула: ах, если бы и для нее все было так просто!

– Он не зря ведет с собой большое войско! – продолжала она. – Он наверняка готов отстаивать свое право силой.

– Он уже его отстаивал. Разве я тебе не рассказывал, чем это кончилось?

– Да пусть они хоть всем племенем приходят, посмотрим, кого потом будут хоронить! – крикнул Фреймар ярл из Бьерндалена, и Ингитора с упреком посмотрела на человека, который и без того казался ей слишком заносчив.

– Ты забываешь, что это и мое племя! – воскликнула она. – Ведь на этих кораблях будут мои соплеменники.

– Нет, моя радость! – весело, но твердо ответил ей Торвард. – Твое племя теперь здесь, а не там. Так уж сложилось, и тебе надо к этому привыкнуть. Твои теперь – фьялли.

Он был прав, и с этой правотой приходилось смириться. Ингитора поймала многозначительный, чуть насмешливый взгляд кюны Хёрдис и вспыхнула. При всех различиях между ними имелось одно бесспорное сходство: обе они выбрали в мужья конунга вражеской страны, причем причиной войны перед этим послужили они сами. Но если кюну Хёрдис никогда в жизни совесть не мучила, то Ингитора теперь осознала, что со смертью Бергвида еще не все трудности позади и что ее ждут еще весьма тяжелые последствия ее прежних дел.

Когда корабли слэттов наконец прибыли, Ингитора не нашла в себе решимости сразу показаться на глаза гостям. Торвард конунг один (то есть без нее, а с ярлами и дружиной) встречал прибывших на площадке под соснами. И ему поначалу не с кем было разделить свое изумление, когда он увидел, как вслед за Эгвальдом ярлом с корабля спускается красивая девушка с пушистыми светлыми волосами и строгим лицом. Позади толпились другие женщины, нарядно и богато одетые, но эта, шедшая впереди, с таким видом, словно даже лес и горы обязаны перед ней расступиться, не могла быть никем иным, кроме как йомфру Вальборг.

Халльмунд рядом с ним тихо свистнул. И тут Торвард заметил рядом с девушкой Оддбранда Наследство. И он все вспомнил. Вспомнил, как кюна Хёрдис бралась ему помочь. Как она обещала, что дочь Хеймира достанется ему в жены. И как он сам поначалу заподозрил в Ингиторе Вальборг дочь Хеймира, потому что именно она должна была встретиться ему – хотя бы и в самом неожиданном месте.

И вот она действительно встретилась, когда он совершенно забыл о ней.

– Приветствую тебя на земле Фьялленланда, Эгвальд ярл! – сказал Торвард, выходя навстречу гостю. Жена Эрнольва Одноглазого, фру Аста, как ближайшая родственница конунга, шла за ним с приветственным кубком в руках, поскольку кюна Хёрдис не пожелала выйти встретить гостей.

Эгвальд ответил ему не слишком приветливо, хотя и учтиво. Взгляд его был тяжел и мрачен: с Аскефьордом и с Торвардом конунгом у него связывались слишком трудные, унизительные воспоминания, и даже сейчас, явившись сюда свободным, равноправным и уважаемым гостем, с целым войском на полусотне кораблей, он продолжал невольно ощущать себя пленником, крови которого жаждет и ждет Поминальный Дракон. Эгвальд то поглядывал на Торварда, то искал глазами кого-то позади него и среди женщин. Это поведение могло бы показаться странным, если бы все здесь, от Торварда конунга до рыбака Ламби Кривого, не понимали, в чем дело и кого он высматривает. Но Эгвальд не называл имени Ингиторы, и Торвард не считал нужным торопить объяснения. Это было бы даже как-то невежливо, а он сейчас чувствовал себя великодушным и терпимым и хотел быть вежливым. Не будучи человеком злорадным, он готов был сочувствовать своему неудачливому сопернику и по возможности смягчить удар.

С той же учтивостью он приветствовал и йомфру Вальборг. Скользнув по ней быстрым взглядом, он отметил, что и без Ингиторы она никогда не подошла бы ему в жены: на этом лице с выпуклым лбом читалось упрямство и твердая вера в то, что она лучше всех все знает. Торвард уважал умных и уверенных людей, но для этой девушки, похоже, из каждого положения существует только один выход, притом именно тот, что был тысячи раз опробован и принят за общее правило. То есть они идут по жизни совершенно разными путями, а значит, ему будет с ней скучно.

А Вальборг рассматривала его внешне бесстрастно, но с большим волнением в душе. Вид его поразил ее. Да, Торвард конунг был таким, как о нем рассказывали, но сейчас, не в воображении, а наяву, все в нем оказалось слишком сильно и ярко. Он буквально подавил ее, как пламя, вдруг вспыхнувшее совсем рядом, хотелось отпрянуть и разглядывать его издалека, с безопасного расстояния. Его высокий рост, яркий красный плащ с золотой застежкой на груди, черные волосы, смуглая кожа сразу бросались в глаза, цепляли взгляд и не отпускали. Вот он подошел к ним, что-то сказал ей, и взгляд его темных глаз обжег ей лицо; красота этих глаз, этих густых черных бровей, прекрасных длинных ресниц поразила и чем-то напугала ее. Черты его лица были правильными, хотя и несколько грубоватыми, но даже эта грубоватость увеличивала впечатление силы, которой дышал весь его облик; золотые браслеты на обеих руках отражали блеск солнца. Увидела она и шрам, неровной белой чертой тянувшийся от правого угла рта через всю щеку до края челюсти. Этот шрам казался особым знаком, как одноглазость Одина. Его низкий звучный голос проникал прямо в сердце, и Вальборг невольно сжималась, непривычная к тому, чтобы что-то касалось ее тщательно оберегаемой души – и он, которому это удалось, уже тем самым вызвал в ней опасливо-враждебное чувство. Один его вид выбил землю у нее из-под ног, и впервые в жизни она ощутила себя такой слабой и неуверенной, что с трудом смогла пробормотать несколько слов в ответ на его приветствие.

Гостей повели в усадьбу. По пути Торвард конунг, как положено, расспрашивал, благополучно ли прошла дорога, осведомлялся, с кем они встречались и говорили по пути. Отвечали ему в основном Рингольд ярл и Анвуд, которого тут все встретили с большим уважением и называли почему-то Оддбрандом. Торвард конунг подробно расспрашивал его о кюне Ульврун, о Тингвале, об Остром мысе и Хильде Отважной, смеялся, был оживлен и весел, и его веселость чем-то ранила гостей: Эгвальд не мог смириться с тем, что его соперник весел, нанеся ему оскорбление, а Вальборг задевало то, что он почти не обращает на нее внимания. Не к такому привыкла она, лучшая невеста Морского Пути!

В Аскегорде их наконец-то встретила кюна Хёрдис. Увидев Вальборг, она ахнула и даже покраснела: она и сама позабыла о дочери Хеймира конунга, махнув рукой на ворожбу с шелками и сосредоточив все свои мысли на Драконе Судьбы. Что там какие-то цветные тряпки по сравнению с золотым драконом двергов, который мгновенно швырнул в объятия Торварда даже ту девушку, которая ненавидела его! (Кюна Хёрдис для себя именно так объяснила историю, которую никто, кроме них двоих, понять не мог.) И вот ее ворожба принесла плоды, запоздалые и ненужные!

И кюна Хёрдис повела себя до крайности странно: засуетилась, принялась извиняться, что не встретила гостей на причале, обняла Вальборг, подала руку всем ее женщинам, не исключая и квиттинки фру Хлодвейг, стала причитать, как сильно йомфру устала в дороге, скорее повела ее отдыхать, приказала служанкам готовить баню! Ее собственный сын едва не открыл рот от изумления: за всю свою жизнь кюна Хёрдис никого и никогда не встречала такими преувеличенно любезными хлопотами. Только Оддбранд посмеивался про себя, вовсе не веря, что в госпоже заговорила совесть.

Войдя в девичью, йомфру Вальборг обнаружила там Ингитору. В первое мгновение они просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Ингитора ждала Эгвальда, но к появлению его сестры совсем не была готова и не знала даже, радоваться свиданию или стыдиться всего содеянного. Из них двоих Вальборг лучше приготовилась к встрече, но тоже поначалу растерялась: она знала, что Ингитора здесь, но не знала, в качестве кого она тут живет. А значит, как с ней обращаться. Ингитора, в красивом платье из алой шерсти, в белой шелковой рубахе с голубыми, вышитыми золотом ленточками, с золотым обручьем на запястье и золотыми ожерельями на груди, никак не походила на несчастную обесчещенную пленницу, но именно этот вид ее чести и довольства так уязвил Вальборг, что она не находила ни единого слова. Похоже, бесстыдная Дева Битв и в Аскефьорде устроилась не хуже, чем когда-то в Эльвенэсе.

– Приветствую тебя в Аскегорде, йомфру! – сказала наконец Ингитора. – Хоть и не ждала я тебя здесь увидеть, не стану скрывать…

– И мы тоже… не того ждали, что видим! – холодно отозвалась Вальборг.

– Чего же вы ждали?

– Мы слышали, что ты попала в руки Бергвида Черной Шкуры.

– Это так. Но его ведь давно нет.

– Мы слышали о его гибели. Вот это и есть то самое ожерелье весом в марку, которое ты получила в его усадьбе? – Вальборг скользнула взглядом по груди Ингиторы и зорко глянула ей в лицо – не смутится ли она? – Ты получила его как виру за отца? Или заработала у Торварда конунга… стихами? В честь столбов его лежанки, должно быть?

Ингитора удивилась: эти слова дышали слишком откровенной враждебностью, для которой она не видела причин. Было очевидно, что Вальборг хочет ее уязвить и что отказом уязвляться она одержит полную победу.

– Нет, не так. – Ингитора улыбнулась с самым безмятежным видом. – Я получила их за то… что сама слушала стихи, сочиненные Торвардом конунгом!

Вальборг опешила, не зная, как понять этот ответ, а Ингитора улыбалась, сдерживая смех. Что за важность, какие слова она будет произносить – что бы она ни говорила, а уж благоразумной йомфру Вальборг никогда не понять, как так вышло, что уже на четвертый день после встречи (наутро после случая с полотенцем), Торвард конунг, умываясь у того же ручья, вытирал мокрое лицо о рубашку на ее плече и груди? Почему она отталкивала его, пока его звали Аском, и стала целовать, когда он оказался Торвардом конунгом?

Много разговаривать им было некогда: кюна Хёрдис суетилась, и служанки суетились, готовя самое пышное и почетное ложе для нежданной гостьи. Вальборг и ее спутниц увели в баню, а Ингитора села на ступеньку того самого ложа, где еще прошлой ночью спала она сама и куда по приказу кюны теперь натащили то ли пять, то ли шесть лишних перин.

– Кюна сказала, что тебе, йомфру, мы теперь постелим в покойчике, где она сама раньше с Торбрандом конунгом ночевала! – с невозмутимым простодушием сказала ей толстая Эда, в чьем ведении находились перины, одеяла и простыни. – Все равно вам уже скоро там спать.

Выдать перины и подушки для покойчика толстая Эда была готова еще в тот день, когда йомфру Ингитора впервые ступила на песок Аскефьорда. Во Фьялленланде и правда существовал обычай, который давал жениху все права мужа, и никто не сомневался, что их пылкий конунг будет рад ему последовать. Но Ингитора устроилась в девичьей, и женщины только пожимали плечами: навыдумывали же эти слэтты разных глупостей!

– Все равно вам уже скоро там спать, – по своей привычке Эда повторила последние слова, но сейчас Ингитора их не заметила: она думала о другом.

Появление Вальборг в Аскефьорде, холод в ее речах и враждебное презрение в глазах изумили Ингитору. Зачем она вообще сюда приехала? Ее могла бы на это толкнуть дружба к Ингиторе, но все ее обращение такую возможность начисто отрицало. Так что ее повлекло через три моря в такой далекий путь? Не желание же увидеть Торварда! Влюбленность по чужим рассказам казалась так нелепа и невозможна по сравнению с тем, как пришла к любви сама Ингитора! Словом, приезд Эгвальда сам по себе был непростым событием, а присутствие его сестры только запутывало и усложняло все дело.

В честь знатных гостей устроили пир, но о важных вещах не говорили. Обсуждали события на Квиттинге и его будущее устройство, показывали дочку Бергвида, которую вместе с матерью привезли сюда и поселили в Аскефьорде под присмотром Асварда Железного.

– Но какой прок в этом ребенке, Торвард конунг? – спрашивал слэттенландец Хедфинн Острога, муж фру Хлодвейг. – Дочь рабыни – кому она нужна?

– Рабыня получила свободу в миг смерти Бергвида. А дочь его родилась уже после того – значит, эта девочка родилась свободной у свободной женщины. И при этом она дочь Бергвида. Как умный человек, ты, Хедфинн ярл, и сам поймешь, что неумно было бы оставлять такого ребенка без присмотра. В ней, как-никак, кровь квиттингских конунгов! И неизвестно, что она будет думать об этом, когда подрастет!

– Но все же ее благородной не назовешь!

– Так я и не собираюсь воспитывать ее в жены своим будущим сыновьям. Я просто хочу быть уверенным, что в один безоблачный день к моим сыновьям не явятся ее сыновья и не попытаются отомстить за смерть Бергвида.

– Но о какой мести может идти речь? Ведь ты убил его на поединке!

– Да, в такой смерти нет бесчестья роду, но, как знать, учтут ли это потомки Бергвида? Сам он не очень-то считался ни с обычаями, ни со здравым смыслом. И если внук унаследует хоть четверть его мстительности, этого хватит, чтобы испортить Морскому Пути еще очень много крови! Нет, ошибка моего отца, выпустившего из рук кюну Даллу с ребенком, для меня даром не прошла! Я теперь с этой породы глаз не спущу!

В этой беседе не было ничего особенного, но йомфру Вальборг бледнела и опускала взор. Упоминание Торварда о его будущих сыновьях отчаянно взволновало ее: она многое отдала бы за то, чтобы узнать, в ком он видит мать этих будущих сыновей. Ингитора, теперь уже в брусничном платье и с гранатовыми застежками на груди, сидела на втором почетном месте женского стола, по другую руку от кюны Хёрдис. Пленниц так не сажают! Эгвальд тоже нередко посматривал на Ингитору; она не хотела встречаться с ним взглядом, но это он мог истолковать как стыд из-за того… что, может быть, и не случилось там, на озере Фрейра, но все же могло случиться!