Глава 4
На третий день после того, как он нежданно сделался женатым человеком, Бьярни со своей молодой супругой и дружиной поехал обратно в бруг Мис-Бенн. Несколько раз делали привал, чтобы Фиал, сидевшая на крупе коня позади Бьярни, могла отдохнуть, – проведя в башне все детство и юность, молодая королева не умела ездить верхом.
Новый король с королевой торопились в Старую Тетру – к священному холму, где уже много веков провозглашались преемники прежних владык, объявлялись законы, справлялись священные праздники, разбирались тяжбы, проводились торги, а также раздавались призывы к сбору войска. Как рассказала Бьярни его молодая супруга, в прежние века устраивались состязания – все желающие стать королем должны были бежать от начала долины, и тот, кто первым добегал до холма, взбирался на вершину и садился на лежащий там камень, и провозглашался мужем королевы-наследницы. Поначалу такие «королевские бега» проводились каждые семь лет, причем нынешний король, если желал сохранить свое место возле королевы, должен был бежать наравне с прочими претендентами. И если он оказывался не самым быстроногим, значит, богиня Ивил уже не с ним. Потом бегать стали только после смерти прежнего короля – чтобы выбрать нового, а потом только в тех редких случаях, если королева не могла выбрать между равно достойными. Бьярни подумал, что ему еще повезло: он бегал в общем-то неплохо, поскольку обладал длинными ногами и крепким дыханием – недаром же дома, в Камбифьорде, он считался лучшим лыжником и пловцом. Но вот сумел бы он достойно противостоять какому-нибудь фению, приученному носиться по лесу быстрее оленя, да так, чтобы при этом ни одна ветка не шелохнулась и ни одна коса на голове не распустилась?
– Глупо как-то, – заметил он. – Ну как способность быстро бегать связана со способностью управлять страной? Пятнадцатилетний пастушонок бегает быстрее и мудрого старца, и опытного воина, но доверь ему править – наплачешься.
– Человек, имеющий телесный изъян, не может быть королем, ибо часть его уже в Ином мире, – пояснила Фиал. – И человек, чьи телесные силы иссякают, недостоин благословения богов. Поэтому самый совершенный телом и есть угодный богам.
Погода для путешествия выдалась не лучшая: дул сильный ветер, небо затянули облака. Временами принимался идти дождь, вынуждая путников набрасывать на голову верхний край плаща. В такую ночь новобрачной королеве лучше оставаться дома, в башне, возле горящего очага, но Фиал не жаловалась. Ехали весь день, а ночевать остановились в бруидене – на этот раз обычном, не из Иного мира. До бруга Мис-Бенн оставалось уже недалеко, но Фиал желала вступить в родной дом только после того, как утвердится в правах королевы и хозяйки острова. Становиться гостьей Этайн, женщины, которая была повинна в ее заключении в башню, Фиал не желала. Тем более Бьярни рассказал ей кое-что из того, что знал, и заверил, что после завтрашнего собрания Этайн больше никогда уже не покажется на острове Ивленн.
Собрание у Старой Тетры было назначено на полдень. Перед этим Бьярни удалось переговорить с Бреханом мак Ллидом – слухи о произошедших переменах уже разлетелись по острову, и тот сам нашел их в бруидене. Брехан был явно рад всему случившемуся, и только почтительность по отношению к сыновьям покойной королевы Айлен, – как Бьярни успел понять, эта женщина была на своем острове личностью прямо-таки легендарной, – мешала ему радоваться их смещению вслух. С собой он привел целую дружину в два десятка человек, и Бьярни был очень ему благодарен, поскольку предосторожность эту считал вовсе не лишней. Ему не верилось, что братья-риги, побуждаемые королевой Этайн, не попытаются избавиться от ненужных претендентов на престол.
– Мы давно желали, чтобы госпожа Фиал избрала мужа, поскольку многого ожидали от нее, – говорил Брехан. – Королева Айлен прекрасно справлялась на троне без помощи мужчин. И нам казалось одно время, что ее дочь справится не хуже… Но не подумай, что я не рад вашему браку. Ты всем нам показался достойным, благородным и решительным человеком. И даже то, что по отцу ты сам лохланнец, говорит в твою пользу. Иные не соглашаются со мной и твердят, что это безумие – доверить волку охрану стада от других волков, но я уверен, что они не правы, и многие умные люди меня поддерживают. Пусть лохланнцы приходят на наши земли, как жадные волки, но никто иной, кроме лохланнца, не сумеет достойно с ними бороться. В доблести наши герои не имеют себе равных, но лохланнцы значительно лучше вооружены, они высаживаются неожиданно и разбивают наших воинов почти поодиночке. Ты знаешь все их уловки и приемы, твоя дружина хорошо вооружена, и мы надеемся, что ты защитишь нас, если, как ты говоришь, Дракон Восточного моря намерен двинуться на нас.
– Зеленые острова – родина моей матери, и я люблю эту землю так же сильно, как если бы родился здесь, – ответил Бьярни. – А Торвард конунг – кровный враг моего рода. Я сделаю все, чтобы одолеть его, и мы с вами разделим эту победу.
– Если это случится, мы поддержим тебя в борьбе за Каменный Трон! – торжественно пообещал Брехан, и Бьярни подавил вздох. Да они все помешались на этом куске серого гранита! Даже под угрозой смертельной опасности улады готовы проливать свою и чужую кровь, лишь бы их риг взгромоздился на этот камень, где сидеть так жестко, неудобно и очень опасно для жизни.
В Старой Тетре народ собирался с самого рассвета, и когда Бьярни в сопровождении молодой супруги и приближенных наконец прибыл, подножие зеленого холма, увенчанного кругом стоячих камней, уже было заполнено пестрой толпой. По-прежнему накрапывал дождь, люди прикрывали головы краями плаща, ветер дергал длинные полы одежды, трепал промокшие пряди волос. По лицу Бьярни тоже текли капли воды, но он не прикрывал голову, чтобы все жители Ивленна хорошо могли видеть своего нового короля. Разные люди подходили к нему, приветствовали, расспрашивали, сами рассказывали что-то. Как Бьярни понял из разговоров, вокруг Старой Тетры сегодня собрались не только жители острова Ивленн. Сюда, как в последнее мирное прибежище, стекались беженцы с четырех охваченных войной островов. Те, кому удалось ускользнуть от сэвейгов Торварда, от воинов Брикрена, спасти домочадцев и самое ценное из своего имущества, перебирались сюда. Иные ухитрялись перевезти по морю в куррахах даже мелкий скот. За прошедшее время многие из беженцев построили себе хижины, как здесь было принято, из прутьев и соломы, но теперь, когда появилась надежда вернуться на свои поля и пастбища, беженцы смотрели на Бьярни с восторгом и трепетом.
Жители самого Ивленна тоже не отмалчивались за чужими спинами. Уже несколько месяцев наблюдая приток беженцев, слушая их рассказы о сражениях, где гибнут лучшие, о грабежах и разорении, они вовсе не хотели разделить судьбу других островов. И до приезда Бьярни возле Старой Тетры раздавались призывы к сбору войска, но сыновья королевы Айлен не хотели воевать, и сторонники похода бывали вынуждены уступить тем, кто предпочитал не ввязываться в войну, пока она не пришла прямо сюда.
Но вот заревели длинные трубы с наконечниками в виде звериных голов, народ расступился, и к вершине холма поднялось торжественное шествие. Здесь были оба брата-рига со своими приближенными, а между братьями горделиво вышагивала высокая женщина в алом шелковом плаще – королева Этайн. Ее красивое лицо сейчас было замкнуто, но Бьярни увидел на нем глубоко запрятанные ужас и неуверенность. Видимо, колдунья уже знала, что произошло с ее отцом, уже чувствовала, что иссяк источник, питающий ее силу, и оттого постоянно ожидала подвоха. Что ж, ее ожидания вскоре должны были сбыться.
Бьярни огляделся. Эалайд обещала ему, что непременно появится сегодня в Старой Тетре – на том священном месте, где когда-то в прежние века стоял дворец ее отца и где по-прежнему находился один из наиболее широких проходов из Лет-Н-Айла в мир людей. Но когда она придет и в каком обличии, Бьярни не знал и волновался.
Мунремур, самый именитый из здешних колдунов и предсказателей, первым вышел вперед и встал в проеме каменных ворот, образованных тремя древними плитами.
– Пусть соберутся живые, пусть будут они оживлены клятвами в месте, где обитают мертвые! – провозгласил он, обращаясь сначала наружу, к собравшимся у подножия холма, и затем внутрь, к тем, кто жил здесь когда-то. Ибо каждое собрание в этом священном месте призывало не только нынешних обитателей Ивленна, но и прежних, а также жителей Иного мира. Сама Старая Тетра принадлежала одновременно обоим мирам, именно поэтому собрания проводились здесь.
– Сыны богини Ивил! – заговорил Брехан мак Ллид, когда заклинатель уступил ему место. – Правители Дома Ивленн призвали нас сегодня сюда, на священные склоны Старой Тетры, чтобы объявить нам о новостях удивительных и важных. Фиал, дочь и наследница королевы Айлен, всеми нами почитаемой, любимой дочери богини Ивил, наконец-то достигла надлежащего возраста для того, чтобы избрать супруга и занять место на троне Ивленна, предназначенное для нее по праву рождения.
Слова его были встречены громким гулом. За прошедшие годы уже не все и помнили, что у королевы Айлен, которая здесь почиталась как одно из наиболее ярких воплощений богини-покровительницы, вообще осталась дочь, ведь за последние тринадцать лет ее никто не видел.
Фиал вышла вперед и встала возле Брехана в проеме ворот, чтобы всем было ее видно. И толпа снова загудела: очевидно, Фиал была похожа на мать, которую многие хорошо помнили. И слова о том, что ей пора избрать супруга, чрезвычайно взволновали жителей. Уж не будет ли этот супруг избран прямо сейчас и не для этого ли их всех сюда позвали? Но даже те, кто не питал подобных честолюбивых надежд, понимали: от выбора юной королевы зависит их дальнейшая жизнь и ее благополучие.
– И я уже избрала супруга! – произнесла Фиал. – Я жила в брохе, не видя никого, кроме моей воспитательницы, но сама богиня привела ко мне мужа, одного из сыновей Дома Клионн. Его имя Бьярни, он сын Дельбхаэм, дочери рига Миада Железная Рука. Подойди!
Она кивнула Бьярни, и он встал рядом с ней, кожей чувствуя, как жадно ощупывают его сотни и тысячи настороженных, любопытных глаз. И гул в толпе раздавался скорее одобрительный: высокий, сильный, статный, хорошо одетый, с внушающим доверие открытым лицом, Бьярни произвел благоприятное впечатление. Женщины понимали, почему он понравился наследнице Дома Ивленн, но и мужчины не могли указать в нем ни одного видимого изъяна. А поскольку он происходил из королевского рода, то никто не мог сказать, что этот брак нарушит Правду Короля.
– Однако вот что еще нужно сказать! – воскликнул Фиахна, тоже выступив вперед. – С давних времен идет обычай, согласно которому мужем королевы становится тот, кого благословит удачей богиня Ивил, дав ему победу в состязании. Разве не так, сыны Ивил?
Толпа глухо загудела, а Бьярни вздохнул. Похоже, ему все-таки придется сегодня побегать. Трава мокрая – как бы в грязь не шлепнуться на глазах у всех новых подданных.
– Нет закона, по которому мужем королевы станет только победитель в «королевских бегах»! – громко и уверенно ответила на это сама Фиал. – Богиня Ивил сделала свой выбор, когда привела его ко мне, позволила одолеть все преграды. Кто бы ни вздумал состязаться с Бьярни теперь, он безнадежно опоздал!
Молодая королева многозначительно улыбнулась, и по толпе пробежал смешок – все поняли, что она имела в виду. Бьярни на миг опустил глаза – а дочь королевы Айлен оглядывала своих подданных без малейшего смущения, с торжеством во взоре.
– Не много чести тому, кто одерживает победы только в скачках между столбов лежанки! – насмешливо произнесла королева Этайн. – И нельзя во всем полагаться только на того, кто прыток лишь на равнине из белого льна. Мы слышали, что матерью этого человека была Дельбхаэм из рода Клионы, но спросите у него, от какого отца он рожден?
Толпа замерла в ожидании, не сводя глаз с Бьярни. Этот вопрос показался людям странным и удивительным: родство с королевским домом по материнской линии было определяющим, и имя отца имело значение, только если этот отец оказывался ну уж очень хорош! Или, наоборот, невыносимо плох.
А Бьярни на миг промедлил с ответом, собираясь с духом. Дома, на Квартинге, он мог без смущения называть имя своего отца, но старался умолчать о матери. Здесь все было наоборот: родство с Дельбхаэм составляло его гордость и основу всех притязаний, а вот наличие отца-сэвейга могло все погубить. Но деваться некуда. Правда Короля требует не допускать ни малейшей лжи, тем более здесь, на священной вершине Старой Тетры.
– Мой отец – Сигмунд сын Арнора, знатнейший и уважаемый человек в округе Камберг, что на полуострове Квартинг, – ответил он среди тишины. – Это муж доблести, не раз отличившийся в сражениях, муж мудрости, способный дать совет в любом деле, и многие конунги бывали рады видеть его своим гостем.
– Вы все слышали, сыны Ивил! – крикнула королева Этайн, перекрывая поднявшийся гул. – Этот человек, желающий стать вашим королем, – родом из Лохланна! Сейчас, когда лохланнские вожди разоряют земли Зеленых островов, неужели вы допустите одного из них на трон ваших славных королей? Неужели вы волка возьмете в пастухи к своим стадам?
Толпа гудела все громче, и этот гул становился угрожающим.
– Никто не смеет оспаривать мой выбор! – Фиал шагнула вперед и повелительно взмахнула рукой. – Богиня Ивил дала право своим дочерям выбирать себе мужей по собственной воле. И мой выбор имеет основания. Торвард конунг, тот вождь лохланнцев, который угрожает нам, – кровный враг моего мужа! Никто не будет более стойко и непримиримо бороться с ним, чем Бьярни сын Дельбхаэм!
– А если так, то он может развязать войну, пока она еще не пришла к нам! – кричал Фиаха. – Преследуя собственные цели, этот новый король пошлет вас, сыны Ивил, проливать вашу кровь ради его жажды мести!
За спинами его и королевы Этайн собирались воины с копьями. Брехан махнул рукой, призывая своих людей загородить Бьярни, кварги тоже поспешно встали, прикрывая своего вождя и его молодую супругу. Толпа внизу волновалась, словно хотела броситься куда-то, но не знала куда. Казалось, сейчас Старая Тетра вновь увидит одно из тех страшных, кровавых событий, о которых говорится в сказании: родичи поднимут оружие друг на друга. И это будет страшным нарушением Правды Короля, ибо никому не позволено проливать кровь и нарушать мир во время собрания, да еще здесь, на грани мира людей и Иного мира.
Но кто понесет за это ответственность? Сыновья Айлен, считавшиеся ригами до сегодняшнего дня, или чужак, желающий занять их место? Все определит исход схватки: победитель станет королем, а на побежденного падет вина за нарушение законов.
И вдруг над вершиной холма раздались дивные, неожиданные звуки. Целая стая белых птиц появилась будто из ниоткуда и закружила над холмом. Забыв обо всем, что здесь происходило, люди поднимали головы, не замечая капель дождя, текущих по лицу, и слушали пение белых птиц. Нежное, мелодичное, оно успокаивало страсти, проливало в души мир и покой. А главное – давало знать, что сейчас будет явлена высшая воля и сделает ненужными все споры.
Бьярни сжал руку Фиал. Оно начиналось, то, ради чего он водил свою дружину к башне колдуна, то, что обещала ему девушка из странствующего бруидена – Эалайд дочь Боадага.
Толпа застыла, люди, казалось, перестали дышать. Все знали, что обитатели Иного мира незримо присутствуют на каждом собрании в Старой Тетре, но едва ли хоть один человек помнил случай, чтобы они явились на глаза смертным. Но именно это и происходило: на зеленом склоне, прямо перед каменными воротами, в воздухе показались очертания дома. Просторное здание с резными косяками и порогом из белой бронзы, покрытое вместо дерна перьями белых птиц, сначала походило на видение, но с каждым мигом видение становилось все более плотным и осязаемым. И вот он уже стоял на зеленой траве – бруиден, странствующий между мирами, стоял, волшебной силой построенный за считанные мгновения, а перед ним качали ветвями на ветру ореховые кусты. Под ними сверкали хрустальными струями источники, и лососи с красным соком орехов на брюшке резвились, выпрыгивали из воды, сверкая серебряными боками.
На равнине, полной людей, стояла мертвая тишина. Затаив дыхание, жители Ивленна ждали, что же скажут им обитатели Иного мира.
Дверь открылась. На пороге из белой бронзы показалась женщина – совершенно обычная женщина, немолодая, одетая в рубаху из простого желтого льна, в плащ из зеленовато-бурой шерсти. Бьярни узнал ее – это была Гуидим, молочница, указавшая ему путь к Фиал. Но даже на миг ему не пришло в голову, что это на самом деле Гуидим.
По толпе пробежал вздох – уж очень эта женщина не походила на обитательницу Иного мира, как все хорошо представляли их по сказаниям.
Гостья из Лет-Н-Айла шагнула вперед.
– Не тебе упрекать этого достойного мужа, Этайн, дочь Кадарна! – произнесла она ясным голосом, который отчетливо услышали все, даже в самых дальних рядах толпы. – С ним придет на землю Ивил долгожданная Правда Короля, потерянная тринадцать лет назад, когда сюда явилась ты! Ты, изгнанная из Великих Равнин за то, что обольстила своего пасынка и вынудила бежать, ты, проклятая своим мужем и несущая на себе печать порока и преступления. Тринадцать лет ты скрывалась здесь, подчиняя чарами ригов и их приближенных, но землю Ивил ты не могла обмануть, и неурожаями отвечала она на нарушение Правды Короля!
Толпа содрогнулась, как вода, в которую упал камень, но не издала ни звука, боясь помешать этой речи.
– По справедливости велика твоя ненависть к этому человеку, к Бьярни, сыну Дельбхаэм, ибо благодаря ему твоя сила исчерпана и твой обман раскрыт, – продолжала женщина из странствующего бруидена. – Так пусть же сейчас все увидят твое настоящее лицо и решат, тебе ли быть королевой земли Ивленн!
Она подняла руки и сделала простое движение, будто сдергивала какой-то покров.
Несколько мгновений было тихо. А потом толпа разом закричала от ужаса и изумления.
Там, где они только что видели женщину, которую тринадцать лет считали своей королевой, стояла совсем другая, меньше ростом и ничем не похожая на прежнюю. С длинными рыжими волосами, белой кожей и довольно правильными чертами лица, она могла бы быть красивой или хотя бы миловидной, если бы не два обстоятельства. На щеке ее виднелись три страшные багровые язвы, своим видом вызывающие ужас и отвращение. А выражение этого лица было жестоким и злобным, что тоже не способствует красоте.
– Тринадцать лет ты присваивала чужой облик, украв его у меня, и тринадцать лет ты занимала чужое место, побудив мужа заточить в брох настоящую наследницу королевы Айлен, – продолжала гостья. – Но теперь Правда Короля вернется на землю Ивил, а ты больше никогда не посмеешь обманывать людей и в этом мире, и в том. Я, Эалайд, дочь Боадага, говорю это!
И вдруг все увидели, что облик говорящей тоже изменился. Теперь это была молодая женщина высокого роста, с блестящими, как самый темный янтарь, волосами. Обликом и чертами лица она напоминала прежнюю Этайн, которую все знали, но даже самому темному пастуху в толпе было ясно, что это совсем другая женщина.
И никто не был потрясен этим больше, чем Бьярни. Сбылось то, о чем он так страстно мечтал. Он увидел настоящую Эалайд. И она показалась ему настолько же прекраснее прежней Этайн, насколько изящный золотой сосуд, покрытый тонкой резьбой, прекраснее грубого глиняного горшка. Уже знакомые черты ожили и задышали; теперь в них отражался ум, смелый открытый нрав, и если не доброта, то честь и справедливость. И еще их оживляла искренняя радость и торжество победы. Эалайд сияла как солнце, и никто не мог оторвать от нее восхищенных глаз.
Застывшая, будто камень, Этайн вдруг опомнилась. Прикрывая лицо руками, она метнулась к дверям бруидена, перепрыгнула через порог из белой бронзы и пропала внутри. Неизвестно, где теперь найдет приют эта женщина, но на земле Ивленна ей больше не будет места.
– Вот ваш новый король, сыны Ивил, – сказала Эалайд, повернувшись к Бьярни. – Он вернул на вашу землю Правду Короля, и я, Эалайд, дочь короля Тетры, благословляю его.
– Да будет и с тобой благословение богов, – ответил Бьярни, не в силах оторвать от нее глаз. Сейчас уже ему казалось, что он всегда видел ее именно такой, не замечая тех внешних, наведенных обликов, под которыми она была вынуждена существовать. – Я благодарю тебя за все, что ты для меня сделала.
Он хотел бы сказать больше, но не находил слов и только надеялся, что дочь Боадага, женщина из рода сидов, и сама прочитает все, что творилось у него в душе и отражалось в глазах. По крайней мере, сейчас ему казалось, что после встречи с ней никакую другую женщину он полюбить уже не сможет, никогда.
– И я благодарю тебя. – Эалайд улыбнулась. И Бьярни понял, что не за башню Кадарна она его благодарит, а именно за эти чувства, согревающие души бессмертных и приобщающие их к вечному круговороту жизни. – Я предрекаю, что удача никогда тебя не покинет. А теперь прощай.
Она вошла в бруиден и встала за порогом из белой бронзы. И бруиден стал таять прямо на глазах у изумленных жителей Ивленна. Несколько мгновений – и он исчез: пропало здание, и ореховые кусты, и источники с лососями. Бьярни не отрывал глаз от того места, где видел Эалайд – в последний раз, как ему подсказывало сердце, хотя там ничего уже не было больше, кроме зеленой травы и черного стоячего камня, свидетеля многих чудес.
– Итак, вот он, наш риг, Бьярни, сын Дельбхаэм! – первым опомнившись, произнес Мунремур. – Приветствуйте его, сыны Ивленна, – того, кто вернул нам Правду Короля!
Народ, как разбуженный, закричал при этих словах. Бьярни огляделся: Лет-Н-Айл все еще не отпускал его, и ему казалось, что, хотя он больше не видит Эалайд, ее глаза цвета ореха все еще смотрят на него из небытия.
Бывший риг Фиаха, более всех прочих потрясенный превращением той, кого он считал своей женой и прекраснейшей из женщин, сидел на траве, привалившись спиной к камню, и на лице его застыло полубезумное выражение. Его младший брат, который все тринадцать лет ему завидовал и мечтал привлечь к себе любовь Этайн, все время подававшей ему на это надежды, теперь вдруг оказался в выигрыше и потому сумел быстрее взять себя в руки.
– И каков же будет твой первый приказ, о наш король? – обратился к Бьярни Фиахна, как-то странно криво усмехаясь.
– Я прикажу собирать войско, чтобы защитить землю Ивленн от опасных заморских врагов, – ответил Бьярни.
– И это исключительно верный приказ, который мы выполним с усердием! – Фиахна издевательски поклонился. – Ибо сегодня утром, уже по дороге сюда, получили мы весть, что возле острова Фаир замечены боевые корабли Лохланна! Мы не успели сказать об этом людям, ибо стали свидетелями великих чудес! Но теперь Иной мир нас покинул, и нам надо позаботиться о себе по эту сторону порогов из белой бронзы. Веди же нас в бой, о наш король.
Да, удача не совсем покинула сыновей Айлен, ибо сняла с их плеч груз забот по управлению страной именно в то время, когда этот груз мог стать непосильным. Теперь Бьярни – король острова, на который напал Торвард конунг, и он за все отвечает. Он пойдет воевать в первых рядах, он, возможно, будет убит в бою. И тогда сыновья Айлен, объявив его неудачливым королем, могут постараться как-нибудь вернуть себе трон.
– И поведу! – уверенно отозвался Бьярни. Ради этого он все и затеял. – У нас достаточно сил, чтобы отстоять нашу цветущую землю. И да благословят боги наши мечи!
Одобрительный рев толпы почти заглушал его речь: мигом проникнувшись восхищением и преданностью к своему новому королю, которого благословила на их глазах женщина из Иного мира, пылкие сыны Ивленна просто жаждали идти за ним куда угодно.
– И я буду просить богов о благословении моему мужу и вашему королю! – воскликнула Фиал, торжественно подняв обе руки к небу.
Народ у подножия холма отвечал ей восторженным криком. Бьярни благодарно взял свою жену за руку. Ведь истинной госпожой, наследницей богини Ивил, была именно она, Фиал, дочь Айлен. А он, муж, при ней был кем-то вроде ярла, военного вождя. Но Фиал выступала за войну – отчасти назло братьям, которые так долго держали ее взаперти, отчасти потому, что в неволе она только и мечтала о будущих славных делах, которые не уступят деяниям ее знаменитой матери. И вот такая возможность представилась прямо сейчас! Как Бьярни был благодарен Фиал за то, что она дала ему власть над целым островом, так и она была благодарна ему за то, что с его появлением все ее самые заветные мечты начали сбываться.
Теперь предстояло собирать войско, и как можно скорее. Вражеские корабли действительно были замечены возле острова Фаир – маленького островка у восточного побережья Ивленна. Наблюдатели насчитали их пять или шесть, причем уверяли, что все это крупные боевые корабли. Бьярни помнил, что под началом у Торварда имелось шесть лангскипов, среди которых самым большим был его собственный, «Ушастый Дракон», на двадцать восемь весел по каждому борту.
В ближайшие несколько дней держалась плохая погода: постоянно шли дожди и дул сильный ветер. И жители Ивленна благодарили богов, видя в этом самое яркое подтверждение удачи нового короля: на море этот ветер наверняка вызовет сильное волнение, которое не позволит вражеским кораблям подойти к острову.
– Да пошлют нам боги еще более сильный ветер, да породит он бурю! – говорили они.
Бьярни понимал их: чем дольше будет продолжаться непогода, тем больше времени останется на сбор войска.
Королева Фиал сразу после знаменательного собрания в Старой Тетре обосновалась в бруге Мис-Бенн, заняв бывшую спальню своей матери в грианане, где перед этим тринадцать лет хозяйничала обманщица Этайн. К услугам Бьярни теперь были королевский трон в нижнем покое, на котором он теперь сидел вместе со своей супругой, и роскошное королевское ложе ночью. Но и в то короткое время, которое молодая королева оставляла ему на отдых, он не столько спал, сколько раздумывал, как ему лучше поступить. Вызывать Торварда конунга на поединок еще раз он не считал хорошим решением. Если бы сам Торвард вызвал его, он не отказался бы – и будь что будет. Но, помня прошлый опыт и зная, насколько Торвард как боец опытнее и сильнее его, он не слишком высоко оценивал собственные надежды на победу. Чего же хотеть – Торвард был старше, крупнее, сильнее и во много раз опытнее. Его ведь с пятилетнего возраста учили сражаться, и ему никогда не приходилось тратить время на возню по хозяйству. В поединке с ним Бьярни мог рассчитывать не столько на свои силу и умение, сколько на удачу и благословение богинь Зеленых островов. Правда, и это немало.
Но раз уж судьба вручила ему целое королевство, нужно было пользоваться всеми возможностями, и Бьярни предпочитал собрать войско. У Торварда, когда тот высаживался на острове Клионн, имелось не больше пяти сотен человек, но в той битве, где Бьярни попал в плен, и фьялли ведь сколько-то потеряли. С другой стороны, Торварда поддерживает риг острова Банбы, и на покоренных Снатхе и Клионне он тоже мог собрать какое-то войско. Но в шесть кораблей больше тысячи человек не поместится никак, а скорее и меньше, потому что прочие дреки уступают «Ушастому Дракону» размерами и вместимостью. А на Ивленне, как уверяли королевские братья, тысячу воинов набрать можно, хотя честно признавались, что из этой тысячи разве что сотни три будут вооружены и обучены надлежащим образом. Рог Сбора местной фианны уже прозвучал, и быстроногие и неутомимые, как олени, фении-гонцы уже мчались вдоль побережья, собирая своих. Фении же, кстати, и заметили вражеские корабли первыми, они-то и послали весть братьям-королям.
Если бы удалось оттянуть срок битвы на то время, которое нужно для сбора войска, то ее очень даже можно выиграть. И люди собирались: вся долина перед Старой Тетрой была заполнена шалашами и шатрами, и во всех окрестных деревеньках каждая хижина была битком набита постояльцами-воинами. То же самое творилось и в самом королевском бруге.
Одним из первых поприветствовать нового короля явился уже знакомый старик, Эадха мак Селах.
– Вот, риг, посмотри – это мои сыновья! – Он с гордостью показал на трех молодых мужчин, в возрасте где-то между двадцатью и тридцатью годами. – Фраех, Эйсин, Аилим. Все они отличные воины и с радостью пойдут в бой за нашу землю.
– Приветствую вас, герои земли Ивленн, – Бьярни улыбнулся. – Я очень хотел бы, Эадха, чтобы у каждого мужа на Ивленне было не меньше троих сыновей, таких же сильных и доблестных, как твои.
– Если ты этого истинно желаешь, то уже вскоре каждый женатый мужчина будет иметь троих сыновей! – Старик кивнул. – Ибо слово, сказанное королем, богиня Ивил принимает в свое сердце и исполняет его желание. И первым из тех мужей, что приобретут от жены своей троих сыновей, будешь ты сам!
С этими словами старик повернулся и поклонился королеве Фиал. Бьярни тоже улыбнулся своей супруге. Ему все еще не удавалось как следует осознать, что эта молодая темноволосая женщина – его жена. Уж слишком быстро, неожиданно все произошло, и слишком важные мысли отвлекали его – даже сейчас он думал о Торварде конунге гораздо больше и напряженнее, чем о своей молодой супруге. Он еще не понял, что она за человек, не разобрался даже, нравится ли она ему и сможет ли он со временем полюбить ее всем сердцем, как в мечтах своих всегда хотел любить жену. Как он будет строить свою жизнь с Фиал, как примется управлять островом – он не знал, да и не хотелось сейчас об этом думать. Сейчас главное – разбить и отбросить Торварда конунга, который стоял уже на пороге. Надо отучить фьяллей раз и навсегда искать поживы на Зеленых островах. Отомстить за Арнвида и Вемунда. Вернуть кольцо Дельбхаэм. Найти Элит. Все желания и цели Бьярни сейчас ограничивались этим. А все остальное – как-нибудь потом.
И хотя как женщина она ему нравилась, обнимая Фиал, Бьярни не мог отделаться от мыслей об Эалайд. О той, которая и устроила, по сути, его брак с Фиал и которая настолько глубоко поразила его, что для других женщин в душе просто не оставалось места. «Я надеюсь, когда мы встретимся в другой раз, твой ответ будет иным!» – когда-то сказала она ему. Бьярни уже не рассчитывал, что еще когда-то увидит Эалайд, но невольно продолжал мечтать о ней. Привыкнув к переменчивости ее облика, которая уже казалась ему неотделимым качеством дочери Боадага, он готов был узнать ее в любом обличии и с тайной надеждой вглядывался в каждую встречную женщину, была она молода или стара, красива или уродлива, и с замиранием сердца ожидал найти в ней свою удивительную возлюбленную. Предостережения стариков и сказителей сбылись: дева Иного мира принесла ему и благо, и печаль, она вложила в его сердце любовь к себе и исчезла в своих недостижимых далях, сделав его мужем другой женщины. Но Бьярни вспоминал Эалайд только с благодарностью и тайной нежностью, не держа зла на ту сладкую отраву, которую она влила в его кровь. Эта тоска казалась ему дороже и желаннее покоя – в те недолгие мгновения, когда ему удавалось обо всем этом подумать.
Прошло еще несколько дней. К Старой Тетре стекались вооруженные люди. Бьярни целыми сутками был на ногах: разговаривал со всеми прибывающими, осматривал их оружие. Боевой дух был на высоте, да иного он и не ожидал от пылких и бесстрашных уладов, для которых сама смерть была не ужасом и тьмой, а лишь переходом в счастливую Страну Блаженных. Но от вида их оружия ему порой хотелось плакать. Иные заявлялись с бронзовыми мечами, твердо уверенные, что оружие, принесшее славу в веках их далеким предкам, ничуть не хуже послужит и им.
– Эти люди не заметили, что со времен Ки Хилаинна прошло примерно девять веков! – говорил Бьярни Ивару хёльду, бессильно привалившись спиной к холодной и мокрой каменной плите, ибо ветер и дождь все не утихали. – Такое впечатление, что их всех волшебная женщина увозила на хрустальной ладье в Иной мир, где они не замечали, как бежит время, и вот только сейчас вернулись обратно. О боги! Знаешь, я король всего неделю, а уже думаю: хорошо ли это?
Но приступы слабости с ним случались не часто, и у Бьярни хватало твердости успешно скрывать их от всех, кроме Ивара. Зная, что времени очень мало, он прилагал все силы, чтобы исправить положение. На собственном опыте он убедился, что мечи уладов, более короткие, делают их легкой добычей сэвейгов, вооруженных длинными клинками. Других мечей взять было негде, но у героев Зеленых островов имелись очень неплохие топоры. Бьярни велел насадить их на рукояти подлиннее и покрепче и старался обучить уладов действовать этим оружием так, чтобы пробить защиту сэвейгов. Постараться разбить щит, зацепить его край, вырвать из рук. Пытался он и заставить уладов взять щиты вроде тех, какими прикрывались сэвейги, то есть большими и круглыми, закрывающими воина от бедра до глаз. Наготовить досок и собрать щиты, имея много рабочих рук, не так трудно, но нужны были умбоны. Улады не имели своего железа и покупали за морем в обмен на шерсть, соль и лен: взять его много и сразу было негде. Появись нужда, золотые умбоны наготовить было бы легче, но от золота в бою очень мало проку! Да и не хотели улады взваливать на себя тяжелое снаряжение, которое помешало бы им совершать геройские прыжки и прочие приемы. Кое-чего Бьярни все же удавалось добиться, но домой, в бруг Мис-Бенн, он приползал глухой ночью и совсем без сил. Королева Фиал, никогда не ложившаяся, не дождавшись мужа, встречала его в дверях, приносила горячее питье, подавала еду – потом вела наверх, в грианан, где уже пылал огонь в каменном очаге, сама стаскивала с него влажную одежду и укладывала в постель. И даже не очень обижалась, если измотанный супруг засыпал еще по пути к подушке.
Каждый день к Бьярни прибывали гонцы-фении с восточного побережья. Корабли сэвейгов за это время еще несколько раз показывались среди туманной пелены, окутавшей море, но сильное волнение не давало им подойти к берегу.
– Они уже четверо суток, если не больше, болтаются в море, – говорил Бьярни своим людям, стараясь наполнить их уверенностью в превосходстве над врагом. Правда, здесь он приписывал подданным свою собственную тревогу, ибо пылкие улады и так не имели привычки сомневаться в себе. – Они обессилены от борьбы с волнами, они продрогли и промокли насквозь, поскольку там даже огня нельзя развести, они изголодались. Именно таких противников нам и надо! А мы уже почти готовы. Через день я поведу войско к восточному побережью, и тогда пусть фьялли высаживаются. Мы разобьем их, едва стоящих на ногах от усталости, и победа достанется нам недорого.
– Ой! – Фиахна сморщился, будто учуял вонь. Брат его в эти дни от стыда где-то прятался, но темноволосый бард постоянно обретался возле Бьярни, стараясь на всякий случай приобрести расположение нового родича и нынешнего короля. – О риг! – Он огляделся, словно хотел убедиться, что за ними не подсматривают. – Неловко мне слышать такие речи от мужа нашей дорогой сестры, наследницы нашей матери, королевы Айлен! Только трусы ищут противника послабее, только негодяи жаждут побед, не оплаченных кровью и ранами!
– Ты пел совсем иные песни, пока был ригом сам, дорогой мой брат! – Улыбнувшись, Бьярни положил руку на плечо новоявленного родича, который по-прежнему не вызывал у него никакой родственной любви. – Ты и Фиаха, который хоть и доблестный воин, но тоже совершенно не собирался дорого платить за победы. Не вы ли мечтали, чтобы все ваши враги и соперники перебили друг друга, а вам осталось пожинать плоды чужих трудов, собирать урожай с поля, вспаханного чужими мечами, засеянного чужими костями, политого чужой кровью? Так не упрекай теперь меня за то, что я хочу сберечь кровь и жизни наших людей. Ведь это ваши люди, ваши соплеменники.
– Это были не наши мысли! – обиженно ответил Фиахна. – Нам внушала их та злая женщина, которая опутала нас своими чарами и держала в плену нашу доблесть.
Бьярни только усмехался. Право же, за тринадцать лет можно разобраться, что и с тобой, и со всей страной творится что-то не то!
Наконец Бьярни решил, что пришла пора выступать – возле Старой Тетры собралось уже более тысячи человек. Ждать было больше некого, и Бьярни повел войско на восток.
Весь день они шли под дождем. И когда к вечеру дождь утих, а потом и совсем прекратился, небо прояснилось и закат пообещал назавтра ясный день, измученные, промокшие и продрогшие улады восприняли это с не меньшей радостью, чем сэвейги, болтавшиеся в море. Ночью было еще ветрено, но без дождя, и наутро выглянуло солнце. Войско пошло дальше, и на суровых усатых лицах уладских героев появились улыбки. Бьярни и сам чувствовал, как устал от мрака, сырости и холода. Ведь лето еще в разгаре – хотелось света, тепла, приволья. И они были уже совсем рядом. Свежая зелень, омытая дождями, сверкала на солнце, волновались мокрые колосья на полях, обещая богатый урожай. И каждый невольно проникался твердой убежденностью, что вскоре будет одержана победа и никакой враг уже не осквернит и не разрушит этот прекрасный, зеленый, дружелюбный мир.
Незадолго до вечера войско прибыло в долину Фаир, откуда открывался вид на одноименный островок. Еще на подступах к ней Бьярни встретили гонцы и предупредили, что сэвейги высадились около полудня. Прояснившееся небо и улегшееся волнение наконец позволили им это сделать, но Бьярни оказался прав: после пятисуточного пребывания в бурном море сэвейги были измотаны до предела. Выбравшись на берег и из последних сил вытащив корабли, они едва сумели развести огонь и повесить котлы, и большинство из них просто лежали на песке и на траве, стараясь прийти в себя.
Бьярни, наблюдая с пригорка за долиной, вскоре сам все это увидел. Он насчитал шесть боевых кораблей, из которых два еще оставались в воде, увидел сотни и сотни человеческих тел, лежащих и сидящих по всему берегу. Если бы улады сейчас набросились на них, то победа была бы делом решенным. Но уладам тоже требовался отдых после перехода.
Он оглядывал стан противника, выискивая вождя. И впервые насторожился, осмотрев корабли, – «Ушастого Дракона» среди них не было.
Бьярни разглядывал их снова и снова, но напрасно. Он отлично помнил «Ушастого Дракона», тот самый лангскип на двадцать восемь весел по борту, с драконьей головой на переднем штевне, чьи резные уши напоминали скорее крылья. Он видел этот корабль трижды: дома, в Камбифьорде, пока дреки еще принадлежал первому хозяину, граннландскому конунгу Асмунду, потом там же, когда им уже владел Торвард, и в третий раз совсем недавно, когда «Ушастый Дракон» возглавлял стаю других «драконов», плывущих к берегам Клионна. Бьярни не мог бы ошибиться и не узнать его. Однако «Ушастого» тут не было. Было шесть кораблей без него. Сначала Бьярни подумал, что «Ушастый» просто отбился от стаи – буря разметала корабли, унесла его куда-то. Тогда следует напасть немедленно, пока войско лишено предводителя. Но и другие корабли выглядели незнакомыми, и того «Единорога», на котором шел кто-то из ближайших Торвардовых ярлов, Бьярни тоже не видел – а уж голову единорога на переднем штевне, изготовленную руками неведомого мастера с Эриу, уж точно нельзя было спутать с другими или не заметить!
На штевнях четырех из шести кораблей в долине Фаир виднелись плоские змеиные головы, на двух – волк и медведь. И чем больше Бьярни смотрел, тем сильнее крепло в его душе убеждение, что это просто не те корабли.
Это не то войско! Это не тот вождь! Это не Торвард!
Впервые допустив эту мысль, Бьярни не знал, радоваться своему открытию или ужасаться. Вспомнились рассказы Эадхи о том, как два года назад остров был спасен от разорения благодаря тому, что два вождя из Морского Пути встретились здесь и столкнулись, сражаясь между собой за право грабить зеленые долины. А потом Торвард, взяв богатую добычу, предпочел не рисковать, ввязываясь в сражение с уладами, у которых было время подготовиться.
Если этот вождь враждует с Торвардом, то его появление можно обратить себе на пользу. Но если это какой-нибудь его друг и союзник, то дело плохо. У Торварда есть побратим – Роллауг, конунг Хэдмарланда. Торвард мог вызвать его с войском к себе на помощь, до земли хэдмаров отсюда даже ближе, чем до самого Фьялленланда.
Так кто это? И что теперь делать? Бьярни был вовсе не намерен ввязываться в ненужную схватку и проливать кровь, если есть возможность без этого обойтись.
– Не медли, риг, – намекнул Фиахна. – Они не готовы сражаться, мы перебьем их всех!
– Подожди. – Бьярни качнул головой. – Не стоит убивать людей, которые еще могут оказаться нашими союзниками.
– Что?
– Это не Торвард конунг. И это не фьялли.
– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросил Фиахна.
– Я узнал бы его корабли. А эти я вижу в первый раз.
– Как можно узнать корабли? Эти громадины все одинаковые!
– Ничего подобного. Они такие же разные, как люди, и даже не обязательно смотреть в лицо, то есть на передний штевень, чтобы отличить один от другого. Размер, очертания, окраска, украшения… Есть много признаков, но сейчас недосуг их объяснять. Главное – я должен выяснить, что это за люди. Если удастся заключить с ними союз, то мы приобретем поистине неоценимую помощь. У них есть корабли, с которыми мы сможем напасть на Торварда прямо там, где он сейчас. Мы сможем разом перевезти всех людей, которых собрали.
– Постой! – Фиахна тронул его за локоть. – Так это не Торвард конунг? Получается, он вовсе и не приходил на Ивленн? Так, может, у него и в мыслях нет на нас нападать, так зачем мы будем…
– Ядрить твою в корень! – Бьярни хлопнул себя по бедрам и чуть ли не впервые в жизни от души выругался в присутствии знатных, уважаемых людей. При этом ему снова вспомнился Торвард, никогда и ни при ком не стеснявшийся в выражениях, и Бьярни понял, почему у конунга так часто возникает желание облегчить душу. – Опять те же штаны, только завязка на боку! Если Торвард еще не пришел, это не значит, что он и не придет! Да, может, он прямо сейчас поднимает паруса! Ветер-то западный! Он, может быть, переждал эту непогоду у себя на Клионне или на Снатхе, а теперь будет здесь уже завтра – с многочисленным, свежим, отдохнувшим войском. И мы должны быть благодарны этим людям, – он кивнул в долину, – которые побудили нас собрать войско! Хотя бы уже поэтому мы должны дать им возможность остаться в живых.
– А я что говорил! – Фиахна усмехнулся и окинул стоявших вокруг людей значительным взглядом. – Волков не травят волками! Лохланнцы вступаются друг за друга!
– Ты не прав, Фиахна мак Матах, – возразил ему Брехан. Теперь, когда тот уже не был королем, знатные люди были не обязаны всегда с ним соглашаться. – Мы не раз наблюдали, какая сильная вражда порой кипит между разными лохланнскими вождями – порой они ненавидят друг друга гораздо сильнее, чем нас. Ведь к нам многие из них попадают впервые, а друг с другом их иногда связывает многолетняя кровная вражда. Бывает так, что, обнаружив возле наших берегов своих же соплеменников, они от ярости забывают и про нас, и про добычу, и ожесточенно кидаются в схватку между собой. Не раз и не два уже случалось так, что благодаря союзу с одним лохланнским вождем риги Зеленых островов уберегали свою землю от разорения и даже увеличивали свои владения. Разве ты не помнишь, как королева Айлен взяла в плен Кольбейна по прозвищу Большая Секира, после того как его корабль выбросило бурей на наш остров? Тогда он был обессилен и ранен, но королева дала ему возможность восстановить силы, и он не только защитил Ивленн от нападения со Снатхи, но и привез королеве богатые дары в благодарность за доброту и гостеприимство. Разве ты не помнишь, как в другой раз она сама вышла навстречу другому вождю, Транду сыну Гудмунда, и предложила ему плату за то, что он будет охранять наши берега и получать содержание и подарки, не проливая крови? От Транда ярла она даже родила сына, и, не умри тот маленьким, сейчас у тебя имелся бы единокровный брат, наполовину лохланнец! Королева Айлен была мудрой и смелой женщиной. Потому земля Ивленн и процветала под ее управлением. Она хорошо знала, что перед овечьим стадом именно другой волк будет еще более яростным и непримиримым противником волку, чем сторожевые псы. И мы поддержим короля Бьярни. Если он желает попытаться заключить союз с этими людьми – это следует сделать.
Ободренный поддержкой, Бьярни приказал начать подготовку. И этим же вечером, пока не стемнело, его дружина показалась у края долины. Он взял с собой своих кваргов и около полусотни уладов – из тех, кто был наиболее хорошо вооружен и производил наиболее грозное впечатление. Остальные получили приказ разжечь побольше костров: если сэвейги послали наблюдателей на холмы, то в соседней долине их глазам предстанет целое море огней и огромное войско. Люди и кони есть, и кто в сумерках и суете подсчитает, одна тысяча там или все три?
Завидев большую готовую к бою дружину, сэвейги вскочили с мест и принялись поспешно вооружаться. К тому времени, как Бьярни со своими людьми приблизился, они уже выстроили «стену щитов», прикрывая свои корабли и готовые отразить первый натиск. Но Бьярни приказал нести впереди себя белый щит – знак мира, хорошо известный и понятный сэвейгам. И те не оставили призыв к миру без внимания: когда Бьярни приближался, копья и стрелы в него не летели. Сдвинув щиты и напряженно глядя поверх кромок, сэвейги, кто бы они ни были, молча ждали.
– Здесь риг Бьярни, сын Дельбхаэм, внук Миада из Дома Клионн, повелитель острова Ивленн, – объявил Брехан мак Ллид, первым приблизившись к стене щитов. – Он хочет говорить с вами, лохланнцы. Кто ваш предводитель?
– Это я! – Один из воинов шагнул вперед. – Мое имя Эдельгард ярл, сын Рамвальда, конунга кваргов.
Бьярни едва сдержал возглас: этот человек, которого он и сам уже выделил среди окружающих, сразу показался ему знакомым. И теперь, когда тот назвался, Бьярни его вспомнил.
Высокий, с такими широкими плечами, что голова по сравнению с ними казалась маленькой, Эдельгард ярл, мужчина лет тридцати, светловолосый, с небольшой русой бородкой, выглядел одним из сильнейших воинов своей дружины, к тому же привлекал взгляд богатством снаряжения и оружия. Бьярни не сразу узнал его под полумаской шлема, украшенной чернением и позолотой, но вспомнил даже его голос, когда тот заговорил. В то время, когда Бьярни был всего лишь сыном рабыни, отец, разумеется, никогда не брал его с собой, собираясь в Винденэс, но Эдельгард ярл несколько раз гостил в усадьбе Камберг, а в первую зиму после женитьбы приезжал даже с женой. И теперь Бьярни отчетливо его вспомнил.
И онемел, не в силах поверить в такую неожиданную удачу. Нет, не зря и Элит, и Эалайд, дочь Боадага, говорили, что боги любят его. Никого лучше, чем Эдельгард ярл, Бьярни и нарочно не смог бы сюда пригласить. Он даже не сразу справился с собой и нашел подходящие слова. А улады уже бросали на него настойчивые вопросительные взгляды, не зная, говорит ли ему что-нибудь это имя – и что именно говорит.
– Приветствую тебя, Эдельгард ярл, – произнес Бьярни и тут же поправился: – Эдельгард сын Рамвальда. – Конунгом или ярлом человека называет тот, над кем он в этом качестве имеет власть, а Бьярни сейчас сам был королем и находился на земле, подвластной ему самому. – Опусти руку, сжимающую меч. Здесь тебе и твоим людям не грозит вражда, если только вы не станете сами искать ее после того, что я тебе поведаю. А тебе очень нужно это узнать.
– Ты говоришь на языке сэвейгов так, будто и сам сэвейг, – с удивлением ответил Эдельгард ярл. – Больше того – так говорят у нас на Квартинге.
– Я родился на Квартинге, и ты отлично знаешь мой род. Я – сын Сигмунда сына Арнора из Камбифьорда. Камберг – наша усадьба, где ты не раз гостил, однажды даже с женой, фру Оддрун. Но моей матерью была Дельбхаэм, дочь рига Миада с острова Клионн, поэтому я добился руки королевы Фиал и теперь правлю здесь, на острове Ивленн.
Помедлив, Эдельгард ярл расстегнул ремень, снял шлем и передал его оруженосцу. Бьярни сделал то же, и они стали рассматривать друг друга, подойдя ближе еще на несколько шагов. Телохранители Эдельгарда и Бьярни подошли тоже, с факелами в руках, освещая место беседы вождей.
– Сигмунд Пестрый? – повторил Эдельгард ярл. – Из Камберга? Я знаю этого человека, но у него было лишь двое сыновей, и оба они погибли этой зимой от рук одного и того же врага…
– Я – третий его сын. И я уже пытался отомстить тому врагу, который погубил моих братьев. Если ты со времен йоля бывал в Винденэсе, то мог слышать там об этом.
– Я бывал в Винденэсе! – со сдержанной злобой отозвался Эдельгард ярл. – И я слышал, какие дела там произошли в мое отсутствие! И я пришел сюда, чтобы найти моего врага – Торварда сына Торбранда, конунга фьяллей!
– У нас с тобой один и тот же враг. Тот, кто убил моих братьев, оскорбил твоего отца и твой дом. Ты пришел на Зеленые острова, чтобы найти его?
– Да! Я знал, что он где-то здесь этим летом! Проклятая буря не давала нам высадиться целых пять дней! Скажи: на вашем острове его нет?
– Его нет здесь, но я знаю, где его найти.
– И ты скажешь мне?
– Более того, я пойду вместе с тобой, если будет на то воля богов.
Далее беседа вождей продолжалась в просторном шатре, покрытом кожами, который для Бьярни поставили на лугу. Эдельгард ярл принял его приглашение, и вскоре они уже сидели вместе, каждый в окружении своих приближенных, вокруг пылающего огня. Принесли пиво, жарили мясо. Эдельгард ярл рассказал, что еще прошлым летом начал поход в Западные моря, прошел по Козьим островам, одержав там немало побед и взяв добычу, а потом ушел на Эриу. Там он зимовал со своей дружиной, захватив брох одного из местных королей, а весной отправился назад в Винденэс, чтобы продать там пленных и отвезти домой добычу. И узнал, что случилось на йоле, когда он отсутствовал и некому было постоять за честь дома: как Торвард конунг оскорблял своими домогательствами сестру его жены, как сидел мрачный, портя людям настроение на праздничных пирах, как поссорился с Вемундом сыном Сигмунда и убил его, как его люди устроили побоище прямо во дворе конунговой усадьбы, нарушив самые священные законы, требующие мира во время йоля и середины лета. Как чуть не убил Рамвальда конунга и сделал его заложником своей безопасности до самого ухода.
Рассказывая об этом, Эдельгард ярл чуть не рычал от злости, и Бьярни его понимал.
– Но ты не пробовал напасть на Фьялленланд, пока его нет дома? – спросил он, поскольку сам на месте ярла, обладающего значительными силами, непременно попытался бы это сделать. – Ведь от Винденэса в Западные моря твой путь лежал мимо его берегов.
– Я хотел найти его самого и идти на его землю, уже имея в мешке его голову, – мрачно бросил Эдельгард. – И на обратном пути отсюда я непременно зайду в Аскефьорд! Эйрёд конунг из Тиммерланда, сам Бергвид Черная Шкура бывали там в прошлом году, но он успел вернуться и отбросил их. А если он расстанется с головой, то от его возвращения прочим фьяллям уже будет не много толку!
Бьярни заметил досаду, мелькнувшую на лице Эдельгарда при этих словах, и понял, что его собеседник чего-то недоговаривает. Вероятно, он все же подходил к бурым скалам Фьялленланда под красным щитом войны, но ведь Торвард конунг увел с собой в море не всех мужчин, способных сражаться.
Но углубляться в этот предмет Бьярни не стал. В конце концов, Эдельгард ярл прав: когда они покончат с самим Торвардом здесь, разорять в отместку его землю будет легче.
Эдельгард ярл с готовностью согласился на все предложения Бьярни. Он лишь выговорил себе право первого поединка с Торвардом, и весь его вид выражал убеждение, что второго поединка не понадобится. Бьярни сначала уступил, а потом пожалел об этом: ведь Торвард убил двоих его братьев, то есть его, Бьярни, право на месть было более весомым. Уступил он из привычного убеждения, что сын и наследник Рамвальда конунга выше его по положению и имеет преимущественное право, – и только потом сообразил, что сам тоже происходит из королевского рода и, более того, уже правит, носит титул короля, а не ярла, который в странах Морского Пути имели наследники престола. Но слово сказано, и брать его назад поздно.
Да и к тому же он, Бьярни, с Торвардом уже бился. Эдельгард ярл еще нет. Вот и пусть попробует.
Договорились выступить через несколько дней, когда люди Эдельгарда отдохнут, исправят повреждения своих кораблей и снова будут готовы к походу. И теперь, имея в руках целое войско в тысячу человек и союзника-сэвейга с дружиной на шести боевых кораблях, Бьярни ни на миг не сомневался в грядущей победе.