Глава 3

На другой день Вестмар приступил к работам по строительству дома для себя и дружины. Место ему сообща определили на бывшем Варяжском конце, выходившем прямо к устью Ладожки, где уже лет тридцать над старыми пожарищами буйно росла бузина. А чтобы не скучать зимой и по весне меньше тратить серебра, Вестмар собирался снаряжать своих людей на охоту — добывать дичь для прокорма, меха и шкуры для будущей торговли. Право охотиться возле Ладоги тоже надо было выкупить, и сговорились на том, что весной десятую часть стоимости своей добычи Вестмар внесет Святобору, Велесову жрецу, на устройство братчин. На том порешили, ударили по рукам и выпили пива. Вестмаровы варяги отправились в лес рубить бревна, а Святоборов старший сын Буреяр пошел с ними показывать угодья. На выбранной Святобором делянке валили сосны, обрубали вершины и сучья, подготавливая бревна к перевозу в Ладогу. Вестмар уже сговорился со старейшинами о найме лошадей и ждал только, чтобы выпало чуть больше снега.

Часть людей осталась в Ладоге — расчищать выделенное место от растительности. Но прежде, чем бить топором по корням бузинных кустов, позвали бабку Вихрею.

— Бузина — опасное растение, под ней навьи живут, а ее дым ворота в Закрадный мир отворяет, — как объяснила Стейну Велемила, пришедшая посмотреть. — Поэтому жечь ее вне обряда и не умеючи — нельзя, и рубить, чтобы навий не выпустить, тоже особая мудрость нужна. Я знаю, меня бабка Радуша успела обучить кое-чему. Жалко, померла она рано, мне всего десять лет было. Теперь вот у Вихреи, у вуйки Велерады, у матери, у Святобора обучаюсь понемногу.

Деленя тем временем собирался в дорогу. Народ сомневался, что в такое время года из поездки выйдет толк: Марена то заглядывала в свои будущие владения, то, словно вдруг вспомнив о неотложных делах в другом месте, отступала, и снег снова сменялся дождем, застывшие колдобины на тропках развозило грязью — ни пройти, ни проехать. На поверхности Волхова лежала серая каша из напитавшегося водой снега — ударит мороз, и все это застынет, но прочного льда, по которому можно ехать, ждать еще долго. Но там и Корочун, а в такое время вообще пускаться в путь не стоит, и жди потом чуть ли не до весны. Да и как искать ничем не отмеченные могилы под сугробами по пояс?

К тому же прошел слух, будто на развалинах Вал-города поселился кто-то чужой. Кто такие — никто не знал как следует, никто своими глазами пришельцев не видел, а так — чей-то сват заходил к чьему-то брату, обмолвился… Но Деленя забеспокоился: намереваясь сам восстановить отцовское гнездо, он не хотел ни с кем делить это выгодное место.

Собирался он в путь не один: с ним ехал сам Святобор, с целой дружиной из сыновей и прочей родни, да и многие из бывших валгородских беженцев, кто не прочь был вернуться, хотели взглянуть на родное пепелище.

— И Велеська пусть с нами едет, — заявил Святобор, когда зашел к Домагостю обсудить поездку. — Буду духа звать, а она пусть учится. Когда другой такой случай выпадет? Глядишь, еще поможет мне.

— Хочешь ехать? — спросил отец у Велемилы, затаившей дыхание, чтобы не спугнуть такую удачу.

— Еще бы! Батюшка, миленький, пусти меня! — завопила она так, что Милорада у печи от неожиданности чуть не выронила горшок и принялась ее отговаривать:

— Да куда тебе ехать! Не лето на дворе, и там не игрища! Застудишься насмерть!

Но Велемила упрямо стояла на своем, и мать вскоре отступилась. Ей не хотелось отпускать дочь из теплого дома, но она понимала, что Святобор прав. В младшей дочери она замечала наибольшее из всех своих детей сходство с собственной матерью — знаменитой волхвой Радогневой Любшанкой. Лицом на бабку был похож и Велем, но Велемила получила в наследство немало из ее способностей. Сопровождая мать и бабку в лес, она с раннего детства научилась слышать голоса трав — а это дано только истинной травнице. Радогнева считала, что из внучки вырастет волхва, но искусству хождения в Навий мир обучают лет с двенадцати-тринадцати, а ко времени смерти бабки-наставницы Велемиле исполнилось только десять, поэтому учить ее взялся Святобор. Без науки внучку Радогневы оставлять не годилось — при том, какое положение в жизни ей предстояло занять, лишних знаний не будет.

К тому же Велемиле было любопытно взглянуть на это место, о котором она столько слышала. В Вал-городе ненадолго обосновался со своей русской дружиной Иггвальд Кабан, здесь же он и был разбит. Причем две ее старшие сестры принимали в битве почти непосредственное участие. Они оставались на корабле на Сяси, но вид двух молодых прекрасных богинь с пламенными волосами, одетых в варяжские шлемы и кольчуги, так потряс Иггвальда, что он проиграл поединок с Оддом Хельги. В благодарность Одд подарил Яромиле и Дивляне по золотому кольцу из сокровищ богини Торгерд. Яромила и сейчас носила это кольцо и каждый раз показывала в подтверждение, когда рассказывала о тех событиях торговым гостям или вновь подрастающим детям. Велемила тогда была еще совсем девочкой, и никто ее, конечно, не пустил бы даже и близко, но теперь-то она выросла!

Услышав вечером о поездке Велемилы, Стейн тут же кинулся убеждать дядю, что соперника нельзя отпускать одного: необходимо поехать с ним, чтобы проследить, хорошо ли он выполняет условия соглашения. Вестмар не возражал — ему было очень любопытно, на что теперь похож Валаборг. Он отнюдь еще не отказался от надежды стать когда-нибудь там хозяином. А Велемила, узнав, что Стейн тоже едет, явно обрадовалась, и это очень согрело ему душу.

Она и правда обрадовалась — ей нравилось видеть его рядом, сразу делалось весело, как в тот первый вечер после его приезда, хотелось шалить, резвиться, смеяться… Ее судьба была решена давным-давно, даже раньше, чем ей на голову надели девичью тканку и признали невестой, и Велемила не смотрела на Стеню как на «жениха», но отчего-то злилась, если замечала, что другие ладожские девицы бросают на него завлекающие взгляды. Ну а как же — варяжский гость еще молодой, хорошего рода, давно здесь известного, лицом пригож, умен, приветлив, да и не из бедных — такого всякой хочется заполучить в мужья! Как все заволновались и захлопали крыльями, узнав, что чуть ли не в первый вечер приезда Вестмаров племянник обручился со Святодарой! Как обрадовались, выяснив, что невеста перешла к дяде, а молодой жених пока свободен!

К варягам в Ладоге относились неоднозначно. Из их числа вышли многие жившие здесь искусные ремесленники (про кузнеца Бершу Варяга с дедовских времен рассказывали предания) и богатые торговые гости, но из них были и безжалостные грабители и убийцы, уничтожавшие все плоды трудов. Считалось, что с варягами выгодно иметь дело, но до конца им не доверяли и относились настороженно. Даже те, кто осел здесь насовсем и стал своим, как Вологор, муж Милорадиной сестры Велерады, порой испытывали на себе это предубеждение. Потомков заморских пришельцев во втором и третьем поколении еще в сердцах иногда именовали «варягами» — несмотря на то что большинство из них принадлежало к лучшим родам. Ну а в дальних полуденных землях «варягами» считали всех ладожан скопом.

Отцом Милорады и дедом Велемилы тоже был варяг Синеберн, и его внучка никого не боялась. Ей было приятно знать, что Стеня предпочитает ехать с ней в холод и слякоть ранней зимы, чем с Держанкой и Вереськой сидеть в натопленной избе и играть в «перстенек».

Сухим путем от Ладоги до Вал-города было ровно полтора дневных перехода. Переправившись за Волхов, следовало двигаться через леса на восток, а затем по берегу Сяси до порогов. Водный путь гораздо длиннее; он проходит по Нево-озеру, а оно, известное своим бурным норовом, среди местной чуди считалось входом в саму Бездну. С большим количеством людей или груза предпочитали все же реку, но маленьким отрядом можно было пробраться и через лес. Дочери Домагость выделил лошадь, но большинство дружины отправилось пешком. Несколько раз приходилось останавливаться, браться за топоры и мостить гати, но в целом за первый день прошли больше половины пути и заночевали в маленькой полусловенской-получудинской веси. Называлась она Негодяева Лужа, в честь деда нынешнего хозяина, носившего обережное имя Негодяй и первым поставившим избу на сухом островке среди болот. Поскольку в поход вышло всего человек двадцать, всех разместили под крышами (предложив обе бани и клети). На пол постелили еловые лапы, сверху кошмы и шкуры, другими шкурами накрылись — печка топится, дымно, зато тепло. После целого дня в лесу, то под моросящим дождем, то под мелким снегом, промокшие и продрогшие люди жались к печке, обвесив ее со всех сторон мокрыми вещами и обувью, кашляли от дыма и утешали друг друга пословицей: дымной горести не терпев, тепла не видать!

Подтвердились слухи о появлении в Вал-городе чужих.

— Слышь ты, русь пришла! — рассказывал Смолина, хозяин избы. — На днях, на Сварожки, заезжал ко мне шурь мой Гожа, из Прибыгощевой веси, и сказывал, будто в Вал-городе не то варяги, не то русины появились.

— Русь? — в один голос повторили гости и переглянулись. В этом слове слышался лязг клинков и рев пожаров. — Что же вы молчали? Много их?

— Что еще за русь?

— А ее русские боги и ведают! Гожа-то мой сам не видел, ловец-чудин ему сказал, что возле Вал-города был. Говорят, русь — у порогов одна лодья морская лежит. Людей с два десятка будет. Они сами-то напугались, прибыгощевские. Гожа говорит, уж думали ладожского воеводу упредить, да не решили, кому идти. Кто же теперь пойдет? Справные мужики в лес на куний лов подались, а кто остался, тому недосуг ходить.

— Вовремя мы собрались! — Деленя встал, будто хотел идти немедленно, но из-за тесноты даже шаг было сделать трудно, и он опять сел. — Чуяло мое сердце, что нельзя Вал-город пустым оставлять! Вот уже кто-то на него зарится!

— Давно они пришли? — спросил Доброня.

— Да перед Сварожками как раз.

— Что-то сомнительно, — заметил вполголоса Стейн. — В такое время никто не ходит по морям. К стрижке овец все возвращаются и живут дома до весны.

— И что? За данью приходили? — Святобор нахмурился.

— Пока не слышно. Да зима впереди еще долгая…

— Вот завтра и узнаем, кто это и откуда! — Деленя стиснул челюсти, ноздри его сердито раздулись. — Пока я жив, никто другой не будет во владениях моего рода собирать дань!

— Ну, двадцать человек — это еще не войско.

— Сперва двадцать, потом двести.

— А потом на трехстах кораблях, — пробормотал Стейн и посмотрел на Велемилу: помнит ли она сагу о войске Франмара?

— А мы еще девку притащили! — Доброня тоже посмотрел на младшую сестру. — Мертвецов ловить! Как бы нас не переловили. Не оставить ли ее здесь пока?

Однако Велемила решительно отказалась отставать от своих, и Доброня согласился, что держать ее на глазах и впрямь будет безопаснее. Чужая весь в глухом лесу — тоже не самое надежное место.

Утром отправились дальше. Тропа вилась по берегу Сяси — Сясьйоки, как ее называла местная чудь. До цели оставалось уже недалеко. Сначала показались сопки, вытянувшиеся вдоль реки, а потом и сам Вал-город — довольно высокий каменистый холм, дальняя часть мыса между Сясью и ручьем. Конец мыса был отрезан валом, поверх которого шел частокол, но от него теперь оставалось лишь несколько покосившихся бревен по краям. Дальше от мыса, на том же треугольнике между рекой и ручьем, лежало село — собственно, продолжение Вал-города, не поместившееся внутри частокола. Под крыло старого воеводы Хранимира сюда собирались словены и чудины, кое-кто из варягов, и Хранимир даже поговаривал в последние годы, чтобы расширить вал и захватить им «припеку», как он называл приросшие избы. Земли в ближайшей округе было мало, урожаи плохие, и хотя валгородцы распахивали клочки среди леса и сеяли ячмень и рожь, главными их кормильцами оставались лес и река. Да еще торговые гости, державшие путь к верховьям Волги и дальше на Восток. Правда, ездили мало — самый короткий путь к Волге был и самым опасным, пролегая через земли чужих и недружественных чудских племен. Бывало, что торговые гости просто исчезали, со всеми людьми и товарами — и никто не мог сказать даже, где именно.

Со стороны села действительно пахло дымом. В избушках топились печи — из заволок вырывались серые клубы. Вот между строениями замелькали люди. Святобор велел всем приготовиться, а лошадь с сидевшей на ней Велемилой оставили на опушке, под присмотром брата Витошки. Ему, как и ей, было пятнадцать, но родился он не от Милорады, а от младшей Домагостевой жены, чудинки Кевы. Довольно щуплый, он уступал сестре ростом, но был ловок, сообразителен и не растерялся бы в трудный час. Соскочив на землю, Велемила отдала повод Витошке, чтобы привязал, а сама обошла куст, выискивая место, откуда лучше видно.

Обитаемы оказались только три соседние избы, и у ладожан несколько отлегло от сердца — в трех избах приличное войско не поместится. Но и пара десятков вооруженных, крепких мужчин, привыкших добывать средства к жизни грабежом, могли принести округе много бед. Засядут здесь и будут ходить то в одну весь, то в другую, угонять скот, уносить припасы и забирать женщин. Потом обложат данью — как откуп от набегов. И вырастет здесь новый Лют Кровавый. Нет уж, как говорится, надо сразу волков истребить, пока не выносили все стадо.

При виде приближающегося отряда перед избами поднялась суета, люди выскакивали из домов и строились, образуя знакомую северянам «стену щитов». Все это действительно были северные люди, довольно неплохо вооруженные: у всех имелись щиты, почти у всех — шлемы, половина держала топоры, половина — мечи.

Кое-что в этом сразу утешило и ободрило ладожан. Один из щитов, который держали перед строем, был белым. А значит, незваные гости Вал-города не испытывали большого желания сражаться.

Шагов за десять ладожане остановились, и Деленя прошел еще немного вперед. Напротив него стоял мужчина, держащий белый щит, из-за которого, однако, выглядывало жало меча, и сама стойка выдавала опытного бойца.

— Кто ты такой? — на северном языке спросил Деленя, ни на миг не сомневаясь, что перед ним викинг. — И что тебе здесь надо?

— Я всего лишь ищу приюта на зиму для меня и моих людей, которых ты перед собой видишь, — отозвался владелец белого щита, и по его выговору Деленя заподозрил, что перед ним датчанин — редкая птица в этих местах. Даны ходили за добычей на запад, во Франкию, Фризию, Британию и Ирландию, а на Восточном Пути промышляли в основном свеи, реже урмане.

— Тебе нечего искать здесь, это место принадлежит мне.

— А кто ты?

— Я Деллинг сын Франмара. Мой род уже пять поколений владеет этой землей и этим городом.

— Но город разрушен и выглядит так, будто владеет им одна только Хель!

— Потому что здесь побывал один из морских конунгов, Иггвальд сын Хали. Он похоронен во-он там, за порогами. — Деленя показал острием меча за спину незнакомца, но тот не обернулся, не сводя с него настороженного взгляда. — Он разорил город, но я намерен его восстановить и править в нем, как мой отец Франмар, мой дед Бьёрн, мой прадед Франмар Вепрь, его отец Коль, сын Франмара Викинга, и сам Франмар Викинг. А он унаследовал свою власть от Ингвара Старого, конунга, который правил в Альдейгье.

— Если так, то в твоих правах трудно сомневаться, — согласился незнакомец. — Это твоя дружина?

— Это мои родичи, с которыми мы приехали принести жертвы на могилы предков. Но если ты вздумаешь оспаривать мои права, то здесь мигом соберется войско из многих сотен копий! Это ведь все люди, что ты привел?

— Сейчас — да, это все, кто остался со мной. И раз уж ты по праву владеешь этой землей, Деллинг… сын Франмара, могу я попросить тебя о гостеприимстве на зиму?

— Ты еще не назвал твоего имени, — уже не так вызывающе ответил Деленя.

Ему польстила эта просьба: принимать гостей на зиму — одна из первых добродетелей знатного и могущественного вождя, которым он стремился стать. Его отец всегда оказывал гостеприимство торговцам, ищущим, где перезимовать, а те в ответ развлекали домочадцев сагами о своих поездках.

— Да, разумеется. Мое имя — Хрёрек сын Харальда. Мой род достаточно знатен, чтобы тебе было не стыдно уделить мне место за твоим столом, и восходит к конунгу Харальду по прозвищу Боевой Зуб, а через него — и к Ивару Широкие Объятия.

Деленя присвистнул. Ивар Широкие Объятия и Харальд Боевой Зуб были героями старинных сказаний и стояли в них где-то рядом с Сигурдом Убийцей Дракона и Вёлундом, князем альвов. И если этот человек действительно из их потомков…

— Странно видеть, что родич таких могущественных конунгов ищет приюта на зиму в полуразрушенном городе! — воскликнул Деленя. Он не так чтобы хотел оскорбить незваного гостя, но не мог уложить в голове, как такое возможно.

— Судьба переменчива… и сдается мне, что ты об этом знаешь не хуже! — не обидевшись, ответил Хрёрек сын Харальда и наконец опустил щит и меч.

Деленя не возразил. «Наследство», доставшееся ему после Ингвара Старого и Франмара Викинга, тоже не выглядело особенно завидным.

— До меня дошли слухи, будто ты намерен собирать дань с местных жителей! — сурово продолжал он. — Предупреждаю: если это правда, вам лучше убраться или сражаться с нами! Никто, кроме меня, не имеет права брать дань с жителей Валаборга и его округи.

— Эти слухи неверны. Клянусь славой моих предков, я ни о чем еще не просил местных жителей и даже не видел ни одного из них. Я думал, признаться, что этот край совсем необитаем.

— Чем же ты собирался кормить твоих людей?

— Здесь кругом лес. Мы можем кормиться охотой, и у нас есть с собой снасти для ловли рыбы. Поверь, это будет не первый год, когда я и моя дружина будем зимовать безо всякой поддержки, кроме богов и удачи. Я прошу у тебя лишь позволения остаться на этой земле до весны и больше ничем не собираюсь тебя обременять. Если, конечно, ты не пожелаешь пригласить меня иной раз в гости… поговорить о разных странах, об обычаях земель, о разных удивительных вещах, которые делают человека мудрее…

Он смотрел, дружелюбно улыбаясь: мол, разве это будет не замечательно? Но Деленя совершенно не собирался разрешать селиться здесь чужакам, потому что намеревался устроиться в Вал-городе сам!

— Мы должны обсудить это дело с хёвдингами округи. Двое из них, мои родичи, приехали сюда со мной.

— Тогда, быть может, ты пригласишь их зайти с нами в дом, где мы натопили печь и где не идет снег? — предложил Хрёрек.

«Какой тонкий и учтивый человек!» — отметил про себя Стейн. Делене, как законному хозяину, он предлагает пригласить гостей в тот дом, который он, Хрёрек, уже считал было своим и даже растопил там печь.

Кроме тепла пополам с дымной горестью, Хрёрек мог предложить еще и угощение — лосятину, сваренную в котле, правда, почти без соли, поскольку соль у них вышла и он сразу спросил, нельзя ли ее тут купить. Убедившись в мирных намерениях данов, ладожане вспомнили о Велемиле и Витошке, которых оставили мерзнуть и волноваться в лесу, и послали за ними Доброню. Любопытная Велемила не заставила себя упрашивать и вскоре, единственная из всех, по всем правилам на чистом северном языке приветствовала Хрёрека конунга на земле Гардов.

— Это дочь конунга Альдейгьи? — уточнил тот, почти не сомневаясь, что никем иным эта прекрасная, отважная и учтивая дева, путешествующая с целой дружиной, быть просто не может.

— В Альдейгье нет конунга, ею правит совет самых знатных людей, — ответила она. — Среди них мой отец, Домагость… харсир. — Подумав, она решила, что воевода как раз соответствует военному вождю «сотни». — А также Святобор хёвдинг и другие хёвдинги, которых сейчас тут нет.

— Ведь Альдейгья где-то рядом, верно? — спрашивал Хрёрек. — Я, собственно говоря, направлялся туда, но в Карьяльском заливе был туман и волнение, и мы проскочили устье Волхова. У меня есть там одно дело… но я действительно ищу приюта для дружины на зиму.

— Я не могу разрешить тебе остаться здесь, в Валаборге, — поразмыслив, Деленя покачал головой. — Сейчас этот город плохо выглядит, но не далее как будущей весной я собираюсь отстроить его заново и поселиться здесь. Тебе же, чужаку, опасно в нем находиться. У вас почти под ногами слишком много свежих могил, и их обитатели недовольны. Ты представляешь, что они вам устроят зимой, почуяв, что у них над головами завелись чужаки, да еще и норманны? Северные люди виноваты в том, что этот город вымер. Вам не будет покоя ни единой ночи, а ночи зимой тут долгие…

— Защити нас Тор! — Хрёрек сделал знак молота, и Стейн отметил, что датчанин делает его так, как почитатели Кристуса осеняют себя крестным знамением, знаком его воли и защиты. — Зачем мне ходячие мертвецы! Тогда не знаете ли вы другого места, возможно, усадьбы знатного хёвдинга, который мог бы оказать нам гостеприимство?

Стейн поймал взгляд Делени: они подумали об одном и том же. Очень хотелось задать вопрос, какого тролля ради потомок Ивара Широкие Объятия, конунга, владевшего троллевой уймой стран — без малого всеми, которые вообще известны в этой части света, — на зиму глядя бродит от дома к дому, как собака, и ищет приюта? Да имея при себе всего лишь два десятка человек? Жить ему, что ли, негде?

Видимо, этот вопрос был слишком ясно написан на их лицах, а Хрёрек отличался проницательностью. Это был еще не старый, лет тридцати пяти, крепкий мужчина, рослый, худощавый, с длинными руками и продолговатым лицом, с темными, как у многих датчан, волосами и бородой, с умными серыми глазами. Держался он учтиво, почтительно, но без робости; просил о приюте, как-то ненавязчиво намекая, что самим же хозяевам от этого будет хорошо. Если его положение и выглядело незавидным, то он улыбался, улыбкой прикрывая стыд и словно показывая решимость никогда не отчаиваться! Притом в нем не было ни капли наглости или надменности, которыми часто прикрывают неуверенность, и Стейн подумал, что это, должно быть, неплохой человек, просто ему не повезло. А чтобы достойно держаться в плохих обстоятельствах, требуется незаурядная сила духа.

— Так вышло, что я не могу сейчас… распоряжаться моими родовыми владениями, — ответил он на незаданный вопрос, — которые находятся на Тюленьем острове. Мои предки с отцовской стороны правили там со времен самого Харальда Боевого Зуба. Но в Дании так много знатных конунгов… и так мало земли для них всех… Еще мой дядя, Хрёрек сын Хальвдана, был вынужден искать себе владений во Франкии, где и принял крещение, вместе со своим дядей Харальдом, при участии самого короля франков Людовика Благочестивого. Король выделил им землю во Фризии, и некоторое время они жили там. Позднее они пытались закрепиться на земле своих предков, в Южной Ютландии и вике Хейдабьюр, но даны не приняли конунга-христианина и предпочли Хорика, сына Годфреда Грозного. Я родился во Фризии, где тогда правили Харальд и Хрёрек конунги, но оттуда им пришлось уйти, когда огромное наводнение почти смыло в море всю эту страну. После этого мы вели жизнь морских конунгов, и надо сказать, редко оставались без достойной добычи. Сам я много лет воевал в Британии, вместе с моим братом Хальвданом. И вот там нам повезло, наша многолетняя борьба с судьбой принесла удачу. В соперничестве с другими вождями мы сумели захватить власть над ирландским королевством Коннахт. Год назад королева, вдова последнего короля Мугрона, стала женой моего брата Хальвдана и вместе со своей рукой передала ему право на власть над Коннахтом. О, это длинная и увлекательная сага, и я с удовольствием расскажу ее всем, кто захочет слушать… как-нибудь долгим зимним вечером. Королева уже не молода, у моего брата тоже нет детей, поэтому единственными наследниками становятся мои сыновья, но при условии…

— У тебя есть семья? — Святобор удивился. Ему казалось немыслимым заводить семью и детей, не имея самому где голову преклонить.

— О да! Моя жена, королева Сванрад дочь Свейна, происходит из знатнейшего рода конунгов Халогаланда! У нас было несколько детей, но сейчас живы двое. Нашему старшему сыну Хакону уже шестнадцать лет, он сопровождает меня в этом походе и сейчас ушел на охоту с несколькими товарищами. А младшему моему сыну Хельги всего четыре года, и он вместе со своей матерью сейчас находится в усадьбе Свейна конунга. А сын Свейна конунга, Одд конунг, прошлой зимой однажды сказал мне…

— А-а! — вдруг закричала Велемила, будто ее укусили, вскочила на ноги и подалась вперед.

Все мужчины от неожиданности тоже вскочили и схватились за оружие.

— Ты что, сдурела, девка? — возмутился Доброня, поняв, что причина переполоха не вероломство данов, а очередное сумасбродство младшей сестры.

— Я знаю, знаю! — вопила Велемила, протягивая руки к Хрёреку, будто он мог убежать, не подтвердив сверкнувшую догадку. — А я все думаю, откуда я этих людей знаю! Одд! Одд Хельги, Ольг наш, князь варяжский! Так он тебе родич?

— Съешь тя Кощей! — Святобор с размаху хлопнул себя по колену.

— Да, мой родич Одд конунг бывал в Альдейгье и сказал мне, что здесь его должны помнить… — несколько оторопев, подтвердил Хрёрек.

— Ну еще бы! — обрадовался Доброня, тоже сообразив. — Еще бы не помнить! Он и нам вроде как родич… Что же ты сразу не сказал, дурная твоя голова! А все басни какие-то плетет! Сразу бы сказал, что ты шурь Ольга князя, мы бы тебя не так встретили!

Ладожане загомонили, а Хрёрек даже слегка растерялся: видимо, не ожидал, что имя брата его жены здесь произведет такое действие. А ладожане гудели, еще не зная, на что решиться. Муж сестры, близкий родич князя Ольга, которому Ладога была обязана избавлением от Иггвальда, требовал к себе самого радушного отношения. А Доброню смущала и еще одна мысль. Хрёрек — шурь Ольга, а Ольг — отец его, Доброни, сестрича, маленького сынка Яромилы… То есть все равно родня, хоть и через две сватьи. Такого не бросишь зимой в лесу — собственные чуры заклюют.

Подумав, Доброня поднялся и с достоинством поклонился.

— Прошу тебя, Хрёрек конунг, с людьми твоими быть гостем отца моего, Домагостя Витонежича. Как там на всю зиму будет, это он сам решит, а я тебя прошу к нам пожаловать.

Святобор улыбнулся и слегка кивнул: он понял, в чем причина такого радушия. Хоть сынок у Яромилы Домагостевны и считается маленьким Ярилой, но все же от прыжков через купальские костры дети не родятся — а больше от того, что после прыжков бывает. Чтобы Яромила прыгала через костер с князем Ольгом, никто не видел, зато все видели красную шелковую рубаху с золотым шитьем, в которой она принесла через год, как раз на следующую Купалу, своего трехмесячного сына к белому камню, чтобы наречь ему имя. Рубаха была Ольгова, тогда в Ладоге других таких еще не водилось. А значит, в Домагостевом доме Хрюрик этот повидается с братаничем своей жены, а сын его Акун — со своим двоюродным братом. Но эту новость пока следовало приберечь, и Святобор лишь ухмылялся в бороду.

Велемила сидела довольная, будто ее сватать пришли. В семье не принято было об этом говорить, но всех весьма занимало, вернется ли когда-нибудь Ольг в Ладогу и увидит ли своего сына. А Хрёрек, похоже, не подозревал о его существовании и не знал, что родство с маленьким беловолосым мальчиком, который еще ровным счетом ничего в жизни не совершил, обеспечит бесприютному дану такой теплый прием, которого ему не дало бы родство с Иваром Широкие Объятия и Харальдом Боевым Зубом, вместе взятыми!

— Он сидит там!!!

Велемила ворвалась в избу, едва помня себя, и застыла, вцепившись одной рукой в косяк, будто ее не держали ноги. Глаза выпучены, платок с головы упал на плечи.

— Кто? — Мужчины обернулись, прервав беседу, некоторые встали.

Стейн невольно бросился вперед, будто хотел прикрыть ее от неведомой опасности, но Святобор резко взмахнул рукой, призывая всех оставаться на месте и молчать.

— Х… хр… — Девушка не могла говорить, лицо ее исказилось, будто она сейчас заплачет, и сердце Стейна острым ножом пронзила жалость. Он не знал, что бойкая ладожская валькирия может плакать от страха.

Святобор уже все понял. Его-то неожиданная встреча с данами не заставила забыть, ради чего они все приехали в Вал-город. Не участвуя в общем разговоре, он сидел в самом темном углу возле печи, погруженный в тень, держал между колен свой волховской посох и слушал что-то, доступное ему одному, настраиваясь на предстоящее общение с духами.

Теперь, глянув на Велемилу, Святобор подошел, сначала плотно закрыл дверь, потом взял девушку за плечо и увел к печи.

— Воевода сидит? — спросил он, пристально глядя ей в лицо.

Велемила жалко закивала, держать обеими руками за горло, будто ее душили или что-то мешало сглотнуть.

Ведь еще совсем рано! Да, она хотела поучиться вызывать дух мертвого… Или для начала посмотреть с безопасного расстояния, как это делается. Святобор собирался звать Хранимиров дух не ранее полуночи, но сейчас едва темнеет, и ей казалось вполне безопасным прогуляться до нужного чулана. На обратном пути в избу она просто повернула голову и посмотрела туда, где земля провалилась над пятью большими ямами наспех зарытых могил… Хорошо, что она успела сходить куда было надо, а не то все могло бы кончиться еще хуже.

Когда дружина Иггвальда однажды весной три с половиной года назад захватила Вал-город, он достался им полуобгорелым и усеянным трупами. Викинги подошли на рассвете, справедливо рассчитывая захватить жителей врасплох, но их успели заметить — хозяйки к коровам выходят рано. Поднялась суета — одни бросились в лес, другие — в город, под защиту частокола и воеводы Хранимира. А когда оказалось, что находников слишком много и отбиться не получится — бежать уже было поздно. Ворвавшись в переполненный городок, викинги убивали всех, кто попадался. Загорелась одна изба, потом другая, пламя и дым увеличивали всеобщее смятение. Обезумевший народ валом валил прочь, через разрушенный частокол, и некоторым удалось спастись. Но большая часть жителей погибла, а вместе с ними сам воевода с двумя старшими сыновьями. Город сгорел, и значительная часть трупов осталась под углями. Но многие лежали снаружи — на лугу, между избами села. Подавив последнее сопротивление и разогнав по избам пленных, люди Иггвальда остались перед десятками трупов. Выбрав оттуда свои, они погребли их по обычаям. Надеясь собрать дань и нуждаясь в пристанище на время заживления ран, Иггвальд намеревался пожить в захваченном Валаборге еще какое-то время. Поэтому от трупов нужно было избавиться. Тех же пленных заставили рыть ямы, покидали туда останки, в том числе полуобгорелые с городища, потом забросали землей. После первой зимы могилы провалились, и теперь на их месте зияли вытянутые ямы, заполненные стылой водой, палой листвой и жухлой травой.

Святобор еще при свете дня обошел жальник, поясняя Велемиле, которая с непривычной робостью следовала за ним:

— Волхвы ведают: душа из тела выходит с ослепительно ярким сиянием, глазам больно и ничего вокруг не видно. Только видит это сияние не всякий, а у кого Вещее Око отворено. Когда душа уходит, то оставленное ею тело светится отголосками силы еще небольшое время. Волхвы, служащие Марене, умеют эту силу собирать. Потому-то и радеют на могилах. Если умерший на краде сжигается, то вся сила выходит за тот срок, что тело сгорает. Если же покойный в земле лежит и огонь связь души с телом не разорвал, то сила по капле будет сочиться — долго-долго, пока тело в прах не обратится. Трех лет для этого недостаточно, а душа при таком теле будет пребывать между Навью и Явью, и ни Навь вперед, ни в Явь назад ей ходу нет. Страшны для живых такие пленники, что жаждут или людской силой напиться и в Явь воротиться, или освобождение получить и в Навь удалиться.

Все пять могил возле Вал-город светились ощутимо. Еще бы — сотня покойников там мается.

— Что же раньше-то не подумали? — сам себя корил Святобор. — Не свое, не рядом — и не до того было. А как теперь знать, кто этой силой кормился и для чего употреблял? Да уж поздно причитывать, надо дело делать.

Сейчас, как во все сроки поминальных велик-дней, когда Явь и Навь сближаются, свечение от могил было особенно сильное. Закрывая глаза, Велемила тоже видела его, кончики пальцев покалывало. Но она никак не ожидала, что дух старого воеводы прямо выскочит ей навстречу, едва дождавшись темноты!

— Как ты его видела? — спросил Святобор у девушки.

— Сидит вот так. — Она съежилась, опустила голову, сложила руки перед грудью. — И вроде как на меч опирается, а меч концом в землю погружен. Сидит, не шелохнется.

— Не глядел на тебя?

— Нет, слава чурам! Я бы умерла на месте!

— Но ты верно его узнала? — тревожно спросил Деленя.

— А как же!

— Запомнила место?

— Вторая могила от реки.

— А что случилось? — в это время спросил Хрёрек у Стейна. Разговор велся по-словенски, он ничего не понимал, но видел, что произошло нечто особенное.

— Девушка видела на могиле привидение, — коротко пояснил Стейн.

— Это меня не удивляет, — к изумлению самого Стейна, ответил датский скиталец. — И я, и мои люди каждую ночь видим там, на поле, голубоватые огни. Мы заметили их еще в первую ночь и с тех пор стараемся не выходить в сумерках. Верно, Хакон?

Его сын к тому времени вернулся из леса, привезя целую связку тетеревов и одну косулю, что пришлось очень кстати. Это оказался похожий на отца молодой парень, такой же темноволосый, с продолговатым лицом и смышленого вида. Черты лица у него были тоньше, а волосы вились и лежали красиво, несмотря на то что были порядком грязны. На охоту его сопровождали трое таких же, как он, юных викингов; Витошка мгновенно с ними перезнакомился, и эти пятеро устроились в углу своим кружком. При этом, как сразу заметил Стейн, Хакон сын Хрёрека часто бросал взгляды туда, где сидела Велемила. Из-за этого молодой дан ему не слишком нравился. Правда, его несколько утешило оброненное замечание Хрёрека, что у него уже есть на примете невеста для сына… но о ней он говорил как-то туманно, будто сам не был уверен, есть она или нет. Должно быть, догадался Стейн, Хрёрек хочет посватать для своего отпрыска дочь какого-нибудь могучего конунга или хёвдинга, который поддержит его в борьбе за владения в Дании или Франкии, да не уверен, что тому нужно это родство. Ну, точно как в саге об Ингваре: «Имеешь ли ты земли и подданных, или захватил в походах большие богатства и завоевал славу, чтобы быть достойным породниться со мной?» — «Я думаю приобрести все это после того, как породнюсь с тобой».

Но известие, принесенное Велемилой, прервало этот разговор.

— А он не опасен для живых? — спросил Хрёрек у Святобора. — Мы, правда, просили отца Брендана силой святой молитвы отогнать мертвецов, но иные мертвецы так сильны, что и молитва не помогает.

— А где сам Брендан? — спросил Деленя. — Сам в поход не пошел, отца послал старого?

— Да вот же он — отец Брендан.

Хрёрек показал на одного из своих людей: мужчину средних лет, которого выделяла из прочих удивительная прическа. Волосы с передней части головы были сбриты, так что образовалась широкая лысина от уха до уха, зато сзади росли пышной гривой. Бороду он тоже брил, а одеждой ему служила длинная рубаха из грубой некрашеной шерсти, овчинная накидка и такой же простой шерстяной плащ. В тепле избы, когда он снял плащ, при свете огня стало видно, что на груди у него висит бронзовый крест ирландской работы.

— Чей отец? Брендан — это его отец или он сам?

— Да нет же, он сам, но отец он не в том смысле! — Хрёрек засмеялся. — У него нет никаких сыновей, кроме духовных. Отец Брендан — священник, аббат монастыря Святого Колума Киле. Он сопровождает нас в этом походе, чтобы передать… одно поручение. Сила святой Христовой молитвы отгоняет нечисть, вот мы и надеялись, что он сможет защитить нас.

— Так вы христиане? — догадался Стейн.

— В целом, да. — Хрёрек почесал бороду, будто был не совсем уверен в истинности своих слов. — Я принял святое крещение во Франкии, а мой сын — во Фризии. И многие из наших людей тоже, потому что мы долго жили в христианских странах.

— Но большинство из нас думают, что важнее всего полагаться не на богов, а на свою силу и удачу! — добродушно закончил Гуннульв, один из его спутников. — Страны меняются, боги тоже, но если у человека есть удача, она будет с ним на море, на суше и даже в Валгалле!

— Я думаю, от воеводы Хранимира нам вреда не будет, — заметил Святобор, но не сразу, а будто прислушавшись к происходящему за стенами дома. — Вот что: коли воевода сам сказался, мне идти радеть незачем.

— Ты не пойдешь? — удивился Деленя.

— Нет. — Святобор бережно поставил свой волховской посох к стене за печкой. — Сам сказался, теперь знаем, где его кости, так и зачем я пойду, только Марену даром дразнить. Это не круги водить под березой — в Навь чем меньше соваться, тем лучше. А как его успокоить, я и сам знаю.

Стейн тем временем подсел к Велемиле и незаметно сжал ее руку, стараясь подбодрить.

— Да ты, оказывается, ясновидящая! Может, научишься предсказывать будущее, и слава о тебе пойдет по всей стране. Все богатые хозяева станут приглашать тебя на пиры, сажать на самое почетное место, подносить лучшее угощение.

— Без почетного места я и так не останусь, — с удивительной мрачностью отозвалась Велемила. — Так страшно! Я знала, что он там… И другие тоже. Но я там одна, а он — сидит!

— Ваш еще смирный, — шептал Стейн ей на ухо, желая развеселить девушку, но стараясь, чтобы его не слышали другие, особенно Деленя. — А представляешь, как людям было страшно, когда Трюггвард хёвдинг по ночам сидел у них на коньке крыши, бил пятками по скатам и выл! А еще он пролезал людям в дома и кидал в них камни, когда все сидели за столом. Хорошо, если попадал в кашу, но одному бонду он попал камнем прямо в голову, и тот от этого умер! Помнишь, я тебе рассказывал, за это убийство Трюггварда вызвали на суд, но он не явился.

— Вот будет дело, если Хранимир теперь придет ночью к Творинегу, сядет на крышу и начнет камни в кашу кидать! — Велемила фыркнула от смеха и прикрыла рот ладонью, тоже с опаской косясь на Деленю. — Он Творинега всегда не любил.

— Это у которого мы кур воровали? О тролли! — Стейн вдруг застыл, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление.

— Ты чего?

— Этот драчливый лось меня уел! Теперь и у них в роду есть прыткий покойник!

Велемила прыснула от смеха, зажала себе рот, другой рукой вцепившись в руку Стейна, и он уже совсем не жалел о том, что утратил свое «преимущество» перед родом Делени. Они шептались, пока все не собрались ложиться спать; Велемила прижималась к нему плечом, Стейн чувствовал на щеке ее дыхание, их волосы соприкасались, и все внутри обмирало, его томило желание сжать ее в объятиях. Он даже не всегда слышал, что именно она говорит, и отвечал невпопад. Все это так его воодушевило, что когда Святобор и прочие ладожане собрались идти в другие избы спать, Стейн вызвался выйти первым.

Зажгли несколько факелов, Святобор снова вооружился посохом. Стейну мигом представилось, как за порогом возникает мертвец — с дико выпученными глазами, всклокоченными волосами и ухмылкой на сорок зубов, — а Святобор бьет его волховским посохом прямо по лбу! Это показалось ему настолько забавным, что он еще раз оглянулся на Велемилу, стоявшую между Деленей и Доброней, и улыбнулся, а потом бестрепетно шагнул на порог.

Он был уверен, что никого там нет.

И действительно, никакого свечения на могилах не наблюдалось, только ветер шумел над лесом. Шел мелкий дождь, отчего факелы мигали, но никто не бросался на них из темноты, и они благополучно достигли изб, которые еще при свете выбрали себе для ночлега. Там уже были постелены прямо на пол еловые лапы — утвари почти никакой не сохранилось, растащили где бывшие жители, перебираясь в другие места, а где просто случайные люди. За три года здесь неоднократно проходили из Варяжского моря торговые гости: брошенные дома Валаборга они использовали как бесплатные гостиные дворы, а годную утварь прибирали к рукам. Особо бессовестные даже лавки порубили на дрова и нужду, судя по застарелой вони, справляли прямо в сенях. Возвращаться, что ли, не собирались?

Не слишком доверяя друг другу, и датчане, и ладожане на ночь выставили дозоры возле своих изб. Всю ночь дозорные косились друг на друга и в сторону могил, но больше ничего не заметили. Наверное, воевода Хранимир, один раз показавшись, счел, что этого достаточно. А может, способностью увидеть его обладала здесь только Велемила, но она больше не высовывала нос наружу, пока полностью не рассвело. Стейн с четырьмя товарищами-варягами тоже отстоял свою стражу, но все было спокойно; прогуливаясь вокруг избы, где спала Велемила, он думал о ней, мечтал и чувствовал себя счастливым, несмотря на темноту и влажный холод. Ее близкое присутствие, память о вечере, проведенном вместе, согревали его. Иногда он подходил погреться к костру, который всю ночь горел перед избами, и мысли о мертвецах не тревожили. Мелькнуло даже было подозрение, что явление воеводы Хранимира Велемила выдумала, но его Стейн отверг: она могла бы пугать девушек на павечернице, но не посмела бы обманывать Святобора!

Весь следующий день ладожане были заняты подготовкой погребальных обрядов: рубили и носили из леса дрова, раскладывали по кругу на каждой могиле. Велемила с помощью отроков варила сразу на нескольких печах кашу и пекла блины: души предков питаются паром от пищи, и ее следует предлагать им еще горячей. Угощение разложили на всех пяти могилах, часть отнесли на старые сопки, где лежали все прочие предки Делени, до самого Франмара Викинга. Святобор ходил вокруг ям со своим посохом и приглашал души покойных угощаться. Потом развели костры, чтобы обогреть души, поставив наземь перевернутые горшки из-под поминальных треб.

— провозглашал Святобор.

Стейн, слушая это, задумался: можно ли Хранимира назвать внуком Дажьбожьим? Ведь конунги северных стран называют себя потомками Одина. Он покосился на Хрёрека: тот внимал с почтительным видом, хотя совсем не разумел по-словенски, и сын его стоял рядом, старательно отдавая долг уважения к хозяевам земли, к которой их прибило волнами. Отец Брендан стоял в стороне и тоже шептал что-то. Едва ли он молился за варваров, не знавших Христа, скорее, стремился защитить себя от языческих бесов, к которым обращался Святобор.

На поминальной трапезе в честь погибших, которую ладожане устроили в избе, Хрёрек с сыном и несколькими приближенными тоже присутствовал. Стейн так и не понял, почему Святобор, Доброня и Деленя сочли возможным, после жаркого обсуждения вполголоса, допустить их к участию в трапезе по такому, казалось бы, чисто семейному делу. Ради их родства с халогаландцем Оддом сыном Свейна — но он сам-то здесь при чем? Стейн тайком спросил Велемилу о причине такого удивительного радушия, но она отвечала как-то уклончиво.

— Ну, сейчас они нам не родня… — Она улыбнулась каким-то своим мыслям. — А может, придет время, и будут родня…

Стейн в недоумении посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Хрёрека и Хакона. Уж не на эту ли невесту для сына Хрёрек намекал? Конечно, еще вчера утром они не знали о ее существовании, но вполне могли заранее замышлять женитьбу на девушке из семьи какого-нибудь местного хёвдинга — чтобы получше закрепиться в чужом краю. Мысль эта как громом его поразила. А Велемила, видя его потрясенное лицо, только рассмеялась и ушла к печке, где шкворчали на глиняной сковороде блины.

Вопреки печальным обстоятельствам и неприютной обстановке, поминальное пиршество прошло хоть и скромно, но хорошо. Поговорили о Хранимире и его сыновьях, вспомнили Бьёрна Красноречивого и даже отметили, что по сравнению с прочими свеями этот был еще ничего… Хрёрек весьма оживил беседу. Он оказался довольно любопытен и хотел все знать о крае, куда его занесла судьба. Дотошно выспросив все о роде валгородских воевод, он задавал всем множество других вопросов. Откуда течет эта река? Какие еще есть на ней поселения? Многолюдна ли округа? А где живут здешние люди? Чем они богаты? Кто ими управляет и каким образом? Неужели тут нет ни одного конунга? Чем торгуют, какие товары отсюда вывозят и какие ввозят? Говорить о торговых путях ладожане предоставляли Стейну, но он сидел мрачный, расстроенный намеками Велемилы и собственными догадками. Правда, не похоже, чтобы Хрёрек или Хакон уделяли девушке внимание: они разговаривали в основном с мужчинами. Но, может, они просто хотят сперва удостовериться, достаточно ли знатен и могуч «Домагест харсир» и поможет ли родство с ним завоевать богатство и власть? Вот Хакон переместился к Витошке, а тот сидел бок о бок с Велемилой, и наследник Хрёрека оказался совсем рядом с девушкой. Они болтали о чем-то втроем, но Стейн почти ничего не разбирал, поскольку сидел довольно далеко, а говорливый Хрёрек помещался между ним и девушкой.

— А кто этот парень в вязаной шапочке? — тем временем шепнул Хакон, наклонившись к Велемиле и глазами показывая на Стейна. — Это, случайно, не сын твоего воспитателя?

— Кого? — удивилась Велемила. — Какой сын? Он сын… я не помню имени его отца, но его дядя по матери — богатый торговый человек, он зимует в Альдейгье.

— А я подумал, что это сын твоего воспитателя и что он в тебя влюблен. Уж больно злыми глазами он смотрит на меня. — Хакон улыбнулся, уверенный, что к нему очень даже стоит ревновать. Ему было всего шестнадцать, но за время многолетних странствий с отцом он столько повидал и столько пережил, что мог считать себя зрелым мужем.

— К тому же, судя по его виду, он недавно с кем-то подрался, — добавил Бирнир, сын воспитателя самого Хакона и вследствие этого его ближайший приятель с детства.

— Я знаю, с кем. — Хакон показал глазами на Деленю, у которого тоже вовсю цвели на лице синяки и ссадины. — Кулаки у обоих ободраны одинаково.

— Да это опасный человек! — Бирнир поежился, и оба залились смехом. — Он, верно, думает, что ты приехал в Альдейгью, чтобы посвататься к дочери хёвдинга.

— Наши невесты дорого стоят! — поддразнила их Велемила, но эта мысль ей понравилась.

Разве она не заслуживает того, чтобы к ней сватался сын конунга? Она не слишком разбиралась в древних северных вождях, всяких там Иварах и Харальдах, но смутно помнила, что иметь среди предков Харальда Боевого Зуба и еще Рагнара Кожаные Штаны — это очень даже неплохо! Вологор много занятного о них рассказывал по зимам.

— Уж я надеюсь, у меня хватит денег! — воскликнул Хакон, и оба они с Бирниром опять покатились со смеху, который Велемиле даже показался обидным. Видя, как она надменно поджала губы и отстранилась, Хакон перестал смеяться, сделал почтительное лицо, подвинулся по скамье вслед за ней и доверительно шепнул: — Я и правда намерен найти себе невесту на Восточном Пути. Я слышал об одной подходящей девушке. Скажу больше: ради встречи с ней мы и приехали. Правда, нам предстоит немало потрудиться… Но пока я не могу сказать тебе больше, — закончил он, многозначительным взглядом ответив на взгляд Велемилы, в котором горело любопытство.

Она даже отвернулась, чтобы скрыть волнение. Что Стеня ревнует — это видно. Но неужели он прав? Неужели Хрёрек привез своего сына, чтобы посвататься… к ней, Велемиле? По своему роду она — вполне достойная невеста даже для сына конунга, в этом ничего необычного нет. Женился же киевский князь Аскольд на ее родной сестре Дивомиле, и она теперь — его княгиня. Но откуда они узнали о ней и ее семье? Впрочем, ясно откуда, сама себе тут же ответила Велемила. От князя Ольга! Он-то знает, что у ее отца есть еще дочери, и мог сказать об этом мужу своей сестры. И вот они приехали… Ну, точно как в саге о Франмаре! Тот был знатен, но не богат и не имел никаких владений. Хрёрек тоже, хоть и ведет род от самых могучих древних конунгов, не имеет угла, где перезимовать. Брак с дочерью какого-нибудь из влиятельных людей — для него единственный способ прилично устроиться. Не для того же Франмар Викинг стремился к Ингебьёрг, чтобы один раз ее поцеловать! Да он ее и не видел ни разу до этого, может, она страшна была, как марушка нечесаная. Нет, он стремился к владениям и власти ее отца, зная, что у того нет других наследников. А что с тех пор изменилось?

«Ничего у тебя не выйдет!» — мысленно поддразнила Хакона Велемила. Она уже сговорена, и желающим к ней свататься сперва придется разобраться с тем, кому она предназначена. А лихо было бы, если бы два князя из-за нее передрались! Тогда все знали бы, что и она не хуже Дивляны!

Воодушевленная этой мыслью, Велемила сквозь опущенные ресницы тайком рассматривала Хакона. Пусть из этого ничего не выйдет, но она мысленно примеряла к себе этого жениха, как платье из миклагардского шелка: хорошо ли будет? Метнув взгляд на сидевшего напротив Стеню, она увидела на его лице выражение такой досады и несчастья, что ей даже стало смешно, и она поспешно прикрыла рот ладонью.

Но вскоре она забыла о сватовстве: Витошка, Хакон и Бирнир стали втроем подбивать ее еще раз выйти и посмотреть, не сидит ли теперь на своей могиле старый воевода.

— Да ты боишься! — шептал Витошка, стараясь, чтобы не услышали старшие. — Вцера цьуть подол не обмоцьила, больше ведь не пойдешь, ты ведь не дура, да?

— Сам ты портки обмоцьил! Чудо чудинское! — как бывало Велем, поддразнила его Велемила. Сын чудинки, Витошка «цокал», как многие дети от смешанных браков. Домагость в таких случаях давал ему подзатыльник и приказывал говорить правильно, но сейчас отца не было рядом и Витошка не следил за речью.

— Ты, должно быть, одарена особенной способностью видеть духов! — подпевал ему Хакон, в душе озорной и любопытный, даром что сын конунга. — Никто из нас не видел привидения на этих могилах, а мы ведь провели здесь девять или десять ночей! Мы видели только синие огоньки, но сам тот мертвый хёвдинг показался только тебе! Сходи, может быть, он захочет еще что-то передать вам от богов!

— Он больше ничего не будет говорить. Его душу обогрели, накормили и указали дорогу в Ирий.

— Куда?

— Ну, можете считать, что в Валгаллу. — О Валгалле она знала от Вологора. — Он ведь знатного рода и погиб в битве.

— А раз он уже там, то и бояться нечего! — обрадовался Бирнир. — Ты смело можешь выйти и убедиться, что его там нет!

— И вы, доблестные мужи, можете выйти со мной и тоже убедиться, что его там нет! — отозвалась Велемила. — Идемте! Или боитесь портки обмоцьить? — Она бросила ехидный взгляд на Витошку.

— Мы ничего не боимся! — на двух разных языках, но очень дружно ответили те двое.

— Тогда идемте.

— Ты первая! Если он там все-таки есть, то мы не будем выходить, — помрачнев, добавил Витошка. — А то вдруг он сидит, а мы не увидим и будем стоять рядом с ним, как дураки.

Велемила хотела сказать, что они и есть дураки, но промолчала. Еще откажутся, а одна она не пойдет и будет потом всю ночь мучиться: сидит воевода на могиле или не сидит?

Она незаметно поднялась и стала, спиной вдоль стеночки, просачиваться к двери. И уже возле самого порога кто-то вдруг крепко взял ее за руку. Хорошо, что она еще была внутри дома и видела огонь, горящий в открытом очаге посередине. Иначе и правда могла бы что-нибудь «обмоцьить».

— Ой! — Вздрогнув, она обернулась и увидела рядом хмурое лицо Стейна. — Сдурел, что ли! — Велемила даже рассердилась. — Ты чего — подкрался, как букушка страшная!

— Куда это ты собралась? — Стейн метнул быстрый подозрительный взгляд на Хакона, который тоже явно намеревался выйти и ждал подходящего случая.

— А твое какое дело?

— Мое дело… Мне-то никакого дела! — злобно ответил Стейн. — Но только я вижу, и люди видят, что ты весь вечер шепчешься с этим парнем, а теперь вы еще вдвоем с ним собрались прогуляться в темные сени! Снаружи-то ведь слишком холодно для таких дел!

— Что ты несешь! — Велемила в гневе вырвала руку. — Как ты смеешь!

— А ты как смеешь? Ты с ним знакома второй день, а уже собираешься с ним целоваться! Или у вас более широкие замыслы?

— С тобой я была знакома один день, а ты тоже был явно не прочь со мной поцеловаться! — сердито прошипела Велемила ему в лицо, чтобы больше никто не услышал. — А больше ты ничего такого никогда не дождешься! И не лезь в мои дела! Ты мне не воспитатель! И тем более не его сын! — Она усмехнулась, вспомнив, что ей говорил Хакон.

Вот Хакон насчет Стени был прав. А Стеня вообразил себе невесть что!

— Цьто ты к ней пристал? — между ними протиснулся Витошка, силой оттирая Стейна от своей сестры.

— Он не пускает меня из дома!

— А ты, похоже, готов отпустить твою сестру гулять в темноте с этим парнем? — Стейн глазами показал на Хакона, который вдоль той же стеночки продвигался к ним.

— Да ты цьиво подумал? — оскорбленный Витошка попытался взять Стейна за рубаху на груди, но Стейн был на три года старше, а в этом возрасте это еще важно, и без труда отодвинул отрока от себя. — Морда варясьская!

Велемила не выдержала и засмеялась.

— Теперь буду тебя дразнить мордой варясьской! — сказала она брату.

— Так мы идем? — К ним наконец протиснулся Хакон. — А то на вас уже все смотрят.

Все четверо обернулись к столу: старшие действительно посматривали на них.

— Хакон, ты ведь не вздумал подраться с кем-то из этих достойных молодых людей? — заботливо осведомился Хрёрек.

— Или вам в нужник надо, а выйти боязно? — усмехнулся Доброня.

— Мы все вместе пойдем, и нам не страшно будет! — Велемила невинно улыбнулась и шепнула, не поворачивая головы: — Ну, пошли же, дураки!

Она взяла одной рукой за рукав Витошку, другой — Стейна, и дружной связкой все четверо вывалились в сени. С воплем: «И я с вами!» — к ним метнулся Бирнир, и старшие проводили его смехом.

Оказавшись снаружи, в темноте и холоде, все сразу остыли и притихли. Стейн крепко сжал пальцы Велемилы, намереваясь ни в коем случае не подпустить Хакона к ней близко. И она не стала отнимать руку: ее пробрал озноб, то ли от влажного холода, то ли от страха, и хотелось иметь рядом какую-то теплую, живую и надежную опору. Резкий стылый ветер сразу привел в чувство, и стало совершенно очевидно, что самое разумное в такое время — сидеть в избе возле очага!

— Надо было взять огня! — вполголоса заметил Хакон.

— Кто же мертвецов искать ходит с огнем? — возразил Бирнир. — Тогда они не показываются. Это тебе не раков ловить!

Оба зафыркали от смеха, но Велемила дрожала так, что зубы стучали, и было ей не до веселья.

— Ты где? — Витошка в темноте нашел другую ее руку. — Совсем ницьиво не видать.

— Как у тролля в заднице, — буркнул кто-то из юных данов.

Луна опасливо бродила где-то за облаками, подсвечивая снег, и, когда глаза привыкли к темноте, стало можно различить дорогу: вот чернеют избы, вон там — сгоревшее городище на холме и за ним река, а там — лес.

— Идемте, — выговорила Велемила и потихоньку двинулась вперед, ведя за собой, как двух бычков на веревочках, Витошку и Стейна.

Витошка явно боялся идти без нее, а она боялась идти без Стейна. Все-таки он был прав, что не хотел ее выпускать из дома, с запоздалым раскаянием подумала она. И какой Встрешник их понес? В избе, у огня, все кажется забавным. А вот тут… ну и жуткая жизнь ее ожидает, если ей достались по наследству способности бабки Радуши!

Хакон и Бирнир шуршали подошвами позади, изредка ругаясь шепотом, если спотыкались на замерзших колдобинах, покачивались и хватались друг за друга. Вот закончился порядок изб, впереди была луговина, а могилы — почти на самом ее краю. Викинги Иггвальда не выбирали места — им ведь здесь не жить и не пасти коров.

— Далеко идти? — шепнул из-за спины, кажется, Хакон, но тут Велемила остановилась и те двое наткнулись на троих идущих впереди.

А она увидела перед собой, на темной луговине, голубоватое сияние. Словно облачко искр реяло над могилой, второй с краю, той, где она вчера видела сидящего воеводу и где сегодня приносили особенно богатые требы. Или не искр… а скорее это было нечто, похожее не то на хлопья пепла, не то на сухие листья. Но только листья эти не опадали сверху наземь, а наоборот, поднимались с земли; медленно кружась, они улетали куда-то вверх, уносимые неведомой силой, и исчезали в черном воздухе.

Этих хлопьев становилось все больше, они собрались вместе и образовали что-то вроде столба, а потом Велемила вдруг различила, что это не столб, а человек. Она узнала воеводу Хранимира, но сейчас он выглядел не как вчера. Он стоял выпрямившись и расправив плечи, сложив руки на рукояти меча, упертого концом ножен в землю; вид у него был величественный, волосы красиво лежали, на груди сияла золотая гривна. Так он выглядел четыре года назад, когда после свадьбы приезжал с молодой женой на «отводы» к Святобору. Сейчас он смотрел прямо на Велемилу, и она не могла ни пошевелиться, ни моргнуть, ни сглотнуть под его взглядом.

— Скажи им, что я ухожу, — заговорил он. Или это ей казалось — призрак не разжимал губ, а его низкий голос, без всякого выражения, будто говорит камень, звучал прямо внутри ее головы. — Оставьте варгам место проклято, место пусто. Идите на живое, а их не пускайте, иначе ни жилья, ни могилы, ни имени, ни памяти в роду земном не останется. На краю бездны не будет счастья ни роду варяжскому, ни роду словенскому, ибо испокон веку мечом эта земля вспахана, костями засеяна, кровавым дождем полита. Идите на небо — туда дорога лежит светлая. Кто пойдет туда — станет деревом многоцветным, чьи ветви всю землю покроют. А кто останется — сгинет, рухнет, будто дерево сухое. Не держитесь за бездну, идите к небу…

А потом Велемила осознала, что ее уже некоторое время тянут сразу за обе руки. Она наконец моргнула — впереди была черная пустота. Как разбуженная, она пошевелилась, дернулась, чтобы освободить руки из оков, и закрыла ладонями лицо.

— Ты чего? Боишься? Не бойся, ничего нет! — Стейн обнял ее за плечи, и одновременно Витошка взял ее за локоть:

— Ты цьиво застряла-то?

— Вы его видели? — еле сумела выговорить Велемила.

— А ты видела? — Ее окружали недоверчивые и недоуменные лица, слабо различимые в отблесках лунного света.

— Я видела. Он был там. Он мне сказал…

— Что сказал?

Велемила уже поняла, что никто ничего не видел и не слышал. Более того: все уверяли, что она простояла неподвижно всего пару вздохов, как они сразу начали ее теребить и она подала голос. А ей казалось, что она очень долго смотрела на светящиеся листья, очень долго рассматривала воеводу Хранимира, красивого, будто жених, и так же долго он говорил с ней. Он сказал что-то очень важное… но мысли расползались, как муравьи, Велемила не могла вспомнить ни одного слова.

Стейн развернул ее лицом к избам и за руку повел обратно. Хакон и Бирнир обменивались разочарованными возгласами, но Велемила пошла назад весьма охотно. Все, что можно, она уже увидела. Похоже, старания Святобора не пропали даром и дух воеводы Хранимира нашел путь в Светлый Ирий. Но он сказал что-то плохое. Не похоже, чтобы он обещал своим потомкам счастливую жизнь и процветание рода.

— Ну, что, видели кого? — осведомился Доброня, когда они вернулись.

— Все спокойно, — ответил за всех Стейн. Он ведь и правда ничего не видел.

Назавтра тронулись в обратный путь, прихватив с собой и датчан. Свой корабль им пришлось оставить у порогов: вести его через Нево-озеро и Волхов погода уже не позволяла, но кто его здесь тронет? Никого тут не будет до весны.

Велемила выглядела бледной: она почти не спала ночь, а все ворочалась, лежа между Витошкой и Доброней. Видя, как даны выносят свои пожитки, надевают на спины короба с привязанными кошмами и овчинами, вешают на плечо копье, а с другой стороны — щит, чтобы еще отчасти прикрывал голову от дождя, она думала, что напрасно Деленя не хочет оставить их здесь, в мертвом Вал-городе. К утру она успокоилась, мысли отстоялись, будто муть осела на дно, и она почти все вспомнила. Но не была уверена, что действительно все: многое ей оставалось непонятным. Дух воеводы явно не приветствовал намерение сына вернуться и возродить старое гнездо. Вот странно! Разве он не хочет, чтобы к его могиле каждую весну приходили с угощением внуки и правнуки? Почему велел оставить Вал-город чужакам? Он сказал «варгам» — этим старинным словом северного языка обозначался и чужой, и волк, и преступник, изгнанный из своего рода. От него-то, как говорят, и произошло наименование варягов. Кого он имел в виду? Хрёрека с его людьми?

Но очень хорошо она понимала, что нет смысла говорить об этом Делене. Он любит Святодару и хочет стать тем, кем был на Сяси его отец. Он не откажется ни от отцовой жены, ни от отцова города. И если она ему расскажет о видении, он ей не поверит. Вон, эти четверо, кажется, не поверили даже, будто она что-то видела! Конечно, утаивать такое важное пророчество она не имеет права. С кем-то придется поделиться. Лучше всего с матерью. А та наверняка велит рассказать Святобору. Что же — Велемила расскажет. Ведь ее вины нет в том, что это место пусто и проклято. «Не держитесь за бездну, растите к небу…» Кому это сказал Хранимир — Делене? Или ей самой? Или всем, кого оставлял в мире живых?

Она обернулась, сидя в седле. Снова пошел мелкий снег, оседал на черных крышах покинутого «припека», где больше не дымили заволоки и не пахло жилым.

Стейн шагал рядом с ее лошадью, и его присутствие успокаивало ее. Вот дурной! Она усмехнулась про себя. Вообразил, будто она собралась с Хаконом в сени, чтобы… ну, понятно. Очень ей надо! Тоже сокровище — парень как парень, а что сын конунга, то ее отец в десять раз больше конунг в Альдейгье, чем Хрёрек — хоть где-нибудь. Теперь ей даже не хотелось думать о его возможном сватовстве, и все вчерашние мысли об этом казались глупостью. Хотелось домой, в тепло. А ехать еще два дня, и как пройдет переправа через Волхов? Только бы не похолодало, иначе они застрянут на восточном берегу, пока лед не окрепнет. Придется в Любошине жить — а там тоже старое пожарище вроде валгородского, только что заросло погуще. Или проситься к Тешеню в Гусельцы. И какой Встрешник понес ее в этот Вал-город!