Глава третья
ЖЕЛЕЗНОЕ СЕРДЦЕ
Кнеж Савас был толст, усат и громогласен. Издали он походил на бочку — на очень большую бочку, по чьему-то странному недомыслию наряженную в богатый парчовый кафтан и увенчанную высокой красной шапкой. И гудел он под стать бочке, даже еще громче. В те редкие мгновения, когда кнеж пытался смирить свой голос, гудение не прекращалось, становясь лишь немного глуше.
— Давно, давно тебе, Кей, надо было меня позвать. Без моих гурсаров тебе вовек не справиться, клянусь Перкуном! Куда твоим заморышам до наших орлов? Всем вы, сполоты, хороши, да только трем вещам не обучены — рубиться, пить и хвастать!
Обижаться было нельзя. Кнеж был давним союзником отца, кроме того, толстяк явно шутил — маленькие глазки смеялись, а пухлая рука так и лезла крутить левый ус. Усы у Саваса были приметные — длинные, как у бродников, к тому же выкрашенные в ярко-рыжий цвет. Правый, который явно крутить не полагалось, был лихо заломлен за ухо, украшенное большой серебряной серьгой.
Велегост и не думал обижаться. Кнеж честно выполнил обещание, приведя две сотни одетых в бронь латников в самое сердце Харпийских гор. Привел он и мастеров, сделавших невозможное — за неделю Лосиный Бугор превратился в настоящую крепость. И теперь довольный Савас водил Кея вдоль пахнущего свежей сосной высокого частокола.
— Глиной обмажем — век стоять будет! — Пухлая ладонь похлопала по бревну. — Нет, Кей, не справиться тебе без лехитов. Даже если пить да рубиться научитесь, так, как мы, хвастать все равно не сможете!
Велегост улыбнулся — кнеж свое дело знал. Теперь его мастера строили вторую крепость у самой мадской границы. Через несколько дней дорога на закат будет надежна закрыта.
— Хвастаться, говоришь? — Кей бросил взгляд на высокую деревянную вежу, на вершине которой еще возились плотники. — Так похвастай, кнеж!
Толстяк удовлетворенно хмыкнул. Миг — и в воздухе сверкнула голубоватая сталь.
— Погляди на этот меч, Кей! Такого меча ты нигде не сыщешь. Все разрубит — и сталь, и тонкий платок. Да не тем он хорош. Щербинку видишь?
Действительно, тонкое, как бритва, лезвие имело еле заметный изъян.
— Прадед мой, кнеж великий Лашко, исщербил этот меч о ваши ворота, когда вступал с войском в Савмат. И теперь во всей земле лехитской нет меча славнее!
Велегосту показалось, что он ослышался. Лехиты брали Кей-город? Когда? И кроме того…
— Исщербил, значит? — усмехнулся он. — О ворота?
— Истинно так, и порукой тому…
— Каменные ворота в Савмате построили только тридцать лет назад, при Кее Мезанмире. Или твой прадед его о дерево исщербил?
Толстяк крякнул, крутанул ус и внезапно захохотал:
— Вот я и говорю, не обучены вы, сполоты, хвастать!
Все шло как должно. Уже три дня Велегост был на Лосином Бугре, и за это время сделано немало. Сотня латников с тысячником Воротом ушла к мадской границе, дедичи во главе с Ворожко собирали своих кметов, а лазутчики в Духле внимательно следили за тем, что затевает глава Рады.
Хлопот было много, привычных, обыденных, и недавнее путешествие по страшному Колу теперь казалось странным сном. Никто в крепости не знал, куда ездил Кей и почему из всего отряда вернулись только пятеро. Теперь их стало меньше — Улог, единственный из кметов, кто уцелел, умер на следующую ночь по возвращении. Заснул — а наутро рядом с товарищами лежал уже окоченелый труп.
Стана, все еще не пришедшая в себя после случившегося, почти не показывалась из своего шатра, и Лоэн, которому не досталось работы на строительстве, проводил время в долгих беседах с Танэлой. Велегост заметил, что сестра заметно повеселела. Кейна рассказала брату, что Лоэн пытается объяснить, как управляться с Дверью. Румские слова не очень помогали, и риттер то и дело принимался что-то рисовать прямо на земле.
Каждую ночь Велегост ждал Айну, но поленка ни разу ни пришла. Днем же девушка держалась невозмутимо и строго, не говоря ничего сверх того, что полагается кмету.
Были и другие новости. Среди кметов, пришедших с Савасом, Кей сразу же заметил знакомое лицо. Этого молодого парня он встречал в Валине. Полусотник Чемер служил при дворе Палатина, но не тем славился. Чемер, единственный сын Кошика Румийца, считался достойным наследником своего знаменитого отца. Но Велегост вовсе не был рад. Наверняка Палатин прислал этого парня неспроста. Терпеть соглядатая под боком не хотелось, но Кей решил не ссориться раньше времени. На советах Чемер молчал, ни во что не вмешиваясь и не пытаясь ничего подсказывать. Бледное лицо полусотника казалось равнодушным, даже сонным, словно Чемеру невыносимо скучно в этих глухих краях. Лишь однажды он обратился к Кею с неожиданной просьбой: не может ли тот дать ему десяток плотников, еще лучше — полтора десятка, да не простых, а из тех, что поопытнее. Люди требовались на строительстве, но среди новобранцев-харпов оказалось немало людей, умевших владеть топором и способных заменить мастеров-лехитов. Итак, нужные работники нашлись. Чемер коротко поблагодарил, небрежно добавив, что у него наметилось одно дельце. Так и сказал — «дельце», не пожелав, однако, ничего пояснять. Велегост решил не настаивать. Стало интересно. Что задумал сын всезнающего Кошика?
* * *
Танэла поселилась в единственном доме, который уже успели выстроить. Правда, до крыши руки еще не дошли, поэтому поверх просто накинули плотную шатровую ткань. Не было и окон — только проемы, даже без рам, но Кейна не жаловалась. Лето было в разгаре, и ночью воздух не успевал остыть.
Когда Велегост зашел, сестра что-то увлеченно чертила на покрытой воском доске. Увидев брата, Кейна улыбнулась и отложила острый стилос.
— Письмо? — Велегост кивнул на восковку. — Кому пишешь, апа?
Танэла покачала головой:
— Учусь. Лоэн кое-что мне объяснил…
— Дверь?
Кей удивленно поглядел на доску. На ней ничего не было, кроме черточек и кружков. Кружки оказались разные — побольше и поменьше.
— Дверь, Стригунок. Я, конечно, очень глупая ученица, но думаю, через месяц-другой все же рискну приложить руку к скале. Дождь сразу не обещаю, конечно…
Велегост кивнул. На это он даже и не надеялся. Лоэн сам предложил помощь. Правда, как объяснил риттер, учиться придется не год и не два.
— Вот так и становятся чаклунами. — Танэла кивнула на восковку. — Знаешь, Лоэн считает, что это вовсе не колдовство.
— Думаешь, Лоэн не чаклун?
Кейна усмехнулась:
— Я как-то спросила его. Он, бедняга, даже растерялся. По-моему, Лоэн не считает себя чаклуном. Для него Дверь — это вроде мельницы…
— Как?!
— Ну, понимаешь, чтобы стать мельником, тоже надо учиться.
Мельница? Вспомнилось черное, покрытое звездами небо, темные тучи над Савматом, острые вспышки молний…
— Мельники — они и есть первые ворожбиты, апа! Помнишь, что говорил тот старик?
— Что дэрги — нелюди, — спокойно кивнула сестра. — Помню. Знаешь, Зигурд куда больше походит на нелюдя, чем Лоэн.
Спорить не имело смысла, но ведь риттер и не пытался возразить старику!
— Рука, — напомнил Велегост. — Его рука!
— Рука? — Кейна подняла ладонь, по лицу скользнула усмешка. — Выходит, что и я — нава или оборотень? Нет, Стригунок! Мы люди — и я, и ты, и Лоэн. Мы говорили с ним. Помнишь, ты сам рассказывал о Первых?
Кей молча кивнул. Вспомнилась темная поляна, старый Беркут — и светящаяся вежа, когда-то достававшая до Небес. Вежа, разрушенная Всадником-Солнцем.
— Наверное, и я, и Лоэн — потомки Первых, поэтому Дверь и слушается нас. Лоэн рассказывал, что у них есть легенда. Когда-то, очень давно, Бог сотворил землю, а затем слепил из глины первого человека.
— Как Золотой Сокол?
— Да, как Золотой Сокол. У Бога есть слуги — Посланцы. Они стали спускаться на землю и, как бы это сказать-подружились с некоторыми девушками…
— Угу!
— Вот тебе! — Последовал звонкий щелчок, и Велегост потер ушибленный нос. — В следующий раз вообще ничего не буду рассказывать!.. Так вот, дэрги, Дети Тумана и дхары, что живут у нас на полночи, — потомки этих посланцев…
— …И девушек, — подсказал брат, с трудом уклоняясь от следующего щелчка.
— Поэтому они могут быть одновременно людьми и… не совсем людьми. Помнишь, какими мы видели друг друга у Двери? Лоэн называет это «эхно лхамэ» — «быть как свет».
Велегост кивнул. Да, они были как свет — серебристые призраки, горящие ровным холодным огнем. Тогда еще подумалось, что именно так выглядят боги…
— А еще он говорит, что некоторые из дэргов могут превращаться в чудищ, вроде наших чугастров. Будто бы их вождь Арх-тори…
— Постой-постой! — перебил брат. — Отец рассказывал! Он когда-то встретил чугастра, а Патар Урс его потом расколдовал!..
— …Помню. Вот так, Стригунок! Так что если будешь себя плохо вести, твоя старшая сестричка превратится в чугастра и надерет тебе уши!
В такое, конечно, не верилось, но рассказ Танэлы заставил задуматься. Дэрги далеко, Дети Тумана, если верить Лоэну, сгинули в давние годы, но дхары — почти рядом, у Ольмина. Вспомнилось, что отец всегда одергивал тех, кто предлагал послать войско на полночь, дабы проучить лесовиков.
Кей решил сам поговорить с Лоэном, но не успел. Поздно вечсррм, когда над лесом всходил тонкий серп луны, полуживой от усталости гонец принес весть, которую ждали, но все же надеялись не услыхать.
Духла восстала.
* * *
Военный совет затянулся за полночь. Ворожко, бледный, еле сдерживавший гнев, рассказывал долго, хотя все стало ясно с первых же слов. Рада, убежденная старым Беркутом, объявила войну Кеям. Кметы, стоявшие в Духле, перебиты все до единого, а харпийское ополчение уже занимает перевалы, чтобы наступать на Лосиный Бугор.
Велегост слушал молча, время от времени поглядывая на тех, с кем придется идти на врага. Такое уже было — почти год назад, только тогда на дворе стояла поздняя осень и воевать предстояло не с харпами, а с Меховыми Личинами, которые уже шли, вырезав передовые заставы, прямо на беззащитную Тустань. У молодого наместника имелись всего полсотни кметов и триста безоружных ополченцев, и нужно было продержаться до подхода подкреплений, считая каждый день, каждый час… Велегост помнил страх, застывший в глазах сиверских дедичей. Многим тогда казалось, что спасения нет. Никто еще не знал, что тихий парень с изуродованным лицом станет Кеем Железное Сердце.
Теперь все иначе. Кей видел — никто не боится. Напротив, люди рвутся в бой, и удержать их в крепости будет потруднее, чем разбить вооруженных дубинами и кольями харпийских козопасов. Да и сами харпы не едины. Ворожко сообщил, что громады на закате и полночи не поддержали мятеж, остальные колеблются, Духла может рассчитывать лишь на окрестные села и на многочисленную родню Беркута. Да, бояться нечего, но ведь бой предстоит не с чужаками, не с дикарями в звериных шкурах! Когда-то покойный дядя Сварг заливал кровью землю непокорных волотичей. Неужели настала очередь харпов?
Только под утро Кей закрыл за собой полог шатра. И тут же темная тень неслышно кинулась навстречу. Велегост замер, еще не веря.
— Айна?
Девушка молча ткнулась лицом ему в грудь, прижалась, обхватила крепкими, привыкшими держать меч руками. Внезапно Кей почувствовал на своей щеке ее маленькую ладонь. Он застыл, боясь, что сейчас рука отдернется, как от раскаленного очага, но поленка, все так же молча, гладила покрытое шрамами лицо, порванные губы, сломанный нос.
— Кей! Кей! Я притить…
…Потом, когда у обоих уже не оставалось сил, они лежали на густом ворсе брошенных на землю шкур. Айна, словно кошка, прижималась к его плечу, что-то тихо шепча на своем непонятном языке, а Велегост, ни о чем не думая, смотрел на темный полог. Внезапно представилось, как он привозит поленку в Савмат, ведет в Палаты под изумленными взглядами Кеевых мужей. То-то лицо будет у Светлой Кейны! Еще год назад мать запретила младшему сыну жениться, пока старший, Сварг, не найдет себе невесту. Ну а когда об этом услышит дядюшка Ивор в своем Валине!..
— Ты не думать обо мне, Кей Велегост!
В голосе Айны звенела обида, и он невольно усмехнулся:
— Думаю. Ты поедешь со мной в Кей-город?
Девушка вздохнула, чуть отодвинулась, привстала:
— Зачем Кей Велегост говорить? Я в Савмате делать нечего. Война кончаться, я вернуться в свой лес. Но пока я буду приходить к Кею. Теперь я буду снова нужна Кею. Эта девчонка теперь повесить, ты снова любить я…
— Что?!
Подумалось, что Айна перепутала непослушные сполотские слова. «Эта девчонка», — конечно, Стана. Айна не забыла — и не простила. Но повесить?! Что за бред?
— Я ждать — я дождаться. Харпы восстать. Сотник Хоржак приказать заложников под стража крепкая брать. Теперь эта девчонка висеть…
Он забыл! В суете, в хлопотах он напрочь забыл о заложниках! Зато не забыл Хоржак. Все верно, заложники для того и берутся, чтобы отвечать жизнью за верность своих родичей и господ.
— Почему… Почему ты хочешь ее смерти? — с трудом выговорил Кей. — Она же ничего тебе не сделала!
— Я слепая не быть, Кей Велегост! Я видеть, как эта девчонка смотреть на Кей! Если надо, я умирать за тебя, Кей! Но она умирать раньше.
Велегост понял — спорить бесполезно. Маленькая альбирша любит его, как умеет. Да, она умрет за него без колебаний — и так же, без колебаний, затянет петлю на шее дочери Беркута.
В предрассветных сумерках сторожевой кмет узнал его не сразу. Резкий окрик, парень вскинул копье — и тут же застыл, признав Велегоста. Заложников держали в одном из шатров. Ни острога, ни поруба в недостроенной крепости не было и в помине.
Оставалось похвалить бдительного часового, спросить, все ли спокойно, пошутить — и лишь после этого приказать привести заложницу. Кей знал — завтра же придется объясняться с Ворожко и наверняка с Хоржаком. Они не поймут — ни юный дедич, мечтающий о мести Беркуту и его семье, ни верный сотник. Идет война, а он, Кей Железное Сердце, отпускает дочь врага! Конечно, можно устроить «побег», но тогда пострадают и этот парень, и его десятник. Нет, лгать нельзя!
Стана, сонная и испуганная, радостно вскрикнула, бросилась ему навстречу и начала что-то быстро говорить, от волнения забыв, что Велегост не понимает по-харпийски. Переспрашивать не было времени, Кей взял девушку за руку и повел к воротам, где уже ждал один из кметов с оседланным конем. Вначале Стана не сопротивлялась, но, увидев открытые ворота, внезапно остановилась и, перейдя на сполотский, заявила, что никуда ехать не хочет, а хочет остаться здесь, с ними, с Велегостом и Кейной Танэлой. Бежать же ей незачем, скоро все устроится, Кей помирится с ее отцом, и они вместе вернутся в Духлу…
Кей попытался объясниться, но вышло только хуже. В синих глазах вспыхнула обида. Стана покачала головой, сказав, что все понимает, не понимает лишь, почему Велегост считает ее неблагодарной. Он спас ей жизнь, стал ее другом — и теперь, когда началась война, она нужна здесь, потому что Велегосту будет трудно в чужой земле, а она сможет помочь. Ей почему-то казалось, что она, Стана, нужна ему…
Сердце дрогнуло, но Велегост пересилил себя. Ее не пощадят. Он сам не сможет пощадить дочь Беркута. Оставалось одно — приказать, резко, грубо, как приказывают нерадивому кмету. Дочь Беркута отшатнулась, в синих глазах была боль. Велегост подсадил Стану в седло, зачем-то поправил уздечку. Девушка отвернулась, вздохнула и, внезапно наклонившись, ткнулась губами в его покрытую шрамами щеку. Миг — и конский топот затих в предутреннем тумане. Велегост повернулся, чтобы приказать страже закрыть ворота.
— Напрасно, Кей!
Он вздрогнул, словно от удара. Человек в темном плаще, невысокий, слегка сутулый, стоял совсем рядом, в двух шагах.
— Я не спрашивал твоего совета, Чемер, сын Кошика!
— Извини. Но в Духле ей опаснее, чем здесь. Что будет, когда мы придем туда?
Теперь голос улеба вовсе не казался сонным и равнодушным. Чемер говорил решительно, твердо, и этот тон заставил на мгновение забыть о неприязни к посланцу Ивора.
— Любишь давать советы?
— К сожалению. — Послышался негромкий смешок. — Отец мне долго объяснял, что Кеям давать советы опасно.
Велегост кивнул стражникам, и ворота медленно закрылись. До рассвета оставалось не меньше часа, и Кей понял, что все равно не заснет.
— Хочешь поговорить, полусотник? Хорошо, пойдем…
Они прошли в шатер. Велегост кивнул гостю на единственный табурет, а сам присел на лежавшую на земле шкуру. Рука нащупала что-то твердое. Фибула! Айна, уходя от него, спешила и просто накинула плащ, забыв застегнуться…
— Тоже не спится, Чемер?
Улеб кивнул:
— Работал. Потом почувствовал, что голова начинает пухнуть, и решил подышать воздухом. Извини, если влез не в свое дело, Кей, но когда мы возьмем Духлу…
— Хватит. Я понял.
Гнев прошел, сменившись острым любопытством. Улеб всю ночь работал — над чем? Почему он так уверен, что Духла падет? Но не это было главным.
— Зачем ты здесь, Чемер?
Узкие плечи дрогнули, вновь послышался негромкий смешок:
— Напросился сам. Палатин был не против, наверное, решил, что я стану его соглядатаем.
— А это не так?
Кей тут же пожалел о своем вопросе, но Чемер и не думал обижаться:
— И о чем я сообщу в Валин? Что харпы восстали, а ты разбил их в пух и прах? Это было ясно сразу. И очень хорошо, что они восстали сейчас.
Оставалось спросить «почему», но Велегост сдержался. Наверное, улеб имеет в виду, что мятеж подготовлен плохо. Беркут поторопился.
— Говорят, твой отец знает о войне все?
Чемер задумался.
— Пожалуй… Палатин Ивор — сильный и умный человек, но без моего отца он бы не стал тем, кто он сейчас.
— А ты что, хочешь помочь мне?
Подозрения вспыхнули с новой силой. Он не верит брату, не верит даже матери. Как же можно верить этому чужаку?
— И что ты хочешь предложить, полусотник?
Чемер покачал головой:
— Пока ничего. О войне ты знаешь больше, чем я. Но есть что-то, еще более важное, чем война.
Кей кивнул. Кажется, он начал понимать.
— Держава.
— Да. Держава. У румов есть целое искусство, они называют его «полития». Искусство строить державу. Строить — и управлять.
Велегост задумался. Улеб к чему-то клонит, на что-то намекает. Хотя почему намекает?
— Ты хочешь стать советником Светлого?
Чемер покачал головой:
— У твоего отца сто советников, Кей. Нет, я не хочу быть советником Светлого Кея Войчемира. Я хочу стать твоим советником, Кей Велегост. И сейчас, и потом, когда ты будешь Светлым…
Разговор становился опасен. Даже с Хоржаком Кей не всегда решался говорить о Венце. Разве можно верить этому улебу? То, что он сказал, — почти измена! Но любопытство все же взяло верх.
— Тебе надо было прийти к моему брату Сваргу. Я — младший сын.
— Ему не стать Светлым, Кей. Если хочешь, мы поговорим с тобой об этом позже, когда ты начнешь мне верить. Извини, я напросился к тебе в гости среди ночи…
Гость встал, явно собираясь уходить. Велегост вскочил, поднял руку:
— Погоди! Ты сказал или слишком много, или слишком мало. Объясни!
Чемер помолчал, затем проговорил негромко, спокойно:
— Твой брат никогда не станет Светлым, потому что пастухи и землепашцы не смогут ужиться в одной державе. Тот, кто поверил в сказку о Великой Ории от Харпийских гор до Итля, — уже проиграл. Ни огры, ни венты не поддержат его. Это первое. А второе… Вы, Кей, считаете себя богами, но вы не боги. Вы делаете лишь то, что вам позволено — и богами, и людьми. Румы говорят: полития — искусство возможного.
Если ты поймешь это, Кей, то победишь…
* * *
Наутро пришли новые вести. В селах, поддержавших Беркута, шли расправы с дедичами, отказавшимися примкнуть к мятежу. Но говорили также иное. На закате, возле мадской границы, собралась другая Рада. Громады не хотели войны и не спешили поддержать восставшую Духлу.
Все утро Велегост, велев страже никого не пускать в шатер, просидел у большой мапы, отмечая значками расположение мятежников. Он понимал — старый Беркут что-то задумал. Глава Рады умен и не станет действовать наобум. Велегост много раз пытался представить себя на месте Беркута. Он начинает мятеж, рискуя всем — властью, нажитым добром, жизнью близких. Начинает, хотя и знает, что власть Кеев в зените и на помощь наместнику в любой момент могут прийти закованные в латы сполотские альбиры. Значит, нужна победа — быстрая, ошеломляющая, такая, чтобы Савмат надолго забыл о харпах…
Кей вновь взглянул на мапу. Вот она, Духла! Отсюда, с Лосиного Бугра, к ней ведут две дороги. Одна — горами, та, по которой они и добирались сюда, неудобная, опасная. Вторая же куда длиннее, зато путь ведет долиной — широкой, удобной для конницы. Три дня пути — и войско будет возле Духлы. Просто — очень просто. Слишком просто…
После полудня два отряда выступили в поход. Пышноусый Савас повел три десятка своих гурсаров по длинной дороге через долину, Хоржак же двинулся через горы, к перевалу. Велегост решил не спешить. Если обе дороги проходимы, Духлу можно будет взять в кольцо. Если же нет… Если же нет, следовало крепко подумать.
Тем временем в крепости становилось шумно. Пришли подкрепления — полторы сотни кметов, приведенные окрестными дедичами. Ворожко сиял — под его стягом с изображением барсука собралось уже не меньше шести сотен. С заката тоже подоспели добрые вести. Вторая крепость уже стояла, и окрестные громады договорились с тысячником Воротом о мире. Даже мады прислали посольство, заявив, что не будут вмешиваться в дела Кеев, если сполотские войска не нарушат границу.
За всеми заботами Кей совсем упустил из виду Чемера. Вспомнил он о нем после полудня, когда улеб неожиданно попросил разрешения отправить кметов в ближайшие села. Оказывается, сыну Кошика потребовалась кожа — тонкая, крепкая, причем в немалых количествах, а также полотно, которым славились здешние ткачи. Велегост, в который раз удивившись, все же разрешил. Не утерпев, он прошел за крепостной частокол, где Чемер расположился со своими мастерами, но так ничего и не понял. Плотники превратили бревна в тонкие доски. Доски имели пазы и, как догадался Велегост, могли складываться во что-то отдаленно напоминающее оконные рамы. Чемер поглядывал на странные приготовления с совершенно невозмутимым, даже скучающим видом, похоже ожидая прямого вопроса. Но Кей смирил любопытство, решив подождать. Улеб хочет его удивить? Что ж, пусть удивляет!
Разведка вернулась к вечеру. Первым прибыл Савас. Вид у лехита был весьма довольный. Подкрутив свой длинный ус, он сообщил, что ехал весь день, но врагов так и не увидел. Не иначе разбежались, заметив на дороге его славных гурсаров.
Велегост взглянул на мапу. Итак, дорога через долину свободна. Оставалось узнать, что видел Хоржак.
Сотник появился уже в полной темноте — злой, в окровавленной повязке вместо шлема. Из его людей вернулась только половина, но и это было удачей. Горная дорога оказалась перекрыта. Хоржак потерял десяток кметов, сам оказался ранен — и был вынужден повернуть назад.
Все стало ясно, но эта ясность не успокоила. По горам не пройти, зато путь долиной свободен — легкий, удобный. Велегоста словно приглашали, звали идти этой дорогой. Тревога не уходила. Кей долго смотрел на мапу, а затем не выдержал и приказал позвать Чемера. Больше посоветоваться было не с кем: Савас да Хоржак хороши, когда надо сходиться с врагами лицом к лицу.
Улеб внимательно выслушал, бросил беглый взгляд на мапу, кивнул:
— Знаю. Я говорил с Ворожко, даже кое-что нарисовал…
На стол легла новая мапа, точнее, просто кусок белой ткани, украшенный черными и синими разводами.
— Ты ведь был в Духле, Кей?
Велегост всмотрелся. Такой подробной мапы у него не было. Вот она, Духла — несколько домиков, притаившихся возле толстой черты.
— Обрыв? — вспомнил он.
Тонкие губы улеба искривились усмешкой:
— Отвесный — шею сломать можно. Это на полночи. На полдень — гора, со стороны Духлы на нее не подняться…
Кей вспомнил — Стана рассказывала ему. Гора называется Верла, там, на самой вершине, находится какое-то древнее капище.
— Итак, Духла между горой и обрывом. Теперь дороги…
Голос Чемера звучал снисходительно, даже поучающе, но Кей и не думал обижаться. Этот странный улеб — зазнайка и гордец, но дело свое знает.
— Одна идет вдоль горы на закат и дальше, к перевалу. Как я понял, ее хорошо охраняют. А вот вторая подходит с восхода…
Длинный палец указал на тонкую линию, которая шла по ущелью, затем поворачивала направо…
— Дорога через долину?
— Да. Очень интересная дорога, Кей! Всем хороша, а то, что последний ее отрезок проходит вдоль обрыва, — мелочь. — Чемер усмехнулся. — Правда, тут есть еще речка…
Речка тоже была обозначена — синей краской, чтобы не спутать. Велегост вспомнил — отряд переходил ее по мосту. В памяти осталось и странное название — Опир. А вот и мост! Правда, теперь его наверняка сожгли или разобрали.
— Река спускается в долину, там даже, кажется, целый водопад, а дальше течет на восход…
Чемер замолчал, выжидательно глядя на Кея.
— Что еще? — не понял тот.
— Тропа. Обычная козья тропа. Или овечья. Но человек пройдет.
Тропа, обозначенная на мапе прерывистой линией, тянулась от входа в ущелье к подножию Верлы.
— Здесь, и только здесь, на гору можно подняться. Я все правильно понял, Кей?
Велегост невольно удивился. Похоже, улеб думает, что его решили проверить, или, наоборот, сам Чемер хочет посмотреть, понимает ли Кей Железное Сердце такие простые вещи? Ущелье, дорога, река, водопад…
— А как думаешь ты, полусотник?
Сын Кошика удивленно пожал узкими плечами:
— Думаю? В этом ущелье можно погубить даже десятитысячное войско! Мне казалось, что ты хочешь поговорить о горе.
Велегост вновь взглянул на мапу. Тропа! По ней можно подняться на гору, не заходя в ущелье. Конница не пройдет, но пехота сможет. А дальше? Отвесные склоны, разве что по веревке спуститься можно. Да и стража в Духле дремать не будет.
— Что посоветуешь, Чемер? Подняться на гору?
Темные брови улеба поползли вверх:
— А что еще? Часть людей, конечно, придется послать в ущелье. Тех, кто тебе не очень нужен. И хорошо бы нарядить кого-то в твой плащ. Пусть их лазутчики решат, что ты поверил. В общем, придется потерять где-то четыре десятых войска…
Тонкие губы Чемера вновь еле заметно скривились, и Велегост внезапно почувствовал острую неприязнь к этому холодному, равнодушному парню. Четыре десятых! Наверно, он мастер играть в Смерть Царя, где на доске стоят деревянные фигурки.
— Это то, что ты хочешь предложить?
— Я? — удивился Чемер. — Мне казалось, что ты и сам так решил, Кей. Я лишь хотел сказать тебе, что с горы спуститься можно. Думаю, я все успею подготовить.
Вспомнились странные деревянные дощечки. Спуститься? Этот улеб что, решил выстроить лестницу?
Спрашивать он не стал. Кажется, сыну Кошика можно верить — и в том, что спуск с Верлы возможен, и в четыре десятых, которым суждено погибнуть. Значит, опять придется выбирать! Кого оставить, кого послать на смерть…
— Можно придумать что-то другое, — неуверенно проговорил Кей.
— Переговоры? — удивился Чемер. — Но зачем? Этот мятеж — подарок богов! Все твои враги собрались вместе, их не придется выискивать долгие годы по одному. Всегда следует проявить вначале твердость, и лишь потом — мягкость.
— Так учит твоя полития?
— Да!
Невозмутимость исчезла, Чемер заговорил быстро, горячо:
— Правителю всегда приходится проливать кровь, Кей! Но лучше сделать это сразу, уничтожить врагов, а потом править спокойно. Чем более кровавым будет начало, тем спокойнее — конец! Первая кровь забудется быстро, зато потом, когда все успокоится, казнить врагов следует с осторожностью и только тогда, когда это не вызовет большого недовольства…
— А если вызовет? — усмехнулся Кей. Рассуждения улеба показались ему пустыми. И это он называет искусством!
— Тогда следует наряду с виновным казнить и невинного, но того, кто не люб народу и знати. Лучше всего обвинить их в одном и том же…
Велегост поморщился. Похоже, дядюшка Ивор так и поступает. Нет, ему не нужна подобная мудрость. А если спросить о другом?
— Ты хочешь давать советы, Чемер? Тогда представь, что у меня есть оружие. Тайное — и страшное, какого еще не знал мир. Могу ли я применить его сейчас?
Об этом он думал с самого утра, даже хотел поговорить с Лоэном. Но — не решился…
— Оружие? — Глаза улеба сузились. — Надеюсь, ты шутишь, Кей? Применять его сейчас, против этих дикарей? Тогда оно перестанет быть тайной. Побереги его на потом…
Странно, Чемер совсем не удивился. Удивился Велегост. Что имеет в виду этот улеб? Что станется «потом»? Нападение неведомого врага — или что-то совсем иное?
— Итак, четыре десятых, Чемер?
— Четыре десятых, Кей. Отправь их долиной, а остальное доверь мне. Твои кметы будут в Духле следующей же ночью.
Улеб вновь улыбнулся, и Велегосту стало не по себе. Этот парень считает людей на десятые доли. Но ведь так поступает и он сам, разве что слова, которые приходится говорить перед битвой, звучат иначе. Чемер, по крайней мере, не лжет.
* * *
Вокруг снова стояли горы — молчаливые, спокойные, но на этот раз на покрытых травой опушках нельзя было увидеть даже овец. Войско шло третий день, а долина была все так же пуста. Села, попадавшиеся на пути, стояли безлюдные, а на месте некоторых темнели лишь кучи свежего пепла. Харпы уходили в горы, унося и сжигая все, что могло послужить врагу.
Велегост привстал в седле, оглянулся. Войско растянулось на сотни шагов — конница, пехота, громоздкие возы обоза. Из Лосиного Бугра вышла почти тысяча кметов. Правда, больше половины не имели доспехов, да и вооружены были не лучше беркутовских ополченцев. Зато эти «легени» хорошо знали родные горы и пользы от них могло быть куда больше, чем даже от славных гурсаров кнежа Саваса.
Сам кнеж ехал чуть сзади. На этот раз бочка оделась в сверкающую сталь. На Савасе были толстая броня с острыми крыльями за спиной и глухой шлем, закрывавший лицо вместе с усами. Столь же грозно выглядели и его гурсары — стальные птицы на закованных в железо конях. По сравнению с ними сполотские кольчуги смотрелись бледно, но Кей знал, что в бою его сотня не уступит лехитам. Итак, две сотни латников, сотня скверно вооруженных дедичей на неуклюжих клячах и шесть с лишним сотен молодых парней с копьями и луками. Немало, совсем немало, если не помнить, что старый Беркут собрал не менее трех тысяч.
Врагов могло быть и больше, но случилось то, на что Кей и рассчитывал. Рада, собранная громадами заката и полдня, прислала послов, предлагая мир. Новый глава Рады, со странным именем Кураш, обещал платить дань — но не Беркуту, а непосредственно Кею. Выгода была очевидна — в последние годы Духла оставляла себе почти четверть того, что собирала со всех громад.
Велегост вновь оглянулся. Сестра ехала чуть сзади, рядом с Лоэном. Кей так и не смог уговорить Танэлу остаться в крепости. На Кейне были знакомая кольчуга и все тот же шлем, скрывавший пышные волосы. Лоэн же надел свои сверкающие латы, вновь став похожим на «железного» человека. Велегост вздохнул — когда начнется бой, удержать горячего риттера будет трудно. Лоэном рисковать нельзя — и не только потому, что парень из далекой земли нравится его сестре…
Послышался топот. Кмет из передовой заставы возвращался, подгоняя плетью взмыленного коня. Велегост насторожился. Хоржак выехал вперед, махнул рукой, подзывая посланца, затем резко развернул коня.
— Впереди, Кей! Хе! Не меньше пяти сотен!..
На лице сотника играла мрачная усмешка. Рана на голове, обернутая грязной повязкой, все еще кровоточила, и Хоржак был не прочь поквитаться. Кей кивнул, разрешая, и глаза сотника радостно сверкнули. Резкая команда — всадники начали разворачивать строй. Велегост решил не вмешиваться. Пять сотен мятежников — невеликая сила против его латников. Что же задумал Беркут? В широкой долине пехоте делать нечего…
Сполотская сотня уже развернулась в лаву. Замысел Хоржака становился ясен. Враги, конечно, будут ждать атаки…
Велегост кивнул Лоэну, порывавшемуся проехать в первый ряд, велев оставаться на месте, и повернулся к сестре. Танэла вопросительно взглянула на брата, но Кей покачал головой. Бояться нечего. Это еще не настоящий бой. Настоящий — впереди.
Сзади послышалась громкая команда по-лехитски. Кнеж Савас, не дожидаясь приказа, разворачивал своих гурсаров. Велегост вновь поглядел вперед, в сторону врага. Харпы перегородили долину, но их было слишком мало, два-три человека в ряд, без шлемов, без доспехов.
— Поистине, дивлюсь я сим простолюдинам! — Лоэн подъехал ближе, подняв тяжелое решетчатое забрало. — Не иначе Господь лишил их разума!
Велегост не ответил. Да, полтысячи козопасов в серых куртках — легкая добыча для двух сотен латников. Неужели Беркут не понимает? Нет, тут что-то не так…
Передовая сотня выстроилась. Хоржак повернул коня, лицо кривилось ухмылкой:
— Хе! За дураков принимают, Кей. Впереди, в траве!..
Велегост всмотрелся, но ничего не заметил. Трава по двум сторонам дороги стояла высокая, нетронутая, и нужны были рысьи глаза сотника, чтобы разглядеть там хоть что-нибудь.
Хоржак вновь усмехнулся и подъехал к сотне.
— Вперед! Шагом!
Лава двинулась, мерно, неторопливо. Усатый Савас вопросительно взглянул на Кея, но тот помотал головой. Рано! Гурсарам еще найдется дело.
Теперь оставалось одно — ждать. Велегост выехал в первый ряд и надвинул на голову шлем. День был жаркий, и Кей невольно поморщился. Только бы Хоржак не вздумал раньше времени гнать коней!
Но сотник не спешил. Латники медленно приближались к застывшему в ожидании строю. Чего ждут харпы? Безоружную толпу ничего не стоит растоптать, даже не вынимая мечей из ножен. Что там увидел Хоржак? Трава стояла недвижно, высокая, начинающая желтеть, но вот сбоку что-то еле заметно колыхнулось — раз, другой…
Сотня Хоржака перешла на рысь. До врага оставалось не больше трехсот шагов. Сейчас! Если эти медведи и в самом деле что-то задумали…
Трава колыхнулась, и перед строем вырос новый ряд в серых куртках. Лучники! Велегост усмехнулся — угадал! Впрочем, это не хитрость, против сполотского доспеха стрелы хороши только вблизи…
Стрелы взлетели в воздух неровной редкой волной. Кей покачал головой — стреляли козопасы скверно. Конница даже не замедлила хода, воины прикрывались щитами, вот упал один, затем еще, еще. Но остальные двигались дальше. Велегост прикинул, сколько раз эти увальни успеют выстрелить. Один, от силы — два. И это все?
Второй залп был удачнее, но кметы Хоржака были уже совсем рядом. Велегост заметил, как мчавшийся впереди сотник налетел на одного из стрелявших, толкнул конем, рука с мечом резко дернулась. Через несколько мгновений уцелевшие лучники бежали назад, чтобы укрыться за строем своих товарищей, но конники догоняли, рубили с налету, втаптывали в траву. До харпов оставалось не больше полусотни шагов. Велегост затаил дыхание. Или он ничего не понимает в войне, или…
…Или! Серый строй колыхнулся. Миг — и первый ряд ощетинился сотнями копий. Даже не копий — огромных заостренных кольев. Ряды сомкнулись, издалека долетел громкий крик…
И словно в ответ, послышалась громкая команда. Лава застыла как вкопанная. Кей усмехнулся — молодец, Хоржак! А сейчас — самое главное!
Кметы соскакивали с коней, строясь в редкую ровную цепочку. Харпы вновь закричали — громко, уверенно, но Велегост уже знал — это кричат мертвецы. В руках сполоты держали гочтаки. Сейчас Хоржак скомандует: «Целься!»
Первый залп Кей пропустил. Он лишь заметил, как дрогнул вражеский строй, как колыхнулись копья. «Капли» из «свиного железа» били в упор. Велегост покачал головой — с пятидесяти шагов «капля» пробивает стальные латы. Все! Конец!
Харпы не хотели умирать. Над долиной стоял крик — громкий, отчаянный. Строй колыхнулся, двинулся вперед. Последний шанс — добежать, выбить врага из седла, ударить клевцом…
Кметы продолжали стрелять — раз за разом, целясь тщательно, как на учениях. До врага оставалось не более десятка шагов, когда послышалась новая команда, и сполоты вскочили в седла. В землю ударили сотни копыт. Резкий поворот — всадники мчались назад. Но вот лава остановилась, кметы спешивались, наводили гочтаки…
Кей повернулся, ища взглядом Саваса, но лехит был уже рядом. Усы возбужденно топорщились, щеки налились краской.
— Вперед!
Кнеж оскалился, махнул рукой. Солнце блеснуло на стальных крыльях. Гурсары мчались на врага — неодолимые, беспощадные, как сама смерть. Бой кончался. Харпы бросали копья, строй распался, уцелевшие бежали прочь, но сотня Хоржака уже вскакивала в седла, готовясь догонять. Велегост отвернулся — теперь действительно все…
Пленных не было. В горячке боя зарубили всех — даже раненых. Кметы пересмеивались, вытирали окровавленные мечи, водили по кругу запаренных лошадей. Можно было двигаться дальше, но Кей внезапно почувствовал тревогу. Нет, что-то не так! Какой смысл бросать людей под конские копыта? Не безумец же Беркут!..
— Умные люди!
Велегост вздрогнул, узнав голос Чемера. Он оглянулся — на лице улеба играла снисходительная улыбка.
— Умные?
Сын Кошика пожал плечами:
— Этот старик… Беркут, кажется? Он так трогательно пытается не пустить нас в долину! Я чуть было не поверил.
Велегост удивился, но вдруг понял — улеб прав. Пустая дорога может вызвать подозрения, и Беркут послал на верную смерть сотни своих «легеней»…
— Не забывай про гору, Кей!
Велегост вновь удивился, но тут же вспомнил. Гора Верла, на которую можно подняться по козьей тропе. Подняться — но не спуститься…
Верлу увидели уже в сумерках. Долина стала уже, впереди показались высокие скалы, за которыми начиналось ущелье. Гора возвышалась слева, огромная, покрытая густым темно-зеленым лесом. Внизу, под горой, была Духла, невидимая из долины, но уже близкая — протяни руку, достанешь.
Велегост не спешил, приказав разбивать лагерь и выставить усиленную стражу. Их ждали — над одной из скал вспыхнул огонек дальнего костра, к темнеющему небу взвился столб черного дыма. Разговоры и шутки стихли, кметы осторожно оглядывались, но вокруг было по-прежнему пусто.
Наступала ночь — прохладная, тихая, но спать не ложились. Костры горели, однако никто не сидел возле них. Велегост приказал зажечь огней с запасом, чтобы невидимые лазутчики сбились со счету. Хитрость старая, но верная. Теперь Беркут трижды подумает, прежде чем попытаться напасть.
Узкий серп молодой луны стоял уже высоко, когда Кей приказал воеводам собраться у шатра. Костра не зажигали. Свет нужен для мапы, но мапа уже не требовалась. Все и так рядом — ущелье, Духла, гора…
— Духла рядом, — Кей кивнул в сторону невидимых в темноте скал. — Что будем делать?
Молчание длилось недолго. Послышалось знакомое «Хе!».
— Как рассветет, конницу вперед, Кей. Через час будем там! — В голосе Хоржака звенело нетерпение. — На дороге они нас не остановят!
— Пошли моих гурсаров! — прогудел Савас. — А то хлопцы уже скучают. Порубим песью кровь!
Остальные молчали. Кей услышал, как рядом вздохнула Танэла.
— Все согласны?
Он ждал, что отзовется Чемер, но улеб промолчал. Похоже, сын Кошика не спешил откровенничать перед остальными. Велегост вновь поглядел в сторону ущелья. Где-то там — Духла. Что задумал хитрый старик? Хоржак, Савас, Ворожко, да и остальные уже поверили в легкую победу. Внезапно Велегост вспомнил Стану. Может быть, девушка где-то там, у обрыва, и тоже смотрит сейчас в темноту. Рука невольно коснулась лица, и Кей вздохнул. Ничего не изменилось. Лоэн ошибся…
— Сделаем так. Войско делится на три части. Я беру с собой четыре сотни и иду прямо на Духлу, по ущелью…
Четыре сотни. «Четыре десятых войска»…
— Две сотни поднимаются на гору. Их поведешь ты, Хоржак.
Ответом был недоуменный вздох.
— Выступишь за два часа до рассвета. Ворожко даст тебе проводников. Возьмешь с собой полусотника Чемера.
— Мне нужно двадцать человек, — быстро проговорил улеб. — Нужно перенести… кое-что.
«Кое-что»! Странные деревянные дощечки и куски кожи везли на трех повозках. Интересно все-таки, что задумал хитрый парень?
— Кей! — Теперь в голосе Хоржака слышалась тревога. — Но зачем? Что я буду делать на горе?
— Ждать. Ждать — и смотреть. Если я возьму Духлу — возвращайся. Если нет… Если что-то случится — ждешь до ночи, а ночью спустишься вниз и атакуешь Духлу. Там отвесный склон, спуститься нельзя, но ты спустишься. Когда будешь готов, подашь знак — три костра — или пришлешь гонца.
И вновь все недоуменно молчали, но в этом молчании уже ощущалась тревога.
— Хорошо, Кей, — негромко вздохнул сотник. — Если что-то случится, ночью я буду в Духле.
— Ты, кнеж, останешься с четырьмя сотнями здесь. Прикроешь, если попытаются ударить в тыл. Все остальное скажет тебе Кейна Танэла. Будешь выполнять ее приказы. Со мной пойдет Ворожко и его люди. Вопросы?
Никто ни о чем не спросил. Велегост встал, коротко кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Если Кей позволит…
Чемер оглянулся, быстро шагнул вперед:
— Прошу прощения, Кей, но в ущелье должен пойти кто-то другой. Прикажи ему надеть твой плащ…
Улеб не говорил — шептал, и Велегосту внезапно стало смешно:
— Плащ? А может, и голову?
Вновь захотелось спросить о том, что задумал сын Кошика, но Кей сдержался. Он верил улебу. Но даже если его замысел не удастся, Хоржак найдет выход.
Ночью тяжелый полог шатра колыхнулся. Айна неслышно скользнула внутрь, тонкие сильные руки легли на его плечи.
— Я притить! Я притить, мой Кей!
Ладонь поленки скользнула по его изуродованному лицу. Велегост отстранился, мягко перехватил руку.
— Не надо! Тебе… тебе неприятно…
Девушка негромко рассмеялась:
— Ты бывать очень глупый, Кей Велегост! Но я не спорить с тобой. Эта ночь — последняя ночь быть. Нам спорить — глупо быть!
— О чем ты?..
Последняя? Сердце замерло. Конечно, чего он ждал? Странно, что Айна не бросила его раньше!
Девушка легла рядом, прижалась всем телом, вздохнула:
— Глупый, глупый Кей! Я не оставлять тебя, Кей Велегост. Просто сегодня я слышать моя мама. Она звать меня — долго звать. Она петь колыбельную…
Вначале Велегост не понял, но затем вспомнилось: мать Айны погибла много лет назад.
— Завтра будет бой, Кей Велегост. Я быть с тобой рядом…
— Погоди! — Он привстал, осторожно отстранился. — Если ты веришь в это… В такую чушь… Тебе нельзя идти в бой! Ты останешься с Кейной Танэлой.
Поленка вновь рассмеялась — негромко, невесело:
— Тогда тебе придется убивать я, мой Кей! Я обещала быть рядом с Кей Велегост, и я быть с тобой рядом. Но я тебе говорить — не надо нам спорить. Я хочу, чтобы ты любить я — долго, всю ночь. Я очень любить тебя, мой Кей! Очень любить! И здесь — и в Ирии. Говорят, там души терять память. Но я всегда помнить о мой Кей — даже там!..
Айна вновь прижалась к нему, обняла, мягкие губы скользнули по покрытой шрамами щеке. Велегост закрыл глаза, подумав, что сам записал девушку в «четыре десятых». Ее — и сотни других. Он сам поведет их на смерть. И внезапно то, что еще совсем недавно виделось ему долгом, показалось просто подлостью.
…Ему снился лес. Высокие сосны тянулись к полуденному солнцу, на большой поляне стоял цветастый шатер, его окружали кметы в сверкающих кольчугах. Велегосту подумалось, что он видит во сне сиверскую землю, которую довелось изъездить из края в край, но лица кметов были незнакомы, у пояса не висел дедовский меч, а вместо привычного красного плаща на Кее была грязная белая рубаха. Велегост успел удивиться, и тут понял, что он уже не стоит, а бежит, в руках у него гочтак, а перед ним мелькают изумленные бородатые лица. Внезапно все исчезло. Он стоял рядом с девушкой, на которой была такая же белая рубаха, и лицо ее было совсем рядом. Кей решил, что видит Айну, но тут же понял, что ошибся. Нет, не Айна, не Стана, но тоже знакомая. Вспомнить он не успел — рука с гочтаком дернулась, и Велегост понял, что сейчас выстрелит. Он даже видел, куда попадет «капля» — прямо в горло, наверняка. И тут пришел страх. Он не хотел убивать! Не хотел!..
* * *
Утро выдалось ясным, на траве блестела роса, обещая жаркий день, а высоко в безоблачном небе неслышно кружили чернокрылые ласточки. Скалы — огромные, серые, издали похожие на больших неуклюжих медведей, остались позади. Отряд въехал в ущелье. Слева нависала громада Верлы, справа, сколько хватало глаз, тянулись острые каменные зубья. Отвесные склоны зеленели пятнышками травы, каким-то чудом выросшей на сером камне. Велегост невольно поморщился — за эти недели он уже успел невзлюбить ущелья, так похожие на разверстые каменные могилы.
Слева послышался глухой шум. Кей невольно оглянулся, но тут же вспомнил. Водопад! Вот он — сверкающая стена воды между острыми каменными зубьями. Яркое солнце отражалось от ровной, чуть дрожащей поверхности, горя разноцветным огнем маленьких радуг. Вода заливала огромную каменную чашу, переполняя ее и устремляясь вдаль, к противоположному концу ущелья.
Велегост вспомнил мапу. Все верно, теперь дорога пойдет слева от речки, пока не пересечет ее возле подъема. Но для этого надо проехать до самого конца. Что же задумал Беркут? Подъем за ущельем пологий, засаду ставить бессмысленно…
— Духла! Духла, Кей!..
Ворожко, ехавший рядом, махнул плетью, указывая куда-то наверх. Кей поднял голову — высоко, над серым склоном, чернели острые зубья частокола. Велегост смерил взглядом высоту и покачал головой. Не подняться. Такое только птице под силу!
— Кей! — Сын Добраша бросил взгляд на недосягаемый поселок и нахмурился. — Нам с тобой надо договориться, Кей! Когда мы возьмем Духлу…
— …Тогда и поговорим!
— Нет! Поговорим сейчас. Духла и все племя Беркута должны быть уничтожены. Полностью! Пока будет жив хоть один, пусть это даже ребенок, земля харпов не покорится.
— Всех, кто выше тележной чеки, — негромко проговорил Кей. — Так?
— Тележной чеки? — Ворожко вначале не понял, затем радостно усмехнулся. — Правильно! И я постараюсь, чтобы чека была над самой землей. А главное, достать Беркута — его и все отродье. Всех! Здесь больше не будет громад, Кей. Править будем мы, дедичи! И, клянусь богами…
Казалось, его услышали. Дрогнула земля, зашелестели тронутые с места камешки, словно предвещая близкий гром. И гром грянул — оглушительный, сбивающий с ног. Испуганно заржали лошади, воздух потемнел, подернулся пылью…
— Кей! Кей! Сзади!..
Велегост так и не понял, чей это голос. Осадив и наскоро успокоив обезумевшего коня, он резко обернулся. Вот оно!
Горловина ущелья исчезла, скрывшись за гигантской тучей серой пыли. Пыль клубилась, уходила к самому солнцу, и сквозь нее стало проступать что-то черное, плотное.
— Скалы! Они обрушили скалы!
Вначале Кей не поверил, но вот пыль чуть поредела, и Кей еле слышно помянул Сва-Заступницу. Самое время…
Скалы исчезли, словно сваленные чьим-то могучим ударом. Исчезло и ущелье — там, где был проход, теперь громоздилась чудовищная масса каменных глыб.
— Промахнулись! — Ворожко уже пришел в себя, юное лицо кривилось ухмылкой. — Вот дураки!
Кметы тоже начали успокаиваться. Смерть опоздала, прошла мимо. Послышались шутки, кто-то засмеялся, но Кей оставался серьезен. Дураки? Промахнулись?
И тут мелькнула догадка — смутная, еще неопределенная. Ущелье, река, водопад…
— Вперед! — Он повернулся, взмахнул рукой. — Коннице — в галоп! Остальные — бегом!..
До конца ущелья было еще далеко. Кей понимал — не успеть, разве что коннице. Доскакать, вырваться из каменной могилы…
Ударили копыта. Кметы, еще ничего не понимая, гнали лошадей. Велегост прижался к теплой конской шее, моля Сва-Заступницу подождать, отвести руку, готовую ударить. Серые камни на краю ущелья приближались, казалось, еще немного, и дорога вырвется из теснины. Копыта стучали, упругий воздух бил в лицо, темное горло прохода росло, высокий скальный венец уже бросал свою тень…
— Стой! Стой! Назад!..
Он не услышал, даже не увидел — почувствовал. Медленно, медленно, словно во сне, черная каменная глыба над проходом сдвинулась с места…
— Назад! Назад!
Теперь они мчались обратно, в спину уже гремело, тряслась земля, грохот закладывал уши…
— Стой!
Они успели. Каменная смерть, обрушившаяся со скального венца, никого не задела. Успели, чтобы увидеть, что выход исчез, погребенный под гигантским завалом.
Кметы, все еще не понимая, испуганно оглядывались. Подбегала пехота — растерянные «легени» в светлых рубахах.
— Опять промахнулись, Кей!
Ворожко смеялся — он тоже еще ничего не понял. Велегост вздохнул:
— Не промахнулись. Ловушка!
— Ловушка? — Ворожко покрутил головой, пожал плечами. — Почему? Разберем завал…
И тут только до него начало доходить. Парень побледнел, снова оглянулся:
— Река! Мать богов, река!
Кей кивнул. Он понял сразу. Все, как и предсказывал Чемер, — ущелье, водопад, река. Да, здесь можно погубить десять тысяч, но, кажется, обойдется и «четырьмя десятыми». Не понадобятся ни стрелы, ни клевцы. Завал перекрыл течение, и теперь вода начнет заливать ущелье. Их утопят — как крыс.
И тут сверху, от черных бревен частокола послышался крик — громкий, победный. За ними следили. Следили — и теперь дали волю радости. Тут же вспомнилось: «Пусть твои люди держатся подальше от полуночного склона…» Духла как раз на полночи…
Кей вновь окинул взглядом ущелье. Река взбухла, кое-где мутная вода уже начала выступать из берегов. Конечно, ущелье велико, чтобы заполнить его водой, потребуется время, но долго ждать не придется. Как только вода дойдет до коленей, и люди, и лошади уже не смогут воевать. По отвесным склонам не подняться. Течение быстрое, уже через несколько часов вода покроет дорогу. Сколько они продержатся? День? Три дня?
Что-то говорил Ворожко — быстро, горячо. Кей обернулся.
— Надо возвращаться! Идти к завалу. Мы переберемся!
Велегост кивнул, разрешая, но надежды было мало. Горцам не привыкать перебираться через каменное месиво, но Беркут наверняка предусмотрел и это.
Своим всадникам он приказал оставаться на месте. Латная конница здесь бесполезна, но если у Ворожко получится, они подоспеют вовремя.
Две сотни «легеней» в светлых рубахах быстрым шагом двинулись к краю ущелья, туда, где еще совсем недавно стояли серые скалы. Велегост взглянул наверх — Духла молчала.
— Кей должен снимать плащ!
Он обернулся — Айна! Скуластое лицо поленки было спокойным, выдавал лишь взгляд — напряженный, острый.
— Зачем?
— Кей должен снимать плащ! — упрямо повторила девушка. — Плащ красный. Сверху видеть. Сверху стрелять. Я отвечать за жизнь Кей Велегост!
Кей посмотрел наверх, в сторону черного частокола. Стрела не долетит, но Беркут может придумать что-нибудь другое. Красный плащ хорошо заметен…
— Нет! Меня должны видеть кметы. Видеть, что я не боюсь.
Поленка отвернулась и, не сказав больше ни слова, отъехала в сторону. Кей хотел окликнуть, поблагодарить за заботу, но слов не нашлось. Он взял девушку с собой. Взял — хотя и понимал, что ждет их всех…
Издалека послышался крик. Велегост посмотрел в сторону завала. Светлые рубахи уже карабкались наверх, но вот в воздухе мелькнуло что-то темное. Стрелы!
Кметы Ворожко не сдавались. На смену упавшим становились другие, светлые рубахи медленно ползли вверх. Но вот дрогнула вершина. Громадный камень неспешно, словно нехотя, пополз вниз, затем другой, третий. Снова крик — но уже полный отчаяния. Кметы в светлых рубахах падали, сметаемые каменным градом, катились вниз, на них сыпались стрелы…
Кей подозвал десятников, приказав найти места повыше, куда можно будет поставить лошадей. Нужно продержаться до ночи. Хоржак, наверное, уже все знает. До ночи… Но Беркут, надо думать, предусмотрел и это. Спуститься с Верлы можно — хотя бы на веревках, но внизу, конечно, ждет засада…
Бой у завала все еще продолжался — горячий, безнадежный. Кметы Ворожко опять ползли наверх, упорно, словно муравьи. Но невидимый враг был начеку. Воздух потемнел от стрел, а затем с острого гребня вновь двинулись вниз громадные камни. Велегост вспомнил, как легко, почти играючи, они перебили тех, кто пытался остановить их в долине. Теперь роли поменялись…
— Кей! Кей! Назад!..
Айна? Велегост обернулся — рука девушки указывала наверх, в сторону частокола. Маленькие фигурки возились возле чего-то большого, неровного…
— Назад! Назад!
Кметы тоже заметили. Послышался недружный крик, пехотинцы отбегали к противоположному краю ущелья, всадники торопили коней. Вовремя! Огромный камень уже катился вниз по склону, срывая редкие колючие кусты. Велегост замер — на мгновение почудилось, что неровная громада несется прямо на него, чтобы ударить, сбить с коня, раскатать по земле неровным кровавым пятном. Нет, пройдет левее! Кей облегченно вздохнул. Камень, подпрыгнув на небольшом уступе, обрушился в воду, но не остановился, а покатился дальше — мокрый, с прилипшей к бокам дорожной пылью. Наконец глыба медленно, словно нехотя, ткнулась в противоположный склон ущелья и замерла.
Сверху вновь раздался крик, но теперь он звучал иначе. Велегост поглядел на черный частокол, но маленькие фигурки уже исчезли. Похоже, камень, сброшенный вниз, оказался единственным. Кей представил, каково было его волочь через всю Духлу, и покачал головой. Поистине ненависть придает силы!
Что-то негромко ударилось о землю возле самого берега. Велегост усмехнулся — стрела! И здесь не угадали, слишком высоко, да и расстояние приличное. Нет, тут их не достанут.
Еще несколько стрел бессильно ткнулось о берег Опира. Кметы уже приходили в себя, выстраиваясь возле противоположного склона. Старшие вопросительно глядели на Кея, но тот не спешил. Что там у Ворожко?
Светлые рубахи уже возвращались — толпой, без всякого строя. Сосчитать было трудно, но Велегост видел — вернулись не все, хорошо, если половина. Он взглянул на речку. Берег исчез, вода, ставшая вновь чистой и прозрачной, уже лизала края дороги.
— Кей! Кей!..
Ворожко подскакал ближе, тяжело дыша. Шлем исчез, на лбу краснела свежая ссадина, светлые волосы спутались.
— Кей! Мы… Мы…
— Видел! Вы сделали, что могли.
Лицо дедича исказилось гневом, глаза блеснули:
— Беркут! Это все он! Я его, гада этого, живьем жечь буду! Кей, когда стемнеет, мы попытаемся снова. Мы прорвемся!
Велегост поглядел наверх, на недоступную Духлу, покачал головой:
— Они будут ждать. Подождем и мы…
Вокруг стояла тьма, лишь где-то далеко вверху неясно светили бледные звезды. Ущелье утонуло во мгле. Было тихо, только время от времени слышался негромкий плеск. Вода была всюду — под ногами, под копытами коней. Пока еще она почти не мешала, доходя лишь до щиколоток. Но этого хватало — кметы угрюмо молчали, даже сполоты явно пали духом. Велегост понимал — к утру, когда вода дойдет до коленей, в бой уже никого не пошлешь. Жаль, что нельзя поговорить с Хоржаком! Велегост отдал бы пару лет жизни за несколько слов. Но такого не могут даже боги…
Рядом с Кеем неподвижно застыла в седлах охрана. Конь Айны стоял рядом, бок о бок, и Велегост ждал, что поленка заговорит. Но девушка молчала, она даже не смотрела в его сторону, глядя куда-то вдаль. Кей хотел окликнуть Айну, но так и не решился. Сейчас она — просто кмет, берегущий своего вождя. Да и говорить не о чем. Велегост вдруг подумал, что, если уцелеет, обязательно привезет Айну в Савмат. Интересно, что скажет отец? Когда-то Светлый сам рассказал сыну о поленках, потомках древних Воительниц. Велегост улыбнулся, представив, как он входит в Кеевы Палаты, ведя Айну за руку. Мать пусть тоже увидит. То-то порадуется!
Рядом захлюпала вода. Подъехал Ворожко, устало потер лицо:
— Пора, Кей?
Велегост покачал головой. Ждать, ждать! Что там у Хоржака?
— Я… Можно с тобой поговорить, Кей? Один на один?
Велегост удивился, но не стал спорить. Они отъехали в сторону, Ворожко оглянулся, вздохнул.
— Мы… дедичи харпийской земли, решили собраться — как только возьмем Духлу. Ты знаешь, мы никак не могли договориться, но теперь, кажется, удалось. Мы выберем старшего дедича, того, кто будет помогать тебе править харпами…
Кей улыбнулся:
— Тебя?
— Ну… — Ворожко замялся. — Наверное. Мой род очень древний…
— Поздравляю!
Кажется, он сумел сдержать усмешку. Сын Добраша явно смущен, но это пока. Пройдет.
— Я… Я не о том, Кей! Мне поручили поговорить с тобой. Сейчас. Это важно!
— Важнее Духлы?
— Да! Важнее! Те крысы, что сидят там, — рука указала на невидимый в темноте частокол, — они уже мертвецы. Даже если погибну я, все равно власть голодранцев кончилась, отныне земля харпийская вновь принадлежит Кеям. Поэтому мы должны знать…
Он умолк, собираясь с мыслями, затем заговорил неторопливо, взвешивая каждое слово:
— Беркут умен. Вначале он пытался пугать харпов тобой, Кей, но быстро понял, что ошибся. Голытьба любит сильную власть — настоящую, не ту, что рождается в крике на площадях. Его посланцы утверждали, что ты заберешь легеней в свое войско, а девиц — в свой терем. В результате в каждом селе уже спорят, кому идти первому…
Дедич коротко рассмеялся.
— О дани говорить не приходится. Беркут собирал столько, что ни я, ни ты не решимся. Тогда он стал говорить другое — будто сполоты уже покорились ограм. Твоя мать — дочь хэйкана, Кей. Здесь об этом знают. Об этом и о том, что твой брат скоро сам станет хэйканом. Извини, но это так…
Кей кивнул. Обижаться не на что, все правда. Вспомнился Чемер с его «политией»: «Пастух и землепашец никогда не будут жить в одной державе».
— Но что вам сделали огры? Здесь же их не было!
— Были! Очень давно, когда пал Великий Валин. Но их помнят, Кей! И теперь Беркут пугает всех, что вскоре сюда прискачут страшные косоглазые разбойники, потащат красных девиц на арканах куда-нибудь за Денор, а всех остальных заставят пить кобылье молоко. Он говорит, что об этом ему сообщили верные люди в Валине…
Велегост зло усмехнулся. Ай да дядя Ивор!
— Мы не верим в эту чушь, но мы хотим, чтобы харпами правил Светлый Кей Ории, а не Великий Хэйкан. Если твой брат станет Светлым…
— Погоди! — Велегост даже растерялся. — Но мой отец жив. Он правит Орией!
— Да пошлют боги долгую жизнь Светлому Кею Войчемиру! Но, увы, все мы смертны. Кто станет его наследником? Если Огрин Сварг, то мы не хотим жить в такой стране. Лучше договоримся с мадами, они по крайней мере не пьют кобылье молоко. Мы, харпы, хотим жить в Ории, а не в Огрии. Я не прошу ответа немедля, Кей. Но тебе придется что-то решать…
Что-то решать! Яснее сказать невозможно. Харпийские дедичи предлагали Венец ему, младшему сыну. Выходит, если Великий Хэйкан Сварг попытается стать Светлым, против него выступит не только Валин? Его, Велегоста, наверняка поддержат сиверы, да и многие сполоты. Ивор намекал, что сумеет договориться с Коростенем…
Велегост попытался отогнать страшные мысли. Нет, нет! Он не должен даже думать о таком! Двадцать лет назад сыновья Мезанмира залили страну кровью. Но ведь теперь крови не будет? Достаточно открыть Дверь…
— Кей! Смотри!
Рука Ворожко указывала куда-то вверх, в сторону Дух-лы. Велегост вздрогнул, вспомнив о каменном гостинце, но в голосе дедича не было страха. Ворожко был удивлен, даже поражен.
— Вот! Птица!..
Птица? В темном безлунном небе мелькнуло что-то еще более темное, на мгновение заслонив бледные звезды. Черная тень неторопливо скользнула над краем ущелья. Вначале показалось, что это громадный орел, но Велегост вспомнил — орла ночью не увидишь. Да и не бывает таких орлов!
Черная птица парила над ущельем, то снижаясь, то поднимаясь выше. Громадные крылья были неподвижны, да и полет казался странным. Так птицы не летают! Вокруг послышались возбужденные голоса. Кметы снимали с плеч гочтаки, кто-то уже начал натягивать тетиву лука.
— Стойте! — крикнул Кей. — Не стрелять!
Черная птица снизилась, пройдя над самыми головами. Кей замер, не веря своим глазам. Орел нес в когтях человека! Нет, орла никакого не было, летел человек! Человек, над которыми темнели громадные черные крылья…
— Не стрелять! — вновь крикнул Велегост.
Этот крик подхватили, кметы сбегались со всех сторон, кто-то махнул рукой, и тут из поднебесья донесся ответный крик. Черное крыло наклонилось, резко дернулось — и внезапно камнем пошло вниз.
— А! — крикнул кто-то, и наступила тишина.
Человек падал, крылья, только что несшие его, теперь тянули смельчака к земле. Громкий треск, плеск воды — и река жадно с£ватила в свои объятия то, что упало с неба.
Растерянность длилась недолго. Кметы бросились вперед, громко расплескивая сапогами воду. Велегост с трудом перевел дыхание. Тот, кто прилетел к ним на черных крыльях, упал с небольшой высоты, значит, мог уцелеть…
— Жив! Жив!
Кметы, стоявшие по пояс в воде, возбужденно махали руками. Кей улыбнулся — смельчаку повезло. Но кто же это?
Человека подняли, помогли встать на ноги, вывели из воды. Вслед за ним несли крылья, точнее, одно огромное крыло, с которого свисали оборванные кожаные ремни. Велегост ударил коня каблуком и поспешил навстречу. Человек-птица был высок, широкоплеч и, хотя тьма не позволяла увидеть лицо, внезапно показался знакомым. Но ведь этого не может быть!
Человек остановился, отстранил державшие его руки. Короткий поклон…
— Приветствую тебя, о благородный Кей, и поистине радостна эта встреча!..
— Лоэн!
Велегост соскочил с коня, бросился к риттеру, обхватил за мокрые плечи.
— Лоэн-гэру? Ты?! Откуда?
Риттеру он приказал оставаться с Танэлой и кнежем Савасом. Можно было лишь подивиться.
— Ежели скажу, что с небес, то будет это лишь половиной правды. — Лоэн весело улыбнулся. — Вся же правда в том, что прибыл я с горы, что именуется Верла, и прибыл с добрыми вестями.
Растерянность прошла. Каким-то чудом риттер научился летать, но о чуде можно будет поговорить потом. Верла? Что там?
Кей махнул рукой, приказывая кметам вернуться на посты, и покачал головой:
— Ты, кажется, ослушался приказа, риттер?
— Увы! — Лоэн по-прежнему улыбался. — Ибо невмочь было отсиживаться, когда те, кого чту я друзьями, рискуют жизнью. Отправился я с отрядом храброго Хоржака, и прибыли мы на гору еще утром, как встало солнце. Помня приказ твой, начали мы искать спуск, но тщетно. Хоть и была там в прежнее время тропа, однако же спуститься можно было лишь по вервию, ибо поистине круты склоны Верлы. Вервие же сие обрезано оказалось, внизу же поставлена верная стража, числом немалая…
Велегост кивнул — крутой склон, веревка, по которой спускались пастухи, стража. Можно сбросить новое вервие, но харпы поднимут тревогу, а Духла совсем рядом…
— Посему решили мы ждать темноты, однако же не в бездействии. Ибо мудрый человек из земли улебской по имени Чемер озаботился о том, что поистине столь просто, сколь и прекрасно.
Они подошли к крылу, и Велегост осторожно коснулся черной поверхности, словно перед ним и вправду лежала раненая птица. Вот для чего Чемеру нужны были плотники — а заодно и прочная кожа! Тонкая, но крепкая деревянная рама, кожаные ремни, обтяжка из темного полотна…
— Неужели это… летает?
Риттер покачал головой:
— Поистине нет, ибо летают лишь птицы да Посланцы Господни. Однако же может сие крыло парить, хоть и трудно с непривычки такому, как я, управлять небесным конем. Десять крыльев сделал мудрый Чемер. Как стемнело, девятеро воинов, духом храбрых и телом легких, вызвались спуститься вниз, к подножию Верлы. Трое погибли, и поистине риттерской была их кончина. Шестеро же спустились благополучна и с превеликой дерзостью обнажили мечи, дабы расчистить нам путь. Стоит ли говорить, что не ожидали бунтовщики их удара, и сбросили мы вервия, о коих тоже позаботился мудрый Чемер. Не прошло и часа, как сотни наши были уже внизу. Я же решил уподобиться птице и пролететь над Духлой мятежной, дабы сообщить тебе, благородный Кей, эту радостную весть. Знай же, что сейчас храбрый Хоржак уже ведет своих кметов на бунтовщиков злокозненного Беркута.
Велегост бросил взгляд на невидимую во тьме Духлу. Если Хоржак ворвется в поселок, ему придется туго. Две сотни против нескольких тысяч! Значит, план надо менять. И побыстрее…
— Ворожко! Сюда!
Велегост прикинул, сколько у него осталось воинов. Три с небольшим сотни — мало! Но выбирать не приходилось.
— Берешь половину — и ко входу в ущелье. Я — к выходу. Встретимся в Духле!
Ворожко кивнул, лицо искривилось в усмешке:
— Я знал, что боги за тебя, Кей Велегост. Мои «легени» говорят, что с нами теперь сам Небесный Всадник!
Велегост бросил взгляд на Лоэна, скромно отошедшего в сторонку, но не стал спорить. Пусть легени верят в Небесного Всадника!
— Боги за нас, Ворожко. И да помогут они нам дожить до утра!
Дедич вновь улыбнулся, махнул рукой и вскочил на коня. Велегост проводил его взглядом, повернулся к застывшим в ожидании кметам:
— Вперед! Да поможет нам Сокол! На Духлу!..
Впереди, за утонувшими во тьме высокими бревенчатыми домами, были враги. Ночь молчала, но Велегост знал, как обманчива эта тишина.
…Бой шел всю ночь, все утро, весь долгий жаркий день и стих только к полуночи, когда силы иссякли, и наступила короткая неверная передышка. Заснули все, кроме часовых, но Велегосту не спалось. Бой не отпускал, в ушах все еще стоял крик — отчаянный крик сотен людей, сцепившихся среди узких улочек Духлы. Харпы стояли насмерть. Не помогали ни выучка, ни стальные латы, ни отчаянная смелость. Удалось лишь оттеснить мятежников из полуночной части поселка — и это было все. Наутро предстоял новый бой, и Велегост понимал, что ждет его кметов. У Беркута оставалось не менее двух тысяч, а сполотов вместе с лехитами Саваса и легенями Ворожко — не больше семи сотен.
Кей вновь поглядел в сторону невидимого врага. Наверное, Беркут тоже не спит, готовясь к завтрашней схватке. Кеево войско вырвалось из западни. Вырвалось — но не победило.
Совсем рядом послышался негромкий шум. Кто-то шагнул из темноты, узкоплечий, в коротком военном плаще.
— Кей! Можно с тобой поговорить?
Стража заступила путь, но Велегост, узнав Чемера, махнул рукой, веля пропустить улеба. В суете боя они так и не успели перекинуться словом.
— Ждешь благодарности, полусотник?
— О чем ты?.. — Сын Кошика явно удивился. — О крыльях? Не стоит, Кей! Такие крылья давно известны в земле Чуго, отец как-то дал мне одну фолию, там был рисунок… Нет, я пришел не за благодарностью. Ветер с полночи, Кей!
Велегост устало потер лоб. Опять загадки? Да, ветер с полночи, прохладный, сильный. Наконец-то можно вздохнуть полной грудью!
Чемер покачал головой:
— Жалеешь их? Напрасно! Под утро Беркут нападет, и нам придется отступить. Их слишком много, Кей!
— Жалею? — Велегосту показалось, что он ослышался. — О чем ты, полусотник?..
— Ветер с полночи! — повторил улеб. — Мы на полночи, Беркут — на полдне. Дома деревянные, загорятся сразу!
На миг Велегост даже растерялся. Жечь? Но ведь…
— Там женщины и дети, Чемер. Их тысячи!
— А нас несколько сотен. В Ночь Солнцеворота твоя рука не дрожала!
Кей еле сдержался, чтобы не ударить улеба прямо в кривящийся усмешкой рот. Как смеет этот наглец!..
— Там были враги, полусотник. Звери! Харпы — не Меховые Личины, они — наши подданные, такие же венты, как ты и я!
— Нет! — Усмешка исчезла, маленькие глазки смотрели в упор. — На Четырех Полях ты воевал с дураками, Кей! С дураками, которые сунулись не в свою берлогу. Враги здесь! Беркут собрал всех, кто смеет спорить с Кеями. Сожги их — и пусть пепел разлетится по всей Ории!
И вновь Велегост еле удержался, чтобы не ударить, не закричать. Пепел? Дай такому Ключ… Нет, об этом страшно и подумать!
— Так учит твоя полития? Пролить море крови, чтобы потом прослыть добрым?
Чемер хотел что-то ответить, но Велегост не стал ждать. Кровавая мудрость улеба вызвала тошноту. Но сын Кошика прав в одном — к утру бой начнется снова. Надо что-то решать. Кей вновь взглянул в сторону затаившегося во тьме врага и направился обратно в лагерь, заранее жалея, что придется будить Хоржака.
* * *
— Они не ответят, Кей!
В голосе сотника слышалось раздражение. Велегост понимал Хоржака: уже больше часа они ждали, что скажет Беркут, но мятежники по-прежнему молчат. И наверное, не просто молчат — подтягивают свежие силы, укрепляют улицы, готовят оружие, чтобы с рассветом начать все сначала.
— Беркут не сдастся. А если и пообещает — то обманет.
Велегост пожал плечами. Он сделал, что смог. Посланец передал Старшому Рады его волю — поутру сложить оружие и выйти из Духлы. Мертвых не воскресишь, но уцелевшие смогут жить дальше.
Кей терпеливо ждал. Беркут — не безумец. Никакая свобода не стоит тысяч жизней. Тогда, в Ночь Солнцеворота, у Кея Железное Сердце не было выбора, но сейчас еще не поздно. А может — мелькнула страшная мысль — и на Четырех Полях надо было рискнуть и пощадить страшных чужаков, упавших на колени перед Кеевым Орлом? Может, он просто испугался? Ведь и Меховые Личины — не безумцы и не людоеды. Уже потом ему рассказали, что на далекой полночи начался голод и у дикарей просто не было выбора…
— Велегост, сын Войчемира! Кей Велегост, ты здесь?
Голос из темноты крикнул по-харпийски. Хоржак предостерегающе поднял руку, но Кей не стал ждать:
— Я здесь! Что вы решили?
— Подойди! С тобою будет говорить Беркут, Старшой Рады!
— Хе! — Хоржак покрутил головой. — Может, им еще и оружие отдать? Кей, это ловушка!
Велегост задумался. Да, идти опасно, но что будет, если он останется здесь, слишком ясно. На кону тысячи жизней — и сполотов, и харпов.
— Я иду! Не стреляйте!..
Темные силуэты домов приблизились, в предрассветной мгле промелькнула чья-то черная тень.
— Стойте! Кей Велегост, дальше ты должен идти один!
Велегост обернулся — они отошли уже далеко. Дальше — враг.
— Беркут здесь?
— Я здесь, Кей Велегост! — Знакомый голос звучал спокойно, чуть насмешливо. — Кажется, нам теперь есть о чем поговорить?
— Да!
Велегост решился и шагнул вперед.
— Хорошо! Подними руку, чтоб я мог тебя увидеть.
Кей удивился, но все же поднял правую руку — и тут же послышался знакомый свист. Что-то ударило по стальному зерцалу, отбросило назад…
— Стреляйте! — В голосе старика звучало торжество. — Смерть Кеям!
— Смерть! Смерть! — повторили десятки голосов.
Снова свист — и левую руку обожгла боль. Уже падая, Велегост понял — гочтак. Значит, у харпов есть не только луки да клевцы!
— Смерть! Смерть! — орали харпы.
В ответ послышалось дружное:
— Кей! Кей! Спасайте Кея!
Подбежала охрана. Его подхватили, заслонили собой, рядом яростно ругался Хоржак, выдирая застрявшую в кольцах кольчуги стрелу. Кто-то упал, послышался негромкий стон, а харпы продолжали посылать стрелу за стрелой. Спасла темнота. Уже через несколько шагов целиться стало трудно, и уцелевшие смогли вернуться.
Велегост с трудом снял шлем. Голова гудела, пульсировала болью. «Капля» не смогла пробить прочную сталь, но изрядно оглушила. Раненая рука занемела, кровь текла по запястью, капала с пальцев. Хоржак, продолжая ругаться, уже рвал чью-то рубаху, чтобы наскоро перевязать рану. Кей поморщился — глупо! Как глупо!
На шум уже сбегались кметы, появился сонный Савас с мечом наголо, но Кей махнул рукой, приказав возвращаться назад. Ничего не случилось, он даже не ранен — так, царапина! Велегост порадовался, что здесь нет сестры. Еще в начале боя он отослал Танэлу вместе с Лоэном к ближайшему перевалу. Чтобы горячий риттер не вздумал вернуться, Велегост дал ему десятерых латников, велев охранять пустую дорогу.
Когда перевязка была окончена, Велегост хотел поговорить с воеводами, но внезапно почувствовал, что кто-то тянет его за руку.
— Кей! Можно тебя?
Голос Хоржака звучал странно — тихо, растерянно. Еще ничего не понимая, Велегост кивнул и прошел вслед за сотником за ближайший дом. Здесь собрались кметы, о чем-то тихо переговариваясь, а посреди, прямо на земле, лежал темный плащ, из-под которого торчали остроносые огрские сапоги. Сердце дрогнуло.
— Кто?
Ему не ответили, и это молчание почему-то показалось самым страшным. Велегост медленно опустился на колени, рука потянулась к краю плаща, замерла.
— Нет…
Он уже понял. Все понял…
Лицо Айны было спокойно и сурово. Побелевшие губы кривились, как будто последняя боль не отпустила поленку даже после смерти. Скрюченные пальцы словно тянулись к горлу, в котором торчал обломок стрелы.
«Я очень любить тебя, мой Кей! Очень любить!» Ладонь привычно скользнула по изуродованному лицу, и Велегост еле удержался, чтобы не завыть от боли, как воет смертельно раненный волк. Безумие! Безумие, что Айны больше нет! Безумие, что он послал ее в бой, не уговорил, не приказал! Он слишком привык к ней, к тихой храброй девушке, неправильно выговаривавшей сполотские слова…
Что-то говорил Хоржак, но слова проносились мимо, не задевая сознания. Боль росла, перехлестывала через край, мутила разум. Айна выжила прошлой ночью, чтобы погибнуть сейчас — не в бою, не в жаркой сече. Проклятый Беркут все-таки попал ему в сердце!
Велегост поднял неподвижную ладонь девушки, прислонил к щеке, замер, затем поцеловал холодеющие губы и резко встал.
— Всех! Сюда!..
Крик заставил людей отшатнуться, кто-то бросился в темноту, громко повторяя приказ. К Велегосту уже бежали старшие кметы, появился Савас, прибежал сонный и растерянный Ворожко.
— Слушайте все! — Голос Кея окреп, налился металлом. — Что ждет мятежников, посягнувших на власть Кеев?
Тишина длилась миг — не дольше, и вот прозвучало глухое, негромкое:
— Смерть…
— Что ждет псов, кусающих руку, что их кормит?
— Смерть! Смерть!
Велегост глубоко вздохнул. Смерть! Это же кричали те, что убили Айну…
— Я предложил этим псам пощаду, но они сами выбрали свою участь!
— Смерть им, Кей! Смерть!
Растерянность исчезла, глаза кметов горели радостью, словно у охотников, обложивших дичь.
— Ветер с полночи! Приказываю — сжечь это осиное гнездо. Тех, кто вырвется, — рубить без пощады. Всех! Всех, кто выше тележной чеки!
Ответом был радостный вопль. Вспыхнул факел, за ним другой. Кей обернулся, бросил взгляд на обреченную Духлу:
— И да помогут нам боги! Сокол!
— Сокол! Сокол! Без пощады!
Крик ширился, гремел, темнота отступила, отброшенная трепещущим пламенем факелов. Велегост устало закрыл глаза, но свет проникал даже сквозь плотно сомкнутые веки.
И вдруг он увидел поле, покрытое грязным, истоптанным снегом, редкий строй кметов и молодого парня, которого только что назначил сотником. Сейчас Кей отдаст приказ, глаза волотича вспыхнут яростным огнем, и он поведет остатки сотни в ночь, чтобы убивать, убивать, убивать. Всех, кто выше тележной чеки. Всех! Всех…
* * *
Под сапогами чавкала липкая грязь. С утра прошел короткий дождь, загасивший последние угли, и пепелище затянуло удушливым сизым дымом. Наконец дым исчез, и люди смогли войти через черный остов сгоревших ворот в то, что когда-то было Духлой. Поселок сгинул, превратившись в угли и пепел. Сквозь запах гари уже пробивался иной дух — удушливый смрад сотен разлагавшихся трупов.
Духла горела два дня. Ветер с полночи гнал пламя к обрыву, превращая дома под соломенными крышами в гигантские костры, чадящие густым черным дымом. Спасения не было. Тех, кто вырывался из огня, ждала скорая смерть от мечей и гочтаков. Наиболее отчаянные пытались спуститься в ущелье, но и там их сторожила погибель — сотня «легеней» Ворожко встречала беглецов острыми кольями. Над гибнущим поселком стоял дикий отчаянный крик сотен голосов. Он не смолкал ни днем, ни ночью, и стих лишь на третью ночь, перед тем как пошел дождь.
Велегост неторопливо ехал по сгоревшей улице к центру, туда, где стоял дом Беркута. Ему уже доложили, что прочный камень уцелел, сгорела лишь крыша, но удушливый дым сделал свое дело — живых найти не удалось. Среди трупов нашли двоих сыновей Беркута, но сам старик исчез, то ли сгинув в огне, то ли каким-то чудом найдя дорогу в близкие горы.
Рядом, бок о бок, ехала на своем сером коне Танэла. Глаза Кейны, не отрываясь, смотрели на черные руины, лицо казалось бледным и неподвижным. Лоэн держался чуть сзади, внешне спокойный, невозмутимый. Кей догадывался, что риттеру из далекой земли доводилось видеть такое. Может, и не раз, и не два.
Сполоты и лехиты молчали, некоторые даже хмурились, зато харпы, из тех, что пришли с Ворожко, не скрывали радости. Они обшаривали сгоревшие дома, выискивая уцелевших, но мстить было некому. Повсюду были лишь трупы — почерневшие, уже начавшие тлеть.
Улица осталась позади, копыта коня ударили по мокрому камню. Площадь уцелела — гореть на ней было нечему, только у деревянных идолов, вкопанных возле большого каменного дома, обгорели усатые лица. Сам дом чернел выбитыми окнами, дверь висела на одной петле, а изнутри слышались возбужденные голоса — кметы обшаривали каждый закуток, надеясь найти спрятанное добро.
— Так и должно быть, Стригунок? — Кейна, грустно усмехнувшись, кивнула на мертвый дом. — После победы?
Велегост только пожал плечами. Ответил Лоэн:
— Поистине так, о прекрасная Кейна! И не бывает зрелища страшнее, ибо ненависть уходит, жалость же возвращается в сердца. И не радуешься ты даже гибели злейшего врага.
Внезапно крики стали громче. Кто-то выбежал на крыльцо, махнул рукой:
— Кей! Кей! Нашли! Здесь живые!..
Велегост ударил каблуком коня, поспешив вперед. А на высокое крыльцо уже тащили чьи-то неподвижные тела — одно, другое, третье.
— В подвале прятались, Кей. Хитрые! Ничего, сейчас попляшут!
Велегост соскочил с коня, взбежал на крыльцо. Перед ним лежали трое в белых, испачканных сажей рубашках. Бледные лица казались неживыми, но вот веки одного из парней дрогнули, послышался негромкий стон.
— Это Хован, сын Беркута! — Ворожко подбежал, склонился над неподвижным телом. — Не ушел, мерзавец. Кей, разреши!..
— Брат! — шепнула Танэла, но Велегост молча покачал головой.
Эти люди уже мертвы. Как сотни других. Как Айна. Даже если он запретит, их все равно убьют. Смерть вырвалась на волю.
Хован начал приходить в себя, застонал, приподнял голову, но его уже схватили, грубо вздернули, поставили на ноги. Шею захлестнула веревка. Миг — и пленного потащили наверх, на второй этаж. Короткая возня, крик — и дергающееся в конвульсиях тело вывалилось из окна. Негромко охнула Танэла, а кметы уже тащили второго, затем третьего — так и не очнувшихся, беспамятных. Велегост хотел отвернуться, но заставил себя смотреть. Он не хотел этого. Не хотел — но сделал. Отворачиваться поздно.
— Здесь еще одна. Девка! Живая!..
Велегост вздрогнул. Страшная догадка заставила похолодеть. Дом Беркута, его семья. Нет, только не она!
Неподвижное тело вынесли на крыльцо, грубо бросили оземь. Испачканное белое платье, нитка красных бус, светлые волосы покрыты сажей… Велегост резким движением отстранил сбежавшихся кметов, склонился — и бессильно закрыл глаза. Сва-Заступница, но почему?..
Стана лежала не шевелясь, лишь еле заметно подергивались длинные ресницы. Кей хотел приказать принести воды, позвать знахаря, но голос не слушался. Перед глазами встало бледное лицо с кривящимися усмешкой губами. «В Духле ей будет опаснее, чем здесь!» Проклятый Чемер оказался прав! Девушку пощадил огонь, но люди страшнее огня…
— Кто это? — Ворожко нетерпеливо наклонился, юное лицо расплылось в ухмылке. — Дочь Беркута? Гадюка! Ну, наконец-то!..
Кметы радостно закричали, и Кей понял — помочь ничем нельзя. Он сам выпустил зверей на волю…
Веки вновь дрогнули. Стана медленно открыла глаза, побелевшие губы шевельнулись.
— Железное Сердце…
Кей вздрогнул, словно от удара. Железное Сердце — страшный Кей из страшной сказки. Чудовище, посланное убивать невинных…
Он встал, глубоко вздохнул, руки сжались в кулаки. Нет, он не позволит!
— Не трогайте ее! Прочь!..
— Кей! Она должна умереть! — Ворожко походил на пса, у которого отнимают добычу. — Два раза ты миловал ее. Она дочь Беркута, дочь твоего врага! Я… Мы все требуем ее смерти. Мы — дедичи харпийские, слуги Кеев!
Толпа откликнулась дружным ревом. Велегост понял — если он запретит, Ворожко обнажит меч, и все, ради чего он здесь, придется начинать сначала. Им мало крови — все еще мало…
— Брат! — Рука Танэлы легла на плечо. — Сделай что-нибудь!
Кей оглянулся. Харпы уже собирались вокруг Ворожко, лица были угрюмы, руки сжимали клевцы. Сполоты переглядывались, все еще не понимая, но на всякий случай тоже сбивались поближе к Кею. Откуда-то вынырнул мрачный Хоржак, заворчал, рука легла на рукоять меча.
— Кей Велегост! — Голос Ворожко окреп, загустел, словно с Кеем говорил не четырнадцатилетний мальчишка, а тридцатилетний муж. — Если ты пощадишь врага, мы больше не сможем тебе верить. Ни тебе, ни всем Кеям. Мы, дедичи, ваша опора, без нас ты не сможешь править харпами. Выбирай — или мы, или эта девка!
Их глаза встретились, и Кей почувствовал, как душу охватывает гнев — невыносимый гнев бессилия. Чемер прав — они, Кей, не боги. Только боги могут спасти синеглазую девушку, что так славно пела о весенней ласточке…
— Отдай! — ударил в ухо шепот Хоржака. — Косматый с ней! Потом я этого мальчишку на куски разрублю!..
Велегост помотал головой. Он не смог спасти Айну, не смог спасти сотни и сотни других. Хватит!
— Кеям не ставят условий, дедич. Наше слово — закон!
Лицо Ворожко дернулось, рука скользнула к мечу.
— Аригэ!
Короткое румское слово ударило, словно стальной клинок. Лоэн неторопливо вышел вперед, поправил сбившийся плащ, подошел к Стане.
— Стойте! — повторил он. — Прекрасная Кейна, переведи им мою речь!
Танэла чуть помедлила, затем кивнула и встала рядом с риттером.
— Скажи мне, храбрый Ворожко, существуют ли в вашей земле благородные обычаи? Ведомы ли они тебе?
Площадь стихла. И харпы, и сполоты слушали негромкий голос Кейны, переводящий слова риттера. Ворожко кивнул:
— Конечно, доблестный Лоэн! Я знаю, что негоже требовать смерти юной девушки, но она — дочь врага, предателя. Это он убьет ее своей изменой, не мы!
— Тогда ты знаешь и другое, храбрый Ворожко! Всякая девица, даже виновная в тяжких грехах, вольна искать себе защитника. Того, чей меч не даст ей погибнуть.
Внезапно Велегост почувствовал, как в сердце вновь вспыхнула надежда. Риттер прав! Почему же он сам не подумал об этом?
Дедич задумался, затем покачал головой:
— Обычай такой есть и у нас, но…
— Благородный Кей Велегост, заступившийся за эту девицу, не может скрестить с тобой меч, ибо он тот, кому ты служишь. Однако же род мой не менее знатен, и ежели ты не сочтешь поединок со мной бесчестьем, то я — к твоим услугам. Впрочем, ты еще юн и вправе выставить вместо себя защитника.
Лоэн шагнул к дедичу. В лучах утреннего солнца сверкнула синеватая сталь. Ворожко отшатнулся, лицо пошло красными пятнами:
— Кейна! Переведи риттеру Лоэну, что я не хочу драться с таким славным и благородным воином, как он. Но я не трус! Пусть нас рассудят боги!
Он выхватил меч и расстегнул фибулу, сбрасывая плащ на землю.
— Ты разрешаешь, Кей? — Лоэн повернулся к Велегосту. — Разрешаешь суд Божий?
— Не надо…
Велегост, уже готовый дать согласие, удивленно обернулся. Танэла стояла возле неподвижного тела девушки, ее лицо было бело как мел.
— Поздно, Стригунок. Стана… она умерла.
Внезапно показалось, что воздух исчез, в легкие плеснула колючая холодная пустота.
— Боги… За что?!
Кей поднял взгляд к горячему светло-голубому небу, но там не было ничего — даже легкого облачка.
Боги молчали.