На протяжении большей части человеческой истории технологические изменения происходили в течение десятилетий, если не столетий, когда очередные открытия уточняли и дополняли новоусвоенные технологии. Даже радикальные инновации с течением времени перенимали что-то из предшествующих тактических и стратегических доктрин: танки, например, трактовались по прецедентам эпохи конных сражений, самолеты виделись еще одной формой артиллерии, линкоры концептуализировались как мобильные форты, а авианосцы – как передвижные взлетно-посадочные полосы. При всей своей разрушительной мощности даже ядерное оружие в некоторых отношениях представляет собой экстраполяцию прошлого опыта.

Современная эпоха колоссально ускорила темпы нарастания вычислительных мощностей и проникновения информационных технологий во все сферы бытия. Опираясь на свой опыт работы инженером в корпорации «Интел», Гордон Мур в 1960-х годах сделал вывод на основе тенденции, которую наблюдал воочию: мощность компьютерных процессоров удваивается каждые два года. «Закон Мура» оказался удивительно пророческим. Компьютеры уменьшались в размерах, дешевели и экспоненциально развивались; в итоге сегодня передовые модели встраиваются практически в любой предмет – телефон, часы, автомобиль, бытовую технику, системы вооружения, беспилотные летательные аппараты – и даже в сам человеческий организм.

Революция в компьютерных науках первой привлекла столько индивидов и форм деятельности в единую среду и позволила отслеживать все действия на едином технологическом языке. Киберпространство – это слово придумали в 1980-х, когда сама идея выглядела еще гипотетической, – ныне колонизировало пространство физическое и, по крайней мере, в крупных городах начинает сливаться с последним. Коммуникации в киберпространстве, а также между его экспоненциально распространяющимися узлами, являются практически мгновенными. Занятия, которые всего поколение назад были ручным или бумажным трудом – чтение, покупки в магазинах, образование, промышленные научные исследования, политические кампании, финансовые операции, ведение архивов и статистики, разведка, составление военных стратегий, – «пропускаются» через компьютеры, и человеческая деятельность становится все более и более «цифровой», превращаясь в элемент единой, «квантифицируемой и подлежащей анализу» системы.

С каждым годом это все более верно, ведь количество устройств, подключенных к Интернету, сегодня равняется примерно десяти миллиардам и к 2020 году вырастет до пятидесяти миллиардов, «Всеобщий Интернет», ждет нас впереди. Новаторы наших дней воображают мир распределенных вычислений, мир миниатюрных устройств обработки данных, встроенных в предметы повседневной жизни, – «умные дверные замки, зубные щетки, наручные часы, фитнес-трекеры, детекторы дыма, камеры наблюдения, микроволновки, игрушки и роботы» – или плавающих по воздуху, обозначая и формируя свою среду посредством «умной пыли». Каждый предмет должен быть подключен к Интернету и запрограммирован на связь с центральным сервером или с другими сетевыми устройствами.

Последствия революции ощущаются на всех уровнях человеческого общества. Люди со смартфонами (таковых в настоящее время, по оценкам, около миллиарда) владеют информацией и аналитическими мощностями, недоступными многим спецслужбам всего поколение назад. Корпорации собирают и мониторят данные, которыми обмениваются владельцы смартфонов, и в результате получают влияние и возможности, превосходящие возможности многих современных государств и более «традиционных» компаний. Правительства, опасаясь уступить соперникам, вынуждены идти в киберпространство – практически на ощупь. Как и в случае с любой другой технологической инновацией, велико искушение увидеть в этом новом мире стратегическое преимущество.

Изменения произошли так быстро, что помешали множеству экспертов, лишенных технического опыта, трезво оценить их глобальные последствия. Они увлекают человечество в области, прежде невозможные и по-настоящему таинственные. В результате многие из самых революционных технологий и методов ограничены в использовании только возможностями и моральными принципами наиболее продвинутых в техническом отношении людей.

Ни одно правительство, даже тоталитарное, не в состоянии остановить поток информации – или противостоять тенденции перевести множество операций в цифровой формат. Большинство демократий опираются на «укоренившийся инстинкт»: попытка ограничить влияние информационной революции невозможна и даже аморальна. Большинство стран за пределами либерально-демократического мира отказалось от желания «обуздать» эти перемены и вместо этого пытается овладеть данными технологиями. Каждая страна, компания и индивид в настоящее время участвуют в технологической революции как субъекты или как объекты. С позиций, излагаемых в данной книге, имеет значение воздействие «цифры» на перспективы международного порядка.

Современный мир наследует арсенал ядерного оружия, способного уничтожить цивилизованную жизнь. Но, пусть последствия ядерного конфликта катастрофические, значимость и возможность применения ЯО еще допустимо анализировать на основе раздельных циклов войны и мира. Новая технология Интернета открывает совершенно новые перспективы. Киберпространство бросает вызов всему историческому опыту. Оно повсюду, но не угрожает само по себе; угроза связана с его использованием. Даже так: угроза, возникающая из киберпространства, неясна и расплывчата, ее трудно охарактеризовать. Распространенность сетевых коммуникаций в социальном, финансовом, промышленном и военном секторах сулит немалые плюсы; однако эта распространенность также революционизировала уязвимости. Превосходя большинство правил и норм (и техническую компетенцию многих регуляторов), она, в некоторых отношениях, создала такое состояние природы, о котором прежде размышляли философы и побег от которого, следуя Гоббсу, становится мотивом и стимулом для создания политического порядка.

До цифровой эпохи возможности наций оценивались в терминах рабочей силы, промышленной базы, географии, экономики и морали. Существовало четкое различение периодов войны и мира. Военные действия провоцировались конкретными событиями и велись в соответствии со стратегиями, для которых формулировались понятные доктрины. Спецслужбы играли свою роль, главным образом оценивая, а иногда и подрывая способности и возможности противников; их деятельность ограничивали негласные общие нормы поведения или, как минимум, общий опыт, нарабатываемый на протяжении десятилетий.

Интернет-технологии превзошли стратегии и доктрины – по крайней мере, на некоторое время. В новую эпоху появляются возможности, для которых пока еще нет единого объяснения или даже понимания. У тех, кто владеет ими, почти отсутствуют какие бы то ни было ограничения, явные или неявные. Когда люди неоднозначной приверженности способны предпринимать действия все большей амбициозности и назойливости, само определение государственной власти оказывается под угрозой. Сложность ситуации усугубляется тем, что легче предпринимать кибератаки, чем защищаться от них, и это, похоже, стимулирует уклон в сторону развития наступательных информационных технологий.

Опасность подкрепляется достоверным отрицанием своей причастности со стороны тех, кого подозревают в таких действиях, а также отсутствием международных соглашений, для которых, вдобавок, даже если они подписаны, отсутствует система правоприменения. Всего один ноутбук способен привести к глобальным потрясениям. Одиночка, в распоряжении которого имеется достаточная вычислительная мощность, может получить доступ к конкретному домену и отключить, а то и уничтожить критические элементы инфраструктуры, оставаясь в полной анонимности. Электрические сети можно обесточить вместе с электростанциями, причем пребывая физически за пределами той или иной страны (или, по крайней мере, в традиционном понимании термина «территория»). Некий подпольный хакерский синдикат уже продемонстрировал, как проникать в защищенные правительственные сети и обнародовать секретную информацию из них – в масштабах, угрожающих стабильности дипломатических отношений. Вирус «Стакснет», пример поддерживаемой государством кибератаки, привел к приостановке иранской ядерной программы, причем до степени, сравнимой с последствиями ограниченного военного удара. Русский бот в 2007 году парализовал связь в Эстонии на несколько дней.

Нынешнее положение дел, пусть даже временно выгодное для передовых стран, не может длиться бесконечно. Путь к мировому порядку наверняка окажется долгим и непрямым, но значительного прогресса не достичь, если один из важнейших элементов международной жизни будет исключен из серьезного диалога. Маловероятно, что все страны, в особенности те, где бытуют иные, отличные от наших культурные традиции, придут независимо друг от друга к аналогичным выводам о характере и допустимости использования новых «интрузивных» мощностей. Необходимо хотя бы попытаться наметить очертания жизни в новых условиях. Иначе все и дальше будут действовать раздельно, полагаясь на интуицию и укрепляя вероятность хаотического итога. Действия в виртуальном мире сетей вполне способны привести к контрмерам в физической реальности, особенно когда они потенциально чреваты уроном, прежде характерным исключительно для вооруженного нападения. При отсутствии ограничений и соглашения о взаимной сдержанности кризисная ситуация, вероятно, рано или поздно возникнет, просто статистически; само понятие международного порядка может пасть жертвой роста напряженности.

В прочих категориях стратегических возможностей правительства осознали саморазрушительную силу абсолютистского преследования национальных интересов. Как следствие, ныне политики придерживаются более умеренных курсов, даже по отношению к потенциальным противникам: это своего рода комбинация сдерживания и взаимных ограничений, в сочетании с мерами по предотвращению кризисов, спровоцированных неправильным толкованием или недопониманием.

Киберпространство сегодня стало стратегически необходимым. На момент написания данной книги его пользователи, будь то отдельные люди, корпорации или государства, полагаются только на собственные суждения при осуществлении своей кибердеятельности. Глава Кибернетического командования США предсказывает, что «следующая война начнется в киберпространстве». Невозможно представить себе международный порядок, если среда, через которую реализуются стратегии выживания и осуществляется прогресс, остается без каких-либо международных стандартов, в поле принятия односторонних решений.

История войн показывает, что всякий технологический наступательный потенциал в конечном счете компенсируется адекватными защитными мерами, хотя не каждая страна в состоянии их себе позволить. Означает ли это, что технологически менее развитые страны должны искать помощи у государств, передовых с точки зрения развития высоких технологий? Или же нас ожидает конкуренция «напряженных» региональных балансов? Сдерживание, которое, применительно к ядерному оружию, воплотилось в концепцию баланса разрушительных сил, не может служить прямой аналогией, поскольку в киберпространстве наивысшая угроза заключается во внезапном нападении: атака обнаружена, только когда она уже ведется.

И в киберпространстве невозможно опираться на принцип симметричного возмездия, столь важный для ядерного оружия. Если кибератака ограничена в масштабе или в силе, «адекватный ответ» может иметь совершенно различные последствия для Соединенных Штатов, например, и для агрессора. Скажем, если финансовая инфраструктура крупной промышленной экономики подорвана цифровой атакой, вправе ли жертва напасть в ответ на сопоставимые – потенциально мизерные в сравнении – активы противника? Или же она должна контратаковать только компьютеры, участвующие в нападении? Ни та, ни другая реакция не будет, пожалуй, достаточно эффективной. Возникает вопрос, подразумевает ли «виртуальная» агрессия «кинетический» ответ – и если да, то какой силы и какого уровня возмездия? Новый мир теории сдерживания и стратегической доктрины в настоящее время пребывает во младенчестве и требует самого пристального внимания.

В конце концов, организация глобальной киберсреды станет насущной необходимостью. Возможно, такая организация не будет поспевать за развитием технологий, однако сам процесс послужит воспитанию лидеров, осознанию ими опасности и ее последствий. Даже если международные соглашения утрачивают значение при вооруженном конфликте, они способны, по крайней мере, предотвратить путь к катастрофе, вызванной непониманием.

Проблема таких технологий в том, что невозможно установить правила поведения, если отсутствует общее понимание хотя бы ряда их ключевых возможностей. Но именно эти ключевые возможности крупные игроки раскрывают весьма неохотно. Соединенные Штаты упрекали Китай в воровстве коммерческих тайн посредством кибератак, причем уточнили, что они носят «беспрецедентный характер». Но в какой мере сами США готовы рассекретить свои кибероперации?

Так или иначе, асимметрия и подобие «врожденного» мирового беспорядка составляют фундамент отношений между кибердержавами в дипломатии и в стратегии. Акцент множества стратегических соперничеств смещается из физического пространства в информационное, в область сбора и обработки данных, проникновения в сети, а также в среду психологических манипуляций. Отсутствие хотя бы начальных правил международного поведения порождает кризис, возникающий из внутренней динамики системы.