После террористических атак 11 сентября 2001 года президент Джордж У. Буш сформулировал глобальную стратегию противодействия джихадистскому экстремизму и укрепления сложившегося международного порядка, включив в нее обязательство проведения демократических преобразований. «Великие битвы двадцатого века», утверждала «Стратегия национальной безопасности», подготовленная Белым домом в 2002 году, продемонстрировали, что существует «единственная устойчивая модель успешного развития нации, основанная на принципах свободы, демократии и свободного предпринимательства».

В настоящее время, указывала «Стратегия национальной безопасности», мы стали свидетелями того, как мир потрясен беспрецедентным злодеянием террористов, и великие мировые державы стоят «по одну сторону – объединенные общими опасностями порождаемых террористами насилия и хаоса». Содействие распространению институтов свободы и основанные на сотрудничестве взаимоотношения между ведущими странами предлагают «наилучшие шансы, после возвышения национальных государств в семнадцатом веке, для построения мира, где великие державы мирно конкурируют вместо того, чтобы постоянно готовиться к войне». Центральным элементом того, что стали называть «Повесткой дня о распространении свободы» или «Программой свободы», должна стать трансформация Ирака, являвшегося одним из самых репрессивных государств Ближнего Востока, в многопартийную демократическую страну, что, в свою очередь, подтолкнет весь регион к демократическим преобразованиям: «Иракская демократия победит – и об этом ее успехе от Дамаска до Тегерана разнесется весть, что свобода может стать будущим каждой нации».

«Повестка дня о распространении свободы» не была, как позднее утверждали, произвольным измышлением одного отдельно взятого президента и его окружения. Ее основная предпосылка явилась развитием типично американской тематики. Документ «Стратегия национальной безопасности 2002 года» – который впервые объявил об этом политическом курсе – повторял положения меморандума СНБ-68, которые еще в 1950 году определили миссию Америки в холодной войне, впрочем, с одним решающим отличием. В 1950 году этот документ ставил американские моральные ценности на защиту свободного мира. Стратегия же 2002 года выдвигала задачу ликвидации тирании во всем мире, опираясь на универсальные ценности свободы.

Резолюция Совета Безопасности ООН № 687 от 1991 года потребовала от Ирака уничтожить все запасы оружия массового уничтожения и обязала прекратить все программы по разработке подобного вида вооружений. С тех пор десять резолюций Совета Безопасности уличили Ирак в существенных нарушениях.

В том, что касается военных усилий в Ираке, характерным – и традиционным для Америки – стало решение о проведении полицейской, в сущности, акции как реализации одного из аспектов проекта по распространению свободы и демократии. На растущую волну радикального исламского универсализма Америка отвечала новым подтверждением универсальности своих моральных ценностей и концепции мирового порядка.

Основным условием выступала существенная общественно-политическая поддержка, особенно в том, что касалось отстранения от власти Саддама Хусейна. В 1998 году конгресс США принял закон об освобождении Ирака с подавляющей двухпартийной поддержкой (в палате представителей за законопроект голосовало 360 конгрессменов, а против – всего 38, в сенате же его одобрили единогласно). Было заявлено, что «это должна быть политика Соединенных Штатов Америки в поддержку усилий по отстранению от власти в Ираке режима, который возглавляет Саддам Хусейн, и по содействию появлению вместо этого режима демократического правительства». Подписав данный закон 31 октября, в тот же день, когда он был принят в сенате, президент Клинтон выразил согласие с обеими партиями:

«Соединенные Штаты хотят, чтобы Ирак присоединился к семье наций в качестве свободолюбивого и законопослушного члена. Это в наших интересах и в интересах наших союзников в регионе… Соединенные Штаты оказывают поддержку оппозиционным группам из всех секторов иракского общества, которые могли бы войти в поддерживаемое народом правительство».

Так как в Ираке не были разрешены никакие политические партии, кроме правящей партии Баас, которой Саддам Хусейн правил железной рукой, и, следовательно, никаких формальных оппозиционных партий не существовало, то фраза президента должна была означать, что Соединенные Штаты намерены выработать секретную программу по свержению иракского диктатора.

После военной интервенции в Ирак Буш развил идею о более широком участии, заявив об этом в ноябре 2003 года в речи, которую он произнес по случаю двадцатой годовщины Национального фонда в поддержку демократии. Буш осудил прошлую политику США в регионе за то, что она добивалась стабильности ценой свободы:

«Шестьдесят лет западные страны, находя оправдания отсутствию свободы на Ближнем Востоке и мирясь с таким положением, не сделали ничего ради нашей безопасности – потому что, в конечном счете, стабильность нельзя купить за счет свободы».

В изменившихся условиях двадцать первого века подходы традиционной политики сулят неприемлемые риски. Поэтому администрация переходила от политики стабильности к «наступательной стратегии распространения свободы на Ближнем Востоке». Американский опыт в Европе и Азии показал, что «продвижение свободы приводит к миру».

Я поддерживал решение осуществить смену режима в Ираке. У меня имелись сомнения в том, что относилось к распространению данного решения на государственное строительство и приданию ему столь всеобъемлющего характера, и о них я говорил на общественных и правительственных форумах. Но перед тем как изложить свои замечания, хочу выразить здесь свое неизменное уважение и личную симпатию президенту Джорджу Бушу-младшему, который в неспокойные времена руководил Америкой с мужеством, достоинством и твердой верой. Поставленные им цели и преданность делали честь стране, даже когда в ряде случаев они оказались недостижимыми в пределах американского политического цикла. Это символ его преданности «Программе свободы», которой Буш, покинув президентский пост, отдает теперь силы и время, и именно ее он сделал ключевой тематикой своей президентской библиотеки в Далласе.

По собственным детским годам я знаю, что испытывает член дискриминируемого меньшинства в тоталитарной системе, затем я был в США иммигрантом, поэтому мне не понаслышке известны те аспекты американских ценностей, которые связаны с освобождением от различного рода социальных ограничений. Распространение этих ценностей на основе примеров и при гражданской поддержке, как в случаях плана Маршалла и программ экономической помощи, является благородной и важной частью американской традиции. Но насаждать подобные ценности с помощью военной оккупации в той части света, где у них не было никаких исторических корней, и ожидать фундаментальных перемен за политически значимый отрезок времени – стандарты, устанавливаемые многими сторонниками и критиками усилий в Ираке, нередко очень схожи, – это задача, которая, как выяснилось, выходит за пределы того, что готова поддерживать американская общественность и к чему может приспособиться иракское общество.

Если принять во внимание этнические противоречия в Ираке и тысячелетний конфликт между суннитами и шиитами, разделительную линию, которая проходила через центр Багдада, то попытка трансформировать историческое наследие в условиях ведения боевых действий, да еще тогда, когда внутриполитические дебаты лишь вызывают разногласия, придает американским усилиям в Ираке некоторое сходство с сизифовым трудом. Трудности усугубляет решительное неприятие преобразований со стороны режимов в соседних странах. Не достигая успеха, усилия в итоге обречены оставаться бесконечными.

Установление плюралистической демократии, призванной сменить жестокое правление Саддама Хусейна, оказалось делом гораздо более сложным, чем само свержение диктатора. Шииты, долгое время лишенные гражданских прав и ожесточившиеся за десятилетия угнетения Хусейном, как правило, отождествляли демократию с утверждением своего численного преобладания. Сунниты относились к демократии как к иностранному заговору, направленному на их подавление; исходя из этого, большинство суннитов в 2004 году бойкотировали выборы, которые должны были сыграть важную роль в определении послевоенного конституционного порядка. Курды на севере, хорошо помнившие кровавые расправы Багдада, укрепляли собственные военные возможности и прилагали усилия к установлению контроля над нефтяными месторождениями, дабы обеспечить себя доходами, не зависящими от государственной казны. Свою автономность они определили в таких терминах, что она на бесконечно малую величину отличается – если вообще отличается – от национальной независимости.

Страсти, и без того накаленные атмосферой революции и иностранной оккупации, вспыхнули с новой силой после 2003 года – масла в огонь, преследуя свои интересы, подливали внешние силы: Иран, который поддерживал шиитские группировки, подрывающие независимость рождающегося правительства; Сирия, которая содействовала переброске оружия и джихадистов через свою территорию (в конечном счете с разрушительными последствиями для собственной целостности); и «Аль-Каида», которая начала кампанию по систематическому уничтожению шиитов. Каждое сообщество во все большей степени рассматривало послевоенный порядок как сражение с нулевой суммой за власть, территорию и нефтяные доходы.

В такой атмосфере смелое решение, принятое Бушем в январе 2007 года, о развертывании «волны» войсковых подкреплений, призванных подавить волну насилия, было встречено необязательной для исполнения резолюцией о неодобрении, которую поддержали 246 членов палаты представителей. Хотя по процедурным причинам она провалилась в сенате, 56 сенаторов выступили против отправки подкреплений. Лидер сенатского большинства вскоре объявил, что «эта война проиграна и переброска подкреплений ничего не решает». В том же месяце палата представителей и сенат приняли законопроект, который уполномочивал начать вывод американских войск в течение года и на который президент наложил вето.

Как сообщалось, Буш закрыл плановую сессию 2007 года вопросом: «Если мы там находимся не для того, чтобы победить, то зачем мы там?» Это замечание вобрало в себя решительный характер президента, а также трагедию страны, чей народ более чем полстолетия подготавливали к тому, чтобы он отправлял в отдаленные уголки мира сыновей и дочерей для защиты свободы, но чью политическую систему не в состоянии сплотить такое же единое и неизменное стремление. Пока «волна» подкреплений, о развертывании которых смело распорядился Буш и которыми блестяще руководил генерал Дэвид Петрэус, успешно боролась за почетный выход из ситуации надвигающегося краха, настроение Америки в этом отношении изменилось. Кандидатом в президенты от Демократической партии Барак Обама стал отчасти и потому, что упорно выступал против войны в Ираке. Вступив в должность, он продолжил публично критиковать своего предшественника и «стратегию выхода» стал осуществлять с бульшим упором на «выход», чем на «стратегию». На время написания этой книги Ирак служит главным полем развертывающегося в регионе религиозного соперничества – его правительство склоняется к Ирану, часть суннитского населения находится в вооруженном противостоянии с правительством, по обе стороны этого раскола относительно вероисповедания оказывается поддержка соперничающим джихадистским силам в Сирии, а на половине территории страны пытается строить халифат террористическая группировка ИГИЛ.

Вопрос выходит за рамки политических дискуссий о прошлом. Укрепление в самом сердце арабского мира джихадистской организации, которая располагает существенными запасами в основном трофейного оружия и боевой техники, а также боевиками из различных стран, которая вступила в религиозную войну с радикальными иранскими группами и с формированиями иракских шиитов, требует согласованного и убедительного международного ответа, а иначе она пустит свои метастазы еще дальше. Требуются последовательные стратегические усилия как Соединенных Штатов Америки, так и других постоянных членов Совета Безопасности и, возможно, региональных противников этой группировки.