Джеймс, родившийся в Чикаго в 1928 г., испытал немало трудностей из-за ирландского происхождения матери. Он поставил себе цель стать лучшим учеником в классе в то время, когда ирландский язык в Чикаго часто был объектом насмешек образованной публики. Он помнит, как в детстве слышал истории о том, будто объявления о приеме на работу заканчивались словами: «Ирландцев просим не обращаться». Джеймс понимал, что, невзирая на его происхождение, у него нет повода считать себя глупее других. К счастью, он решил, что ирландский ум и те общеизвестные недостатки, которые ему присущи, должно быть, сформировались под влиянием ирландских условий, а не ирландских генов: винить нужно воспитание, а не природу. Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик получили в 1962 г. Нобелевскую премию за открытие структуры ДНК. Оно помогло лучше понять, кто мы и кем можем быть. В течение полувека с тех пор, как Джеймс Уотсон обменялся рукопожатиями с королем Швеции, мы продолжали получать новые ответы на вопрос, вынесенный в название этой главы.

В 1955 г., примерно в то же время, когда Уотсон и Крик занимались расшифровкой структуры ДНК, мистер Эйб Браун привел своего 10-летнего сына Джо в клинику факультета психологии Университета штата Огайо, где я стажировался по программе обучения в докторантуре. Мистер Браун, видимо, очень спешил и не хотел тратить время на предварительные разговоры до главного вопроса о Джо, сидевшего рядом с ним: «Я только хочу узнать: он глупый или просто ленивый?»

Прямой вопрос мистера Брауна отражает те же опасения (обычно выражаемые более дипломатично), которые возникают у встревоженных родителей после каждой моей лекции о маршмеллоу-тестах. И им мучил себя молодой Джеймс Уотсон, но у него хватило ума дать правильный ответ. Этот вопрос я часто слышу, когда мои беседы переключаются на причины человеческого поведения: «Это природа или воспитание?» В первые несколько минут беседы с мистером Брауном его представления о ролях природы и воспитания стали мне совершенно ясны. Если Джо глуп, то мистер Браун ничего не сможет с этим поделать, постарается смириться и мягче обращаться с сыном. Но если Джо «просто ленив», то мистер Браун точно знает, что нужно, чтобы «сделать из него человека».

Много веков споры о воздействии наследственности и внешней среды на мозг и поведение затрагивали практически все самые важные характеристики человека: от истоков интеллекта, склонностей и способностей до агрессивности, альтруизма, совестливости, склонности к правонарушениям, силы воли, политических убеждений, продолжительности жизни, подверженности шизофрении и депрессии. Споры не ограничивались интеллектуальными поединками на академическом ристалище. Они влияли на представления о социальной политике, политической деятельности, экономике, образовании и воспитании детей. Например, голосование по политическим вопросам во многом зависит от того, объясняем мы экономическое и социальное неравенство влиянием преимущественно генетики или каких-то внешних сил. Если различия обусловлены природой человека, то общество может пожалеть несчастных, которым не удалось выиграть в генетическую рулетку, и решить, что остальной мир не виноват в их несчастьях. Если же внешняя среда главным образом ответственна за то, кем мы стали, то стоит ли нам изменять ее, чтобы устранить порожденные ею несправедливости?

Ваш взгляд на воздействие наследственности и предрасположенности на силу воли, характер и личностные качества влияет не только на ваше абстрактное представление о человеческой природе и ответственности, но и на ощущение того, что возможно и невозможно для вас или ваших детей.

Общепринятые научные взгляды на роли природы и воспитания приобретали диаметрально противоположный характер в разные периоды моей жизни. С позиций бихевиоризма, доминировавшего в американской психологии в 1950-х, такие ученые, как Беррес Скиннер, считали новорожденных чистыми грифельными досками, на которых природа должна написать, кем они станут, и сформировать их как личности преимущественно с помощью вознаграждений или подкреплений. В начале 1960-х такая запредельная вера в воздействие внешней среды стала ослабевать. В 1970-х взгляды на эту проблему изменились, когда Ноам Хомски и многие другие лингвисты и когнитивные психологи доказали: многое из того, что делает нас людьми, заложено с рождения. Сначала спорили о том, как дети овладевают языком. Победители показали, что базовые грамматические навыки, позволяющие пользоваться языком, – во многом врожденные, хотя будет ли ребенок в конце концов говорить на немецком или китайском, зависит, разумеется, от обучения и социальной среды. Грифельная доска новорожденного оказалась не чистой, а заполненной зашифрованными надписями.

Список того, что приносят с собой младенцы из чрева матери, с каждым годом становится все длиннее и удивительнее. Элизабет Спелке из Гарвардского университета – один из лидеров в изучении разума и мозга младенцев: она использует взгляд малыша для определения того, что он понимает, а чего не понимает. Например, она рассказывала нам, что дети рождаются с замечательной способностью понимать числа и выполнять геометрические построения – по крайней мере когда дело доходит до представления о том, как перемещаться в трехмерном пространстве для обнаружения спрятанных сокровищ. Знание того, что могут понимать младенцы, видимо, ограничено главным образом нашей возможностью постичь их врожденные способности.

Родители давно поняли, что их дети заметно различаются по темпераменту. Они наблюдают эти врожденные различия в эмоциональных реакциях новорожденных с первых дней их жизни. Эти различия были классифицированы с помощью греко-римской типологии, которая связывала врожденные эмоциональные предрасположенности с четырьмя типами жизненных «соков» в теле человека – ранних версий ДНК. Согласно этой теории, когда доминирует кровь, человек становится сангвиником, добродушным и бодрым человеком; черная желчь делает человека меланхоликом, беспокойным и склонным к быстрым сменам настроения, легко впадающим в гнев и раздражение; избыток желтой желчи характерен для холерика; а преобладание флегмы делает человека флегматиком, спокойным и медленно приходящим в возбуждение.

Дети вступают в мир с физиологическими различиями в эмоциональной отзывчивости, уровне активности и способности контролировать и регулировать свое внимание. Хотя эти различия запрограммированы, к моменту появления младенца на свет они уже несколько месяцев формируются в утробной среде. Они сильно влияют на то, что чувствуют, думают и делают новорожденные и кем они становятся, в том числе и как рано они начинают проявлять самоконтроль и способность отложить вознаграждение. Молодые родители охотно и часто неутомимо обсуждают, как темперамент их младенца изменил их жизнь. Не новость, что большинство младенцев проявляет комплекс разных эмоциональных реакций. Одни очень активны, много улыбаются и смеются, демонстрируют способность радоваться жизни с первых дней. Другие очень эмоциональны, легко возбудимы и склонны к негативным чувствам; такие младенцы часто испытывают страдание и раздражение, особенно когда они чем-то разочарованы (что не редкость). Младенцы также различаются по коммуникабельности. Одни боятся незнакомых людей и даже новых игрушек, а другие, видимо, готовы взаимодействовать со всеми и всем. Одни редко чего-то боятся, но иногда могут испытывать очень сильный страх и медленно приходить в себя, а другие часто проявляют робкость, но редко испытывают ужас.

Младенцы различаются по силе своих реакций и темпу жизни: одни много спят (и дают спать родителям), а другие активны и ищут контактов независимо от времени суток. Такие различия в темпераменте проявляются не только в том, насколько активным, спокойным, счастливым, печальным или довольным жизнью выглядит ребенок, но и в том, как много улыбаются, смеются, играют и спят родители и как часто они испытывают радость, а не усталость и отчаяние. Эмоциональное поведение детей непрерывно влияет на эмоциональное поведение родителей и наоборот.

Эмоциональная предрасположенность также влияет на то, насколько хорошо, быстро и при каких условиях разным детям по мере взросления удается или не удается управлять своим вниманием, откладывать вознаграждения и осуществлять самоконтроль. В какой степени наследуются эти эмоциональные характеристики? Большинство людей, которые задают этот вопрос, осознают после недолгого размышления, что ответ на него должен учитывать влияние как наследственности, так и внешнего окружения. Во время многолетних наблюдений за близнецами – особенно монозиготными (однояйцевыми), которые появляются на свет максимально генетически подобными, – проводилось сравнение тех, кто воспитывались вместе в одной семье, и тех, кто росли в разных семьях. Сравнения использовались для определения разных воздействий природы и воспитания на поведенческие склонности и психологические характеристики. Несмотря на некоторые разногласия в деталях, разумная оценка исследователей сводится к тому, что от трети до половины всего, что развивается в близнецах, может быть вызвано генами. Что касается интеллекта, то некоторые оценки сходства у монозиготных близнецов оказались еще выше. Однако известно, что, даже когда монозиготные близнецы воспитывались вместе, у одного из них могла развиться шизофрения, глубокая депрессия или другое психическое или физическое заболевание, а у другого не было никаких нарушений здоровья. Иногда один из близнецов становится образцом сильного самоконтроля, а другой – олицетворением крайней импульсивности.

Ученые проводили исследования близнецов для нахождения четких пропорций ролей природы и воспитания, как если бы они были отделимы друг от друга. Мы должны быть благодарны им за их работу, которая ясно показала, что мы во многом «запрограммированные» биологические существа и роль природы так же важна, как и роль воспитания. Но по мере более глубокого изучения наследственности мы все отчетливее видим, что отделить природу от воспитания не так-то просто. Человеческие склонности и паттерны поведения, включая характер, личностные черты, установки и политические убеждения, отражают сложные эффекты генов (обычно многих), проявления которых формируются внешними факторами на протяжении всей жизни. Наша судьба – отражение чрезвычайно сложных взаимодействий наследственности и внешней среды.

Пора отказаться от вопроса «Сколько?», потому что на него нельзя дать простого ответа. Как заметил канадский психолог Дональд Хебб, это как спросить: «Какая характеристика размеров прямоугольника важнее: длина или ширина?»

Из всего сказанного выше вытекает неизбежный вывод: наша личность возникает из сложного взаимодействия генов и внешней среды, которое нельзя свести к влиянию какого-то одного из этих факторов. Но разгадка тайн ДНК, начиная с расшифровки кода, а затем и всего генома и отображения его многочисленных регуляторных элементов, дала молекулярную основу, на которой наше «воспитание» взаимодействует с нашей «природой», чтобы сделать нас такими, какие мы есть.

ДНК – биологический код, содержащий инструкции, которые дают возможность нашим клеткам производить и делать все необходимое для жизни. В человеческом теле каждая из приблизительно триллиона клеток содержит в своем ядре полную и идентичную последовательность ДНК. Это около 1,5 гигабайта генетической информации, для записи которой потребовалось бы два компакт-диска. Однако сама последовательность ДНК уместилась бы на острие заточенного карандаша.

Как бы впечатляюще это ни звучало, это лишь верхушка айсберга. Реальные гибкость и сложность проявляются в том, как организуется и используется ДНК. «Буквы» ее кода – A, C, G и T – могут объединяться разными уникальными способами в «слова». Еще более сложные уровни организации, включая то, как, где и когда «слова» собираются вместе, обеспечивают возможность широкого многообразия индивидуальных различий, делающих каждого из нас уникальным. Как же это происходит?

Рассмотрим всю информацию, содержащуюся в многотомной библиотеке, которая служит метафорой человеческого организма, где есть 20 тысяч генов. Каждая книга в этой библиотеке ДНК содержит слова, объединенные в предложения. Эти предложения – гены. Далее они группируются в абзацы и главы. Те образуют модули хорошо скоординированных генов, работающих вместе, а модули создают книги. В свою очередь, книги размещаются в разделах библиотеки (ткани, органы и т. д.). Здесь следует подчеркнуть один важный момент: общий «опыт» читателя книги, посещающего библиотеку, – больше, чем простая сумма всех имеющихся в ней книг. Опыт читателя зависит от того, когда он посещает библиотеку, кто сопровождает его, в какие отделы он заглядывает, какие из них открыты или закрыты в данное время и какие книги он берет с полок. В общем, то, что прочитывается, те гены, которые смогут или не смогут проявиться, зависит от чрезвычайно сложных взаимодействий между биологическими и внешними влияниями. Возможности здесь бесконечны, а роль окружающей среды крайне важна. Наш генетический состав (то есть библиотека) создает удивительно подвижную систему для реагирования на внешнюю среду.

Трудность в том, чтобы разгадать физические свойства ДНК, обеспечивающие такую отзывчивость на изменения во внешней среде. Оказывается, относительно небольшая часть ДНК кодирует слова, объединенные в предложения (то есть гены). Основная масса ДНК, находящихся между этими предложениями, долгое время считалась некодируемым «мусором», функция которого была неясна. Однако недавние исследования показали, что эти длинные цепочки некодируемых ДНК – вовсе не «мусор». Напротив, они очень важны для определения того, как выражается наша ДНК. Именно они содержат необходимые регуляторные коммутаторы, которые решают, какие предложения будут составляться – а также когда, где и как – в ответ на сигналы из внешней среды. С учетом этих открытий Френсис Шампань, ведущий исследователь влияния внешней среды на экспрессию генов, сделал вывод, что пора прекратить споры о сравнительной важности ролей природы и воспитания и вместо этого искать ответы на вопросы «Что действительно делают гены?» и «Как внешняя среда изменяет то, что делают гены?».

На все биологические процессы влияет контекст, в котором они протекают, включая социально-психологический. Внешняя среда включает все, начиная с материнского молока, съеденных брокколи и бекона, выкуренных сигарет и поглощенных организмом токсичных веществ до социальных взаимодействий, стрессов, поражений, триумфов, восторгов и депрессий на протяжении жизни. При этом внешняя среда оказывает наиболее сильное воздействие в первые годы жизни человека. Например, уже во время беременности стресс, испытываемый матерями из-за грубого обращения с ними партнеров, может транслироваться их потомству, делая детей более подверженными серьезным поведенческим проблемам в более позднем возрасте. Стресс, пережитый в детстве, влияет на экспрессию генов у многих, но не у всех детей и способствует выработке защитной реакции, характеризуемой повышенной иммунной и стрессовой реактивностью. Эти результаты позволяют предположить, что клеточное окружение головного мозга младенца испытывает сильное влияние материнской среды.

Интересно отметить, что факторы внешней среды могут оказывать воздействие еще до зачатия. Бросая вызов старым представлениям о наследственности, недавние результаты исследований указывают на то, что наследуются и некоторые негеномные характеристики наших клеток. На молекулярном уровне, по словам Шампань, это означает, что такие характеристики, порожденные социальным и физическим окружением, могут изменять характеристики клеток, которые в итоге создают потомство индивида. Детали только начинают проясняться. Но стоит задуматься о том, что наследование и способности, и неспособности восстанавливаться после социальных взаимодействий может передаваться от поколения к поколению. Это подразумевает, что жизнь подростков и взрослых, их меню и вредные привычки, их радости и стрессы от социальных контактов и жизненного опыта могут частично формировать то, что проявится или будет скрыто в геномах их отпрысков.

Развитие префронтальной коры головного мозга в первый год жизни ребенка очень важно для самоконтроля и самостоятельного изменения. Можно сказать, что здесь происходит возникновение «холодной» системы, которая со временем обеспечивает самоконтроль. В возрасте 3–7 лет это развитие позволяет детям смещать и фокусировать внимание, адаптивно регулировать эмоции и подавлять нежелательные реакции, чтобы эффективнее добиваться своих целей.

Такие изменения позволяют ребенку регулировать свои чувства и реакции по мере взросления и видоизменять проявления заложенных в нем качеств, а не быть пассивным созерцателем. Эта способность осуществлять саморегулирование способами, которые могут изменить проявление имеющихся склонностей, нашла выражение в забавной истории, рассказанной гарвардским ученым Джеромом Каганом – видным специалистом по исследованию застенчивости. Когда его внучка в дошкольном возрасте пыталась преодолеть застенчивость, она просила его притвориться, будто он не знает ее, чтобы она могла потренироваться. Временами это помогало. Ранние исследования Кагана ясно показали, что, хотя предрасположенность, например, к застенчивости имеет генетические корни, она изменчива. Позитивный дошкольный опыт и родители, способные преодолеть чрезмерную склонность к самозащите, помогают застенчивому ребенку стать менее робким. Внучка Кагана показала деду, выдающемуся исследователю, что сам ребенок может быть активным в своем развитии и использовать разные стратегии, чтобы изменить проявления своих склонностей на протяжении его жизни.

Грызуны, которых люди истребляют в своих домах, часто становятся подопытными в экспериментах, посвященных изучению ролей природы и воспитания: геном мыши удивительно похож на геном человека. Наблюдение за поведением мышей и других грызунов помогает получить ответы на вопросы о человеческом поведении, которое не может изучаться в экспериментах на людях. В 2003 г. команда исследователей из Университета Эмори, возглавляемая Томасом Инселом и Дарлен Фрэнсис, использовала два штамма мышей (BALB и B6), которые сильно различаются по склонности к поиску нового и бесстрашию. Мыши BALB – генетически робкие, боязливые и постоянно прячутся в углу клетки. Они очень отличаются от мышей В6, которые генетически склонны к поиску нового и способны вести себя относительно бесстрашно. Исследователи проверяли, как генетически смелые, любящие новизну мышата будут вести себя, если их поместить вместе с робкой, пугливой матерью. Генетически смелые мыши рядом с робкими матерями становились похожими на мышат, которые росли вместе с родными робкими матерями. Отсюда следовало два очевидных вывода.

Во-первых, генетически унаследованные качества – важные детерминанты поведения. Во-вторых, не менее важна и материнская среда в начале жизни. Она оказывает мощное воздействие на функционирование генов.

В исследовании, отчет о котором был опубликован в 1958 г. в Canadian Journal of Psychology, ученые использовали крыс, которые методом селекции были выведены либо как «тупые», либо как «смышленые» применительно к ориентации в лабиринте. Через несколько поколений это привело к появлению крыс, которые были запрограммированы проявлять тупость или смышленость. Ученые помещали молодых животных либо в среду, где имелось много сенсорных раздражителей, либо туда, где таковых по сути не было вовсе. «Тупые» крысы, помещенные в обогащенную среду, становились заметно сообразительнее, а «смышленые» в обедненной среде глупели, демонстрируя значительное снижение эффективности своих действий. Среда удивительным образом изменяла проявление когнитивной способности, которая была развита путем селективного разведения для получения настолько «смышленых» или «тупых» крыс, насколько их могли сделать таковыми их гены. Это исследование одним из первых продемонстрировало, что возможности генов зависят от среды.

Матери очень различаются по стилям воспитания своих детей, но невозможно намеренно изменять или контролировать эти эффекты в экспериментах с людьми. Поэтому грызуны были использованы снова в другом исследовании для изучения того, действительно ли стимулирование, которое дают крысы-матери крысятам в начале их жизни, изменяло то, какими становились их отпрыски. Когда у крыс-матерей появляются детеныши, они облизывают их и ухаживают за ними, но есть большое и устойчивое различие в том, как много времени они уделяют уходу за потомством. Одни облизывают детенышей чаще, чем другие, как и одни женщины проявляют больше внимания и любви к детям. Исследование показало, что крысята, которым посчастливилось иметь заботливых матерей, получали в жизни большие преимущества. Они лучше выполняли когнитивные задачи и проявляли более слабые физиологические реакции на острый стресс, чем детеныши менее заботливых матерей.

Новозеландский психолог Джеймс Флинн обнаружил общую тенденцию повышения оценок коэффициента умственного развития (Intellectual Quotient, IQ) не у грызунов, а у людей из таких промышленно развитых стран, как США и Великобритания. Он отмечал заметный рост этих оценок от одного поколения к другому. При оценке развития интеллекта, требовавшей решения задач и не полагавшейся только на вербальные знания и символы, среднее увеличение оценки от одного поколения к другому составляло 15 пунктов. Одно несомненно: за 60-летний период, который охватывают эти исследования, изменения происходят не в результате эволюции и не могут быть приписаны генетическим изменениям у населения. Это убедительное свидетельство способности внешней среды влиять на такие характеристики, как умственное развитие. Даже если умственные способности во многом определяются генами, они все равно подвержены внешним воздействиям. Джеймс Уотсон кратко выразил это так: «Предрасположенность не предопределяет судьбу».

Убедительные примеры взаимодействия человеческих генов и внешней среды дает обследование более тысячи новозеландских детей с момента их рождения в 1972 г. и на протяжении более 30 лет. Исследователи хотели выяснить, действительно ли число вызывающих стресс событий за 30-летний период влияло на долгосрочный риск возникновения депрессии. Одновременно они оценивали участников по вариации в гене, изменяющем уровень серотонина, который называют гормоном удовольствия, в мозге. И вновь именно взаимодействие генетики и внешней среды определяло, будет ли активирован генетический потенциал подверженности или сопротивляемости депрессии. Она чаще возникала у людей, генетически уязвимых к ней, если в их жизни также было много стрессов.

Наши гены влияют на взаимодействие с внешней средой. Она определяет, какие элементы нашей ДНК проявляются, а какие нет. Наши действия и уровень контроля внимания при стремлении к целям становятся частью среды, которую мы помогаем создавать и которая, в свою очередь, влияет на нас. Это взаимовлияние во многом определяет, кем мы становимся: от физического и психического здоровья до качества и продолжительности жизни.

Повторюсь: склонности человека и паттерны его поведения, включая характер и личность, установки и даже политические убеждения, отражают сложные эффекты наших генов, проявления которых в течение жизни определяются несколькими внешними детерминантами. Склонности порождаются сложным взаимодействием влияний генов и внешней среды, а значит, от постановки вопроса «природа или воспитание?» нам пора отказаться. Как заявляли в 2011 г. Даниэла Кауфер и Дарлена Френсис из Калифорнийского университета в Беркли, открытия, сделанные в ходе новейших исследований взаимосвязи между природой и воспитанием, переворачивают традиционные представления о взаимосвязи между генами и внешней средой. Среда может быть настолько же детерминированной, насколько раньше казался детерминированным геном, а геном может быть настолько же податливым, насколько раньше казалась податливой только внешняя среда.

На вопрос мистера Брауна о Джо, заданный полвека назад, можно ответить, что большинство предрасположенностей отчасти запрограммированы, но также достаточно эластичны и могут меняться. Выявление условий и механизмов, обеспечивающих такое изменение, – очень трудная задача. Я думаю, мистеру Брауну не понравился бы такой ответ. Его «горячая» система желала быстрого и краткого ответа: глупый или ленивый. Но чем больше мы узнаем о природе и воспитании, тем яснее нам становится, что они неотделимы друг от друга.