Волкодав

Лестничные площадки в довоенных домах весьма далеки от примитивных стандартов позднего социализма.

Они имеют столько разных поворотов, тупичков и загогулин, что в образовавшихся то ли по замыслу архитектора, то ли благодаря изощренной фантазии строителей карманах вполне можно при необходимости спрятать как минимум отделение солдат.

А если учесть, что фонарь на моей лестничной площадке едва теплился, то в этих естественных (или противоестественных) тайниках в дневное время царил полумрак, а ночью – чернильная темень.

В моем доме лестничные площадки служили приютом воркующих подростков. Как ни странно, но и в таком престижном здании, где проживали в основном солидные респектабельные люди (я не в счет), водилась молодежь.

И она предпочитала изъясняться в любви не под хрустальной люстрой и за круглым столом из дорогого итальянского гарнитура, а в темноте крохотного пространства, ограниченного с трех сторон покрашенными стенами; для влюбленных этот закуток на самом деле казался огромной вселенной, обитателями которой были всего двое.

Я услышал их сразу, как только за мной закрылась дверь лифта. Вернее, не услышал, а почуял, словно дикий зверь скрывающуюся в кустах добычу. (Все-таки мои рефлексы пока были на должном уровне).

Почуял, но не придал этому факту должного значения. Я решил, что в тени за выступом спряталась очередная парочка. Ничего необычного…

Ключ в замке входной двери успел сделать всего один оборот, как сзади (мне так показалось) воздух неожиданно уплотнился и с большой скоростью, словно выпущенный из пушки снаряд, понесся на встречу с моей бестолковой башкой.

Наверное, меня спасло провидение. А может, в этот момент мне на голову присел передохнуть от трудов праведных мой ангел-хранитель, которому совсем не улыбалась перспектива получить монтировкой по ребрам.

Как бы там ни было, но в последнее мгновение я перенес тяжесть тела на левую ногу, и железный прут, едва не задев ухо, с большой силой врезался в правое плечо.

Придись место удара немного дальше, моя ключица сломалась бы словно тростинка. Но железяка попала в основание шеи, где бугрились, осмелюсь заметить, весьма внушительные и к тому же тренированные мышцы, автоматически сработавшие как резиновый амортизатор.

И тем не менее, мне мало не показалось – удар был очень силен. Инстинктивно стараясь удержаться на ногах, я попытался ухватиться за стену, но лишь сломал себе ноготь.

Падение уберегло меня от больших неприятностей – железный прут просвистел в нескольких сантиметрах над моей макушкой. А боль в плече возвратила мне прежние навыки.

Ни что-либо говорить, ни устраивать смотрины нападавшим (я насчитал троих) было недосуг. Серьезность их намерений не вызывала никаких сомнений, поэтому я не стал особо миндальничать.

Я покатился по площадке словно соломенный куль – принять вертикальное положение мне просто не дали бы. Но от моего внешне беспомощного положения бандитам легче не стало.

Я устроил им "жалящую колесницу" – есть такой жестокий прием в восточных боевых единоборствах, культивирующийся в буддистских храмах и считающийся особо секретным.

В соревнованиях он, естественно, не применяется, да и вообще не афишируется, так как взят на вооружение в основном военными некоторых стран; а если быть совершенно точным, то спецслужбами Китая и Северной Кореи. Прием в свое время показал мне Ерш – он был большим докой в таких вещах.

Я шустро катался и кувыркался по полу, круша ноги нападавших и подминая их под себя словно каток для укладки асфальта. Подмяв очередного "клиента", я добавлял ему ребром ладони или локтем, после чего моему противнику становилось очень больно.

Прием считался особенно эффективным в ограниченном для маневров пространстве – бандитам просто некуда было бежать.

Случись такая ситуация где-нибудь за бугром, не "холоде" – во время выполнения задания, я не стал бы особо миндальничать. Там или пан, или пропал.

Но дома – совсем другое дело. Конечно, я был зол, как сто чертей вместе, однако головы не терял. В моей нынешней ситуации только и не хватало одного-двух жмуриков.

Бойцы, которые взяли меня в оборот, были как слоны. Здоровые мужики. С железобетонными костями и тупыми чугунными бестолковками.

Одно меня утешало – все трое оказались безоружными. Наверное, решили, что для лоха по фамилии Богатырев будет достаточно и железного прута.

Все трое были как ваньки-встаньки. Я прикладывался к ним от души, но мои удары они сносили безропотно и терпеливо, и даже пытались отвечать взаимностью. Так что я тоже получил свою порцию пинков, каждый из которых мог бы свалить быка.

К счастью, их никто не обучил по-настоящему. Иначе от меня осталось бы мокрое место.

В конце концов, я здорово разозлился и, на время забыв о мужской солидарности, вогнал одному из них каблук в промежность – снизу, под углом в сорок пять градусов, резко выпрямив правую ногу, и в тот самый момент, когда здоровила бросился на меня как алкоголик на буфет.

Эффект соприкосновения моего башмака с братцами-близнецами Не-Разлей-Вода оказался потрясающим.

Мне даже послышался хруст.

Откатившись на свободное место, чтобы освободить место для бедолаги, я сначала услышал: "У-у-у… бляа-а…", процеженное сквозь зубы, а затем дикий звериный рев, разбудивший не только подъезд, но и, наверное, весь дом.

Сделав кульбит, я наконец встал на ровные ноги. Мне никто не мешал; двое остальных громил растерянно смотрели на третьего, который исполнял на полу жалкое подобие моего номера, – скрючившись, катался колобком – бережно сжимая в руках то, что у него осталось от мужского достоинства.

– Слушайте, вы, козлы безрогие, – сказал я, не желая продолжения схватки, которая запросто могла закончиться смертоубийством. – Валите отсюда, да побыстрее. Пока я добрый. Иначе я убью вас. Всех.

Это было сказано тихо, с леденящим спокойствием. Но эти зловещие слова продолбили даже чугунные оболочки, в которые были заключены их мозги; или то, что у таких отмороженных считается мозгами.

Тихо матерясь сквозь зубы и бросая в мою сторону злобные взгляды, они подхватили горемычного дружка под микитки, и потопали по лестнице вниз, Я сразу сник и привалился к стене. Вдруг заболело все тело, а сердце, несмотря на состояние покоя, готово было взорвать грудную клетку.

Уф-ф… Все-таки годы берут свое. Где мои… а, что там вспоминать! Припрыгал, соколик. Пора лапти плести.

На верхней площадке щелкнул замок и послышался тихий скрип отворяемой двери. Я поторопился зайти в квартиру – мне вовсе не улыбалась перспектива давать незапланированное интервью кому бы то ни было.

Надо мною жил директор какого-то фонда, считавший себя крутым мужиком. Я знал, что у него есть помповое ружье, которое ему не терпелось пустить в ход. Еще пальнет сдуру…

Я окончательно пришел в себя только после стакана коньяка, который выпил одним махом – как за себя кинул. Задернув на кухне плотные шторы, я облокотился о стол, и задумался.

Кто и почему? То, что ждали именно меня, это и ежу понятно. Кому я перешел дорогу? Вопрос повис в воздухе.

Я практически не имел серьезных конкурентов. С теми фирмами, у которых был похожий бизнес, я обычно договаривался на дружеских началах. Договаривался в главном – о ценах на товар.

В остальном каждый коллега-директор плыл своим руслом: кто совсем узким, с мелями и тихими заводями, кто по стремнине, изобилующей подводными камнями, а кто и посреди широкой полноводной реки; последние обычно имели мощную "крышу" и левые деньги.

До сих пор нашим товарам на рынке не было чересчур тесно, и мы относились друг к другу достаточно индифферентно, не как противники, а как спортсмены-марафонцы: сошел с дистанции – посочувствовали для вида и забыли, добежал до финиша – ну и ладушки.

Иногда все же случались стычки (скорее, недоразумения), но обычно они не заканчивались отстрелом конкурентов. В бизнесе отделочных материалов деньги крутились немалые, однако не настолько, чтобы устраивать кровавые разборки.

Кто и почему, черт побери!? Я сжал голову руками и застонал от злобы и бессилия. Как узнать, кому я должен нанести ответный "визит"!?

А в том, что я это сделаю, у меня не было ни малейшего сомнения. Я не привык прощать обиды, подставляя, когда меня ударят по левой щеке, еще и правую. Ну нет у меня библейского смирения – и все тут.

Меня хотели убить. И представить убийство как злостное хулиганство с отягчающими обстоятельствами.

Вывод напрашивался сам по себе.

Таких "случайностей" у нас хватает. То ученого, стоящего на пороге эпохального открытия, нечаянно замочат какие-то неизвестные в подъезде собственного дома, то одинокая бабуля, божий одуванчик, выпадет из окна своей квартиры, расположенной в центре города, то директор намеченного к приватизации перспективного предприятия совсем некстати сыграет в ящик от неизвестной медицине болезни, будучи в расцвете сил.

В отличие от простых граждан, обывателей, я, по идее, должен уметь противостоять подобным "случайностям". А иначе на кой ляд государство потратило на мое обучение весьма солидную сумму денег.

Но все это хорошо в теории. Практика показывает иное. Не может человек всю свою жизнь ждать запланированного недругом удара из-за угла. Да это и не жизнь будет вовсе, а сплошное ожидание конца.

Врага нужно опередить. Пока он вынашивает коварные замыслы и подыскивает исполнителей для ликвидации, надо застать его врасплох, притом в самое неподходящее время – когда враг, например, снял штаны, готовясь сделать то, без чего нельзя обойтись ни в коем случае, или то, без чего можно обойтись (с большим трудом), но это будет насилием над самим собой.

Я мог бы допросить напавших на меня бандитов. Предварительно избив до полусмерти. Но толку с этого…

Что могут знати эти шестерки? Приказ испробовать мой череп на крепость попал к ним через четвертые или пятые руки. Пока доберешься до главного паука, в паутине запутаешься…

Наконец я принял решение. Когда допил бутылку коньяка. Впрочем, несмотря на приличную дозу, у меня не было ни в одном глазу. На удивление, я был трезвее трезвого.

Я взял мобильный телефон и набрал номер.

– Алло? Кто это?

Голос в трубке был сонным и немного хриплым.

Еще бы, подумал я с запоздалым раскаянием, посмотрев на электронные часы. Если верить дисплею, уже перевалило заполночь. Но я почему-то был абсолютно уверен, что Он не спит. Он – это мой враг, которого я вычислил методом исключений.

Он уже должен знать, что я остался в живых. Пока Он не боится меня. Потому как не знает, что я представляю собой на самом деле. Просто его бесит моя настырность. А это для бизнесмена самый серьезный раздражитель.

Но если у него и впрямь рыло в пуху, то лучше бы ему срочно улететь на Суматру ловить бабочек.

– Марья, это я…

– Шеф?

Странно, но мне показалось, что она не удивилась.

– Твоя тачка на ходу?

У Марьи была "девятка". Ездила она на машине редко, так как от работы до ее дома было чуть больше километра.

– Да, – ответила Марья после короткой паузы.

– Тогда запрягай свою лошадку и дуй ко мне.

Теперь трубка молчала дольше, чем первый раз. Наконец Марья осторожно спросила:

– Это… приказ или просьба?

– Ты мне друг?

– Максим Семенович, извините, но я просто обязана спросить…

Она замялась, а затем выпалила как из пушки:

– Вы пьяны?

– Блюдешь свою непорочность?

Я начал злиться.

– Докладываю: я обращаюсь к тебе как к другу. Не более того. Мне нужна твоя помощь. Объяснения потом.

– Уже еду.

– Спасибо. Буду ждать тебя возле подъезда…

Марья долго не задержалась. Спустя двадцать восемь минут ее "лада" притормозила возле моего дома.

Я стоял, спрятавшись за ствол дерева – на всякий случай. Огнестрельного оружия у меня не было, поэтому пришлось захватить с собой кухонный нож. Он был острый, как бритва, и я на скорую руку соорудил для него из обычной ученической линейки, сломанной пополам, куска медной проволоки и вафельного полотенца импровизированные ножны.

– Поехали! – сказал я, быстро ныряя в салон машины.

– Куда? – поинтересовалась Марья, невольно наморщив нос.

Как я не старался перебить запах спиртного, сжевав почти половину мускатного ореха, все мои потуги оказалось напрасны.

– Прямо. Затем возле светофора повернешь налево…

Мы колесили по городу, повинуясь моим указаниям и соблюдая напряженное молчание, минут пятнадцать.

И только когда впереди показалось чистое поле, Марья не выдержала игры в молчанку и спросила:

– Что-то случилось, Максим Семенович?

– Случилось… – ответил я и скрипнул зубами от неожиданно нахлынувшей злобы. – Сегодня ты могла потерять своего горячо любимого шефа.

– Как это?

Марья опешила и на долю секунды забыла, что сидит за рулем; вильнув, машина съехала правым передним колесом на обочину.

– Держи вожжи крепче! – прикрикнул я на девушку.

"Лада", сделав по кустарнику, щетинившемуся вдоль шоссе, залп мелким гравием из-под колес, возвратилась на асфальт.

– Сегодня у меня несчастливый день, так что будь внимательной.

Я искоса посмотрел на Марью, которая с закаменевшим лицом судорожно вцепилась в руль.

– Расслабься, – посоветовал я по-дружески. – Трасса практически пуста.

Марья кивнула и перевела дух.

– На меня напали… в подъезде, – продолжил я, тщательно подбирая слова, чтобы совсем не испугать своего "извозчика". – Хотели вышибить мозги.

– Кто?

– Это вопрос. Как раз сейчас я буду пытаться найти на него ответ.

– Неужели?..

Она не решилась произнести вслух знакомую фамилию.

Да, у Марьи котелок варит, будь здоров. Она сразу вычислила предполагаемого недоброжелателя.

– Похоже, что так. Во всяком случае, он стоит в моем списке под первым номером.

– Но я не понимаю, зачем мы едем за город?

– Хочу посмотреть на осиное гнездо. Одним глазом. Если этот сукин сын – заказчик, то я не думаю, что он сейчас спит сном праведника.

– Это очень трудно сделать. Даже невозможно, – сказала Марья.

Она взглянула на меня с большим сомнением; впрочем, возможно я ошибался.

– Там такие заборы… и охрана… – обронила она будто в раздумье.

"Там" – это дачный поселок Мяча в десяти километрах от города, расположенный на берегу реки в лесном массиве. Дома – вернее, особняки – росли тут как поганки в грибной год.

Простому человеку ход сюда был заказан – въезд на территорию дачного поселка денно и нощно охраняла милиция. Тут отдыхали после трудов праведных сливки городского общества: разное начальство, разбогатевшее на мздоимстве, бандиты, сумевшие вовремя перекраситься в добропорядочных бизнесменов, и новые "новые русские".

Основная часть первых "новых" уже давно смайнали за бугор – проедать и пропивать украденное у беспечного и доверчивого народа, в очередной раз поверившего в байки перевертышей.

– Нужно хотя бы попытаться, – сказал я скромно.

Я понял, что Марья относится к моему намерению с большой долей скептицизма. Не думаю, что она считала меня слабаком, но мой замысел попахивал откровенной авантюрой, на которую ну никак не способен бизнесмен-неудачник.

Я не стал ее разубеждать. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

Мы свернули на дорогу без указателей. Она вела к дачному поселку нуворишей. Узкую полосу асфальта обступили с двух сторон толстые стволы замшелых деревьев, кроны которых растворила ночная темень.

В свете фар деревья казались горгульями, охраняющими дорогу к замку злобного колдуна. Их голые сухие ветки-руки угрожающе тянулись к машине, готовые в любой момент забраться через открытое стекло в салон и вцепиться в горло.

Мне вдруг стало очень неуютно. Не страшно, нет, – именно неуютно.