Волкодав
Да-а, красиво жить не запретишь… Я смотрел на офис Висловского и глотал слюнки.
Он за бесценок выкупил разваливающийся старинный особняк (до революции в нем находилось Дворянское собрание) и превратил его в пасхальное яичко. Конечно, денег Висловский ухлопал не меряно. Одна мраморная облицовка фасада тянула на пол-лимона, не меньше. Притом, "зеленью".
Все это было, так сказать, на заре капитализации, когда везде крутились бешенные бабки, в основном наличка. Нынче настали другие времена, когда и десять штук хорошие деньги.
Но даже имея финансовые затруднения, сидеть в таком офисе – мечта многих бизнесменов. Тем более, что здание, кроме исполнения своих непосредственных функций, служило еще и приманкой… для таких лохов, как я.
Новенький "мерс" Висловского стоял на месте, и я облегченно вздохнул. Значит, Денни, как он себя именовал, находится в своем рабочем кабинете.
Я мог бы предварительно созвониться с ним, но, как говорится, ученье свет… Его секретарша, едва заслышав мой голос, тут же отвечала, что шеф или очень занят или в отъезде.
Когда я начинал проявлять настойчивость, она просила меня подождать, и я минут пять, а иногда и больше, слушал музыкальные паузы импортного телефона.
Спустя какое-то время у меня на эту, с позволения сказать, музыку выработался стойкий рефлекс – как у подопытной собаки академика Павлова. Когда в телефонной трубке раздавались первые аккорды, я просто зверел и готов был убить первого подвернувшегося под руку.
Еще хуже обстояли дела, когда звонила Марья. Худосочное чмо, сидевшее в приемной Висловского, цедило сквозь зубы что-то невнятное и без зазрения совести бросало трубку. По крайней мере, мне секретарша не хамила.
– Вы к кому? – кротко спросил меня дежуривший снаружи здания охранник, здоровенный детина с короткой стрижкой и низким дегенеративным лбом, стараясь как можно более смягчить свой грубый бас.
Видно было, что вежливость и обходительность даются ему с трудом. Я его понимал и сочувствовал. Нельзя заставлять слона работать продавцом в посудной лавке.
– К шефу, – ответил я, не менее вежливо улыбнувшись в ответ.
– Вам назначено?
– Нет. Но мы с ним старые друзья, так что он будет рад меня видеть.
– Момент… – Он сделал глазами знак второму охраннику, стоящему поодаль. – Я сейчас звякну в приемную.
Извините, такой порядок… Как вас представить?
Я назвал свою фамилию. Детина вошел в здание, где, как мне уже было известно, в стеклянной будке находился пост охраны с телефоном и мониторами видеокамер, расположенных по периметру особняка.
Возвратился он очень быстро. К сожалению, потеряв по дороге вежливость и обходительность. Теперь охранник смотрел на меня со злобным недоверием – как цепной кобель.
– Шеф не принимает, – буркнул он недружелюбно.
– А когда будет принимать?
– Я почем знаю? Звоните секретарю. Мое дело маленькое – охранять.
– И то верно…
Я широко улыбнулся и фамильярно похлопал его по плечу.
– Охраняй, братан. Бди. Удачи тебе.
Охранник хотел было продемонстрировать независимость, сбросив мою руку со своего плеча, но, взглянув мне в глаза, тут же благоразумно укротил свой порыв.
Мы были примерно одного роста – где-то под два метра каждый. Правда, в моем теле не нашлось бы и грамма лишнего веса, в отличие от туши охранника, налитой жиром под завязку.
Однако это вовсе не значило, что парень слабак. Скорее, наоборот. Силушки у охранника хватало, в этом можно было убедиться, посмотрев на широкие кисти его ручищ, похожие на лопасти весел.
Его смутило другое – мой нехороший взгляд. Видимо, парень, несмотря на свой дегенеративный облик, все же не был полным идиотом.
Похоже, во время службы в армии ему доводилось бывать в горячих точках. На войне у солдат развивается просто сногсшибательный нюх на смертельную опасность.
Я и впрямь был настолько разъярен хамским поведением Висловского, что мог наломать дров. Этот мой настрой парень уловил сразу. И стушевался. Так нередко бывает в дикой природе, когда два зверя выясняют отношения не схваткой, а взглядами.
Забравшись в свой БМВ, я постарался успокоиться и трезво просчитать сложившуюся ситуацию. Выходило на то, что Висловский меня просто-напросто игнорирует.
Выражаясь более конкретным деловым языком, этот сукин сын кинул меня как последнего фраера. А это уже не шуточки.
Я человек мирный и неконфликтный, но не до такой же степени. Доедай Висловский последний хрен без соли, я, может, и не простил бы его, но понял.
Однако, когда под офисом должника стоит тачка стоимостью в сотню косых "зеленью", а его задница покоится в приватизированном офисе, который тянет минимум на четыре миллиона долларов, то поневоле хочется разобраться с ним по полной программе.
Поразмыслив чуток и причесав растрепанные нервы, я решил дождаться, пока Висловский покинет свою нору, чтобы все-таки побеседовать с ним, пусть и на улице. Мне уже было известно, что у особняка есть и черный ход.
Но я почему-то не думал, что Висловский попытается смайнать от меня через забор, а затем проходными дворами. Это было бы чересчур.
Ждать пришлось недолго. Охранники видели, что моя машина не покинула стоянку, но почему-то не доложили об этом шефу. Видимо, на сей счет не было соответствующего распоряжения.
Через некоторое время один охранник уехал в банк вместе с кассиром, и вход остался сторожить толстомясый детина. Он прохаживался туда-сюда, изредка поглядывая в мою сторону со скептической ухмылкой. Наверное, ситуация ему казалась забавной.
Висловский вышел в сопровождении двух телохранителей. Третий – водитель – дожидался шефа в машине.
Я поторопился покинуть БМВ и быстро пошел к Висловскому. Телохранители немедленно ощетинились и встали на моем пути.
– Оставьте его! – приказал Висловский, и телохранители нехотя расступились.
Мне было понятным их рвение. Телохранители большие мастера устраивать показуху. Собственно говоря, именно за это им и платят. Потому что каждый мало-мальски разбирающийся в таких делах человек знает: от наемного убийцы защиты нет.
За свою жизнь может быть спокоен разве что президент, и то не в полной мере. Но его охраняют не одиндва человека, а не меньше трех тысяч обученных по высшему разряду профессионалов.
– Привет, – сказал Висловский, натянуто улыбаясь. – Ты ко мне?
– Нет, к твоей теще, – ответил я, закипая. – Может, пора прекращать эти игры!?
– Ты о чем?
Висловский был сама невинность.
– Все о том же. Похоже, ты считаешь меня мальчиком для порки. Это опасное заблуждение… Денни.
– Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю. Мне нужны мои бабки.
– Я сейчас пустой. По-моему, на эту тему мы уже говорили.
– Можешь отдать товаром. Я не буду возражать.
– Нет! – отрезал Висловский. – Получишь деньгами.
– Когда?
– Трудно сказать… Может, в конце следующего месяца. Или позже.
– Деньги мне нужны сейчас! Скажем, завтра или послезавтра.
Я с трудом сдерживал клокочущую внутри злобу.
– Я не художник, рисовать баксы не могу, – резко отрубил Висловский.
– Продай что-нибудь, в том числе и пару своих тачек. Их у тебя как грязи – больше, чем нужно. Насколько я знаю, у тебя есть три или четыре квартиры в центре. Они стоят больших денег. Долги нужно отдавать, и ты это знаешь не хуже меня.
– А вот это уж мое дело, сколько у меня машин и квартир и продавать мне их или нет! Сказано – приходи через месяц. И точка. Все, мне некогда разводить тут базар-вокзал. Бывай.
– Ах, Денни, Денни…
Огромным усилием воли я заставил себя говорить спокойно, хотя язык слушался меня плохо.
– Нехорошо… обманывать партнеров. Очень нехорошо. Жадность фраеров губит. Слушай и запоминай: чтобы вернуть долг, даю тебе срок – ровно три дня. Кстати, ты верно заметил: больше базара на эту тему не будет. Учти – нет проблемы, которую нельзя решить; так или иначе…
Я сделал вид, что собираюсь уходить.
– Постой! – вскричал Висловский. – Что ты имеешь ввиду?
– Что имею то и введу… фраер деревенский. Увидишь.
С этими словами я независимо сплюнул, резко повернулся и неторопливо пошагал к машине. Дальше говорить с Висловским было бессмысленно. (По крайней мере, сегодня).
Похоже, не видать мне денег, как своих ушей. Устраивать разборки я не собирался, а про срок ляпнул, чтобы хоть как-то досадить этому гаду. Пусть подергается. Неопределенность часто хуже пытки.
Придется согласиться на предложение итальянцев, думал я по дороге на фирму. Конечно, в этом случае я теряю лицо, как говорят японцы, но получаю возможность удержать свое детище на плаву.
А лицо… да фиг с ним! Мы, чай, не самураи. И суждения по поводу чести у нас несколько иные. Что русскому человеку в радость, то иноземцу в тягость. Так уж исстари ведется.
Менталитет у нас другой. Что это такое и с чем его едят, непонятно ни нам, ни иностранцам, хотя все об этом болтают, почем зря. Главное, чтобы этот самый менталитет жить свободно не мешал.
В офисе меня ожидало очередное огорчение: свои люди из налоговой инспекции предупредили, что скоро грядет проверка. Здравствуй милая моя, я и растерялси…
Опять непредвиденные расходы: на спецпитание проверяющим, которое хорошо идет в их ненасытные глотки только с шампанским и дорогими коньяками, на взятку, чтобы налоговики закрыли глаза на упущения в работе – у кого их не бывает? И еще на что-нибудь; если уж фирму начинают трясти, то открывай кошель пошире.
– Вы куда? – спросила Марья, многозначительно посмотрев на часы.
– Пойду напьюсь, – ответил я честно. – Непременно нужно расслабиться. Иначе из-за всех этих проблем попаду в психушку. Не хочешь составить компанию? – вдруг ляпнул я, как следует не подумав.
Марья, как мне показалось, опешила: такое предложение прозвучало из моих уст впервые. Она некоторое время размышляла – недолго, а затем осторожно ответила:
– Нам должны звонить…
– Понял. – Я сделал ей ручкой. – Тогда в следующий раз. Ежели что, щебечи мне по мобильной связи. Всех благ…
С этими словами я поторопился покинуть офис – чтобы Марья не передумала. Не хватало еще ей увидеть своего шефа пьяным вдрызг. Под мухой я способен на такие "подвиги", что лучше о них и не вспоминать…
Чем мне нравятся нынешние времена, так это великим множеством разнообразных забегаловок, которые работают практически круглые сутки. В них есть что выпить, чем закусить и кого полюбить – скромно выражаясь.
Ну и, при большом желании, если уж совсем невтерпеж, можно быстро и без особых усилий выпросить, чтобы тебе дали по физиономии.
Я, как человек мирный, не горел желанием махать кулаками, а потому выбрал уютное немноголюдное кафе в полуподвале с шикарным кондиционером, который гнал воздух, напоенный запахами хвойного леса.
Техника на грани фантастики…
Это питейное заведение открыли совсем недавно, и пока за ним не числились разные нехорошие истории со стрельбой и мордобитием. Наливаясь помаленьку спиртным, я постарался напрочь отключиться от действительности и предался воспоминаниям. А что еще остается холостому мужчине далеко не юношеского возраста?
Но вспоминал я не своих бывших подруг, как это обычно бывает у мужчин, а старых друзей и недругов.
Хотя в моей прежней жизни такое разделение чаще всего было весьма условным.
Все зависело от обстоятельств и приказов вышестоящего начальства. Которые звучно именовались воинским долгом.
И прощаем долги наши… В священном писании все целесообразно и просто. Но мне почему-то не хочется прощать кое-кому; в особенности тем, кто пытался сделать из меня послушное орудие для достижения личных целей.
Ладно, пусть их… Дела давно минувших дней. Увы, что-либо изменить или поправить уже невозможно.
Мне свои грехи делить не с кем, за них в ответе только я один. Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
Чай, не мальчик был, когда подписывал соответствующие обязательства…
Интересно, где сейчас обретается мой бывший сержант Акулькин, с которым мы воевали в Афгане?
После того, как Акулькина (или Акулу) зачислили в спецподразделение ГРУ, я виделся с ним редко и общались мы недолго – от силы час-полтора, чтобы успеть раздавить пару пузырей беленькой. И наша последняя встреча-прощание была краткой и немногословной. Он как раз лежал в госпитале после очередного задания в Чечне.
Рана, в общем-то, оказалась пустяковой – пуля прошла навылет, не зацепив кость, и выздоравливающий Акула кадрил симпатичную медсестру. Так что ему в тот момент было не до меня.
Правда, он намекнул, что у него как будто намечается вояж "по местам боевой и трудовой славы". То есть, в Южную Америку, которую он знал вдоль и поперек.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В нашей системе никогда не знаешь, в какую сторону тебя забросит судьба в лице твоего куратора.
"Холодная" война закончилась, но это вовсе не значило, что люди нашей профессии остались не у дел.
Теперь все подспудные нарывы и язвы, которые раньше были заморожены, начинают с удивительной наглостью выползать наружу, и кому-то ведь нужно уметь ловко обращаться со скальпелем.
Чик – и готово. И нет очередного кандидата в местечковые Наполеоны. Чтобы воздух не портил. И не разлагал здоровое капиталистическое общество.
В общем, с Акулой более-менее ясно. Человек при деле. Если еще жив. А вот что случилось с Ершом, куда он запропастился, – это вопрос.
Наша последняя – нечаянная – встреча случилась в Париже 30 августа 1996 года. И там мы оказались по разные стороны баррикады.
Хорошо, что тогда у меня хватило ума не становиться у Ерша на пути. Иначе лежать бы мне на какомнибудь парижском кладбище безымянным бродягой-клошаром, дожидаясь судного дня.
Нет, я не слабак, отнюдь. Но против Ерша я не более чем букашка. Это при всех моих незаурядных физических данных и солидной практике боевых единоборств.
Ерш был и киллером на службе у мафии, и смертником-"куклой" в спецшколе ГРУ, и работал на международный синдикат наемных убийц… Пришлось ему выполнять задания и моей бывшей "конторы".
Мне приходилось встречать с Ершом на татами, и я на собственной шкуре испытал это весьма сомнительное "удовольствие". Таких бойцов, как Ерш, можно пересчитать по пальцам. И даже в этом случае он будет стоять во главе списка. Силен мужик…
Наша "контора" искала его по всему миру около пяти лет. Ерш словно в воду канул. Исчез, растворился бесследно, что при возможностях ГРУ просто невероятно.
Уж не знаю, какая муха укусила моих боссов, и зачем он так им понадобился, но в поиске были задействованы большие силы. И все впустую.
Мало того, не удалось разыскать и семью Ерша – жену и сына. Но тут, насколько мне было известно, понадеялись на родную милицию, которая и сработала, как обычно. То есть, по известному принципу "Моя хата с краю".
Не значится клиент в домовой книге – и ладно. Тем более, что за женой Ерша никаких уголовно наказуемых деяний не числилось.
Увы, наши правоохранительные органы на дух не переносят таскать каштаны из огня для смежников. Так уж повелось со времен культа личности…
Ушел я из кафе, когда стемнело. Дежурный по автостоянке посмотрел на меня укоризненным взглядом, но промолчал.
Понятное дело – от меня несло как из винного погреба. Видимо, дежурный привык к тому, что его клиенты, в основном "новые" русские, по ночам трезвые за руль не садятся. А потому относился к такому безобразию достаточно спокойно. По крайней мере, внешне.
Доехал я до своего гаража благополучно. В темное время суток наши автоинспекторы предпочитают отсиживаться в своих гнездах – от греха подальше. Или стараются держаться освещенных мест.
Я же рулил по темным закоулкам, куда сотрудники милиции и днем не заглядывают.
Впрочем, я не был пьян до изумления. Чтобы упиться до чертиков, мне нужно было принять на грудь как минимум два литра водки. Что в одиночку немыслимо и неприлично.
Я был всего лишь навеселе. Это как раз то состояние, когда все беды и горести кажутся ничтожными, а жизнь неожиданно расцвечивается разноцветными красками и приобретает новый, многообещающий смысл.
Мой дом находился в престижном месте – неподалеку от центральной городской площади. В свое время я не пожалел денег, прикупив трехкомнатную квартиру у бывшего партийного босса преклонных лет, которому развивающаяся демократия наступила на мозоль, уравняв его в правах, а значит и в пенсионном обеспечении, с простым народом.
В связи с таким обломом содержать козырное жилье ему было не по карману. Поэтому он приобрел для себя и своей старухи скромную клетушку в отдаленном районе города и стал непременным участником всех митингов и демонстраций, ратующих за возвращение золотой эры развитого социализма с персональными пенсиями, государственными дачами, спецпайками и спецраспределителями дефицитного барахла.
Конечно, трех комнат, по которым можно запросто кататься на велосипеде, для меня было многовато. Я уже не говорю о просторной кухне-столовой и нескольких кладовых.
Но я был сражен наповал огромными окнами, высокими потолками и шикарной лепниной -такую прелесть теперь не делают.
Однако главную роль в моем решении приобрести эту квартиру, как я понял позже, сыграло вовсе не желание приобщиться к сонму "новых" русских, не мыслящих свое существование без престижного жилья.
Все дело в том, что в отрочестве у меня был приятель, сын крупного партайгеноссе. Наша дружба зиждилась в основном на моих кулаках, которые уже тогда были весьма внушительными, и которыми я готов был защищать своего дружка в любое время и при любых обстоятельствах.
Дружили мы недолго. Что поделаешь – гусь свинье не товарищ. Этот постулат очень быстро втолковала мне его мамаша, склочная баба с замашками базарной торговки, но с претензиями на дворянскую спесь.
Однако мне хватило и нескольких посещений квартиры приятеля, произошедших в отсутствие его родителей, чтобы на всю оставшуюся жизнь в моей душе осталась черная зависть к власть имущим, которым за здорово живешь доставались шикарные апартаменты.
Приобретенная мною квартира была очень похожая на ту, что запечатлелась в моей памяти навсегда. И это послужило главным аргументом во внутреннем споре с самим собой "покупать – не покупать".
Я заплатил, не скупясь…
Что значит потерять бдительность. И соответствующие навыки. Жизнь на гражданке, конечно, тоже не мед, в особенности у бизнесмена – только успевай увертываться, чтобы и нажитое сохранить, и голову не потерять.
Но супротив моего прежнего бытия она не идет ни в какое сравнение. Разница между ними примерно такая, как между ходьбой по минному полю и по цветочному лугу, где местами встречаются рытвины, благодаря которым можно нечаянно подвернуть ногу.
Они ждали меня на лестничной площадке возле лифта. И это притом, что дверь парадного в моем доме была металлической и имела цифровой замок.
Правда, его поставили не столько от воров (разве вора чем-нибудь остановишь?), сколько от попрошаек разных мастей и калибров – от цыганок и жителей когда-то цветущей Молдавии, до бомжей и местной шпаны разных возрастов и разной степени запущенности.
Они ждали меня…