Волкодав

Если в книге судеб кому-то написано служить вышибалой в баре, то он может нацепить пенсне не только на нос, но и на заднее место, однако профессором все равно не станет. Когда в голове некоего индивидуума извилины построены в армейские шеренги, то хоть винтом завейся, а в зигзаги и петли свободного предпринимательства они не превратятся.

И вообще – на хрен я связался с этим бизнесом!?

– Вам чай или кофе?

Медоточивый голос секретарши вернул меня в реальный мир, заставив вздрогнуть. Немалым усилием воли задавив в зародыше внезапно возникшее раздражение, я ответил:

– Или…

– Простите, не поняла…

Я нехотя оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на доморощенную Кассандру. Вообще-то, в миру ее звали Марьей, но своим даром предвидения она ни в коей мере не уступала древнегреческой пророчице.

Увы, я тоже не прислушивался к умным советам Марьи. А жаль. Уж в чем-чем, а в людях она разбиралась, дай Бог каждому. В отличие от меня.

– Лучше принеси мне пистолет, – буркнул я, тяжело вздохнув. – Пуля в лоб – и все дела. И больше никаких забот. Ни тебе шустрых дельцов, которые так и норовят обвести ближнего вокруг пальца, ни налоговых инспекторов, способных за один заход ободрать фирму как липку.

– Тогда вам нужен короткий японский меч, – невозмутимо посоветовала Марья; при этом на ее очень даже симпатичном бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул.

– Это почему? – спросил я не без интереса.

– Чтобы уйти из жизни достойно, сделав харакири. Как японский самурай. И нужно пригласить телевидение.

– А это еще зачем?

– В таком случае ваша смерть не будет напрасной.

– Нет ничего более бесполезного и напрасного, чем человеческая жизнь, – назидательно изрек я с мрачной миной на лице. – Это во-первых. А во-вторых, почему ты считаешь, что я должен умереть перед объективами телекамер? Хочешь сказать, что на миру и смерть красна?

– Отнюдь. Просто я знаю один ваш недостаток, который, кстати, среди нормальных людей считается достоинством.

– Марья Казимировна, ты опять говоришь загадками… черт меня дери! Мне сейчас не до ребусов.

Я сделал вид, что сержусь.

– Никаких загадок, – возразила Марья. – У вас чересчур сильно развито чувство справедливости. И ваша смерть должна быть протестом против произвола чиновников, а не просто сиюминутным порывом бизнесмена-неудачника. А если еще и оформить все надлежащим образом…

– Стоп! Ни слова больше! Не хорони меня раньше времени.

От нашей словесной дуэли я, как ни странно, воспрянул духом; эта плутовка умела, когда требовалось, довести человека до белого каления.

– Может, по жизни я и лох, но не настолько. К слову, а кто в твоей табели о рангах числится ненормальным?

– Вам ответить честно или так, чтобы никому не было обидно?

– Ответь как на исповеди. Начальство нельзя обманывать.

Марья снисходительно улыбнулась.

– Начальство – да, но мужчин – можно. И даже нужно.

– Только не говори мне, что все мужчины шовинисты! Я это уже слышал, и не раз.

– И от меня тоже?

– От тебя – нет. Но я умею читать по глазам. А глаза, как тебе известно, зеркало души.

– И что вам говорят мои глаза?

– Стоп, стоп! Не уводи разговор в сторону. О твоих глазах мы потолкуем как-нибудь в другой раз. Отвечай на вопрос прямо, без всяких там женских штучек – Извольте…

Она приняла строгий пуританский вид, но в ее выразительных голубых глазах, доставшихся в наследство от отца-поляка, прыгали и кривлялись смешливые чертики.

– Я считаю ненормальными тех, кто главной целью своей жизни считает накопительство. Деньги, деньги и еще раз деньги – вот их кредо.

– Похоже, в глубокой юности ты увлекалась марксизмом. Это для меня сюрприз. – Я скептически ухмыльнулся. – Деньги – зло, это так. Но необходимое зло, без которого добро станет пресным. Если не будет богатых и бедных, и все станут равными в правах и возможностях, любое доброе дело превратится в простую вежливость воспитанного человека. Представляешь, скольких филантропов такое положение вещей сделает несчастными?

– Что-то я не наблюдала в бюро по трудоустройству длинных очередей, сплошь состоящих из филантропов, готовых платить деньги всем нуждающимся и безработным.

В голосе Марьи прозвучал злой скепсис.

– Они слишком скромны, чтобы выставлять свои добродетели напоказ.

– Да уж… – Марья заразительно рассмеялась. – Вот потому очень тяжело отыскать такого "скромника".

– Сейчас их называют спонсорами.

Я посмотрел прямо в глаза Марье, и с хитрецой ухмыльнулся.

– Некоторые девушки из кожи лезут, чтобы найти себе такого благодетеля…

– Если это намек, то будем считать, что я его не слышала. – Марья приняла обиженный вид.

Я подмигнул ей, и мы дружно рассмеялись.

Марье в прошлом году стукнуло двадцать восемь. Она окончила университет с дипломом экономиста и владела тремя иностранными языками – английским, испанским и французским.

Но, при всех своих достоинствах и весьма солидном образовании, она так и не смогла найти себе приличную работу по специальности. Приличную хотя бы в смысле заработка.

Как ни странно, я нашел Марью в бюро по трудоустройству. До нее секретари-референты мне попадались исключительно смазливые, но тупые до неприличия.

Отчаявшись найти себе дельную помощницу из среды "позвоночников" – тех, кто устраивался по знакомству, используя так называемое "телефонное право", я и направил свои стопы в службу занятости.

Уж не знаю, чем она поначалу приглянулась мне, – может, чувством собственного достоинства, которого у Марьи было хоть отбавляй и которое было буквально написано на лице девушки, – но я даже не счел нужным провести обычное в таких случаях собеседование. Скорее всего, меня сразили наповал ее весьма симпатичная мордашка и божественная фигура.

Собственно говоря, я совершил ту же ошибку, что и прежде, когда принимал на работу по знакомству. Нет, я ни в коей мере не отношусь к тем начальникам, которые безапелляционно считают секретарш своими гражданскими женами.

Но мне, как и любому мужику, гораздо приятней видеть в приемной не какую-нибудь очкастую грымзу в штопаных колготках, а благоухающее дорогими духами воздушное создание в современном прикиде, которое не стыдно показать партнерам по бизнесу. Ведь красивый секретарь-референт, как и дорогая престижная иномарка, – это лицо фирмы.

К счастью, на этот раз я не ошибся. Естественное, не наигранное, обаяние, невероятное трудолюбие и поистине мужская жесткость вскоре сделали Марью незаменимой помощницей.

Поначалу наши отношения были сугубо официальными. Марья была вежлива, предупредительна, но холодна как снежная королева. Я долго не мог выявить истоки этой холодности.

И только спустя год я, наконец, сообразил, как разрушить стену отчужденности, стоявшую между нами.

Марья не терпела фамильярности и приставаний со стороны начальства. Как я потом узнал, она долго не держалась ни на одной работе только из-за своей строптивости. Ну не любит девка служить шефу раскладухой, и все тут. На дух не переносит.

Как оказалось, на мое удивление, бывают и такие экземпляры. Правда, очень редкие… Поэтому мои робкие попытки сблизиться (на уровне дружеских отношений) она отметала, что называется, с порога.

Поняв, где собака зарыта, я повел свою игру. Она заключалась в полном безразличии. Я начал смотреть на Марью как на одушевленную приставку к компьютеру и переводчика-попугая – не более того.

В общем, я сыграл роль нехорошего, черствого человека, Синей Бороды из сказки. И Марья, при всем том, будучи женщиной до мозга костей, не смогла удержаться от искушения открыть запретную дверь.

На одной из презентаций, уж не помню по какому случаю, она якобы подвернула ногу, и мне поневоле пришлось лично отвезти ее домой на такси. Чему я, собственно говоря, был рад, хотя и состроил по привычке кислую мину – чтобы она шибко не задирала нос.

Марья жила одна в двухкомнатной квартире с мансардой, доставшейся ей по наследству от деда, известного художника.

В мансарде все и случилось: под картинами, которыми были увешаны стены сверху донизу, возле зажженного камина, за чашкой кофе, мы, наконец, нашли общий язык и подружились. Естественно, никаких вольностей мы не допускали.

С той поры наши отношения были ровными, доверительными и почти приятными. Почему почти? Да все потому…

Мое холостяцкое сердце не раз начинало стучать как отбойный молоток при виде ее круглых мраморнобелых коленок, но я крепился изо всех сил, по мере своих слабых актерских способностей изображая стойкого оловянного солдатика.

Иногда мне казалось, что и Марья не совсем равнодушна ко мне. Временами я ловил на себе ее острый, проницательный взгляд, достающий до самого нутра, от которого мне становилось не по себе.

Если честно, то эти взгляды мне не очень нравились, если не сказать – совсем не нравились. Иногда они будили в моей голове некоторые не очень приятные воспоминания из прошлой жизни.

Уж кто-кто, а я знал не понаслышке, как опасны такие вот красотки. Лучше сразиться с крокодилом голыми руками, нежели доверить свою жизнь и судьбу с виду невинному воздушному созданию с большими влажными глазами грациозной лани.

Скорее всего, в своих подозрениях я заходил чересчур далеко. Они не выдерживали никакой критики. Я вполне обоснованно отдавал себе отчет, что все эти домыслы – издержки моей военной профессии, в которой повышенная подозрительность считается нормой человеческих отношений.

О своем прошлом диверсанта-ликвидатора ГРУ по прозвищу Волкодав я, естественно, не распространялся.

И причиной тому была даже не подписка о неразглашении неких тайн.

Просто для нормального здравомыслящего человека моя прошлая жизнь могла показаться вымыслом, достойным пера талантливого сочинителя детективных романов.

Если бы это было так…

Марья знала меня как отставного военного (что в какой-то мере соответствовало истине), служившего по интендантской части, а поэтому сколотившего во времена перестроечной неразберихи немалый капиталец для собственного дела. Что тоже было почти правдой.

Только я не толкал на сторону вагоны с военным имуществом, а зарабатывал свои денежки потом и кровью – в прямом смысле этих слов.

Мало того, теперь я был Богатырев, а не Левада, как значилось в моем личном деле.

Я взял девичью фамилию матери. Так настоятельно посоветовал мой бывший шеф полковник Кончак. (Он недавно стал генералом, насколько мне было известно). Как говаривали наши коллеги из бывшего КГБ,

"лучше перебдеть, чем недобдеть".

Уж очень много я наследил…

Имя мне оставили прежнее – Максим, а вот отчество (черт бы побрал эту секретность!) тоже изменили.

Вместо Максима Севереновича, я стал Максимом Семеновичем. Батя, наверное, в гробу перевернулся от такого кощунства.

Ну и, само собой понятно, что мне сварганили весьма приличную легенду. Поэтому, благодаря спецам "конторы", я имел шикарную биографию, с которой запросто мог баллотироваться в Государственную думу.

– И что мне делать с этим гадом ползучим? – спросил я Марья после длительного раздумья.

Она поняла, кого я так обозвал, без объяснений.

– Нужно подавать на суд… – ответила она с сомнением в голосе.

– Как же! – фыркнул я, как рассерженный кот. – Ему судебный иск до лампочки. У него на счетах сущий мизер. Все бабки в наличке крутятся. В том числе и мои.

Я в отчаянии постучал себя косточками пальцев по голове.

– Каким же надо быть идиотом, чтобы отдать триста тысяч баксов явному проходимцу!

– Ну, не скажите…

Марья нехорошо, со злостью, ухмыльнулась.

– Поначалу он был таким душкой… – сказала она. – В ресторан приглашал, презенты дарил. А его новый "мерседес"? Любой поверит, посмотрев на эту крутую тачку, что у ее хозяина денег куры не клюют.

– Да, он умеет залезть в душу… – проворчал я с убитым видом. – Опутал меня своей паутиной в два счета, подлый паук.

– Может… нанять парней? – спросила Марья, отводя глаза в сторону.

Несмотря на свои внушительные габариты, мне, чтобы не раскрыть свое инкогнито, поневоле приходилось играть роль простого обывателя с заячьей душой, который лишь благодаря случайному стечению обстоятельств попал в бизнес.

Потому я никаким боком не прислонялся к местной братве, не имел "крыши", никогда не встревал в драки и делал вид, что по вечерам боюсь выходить из дома.

Бизнес у меня был так себе, средний. Я занимался оптовой продажей разнообразных материалов (в основном импортных) для отделки квартир.

В принципе, лично я зарабатывал неплохо – до десяти тысяч долларов в месяц, но по сравнению с зубрами от большого бизнеса был мелкой, незначительной букашкой, которую следует рассматривать лишь через лупу.

Из-за своей мелкотравчатости я поначалу не попал в поле зрения рэкета, а когда мое дело окрепло, основная часть местной братвы уже терла тюремные нары. Акулы большого бизнеса теперь не желали попадать в милицейские сводки, потому часть своих "бойцов" приструнили, а не поддающихся увещеваниям отморозков отправили по назначению: кого в зону, а кого – в ад.

Беда пришла с другой стороны, откуда я совсем ее не ждал.

Сначала сгорел один из складов фирмы, и я понес большие убытки. Затем свалился под откос трейлер с дорогими отделочными материалами из Италии. Увы, груз не был застрахован. А значит, я снова влетел в немалую копеечку.

И наконец я имел неосторожность согласиться на совместную деятельность с ООО "Девис".

Вложив в общество триста тысяч долларов в виде займа под проценты, только через полгода, когда дела моей фирмы здорово пошатнулись и мне срочно понадобились оборотные деньги, я понял, что попал как кур в ощип. Сейчас эти триста кусков мне бы здорово пригодились, чтобы поправить финансовое положение.

Но, увы и ах – мой так называемый партнер, директор ООО "Девис и Ко" Денис Висловский, даже не думал что-то там делать и возвращать вложения.

Короче говоря, мои триста косых помахали зелеными крылышками и исчезли в неизвестном направлении.

Куда именно, знал только Сачок – так прозвали Висловского еще в глубоком детстве.

– Марья! – воскликнул я с наигранным испугом и злостью. – Ты в своем уме!? Коготок увяз – птичка пропала. Стоит мне лишь заикнуться местной братве о таком, и пиши пропало. Сначала выдоят фирму, как глупую корову, а затем дадут мне под зад. В лучшем случае – если я не буду упираться.

– Это не совсем так, – настаивала на своем Мария. – У меня есть знакомые, которых можно назвать порядочными. С известной натяжкой… – Она многозначительно ухмыльнулась. – За умеренную плату они сделают все, что я попрошу. Сделают – и забудут. Я могу гарантировать…

– Ты можешь гарантировать только одно, – перебил я Марию, – что вслед за летом наступит осень, затем зима и так далее. Спасибо за совет, но мы пойдем другим путем.

– И что он собой представляет?

Марья смотрела на меня с сарказмом.

Ну, это уж слишком! По-моему, Марья забыла, что она не мой партнер с соответствующими правами, а всего лишь личный секретарь-референт.

Я не сомневался в ее словах. Марья, в отличие от меня, местная, а потому у нее могли быть хорошие друзья, готовые ради денег сделать все, что угодно.

Но она, похоже, не знала прописной истины: сотворенное зло, пусть даже с благородными намерениями, имеет свойство множиться и возвращаться к тому, кто его сделал. Как примитивная инфузория – делением.

И "наезд" на Висловского может оказаться брошенным в горах камнем, который вызовет лавину.

А мне очень не хотелось снова менять место жительства и начинать жизнь сначала. Я просто устал от вечных скитаний.

Мне нравился и этот город, и мой офис, и Мария, и люди, с которыми приходилось общаться. Естественно, за исключением Сачка… сукин сын!

– А вот это, милочка, не твое дело! – отрезал я грубо.

Марья уже привыкла к резким сменам моего настроения, а поэтому отреагировала на грубость с удивительным спокойствием. Опустив глаза, она стояла передо мной с непроницаемым лицом, буквально излучая антарктический холод.

Только теперь, с большим опозданием, я наконец сообразил, что даже не предложил ей присесть.

– Извини… – сказал я покаянно. – Нервы ни к черту…

Марья с пониманием кивнула. Ее лицо немного прояснилось. Но она смолчала.

Я решил объясниться:

– Я сам пойду к этому козлу, чтобы внести ясность в наши отношения. Все равно нужно что-то предпринимать. Если у Сачка все бабки в обороте, пусть продает свои машины. У него их три или четыре.

Как раз хватит, чтобы вернуть мне долг.

Марья снова промолчала (все-таки обиделась, подумал я), но в уголках ее резко очерченных губ мелькнула недоверчивая улыбка.

Я понял, о чем она подумала, – не видать мне денег, как своих ушей. И про себя сокрушенно вздохнул.

Эх, где мои молодые годы… Вернись те времена, Сачок сейчас бы слезами полы мыл, умоляя забрать долг, притом с большими процентами. Бывали дни веселые…

– Да, да, надежды юношей питают, но пока иного выхода нет! – сказал я раздраженно.

Вскочив на ноги, я заметался по кабинету.

– Нужно что-то придумать! Разборка и суд меня не устраивают. Надо искать третий путь.

– Он уже есть, – наконец подала голос Марья.

– О чем ты?

– Мы можем поправить дела фирмы и без денег, присвоенных Висловским. Наши зарубежные партнеры предлагают нам брать товары на консигнацию. Я только что получила факс.

– Не понял… А разве я об этом их просил?

– Простите, может, я несколько поторопилась… – Марья зарделась, уж непонятно от чего. – Однажды в разговоре вы обсуждали этот вариант… Вот я и подумала…

– Понятно. Ты решила бежать впереди паровоза.

Я не знал, как мне поступить – разозлиться и побить горшки, или перевести все в шутку.

Иногда ее самостоятельность мне нравилась, но временами Марью заносило. Она иногда принимала решения, консультируясь со мной лишь после воплощения их в жизнь.

До этого времени я помалкивал, так как Марье нельзя было отказать в уме и сообразительности, но сегодня ее инициатива была совсем некстати.

– Спасибо, Марья Казимировна, – сказал я с горечью в голосе. – Удружила ты мне… Теперь за бугром подумают, что наша фирма на мели, а это значит хороших контрактов нам больше не видать.

– Максим Семенович, вы не правы. Дело обстоит совсем по-другому.

– Это как понимать?

– Помните, два месяца назад к нам приезжал господин из Италии?

– Еще бы не помнить. Это главный менеджер одного из наших заводов-поставщиков.

– И вы мне сказали, что он хорошо знает русский язык.

– Да, говорил…

Я смотрел на Марью с тупым видом, как баран на новые ворота.

– Я подсунула ему дезинформацию, и он сжевал ее за милую душу.

Марья расцвела в широкой улыбке.

– Объясни, – потребовал я и, наконец спохватившись, предложил ей стул. – Садись и рассказывай.

Она пожала плечами и села, положив ногу на ногу. Лучше бы она этого не делала. Я воровато отвел глаза от соблазнительных коленей и уставился в пространство поверх ее головы.

– Особо рассказывать нечего. Я напечатала липовый бизнес-план нашей фирмы, где указала такой огромный оборот товаров и средств, что у этого господина, мне так думается, глаза на лоб полезли.

– А когда он с ним ознакомился? – спросил я с неподдельным интересом.

– Бизнес-план лежал на вашем столе, среди бумаг. Но на виду. Извините…

Она смущенно замялась.

– Извините, мне тогда пришлось отвлечь вас на некоторое время… чтобы он успел прочитать необходимое.

– Припоминаю… – Я ухмыльнулся. – Именно в этот момент я срочно понадобился рабочим, которые занимались отделкой офиса.

– По моей просьбе они придержали вас на пятнадцать минут. Этого оказалось достаточно.

– Ну вы и фрукт, дражайшая Марья Казимировна…

Это я сказал с восхищением.

– А ты уверена, что он читал этот бизнес-план?

– Еще бы. Я оставила специальные метки между страницами. Прочитал от корочки до корочки, благо там было немного листов. Ну и, как итог, этот факс… – Она достала из папки, которую держала в руках, лист бумаги с текстом и хорошо знакомой мне подписью. – Господам из Италии невыгодно терять такого партнера, как вы.

– Как ты думаешь, они могут узнать о наших финансовых проблемах?

– Откуда? Им известно только то, что наша фирма хочет заключить солидный контракт на более выгодных условиях, нежели прежде. (Что, в общем-то, понятно: чем больше объем закупок, тем больше скидка). Они вполне обоснованно опасаются, что мы намереваемся работать и с другими итальянскими производителями отделочных материалов. А их там пруд пруди. Вот наш партнер и засуетился. Ведь для нас что-либо выгодней консигнации трудно придумать.

– М-м…

Я пожевал губами, не в состоянии связно высказать свои мысли.

– Ладно, будем думать, – сказал я неуверенно. – Но если ты ждешь, что я буду рассыпаться в благодарностях, то глубоко заблуждаешься. Все-таки, в фирме босс пока я. Поэтому, впредь согласовывай со мной свои хитрые планы. Иногда, знаешь ли, можно себя перехитрить.

– Виновата…

Марья покаянно опустила голову.

"Так я тебе и поверил, – думал я, усаживаясь в свой БМВ. – Виновата… Как бы не так. Это когда было такое, чтобы женщина созналась в своей неправоте? Скорее рак свистнет, чем случится нечто подобное…".

Я ехал к Висловскому.