Андрей

Возле дома Андрею встретился Дрыщ. Он стоял с непривычно растерянным видом и пристально смотрел на проезжую часть улицы – будто надеялся разглядеть там что-то очень важное.

Рядом топтались и его пацаны – какие-то необычно тихие и смирные. Они были одеты кто во что горазд.

Создавалось впечатление, что семью Дрыщей выгнал во двор по меньшей мере пожар в квартире.

Чуть поодаль о чем-то оживленно гутарили старушки. По разгоряченным лицам бабулек Андрей понял, что в их доме случилась какое-то происшествие.

– Клим, поди сюда! – позвал он местную "достопримечательность" – парнишку тринадцати лет, одетого в пальто размера на четыре больше.

Клим и его мать, женщина неопределенного возраста, которую все знали как Шавря, "обслуживали" мусорные баки двора. Они искали в них объедки, пустые бутылки (как стеклянные, так и пластиковые), а также выброшенную за ненадобностью одежду.

Однажды Шавре повезло: в каком-то из дворов ей удалось откопать из-под мусора золотую цепь. Она сдала ее в скупку и больше месяца кутила с такими же "санитарами", как и сама.

А потом отыскался хозяин цепи, местный крутой. Шавря где-то проболталась о своей находке, слухи разошлись быстро, и вскоре на пороге ее жилища – однокомнатной квартиры в "хрущевке" – появился мордоворот, косая сажень в плечах.

Понятное дело, от цепи осталось лишь приятное воспоминание и гора пустых бутылок из-под спиртного.

Поняв, что не видать ему свой вещи, как собственных ушей, крутой потребовал от Шаври ни много, ни мало – продать квартиру, а вырученные деньги отдать ему. (К слову, цепь и впрямь было дорогой. Она тянула не меньше чем на две тысячи долларов. Но Шавре, которую все знали, заплатили за нее всего ничего, так как решили, что цепь ворованная).

Шавря уперлась. Она еще не совсем пропила свой ум, а потому понимала, чем ей эта напасть грозит. И не так ей, как Климу.

Тогда крутой для начала избил ее. Да так, что Шаврю отвезли в травматологический диспансер. Где она и пролежала две с половиной недели.

Но крутой не учел одно немаловажное обстоятельство – у Шаври был сын, воспитанный улицей. А потому он имел вовсе не ангельский характер. И уж тем более, не привык прощать обиды.

Однажды среди бела дня дорогая импортная машина крутого полыхнула факелом, а затем взорвался бак с горючим. Через пятнадцать минут сверкающий хромом и перламутровой краской шедевр автомобилестроения превратилась в груду покореженного и обожженного железа, пригодного только для сдачи в металлолом.

Эксперты установили, что машину облили бензином и подожгли. Кто это сделал, крутой мог лишь догадываться. А так как врагов у него было больше, чем у собаки блох, притом весьма серьезных, на Клима он даже не подумал. А зря.

После того, как Шавря выписалась из больницы, обозленный потерей машины крутой решил наведаться к бедной женщине еще раз. И, понятное дело, поздним вечером. Чтобы поменьше было свидетелей, когда он будет ей кости ломать.

Но Клим уже ждал "гостя". Когда крутой зашел в подъезд, раздался сильный взрыв и повалил густой едкий дым. Спустя десять минут приехала милиция и сотрудники ФСБ, которым сообщили о "террористическом акте", и "скорая". Картина, которую увидели оперативники и врачи, была потрясающей.

Крутой лежал без памяти на ступеньках в чем мать родила. Почти вся его одежда превратилась в пепел, а лицо было сплошным ожогом. Хорошо, что глаза остались невредимыми.

Сначала подумали, что это неудавшееся заказное убийство. Но потом, когда оперативники получили заключение экспертов, оказалось, что взрывное устройство было скорее шутихой, нежели чем-то серьезным, – его начинили порохом, серой и железными опилками.

А так как крутой давно сидел оперативникам в печенках, сильно рыть землю в этом деле не стали. Списали все на баловство подростков.

Как бы там ни было, а дело со временем закрыли. Виновников "салюта" так и не нашли. Но весь двор знал, чьих это рук дело, хотя не по возрасту осторожный Клим на эту тему не распространялся.

Больше крутого во дворе не видели. Поговаривали, что он вообще уехал из города – от греха подальше.

– Привет Андрюха, – солидно ответил Клим и подтянул спадающие штаны.

– У Дрыщей что-то стряслось? – спросил Андрей.

– Ну… Бабу рожать увезли.

– Когда?

– Пять минут назад.

Клим даже на цыпочки привстал, чтобы казаться выше. Для него Андрей был авторитетом – как старший по возрасту.

А еще он испытывал к Андрею благодарные чувства. Андрей нередко давал Климу то бутерброд с колбасой, то пакет молока, а иногда и кусок торта – на свой день рождения. Ни Клим, ни его мать Шавря не занимались попрошайничеством, но Андрей знал, как им тяжело живется.

Вообще-то Шавря не была пьяницей. На загул ее совратила треклятая золотая цепь. По выходу из больницы она вообще завязала с этим делом, и соседи даже поговаривали, что Шавря нашла какую-то работу. По крайней мере, теперь в мусорных ящиках рылся один Клим.

– Так ведь ей еще рано, насколько я знаю, – сказал Андрей.

– Может быть…

Странно, подумал Андрей, почему это Клим прячет глаза? И куда девалась его обычная говорливость?

Ребята из благополучных семей не снисходили до бесед с Климом, за исключением Андрея, которому было жалко смышленого и живого парнишку. Несмотря на возраст, Клим был не по годам развит и знал такие вещи, о которых Андрей понятия не имел. Поэтому разговаривать с ним было интересно, А временами даже поучительно.

– Бывай… – сказал Андрей и направился к своему подъезду.

Клим хотел что-то сказать, но лишь сдержанно кивнул в ответ. У Андрея неожиданно проснулось тревожное чувство, мгновенно выросшее до необъятных размеров. Он ощутил приближение какой-то беды.

– Здравствуйте, – на ходу поприветствовал Андрей угрюмого Сам Самыча.

И поторопился взбежать по ступенькам к входной двери подъезда. Ему вовсе не улыбалась перспектива ехать в лифте вместе с семейством Дрыщей, от которых всегда несло чесночным духом.

Сам Самыч всем лекарствам от гриппа и простуды предпочитал народные средства. Зимой его семейство поглощало в неимоверных количествах лук и чеснок, а чай Дрыщи заваривали с цветками липы, ветками вишни и смородины, и пили его с малиновым вареньем и медом.

Наверное, такая профилактика и впрямь была эффективной, потому что "дрыстунчики" почти никогда не болели и мотались по улице даже среди зимы в одежде нараспашку. А глава семейства в холодное время года ходил в легких туфлях и без головного убора.

– Погоди! – неожиданно окликнул Андрея Сам Самыч.

Андрей остановился, а затем в недоумении оглянулся. И опешил: Дрыщ смотрел на него с сочувствием, исподлобья, будто провинился перед Андреем и теперь хочет извиниться.

Это было необычно. Что с ним? – подумал Андрей. Наверное, переживает за жену, догадался юноша. Но онто ему зачем? Раньше Сам Самыч почти не разговаривал со своими соседями. И уж тем более с молодежью.

– Я вас слушаю, – сказал Андрей с подчеркнутой вежливостью.

– Ты, парень… это… – Дрыщ отвел взгляд в сторону. – Ну, в общем, не переживай. Все образуется.

– Простите… не понял. Что образуется?

– Так ты еще ничего не знаешь?

– А что я должен знать?

Сам Самыч наконец посмотрел Андрею прямо в глаза.

– Там в вашей квартире милиция…

Дрыщ явно что-то не договаривал.

Милиция!? Андрей невольно вздрогнул. В голове сразу пронеслись все его провинности – как настоящие, так и мнимые. Неужели пришли за ним?

Домой идти нельзя! Ни в коем случае! Решение появилось само собой, будто бес на ухо нашептал. Нужно пересидеть у Дрозда.

Потом он маме позвонит, и все объяснит, подумал Андрей. Юноша даже не спросил Дрыща, что делают милиционеры, а сразу же развернулся и быстро пошел обратно.

– Не торопись, – сказал Дрыщ. – Ты ведь не знаешь, где она. Расспроси сначала участкового, он еще здесь.

– Она? – Андрей вдруг почувствовал, как его обдало сильным жаром – будто он стоял возле мартеновской печи. – Кто – она? – спросил юноша внезапно охрипшим голосом.

– Твоя мать, – ответил Сам Самыч. – Она в больнице. Но в какой именно, мне неизвестно.

– Мама… в больнице!?

Андрей даже пошатнулся от такой неожиданной и страшной вести. В ноги вступила слабость и начала ныть свежая рана. Андрею стало дурно, и только огромным усилием воли он заставил себя собраться.

– Что с ней? – прохрипел он, вперив лихорадочно блестевшие глаза в лицо Дрыща.

– Поднимись в квартиру, там узнаешь, – неприветливо ответил ему Сам Самыч.

В мгновение ока Дрыщ превратился в того, кем был на самом деле: чиновника с большими амбициями и холодной рыбьей кровью. Он отвернулся от Андрея и снова стал созерцать улицу – будто ждал, что вот-вот появится "скорая" и вернет домой его ненаглядное сокровище. С довеском в лице еще одного "дрыстунчика".

Мысленно высказав Сам Самычу все, что он думает о нем, оправившийся от временной слабости Андрей сорвался с месте, и, не дожидаясь лифта, помчал вверх по лестничным маршам.

Дверь квартиры оказалась взломанной. Собственно говоря, ее и ломать-то было проще простого, так как закрывалась она всего на один накладной замок.

Второй замок – врезной – уже больше года был сломан, а на новый или не хватало денег, или мать, в целях экономии, откладывала покупку на неопределенное время. Причина ее беспечности лежала на поверхности – воровать в их квартире было нечего.

Андрей влетел в квартиру – и едва не сбил с ног участкового, старшего лейтенанта Хвостова. Это был кряжистый рыжеволосый мужик сорока пяти лет с плоским лицом и неподвижными глазами-пуговками, словно отлитыми из свинца.

Несмотря на достаточно солидный возраст, свое звание Хвостов получил недавно, хотя и работал на должности участкового долгое время. Дело в том, что по какой-то причине он не смог окончить школу милиции, и как возвратился из армии старшиной-сверхсрочником, так и прослужил в милиции с этим званием почти двадцать лет.

Почему Хвостов не получил должного образования, никто не знал. Его никак нельзя было назвать тупым или недалеким, скорее наоборот: участковый был проницателен и хитер, как змей. Умел он ладить и с начальством.

Возможно, ему нравилось постоянство в работе, а потому он и не гнался за чинами. Что касается мизерной зарплаты, которая полагалась ему по должности, то этот вопрос его особо не волновал.

Хвостов брал взятки. Об этом знали все старожилы. Но доложить, кому следует, не спешили. При всем том, Хвостов был справедливым человеком. И служил настоящей "крышей" для жителей своего участка.

За небольшую мзду он закрывал глаза на нарушения паспортного режима, выручал пьяниц, попавших в вытрезвитель, изымая бумаги, которые полагалось органам милиции отправлять на предприятие, где работали любители зеленого змия, оберегал старух, торгующих с лотков без лицензии семечками, сигаретами, пирожками и прочая, помогал вернуть права незадачливым автолюбителям… ну и так далее.

Этот перечень можно было продолжать до бесконечности. Трудно представить народ, обобранный родным правительством и разнообразными реформами до нитки, законопослушным и предельно честным по отношению к власть имущим.

Что касается порядка на вверенном ему участке, то здесь все было на уровне. В отличие от остальных районов города, подростки и хулиганы постарше не позволяли на участке Хвостова диких выходок, а тем более драк.

Хвостов с нарушителями спокойствия был беспощаден и руку не сдерживал. Его дубинка многих наставила на путь истинный. Он был очень силен, мужественен, храбр и не боялся никаких угроз. Конфликтовать с Хвостовым не решались даже бандиты.

Что касается воров всех "мастей", то они предпочитали "работать" в других районах города. Хвостов помнил многих "деловых" в лицо, знал, где находятся их "малины", кому они сбывают краденное, и нередко при поимке очередного преступника опережал уголовный розыск.

– Мама… где мама!? – вскричал Андрей.

Хвостов посмотрел на него невыразительным взглядом, помедлил немного и сказал:

– Ты, парень, не шуми. Пойдем со мной…

И Хвостов направился в гостиную. Андрей, мгновенно сняв плащ, который ему дал дворник, и, бросив его на пол возле вешалки, последовал за участковым, наступая ему на пятки; он был готов от нетерпения свалить Хвостова с ног.

В комнате царил хаос. Валялись опрокинутые стулья, на полу лежали черепки от разбитой керамической вазы, одна дверка платьевого шкафа была оторвана, коврик у дивана был скомкан, а старое кресло кто-то разрезал острым ножом и ватная набивка вылезла наружу словно кишки.

По всему видно было, что в гостиной дрались. Но кто и с кем?

– Ты садись, садись, – опередил Хвостов юношу, уже готового засыпать его вопросами. – В ногах правды нет.

Он указал на стул возле круглого массивного стола, оставшегося в наследство от бывшей хозяйки квартиры, и сам сел напротив.

– Где мать? – угрюмо глядя на Хвостова, все-таки спросил Андрей.

Юноша уже начал кое-что понимать, но ему все еще не хотелось верить, что его предположения – страшные предположения – верны.

– Во второй городской больнице, – ответил Хвостов.

– Что с ней?

– Сильно избита.

– Кто это сделал?

– Мне и самому хотелось бы знать. Надеюсь, что вместе с тобой мы сумеем разобраться в этом вопросе.

– Нет, – отрезал Андрей и встал. – Мне нужно идти в больницу, к матери.

– Садись! – повысил голос Хвостов. – Я есть представитель власти, которая ведет расследование инцидента.

Понял? Вот так. А потому давай сначала поговорим.

– Я хочу к матери!

– Экий ты упрямец… Тебя к ней не пустят.

– Почему?

– Она в реанимации, – жестко сказал Хвостов. – Ее жизнь в опасности.

– В опасности?..

Андрей мешком свалился на стул; ему отказали ноги, которые неожиданно стали ватными. Перед глазами все поплыло, в ушах раздался шум, и юноша оперся о столешницу, чтобы удержать вмиг отяжелевшую голову.

– Э-эй, парень, ты что!? – Голос Хвостова доносился как бы издалека. – Кончай эти дамские штучки с потерей сознания. Не хватало мне еще выступить в роли сиделки. Момент…

Он на некоторое время исчез с поля зрения Андрея, а когда вернулся, на лицо и грудь юноши хлынул водяной поток.

– Хватит… – тихо сказал Андрей, отстраняя руку Хвостова с кувшином. – Я в норме…

Действительно, холодная вода почти мгновенно вернула ему способность здраво мыслить и сидеть прямо.

Полуобморочное состояние постепенно возвращалось в неведомые глубины организма, оставляя после себя легкое покалывание в конечностях.

– Ну и ладушки, – сказал довольный Хвостов. – Чаю хочешь? Горячий крепкий чай – лучшее средство от обмороков. Можешь мне поверить.

– Нет. Мне не нужен чай. Я хочу к матери!

– Вот заладил… Я лично доставлю тебя в больницу на своей машине. Но прежде ответь мне на несколько вопросов. И никаких возражений! Таков порядок. Не я его устанавливал, не мне отменять. Это закон. Ты ведь хочешь, чтобы нашли тех, кто избил твою мать?

– Да, хочу. Но почему!?

– Почему ее избили? Какая-нибудь причина всегда есть. Она работает в больнице?

– Медсестрой…

– Вот тебе причина номер один.

– На что вы намекаете? – насторожился Андрей.

– Какие здесь намеки… – Хвостов поморщился, словно ему на зуб попало кислое яблоко. – Понимаешь, парень, иногда сестрички, чтобы по жизни свести концы с концами, а то и разбогатеть, разными таблетками приторговывают. Ну, теми, что выдаются по рецептам с печатью. А те, кто покупают таблетки, люди непредсказуемые. Они такое под кайфом могут вытворить…

– Да вы… вы что!? – Андрей от гнева едва не задохнулся. – Вы не смеете!.. Мама никогда не будет воровать.

А уж продавать наркотики… Нет! Никогда!

– Ты хороший сын, – с одобрением сказал Хвостов.

И внимательным взглядом окинул обстановку квартиры.

– Я с тобой согласен, – продолжил участковый. – Не похоже, чтобы у вас была лишняя копейка. Так что извини, парень. Я всего лишь выдвинул версию. Одну из многих.

– Мне бы в больницу…

Голос юноши предательски дрогнул, а на глаза навернулись слезы.

– Еще пять минут, – Хвостов посмотрел на наручные часы, – и ты будешь свободен. Лады?

– Хорошо, – согласно кивнул Андрей.

И украдкой смахнул слезу со щеки.

– А сам ты, случаем, не балуешься наркотиками? Может, "травку" куришь…

– Я спортсмен, – негромко ответил Андрей. – Нас всегда проверяют на допинг. Так что с этим делом у меня все нормально.

– Спортсмен, говоришь? Это хорошо… И каким видом спорта занимаешься?

– Гимнастикой.

– Видно, что ты парень крепкий, – сказал Хвостов, с одобрением оглядывая ладную фигуру юноши. – Я и сам когда-то… Впрочем, сейчас не до воспоминаний. Ты уж извини, но у меня служба такая – все проверять.

И Хвостов достаточно убедительно изобразил смущение.

– Мне бы хотелось посмотреть на твои руки, – продолжил он, вмиг превратившись из доброго дяденьки в стража порядка с каменным лицом и острым взором. – Будь добр, сними рубаху.

– Зачем? – машинально спросил Андрей, который в этот момент был мыслями в больнице, где его ждала мать.

– Не понимаешь? – прищурился участковый.

– Теперь понял… – кивнул Андрей. – Хотите посмотреть, нет ли следов от уколов.

– Естественно.

– Вы не доверяете мне?

– Что ты, дружочек, конечно, доверяю, – сказал Хвостов. – В какой-то мере… Но я не хочу, чтобы потом меня мучили сомнения. В нашей работе переживания вредны. Они мешают пищеварению и крепкому здоровому сну.

Андрей не стал больше развивать эту тему и быстро разделся до пояса. Хвостов внимательно осмотрел его со всех сторон, в особенности руки.

– У матросов нет вопросов, – прокомментировал он свои умозаключения.

– Я свободен? – спросил Андрей, дрожа от горячечного возбуждения.

– И что вы, молодые, такие нетерпеливые? Ты лучше бы расспросил меня, как все случилось.

– Да, верно… Как это случилось?

– Из рассказа вашего соседа сверху… у него фамилия интересная… – Хвостов наморщил лоб, припоминая.

– Дрыщ, – подсказал Андрей.

– Вот-вот, именно так – Дрыщ… – Хвостов ухмыльнулся; но тут же снова принял строгий и серьезный вид. – Он рассказал, что ранним утром услышал в вашей квартире какой-то шум, крики, затем что-то упало… В общем, Дрыщ был сильно возмущен, а потому спустился этажом ниже, чтобы сделать вам внушение.

– На него это непохоже… – пробормотал Андрей.

– Что? А… Почему непохоже?

– Он не снисходит до таких ничтожно малых личностей, как мы. Скорее пришла бы его жена.

– Вот как раз из-за нее он и отважился на сей "подвиг". Жена чувствовала себя неважно, а шум в квартире этажом ниже не давал ей спать.

– Ее увезли в роддом, – сказал Андрей.

– Ну, тогда понятно… Так вот, Дрыщ спустился на лестничную площадку и наткнулся на каких-то подозрительных парней, стоявших возле вашей двери. Завидев его, они поторопились зайти внутрь квартиры. Наверное, он смекалистый мужик, потому что не стал стучаться в дверь и требовать объяснений.

Дрыщ сделал вид, что идет по своим делам, но когда спустился в подъезд, то сразу же позвонил по мобильному телефону в райотдел милиции…

На лице Хвостова промелькнуло выражение досады.

– К сожалению, – продолжил он, – наряд прибыл слишком поздно. Хулиганы – или кто они там – уже успели уйти.

– Почему – хулиганы? – спросил враждебно Андрей. – Это… это бандиты!

– Откуда у тебя такая уверенность? -Хвостов смотрел на юношу испытующе, остро.

Андрей смешался и опустил голову. Но все-таки нехотя ответил:

– А кто же еще? Хулиганы не взламывают квартир, для того, чтобы избить беззащитную женщину.

– Ты прав… – Участковый задумчиво потер переносицу. – По моему мнению, в вашей квартире побывали не хулиганы и, скорее всего, не воры. Значит… – Он махнул рукой. – А-а… Ничего не значит. Происшествие уже прошло по сводкам, как хулиганка. Поэтому разобраться в этом деле поручили мне, а не следователю или оперативному работнику райотдела.

– Отвезите меня в больницу, – сказал Андрей. – Вы обещали…

Он почти не слушал Хвостова. Ему было наплевать, кто будет расследовать происшествие и чем это расследование закончится. После своих приключений в лесу, у озера, он перестал доверять милиции.

В отличие от участкового, юноша ЗНАЛ, почему и кто избил мать, которая возвратилась с ночной смены на час или два раньше, обеспокоенная отсутствием сына, не отвечающим на телефонные звонки. (Видимо, она почуяла своим материнским сердцем, что с Андреем случилась беда).

И постепенно растерянность уступали место жгучей ненависти. Но теперь она обжигала душу не испепеляющим жаром, а космическим холодом.

В нем крепла уверенность в том, что теперь уже точно пробил его час. ЧАС МЕСТИ. И Андрею совсем не хотелось перекладывать ее на чужие плечи, пусть они и были плечами правоохранительных органов.

– Обещал… – Хвостов забарабанил пальцами по столу. – А скажи-ка мне, мил человек, где тебя носило этой ночью?

Андрей ответил ему долгим равнодушным взглядом. Для него Хвостов уже был в другом измерении; участковый остался в той, прежней, жизни. И юноша не испытывал никакого желания откровенничать с кем бы то ни было. В том числе и с Хвостовым, которого прежде побаивался.

– Что же ты замолчал, парень? – спросил, несколько повысив голос, участковый.

– Я должен увидеть мать, – твердо сказал Андрей. – Сейчас, немедленно.

– Ответь на вопрос.

– Нет! – отрезал Андрей. – Это мое личное дело.

– Было личным. Пока не случилось ЧП.

– Я больше не хочу говорить на эту тему.

Андрей был непреклонен.

– Ты уйдешь отсюда только тогда, когда я разрешу, – играя желваками, сказал Хвостов.

– Вы не имеете права меня задерживать.

– Имею – не имею… Парень, на своем участке я могу поиметь, кого захочу, – жестко сказал участковых.

– Думаю, вы ошибаетесь. Спасибо за предложение подвезти меня к больнице.

С этими словами Андрей подхватился на ноги и мигом выскочил в прихожую, а затем, схватив свое старое пальто, и на лестницу.

– Стой! – закричал Хвостов. – Остановись, черт тебя дери! Иначе посажу в кутузку!

Но в ответ раздался лишь топот ног. Хвостов выругался матерно, сплюнул в досаде и пробормотал:

– Ох уж эта современная молодежь…

Андрей выбежал во двор и увидел Клима, который сосредоточенно исследовал содержимое объемистого пластикового пакета, выброшенного кем-то из жильцов дома в мусорный бак.

– Клим! – позвал он подростка.

– А, это ты…

На скуластом лице Клима появилось выражение сочувствие.

– Ты их видел? – требовательно спросил Андрей.

Клим опустил голову и тихо ответил:

– Ну…

– Узнал?

– А то как же…

– Самурай?..

– Не-а. Его тут не было. Но приходили вощанские, это точно. А верховодил Февраль. Знаешь такого?

– Знаю… – ответил Андрей и до скрежета стиснул зубы.

– Не нужно с ними связываться, Андрюха, – опасливо поглядывая на юношу, сказал Клим. – Это бандюганы.

– Поживем – увидим… Клим, присмотри за квартирой. Мне нужно в больницу, к маме.

– Все будет в ажуре. Не беспокойся.

– И еще одно: ментам не рассказывай ничего. Даже если они наедут на тебя по полной программе.

– За кого ты меня принимаешь!? – возмутился подросток. – Я себе не враг. Иначе бандиты меня разрежут на кусочки.

– Пока, – глухо сказал Андрей. – Когда вернусь домой, не знаю. И не забывай, о чем я тебе говорил…

Андрей инстинктивно оглянулся. В кухонном окне его квартиры торчал совершенно неподвижный Хвостов.

Он был виден по грудь и казался бронзовым бюстом.

Юноша развернулся и бросился бежать в сторону автобусной остановки.