Киллер
Крученый не был бы Крученым без своего обычного мещанского выпендрежа даже за бугром.
Он купил гасиенду в престижной местности. И теперь тешился дворянско-купеческими замашками: богатыми пирами со стриптизом и купанием при луне, шикарными девочками и конными скачками. Как же можно чувствовать себя вполне довольным жизнью, не имея приличной конюшни?
Однако и об охране он не забывал.
Насколько успел выяснить Эрнесто, Тимоха сумел собрать все местное отребье и поставить "под ружье". Безработица, этот самый страшный бич южноамериканцев, толкала молодых людей и на более серьезные преступления, нежели те, что творили юноши на гасиенде Тимохи.
Тем более, что платил он им прилично. А они даже за гораздо меньшую сумму могли отправить в преисподнюю кого угодно.
По ночам, кроме не менее двух десятков вооруженных охранников, поместье охраняли и собаки. А днем неусыпные глаза телекамер следили за всеми подходами к гасиенде.
Так что подобраться незамеченным к Тимохе было довольно проблематично.
– Слушай, Мигель, давай я соберу ребят, сколько нужно, и возьмем это гнездо штурмом, – предлагал Эрнесто.
Ему надоели наши круглосуточные бдения и он готов был на любое сумасбродство. Что поделаешь, Эрнесто был мачо, а они все такие.
– Налетим ночью, захватим врасплох… – Эрнесто смотрел на меня с надеждой. – И он опять ускользнет, – парировал я его доводы. – Не ускользнет! От меня еще никто не убегал.
– Смоется за милую душу. Тем более, ночью, – спокойно гнул я свое. – Тимоха как змея, уползет в любую щель. Лови потом ветра в поле. А я должен поговорить с ним, посмотреть ему в глаза.
– Ну у вас, сеньор, и запросы. На кой хрен тебе нужен покойник!?
– Во-первых, и ты в этом уже убедился, его нельзя достать даже при помощи снайперской винтовки… – Можно достать! Ничего я не убедился.
– А во-вторых… – Я стоял на своем, как скала. – Во-вторых, я лично хочу удостовериться, что в этой жизни больше никогда Крученого не увижу.
Эрнесто посмотрел на меня тоскливым собачьим взглядом и тяжело вздохнул. Его деятельная натура не выносила длительного покоя.
– Я тебя понимаю, – сказал он бесцветным голосом. – Ладно, я еще немного потерплю…
Наблюдая за гасиендой, я все больше и больше убеждался – ночью туда нельзя проникнуть ни под каким соусом.
Даже если и удастся незамеченным перелезть через высокий каменный забор с колючей проволокой поверху и пробраться к трехэтажной вилле, то очутиться внутри ее – задачка еще та. Цоколь дома был трехметровой высоты и сложен из дикого камня, а окна первого этажа, насколько нам удалось разглядеть в полевой бинокль, защищали решетки.
Что касается двери парадного, то она была как в средневековом замке – массивная, окованная металлическими полосами. Такие же были и ворота поместья, только шире.
– А что, если попробовать полезть внаглую, днем? – Ты с ума сошел! Эрнесто вытаращил на меня глаза, будто я и впрямь спятил.
– Там охраны с полсотни человек! – вскричал он. – Днем они перещелкают нас как куропаток. И это только латинос. Но в гасиенде есть еще и русские, ты сам их видел.
Да, видел. Около десятка качков, не меньше.
Судя по рожам, зверье еще то. Они всегда держались кучно, окружая Тимоху непреодолимым барьером, где бы он ни был.
Наверное, Крученый не очень доверял местным мучачос, которые, если им заплатить побольше, продали бы его с потрохами.
Все беда была в том, что у нас не было таких денег.
– Конечно, если ты примешь мой вариант…
Эрнесто смотрел на меня исподлобья.
– Мне не нужна гора трупов.
– Ну, а от нас двоих лишь мокрое место останется, если мы осмелимся сунуться туда на арапа.
– Вдвоем – это много. Я пойду один.
Эрнесто неожиданно разозлился.
– Все, приехали! Мигель, по-моему, на русских вредно действует местный климат. Я тебя просто не узнаю – ты всегда отличался благоразумием.
– Если ты меня внимательно выслушаешь, то согласишься, что в моем "безумии" есть рациональное зерно.
Эрнесто немного подумал, потом сказал с сомнением:
– Ладно, говори. Что мне еще остается делать…
Купленная Крученым гасиенда имела по меньшей мере около тысячи гектаров земли – огороды, пашни, сады и леса.
Конечно, ему было наплевать на тот доход, который приносило поместье. Но для маскировки своей истинной "профессии" и ради авторитета среди крестьян соседних деревень, Тимоха нанимал для обработки земли пеонов.
Платил он им немного, не больше и не меньше, чем другие землевладельцы провинции. Но и эти скудные гроши помогали крестьянам сводить концы с концами.
Тем более что Крученый, наверное начитавшись книг о русских помещиках, ввел в своей гасиенде обязательные обеды. Пусть и не очень сытные, они казались пеонам манной небесной.
Конечно, эти обеды были всего лишь приманкой. Ведь бесплатный сыр, как ни крути, бывает только в мышеловке.
Столы обычно накрывали на заднем дворе, перед окнами виллы. И Крученый мог без помех хорошо присмотреться к молоденьким девушкам-поденщицам, чтобы потом указать на них своим доверенным людям из местных.
А дальше все было делом техники – если не помогали уговоры и деньги, тогда юных крестьянок просто похищали.
Естественно, об этом знали и пеоны, и власти. Но Тимоха обладал поистине уникальным умением улаживать такие проблемы полюбовно.
Деньги могут все, а большие деньги – больше, чем все.
– …Ну хорошо, днем так днем. А как это будет выглядеть?
– Эрнесто, где можно достать театральный грим и одежду пеона? – С одеждой заминки не будет, но грим… – Неужто грим для тебя большая проблема? – Я ведь не актер.
Эрнесто наморщил лоб, изображая таким образом мыслительный процесс. Что было для него отнюдь не легким делом, особенно с похмелья. – Найдем, – наконец сказал он, просветлев лицом. – Есть один человек… – Но это еще не все…
– Только не говори, что тебе для дела понадобится танк! Или бронетранспортер. Ведь ворота гасиенды можно сокрушить только с помощью тяжелой техники. – Не нужен мне танк. Достано мне пончо, рваные штаны и сомбреро. – Постой, ты что, решил замаскироваться под крестьянина?
– Хочу отобедать у Тимохи.
– Гром и молния! Это невозможно.
Я снисходительно ухмыльнулся и спросил:
– Почему?
– Ты похож на пеона, как я на президента США.
– Загримируюсь.
– А походка, повадки, язык, наконец? Да тебя раскусят, не успеешь и ахнуть. – Мне главное спокойно пробраться на задний двор, к черному ходу. – Тебе это не удастся.
– Ты сам видел, что во время обеда охраны немного. Ночная смена отдыхает перед выходом на дежурство, а остальные не в состоянии за всеми уследить.
– А ты разве не заметил, что пеоны проходят под аркой, где, похоже, установлен магнитометр для проверки на наличие оружия? – Заметил. Ну и что? – У крестьян отбирают даже перочинные ножи.
Я пренебрежительно отмахнулся:
– Оружие мне не нужно. Если потребуется, я могу его позаимствовать у охранников. – И то верно… – Еще как верно. – Но ведь пеоны могут сдать тебя охране со всеми потрохами.
– Нужно выбрать небольшую, отдельно работающую группу, заплатить им за молчание – и все будет в ажуре. Не думаю, что они от Тимохи без ума.
– Возможно, возможно… Грим и одежду я, конечно, найду… Но с пеонами буду говорить сам. – Конечно.
– И если они тебя вложат, я их даже из-под земли вырою. Я всех заставлю поклясться на Библии. И пусть попробуют нарушить клятву…
– Вот и решили. Но ты меня еще и прикроешь.
– Как?
– Вон ту возвышенность видишь?
– Вижу. – И деревья. Там отличное место для засады. – Кто спорит…
– Возьмешь крупнокалиберный пулемет, побольше патронов, и в случае чего – бей по вилле до упора.
– А как я узнаю, когда начинать?
– Или я дам знак – какой, еще оговорим, – или в определенное время. – Ладно, попробуем. Это лучше, чем торчать без дела. – Ну… – И все равно, мне твоя идея не по душе.
– Мне тоже. Но иного выхода нет…
Глянув в зеркало, я и сам себя не узнавал.
На мне была полотняная рубаха и заплатанные штаны. А на голове красовалось огромное сомбреро, лучшие времена которого прошли не менее чем десять лет назад.
Смуглое изможденное лицо и вислые усы делали меня похожим на закарпатского вуйка. И только глаза блестели пронзительно и молодо, что следовало учесть, влившись в группу пеонов, которые шли на обед.
Обед скорее напоминал ранний ужин; после него пеоны расходились по домам. Зато и начинали они работать в пять утра.
Иногда по праздникам им перепадало и кислого винца. А потому этот факт как раз и был главной темой разговоров, пока пеоны топтали босыми ногами пыль проселочной дороги.
Вместе со мной шли четырнадцать человек, все мужчины. Я присоединился к ним, когда группа поравнялась с небольшой рощицей.
Моего появления они, казалось, не заметили, будто я был бестелесным призраком. Похоже, Эрнесто несколько переусердствовал.
Когда нас запустили на задний двор, мои попутчики оставили меня, заняв самые дальние столы. Это тоже было заранее оговорено – зачем людям лишние неприятности?
У вожделенного черного хода, как на зло, стоял охранник, здоровенный метис с тупым плоским лицом и сальными волосами.
Похоже, черный ход вел прямо на кухню, потому что оттуда на подносах выносили лепешки и горшки с маисовой кашей.
Не долго думая, я едва не вырвал уже пустой поднос из рук подслеповатой кухарки и, прихватив с собой еще и какую-то корзину, с независимым видом прошел в открытую дверь кухни.
Метис на меня даже не глянул.
Кухню я прошмыгнул на одном дыхании. Впрочем, до меня не было дела никому, разве что здоровенному рыжему коту, которому я едва не отдавил хвост.
Кухонное помещение делилось на два отделения.
Второе, куда я попал через своеобразный тамбур, предназначалось для приготовления пищи господам. Оно было повыше, посветлей, а повара щеголяли в белых, правда, не первой свежести, куртках и колпаках.
Здесь на меня тоже не обратили внимания. И я, осмелев, зацепил по ходу тележку с полными судками и графином красного вина.
Так я оказался у двери лифта, а если точнее, то примитивного подъемника, где дежурил уже русский мордоворот.
При виде моей нелепой фигуры у него глаза полезли на лоб. Похоже, ему впервые пришлось увидеть оборванца, который вез обед Тимохе.
– Ты, чудо ушастое, осади! – рявкнул он. – Кто тебя, неумытого, сюда пустил?! – Сеньор, сеньор…
Я начал кланяться, как китайский болванчик, и нести какую-то ересь, очень надеясь, что наш туповатый Ванька еще не успел пройти курсы по изучению иностранных языков.
Так оно и оказалось. – А чтоб тебя! Прислали, говоришь? – домыслил телохранитель Тимохи. – Си, си, сеньор! – сказал я "да" по-испански. – Ладно, вали, вонючка, дальше. Второй этаж. Второй! Понял? Вот чмо… – Си, сеньор… – Ни хрена ты не понял. Сейчас я сам нажму кнопку…
Только в лифте я заметил, что меня прошиб пот, – мне очень не хотелось поднимать шум раньше времени.
Столовая, куда я прикатил тележку, пустовала.
Я знал расположение комнат. Эрнесто добыл в местном магистрате планировку дома, и хотя она была уже древняя и, наверное, вилла не раз подвергалась реконструкции, мне хватило и общего принципа обустройства пристанища Тимохи, чтобы найти его кабинет без особых затруднений.
Дверь кабинета была не заперта. Но, к сожалению, Крученый был не один – из-за мореного резного дуба приглушенно слышались и другие голоса.
Это было плохо.
Я прислушался. Разговаривали как минимум трое. Но были ли в кабинете еще и телохранители?
В этот момент я очень пожалел, что со мной не было моих сюрикэнов. Они бы сейчас оказались как нельзя кстати. Что поделаешь, через охрану даже гвоздь нельзя пронести…
Неожиданно на лестнице раздались шаги, и в коридоре второго этажа появилась симпатичная девушка с корзинкой, в которой, скорее всего, находились вилки, ложки и ножи. Она меня не увидела, так как зашла в столовую.
Все, медлить и колебаться уже нельзя – не ровен час, заявится сюда кто-нибудь из телохранителей Тимохи…
Я осторожно приоткрыл дверь кабинета; к счастью, она даже не скрипнула.
В образовавшуюся щель я рассмотрел огромный письменный стол на резных ножках, явно старинный, наверное доставшийся Крученому от прежних хозяев гасиенды, а также несколько кресел, расположенных полукругом.
Тимоха сидел напротив двери, и из-за ярко освещенных окон за спиной бывшего моего шефа я плохо видел его лицо.
В двух других креслах расположились господа весьма солидной наружности, по-видимому, какое-то местное начальство. Их можно было не принимать в расчет.
Но есть ли в кабинете кто-нибудь из телохранителей? Если да, то думаю не больше одного. И он должен находиться возле двери.
Ладно, два, три или больше – без разницы; мое время пришло…
Их все-таки оказалось двое.
Наверное, они просто разжирели, как господские коты, от спокойной и размеренной жизни в Южной Америке, так не похожей на нашу, родную, где они и спать ложились с базукой под матрасом. А потому реакция у них была нулевой.
Когда я влетел в кабинет, тот, что был справа от меня, просто оцепенел; его я уложил вторым.
А первым я отправил в небытие громилу под два метра росточком, который, как ни странно, все-таки успел среагировать на мое появление. Но вместо того, чтобы достать пистолет, попытался меня схватить.
Эта ошибка ему дорого обошлась…
Молниеносно выхватив пистолет из кобуры поверженного двухметрового детины, я наставил его на Тимоху и сказал, обращаясь к гостям:
– Соблюдайте спокойствие, сеньоры! К вам претензий я не имею. Сидите тихо, и я сохраню вам жизнь.
Я говорил по-испански, очень быстро, и Тимоха ничего не понял, разве что несколько слов.
– Кто ты такой, черт подери! – вскричал он, поднимаясь. – Здравствуй, Тиша, – ответил я по-русски.
И снял свое нелепое сомбреро.
– Что-о?! Господи… Ерш… Не может быть! – Еще как может. Ты так хотел меня видеть, вот я и пришел.
С этими словами я закрыл дверь кабинета на ключ и подошел к столу. Сеньоры сидели ни живые, ни мертвые.
Похоже, ситуация для них была совершенно аховой. Потому они словно приклеились к сиденьям кресел.
– З-зачем?
– Получить расчет по полной программе.
– О чем ты? – Крученый, ты переступил черту, а это даже в вашем гнусном мирке наказуемо. – К-какую черту? – Ты посмел поднять руку на мою семью.
– Я… я не хотел! Обстоятельства…
– Лжешь, сука! Ты выродок, которому просто нет места на земле. У тебя руки по локти в крови.
– Кто бы говорил…
Похоже, Тимоха постепенно приходил в себя.
– В самую точку. Я тоже такой. Да вот только все это для меня беда, а для тебя – жизненная позиция.
– Ты меня убьешь, Ерш?
– А как ты думаешь? – Полагаю, что да.
Тимоха совсем успокоился. К нему даже вернулся прежний цвет лица, правда, не без некоторой бледности. – Я могу откупиться. – Сколько? – спросил я, изобразив повышенный интерес. – Два миллиона долларов. Наличными. – Солидная сумма… – Бери бабки и уезжай с семьей, куда душа тянет. Клевое предложение, Ерш.
– А потом через пару месяцев нагрянут твои псы… Нет уж, уволь от таких милостей. Я ими сыт по горло. – Можешь мне верить. Век свободы не видать, чтоб я сдох! – А вот это в самую точку…
Я недобро ухмыльнулся.
– Может, мало? Тогда три – еще один лимон на любой счет, который ты укажешь. Живи и радуйся. А я на тебя не в обиде – действительно, с твоей семьей вышла… гм… накладка… – Тебе поверить – лучше с коброй поцеловаться. Хотя… Мне неожиданно пришла в голову одна мысль.
– Ну-ну! – Глаза Тимохи лихорадочно заблестели. – Соглашайся. Я не фраер, мое слово – кремень.
– Деньги у тебя здесь? Я имею ввиду наличку.
– Конечно! – обрадовался Крученый. – В сейфе.
– Ладно, черт с тобой. Договорились. Открывай сейф. Только смотри!.. – Да что ты в самом деле, Ерш…
Тимоха едва не рысцой направился в угол комнаты, где стояло бронированное чудище с двумя циферблатами.
Я последовал за ним, еще раз нехорошо посмотрев на его гостей. Под моим взглядом один, кажется, даже потерял сознание.
Пока Тимоха крутил диски, я размышлял.
Я был почти уверен, что кроме денег в сейфе могут быть и документы, интересующие "контору" Волкодава.
А мне так нужна была их помощь еще в одном деле… – Вот! – картинно развел руки Крученый. – И все это твое. Мечта!
В сейфе и впрямь лежали пачки долларов. И папки с документами. Значит, я не ошибся…
– Бери. Теперь ты богатый человек, Ерш… – продолжал Тимоха с воодушевлением, навеянным такой близкой и желанной для него возможностью сохранить жизнь.
И в это время в дверь постучали.
Я посмотрел на Крученого. Он на какое-то мгновение оцепенел.
Мне было понятно его состояние – Тимоха сейчас лихорадочно соображал, как ему поступить. Может, поднять шум?
Но посмотрев на мой ироничный прищур, он воровато опустил глаза и спросил:
– Кто там? – Тимофей Антонович, приехал какой-то бизнесмен, говорит, вы назначали… Голос был мужской, басовитый.
– Пусть ждет.
– Он волнуется. Тычет пальцем на часы и что-то не по-нашему базлает.
– Я сказал – пусть ждет! Пошел отсюда!..
За дверью послышалось приглушенное восклицание и стало тихо. Я внимательно наблюдал за выражением лица Тимохи.
Мне очень не понравились его глаза – в них светились злоба и коварство. Что-то было не так с этим стуком в дверь, ведь на письменном столе стоял селекторный аппарат и охранник мог доложить о прибытии бизнесмена, не поднимаясь на второй этаж.
Неужели мое присутствие в доме уже обнаружено? – Хорошие деньги… – сказал я задумчиво. И мельком посмотрел на открытый сейф.
– Однако, есть одно "но"… – Не понял…
Крученый дрожал будто в лихорадке, облизывая пересохшие губы.
– Все, как договорились. Деньги твои.
– Я тебя обманул… Тиша.
Крученый помертвел. Он вдруг понял, что ему пришел конец.
– Как… как обманул?!
– Очень просто. Я ведь пришел сюда не за деньгами.
– Но мы договорились!
– Договариваться можно с человеком. А ты зверь, Тимоха. Подлый и кровожадный.
– Ерш, ты не прав. Все могут заблуждаться и ошибаться. Я не исключение… Я…
Слова полились из него, как вода из разбитого унитаза.
– Кончай базлать, урод, – сказал я с омерзением. – По счетам нужно платить. Ты это знаешь. В зоне этому учат с первых дней отсидки.
– Нет! Не-е-ет!!!
– Я обманул тебя, Крученый…
Он умер, даже не вскрикнув. Я вложил в один-единственный удар все взрывчатое вещество, которое скопилось в моей душе за время знакомства с Крученым.
Я убил не человека – я пытался уничтожить свое мерзкое прошлое.
Быстро побросав в "дипломат" деньги и документы, я еще раз цыкнул на полуживых гостей теперь уже покойника и подошел к двери.
В коридоре царила подозрительная тишина, которой я не верил ни на йоту.
Я медленно повернул ключ в замочной скважине и плавно открыл дверь.
Они ошиблись…
Сказалось отсутствие надлежащего опыта и выдержки. Едва дверь отворилась, как на пороге, тесня друг друга, выросли телохранители Тимохи.
Наверное, они надеялись на свою силу и боялись попасть в шефа, так как у первых двоих пистолеты смотрели в пол. А возможно, уповали на отменную реакцию – люди такого склада всегда имеют повышенное самомнение.
Но, как бы там ни было, а мне задачу они значительно облегчили.
Не мудрствуя лукаво, я зацепился руками за резную обналичку и резким ударом двумя ногами вышвырнул их за порог и снова заперся на ключ.
Я слышал, как в коридоре заорали и заматерились. А затем на дверь посыпался град тяжелых ударов.
Я только ухмыльнулся – дубовые резные плахи толщиной не менее семи сантиметров могли выдержать даже удары тарана.
– Тимофей Антонович, Тимофей Антонович, отзовитесь! Вы живы?! – орали за дверью, не переставая пинать ее чем попало.
Не беспокоясь за свои тылы, я подбежал к окну, снял рубаху и помахал.
В ответ из рощицы на пригорке заалел приличных размеров лоскут, позаимствованный Эрнесто у местной модницы.
Значит, он на месте и готов к решительным действиям, как и запланировано.
Прыжок со второго этажа был, что называется, делом техники. Едва приземлившись, я мгновенно откатился в сторону.
И вовремя – раздались выстрелы, и через парадное вывалили пестро одетые аборигены, охранники гасиенды из местного сброда. Этой шушеры я не боялся. Стрелять, как следует, они не умели. Их основной целью большей частью было небо, куда они палили из всех видов оружия во время свадеб или праздников.
Я успел ответить им только дважды, как заработал пулемет Эрнесто и на мою голову посыпался дождь из битого оконного стекла.
Как мы и договаривались, он только уложил охранников на землю, не давая поднять голову. Я не стал любоваться их задницами, и что было мочи припустил по аллее к выходу с территории виллы.
Пулемет трещал, не переставая…
Я перевел дух только в машине, которую мы спрятали в кустах. Едва я запустил двигатель, как появился и запыхавшийся Эрнесто.
– Ну как? – спросил я.
– Нормально. Они еще минут десять будут глотать пыль, пока придут до памяти.
– Такие дела… Тиша… – пробормотал я, когда вилла скрылась из виду.
– Что ты сказал? – поинтересовался Эрнесто, в это время открывавший банку пива.
– Время разбрасывать камни, и время собирать… – ответил я своим мыслям. – А-а…
Эрнесто сделал вид, что понял, и стал жадно глотать пенящийся напиток. Билия явно не была его настольной книгой. Не в чести у моего приятеля было и библейское смирение.
А день и впрямь выдался жарким, даже чересчур…
