Киллер

И все-таки псов они выпустили раньше времени. Похоже, из-за опасений, что военные догадаются об ожидающей их опасности и попытаются сбежать…

Что такое эти псы, мы прочувствовали на своей шкуре, когда до забора оставалось не более двадцати метров.

Сначала все шло как по маслу: из дома выбрались незамеченными, ярко освещенное кольцо вокруг здания пролетели по воздуху выше фонарей – натянув найденную мною в подвале веревку между двумя деревьями, – а когда пробирались среди сосняка, то без особого труда обнаружили несколько примитивных растяжек на высоте человеческого роста с колокольчиками на подвесе.

Наверное, сторожевые псы были приучены идти на звон.

Правда, были проблемы с преодолением освещенного пространства, просматриваемого видеокамерами с мониторами в сторожке возле ворот.

Пятьдесят Первый, который забрался на одну из сосен у стен дачи, минуты две примерялся, прежде чем швырнуть веревку с прицепленным крюком на конце (пока Волкодав ходил за шефом, я его смастерил в той же котельной из куска арматуры).

Этого броска мы ждали с видом обреченных – если он не получится с первого раза и охрана заметит веревку, то наши шансы на удачный исход задуманного можно приравнять к нулю: от натренированных собак-людоловов, а тем более от пули, нам, безоружным, не убежать.

И когда наконец длинная вялая змея веревки натянулась туго, как струна, мы с шефом Пятьдесят Первого беззвучно заорали от радости и облегчения.

Поскольку наклон веревки был в сторону забора, то мы, сделав петли из поясных ремней, беззвучными тенями проскользили на другую сторону опасной для нас освещенной зоны. Спустившись вниз, мы поторопились раствориться среди деревьев.

И тут я почуял опасность.

Обычно запертые в клетки псы изредка лаяли, а сейчас на всей территории дачи царила подозрительная тишина. Сообщив остальным о своих умозаключениях, я предложил пробираться и дальше по воздуху.

Однако, посмотрев на тяжело дышащего шефа Волкодава, мы с Пятьдесят Первым только вздохнули.

Для нас, молодых, такой способ передвижения не представлял особого труда. Но для человека в годах скакать по-обезьяньи среди ветвей было практически невыполнимо.

Смирившись с обстоятельствами, мы удвоили бдительность и со всей возможной в данных обстоятельствах скоростью поспешили к периметру дачи.

Вот тут-то все и произошло.

Момента нападения псов не заметил никто. Видимо, их тренировали не подавать голос, а убивать.

Что-то более темное, чем окружающее нас пространство, мелькнуло перед глазами, и я чудом увернулся от щелкнувших медвежьим капканом здоровенных клыков. Я услышал, как кто-то тихо охнул рядом, и шум падения грузного тела дал мне понять, что бросок другого пса-убийцы достиг цели.

Впрочем, мне было не до размышлений – мой пес, обозленный промахом, летел торпедой на грудь.

Но я уже был готов его встретить, как нужно. Будто что-то щелкнуло у меня в голове, и все мои чувства обострились до предела.

Несмотря на кромешную мглу, я каким-то сверхъестественным зрением увидел это чудище – по-моему, мастифа или что-то наподобие, – и, когда пес уже готов был сомкнуть челюсти на моей шее, я схватил его за горло и рухнул на землю, в перевороте накрыв пса своим телом…

Я вдавливал его в землю до тех пор, пока не почувствовал, как судорога смерти пробежала по каменным мышцам пса и последний вздох вместе с чуть слышным хрипом не вышел через разорванное моими руками горло.

Поднявшись на ноги, я едва разогнул скрюченные в неистовом усилии пальцы и поторопился пучком травы стереть кровь с рук. В это время сбоку раздался шорох, и я молниеносно обернулся, готовый к новой схватке.

– Тихо, Ерш… – Голос Волкодава. – Это я…

– Что там у тебя?

– Я в порядке, а вот шеф… Эта сука едва не отправила его на тот свет. Вцепилась, как клещ, и грызла, пока я хребет ей не сломал. Моб твою ять… – выругался он с чувством.

– Он может идти?

– Смогу… – прохрипел рядом знакомый голос. – Шея цела, вот только плечо…

– Я сейчас перевяжу! – бросился к своему шефу Волкодав.

– Некогда. Лучше поспешим. Я потерплю. – Истечете кровью.

В голосе Пятьдесят Первого послышались теплые взволнованные нотки.

– Я сделал тампон из рубахи. Вперед! – внезапно окрепшим голосом скомандовал шеф Волкодава.

Мы пошли цепочкой: впереди Пятьдесят Первый, я – замыкающий. На наше счастье, до самого забора неприятных сюрпризов больше не случилось.

Забор мы, несмотря на его приличную высоту, перемахнули быстро. Единственная задержка случилась только на обратной стороне – шеф Волкодава на несколько минут потерял сознание.

Пользуясь его состоянием, Пятьдесят Первый с моей помощью наложил ему на раны импровизированную повязку уже из своей рубахи. А для руки сделал перевязь из брючного ремня.

Вскоре очнувшийся шеф сделал вид, что не заметил этой заботы. Но голос его стал помягче, почеловечней, что ли.

Дальше мы уже ползли – здесь могли таиться не только спецназовцы, но и люди хозяина дачи. Шеф Волкодава держался молодцом, только тяжело, с хрипом дышал.

Мы помогали ему, как могли…

Охранников периметра мы с Волкодавом заметили одновременно. Да и как было их не заметить, когда они курили в рукав, пренебрегая всеми канонами маскировки.

Правда, дыма мы не чуяли – ветер дул от нас, – зато светлячки сигарет, пару раз сверкнувшие в ночи, выдали их с головой.

Оставив шефа, мы подползли к ним вплотную. На наше счастье, их было всего двое. Конечно, мы могли справиться и с десятком, но нам не нужен был преждевременный шум.

Тронув меня за руку, Волкодав выразительно показал большим пальцем вниз.

Этот зловещий жест я больше угадал, нежели увидел, но возражений у меня он не вызвал. Волна неистовой злобы, поднятая во время схватки с псом, все еще плескалась внутри, заливая спокойный рассудок.

Мы "сняли" их элементарно – захват за шею сзади, хруст ломающихся позвонков и тихие всхлипы, заглушенные теребящим верхушки сосен ветром.

Я не знал, кто были эти парни и как случилось, что они стали подручными мафии, но их безвременная смерть не вызвала у меня больше чувств, нежели бы я наступил ногой на какую-либо букашку.

Сегодня им просто не повезло – я стремился на встречу со своими любимыми и готов был уничтожить всех, кто встанет на моем пути…

А вот пост спецназовцев мы проморгали.

Я уже видел просветы между деревьев, когда услышал щелчок передернутого затвора и тихий голос спросил:

– Пароль?

– Вятка, – поторопился ответить шеф Волкодава. – Отзыв?

– Тула. Это вы, товарищ полковник?

– Капитан Лебедев? – обрадованно уточнил полковник.

– Так точно.

– Веди нас на КП.

– Есть…

Командный пункт спецназовцы устроили в стогу сена у края луговины. Стог стоял на пригорке, на самом виду. И только очень проницательный человек мог заподозрить его истинное назначение на данный момент.

Внутри стога, откуда была вытащена добрая половина сена, находились два наблюдателя с прибором ночного видения, стереотрубой и рацией.

Конусовидные стены из свежесрубленных сосновых жердей источали запахи живицы и лугового разнотравья. На импровизированном столике, которым служил толстенный пень, стояли термосы с едой и переносной фонарь на батарейках с зеленым стеклом.

Едва забравшись внутрь КП, шеф Волкодава застонал и тяжело опустился на охапку сена, прикрытую грубошерстным солдатским одеялом.

– Что с ним? – встревожился капитан.

– Перевязку и антидот! – скомандовал Волкодав.

После укола полковнику стало легче.

– Объявить готовность номер один, – приказал он капитану.

– Слушаюсь!

– Волкодав!

– Да, шеф, – без особого рвения и чинопочитания отозвался Пятьдесят Первый. – Как видишь, я сейчас не в форме…

Полковник поморщился, устраиваясь поудобней.

– Сожалею, но помочь тебе ничем не могу. – Он с участием смотрел на меня. – Лично не могу помочь, – поторопился добавить полковник, заметив, как я изменился в лице. – А вот Волкодав, думаю, не откажется. Видишь ли, это не тот случай, когда я могу приказывать…

– Считайте, товарищ полковник, что я приказ получил. Разрешите выполнять! – попытался вытянуться во весь свой богатырский рост улыбающийся Пятьдесят Первый. – Иди… А я уж тут сам… немного поразвлекаюсь…

Жестокая улыбка, больше похожая на звериный оскал, добавила еще больше морщин на его измученном лице.

– Штурм будет, как только рассветет, – сказал полковник. – Если успеешь – присоединяйся. Но главное – обеспечь Ершу нормальный отход. А тебе… Тебе спасибо, парень. Живы будем – сочтемся.

И он протянул мне руку…

Ах, сколько раз я представлял этот момент!

Я шел по лесу, и мне казалось, что я давно знаю и эти беспорядочные тропинки, протоптанные дачниками, и деревья, нашептывающие что-то убаюкивающее, и грустный плеск речной волны, и даже ветер с его луговыми запахами свежескошенного сена, дыма рыбацких костров и болотной сырости…

Двухэтажный дом-дача, где томилась моя Ольгушка с сыном, находился на расстоянии около километра от КП.

Подойдя вплотную к забору, окружавшему дом, я взмолился: Господи, ну пусть она будет на месте! Я так долго шел сюда, что если ее и сына здесь не будет, то, боюсь, больше не выдержу этого испытания…

Охрана дачи была так себе, ни рыба ни мясо.

Внутренне подготовленный крушить, убивать, разнести все тут вдребезги, я невольно придержал удар, когда наткнулся на мирно почивающего сторожа, плешивого мужика лет шестидесяти, с солидным брюшком. Он спал на голом деревянном топчане внутри крохотного лубочного домика, раскрашенного во все цвета радуги.

Похоже, это резное чудо, сотворенное руками какого-то народного умельца, было предназначено для детских игр.

И тут впервые за время нашего знакомства с Тимохой я почувствовал к нему нечто похожее на чувство запоздалой благодарности – ведь он все-таки заботился о моем сыне, хотя и не бескорыстно.

Я "усыпил" сторожа одним легким щелчком и хотел было оставить его мирно отдыхать и дальше.

Но тут Волкодав, следующий за мной как тень, оттолкнул меня в сторону и достал из-под фуфайки, служившей толстяку подушкой, внушительного вида "дуру" большого калибра.

Тихо хмыкнув, он сноровисто спеленал сторожа обрывками найденных в домике веревок и шнуров и воткнул ему в рот кляп из его же майки.

Больше на подворье мы не нашли никого. Не было и сторожевых псов, наверное, из-за мальчика.

Но когда мы заглянули в освещенное окно первого этажа, то нам предстала картина совершенно не по вкусу.

Там находилась настоящая охрана дачи, четыре человека. Двое бодрствовали, пялясь в экран портативного цветного телевизора, а их товарищи спали на обшарпанном диване валетом в дальнем конце комнаты, куда почти не доставал свет бра.

Из оружия охранники имели два "калашникова" и помповую гладкоствольную многозарядку.

Наверное, у них были и пистолеты, но мы не заметили. Похоже, Тимоха держал их здесь как подкрепление на время сходняка – мой нынешний шеф всегда отличался изворотливостью и предусмотрительностью.

Толкнув меня в бок, Волкодав зловеще ухмыльнулся, достал пистолет с глушителем (у меня был такой же) и знакомым жестом большого пальца указал на землю.

Я не возражал – мне вовсе не хотелось даже малейшим промахом поставить под угрозу жизни моих самых близких людей. Тем более что мы не знали, в какой комнате они находятся и нет ли еще где-нибудь охранников.

Парадную дверь Волкодав открыл универсальной отмычкой.

Темный вестибюль встретил нас настороженной тишиной и запахами увядающих цветов. Комнату, где находилась охрана, мы нашли без труда – по бормотанью телевизора.

В щель неплотно прикрытой двери виднелась тупая физиономия одного из бодрствующих; он что-то жевал, время от времени облизывая жирные пальцы. Возле него, на журнальном столике, стояла глубокая миска и лежал автомат.

Мы ворвались в комнату бесшумно, словно исчадия ада. Охранники на миг остолбенели, увидев нацеленные на них пистолеты.

Но только на миг – в следующее мгновение они уже держали оружие в руках. Похоже, выучка у них была отменной.

Два негромких хлопка трудно было расслышать из-за работающего телевизора. Однако и этих, достаточно слабых, звуков хватило для того, чтобы отдыхающие охранники подхватились как ошпаренные.

Но было поздно…

В других комнатах первого этажа никого не было, в чем мы вскоре и убедились. Когда я начал подниматься по деревянной лестнице на второй этаж, то мне едва не стало дурно.

А что, если все наши усилия затрачены впустую? Что, если их там нет?

С трудом сдержав стон от ужасных предчувствий, я наконец преодолел лестничный марш и очутился в небольшом коридоре, по обе стороны которого при тусклом свете одинокого плафона виднелись белые высокие двери.

Какую из них открыть?!

Волкодав деликатно держался позади.

Я посмотрел на него; он по-дружески подмигнул – мол, не дрейфь.

Стараясь сдерживать дыхание, я подошел к первой попавшейся двери, взялся за ручку… и вдруг услышал в дальнем конце коридора голоса!

Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, я на цыпочках подошел к последней двери справа и прислушался.

Господи, неужели?!

Полусонный лепет малыша и мягкий успокаивающий голос матери грянули в моей голове как вселенский хорал.

ЭТО БЫЛ ГОЛОС МОЕЙ ОЛЬГУШКИ!

Я попытался ступить еще шаг, но ноги перестали мне повиноваться.

Прислонившись к стене, я сполз на пол… и заплакал. Слезы лились ручьем, беззвучные рыдания сотрясали мое тело, и я никак не мог их унять…

Очнулся я оттого, что Волкодав тряс меня с силой за плечо. – Извини, дружище, но нам пора сматываться…

Его голос звучал виновато.

Я тряхнул головой, прогоняя остатки наваждения и поднялся.

– Иди… – слегка подтолкнул меня Волкодав. – А я тут посторожу… на всякий пожарный случай…

Я уже хотел было отворить дверь, но тут мне что-то помешало.

Пистолет. Он был сейчас совершенно не к месту, казался лишним, инородным и тяжелым, словно пудовая гиря.

Не оборачиваясь, я ткнул его в руки Волкодава и притронулся к дверной ручке.

Я ИДУ К ТЕБЕ, ОЛЬГУШКА, СЛЫШИШЬ! Я ИДУ!