Киллер

Эта ночь выпила всю мою душу без остатка. Видения, вместе с взвихренной теменью залетавшие в открытое окно салона "Жигулей", сводили меня с ума. Мое проклятое прошлое протянуло свои тонкие детские ручонки с железными пальцами и время от времени до физической боли сжимало мне горло.

Я снова и снова вспоминал, как одноклассники собирали поношенную одежонку, а классная по прозвищу Штучка-Дрючка в торжественной обстановке, со слезой на глазах, вручала ее мне, при этом проникновенно болтая о "счастливом, обеспеченном детстве". Эти обноски я никогда не надевал, отдавал матери, а она тут же меняла их на самогон.

Я вспоминал, как в одиннадцать лет сбежал от нее и попросился в детский дом. Я назвался чужим именем, но меня никто и не искал…

Вспоминал кухню детского дома, грязную, неухоженную, провонявшую протухшим мясом и кислыми щами, куда я пробирался тайком, чтобы погрызть предназначенные для собак кости, кухню, отменно кормившую директора, воспитателей, кухонных работников и их семьи, но только не детдомовцев, вечно голодных, забитых… и жестоких.

Через два с половиной года я ушел оттуда, вернулся в свою коммуналку, после того как порезал крохотным перочинным ножиком двух старшеклассников, пытавшихся меня изнасиловать в туалете…

Я совершенно перестал ощущать течение времени и, когда подъехал к дому, где жила вдова Лукашова, с удивлением отметил, что улица была совершенно пустынна; похоже, уже наступили предутренние часы. Я действительно пожалел эту женщину, без вины виноватую, мало что соображавшую в плутнях своего мужа.

Я не хотел ее убивать. Едва я начинал размышлять, как мне лучше спроворить это дельце, чтобы выполнить приказ шефа – будь он проклят, упырь! – как перед моими глазами вставало лицо Ольгушки…

Нет, я не мог!

"Волгу" шефа я заметил совершенно случайно, когда разворачивался, чтобы припарковаться неподалеку от дома, за деревьями скверика. Она стояла за углом, едва не впритирку к стене. Там была самая густая тень.

Я бросил взгляд на окна квартиры Лукашовой. Они были плотно зашторены, но сквозь узкие щелки коегде пробивался неяркий свет.

Значит, шеф все еще там…

Он выскользнул из черноты подъезда как привидение. Я едва успел спрятаться за мусорный ящик метрах в шести-семи от "Волги".

Я его узнал сразу, хотя он горбился и жался поближе к стене, – это был один из боевиков шефа; он выполнял лишь особо секретные поручения моего "благодетеля". Никто не знал его имени и кличку. Про себя я прозвал его Брюнетом; он был черноволос, смугл и смахивал на грека. Брюнет всегда был вооружен до зубов.

Он едва не бегом свернул за угол, направляясь к машине шефа. Вскоре я услышал, как он открыл багажник.

Момент был удобный, и мне никак нельзя было его упустить: выпрямившись, я в несколько прыжков очутился возле "Волги". Брюнет, засунув голову в багажник, ковырялся там, судя по звуку, перекладывая с места на место какие-то железки.

Я не колебался ни секунды: резкий удар локтем по позвоночнику и, когда он со стоном обмяк, я сильным рывком запрокинул его голову назад. Раздался хруст, слабый вскрик и сипение…

Я отпустил уже бесчувственное тело, которое бесформенным тюфяком сползло на землю, и решительно, не таясь направился к подъезду.

Я вовсе не удивился, что дверь квартиры Лукашовой была не заперта. Горячечное возбуждение охватило меня, но руки, когда я достал наган, не дрожали.

Все, шеф, пора ставить точку.

ОЛЬГА, ОЛЬГУШКА, ГДЕ ТЫ? КАК ТЫ ТАМ? УВИЖУ ЛИ Я КОГДА-ЛИБО ТЕБЯ?

Я взвел курок и рывком открыл входную дверь…