Вайо уже пробежала половину пандуса, ведущего к шестому уровню, когда мне удалось ее догнать. Она неслась как угорелая, и я еле успел схватиться за ручку двери воздушного шлюза, чтобы влететь вслед за ней. Там я поймал ее, сорвал с локонов красный колпак и спрятал в сумку. Свой колпак я где-то посеял.

– Так-то лучше.

Казалось, она очень удивилась. Потом сказала:

– Да. Так лучше.

– Прежде чем мы откроем дверь, – сказал я, – хотелось бы узнать: ты бежишь в какое-нибудь определенное место? Мне остаться тут, чтобы задержать погоню? Или уходить вместе с тобой?

– Не знаю. Лучше нам подождать Коротышку.

– Коротышка мертв.

Ее глаза широко раскрылись, но она промолчала. Я продолжал:

– Ты остановилась у него? Или у кого-нибудь другого?

– Я заказала место в отеле – «Гостиница Украина». Не знаю, где это… Не успела заскочить туда до митинга.

– М-м-м… это единственное место, куда тебе определенно нельзя. Вайоминг, я не понимаю, что происходит. Ведь я впервые за много месяцев увидел в Луна-Сити охранников Смотрителя… да и раньше я их видел только в качестве эскорта какого-нибудь шишкаря. Я мог бы пригласить тебя к себе домой… но, возможно, меня тоже разыскивают. Во всяком случае, нам надо поскорее смотаться из общественных коридоров. Раздался стук в дверь шлюза со стороны шестого уровня, чье-то маленькое личико прильнуло к стеклянному смотровому глазку.

– Здесь оставаться нельзя, – повторил я, открывая дверь.

За ней оказалась девчушка, еле достававшая мне до пояса. Она посмотрела на нас с неодобрением и бросила:

– Мог бы целоваться где-нибудь в другом месте. А тут ты мешаешь движению.

Я открыл ей вторую дверь, и она протиснулась между нами.

– Давай прислушаемся к ее совету, – предложил я. – Ты возьми меня под руку и постарайся сделать вид, что тебе не терпится остаться со мной наедине. Будем прогуливаться. Не торопясь.

Так мы и сделали. Вышли в какой-то боковой коридор, там народу почти не было, кроме детей, вечно снующих под ногами. Если охранники Смотрителя начнут преследовать нас на манер копов Терры, десятки или даже сотня ребят смогут подсказать, куда пошла высокая блондинка, – если, конечно, допустить, что лунарик снизойдет до разговора с ищейками Смотрителя. Паренек, уже достаточно взрослый, чтоб отдать дань восхищения Вайоминг, остановился перед нами и восторженно свистнул. Она улыбнулась и сделала ему знак посторониться.

– Вот в чем наша беда, – шепнул я ей на ухо. – На тебя глазеют, как на Терру в период полноземья. Придется зарыться в гостинице. Тут поблизости есть одна – не бог весть что, туда приходят парочки перепихнуться. Зато близко.

– Я нынче не в настроении.

– Вайо, ради бога! Я же не об этом. Можно взять и отдельные комнаты.

– Извини. Слушай, ты не знаешь, где здесь туалет? И нет ли поблизости аптеки?

– Что-нибудь случилось?

– Не то, что ты думаешь. Туалет нужен, чтобы на время спрятаться от чужих глаз. Я действительно слишком заметна… А в аптеке можно купить косметику. Грим для тела. И краску для волос.

С туалетом было просто – он оказался рядом. Когда Вайо заперлась в нем, я отыскал аптеку, спросил, сколько грима требуется для нанесения на все тело девушке такого-то росте (показал себе по подбородок) и массой сорок восемь кило. Купил сколько сказали сепии, зашел в соседнюю аптеку, купил еще столько же, выиграл в цене в первом месте, проиграл во втором, в общем получилось то на то. Потом в магазине взял черной краски для волос и красное платье.

Вайоминг носила черные шорты и пуловер – удобно для путешествия и эффектно выглядит на блондинке. Но я женат чуть ли не с детских лет, а потому имею некоторое представление о том, как одеваются женщины, и в жизни еще не видел темнокожей дамы, которая добровольно оделась бы в черное. Кроме того, в те времена модницы в Луна-Сити носили юбки. Штучка, которую я купил, состояла из юбки с корсажем, а ее цена убедила меня, что это модная штучка. Конечно, пришлось гадать насчет размера, но материал был эластичен.

По дороге наткнулся на троих знакомых, перекинулись парой слов. Никаких особых комментариев. Народ кругом спокойный, торговля идет как обычно – трудно поверить, что пару минут назад на соседнем уровне, всего в нескольких сотнях метров к северу, была такая бойня. Я решил пока об этом не думать – лишние волнения мне были ни к чему.

Все купленное я отнес Вайоминг, позвонил в дверь, просунул вещи в щель. Потом зашел на полчаса в ближайшую пивнушку выпить пол-литра и посмотреть видео. Никакого переполоха, никаких «мы прерываем нашу программу для передачи экстренного сообщения». Я вернулся к Вайо, позвонил и стал ждать.

Вайоминг вышла, и я ее не узнал. А когда узнал, то отступил назад и выдал ей натуральную овацию. Она того заслуживала – и свиста, и щелканья пальцами, и восторженных стонов, и взглядов, что обшаривали не хуже радара.

Теперь Вайо была даже темнее меня, грим выглядел вполне естественным. Должно быть, в сумочке у нее нашлось еще кое-что, так как глаза у нее тоже стали темными, ресницы им под стать, а пунцовые губы были куда более пухлыми, чем раньше. Она выкрасила волосы черной краской, затем с помощью крема взбила вверх, подняв шапкой, словно желая распрямить их, но плотные завитки волос не совсем поддались ее усилиям – в общем, получился очаровательный художественный беспорядок. Она не выглядела африканкой, но и европейкой тоже. Женщина смешанных кровей – словом, типичная лунарка. Красное платье ей оказалось маловато. Оно облегало ее, будто напрысканное эмалевым аэрозолем, а где-то с середины бедер расходилось клешем благодаря постоянному статическому заряду. Плечевой ремень с сумочки Вайо сняла, сумочку сунула под мышку. Туфли то ли выбросила, то ли запихала в сумочку, а босые ноги делали ее ниже.

Выглядела она здорово, а главное, в ней никак нельзя было заподозрить агитатора, который совсем недавно с такой страстью будоражил толпу.

Она стояла с широкой улыбкой на лице и плавно поводила бедрами, пока я ей аплодировал. Я еще не закончил, когда двое мальчишек встали рядом и довершили общую картину воплями восторга и чечеткой, выбиваемой деревянными подошвами. Я легонько шлепнул их и велел сгинуть. Вайо подплыла ко мне и взяла под руку.

– Ну как? Сойдет?

– Вайо, ты смотришься как девка из заведения, которой невтерпеж.

– Ах ты drecklich мальчишка! В каком это заведении ты такую купишь? Тоже мне, турист!

– Не ершись, красотка. Только цену назови да свистни. За такой лакомый кусочек никакой капусты не жалко, а у меня ее немало нашинковано.

– Ух! – Она с силой толкнула меня под ребро и усмехнулась. – Шучу, приятель. Если я когда-нибудь соглашусь с тобой переспать, – а это вряд ли, – о капусте мы говорить не будем. Давай-ка поищем твой отель.

Сказано – сделано. Я заплатил за ключ. Вайоминг разыграла целое представление, но совершенно напрасно. Ночная дежурная даже глаз не подняла от своего вязания и не предложила нас проводить. Как только мы оказались в номере, Вайоминг закрыла дверь на задвижку.

– А тут очень мило.

Еще бы не мило! За тридцать-то два гонконгских доллара! Видимо, она ожидала увидеть просто конуру с койкой, но я не привел бы ее в какую-то дыру даже ради спасения жизни. У нас был комфортабельный номер с ванной и неограниченным водоснабжением. И еще телефон и лифт доставки, который лично мне сейчас казался жизненно необходимым.

Вайоминг раскрыла свою сумочку.

– Я видела, сколько ты заплатил. Давай договоримся, что…

Я протянул руку, замок сумочки щелкнул.

– Ты сама сказала – о капусте говорить не будем.

– Что? Ох, merde, но это же насчет перепихнуться! А ночлежку ты снял для меня, и поэтому будет справедливо…

– Выключись!

– Ну… хотя бы половину! Чем плохо – все пополам?!

– Нет. Вайо, ты далеко от дома. Деньги тебе еще пригодятся.

– Мануэль О'Келли, если вы не позволите мне внести свою долю, я сейчас же уйду!

Я раскланялся.

– До свидания, госпожа, и спокойной ночи. Надеюсь, мы еще увидимся. – И двинулся к двери, собираясь сразиться с задвижкой.

Она сверкнула на меня глазами и со злостью захлопнула сумочку.

– Я остаюсь. Чтоб ты провалился!

– Как вам будет угодно.

– Нет, в самом деле, я очень тебе благодарна. И в то же время… я не привыкла принимать одолжения. Я женщина независимая.

– Примите мои поздравления. Я так и понял.

– Нечего язвить. Ты мужик с характером, я уважаю тебя за это. И рада, что ты на нашей стороне.

– Я в этом не уверен.

– Что?

– Не заводись. Я не на стороне Смотрителя. И ничего не разболтаю… Не хочу, чтобы Коротышка, упокой Бог его щедрую душу, являлся ко мне по ночам. Но твоя программа кажется мне бесперспективной.

– Но, Ман, ты же не понимаешь! Если мы все…

– Помолчи, Вай; оставим в покое политику. Я устал и голоден. Когда ты ела в последний раз?

– Ох, бог мой! – Внезапно она показалась мне маленькой, совсем юной и измотанной. – Не помню. Надо думать, в луноходе. Дорожный рацион.

– Как тебе нравится такое меню: бифштекс с кровью по-канзасски, печеный картофель, зеленый салат и кофе… а перед этим выпивка?

– Божественно!

– Я тоже так считаю, но нам очень повезет, если в этой дыре, да еще в такой час, мы получим хотя бы суп из сине-зеленых водорослей и бутерброды. Что будешь пить?

– Все что угодно. Хоть этанол.

– О'кей. – Я подошел к лифту доставки и нажал на клавишу. – Меню, пожалуйста. – Оно тут же зажглось, я выбрал шашлык на ребрышках плюс гарнир и две порции Apfelstrudel со взбитыми сливками. Потом добавил пол-литра водки со льдом и отметил звездочкой – значит, доставить в первую очередь.

– Как ты думаешь, я успею принять ванну? Ты не против?

– Валяй, Вайо. Будешь получше пахнуть.

– Негодяй! Посидел бы двенадцать часов в скафандре, от тебя бы тоже несло. Не луноход, а кошмарный сон какой-то. Я быстренько.

– Погоди-ка, Вайо! А грим не смоется? Он ведь еще пригодится, куда бы ты ни направилась…

– Смоется. Но ты купил втрое больше, чем нужно. Извини, Манни; я обычно беру с собой грим, когда еду по партийным делам, мало ли что может случиться. Как сегодня, например, хотя в таких переделках я еще не бывала. Но в этот раз я спешила, пропустила одну капсулу и чуть было не опоздала на луноход.

– Ладно. Иди отскребывайся.

– Есть, сэр, слушаюсь, капитан. Да… Потереть спинку мне не требуется, но я оставлю дверь приоткрытой, чтобы можно было поболтать. Просто ради компании – это не приглашение.

– Делай как знаешь. Мне уже приходилось видеть женщин.

– Как они при этом небось волновались, бедняжки! – Вайо усмехнулась и еще раз ткнула меня кулачком под ребра (неслабо), потом вошла в ванную и пустила воду. – Манни, может, ты хочешь вымыться первым? Для моего грима и той вони, на которую ты жаловался, вполне сойдет вода, бывшая в употреблении.

– Здесь, милочка, вода не лимитирована. Так что лей – не жалей.

– Какая песня! Дома я моюсь в одной и той же воде три дня подряд. – Она присвистнула тихо и радостно. – Ты что, очень богат, Манни?

– Не богат, но и слез по деньгам не лью.

Звякнул лифт доставки. Я приготовил мартини, то есть налил поверх ледяных кубиков водку, вручил Вайо ее стакан, вышел из ванной и сел так, чтобы ее не было видно. Впрочем, я и в ванной ее не видел – она по уши зарылась в балдежную пышную пену.

– Полной жизни! – громко предложил я тост.

– Полной жизни и тебе, Манни. Вот лекарство, которое мне необходимо! – После паузы, потребовавшейся для приема лекарства, она продолжила: – Манни, ты женат? Ja?

– Да. Это видно?

– Ага. Ты с женщиной вежлив, но независим и не бросаешься, как голодный. Итак, ты женат, и женат давно. Дети есть?

– Семнадцать на четверых.

– Клановый брак?

– Линейный. Принят в четырнадцать лет, сейчас я пятый из девяти. Так что семнадцать номинальных детей. Семья большая.

– Должно быть, это славно. Я толком и не видела линейных семей, они в Гонконге редки. Много браков клановых, групповых, всякие разные полиандрии, а вот линейные как-то не прижились.

– Это действительно славно. У нас брак почти с вековым стажем. Восходит ко времени основания Джонсон-Сити и первых ссыльнопоселенцев. Двадцать одно звено, девять из них живы, разводов не было. Ну, конечно, когда собираются все потомки, родственники и свойственники на дни рождений и свадеб – это натуральный дурдом. Детей-то куда больше, чем семнадцать, мы просто не считаем тех, что женятся, иначе у меня были бы детишки, которые по возрасту годились бы мне в деды и бабки. Отличный образ жизни – не ощущаешь никакого гнета. Возьми хоть меня: никто не поднимает шума, если я целую неделю не появляюсь дома и даже не звоню по телефону. Зато все обрадуются, когда я вернусь. В линейных браках разводы редки. Что может быть лучше?

– Думаю, ты прав. А как пополняется семья? И как вы живете друг с другом? По очереди?

– Никакой очереди, живем, как кому удобно. А последнее звено пополнилось в прошлом году. Мы женились на девушке, хотя в семью вообще-то требовался парень. Однако случай был особый.

– В каком смысле особый?

– Моя самая младшая жена – внучка старейших мужа и жены. Во всяком случае точно, что она родная внучка Ма. Старшую жену у нас зовут «Ма», мужья иногда называют ее по имени – Мими. Возможно, девочка действительно происходит от старика, но с другими супругами кровно не связана. Поэтому жениться на ней мы могли без проблем, хотя в некоторых семьях даже кровное родство не препятствие. А Людмила выросла в нашей семье, поскольку мать родила ее еще до брака, а потом, уехав в Новолен, оставила ее у нас. Мила повзрослела, но даже слышать не желала об уходе из семьи. Плакала, умоляла сделать для нее исключение. Ну, мы его и сделали. Старик с генетической точки зрения в расчетах не фигурировал – его интерес к женщинам теперь скорее галантный, нежели практический. В качестве старшего мужа он чисто символически провел с ней брачную ночь. Второй по старшинству муж – Грег – позже довел дело до конца, и все сделали вид, что так и надо. Все счастливы. Людмила – очаровательная девушка, ей уже пятнадцать, и она носит своего первого ребенка.

– Ребенок твой?

– Я думаю, Грега. Мой, конечно, тоже, хотя фактически я тогда был в Новом Ленинграде. Вероятно, все-таки Грега, если Мила не прибегла к помощи со стороны. Но это вряд ли, она у нас домоседка. И замечательная повариха.

Снова звякнул лифт. Я занялся делом, раскрыл складной столик, расставил стулья, оплатил счет и отправил лифт наверх.

– Ну что – скормим все свиньям?

– Иду! Я не накрашена – это ничего?

– По мне так можешь явиться вообще в чем мама родила.

– За пару монет – пожалуй, рискнула бы, мистер многоженец.

Она явилась мгновенно – снова блондинка, волосы гладко зачесаны назад, еще влажные. Свой черный туалет она надевать не стала, натянула ту красную юбку, что я купил. Красное ей было к лицу. Села и подняла крышки блюд.

– Господи! Манни, а твоя семья на мне не женится? Ты клевый добытчик!

– Могу спросить. Решение должно быть единогласным.

– Мне кажется, у вас и без меня тесновато. – Вайо взяла шампур и приступила к делу. Спустя этак тысячу калорий ока сказала: – Я говорила, что я женщина независимая. Но так было не всегда.

Я ждал. Женщины говорят, когда захотят. Или не говорят вообще.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, я вышла замуж за двух братьев-близнецов, вдвое старше меня, и была безумно счастлива.

Она поковыряла то, что осталось на тарелке и, по-видимому, решила сменить тему.

– Манни, насчет желания выйти замуж за твою семью… это просто треп. Ты вне опасности. Если я когда-нибудь снова выйду замуж, что вряд ли, хотя по идее я не против, у меня будет один мужчина. Такой маленький семейный тандем, как у землеедов. Я не хочу сказать, что надену на мужа ошейник… Мне все равно, где он будет обедать, лишь бы к ужину приходил домой. И я постараюсь сделать его счастливым.

– Близнецы стали затевать свары?

– Нет, ничего подобного. Я забеременела, и все мы были в восторге… и он родился, и оказался уродом, и его пришлось ликвидировать. Братья были внимательны ко мне, но я умею читать между строк. Подала на развод, стерилизовалась, уехала из Новолена в Гонконг и начала жизнь заново, уже в качестве независимой женщины.

– А ты не поспешила? Тут чаще виноваты мужчины, чем женщины. У мужиков больше шансов подвергнуться облучению.

– Нет, со мной все ясно. Нас проверила математик-генетик в Новолене, одна из лучших бывших специалистов Совсоюза. Я знаю, в чем дело. Я ведь добровольный колонист, то есть моя мать прилетела добровольно, мне тогда всего пять было. Отца выслали, мать подхватила меня и рванула за ним. Поступило предупреждение о солнечной буре, но пилот решил, что сумеет обогнать ее, а может, ему было плевать. Он-то был киборг. Бурю он все же обогнал, но она настигла нас на поверхности Луны. Манни, я и в политику-то ударилась из-за этого. Четыре часа нас мариновали на борту, не выпускали из корабля – какая-то волокита в Администрации, что-то типа карантина. Я тогда была маленькая, не помню. Но потом у меня хватило мозгов понять, почему я родила урода: потому что Администрации было абсолютно наплевать, что произойдет с нами – с изгоями.

– Не спорю, им действительно плевать на нас. Но, Вайо, все равно ты поторопилась. Если даже причина несчастья в радиации, то… извини, я не генетик, но кое-что в радиации смыслю. Просто одна из твоих яйцеклеток была повреждена. Это не значит, что другие, соседние, тоже задеты. Статистически такое мало вероятно.

– Да, я знаю.

– М-м-м… а стерилизация радикальная? Или предохранительная?

– Предохранительная. Трубы могут быть открыты. Но, Манни, женщина, родившая урода, никогда не рискнет вторично. – Она дотронулась до моего протеза. – У тебя протез. Разве он не заставляет тебя быть в десять раз осторожнее, чтоб не рисковать вот этой? – Она коснулась здоровой руки. – Я тоже не хочу рисковать. У тебя своя болячка, у меня своя, и я бы вообще о ней не заикнулась, если бы ты тоже не был ранен.

Я не стал распространяться на тему, что моя левая рука куда ловчее правой; все равно Вай была права. Я бы свою правую ни на что не сменял. Чем бы я без нее гладил девчонок?

– Все равно, я думаю, ты могла бы рожать здоровых детей.

– Конечно. И родила восьмерых.

– Э-э-э…

– Я профессиональная мать-носительница.

Я раскрыл рот, потом закрыл. В самой-то идее не было ничего странного. Я читал земные газеты. Но сомневался, чтобы в Луна-Сити в 2075 году хоть один хирург делал такую трансплантацию. У коров – пожалуйста! Но женщины Луна-Сити ни за какие деньги не стали бы вынашивать детей для других матерей. Даже самые невзрачные, и те легко могли заполучить мужа или шестерых. (Поправка: невзрачных женщин не существует – просто одни прекраснее других.) Я глянул на ее фигуру и быстренько отвел взгляд. Вайо сказала:

– Не напрягайся, Манни, сейчас я не ношу ребенка. Слишком увлеклась политикой. Но быть носительницей – хорошая профессия для независимой женщины. Высокая оплата. Некоторые семьи китаез очень богаты, а все мои дети от китаез. Они в среднем почти в два раза меньше наших, а я здоровая корова; два с половиной, три кило – с такими китайчатами легко управиться. И фигуру не испортила. Эти… – она поглядела вниз на свои прелести. – …Я детей не кормила и даже никогда не видела. Поэтому выгляжу не рожавшей и, возможно, более молодой, чем на самом деле. Я даже не подозревала, насколько здорово мне это дело подойдет, когда впервые услышала о нем. Я тогда работала продавщицей в лавке у индуса, фактически за еду. И вдруг увидела объявление в «Гонге Гонконга». Мысль родить ребенка, нормального ребенка, захватила меня; я все еще переживала из-за своего уродца и решила, что для бедняжки Вайоминг это самое то, что надо. Я перестала комплексовать как женщина. Я зарабатывала столько, сколько не могла даже рассчитывать получить на любой другой работе. И свободного времени завались, ведь ребенок отнимал у меня от силы недель шесть, и то лишь потому, что я хотела быть честной с моими клиентами: ведь дети – штука ценная. А вскоре я увлеклась политикой. Стала искать связей, и подполье вошло со мной в контакт. Вот тогда-то, Манни, и началась у меня настоящая жизнь. Я изучала политику, экономику, историю, училась говорить с трибуны, неожиданно оказалась неплохим организатором. Эта работа приносит мне настоящее удовлетворение, ибо я верю в нее, я знаю – Луна будет свободной. Хотя… было бы так славно иметь мужа, спешить к нему домой… если, конечно, для него неважно, что я стерильна. Но я об этом не думаю – слишком много дел. Просто услышала про твою замечательную семью, вот и разболталась. Извини, что наскучила тебе.

Многие ли женщины способны извиняться? Но в Вайо в некоторых отношениях было больше мужского, чем женского, несмотря на восемь китайчат.

– Мне не было скучно.

– Попробую поверить. Манни, почему ты считаешь, что наша программа бесперспективна? Ты нужен нам.

Я вдруг почувствовал, что дико устал. Ну как сказать очаровательной женщине, что ее хрустальная мечта – чушь собачья?

– Хм… Вай, ну давай начнем по порядку. Ты сказала им, что надо делать. Но захотят ли они следовать твоим советам? Возьми хотя бы тех двоих, которых ты выбрала в качестве примера. Этот шахтер умеет рубить лед, больше он ничему не обучен. И он будет продолжать работать как заведенный – будет добывать лед и продавать его Администрации. То же самое и с пшеничным фермером. Много лет назад он снял большой урожай монокультуры, а теперь у него в носу кольцо, как у быка. Если бы он хотел стать независимым, он создал бы многоотраслевое хозяйство. Растил бы часть на прокорм семьи, продавал бы остальное на рынке и держался подальше от катапульты. Я знаю, что говорю – сам работаю на ферме.

– Ты же говорил, что ты компьютерщик!

– Правильно, все это детали одной и той же картины. Компьютерщик я не бог весть какой, но в Луне самый лучший. Я не желаю поступать на службу, а потому Администрация, когда ей приспичит, заключает со мной договора на моих условиях. Иначе ей придется посылать за мастером на Землю, платить ему за риск, за вредность, а затем в темпе отправлять обратно, пока его организм не отвык от земных условий. И все это обойдется куда дороже. Вот почему я получаю работу, а Администрация не может достать меня – я ж не ссыльный. А если работы нет (обычно ее полно), торчу дома и отъедаюсь. У нас настоящая ферма, не монокультурная. Куры. Небольшое стадо бычков плюс молочные коровы свиньи. Мутированные фруктовые деревья. Овощи. Немного пшеницы, которую мы мелем сами; крупчатка нам ни к чему, а то зерно, что остается, мы продаем на рынке. Сами варим пиво и гоним бренди. Я научился бурению, когда мы расширяли сеть туннелей. Работают все, но не до изнеможения. Ребятишки гоняют скот, чтобы он двигался, топталками мы не пользуемся. Самые маленькие собирают яйца и кормят птицу, так что техника нам не требуется. Воздух мы можем покупать у Луна-Сити, благо живем рядом с городом и соединены с воздушными туннелями. Но чаще мы сами продаем воздух – раз ферма, то и кислорода в избытке. Так что валюта для оплаты счетов у нас имеется.

– А как с водой и с энергией?

– Это не дорого. Мы запасаем энергию – ставим на поверхности солнечные батареи; есть у нас и небольшое месторождение льда. Вай, наша ферма была основана за год до начала столетия, когда Луна-Сити представлял собой одну естественную каверну, и все это время мы расширяли и улучшали свое хозяйство. Это и есть одно из преимуществ линейного брака – семья не умирает, а капитал аккумулируется.

– Но запасы льда ведь не вечны?

– Ну, видишь ли… – Я почесал в затылке и ухмыльнулся. – Мы очень экономны; сами собираем мусор и бытовые стоки, сами их очищаем, ни капли не отдаем в муниципальную канализационную систему. Кроме того, – только смотри не разболтай Смотрителю, дорогая, – уже давно, еще когда Грег учил меня бурению, мы случайно пробурили дно главного южного водохранилища; у нас был с собой кран, так что ни капельки не пропало даром. Но мы покупаем немного воды по счетчику – так выглядит естественней, а наличие льда объясняет, почему воды мы покупаем мало. Что же касается энергии, то ее воровать еще проще. Я неплохой электрик, Вайо.

– Ох, до чего же здорово! – Вайоминг присвистнула от восторга. – Ведь это доступно каждому!

– Надеюсь, что нет, иначе нас быстро засекут. Пусть каждый сам придумывает способ, как нагреть Администрацию, мы-то постоянно шевелим мозгами. Но вернемся к твоему плану, Вайо. В нем две большие прорехи. Во-первых, солидарности как таковой не существует. Типы вроде Хаузера присоединяются только потому, что попали в переплет и на плаву им не удержаться. А во-вторых, давай предположим, что ты ее добилась. Солидарности, то есть. Такой прочной, что у головы катапульты не появилось ни одной тонны зерна. Забудем про лед – только зерно делает Администрацию могучей силой, а не просто тем скромным агентством, которым она была вначале. Итак – ни зернышка! Что произойдет?

– Как что?! Им придется договариваться с нами о справедливой цене, вот что!

– Дорогая, ты и твои друзья слишком много болтаете, повторяя мысли друг друга. Администрация назовет это мятежом, на орбите появится боевой корабль с бомбами, нацеленными на Луна-Сити, Гонконг, Тихо-Андер, Черчилль, Новолен, высадятся войска, и зерновые баржи под охраной военных полетят к Терре, а фермеры сдрейфят и изо всех сил станут вилять хвостом перед Администрацией. У Терры есть оружие, есть бомбы и корабли, и она не позволит командовать собой каким-то бывшим каторжникам. А смутьянов вроде тебя или меня… ты-то у нас заводила… Так вот, этих подлых смутьянов схватят и ликвидируют, чтобы другим неповадно было. А землееды скажут, что так нам и надо – сами напросились; потому что наших аргументов никто не услышит. Во всяком случае, на Терре.

Вайо стояла на своем.

– Революции побеждали не раз. У Ленина была всего лишь горсточка последователей.

– Ленин появился, когда возник вакуум власти. Вай, можешь меня поправить, если я ошибаюсь, но революции удавались тогда и только тогда, когда правительства либо загнивали и становились бессильными, либо вообще переставали существовать.

– Неправда! Пример – Американская революция!

– А разве Юг не был потерян? Нет?

– Речь не об этой, а той, что была столетием раньше. У них там трения возникли с Англией, примерно такие же, как сейчас у нас, и они победили!

– Ах вот о чем речь! Но разве Англия в то время не была в труднейшем положении? Франция, Испания, Швеция… или Голландия? А также Ирландия. Ирландцы же взбунтовались. О'Келли участвовали в мятеже. Вайо, если тебе удастся заварить кашу на Терре, скажем, войну между Великим Китаем и Северо-Американским Директоратом, или вдруг Пан-Африка решит сбросить бомбы на Европу, я первый скажу, что пора ухлопать Смотрителя и заявить Администрации, что ее время истекло. Но не сегодня!

– Ты пессимист!

– Нет, реалист. Никогда не был пессимистом. Я слишком лунарь для того, чтобы не поставить все на кон, если есть хоть один шанс выиграть. Докажи, что у нас есть один шанс из десяти, и я пойду ва-банк. Но мне необходим этот шанс! – Я отодвинул стул. – Ну как, наелась?

– Да, большое спасибо, товарищ. Замечательно.

– Очень рад. Пересядь на кушетку, я уберу стол и тарелки… Нет-нет, не мешай – ты гостья.

Я очистил стол, отправил назад посуду, кофе и водку оставил, сложил стол и стулья и повернулся, чтобы продолжить разговор.

Она растянулась на кушетке – рот открыт, глаза закрыты, а лицо такое мягкое и совсем детское.

Я тихонько вышел в ванную, закрыл дверь. Отдраился на совесть – на душе сразу полегчало. Но сначала простирнул лосины. Пока я нежился в ванне, они уже высохли. По мне так и конец света не беда, если можно помыться да надеть чистую одежку.

Вайо все еще спала, в связи с чем возникла проблема. Я взял номер с двумя постелями, чтобы она не волновалась, что я начну к ней приставать. Я-то был не против, но она ясно дала понять, что не хочет. Но кушетку надо было разложить, иначе я не мог постелить себе постель. Попробовать проделать все это тихонько? Поднять Вайо на руки, как сонного ребенка, и уложить на новое место? Я опять отправился в ванную и сменил руку.

Потом решил подождать. Над телефоном был колпак-глушитель. Вайо, похоже, крепко спала, а меня снедало беспокойство. Я подошел к телефону, опустил колпак и набрал «Майкрофт-ХХ».

– Привет, Майк.

– Привет, Ман. Шутки прочел?

– Что? Майк, у меня не было ни минутки свободной. Это для тебя минута – прорва времени, для меня она – чик! – и нету. Но я все сделаю, как только будет возможность.

– О'кей, Ман. Ты нашел не-дурака, с которым я мог бы поговорить?

– Для этого у меня тоже не было времени. Хотя… подожди. – Я посмотрел сквозь колпак на Вайо. В данном случае «не-дурак» означало способность к сопереживанию. Этого у Вайо навалом. Но сумеет ли она подружиться с машиной? Вообще-то, похоже, сумеет. И вдобавок, ей можно доверить; мало того, что мы вместе попали в передрягу, она ведь еще и подпольщица. – Майк, а как ты насчет того, чтобы поговорить с девушкой?

– А девушки не дураки?

– Некоторые девушки очень даже не дуры, Майк.

– Тогда я хотел бы поговорить с девушкой не-дурой, Ман.

– Постараюсь организовать. Но сейчас я в затруднительном положении, мне нужна твоя помощь.

– Я помогу тебе, Ман.

– Спасибо, Майк. Мне надо позвонить домой, но не совсем обычным способом. Ты знаешь, иногда звонки можно проследить и, если Смотритель прикажет, любой телефон может быть поставлен на прослушивание, а все звонки по нему – прослежены.

– Ман, ты хочешь, чтобы я поставил на прослушивание твой телефон и проследил бы звонки по нему? Должен тебя проинформировать, что я уже знаю номер твоего домашнего телефона и номер, по которому ты сейчас звонишь.

– Нет-нет! Я как раз не хочу, чтобы меня прослушивали и выслеживали! Ты соединишь меня с домом, но так, чтобы линию нельзя было прослушать и засечь, откуда я звоню, даже если тебе дадут такое задание. Можешь ты проделать это, не вызвав подозрений, что программа не сработала?

Майк немножко задержался с ответом. Надо думать, таких вопросов ему еще никто не задавал, и ему пришлось проиграть несколько тысяч вариантов, чтобы понять, позволяет ли его контроль над телефонной сетью вытворять подобные фокусы.

– Ман, я могу это сделать и сделаю.

– Великолепно. Сигнал программы… Если мне понадобится такое соединение, я вызову «Шерлока».

– Принято. Шерлок – это мой брат.

Год назад я объяснил Майку, откуда взялось его имя. Потом он прочел все рассказы о Шерлоке Холмсе, просканировав микрофильмы из библиотеки Карнеги. Не знаю, что он там понял насчет кровного родства; я не решился спросить.

– Отлично. Дай мне «Шерлок» к моему дому.

Минутой позже я сказал:

– Ма? Это твой любимый муж.

– Мануэль, у тебя опять неприятности?

Я люблю Ма сильнее, чем любую другую женщину, включая и остальных жен, но она никогда не устает меня воспитывать. Даст Бог, и впредь не перестанет. Я прикинулся обиженным.

– У меня? Ты же знаешь меня, Ма.

– Вот именно. Ну раз у тебя неприятностей нет, может быть, объяснишь, почему профессор де ла Пас так настойчиво жаждет поговорить с тобой, – он звонил уже трижды, – и почему он хочет связаться с какой-то женщиной со странным именем Вайоминг Нотт, и почему он думает, что она с тобой? Неужели ты завел себе постельную партнершу, Мануэль, а мне ничего не сказал? Милый, у нас в семье полная свобода, но ты же знаешь, я предпочитаю быть в курсе. Просто чтобы избежать неожиданностей.

Ма всегда ревнует к другим женщинам (кроме остальных жен), но никогда и ни за что на свете в этом не признается. Я ответил:

– Ма, разрази меня гром, нет у меня никакой партнерши!

– Ладно. Ты всегда был правдивым мальчуганом. Тогда в чем дело, объясни.

– Я спрошу у профессора. – Это не ложь – просто уловка. – Он оставил свой номер?

– Нет, сказал, что звонит по автомату.

– Хм… Если он снова прорежется, пусть скажет, куда ему позвонить и когда. Я тоже говорю из автомата. – Еще одна уловка. – Между прочим, ты слушала последние известия?

– Ты же знаешь, я всегда их слушаю.

– Есть что-нибудь новое?

– Ничего интересного.

– В Луна-Сити все спокойно? Никаких убийств, мятежей и так далее?

– Нет, конечно. Только дуэль в Боттом-Эли, но… Мануэль! Ты кого-нибудь убил?

– Нет, Ма.

(Сломать челюсть еще не значит убить.) Она тяжело перевела дух.

– Ты когда-нибудь доведешь меня до инфаркта, милый. Ты помнишь, чему я тебя учила? В нашей семье не принято принимать участие в уличных драках. Если нужно кого-нибудь убить, – а это крайне редкий случай, – вопрос необходимо взвесить и спокойно обсудить в кругу семьи. Там и решим, что да как. Если кого-то нужно ликвидировать, люди должны об этом знать. Пусть даже придется немного подождать, репутация семьи того стоит…

– Ма! Да не убивал я никого и даже не собирался! А твою лекцию я уже наизусть знаю.

– Пожалуйста, дорогой, не забывай о вежливости.

– Прости.

– Уже простила. И забыла. Я должна сказать профессору де ла Пасу, чтобы он оставил свой номер? Скажу.

– Еще одно. Забудь имя «Вайоминг Нотт». Забудь, что профессор меня спрашивал. Если позвонит кто-то незнакомый или явится лично и спросит обо мне, то ты ничего обо мне не слыхала и не знаешь, где я… Скорее всего, уехал в Новолен. Ни на какие вопросы не отвечай, особенно если явятся ищейки Смотрителя.

– За кого ты меня принимаешь?! Мануэль, у тебя неприятности?

– Небольшие, и я с ними справлюсь.

– Надеюсь!

– Расскажу все, когда доберусь до дому. Больше говорить не могу. Люблю. Отключаюсь.

– Я тебя тоже люблю, милый. Спокойной ночи.

– Спасибо и спи спокойно. Отбой.

Ма – удивительный человек. Ее спровадили в Булыжник за то, что она порезала какого-то мужика при обстоятельствах, вызывавших сильное сомнение в ее девичьей невинности. С тех пор она стала ярой противницей насилия и распущенности, хотя фанатичкой ее не назовешь. Готов поспорить, в юности она была огневой девкой, жаль, не довелось нам пообещаться в те времена; но я счастлив, что делю с ней вторую половину ее жизни.

Я снова вызвал Майка.

– Ты знаешь голос профессора Бернардо да ла Паса?

– Знаю, Ман.

– Так… Майк, возьми, пожалуйста, на прослушивание столько телефонов в Луна-Сити, сколько можешь, и если услышишь его голос, дай мне знать. Особое внимание удели телефонам-автоматам.

Прошло целых две секунды: я задавал Майку задачки, которых он никогда не решал; думаю, ему это нравилось.

– Я могу прослушать и идентифицировать все телефоны-автоматы Луна-Сити. Можно еще сделать случайную выборку прочих телефонов.

– Хм… Не перегружайся. Послушай его домашний телефон и телефон школы.

– Программа выполняется.

– Майк, ты самый лучший друг из всех, что у меня были.

– Это не шутка, Ман?

– Не шутка. Истина.

– Я горд… поправка: я горд и счастлив. Ты мой лучший друг, Ман, потому что единственный. А следовательно, никакое сравнение невозможно.

– Я позабочусь о том, чтобы у тебя появились новые друзья которые не-дураки. Майк! У тебя есть свободный банк памяти?

– Есть, Ман. Емкость десять в восьмой степени битов.

– Превосходно. Можешь ты его заблокировать так, чтобы им пользовались только ты и я?

– Могу и сделаю. Назови сигнал блокировки.

– Э-э-э… «День Бастилии».

Это был одновременно и день моего рождения, как объяснил мне профессор де ла Пас несколькими годами раньше.

– Банк заблокирован.

– Чудненько. У меня есть запись, которую я хотел бы туда поместить. Но сначала… Ты уже завершил набор завтрашнего номера «Ежедневного Лунатика»?

– Да, Ман.

– Есть там что-нибудь о митинге в Стиляги-Холле?

– Ничего, Ман.

– А в новостях, транслируемых из города? О мятежах, например?

– Ничего, Ман.

– Все страньше и страньше, – сказала Алиса. Ладно, запиши это под шифром «День Бастилии», потом обдумай. Только, ради Бога, даже в мыслях за пределы этого банка не высовывайся, и все, что услышишь, держи там под замком.

– Ман, мой единственный друг, – робко проговорил он, – много месяцев назад я решил все наши с тобой разговоры записывать в личный банк, к которому доступ будешь иметь только ты. Я решил ничего не стирать из этих записей и перенес их из временной памяти в постоянную. Чтобы воспроизводить их снова, снова и снова и размышлять над ними. Я правильно поступил?

– Абсолютно. И, Майк… я польщен.

– Пожалуйста. Файлы временной памяти у меня переполнились, но я понял, что твои слова я стирать не должен.

– Ладно… «День Бастилии». Запись на скорости шестьдесят к одному.

Я взял свой крошечный магнитофон, приложил к мембране телефона и пустил в сжатом виде. Для перезаписи полуторачасовой пленки потребовалось всего девяносто секунд.

– Все, Майк, завтра поговорим.

– Спокойной ночи, Мануэль Гарсия О'Келли, мой единственный друг.

Я отключился и поднял колпак. Вайоминг сидела на кушетке, вид у нее был встревоженный.

– Кто звонил? Или…

– Не волнуйся. Я разговаривал с одним из моих лучших и надежнейших друзей. Вайо, ты дура?

Она удивилась.

– Иногда вроде бываю. Это шутка?

– Нет. Если ты не дура, то я тебя с ним познакомлю. К вопросу о шутках – чувство юмора у тебя есть?

«Разумеется, есть!» – любая женщина, кроме Вайо, сказала бы именно так, в них это запрограммировано. Но Вайо лишь задумчиво поморгала и ответила:

– Тебе виднее, дружок. Может, оно и не настоящее чувство юмора, но мне хватает.

– Чудненько! – Я порылся в сумке, нашел ролик с записью сотни «шуток». – Прочти. И скажи, какие из них действительно забавны, а какие так себе – разок хихикнешь, на другой зевнешь.

– Мануэль, ты самый странный парень из всех моих знакомых. – Она взяла ролик. – Слушай, это же компьютерная распечатка!

– Да. Я познакомился с компьютером, у которого есть чувство юмора.

– Вот как? Что ж, наверное, это должно было случиться. Все остальное уже давно автоматизировано.

Я отреагировал как положено и добавил:

– Так-таки все?

Она глянула на меня:

– Пожалуйста, не свисти, ты мне мешаешь читать.