Удар, нанесенный фермерам, был смягчен тем, что закупка зерна у головы катапульты продолжалась, но на чеках было напечатано предупреждение, что Свободное Государство Луна не гарантирует их оплаты и не может поручиться, что Лунная Администрация когда-нибудь оплатит их хотя бы купонами, и так далее, и тому подобное. Некоторые фермеры оставляли зерно у катапульты, другие нет, но возмущены были все. Однако сделать ничего не могли; катапульта закрыта, погрузочные конвейеры неподвижны.

В остальных отраслях экономики депрессия наступила не сразу. Мобилизация в оборонные отряды так сильно сократила ряды бурильщиков, что продажа льда на свободном рынке стала выгодной. Принадлежащая «ЛуНоГоКо» сталелитейная компания брала на работу любого здорового мужика, который попадался под руку, а Вольфганг Корсаков тут же снабжал новых работников бумажками «национальных долларов», с виду похожих на гонконгские и теоретически поддерживаемых последними. В Луне было много еды, много работы, много денег; люди не страдали – «пиво, пари, женщины и работа» – все как обычно.

«Националки», как их прозвали, были инфляционными деньгами, деньгами военного времени, неразменными бумажками, которые в первый же день упали на десятую долю процента, что было закамуфлировано под «оплату за обмен». Что-то на них покупали, они никогда не падали до нуля, но их обменный курс отражал растущую инфляцию не хуже зеркала. Новое правительство тратило деньги, которых у него не было.

Но все это было несколько позже.

Вызов Земле, Администрации и Федерации Наций мы бросили в умышленно неприемлемом тоне. Кораблям ФН предписывалось не приближаться к Луне ближе чем на десять ее диаметров; выходить на орбиту вокруг Луны запрещалось на любом расстоянии под угрозой немедленного уничтожения (способ мы не уточняли, ибо такового не имели); частным кораблям посадка разрешалась при условии, если а) разрешение испрашивалось заранее; б) корабль соглашался передать управление собой стационарному лунному контролю (Майку) на расстоянии ста тысяч километров от Луны и следовать предписанным курсом; в) на борту не было оружия, за исключением пистолетов, на которые имели право три члена экипажа. Последнее должна была подтвердить специальная инспекция сразу же после посадки, до получения топлива или реактивной массы. Никому не разрешалось выходить на поверхность Луны (исключая членов команды, занятых разгрузкой, погрузкой и обслуживанием корабля), кроме граждан тех стран, которые признали Свободную Луну.

(Признал только Чад, а у него кораблей не было. Проф предполагал, что некоторые частные корабли могут перерегистрироваться и летать под торговым флагом Чада.) В манифесте отмечалось, что ученые Терры, все еще находившиеся в Луне, могут вернуться домой на любом корабле, который будет выполнять наши условия. Манифест призывал все свободолюбивые народы Терры осудить нарушения наших прав Администрацией, как прошлые, так и планируемые, признать нас и воспользоваться всеми благами свободной торговли и добрососедских отношений. В особенности подчеркивался тот факт, что в Луне нет ни налогов, ни искусственных торговых ограничений и что правительство Луны намеревается сохранить все эти преимущества. Мы также провозгласили неограниченную свободу иммиграции, указав, что испытываем нехватку рабочих рук и что все иммигранты могут немедленно найти здесь занятие, обеспечивающее им достойный жизненный уровень.

А еще мы расхваливали свое продовольственное положение: среднее суточное потребление на душу взрослого населения более четырех тысяч калорий, пища богата белками, дешева и не рационирована (Стью уговорил Адама-Майка указать цену первосортной водки – пятьдесят гонконгских центов за литр и никаких налогов. Поскольку второсортная водка в Америке стоит в десять раз дороже, Стью знал, что делает. Адам, трезвенник «по природе», не подумал об этом – одно из крайне редких упущений Майка.) Лунной Администрации рекомендовалось собраться вместе где-нибудь подальше от людей, скажем, в безводной части Сахары, и получить последнюю зерновую баржу бесплатно, прямо на головы и на конечной скорости. За сим следовало нахальное заявление, что таким же образом мы готовы разделаться с каждым, кто вздумает угрожать нашему спокойствию, и что у головы катапульты скопилось немало груженых барж, готовых к столь оригинальной доставке.

После этого нам оставалось только одно – ждать.

Но ждать не означает сидеть сложа руки. У нас действительно было несколько груженых барж; мы выбросили из них зерно, загрузили снова, но уже камнями, и внесли некоторые изменения в их импульсные повторители, чтобы они не подчинились контролю Луны. Тормозные ракеты сняли, оставив лишь бортовые направляющие, а освободившиеся тормозные перенесли к новой катапульте и там переделали в бортовые. Затратили огромные усилия, чтобы подвезти к новой катапульте стальные листы и превратить их в оболочки для монолитных каменных цилиндров; сталь была нашим узким местом.

Через два дня после оглашения манифеста заработала «подпольная» радиостанция. Передатчик был слабенький, время от времени затыкался, чтобы создавалось впечатление, будто он спрятан в одном из кратеров, где может работать только в определенные часы, пока храбрым ученым-землянам не удастся наладить автоматический повтор передач. Частоту ему подобрали близкую к «Голосу Свободной Луны», а потому наша безудержная похвальба нередко заглушала его начисто.

(Оставшиеся в Луне земляне-ученые не имели ни малейшего шанса послать на Терру сообщение. Те, что решили продолжать свои исследования, находились под неусыпным присмотром стиляг, а на время сна их запирали в бараках.) И все же «подпольной» станции удалось донести «правду» до Терры. Профа судили за уклон и посадили под домашний арест. Меня казнили за предательство. Гонконг-в-Луне отделился и объявил о своей независимости… с ним можно попытаться договориться. В Новолене мятежи. Все производство продовольствия коллективизировано, яйца на черном рынке в Луна-Сити продаются по три доллара за штуку. Формируются женские батальоны, в которых каждый боец клянется убить минимум одного землянина; сейчас они проходят подготовку с макетами ружей в коридорах Луна-Сити.

Последнее было почти правдой. Многие дамы пожелали принять участие в боевых действиях и создали гвардию ополчения «Адские леди». Но их подготовка была вполне серьезной, и Хейзел дулась, что Ма не позволила ей вступить в ряды. Потом перестала дуться и создала организацию «Стиляги Дебса» – гвардию юниоров, которая обучалась после школьных занятий и готовилась стать подкреплением отрядов стиляг, отвечавших за воздух и герметизацию. Юниоры изучали меры оказания первой помощи, а кроме того, тренировались в способах защиты без оружия – о чем, надеюсь, Ма так никогда и не узнала.

Мне трудно определить, о чем рассказывать, а о чем лучше помолчать. Всего не расскажешь, но то, что пишут в книжках по истории – такое вранье!

«Министром обороны» я был не лучшим, чем «конгрессменом». Я не оправдываюсь, у меня просто не было возможности подготовиться ни к тому, ни к другому. Почти все мы были дилетанты в революции; один проф, похоже, понимал, что делает, но и для него кое-что было внове – ему еще не приходилось участвовать в победившей революции и быть частью правительства, а тем более возглавлять его.

Как министр обороны, я не смог придумать других способов защиты, кроме тех, что у нас уже были. А было их раз-два и обчелся – воздушные отряды стиляг в поселениях да лазерные артиллеристы вблизи баллистических радаров. Если ФН все же решится на бомбежку, у нас не будет ни малейшей возможности ей помешать; у Луны нет ни одной ракеты-перехватчика, а это не тот приборчик, который можно сварганить из заржавленных железок. Мы даже не знали, как делаются ядерные боеголовки для таких ракет.

Но какие-то попытки я все же предпринимал. К примеру, попросил тех самых инженеров-китайцев, которые изготовили нам лазерные ружья, попробовать решить задачку насчет перехвата бомб или ракет – проблема-то одна, разве что ракета летит быстрее.

А потом занялся другими вещами. Я, откровенно говоря, надеялся, что ФН все же не станет бомбить поселения. Некоторые из них, в частности Луна-Сити, располагались на такой глубине, что, пожалуй, могли выдержать даже прямое попадание. Нижний уровень Комплекса, где «жила» главная часть Майка, был построен специально с учетом возможности бомбового удара. С другой стороны, Тихо-Андер представлял собой просто огромную естественную пещеру, примерно такую же, как Старый Купол, и крыша там была всего несколько метров толщиной; герметичную прокладку на потолке там постоянно подогревали с помощью горячих труб, чтобы новые трещины туг же затягивались. Так что для разрушения Тихо-Андера не требовалось даже особо крупной бомбы.

Но ведь предела мощности для водородных бомб не существует. При желании ФН могла сокрушить и Луна-Сити или даже смастерить «оружие конца света», которое расколет Луну, как спелый арбуз, и довершит работу, уже начатую парочкой астероидов в Тихо. Если земляне на такое решатся, я все равно не смогу им помешать, а потому нечего зря ломать голову.

Я переключился на проблемы, поддающиеся решению. Помогал на новой катапульте, старался усовершенствовать прицельные устройства лазерных буров, расставленных вокруг радаров (а также удержать бурильщиков – половина из них ушла, когда цены на лед поднялись). И еще я хотел создать систему децентрализованного технического контроля во всех поселениях. Майк разработал проект, мы конфисковали все компьютеры широкого профиля, какие только смогли обнаружить (платили «националками», на которых даже краска высохнуть не успела), а потом я передал эту работу Макинтайру – бывшему главному инженеру Администрации; ему она была вполне по плечу, а я в одиночку ни в жизнь не справился бы со всеми этими перевозками да перемотками, даже если бы очень захотел.

Мы наложили лапу и на самый большой компьютер, ведавший бухгалтерией в Банке Гонконга-в-Луне и одновременно служивший расчетной палатой для всего города. Посмотрев его спецификацию, я решил, что это умная машина, разве что не говорит, и спросил Майка, возьмется ли он обучить банковского товарища баллистике. Мы наладили временную связь, чтобы машины познакомились друг с другом. Майк объявил, что простой работе, вроде управления новой катапультой, научить этого типа можно, хотя сам он, то бишь Майк, не рискнул бы сесть на корабль, если вести его будет этот бухгалтер: слишком он формализован и некритичен. Проще говоря, глуп.

Ну, мне-то без надобности, чтобы компьютер насвистывал мотивчики или рассказывал анекдоты; он должен был выбросить груз из катапульты в нужную миллисекунду и с нужной скоростью, проследить за его приближением к Терре и подтолкнуть, когда следует.

Банк Гонконга-в-Луне вовсе не жаждал продавать своего бухгалтера. Но в правлении Банка были патриоты, мы обещали вернуть компьютер как только, так сразу, и его перевезли на луноходе, который был слишком велик для туннелей, а потому для перевозки потребовалась вся темная половина лунного месяца. Да еще пришлось соорудить огромный временный шлюз, чтобы вытащить эту махину из Гонконга. Я снова соединил компьютеры, и Майк принялся за преподавание баллистики: надо было учитывать возможность, что его связь с новой катапультой будет прервана во время бомбежки.

(Знаете, что использовал Банк вместо компьютера? Двести клерков со счетами. Счеты? Это такие проволочки с нанизанными на них бусами – старейший числовой компьютер, настолько древний, что никто даже не помнит, когда его изобрели. Русские, китаезы и япошки пользуются им испокон веков, в маленьких лавчонках и по сей день.) Проблема переделки лазерных буров в оружие космической обороны решалась проще, хотя, может быть, и менее надежно. Нам пришлось оставить их на прежних лафетах; не было ни времени, ни стали, ни мастеров, чтобы сделать новые. Поэтому мы сосредоточили усилия на усовершенствовании прицелов. Потребовались телескопы. Их было мало – какой дурак возьмет с собой в ссылку телескоп? И где тот рынок, что снабдит лагерника этим товаром позже?

Геодезические инструменты и бинокуляры на шлемах – вот и все, что мы нашли, плюс оптические приборы, конфискованные в лабораториях землян. В конце концов нам удалось оборудовать буры широкоугольными визирами с низким увеличением для поиска цели и мощными линзами для точной наводки плюс поворотными и подъемными механизмами, а также телефонами, по которым Майк мог сообщать артиллеристам, куда целиться. Четыре бура были снабжены самосинхронизирующимися следящими приводами, так что Майк взял их полностью под свой контроль. Синхронизаторы были поэаимствованы из обсерватории, астрономы используют их в камерах Боша и Шмидта при картировании неба.

Главной проблемой оставались люди. Дело не в деньгах, зарплаты мы повышали постоянно. К тому же бурильщик работу любит, иначе он не занялся бы этим делом. Но сидеть в дежурке день за днем, ожидая тревоги, которая всякий раз оказывается учебной, – это ж рехнуться можно! И начались самоволки. Как-то в сентябре я провел учебную тревогу – боевые расчеты были на месте только у семи буров. Я обговорил проблему с Вайо и Сидрис тем же вечером. На следующее утро Вайо спросила, дадим ли мы с профом согласие на большое пожертвование? Они с Сидрис сформировали группу, которую Вайо окрестила «Отрядом Лисистраты». Я не стал вникать, какие у них там обязанности и зарплаты, поскольку при очередной проверке обнаружил в дежурной рубке трех девчонок и полный комплект бурильщиков. Девчонки были в форме Второго артиллерийского полка, равно как и мужики (до того бурильщики на форму вообще плевать хотели), а у одной так даже красовались сержантские нашивки и эмблема командира расчета.

Я сократил время инспекции до минимума. У девушек, как правило, для бурения не та мускулатура, и вряд ли эта пичужка смогла бы орудовать буром так, чтобы оправдать свою эмблему. Но поскольку регулярный командир тоже находился на посту, вреда от того, что девушка научится работать с лазером, я не видел, моральное же состояние войска повысилось на глазах. Больше я о нем не беспокоился.

Проф явно недооценил новый Конгресс. Уверен, он просто хотел, чтобы этот орган не глядя ставил печати на все наши решения и таким образом превращал бы их в «глас народа». Однако новые конгрессмены были не из породы болтунов и развили такую бурную деятельность, какой проф от них не ожидал. Особенно Комитет по организации, резолюциям и структуре постоянного правительства.

Этот комитет совсем отбился от рук, ибо все мы были слишком заняты. Руководили Конгрессом проф, Финн и Вайо. Проф появлялся там, только если надо было произнести речь, одним словом, редко. Он занимался с Майком разработкой планов и анализом ситуации (наши шансы в сентябре семьдесят шестого выросли до одного из пяти), координировал со Стью и Шини Шиханом пропаганду, контролировал официальные известия для Земли и совершенно непохожие на них «новости», шедшие через «подпольное» радио, а также подтасовывал информацию, поступавшую с Терры. И вообще хотел быть в курсе всех событий; я докладывал ему раз в день, все остальные министры – и настоящие, и подставные – тоже.

Финна Нильсена я загрузил работой по горло; он был моим «командующим вооруженными силами». Под его началом была лазерная пехота – вместо шестерых парней, отбивших у врага оружие в тот день, когда мы захватили Смотрителя, она теперь насчитывала восемьсот, разбросанных по всей Луне и вооруженных конгвильскими копиями лазеров. Кроме того, были еще военизированные организации, подчинявшиеся Вайо: «Воздушные силы стиляг», «Стиляги Дебса», «Адские леди», «Иррегулярники» (их держали из соображений моральных и переименовали в «Пиратов Питера Пэна») и «Отряд Лисистраты». Всех их я сплавил Финну. У меня были другие проблемы – я пытался совмещать обязанности «государственного деятеля» с профессией компьютерщика, когда подворачивалась подходящая работенка вроде установки компьютера у новой катапульты.

Кроме того, я плохой руководитель, а у Финна к этому делу талант. Я спихнул на него еще и Первый, и Второй артиллерийские полки. Но сначала соединил их в бригаду и назначил бригадным генералом судью Броуди. Броуди в военных делах понимал не больше моего – то есть ничего не понимал, – но личностью был известной и уважаемой, обладал острым умом, а главное, работал когда-то бурильщиком, пока не потерял ногу. Финн же бурильщиком отродясь не был, а потому ставить его непосредственно над ними не следовало – они бы его и слушать не стали. Сначала я думал назначить своего собрачника Грега, но Грег нужен был на катапульте в Океане Бурь, он там единственный механик, который прошел через все стадии строительства. Вайо помогала профу, помогала Стью, руководила собственными организациями, то и дело моталась в Океан Бурь, а потому времени, чтобы заниматься Конгрессом, у нее не оставалось. Эта задача свалилась на плечи председателя комитета Вольфганга Корсакова… который был загружен больше нас всех; «ЛуНоГоКо» взяла на себя все бывшие обязанности Администрации плюс еще множество других дел.

У Вольфганга был отличный комитет, и хорошо бы профу приглядывать за ним повнимательней. Вольф настоял, чтобы его правую руку – Моше Баума избрали вице-председателем, и со всей ответственностью объяснил ему задачи комитета в определении того, каким должно быть постоянное правительство. А затем повернулся к комитету спиной.

Эти деловые ребята разделили работу между собой и начали действовать; изучали формы правления в библиотеке Карнеги, проводили собрания подкомитетов, по три-четыре человека в каждом (достаточно для того, чтобы встревожить профа, если бы он знал), а когда в начале сентября собрался Конгресс, чтобы утвердить несколько назначений и избрать новых независимых конгрессменов, товарищ Баум взял молоток и вместо окончания сессии объявил перерыв. Затем они собрались по новой, превратили себя в расширенный комитет, приняли резолюцию, и мы вдруг узнали, что наш Конгресс – это Конституционный Конвент, разделенный на рабочие группы, возглавляемые председателями подкомитетов. Думаю, проф был потрясен. Но отменить решение не мог: все делалось законно, с соблюдением всех правил, разработанных самим профом. Однако он оправился от удара, поехал в Новолен, куда перебрался Конгресс (Новолен ближе к центру поселений), и поговорил с ними как всегда доброжелательно – не заявил открыто: так, мол, и так, ребята, вы не правы, а просто выразил сомнение в целесообразности их действии.

После чего, изысканно поблагодарив собравшихся за внимание, принялся разносить в клочья подготовленные ими варианты решений.

– Товарищи конгрессмены! Подобно огню и термоядерному сплаву, правительство – опасный слуга и жестокий хозяин. Сейчас вы свободны – постарайтесь остаться такими и впредь. Помните: вы можете сами лишить себя свободы куда быстрее, чем это сделал бы любой тиран. Не спешите, взвешивайте все детали, обдумывайте тщательно возможные последствия каждого слова. Я не стану огорчаться, если Конвент прозаседает десять лет, прежде чем примет решение, я боюсь другого – что вы справитесь со всеми вопросами за год.

Не доверяйте ничему очевидному, берите под сомнение все традиционное… ибо в прошлом человечество не добилось ничего хорошего, возложив на себя правительственное ярмо. Например, в одном из черновых вариантов я нашел предложение разделить Луну на избирательные округа и пересматривать время от времени их сетку в соответствии с изменениями в численности населения.

Это традиционный путь – а потому он должен быть взят под подозрение и считаться виновным, пока его невиновность не будет доказана. Возможно, вы думаете, что это единственный способ? Если позволите, я предложу вам другие. Можно разделить избирателей, исходя из их профессиональной принадлежности… или возраста… или по алфавиту. Или вообще не делить – пусть каждый член парламента избирается всем населением. И не возражайте, что это сделает невозможным избрание человека, который не пользуется, так сказать, «вселунной» известностью; может оказаться, что для Луны такой вариант наиболее предпочтителен.

Вы могли бы даже рассмотреть вариант, при котором проходят кандидаты, получившие наименьшее число голосов; непопулярные люди могут оказаться для вас спасителями от новой тирании. Не отвергайте эту мысль только потому, что она кажется вам абсурдной. Обдумайте ее! Из истории мы знаем, что правительства, избранные огромным большинством, порой были не лучше, а хуже, чем откровенные тирании.

Но если вы непременно хотите репрезентативное правительство, то и в этом случае можно найти способы организовать выборы более эффективно, нежели по территориальным округам. К примеру – каждый из вас представляет здесь около десяти тысяч жителей, то есть около семи тысяч избирателей, достигших возрастного ценза, но некоторые были избраны лишь незначительным большинством. Предположим, что вместо выборов кандидат должен будет собрать под своим заявлением четыре тысячи подписей. Тогда он с полным правом будет представлять эти четыре тысячи и никакого обиженного меньшинства вообще не останется, ибо те, кто в территориальных округах становится меньшинством, при такой системе могут собрать голоса под собственными заявлениями или подписать другие. И в итоге все избиратели будут иметь тех представителей, которых они действительно предпочли. А депутат, собравший восемь тысяч подписей, мог бы иметь в будущем правительственном органе два голоса. Трудности, возражения, практические предложения, все это следует рассмотреть… их множество! Но вы могли бы их проанализировать и таким образом избежать хронической болезни всех репрезентативных правительств – наличия озлобленного меньшинства, которое считает себя (и справедливо!) лишенным гражданских прав. Но что бы вы ни делали… НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ ПРОШЛОМУ СТАТЬ ВАШЕЙ СМИРИТЕЛЬНОЙ РУБАШКОЙ!

Я заметил, что один из вариантов превращает наш Конгресс в двухпалатный парламент. Превосходно. Чем больше препятствий на пути законодательства, тем лучше. Но вместо того чтобы следовать традициям, я бы предложил сделать законодательной одну палату, а другую наделить одной-единственной функцией – отвергать принятые законы. Пусть законодатели принимают законы большинством в две трети голосов, а «отвергатели» проваливают их одной третью. Нелепо? А вы подумайте. Если закон еле собрал две трети голосов, может, это не слишком хороший закон? И если закон не по душе целой трети людей, может, лучше обойтись без него? Что касается конституции, разрешите мне привлечь ваше внимание к великим достоинствам запретов. Сформулируйте и подчеркните запреты! Пусть ваш документ будет набит до отказа перечислением вещей, которые правительству запрещается делать навсегда. Никакой обязательной воинской повинности… ни малейших попыток вмешаться в свободу печати, в свободу слова, в свободу передвижений… а также религии, образования, коммуникаций, профессий… и никакого принудительного налогообложения. Товарищи, если вы не поленитесь потратить пять лет на изучение истории и одновременно будете включать в перечень запретов все новые и новые вещи, которые правительство обязуется не делать никогда, а затем составите конституцию, сплошь состоящую из отрицательных предложений, я буду спокоен за будущее.

Чего я больше всего боюсь, так это утвердительных постановлений трезвомыслящих и благонамеренных людей, наделяющих правительство правом и властью делать то, что, по их мнению, должно быть сделано. Пожалуйста, всегда помните, что Лунная Администрация была создана с самой что ни на есть благородной целью такими трезвомыслящими и благонамеренными людьми, всенародно избранными. С этой мыслью я возвращаю вас вашим трудам. Благодарю вас.

– Господин президент! Разрешите вопрос! Вы сказали – «никакого принудительного налогообложения». Тогда откуда, по-вашему, мы возьмем деньги на расходы? Дарзанебы!

– Помилуйте, сэр, это уже ваши проблемы. Я могу лишь высказать несколько предположений. Добровольные взносы, как в любой церкви, которая сама себя содержит… государственные лотереи, естественно, не принудительные… А может быть, вы, конгрессмены, пороетесь в собственных кошельках и заплатите за то, что вам нужно? Это будет один из способов сократить численность правительства до минимума, при котором оно могло бы выполнять свои обязанности, каковы бы они ни были. Если, конечно, такие существуют. Я был бы рад, если бы нашим единственным законом было «Золотое правило»; я не вижу необходимости в других законах, как, впрочем, и в насильственном внедрении этого. Но если вы действительно считаете, что ваши ближние должны ради своего блага иметь законы, почему бы вам самим не заплатить за это? Товарищи, я умоляю вас не прибегать к насильственному налогообложению. Нет худшей тирании, чем заставлять человека платить за то, чего он не хочет, только потому, что вы считаете – так для него будет лучше.

Проф раскланялся и вышел, я и Стью – за ним. Когда мы остались втроем в капсуле метро, я его поддел:

– Проф, мне очень понравилась ваша речь… но насчет налогов вы говорите одно, а делаете другое. Как вы думаете, кто будет оплачивать все наши расходы, которые растут не по дням, а по часам?

Он долго молчал, потом сказал:

– Мануэль, мое единственное желание – дожить до того дня, когда я перестану разыгрывать из себя главу исполнительной власти.

– Значит, ответа не будет?

– Ты ткнул пальцем в дилемму, которая стоит перед всеми правительствами, и одновременно в причину, по которой я стал анархистом. Право взимать налоги, единожды данное, не знает пределов – оно длится, пока само себя не уничтожит. Я не шутил, когда посоветовал им порыться в собственных кошельках. Покончить с правительством, видимо, невозможно; иногда я думаю, что правительство – неизбежная болезнь человечества. Но можно держать правительство на голодном пайке, сделать его малочисленным и безвредным. Ты можешь придумать для этого лучший способ, нежели потребовать от правителей, чтобы они сами оплачивали стоимость своего антиобщественного хобби?

– Все равно это не объясняет, как расплатиться за то, что мы делаем сейчас.

– Как? Мануэль, ты же знаешь, как мы это делаем. Мы воруем.

Я не горжусь этим, но и не стыжусь. Другого способа нет. Если нас схватят за руку, нас могут ликвидировать – к этому я готов. Но по крайней мере, воруя, мы не создаем опасного прецедента налогообложения…

– Проф, мне крайне неприятно это говорить…

– Тогда зачем говоришь?

– Затем, черт возьми, что я увяз так же глубоко, как и вы… и хочу, чтобы все было возмещено! Мне крайне неприятно это говорить, но ваши слова сильно отдают лицемерием.

Он хихикнул.

– Дорогой Мануэль, неужели тебе понадобилось столько лет, чтобы прийти к выводу, что я лицемер?

– Значит, вы это признаете?

– Нет. Но если тебе легче от того, что ты так считаешь, – пожалуйста, я готов служить козлом отпущения. Однако перед самим собой я не лицемерю, ибо уже в тот день, когда мы провозгласили революцию, я понимал, что нам понадобится много денег и вот их придется красть. Это меня не смущало, я считал, что лучше воровство, чем ожидающие нас через шесть лет голодные бунты, а через восемь – каннибализм. Я сделал выбор и не жалею о Нем. Я замолчал, не совсем, впрочем, удовлетворенный.

– Профессор, – сказал Стью, – я очень рад, что вы жаждете перестать быть президентом.

– Вот как? Вы, значит, разделяете предубеждения нашего друга?

– Только отчасти. Поскольку я с рожденья был обречен на богатство, воровство меня смущает меньше, чем его. Но раз Конгресс сейчас принялся за конституцию, я намерен выбрать свободную минутку и явиться на сессию. Я планирую провозгласить вас королем.

Проф был глубоко шокирован.

– Сэр, если вы меня провозгласите, я откажусь, если меня выберут – отрекусь.

– Не торопитесь. Возможно, это единственный способ получить ту конституцию, которую вы хотите. Я тоже ее хочу и так же, как и вы, не слишком обольщаюсь. Вы могли бы стать королем – люди приняли бы вас: мы, лунари, с республикой еще не обвенчались. Им понравится идея, вот увидите! Церемонии, мантии, двор и все такое прочее…

– Нет!

– Ja-Да! Когда придет время, вы не сможете отказаться. Ибо нам нужен король, а другого кандидата, который годился бы на эту роль, нет. Бернардо Первый, Король Луны и Император Ближнего Космоса!

– Стьюарт, я прошу вас немедленно прекратить. Меня от этого тошнит.

– Привыкнете. Я роялист, потому что демократ. Я не позволю вашим предрассудкам погубить мою идею, так же как вы не позволили страху перед воровством погубить идею революции.

– Погоди, Стью, – вмешался я. – Ты сказал, что ты роялист, потому что демократ?

– Конечно! Король – единственная защита граждан от тирании… особенно от самых худших тиранов – от них самих. Проф идеально подходит для этой работенки… потому, что ее не хочет. Его единственный недостаток в том, что он холостяк и не имеет наследника. Но мы это исправим. В качестве наследника я собираюсь предложить тебя. Наследный принц! Его Королевское Высочество принц Мануэль де ла Пас, герцог Луна-Сити, генерал-адмирал вооруженных сил и Защитник немощных.

Я разинул рот. Потом закрыл лицо руками.

– Бог мой!