Глава 16. ПО ПЯТАМ СМЕРТИ

Мы ехали на "фольксвагене". Теперь наш "жигуль" стал не транспортным средством, а ловушкой для дураков. Коими являлась вся наша троица во главе с великим сыщиком Платоновым. Мы решили оставить презент Боба в парке – до вечера, чтобы не простыл горячий след, на который нас поставила госпожа Удача. Два хмыря – наш улов – лежали на заднем сидении в виде гусеничных коконов – спеленатые и с заклеенными скотчем ртами.

Мы держали курс на штаб-квартиру любителей чужих тайн, откуда осуществлялось управление операцией по слежению за нами и нашим офисом. По словам пленников, бригадира Чури и Гольяна /так кликали "фотографа"/, там находился их босс, который не числился в штате фирмы "Линкос", но заправлял всеми бойцами, осуществлявшими в подозрительной конторке охранные и иные функции. По поводу "иных функций" Чуря сильно притемнил, но я не стал настаивать на полной откровенности с его стороны. Мне было и так понятно, что собой представляют эти двое и иже с ними. В наплечной кобуре бригадира покоился великолепный девятимиллиметровый "вальтер" Р88 с емкостью магазина в пятнадцать патронов. Это было классная машинка. За нее в Чечне давали очень большие деньги, но мне такая модель попалась всего один раз и то ее замылил комбат, которому какой-то завистник шепнул на ухо о моем сокровище. Поэтому я немедленно спрятал "вальтер" подальше – чтобы у Плата не потекли слюнки. К чему я был до неприличия жаден, так это к хорошему оружию…

Любят современные бандиты всякие гаражи, склады, безвременно умершие предприятия, в основном небольшие, местпромовские, банно-прачечные комбинаты и приказавшие долго жить, а еще дольше качать мускулатуру, дворцы спорта. Все эти сооружения обычно располагаются на отшибе, имеют оставшуюся от прежней хорошей жизни телефонную связь, отопление и канализацию, но самое главное – никто в здравом уме не пойдет туда, чтобы поинтересоваться чем занимаются подозрительного вида молодцы, изредка мелькающие на мрачном похоронном фоне полуразрушенных и разграбленных строений. Эти "памятники" последних конвульсий социалистической системы, ставящей труд /пусть малоэффективный и никому не нужный/ во главу угла, навевают тоску и ностальгию. Однако даже бывшим кадровым рабочим не придет в голову шальная мысль собрать старых приятелей и раздавить бутылочку в родном цехе, на голой станине ржавеющего молота, подаренного русским пролетариям в двадцать четвертом году английскими рабочими и безотказно работавшего до начала светлых дней преждевременно родившейся демократии.

Баня на окраине казалась небольшим замком, чудом устоявшим перед ордами Чингисхана. Она была построена для рабочих в начале века каким-то чудаковатым промышленником, мнивший себя большим либералом, а потому желавший видеть черную трудовую кость отмытую до бела; хотя бы по праздникам, когда он раздавал босоногой малышне пряники и леденцы на палочке. После революции, как рассказывали старики, либерального барина-заводчика его подопечные повесили на воротах фабрики одним из первых.

Но баня осталась. Ее не смогли разрушить ни освобожденные пролетарии, которым ажурные башенки помывочного заведения казались отрыжкой буржуазии, ни немцы, бомбившие баню в сорок первом с непонятным остервенением, ни строители коммунизма семидесятых, тачавшие пятиэтажки как хреновый сапожник обувку, а ремонты вообще делавшие кое-как. И все-таки красный кирпич, положенный для крепости кладки на специальном растворе с яичным белком, от времени постепенно крошился и к концу столетия здание стало напоминать побитую оспой физиономию склеротического великана в зубчатой короне из пяти башен – четыре по бокам, одна посредине, на макушке – и множеством подслеповатых глаз-окон.

Теперь, по идее, банное сооружение пустовало. В центре города ушлые бизнесмены быстренько переделали бани на сауны с джакузи, бассейном и шустрыми, очень работоспособными массажистками, исполняющими любые желания клиентов. А ближе к окраинам обнищавшему народу было не до парных, ставших простым труженикам не по карману, и периферийные здания банно-прачечного комбината, никому не нужные из-за нерентабельности, одно за другим стали погружаться в летаргический сон. Такая же судьба постигла и старинный "замок" блаженного заводчика-либерала, только с высоты перекладины, на которой его повесили, наконец узревшего, что классовые различия въелись в кожу и души людей до скончания веков и их не отмоешь даже в отделанных изразцами и мрамором римских термах.

Мы спрятали позаимствованный "фольксваген" за полуразрушенным кирпичным забором и пошли на штурм бани, по словам Чури переоборудованной в некое подобие командного пункта бригады мафиозных братков. Нас проинформировали, что внутри не должно быть больше трех человек и, учитывая наше вооружение, мы чувствовали себя достаточно уверенно; по крайней мере я – точно.

– Войдем через центральный вход? – спросил Плат, поигрывая желваками.

– Экий вы, батенька, смелый, – охладил я его боевой пыл. – Не забывай, что ты уже давно не мент и можешь предъявить нашим будущим клиентам лишь обложку от своего удостоверения. Впрочем, мне сдается, что парни внутри бани чихали на все органы вместе взятые. Не удивлюсь, если у них есть не только шмайсеры, но и гранатометы. Так что держи ушки на макушке и слушайся дядю Стаса. Сегодня моя очередь командовать.

Заберемся в баню через чердак.

– Как? – не удержался, чтобы не спросить Серега. – Взмахнем крыльями и полетим?

А вот язвить не стоит, друг мой сердечный. Увидишь Сильвера в деле – тогда и поймешь что почем. Пока ты зубрил уголовный кодекс, я ползал, как таракан, по таким высоким стенам, что тебе и не снились. И без всяких крылышек.

– За мной! – скомандовал я без лишнего трандежа. – Держись поближе к стенам, следи за окнами. Начнут палить – падай и как можно быстрее меняй позицию. Все. Молись, если веришь. Аминь…

Как я и предполагал, позади бани была пожарная лестница. Она оказалась такой древней и ржавой, что я поневоле посетовал на свой немалый вес. Но поскольку за считанные минуты я никак не мог сбросить эдак килограмм двадцать, мне пришлось, пока лез вверх, мысленно представлять себя Винни-Пухом на воздушном шарике и на всякий случай подстраховываться, цепляясь еще и за выступы на стенах. Когда я очутился возле башни, на парапете, меня можно было выжимать – вся моя одежда промокла от пота насквозь. И немудрено – баня имела всего два этажа, но их общая высота составляла не менее десяти метров. А прыгать в случае чего вниз на разный хлам даже такому бывалому десантнику, как я, медом не казалось.

Плат был полегче, но и он поднимался вверх с шальными от мандража глазами.

Изъеденные ржавчиной прутья-ступени гнулись и кое-где ломались, и только хорошая реакция и пока еще вполне приличная сила позволили ему благополучно пройти этот путь на банную Голгофу. Поднявшись, Серега упал на крышу и отдыхал минуты три в полном изнеможении. Я его не торопил – в штаб-квартиру наших преследователей мы должны войти в состоянии повышенной боевой готовности.

Лаз внутрь бани находился в центральной башне. Его закрывала обитая жестью дверь, но она держалась на честном слове, и когда я потянул за ручку, эта древняя калитка рухнула на меня, едва не сделав калекой на всю оставшуюся жизнь – у нее вес был как у надгробной плиты из гранита. Хорошо, что Плат помог, вовремя подставив свое крепкое плечо.

Лестница, которая вела вниз, на чердак, оказалась такой ветхой, что я просто не представлял, как можно по ней спуститься не наделав шуму. Серега, критически осмотрев изъеденные древоточцами ступеньки, отстранил меня и… Признаюсь, Плат совершил невиданное: он с такой скоростью пробежал по ступенькам, едва касаясь их носками ботинок, что гнилые доски издали лишь легкий вздох досады. Я их понимал – западня не сработала. Пока я размышлял, что делать – балетные па не по моей части – Серега нашел длинную толстую доску и мне ничего иного не осталось, как без особых затруднений и с достоинством сойти на слежавшиеся опилки, служившие утеплителем перекрытия.

Дальше дело пошло проще. В потолке мы отыскали люк и пусть возле него не оказалось лестницы, это нас особо не смутило. Мы просто спрыгнули вниз /хотя от потолка до пола второго этажа было не менее четырех с половиной метров/, причем Плат теперь шел за мной и я его подстраховал; прыжки – мой конек.

В бане царила подозрительная тишина. Мы тщательно осмотрели второй этаж, но кроме двух прохудившихся оцинкованных шаек и десятка поломанных деревянных скамеек ничего не нашли. Наверное, внуки пролетариев разобрали банное оборудование, как берлинскую стену, на сувениры. Обеспечив таким образом надежность тыла, мы спустились по широкой мраморной лестнице на первый этаж. Удивительно, но она осталась в неприкосновенности. Похоже, несуны оставили ее на закуску, но им помешали оккупанты в лице мафиозных братков.

То, что мы увидели в конце лестнице, на кафельном полу возле парадного входа, нас ошеломило. Там лежал здоровенный бык без признаков жизни. Рядом с ним валялось помповое ружье. Пока Плат держал под прицелом двери, ведущие в помещения первого этажа, я быстро осмотрел мертвеца. Судя по температуре тела, его грохнули совсем недавно, возможно, в то самое время, когда я и Серега беседовали в парке. Скорее всего, парень был охранником и кто-то "погладил" его по башке чем-то тяжелым.

Присмотревшись, я несколько изменил свое мнение – быка убил /притом одним ударом в висок!/ настоящий мастер своего дела. А уж в этом я кое-что смыслил.

Не скажу, что, осматривая первый этаж, мы не мандражировали. Такую тревогу я не испытывал даже тогда, когда выбирался из окружения, скрываясь в разрушенных домах Грозного. Мне казалось, что опасность таится в каждом коридорчике, за каждой дверью.

Плат вообще изменился в лице и дрожал, как осиновый лист. Я его понимал – мы ступили на тропу настоящей войны и чем она закончится он не представлял. Тем более, что мы даже не знали, кто наш противник. А он был очень опасен, судя по тому, как неизвестный /или неизвестные/ "приспал" незадачливого охранника.

То, что мы нашли, подтвердило мои худшие предположения. В большой комнате, отделанной дубовыми панелями и напичканной разнообразной электронной аппаратурой – видимо, это был кабинет директора бани – во вращающемся кресле сидел еще один жмурик. И его оприходовали почти по той же технологии, что и "быка". За одним мелким отличием – мужику /а ему было никак не меньше сорока с хвостиком/ ребром ладони перерубили кадык. Да-а, не хотелось бы мне попасть под горячую руку неизвестного бойца…

Но главная находка ждала нас в полуподвальном помещении, где располагались навсегда потухшие котлы и прочая сантехника, ржавая и покореженная. Там лежал парень, измочаленный так, что на него нельзя было смотреть без содрогания. На этот раз клиента мутузили ломиком, который затем бросили в угол. У второго быка были переломаны все кости, а лицо представляло собой бифштекс с кровью. Похоже, он не сдался без боя, но его шансы в схватке оказались совсем мизерными.

– Твою мать… – Серега схватился за голову. – Может, я сплю и все это мне снится?

– Дать тебе по башке, чтобы ты проснулся? – с участием спросил я и смачно выругался. – Лучше подумай, как мы будем объяснять ментам весь этот бардак с кучей трупов.

– Никак, – устало ответил Плат. – Если мы высветимся, нас закопают вместе с банными жмуриками. А тут еще убийство Храпова… Господи, в какое дерьмо мы вляпались?!

– Эт точно, – философски ответил я, и начал осматривать полуподвал. – Не переживай, семь бед – один ответ. Мы чисты перед законом и главное – перед собственной совестью.

А на остальное -чихать. Эй, Плат, поди сюда!

Я остановился перед дверью в какую-то конуру, переоборудованную под тюремную камеру. Там стояли койка, застеленная грубошерстным солдатским одеялом, табурет и параша, прикрытая деревянным щитом. К толстой скобе, забитой в стену, была приклепана длинная цепь с наручниками. Судя по беспорядку на постели, запаху, идущему от параши, и свежим остаткам еды в тарелке, стоявшей на приспособленном под столик табурете, узника забрал с собой неизвестный. Подтверждением этому служил и ключ от наручников, небрежно брошенный на пол у самой кровати.

– Женщина, – сказал Плат, осмотрев постель. – Здесь находилась молодая женщина, темноволосая и с короткой стрижкой.

– Ты еще, мистер Шерлок Холмс, скажи сколько ей лет, во что она была одета и как ее зовут. – Я не удержался, чтобы не съязвить.

– Смотри… – Он снял с подушки, похожей на засохший блин, несколько волосинок. – Как видишь, волосы темно-русые, почти черные, короткие, эластичные и достаточно прочные.

Их еще не успела изуродовать краска, которой пользуются женщины, чтобы прикрыть седины или сделать какую-нибудь сногсшибательную прическу на очередной юбилей.

– У нас хватает и парней с длинными волосами. В богемной среде это модно, – не сдавался я.

– Верно. Но у мужиков не бывает менструаций. – И Плат ткнул пальцем в небольшое бурое пятнышко на одеяле. – Это свежак.

– Твоя взяла. И это значит, что мы действительно идем по горячему следу. Похоже, здесь находится перевалочный пункт похитителей людей.

– Находился, – поправил меня Серега. – Кто-то его раздолбал в пух и прах. И это очень худо.

– Да уж… – Я сокрушенно покачал головой. – Наш рейд по вражеским тылам за "языком" оказался безуспешным. И что теперь нам делать с теми двумя гавриками, что в машине?

– Проблема из проблем… – Плат скривился, будто съел что-то очень кислое.

– Если ты не желаешь помочь родной милиции, есть предложение присоединить их к тем троим, что уже отбыли в заоблачные выси. У наших пленников, похоже, за плечами не одна "мокруха". Общество нам только спасибо скажет.

– Выкинь эти глупости из головы! – рассердился Серега.

– Тогда как мы останемся в тени, отпустив их на все четыре стороны?

– Пока не знаю…

Мы возвратились на первый этаж и занялись исследованием электронной аппаратуры, которую, похоже, обслуживал сидевший в кресле мертвец. С компьютером Плат решил не возиться, а забрать с собой винчестер – пусть в его памяти покопается наш спец по этим делам Маркузик. В операторской /так между собой мы назвали бывший кабинет директора бани/ было много чего, но мне понравилось лазерное ружье, предназначенное для подсушивания на расстоянии. Это была очень дорогая и полезная штуковина и я, окрысившись на Серегу, возражавшего против чрезмерной экспроприации, решительно присоединил элегантный чемоданчик с суперсовременным аппаратом к винчестеру и коробке с магнитофонными кассетами – этого добра мы набрали свыше сотни единиц. В операторской была целая стенка с двумя десятками работающих на запись магнитофонов.

Некоторые крутились и во время обыска, и я включил один из них, с мигающей сигнальной лампочкой красного цвета, на воспроизведение. Судя по болтовне, раздавшейся из динамика, в бане находился пункт прослушивания телефонных разговоров. А найденные кассеты составляли своеобразный архив.

– Круто, – прокомментировал я увиденное. – И главное, народ работал без санкции прокурора. Да, техника – великое дело. Интересно, в архиве, – я кивком указал на ящик с кассетами, – есть и наши голоса?

– Если желаешь, проверим. Но позже. А сейчас пора уносить ноги.

– Так что ты решил по поводу Чури и Гольяна?

– Отпустим. Хрен с ними.

– Э-э, погодь! Как это – отпустим? Нам еще нужно провести с ними разъяснительную работу.

– Не понял… Что ты имеешь ввиду?

– Чего проще – мы должны привести их сюда и показать жмуриков. И не только показать, но еще и доходчиво объяснить, что мы не имеем к этому никакого отношения. В противном случае трупы занесут на наш счет и тогда нас не спасет даже срочная эвакуация в очень далекие края.

– Резонно, – согласился Плат. – Тем более, что мы не знаем кто они. – Он бросил взгляд на восковое лицо покойника в кресле и невольно содрогнулся. – А это может пригодиться.

Я кивнул. Действительно, у жмуриков почему-то не оказалось документов. Скорее всего, их позаимствовал убийца. Для чего? – догадка лежала на поверхности. Похоже, этот крутой мужик /или группа – мы так и не определились/ решил не успокаиваться на достигнутом. Конкурент, твою мать…

"Фотограф" и мой "крестник"-меломан при виде трупов впали в прострацию. Они решили, что мы будем и их кончать, а потому страх напрочь отшиб у Чури и Гольяна возможность здраво мыслить и хоть кое-что соображать. Мне не раз приходилось сталкиваться с таким явлением, когда жестокие кровожадные убийцы, фанаты, отправившие на тот свет не один десяток человек, перед лицом неотвратимой гибели вдруг начинают понимать, что оказывается и они смертны и что жизнь так прекрасна.

Лучше бы они об этом думали, когда целились в очередную, чаще всего невинную, жертву.

Я привел их в чувство элементарно просто – дал несколько раз одному и другому по роже.

– Подберите сопли! – рявкнул я, сделав зверское лицо. – Не писайте кипятком, мы вас отпустим. Это не наших рук дело. Мы не убийцы. Кто-то до нас постарался. Вам ясно!?

– Да, да! – предупредительно закивали оба, не сводя глаз с быка, которого завалили в полуподвальном помещении.

Я специально привел их сюда, чтобы эффект от моей воспитательной и разъяснительной работы был как можно сильнее.

– Как их зовут? – спросил я уже тише и спокойней.

– Это Колян… – с дрожью в голосе ответил старшой – "меломан". – У входа Боксер. Это он вас тогда… в конторе… Мы не хотели, так получилось… – Чуря смотрел на меня с видом побитого пса. – А в кресле… Олег Петрович.

– Он ваш босс?

– Нет. Он помощник босса. Олег Петрович занимался электроникой… ну и еще чем-то, я точно не знаю.

– Кстати, как зовут того очкарика, что работал на компьютере, когда я вас застал на горячем, и где он сейчас?

– Вадим… Мы с ним не дружили, он у босса ходит в любимчиках. Его куда-то услали.

Говорили, что за границу. Он большой спец по компьютерам.

– Расскажи о жмуриках поподробней. Знаешь их фамилии?

– Конечно… – Чуря выдал нам устное досье на своих бывших товарищей и, уже по требованию Плата, сообщил их адреса.

– Вот что, бабуины… – Я подошел к ним вплотную. – Мы все оказались в таком дерьме, что страшно представить. Да, да, и вы тоже – в первую очередь. Если вашей щоблой займутся, вас двоих присоединят к компании Олега Петровича – или те, кто его грохнул, или ваши боссы; скорее всего, именно они. Не нужно рассказывать своему пахану, что вы тут увидели, тем более – под конвоем. Если вы не круглые идиоты, то даже не вякнете о том, что знаете о смерти Олега Петровича и иже с ним. Пусть ваши бугры сами решают – дать официальный ход этому делу, или нет. Но не дай вам Бог, если все-таки расколетесь перед своими боссами, даже упомянуть о нас в связи с этим инцидентом! Мы тут не были и ничего не знаем. И сможем это доказать – уж поверьте мне на слово. Молчание в ваших интересах. Знаете, как будет реагировать ваше начальство? Нет? Объясняю как они подумают: эти козлы не выполнили поручение – раз, чересчур много знают – два, и кто может поручиться, что им не развяжет язык уголовка, когда выйдет на их след. На месте вашего шефа я бы сделал совершенно однозначный вывод… – Я многозначительно чиркнул ладонью по горлу. – А если вы нас заложите, то нам ничего иного не останется как прояснить картину до конца. Вот такие пироги, мальчики. Вам все ясно?

– Да! – дружно и бодро ответили воспрянувшие духом Чуря и Гольян.

– А теперь позвольте мне запечатлеть ваши рожи… на фоне этой сногсшибательной картинки… – Я указал на мертвеца и приготовил фоторужье к работе.

– Зачем!? – опять в один голос воскликнули укрощенные братцы-кролики.

– А затем, что мы теперь с вами повязаны намертво. И нам нужны фотодокументы, подтверждающие эту неразрывную связь. Чтобы вы не выкинули какой-нибудь неприятный фортель. Не волнуйтесь, фотки будут надежно спрятаны. Так сказать, до особого…

Я щелкал затвором фотоаппарата минут десять, засняв весь бардак, творившийся в бане, и сделав наш совместный групповой снимок – в кабинете-операторской, на фоне благородного, но уже трухлявого дуба старинных панелей. С этим кадром у меня вышла небольшая проблема – наши пленники почему-то никак не желали улыбаться. А мне так хотелось, чтобы на снимке мы выглядели закадычными корешами, собравшимися в бане на маленький сабантуй. Это был довольно рисковый ход, зато он давал хоть кое-какие гарантии – в случае чего, мы пойдем ко дну вместе. Так я и объяснил совсем скисшим пленникам, которые никак не могли раскусить мой тонкий и коварный замысел.

Мы отпустили их все в том же парке. И даже отдали ключи от "фольксвагена" и фоторужье, предварительно освободив его чрево от пленки.

– Это… – Чуря виновато переминался с ноги на ногу. – Ну, в общем… как насчет пистолетов?

– Забудь о них! – твердо отрезал я. – Достанете себе новые. Они еще не меченые?

– Нет… – грустно ответил совсем сникший "меломан". – Крови на них нет.

– Вот и лады. И последнее: встретимся еще раз на узкой дорожке – грохну вас, не задумываясь. Несмотря на наши "приятельские" отношения. Держитесь от нас подальше…

Чуря и Гольян уехали, а мы, оседлав подлого предателя "жигуля", в полном молчании неторопливо покатили сначала в одно укромное местечко, где спрятали нашу добычу /в том числе и пистолеты/, а затем в контору – клепать себе алиби…

Если уж не повезет, то и на родной жене подхватишь триппер. Так случилось и с нами.

Когда мы появились в офисе, нас уже ждал капитан Жердин. Хмурый, взлохмаченный Марк сидел в кресле Плата и усиленно изображал радушного хозяина; он терпеть не мог, когда его нагло отрывали от работы. Капитан нетерпеливо ерзал по дивану и не прекратил это занятие даже после того, как мы поздоровались и приготовились к самому худшему – ни у меня, ни у Плата не было ни малейшего сомнения в том, что явление мента трудовому народу ни в коей мере не является счастливым предзнаменованием.

Так оно и вышло. Первые слова, слетевшие с уст мессии в погонах, ударили меня словно обухом между глаз – как быка на бойне.

– Вам знаком некто Храпов? – резко и непримиримо спросил Жердин.

Мы были готовы к любым неожиданностям, а потому удар выдержали стоически. Не знаю, как у меня, но на лице Плата не дернулся ни единый мускул, а глаза моего друга продолжали излучать ленивое любопытство.

– Это кто, новый мэр? – невинно поинтересовался я и для разрядки попросил Маркузика: – Марк, будь добр, изобрази для нас и капитана чайку. Только мне без сахара.

Марик что-то буркнул – наверное, выразил горячее желание поработать официантом – и пошел в свою келью, где мы держали электрический самовар и чайную посуду.

– Я поставил совершенно конкретный вопрос и прошу на него отвечать! – взвился Жердин, усмотрев в моем гостеприимстве некий подтекст.

– Валера, остынь… – поморщился Плат. – С Храповым нас никто не знакомил… /Умно, нет, просто здорово сказано! – восхитился я. Да, точно, "передового" бригадира "Горлифторемонта" нам и впрямь никто официально не представлял. Так что Серега против истины не погрешил ни на йоту/.

– И мне совсем непонятно, – между тем продолжал мой друг, – почему ты мечешь икру там, где к тебе относятся вполне даже прилично? Сначала ты припер досье на Соломонова, теперь шьешь нам какого-то Храпова. Но первый хотя бы числился нашим клиентом, а вот второй… – Плат недоуменно пожал плечами. – Кто он и почему ты о нем расспрашиваешь?

– Ах, вы не знаете… – Жердин саркастически осклабился. – Серега, не лепи горбатого! Если я пришел к вам и задаю такие вопросы, значит у меня на это имеются веские основания.

– Вот с оснований и начни, – жестко отрубил Плат.

– Ладно, – тяжело сказал капитан. – Ты, конечно, законы знаешь хорошо, но не забывай, что именно я представляю официальные органы…

– А потому можешь качать права когда и как тебе заблагорассудится? – перебил его Серега. – Ни фига подобного! Не подумай, что я загрызаюсь, однако твой интерес к нашему агентству начинает меня раздражать. Валера, мы детективы. Правда, частные, но тем не менее не обязаны работать внештатными агентами милиции. Это для совков непривычно, очень уж по буржуазному, однако никуда от современных реалий не денешься. И если мы проводим свое расследование, то просто не имеем права разглашать тайну следствия. Да, у нас все так, как в уголовке. За одним маленьким исключением – мы не в состоянии, когда это край нужно, задействовать всю мощь государственного аппарата. Потому наш хлеб чаще всего бывает горек. Это ты можешь в конце концов понять?!

– Могу, – немного оттаивая, сказал Жердин. – Извини, я и впрямь того… Заработался. Ты знаешь, каково не спать две ночи подряд…

– Выпей чаю, взбодришься, – посоветовал Плат, когда Марк поставил перед диваном журнальный столик и водрузил на него пыхтящий паром самовар.

– Спасибо… – Капитан налил себе заварки больше чем полчашки. – Горячий… – Он смешно, по-детски далеко оттопырив губы, дул на чай.

Мы с Платом незаметно и в тревоге переглянулись. Я понимал, что Серега хотел сказать своим выразительным взглядом: Сильвер, мы тонем; и как выплыть, я не знаю.

Не дрейфь, кореш! Не такой страшен мент, как его рисуют.

– Храпов убит, – буднично сообщил Жердин, когда наконец чашка показала дно. – Ему размозжили голову на хазе, где он почему-то скрывался. От кого, не знаете?

– От алиментов, – не удержался я, чтобы не сострить. – Так все-таки, кто он, этот Храпов?

– Передовой бригадир "Горлифторемонта", у которого незадолго до его смерти хотел взять интервью некий корреспондент газеты "Ням-ням" – или как там она называется, я не запомнил – поразительно похожий на вас, Сильверстов.

– Что вы говорите? – фальшиво удивился я. – Это же надо…

– Да, удивительное сходство, – нехорошо ухмыльнулся Жердин. – Вы похожи друг на друга, как две капли воды.

– Хотелось бы взглянуть хотя бы на его фотку. Все-таки, уникальный случай. Может и впрямь он мой брат. Папаша втихомолку постарался…

– Нет проблем, – с непередаваемым коварством в голосе сказал капитан и достал из кожаной папки… увеличенную ксерокопию моего фальшивого удостоверения!

К сожалению, на нем была наклеена подлинная фотография Стаса Сильверстова. Черт возьми! Откуда появилась эта ксерокопия? Ведь Плат уверял меня, что капитан Лугов изъял все материалы, касающиеся моих "гаражных" похождений.

– Да-а, уникум… – Я разглядывал лист бумаги так, словно страдал дальнозоркостью – на расстоянии вытянутой руки. – Шутка матушки-природы. Жаль, что мне не довелось встретиться с этим корреспондентом раньше.

– Вы долго будете меня за нос водить? – со зловещим спокойствием спросил капитан. – Серега, я ведь далеко не пацан и в сыске собаку съел. Зачем вам нужен был Храпов?

Надеюсь, мне не понадобится проводить опознание твоего коллеги по бизнесу Сильверстова?

– И кто его будет опознавать? – Плат был само спокойствие и уверенность. – Я уже не спрашиваю с какой стати.

– Свидетелей хватает, – парировал выпад Сереги капитан. – Например, некая дама, старший диспетчер "Горлифторемонта". Она прямо-таки жаждет лицезреть очень понравившегося ей душку-корреспондента.

Вот зараза! Верно говорил некий маститый урка из фильма "Место встречи изменить нельзя", воровавший в театре дорогие шубы на пару с телкой, что не будь такой необходимости, он бы женщин обходил десятой дорогой. Наверное, это сексуально озабоченное создание из конторы "Горлифторемонта" так отвязало свой чересчур длинный язык, что слухи о корреспонденте достигли даже уголовки. Ну, а опытным следакам, занимающимся расследованием убийства Храпова, связать все нити не составило особого труда. Все ли?

– Допустим Стас, изображая корреспондента, действительно наводил кое-какие справки в управлении, где работает эта дама. Ну и что с этого? Я не вижу в этой ситуации криминала. Фальшивое удостоверение? Шутка. Розыгрыш, если хочешь. Тем более, что газеты с таким названием и в помине нет.

– Сильный ход, – одобрительно кивнул Жердин. – Но в "мокром" деле он не катит. Мне все равно придется закрыть господина Сильверстова в каталажку – для прояснения некоторых обстоятельств, предшествующих преступлению. Это говоря высоким слогом. А проще – я его брошу в "вертушку" и после двадцати четырех часов беспрерывного допроса он расколется как миленький. Вас такая перспектива устраивает?

Плат, дружище, выручай! Мне пока рано на нары. Ну придумай что-нибудь!

Серега посмотрел на меня с сожалением и осуждением, тяжело вздохнул и сказал:

– Валера, как мне сейчас не хочется выворачиваться наизнанку… Но ты меня вынуждаешь.

Что ж, пеняй сам на себя. Мы влезли в это дело из-за денег – по крайней мере, у нас есть веское оправдание. А вот тебя толкает под паровоз долг. Что, конечно, делает тебе честь, но принесет одни неприятности.

– Ты вещаешь, как пророк, – насмешливо сказал Жердин. – Ничего, как-нибудь…

– Что ж, хозяин-барин… – Плат хищно прищурился. – Но имя нашего клиента я могу назвать тебе только с его согласия. Уж не обессудь.

– Рассказывай суть дела, а там посмотрим.

– К нам обратился один очень влиятельный человек с просьбой о помощи в розысках его похищенного ребенка. Работая с доступными нам материалами, мы вышли на бригаду ремонтников лифтов, которую возглавлял Храпов… – Плат говорил взвешенно, короткими, рубленными фразами. – Стас под видом корреспондента вошел с ними в контакт. Храпов то ли почуял опасность, то ли с каких-то иных соображений, но немедленно куда-то свалил вместе со своей бригадой. Они якобы отправились на юга, в отпуск. После того, как мы навели справки о их местонахождении и получили полный облом, ни Храпов, ни его подручные на нашем горизонте не появлялись.

Класс! Серега сказал многое, и в то же время с его слов трудно было составить полное представление о тех перипетиях, которые постигли нас /в частности, меня/ при расследовании этого дела.

– Как вы напали на след Храпова в похищениях? – Жердин смотрел на Плата с удивлением, смешанным с уважением.

Серега рассказал. Не забыл он поведать капитану и о моих подозрениях насчет машины лифторемонтников. Правда, Плат напрочь "забыл" как я устроил проверку "газона" по горячим следам…

– Зря ты ушел из уголовного розыска, – восхищенно покачал головой Жердин. – Наши парни несколько лет бились над разгадкой таинственных похищений и в результате до сих пор топчутся на месте. А ты раскрутил Храпова за считанные дни.

– Предположим, не я одни. Нас трое и все мы внесли в раскрутку свой вклад. Но, если честно, нам от этого сейчас не легче. Все концы оборваны и теперь я не знаю как продолжить начатое. Клиент давит будь здоров. И его можно понять. Тем более, что мы не можем даже себе дать гарантию, что поиск идет в верном направлении. Да, Храпов, скорее всего, причастен к похищениям детей. Но это нужно обосновать и доказать. И еще не факт, что именно он похитил ребенка нашего клиента. То, что он со товарищи лег на дно, еще ни о чем конкретном не говорит.

– Имя клиента ты, конечно, не скажешь…

– Я предупреждал. Не нужно его беспокоить. Ему и так не сладко.

– Понимаю, понимаю… – Жердин о чем-то сосредоточенно думал. – Скажи, а как к нам попала ксерокопия журналистского удостоверения? – Он глянул на меня словно бритвой полоснул. – Оригинала я так и не нашел.

– Этот вопрос и я хотел тебе задать, – спокойно ответил Плат. – Признаюсь, мы со Стасом были здорово удивлены. А что касается удостоверения, так Сильвер его где-то посеял.

– Вполне удобоваримая версия, – хитровато ухмыльнулся капитан. – Ладно, это не суть важно. Главное в другом – в деле Храпова появился мало-мальски определенный след.

Есть откуда плясать. Если он вместе с бригадой и впрямь занимался похищениями… – Он покачал головой. – Я подозреваю, что его убийство – это только начало серьезных событий. А вы не боитесь за свои жизни? – вдруг спросил он с сочувствием.

– Нет. Я понимаю, что ты имеешь ввиду. Да, похоже, за Храповым стоит мощная организация. Что там и как, я не знаю, но думаю, что мы им не интересны. Нить расследования оборвалась вместе с жизнью бригадира, а больше мы ничего не знаем.

Зачем им привлекать лишнее внимание к ремонтникам лифтов, находящимся в бегах? Тем более, они практически уверены, что наша разработка уже известна уголовному розыску.

– Ничего, теперь за них примутся всерьез, – пообещал Жердин. – Наколку ты дал отменную, так что ребятам есть от чего плясать.

– Валера, у меня к тебе просьба…

– Говори. И не смущайся, как красная девица.

– Доложи руководству версию по Храпову от своего имени. Мне теперь благодарности в приказе ни к чему, а тебе лишняя пара баллов не помешает.

– Маслом мажешь? – ухмыльнулся капитан.

– Можешь считать мое предложение взяткой при исполнении, но я уверен, что так будет лучше. От версии, которая исходит из уст старшего опера "убойного" отдела, вряд ли отмахнутся. Тем более, что тебе и карты в руки – ты ведь ищешь его убийц. В крайнем случае, для прикрытия, можешь выдумать недавно завербованного тобой мифического секретного агента, накропавшего донесение на бравых лифторемонтников. В этом случае ты здорово выигрываешь. Две бригады сыскарей, брошенные на одно дело – это при нынешнем кризисе в угрозыске с кадрами, сам понимаешь, мечта идиота.

– Заметано. Ты прав. Но я себя чувствую неловко. Мало того, что я присваиваю чужые идеи, так еще должен и химичить в документации по делу. Ведь я понимаю, к чему ты клонишь. Тебе страх как не хочется фигурировать в протоколах.

– Мне, в общем, все равно. Но я не хочу светить раньше времени наше агентство.

"Доброжелателей", сам знаешь, хватает. Особенно в органах. Из зависти подставят ножку – далеко придется катиться. Хорошо, если не в пропасть.

– А как быть с "журналистом"? – Жердин с сомнением посмотрел в мою сторону.

– Оставь его за кадром. Ты не обязан докладывать руководству все свои соображения и посвящать шефов в разнообразные ответвления основной версии. Да они этого и не требуют. Им подавай раскрытия. От бредятины, что несут опера, у них изжога.

– Я почему-то уверен, что ты все-таки притемнил… – Капитан буквально впился взглядом в невозмутимое лицо Плата.

– Валера, не нужно со мной повторяться. При первой нашей встрече в этих стенах ты меня дожал. Сознаю. И правильно сделал. Но тогда была совершенно иная ситуация. А сейчас я сказал то, что обязан был сказать. Возможно, у нас есть и другие соображения по расследуемому нами делу, но они не касаются твоего жмурика Храпова. Если всплывет что-то эдакое – не сомневайся, информацию ты получишь. Притом, оперативно. Мне ведь тоже нужна твоя поддержка. Как ты верно заметил, за тобой стоит официоз. И никуда от этого не денешься.

– Ладно, на том и порешили… – Жердин засобирался.

– А ты не желаешь поделиться с нами кое-какой информацией? – спросил Серега. – Понимаешь, как-то нехорошо, когда игра идет в одни ворота…

– Я думал, что ты забудешь задать такой вопрос, – осклабился старший опер. – Нет, я не намерен играть в одни ворота. Баш на баш. Только извини, я тоже расскажу лишь то, что сочту нужным.

– На большее мы и не претендуем.

– Храпова убили вчера ночью. Вернее, под утро. На "заказ", вроде, не похоже, а там кто о его знает. Ему размозжили голову бронзовой статуэткой. И явно кто-то свой – борьбы не было. Есть любопытная деталь – убийца тщательно протер все, к чему прикасался.

Видимо, хладнокровия ему не занимать… /Блин! – подумал я. – Перестарался… С перепугу сделал на хазе Храпова едва не генеральную уборку/.

– Оперативная группа выехала на квартиру Храпова по наводке какой-то старушки. Она позвонила и сказала, что там-то и там-то драка, возможно, убийство. Зафиксировать откуда она звонила не удалось, так как старушка быстро положила трубку. А назвать свое имя отказалась. В райотделе этому обстоятельству не удивились – героев в наше время маловато – и, благо дежурная машина была под парами, немедленно отправились по указанному адресу. Дверь пришлось взломать, хотя в квартире явно кто-то был… – Жердин досадливо поморщился. – Наши орлы, как всегда, дали маху – не устроили засаду под балконом. Похоже, убийца находился в квартире до самого приезда опергруппы. Идиоты! – выругался он. – Набрали пацанов желторотых, у них в голове даже не мякина – дерьмо.

Короче говоря, пока раздербанили входную дверь, клиента и след простыл. Кинулись вниз – и нашли под балконом двух хмырей в полной отключке. Оклемавшись, они рассказали, что сидели и курили в кустах – там есть укромный уголок со скамейкой – пока им на голову не свалился какой-то громила. Больше они ничего вспомнить не могли – он вырубил их за считанные секунды. Вот и все, что у меня есть.

– Парней, которых отметелил неизвестный, проверяли?

Спасибо тебе, Плат, что хоть ты назвал меня не убийцей, а неизвестным. А тем двум козлам еще мало досталось – не хрен по ночам курить, для здоровья вредно.

– Местные. Живут в доме напротив. Похоже, балуются наркотой. Нам они не интересны.

– Значит, возможна и бытовуха?

– Очень похоже. Даже чересчур. В квартире был накрыт стол, причем весьма приличный.

Культурно накрыт. Так в холостяцкой пьянке не бывает. А Храпов жил в квартире один.

И, скорее всего, он хорошо знал убийцу. Все, кого мы опрашивали, в один голос твердят, что бывший бригадир слесарей-ремонтников был осторожным и недоверчивым человеком. Не мог он впустить в квартиру чужого человека. Тем более, как теперь выяснилось, Храпов скрывался – правда, непонятно по какой причине.

– Я так понял, что ты колеблешься.

– Да. Но больше склоняюсь к заказному убийству. Однако, этот театр с застольем… – Жердин наморщил нос. – Зачем?

Я сидел, как на иголках. Намекнуть капитану про любимую женщину Храпова Эллу, или нет? Вернее, просто напомнить ему о том, что нередко в смерти мужчины повинны представительницы слабого пола. Но под каким соусом это подать? А если сказать прямо, что нам известно ее имя и где она работает? Тогда может сработать эффект отката. Стоит Жердину опросить сотрудников "Дарвина" и кто даст гарантию, что они не вспомнят странного малого, сидевшего за одним из столиков ресторана в ночь убийства Храпова и слинявшего в аккурат после ухода танцовщицы домой. Я уже не говорю про Леву Бермана, который назвавшего мне имя пассии передового бригадира. Или про таксистачастника, подвезшего меня глухой ночью к дому, где было совершено убийство. Тем более, что он дежурит возле "Дарвина" постоянно. А мой портрет нарисовать не трудно.

Такого мордоворота, как я, не потеряешь в любой толпе. Что, впрочем, до сих пор меня особо не волновало – я ведь не собирался пойти в шпионы, где незаметная внешность просто обязательна.

Я промолчал. Хотя понимал, что Жердин и сам может докопаться до истины, пусть и в препарированном виде. Я почти не сомневался, что капитан навестит "Дарвин". Кто-то ведь должен знать о привычках Храпова, очень часто посещавшего этот престижный ресторан. Я пытался глазами делать знаки Сереге, но он даже избегал смотреть в мою сторону. Интересно, о чем он сейчас думает? И вообще, Плат, что мне делать – сказать Жердину или не сказать кто грохнул Храпова!? А если скажу и мне не поверят? Мало того – пришьют еще и "мокруху"? У тех, кто хотел меня подставить, бабок валом, сомнений нет. Подмажут, где нужно, и привет Сильвер. Пишите письма нам из зоны… лет эдак пятнадцать-двадцать. Обидно, понимаешь. Было бы за что.

– А как ты вышел на Стаса? – спросил Серега.

– Элементарно. Утром я первым делом поехал на участок, где работал Храпов. Там я познакомился с одним уникальным человеком, оказавшимся старшим мастером. Он сначала обложил меня трехэтажным матом, а затем рассказал даже больше, чем я ожидал.

И меня почему-то очень заинтересовал корреспондент, расспрашивавший про передового бригадира. Ежу понятно, что нынче в газетах пишут о чем угодно, только не о рабочем классе – как в прежние времена. Узнав, кто порекомендовал "газетчику" обратиться к мастеру участка, я отыскал известную вам Алевтину Михайловну, старшего диспетчера "Горлифторемонта". Обаятельная женщина… – Жердин с ехидцей посмотрел в мою сторону.

– Ну и?..

– Под ее описание внешности корреспондента подходило сколь угодно много человек и, скорее всего, я никогда бы не появился в вашей конторе, но мне помог случай. Ты ведь, Сергей, знаешь, что в "убойном" отделе есть папка с грифом "Разное". Туда даже не подшивают, а складывают всякую всячину, которая всплывает в расследовании разных дел. Так сказать, побочный продукт. Авось когда пригодится. Не знаю, что мне понадобилось в той папке, но когда я нашел там ксерокопию корреспондентского удостоверения с портретом твоего друга, то от изумления начал икать. Я глазам своим не поверил – это был человек, которого мне обрисовала сексапильная дамочка с "Горлифторемонта"! Я не поленился и съездил в управление, чтобы показать старшему диспетчеру свою находку. Она от умиления едва не попросила ксерокопию удостоверения в качестве сувенира… – И капитан откровенно рассмеялся.

Мы не очень радостно его поддержали…

Жердин прощался сдержанно. Он был весь в раздумьях и сомнениях. Уже у порога он неожиданно резко обернулся и спросил:

– И все-таки, как удостоверение "корреспондента" попало в папку "убойного" отдела?

Плат ответил ему долгим отмороженным взглядом и пожал плечами. Лицо моего друга выражало каменное спокойствие и отрешенность.