Глава 1. Опер по прозвищу Штымп

Крокодил вырастал на глазах; вот он наконец выбрался из ванной, дотащил свой хвост до дивана и начал карабкаться на тумбочку, где стоял старый будильник.

– Брысь… гад…– старший оперуполномоченный городского уголовного розыска майор Клевахин вяло махнул рукой – и проснулся.

Крокодил из кошмарного сна превратился в здоровенного рыжего таракана, деловито и нахально исследующего когда-то лакированную, а теперь испещренную многочисленными кружочками от стаканов с горячим чаем крышку тумбочки. Похоже, ему было абсолютно наплевать и на хозяина квартиры, ворочающегося в не разобранной постели, и на хриплый голос будильника, от негодования подпрыгивающего на своих коротких рахитичных ножках.

– Убью, зараза… – Клевахин на ощупь нашел тапочек и замахнулся; таракан с осуждением пошевелил длинными усами и степенно удалился.

Успокоив старого приятеля – Клевахин приобрел хриплоголосого звонаря сразу после окончания Высшей школы милиции – он достал из портсигара папиросу, закурил и лег на спину.

Потолок… Давно не беленный, в ржавых подтеках – соседка с верхнего этажа забывала закрывать краны с регулярностью женских месячных. Но заставить ее возместить ущерб или хотя бы самолично прокупоросить и забелить зеленовато-коричневые проплешины не могли ни его приятель, участковый Бочкин, ни ЖЭУ. По пьяной лавочке Бочкин петушился: "Чего мы с этой грымзой церемонимся?! Давай я шепну пару слов местной шпане. Ей устроят такую "профилактику", что небо с овчинку покажется. Ты только скажи". "Использование служебного положения в корыстных целях…" – угрюмо отвечал Клевахин, изображая из себя честнягу. Бочкин горячился, доказывая свою правоту, но майор был непреклонен – он лучше, чем кто-либо знал, что связаться с Грачихой (так прозвали его соседку с верхнего этажа) может только умалишенный. Ее побаивались даже качки-рэкетиры, "смотрители" дикого рынка, где Грачиха, бабища гренадерского роста и весьма солидной комплекции, торговала всякой всячиной. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: она гоняла их, как бобиков, сызмальства.

Пора на службу, подумал Клевахин, с ненавистью посмотрев на стрелки часов. Опять очередная оперативка, снова горы человеческого мусора, от копания в котором ум за разум заходит…

Майор, кряхтя, поднялся.

Кухня встретила Клевахина горой немытой посуды и запахами прогорклого жира. Стараясь не замечать полного бардака вокруг, майор поставил чайник на конфорку и направился в душ, где полоскался и брился не более пяти минут. Обжигаясь, торопливо выпил чашку кофе и, на ходу грызя сухарик, выскочил из квартиры как погорелец.

Набитый под завязку трамвай качало на изношенных рельсах, словно утлое суденышко в штормовую погоду. Клевахин ловил кейф, прислонившись к дебелой молодухе, которая старательно делала вид будто ее прижали не к живому человеку, а к стенке. Он чувствовал себя неловко, ему даже хотелось извиниться, но давно забытое молодое желание вдруг сковало не только тело, но и язык. Покраснев, словно вареный рак, майор уставился в окно, страстно желая, чтобы дребезжащий монстр, детище послевоенных пятилеток, поскорее добрался до его остановки.

Скобаря он заметил совершенно случайно – даже не заметил, а почуял, как старый розыскной пес. Казалось, щипач материализовался позади молодухи из воздуха, будто нечистый дух, потому как пройти по трамваю мог разве что гном. Рядом со Скобарем вертелся и его напарник, вечно простуженный и сопливый Пенчик.

"Дура…" – с досадой подумал Клевахин про смазливую молодуху, которая забыла, что в толчее дамскую сумочку нужно держать не на спине, а спереди и обеими руками.

Рука Скобаря уже шарила внутри изящной вещицы из лакированной кожи, когда блудливые глаза карманного вора наконец наткнулись на обжигающий взгляд майора. Щипач буквально остолбенел. Он знал, что легче пролезть в игольное ушко, нежели уйти от Штымпа; а сейчас мент застукал его на горячем.

"Вали отсюда, вонючка!" – мысленно приказал Клевахин: ко всем радостям жизни ему только и не хватало сейчас произвести задержание этого сукиного сына, чтобы пассажиры трамвая – в том числе и пышная, как сдобная булочка, молодуха – узнали, что он легавый. По нынешним временам органам милиции, которым он отдал больше двадцать лет жизни, особо гордиться нечем.

Скобарь поначалу даже не поверил, что его отпускают с миром. А когда наконец до него дошло, что по какой-то причине Штымп не хочет брать их с Пенчиком на цугундер, он изобразил кающегося грешника и начал преданно есть майора глазами, будто хотел сказать: "Гражданин начальник! Век свободы не видать, благодарствую, по гроб жизни не забуду." Карманники ретировались, инцидент заглох в самом зародыше, жаркая, словно печка, молодуха, многозначительно зыркнув на Клевахина исподлобья, сошла на очередной остановке, и опустевший трамвай, с облегчением разразившись длинным звонком, повернул на Прорезную, где стояло длинное серое здание городского управления внутренних дел.

– Живой? – спросил, пожимая майору руку, его тезка, тоже Николай Иванович, капитан Берендеев.

– А что, кто-то сомневался? – с кислым видом откликнулся Клевахин.

Вчера он отключил телефон и квартирный звонок, чтобы его никто не потревожил среди ночи. Майор уже забыл, когда в последний раз спал спокойно. Убийства (а это был профиль Клевахина, старшего опера "убойного отдела") случались почти каждые сутки, и этот дьявольский конвейер до того вымотал Николая Ивановича, что он плюнул и на служебный долг, и на своего грозного начальника, и на чувство дружеской взаимовыручки – его отдел был укомплектован лишь наполовину и приходилось работать за двоих.

Впрочем, у Клевахина друзей вообще не было. Несмотря на простоватый вид и прозвище, прилепленное кем-то из воров в законе, Штымп был мастак на подковырки и розыгрыши. А кому нравится дружить с бомбой, начиненной иголками, которая взрывается в самый неподходящий момент?

– Бузыкин уже все провода оборвал, пытаясь тебя найти. Колотится еще с ночи. Хотели даже нарочного посылать, но никто не знает где ты живешь.

Клевахин мысленно рассмеялся – после развода с женой он прикупил квартирку в Заводском районе, в том доме, где прошло его детство, а проще – у черта на куличках, однако сообщить, кому следует, свой новый адрес не спешил. Номер телефона майор оставил себе старый, но официально он пока числился за его прежним жилищем.

Бузыкин – его шеф. Полковник. Когда-то он был подчиненным и учеником Клевахина, но врожденная гибкость спины и незаурядная способность точно определить, где нужно лизнуть, а где куснуть, вознесли Бузыкина на пьедестал вовсе не соответствующий его способностям в сыскном деле.

– Что так? – нехотя поинтересовался майор.

Поинтересовался больше ради проформы, чтобы поддержать разговор. Он точно знал, зачем понадобился Бузыкину среди ночи: одно дело документы в папочки подшивать и устраивать выволочки подчиненным, а другое – самому копаться в дерьме.

– Очередное ЧП. Три трупа, двое в реанимации, на ладан дышат.

– Ни фига себе… Круто. Даже по нынешним временам. Где это случилось?

– На Чулимихе.

– В поселке?

– Нет, на кладбище.

– Разборка? – с надеждой спросил Клевахин.

Мафиозно-рэкетирские дела его не касались, ими занималось недавно созданное управление по борьбе с организованной преступностью. Поэтому майор с невольным трепетом ждал ответа, мысленно возопив к ангелу-хранителю: пронеси! Ему только и не хватало ко всем другим проблемам кучу жмуриков, явно тянувших на очередной "висяк". А что это будет именно так, Клевахин почти не сомневался. Не было у него сомнений и насчет намерений Бузыкина – видимо, тот решил положить на горб майора очередной чувал с неприятностями.

– Не похоже. По крайней мере, так говорили парни из дежурной опергруппы.

– Кто из наших был на выезде?

– Тюлькин.

– Твою мать… – матернулся Клевахин.

Старлей Тюлькин был из породы людей, про которых сложена народная присказка: ты ему плюй в глаза, а он в ответ – это божья роса. Короче говоря, в оперативно-розыскной работе Тюлькин звезд с неба не хватал.

– Пойду… – обречено вздохнул майор, и поплелся в направлении кабинета Бузыкина.

"Тезка" Берендеев ехидно ухмыльнулся…

– Товарищ майор!.. – начальственный бас Бузыкина, рано располневшего лысеющего блондина, в небольшом кабинете звучал словно иерихонская труба.

Приклеив на лицо свою "служебную" мину – смесь чинопочитания, туповатого добродушия и покорности судьбе – Клевахин полностью отключился от восприятия действительности. Пока полковник упражнялся в риторике, распекая подчиненного, майор мысленно подсчитывал во что ему обойдется ремонт жилища.

Минуты через три он тяжело вздохнул и оставил это бесплодное занятие – с его зарплатой не то что евроремонт, но даже облицевать туалет и ванную кафелем в ближайшем обозримом будущем весьма проблематично. Хорошо хоть с квартирой ему повезло: в аккурат через месяц после развода майора с женой умерла бездетная тетка Клевахина, и он выручил за ее добротный деревенский дом необходимую для покупки скромной однокомнатной клетушки сумму.

– Игорь Петрович, у тебя минералки не найдется? – невинно хлопая ресницами, спросил Клевахин у вошедшего в раж полковника.

– Чего!? – Бузыкина будто кто по башке хватил; он даже рот не закрыл, остановленный вопросом майора на полуслове.

– Я говорю водички, минералки…

– Николай Иванович! – возопил возмущенный полковник. – Ты опять за свое!?

– Ладно, Игорек, кончай базар-вокзал, – фамильярно ухмыльнулся Клевахин. – Сам говоришь, что время не терпит. Пойду я. Считай, что "кладбищенское" дело в производство принято. Берендеева в напарники дашь?

– Нет! – отрезал остывающий Бузыкин. – Тюлькин уже в курсе, так что…

– Ладно. Пока, товарищ полковник.

С этими словами Клевахин пошел к выходу.

– А минералка? – быстро спросил Бузыкин.

– Спасибо. Как-нибудь в другой раз.

– Старый козел… – прошипел ему вслед полковник. – Ты у меня когда-нибудь допрыгаешься. Штымп гребаный…

Клевахин этих слов не услышал. Да ему было и наплевать на мнение Бузыкина о своей персоне. Его мысли сейчас занимало другое – у кого перехватиться до получки.

Тюлькин сидел в кабинете, обложившись бумагами, и с глубокомысленным видом коптил сигаретой потолок.

– Здорово…– буркнул майор и присел на свободный стул.

– Здравия желаю! – бодро ответил старлей и поторопился потушить окурок.

– Кучеряво живешь, – кивнул Клевахин на пачку "Мальборо", лежавшую возле импровизированной пепельницы – ракушки морского моллюска.

Тюлькин смущенно пожал плечами и промолчал.

– Личности убитых и раненных на кладбище установлены? – спросил майор, с тоской глядя на серое плачущее небо за окном.

Он не любил позднюю осень. И не только из-за мерзкой дождливой погоды. Обычно в это время кривая тяжких преступлений на графике в кабинете Бузыкина резко взмывала вверх, превращаясь в высокий горный пик.

– Почти всех…– как-то робко ответил Тюлькин.

– Ну? – удивился майор – это было что-то новое.

Из своей богатой практики он знал настолько медленно, со скрипом, раскручивается маховик следственной машины, особенно когда случается такое ЧП, как этой ночью.

– Дай список, – угрюмо глянул он на Тюлькина.

Заряд утренней бодрости, которую можно было с известной натяжкой выдать за остатки вчерашнего хорошего настроения, улетучился словно папиросный дым на сквозняке. Тягостное предчувствие, появившееся у него после короткого разговора с капитаном Берендеевым, вдруг стало принимать очертания некоего стихийного бедствия, пока еще до конца не осознанного, но вполне реального, надвигающегося с неотвратимостью снежной лавины. И убежать от нее он уже не мог.

Список впечатлял. Фамилии, которые там значились, вызвали у Клевахина даже не нервный озноб, а настоящий зубодробительный мандраж:

Кирюхин В.А., директор фирмы "Абрис". Сукин сын, каких поискать. Один из самых состоятельных людей города, друг мэра. Псих и извращенец.

Опришко С.К., бывший комсомольский секретарь, неизвестно чем занимавшийся, юрист по образованию.

По слухам, гомосексуалист. Родственник вице-премьера.

Сенчук Г.Л., мастер спорта по боксу, один из бригадиров местного "пахана", вора в законе Базуля. Кличка Череп.

Эти уже в морге. В реанимации лежали Ватагин и Солодовник, известные в определенных кругах как Вата и Калган. В обоих было по две ходки в места не столь отдаленные. Короче говоря, компашка собралась еще та…

– А кто остался за кадром? – спросил сквозь зубы Клевахин.

– Какая-то девица. Ее нашли в кустах в полуобморочном состоянии и в чем мать родила.

– Где она?

Тюлькин замялся.

– Ну! – поторопил его майор.

– Кгм! – старлей смущенно прокашлялся. – В общем, она сбежала…

– Твою мать!.. – неожиданно даже для себя взорвался Клевахин. – Упустить такого важного свидетеля – это нужно уметь. Что там случилось?

– У нее был порез на груди. Приехала "Скорая", ей сделали перевязку… Никто даже не мог предположить, что она окажется настолько прыткой. Пока врачи занимались остальными, девица позаимствовала медицинский халат и смылась. Там такая была запарка…

– Хреновому танцору вечно что-то мешает – то калоши, то собственные… Ладно, что теперь поделаешь.

Сфотографировать ее догадались?

Тюлькин сокрушенно покачал головой.

– Ясно, – тяжело вздохнул майор. – Все как всегда. Бардак. Чему вас только учили в школе милиции? А, о чем я говорю!

– Можно сделать фоторобот…

– И на нем она будет похожа на добрую половину городских девушек.

– Тогда как…

– Молча! – отрезал Клевахин. – Займись фотороботом. Теперь ты мой напарник. Кому из следователей поручили это дело?

– Атарбекову.

– Да-а… Дела наши скорбные… – Клевахин поморщился, словно от зубной боли.

По идее, он должен был радоваться, что "кладбищенское" дело ведет Атарбеков – чего-чего, а высокого профессионализма Темирхану Даудовичу не занимать. Но с другой стороны майор знал, что Атарбеков построил себе двухэтажную виллу в престижном районе, куда воткнуться было труднее, нежели стать народным депутатом. Там жили только "новые" русские и "отцы" города. Под громадные особняки они оттяпали добрый кусок центрального парка вместе с прудом, и теперь покой "сироток" – так прозвали новоявленных нуворишей городские острословы – охранял взвод милицейского спецназа. Интересно, за какие такие заслуги обычный следователь попал в круг избранных?

– Поеду на Чулимиху, – решил Клевахин. – Надеюсь, охранение вокруг кладбища догадались выставить?

– Обижаете, товарищ майор… – На лунообразной физиономии Тюлькина появилось смешанное выражение досады и торжества. – Я настоял.

Понятно. Значит опергруппой, выехавшей на место ЧП, командовал лично Бузыкин. Так что винить Тюлькина в раздолбайстве Клевахин был не вправе – сыщицкий "почерк" своего бывшего стажора он знал не понаслышке.

– Извини, – буркнул Клевахин, одеваясь.

"А на кладбище все спокойненько, ни друзей ни врагов не видать…" – вспомнил майор слова когда-то очень известной песни, когда вышел из милицейского "жигуля" у ворот погоста. Вокруг царила настолько пронзительная тишина, что кровавые ночные события казались чьей-то гнусной выдумкой. У входа неприкаянно топтался дюжий омоновенц, потихоньку матерясь и время от времени потирая озябшие руки.

Дождь, зарядивший с утра, закончился и прояснившееся небо дохнуло даже не осенней, а зимней морозной прохладой. Клевахин сумрачно взглянул на кладбищенскую церквушку, и, заметив через открытую дверь черную фигуру священника, невольно кивнул головой – поприветствовал его. Он не был верующим, но к религиозным убеждениям относился с пониманием.

Дорожки между могил оказались ухоженными и посыпанными крупнозернистым речным песком. Только крохотная площадь перед церковью и центральная аллея были заасфальтированы.

Клевахин шел почти наобум, практически не руководствуясь бестолковыми объяснениями Тюлькина.

Старинное кладбище впечатляло размерами и какой-то удивительной святостью, тронувшей даже зачерствевшую душу майора. Обычно крикливое воронье, сбитое в стаи, пролетало над головой бесплотными и беззвучными тенями. Но возможно Клевахин ошибался и дело было вовсе не в святости погоста, а в той трагедии, что разыгралась здесь ночью.

Первым, кого встретил майор в этом тихом и скорбном месте, был Атарбеков. Он бродил между могил, как призрак отца Гамлета, что-то бормоча себе под нос, и по своему обычаю часто-часто кивая головой, будто одобряя собственные мысли. Завидев Клевахина, он поторопился к нему навстречу.

– Рад возможности снова работать с вами, – сердечно сказал Атарбеков, пожимая руку майора.

– Взаимно, – широко улыбнулся Клевахин.

Следователь был невысокого роста, худощав, жилист и говорил с легким акцентом. Его живые черные глаза не знали ни секунды покоя, катаясь внутри глазниц ртутными шариками. -… Осмотр места происшествия произвели из рук вон плохо, – с досадой рассказывал Атарбеков. – Затоптали все, что только могли. Можно, конечно, пенять на ночное время, но какой осел додумался вызвать роту внутренних войск!? Чтобы хоть с какой-то пользой прочесать все эти кладбищенские заросли, нужно было "подвесить" вертолет с сильным прожектором, но на это ума не хватило.

Похоже, Атарбеков еще не знал, кто возглавлял выездную опергруппу, а потому возмущался горячо и вполне искренне, не боясь уязвить самолюбие не участвовавшего в осмотре кладбища Клевахина, а в перспективе и того самого "осла" – майор в интриганах не числился и держал язык на привязи.

Следователь привел майора к камню, где происходили основные события. Вытоптанная трава, какие-то ящики, темные пятна засохшей крови…

– Что они здесь среди ночи делали? – осторожно поинтересовался Клевахин.

У него уже была своя версия, но он хотел знать, что думает Атарбеков. Вернее, не что думает, а как относится к ночным событиям на кладбище городской официоз. Майор был уверен на все сто процентов, что Атарбекова назначили вести это дело вовсе не случайно.

– Не знаю, – так же осторожно ответил и следователь.

– А предположения? – не отставал майор.

– Сколько угодно, – нахмурился Атарбеков. – Например, справляли поминки по усопшему…

Понятно. Официальная версия вытанцовывается. Интересно, она будет в ходу только для прессы, или придется "лепить горбатого" и в расследовании?

– Но мы должны – обязаны! – раскрыть это преступление, – спохватился Атарбеков: он знал, что Штымпа на мякине не проведешь, а потому играть с ним в закулисные игры – себе дороже.

– Я так понимаю, нужно сосредоточиться на неизвестном снайпере… – глядя прямо в глаза следователю, сказал Клевахин.

– Именно, – взгляд Атарбекова потускнел, будто черный жар в глазах присыпали пеплом.

– Будем работать… – индифферентно промолвил майор, который только теперь до конца осознал во что он по милости Бузыкина вляпался.

Клевахин понял, что ему придется ходить буквально по лезвию ножа. Ни о каком "висяке" речи просто не должно быть. Местный бомонд – наверное, и не только – с него кожу сдерет, пока не получит ответ на вопрос, кто осмелился поднять руку на таких "уважаемых" членов общества. Но любая медаль имеет и оборотную сторону – Клевахин не сомневался, что ему будет предоставлено все необходимое для работы. И даже больше чем все.

– Темирхан Даудович, у меня просьба… – майор со вздохом окинул взглядом территорию кладбища.

– Слушаю, Николай Иванович, – остро прищурился Атарбеков – Нужно произвести более тщательный осмотр местности. Один или вдвоем с вами мы будем пахать здесь до новых веников. Поэтому предлагаю пригласить старшекурсников школы милиции. Для них полевая практика, а нам существенная профессиональная помощь.

– Вы считаете, можно еще что-то найти… кроме того, что удалось отыскать опергруппе? – Атарбеков смотрел хищно, словно готовый к охоте ястреб.

– Надеюсь, – сделал простодушную мину майор. – Кстати, у вас уже есть заключение экспертов по гильзам от оружия снайпера?

– Да. Они предполагают, что это СКС.

– Серьезная штука. И скорее всего оснащена прибором ночного видения.

– Похоже… – Атарбеков хотел сказать еще что-то, но тут подал голос его сотовый телефон.

"Круто…" – позавидовал Клевахин, глядя на изящную пластмассовую вещицу в руках следователя. Из вежливости он отошел на несколько шагов в сторону, и старательно делал вид, что не интересуется о чем идет разговор. Впрочем, Атарбеков говорил тихо и до майора долетали лишь отдельные слова. По тому как лицо следователя приобрело почтительное выражение, он понял, что Атарбеков беседует с какой-то важной шишкой.

– Извините, Николай Иванович, меня срочно вызывают… – Атарбеков был взволнован. – Так что вы тут без меня…

– Никаких проблем, – радуясь в душе, бодро ответил Клевахин – он очень не любил, когда во время работы ему дышали в затылок.

– А насчет курсантов считайте, что вопрос решен. Я договорюсь. Думаю, через час они будут здесь.

– Спасибо…

Атарбеков уехал. И конечно же не на раздолбанном милицейском "жигуленке" – новенький БМВ следователя был припаркован возле церкви.

"Живут же люди…" – невесело ухмыльнувшись, мельком подумал Клевахин. И тут же выбросил Атарбекова из головы – его ждала работа, которую он любил, хотя в этом даже сам себе не признавался.