Книга: Убить зверя
Назад: Глава 12. Сатанист
Дальше: Глава 14. Безумная ночь

Глава 13. Базуль

Так паршиво старый вор "в законе" не чувствовал себя никогда. Ни в зоне, где его держали неделями в карцере на воде и хлебе, ни во время одного из побегов, когда он провалился под лед и, весь окоченевший, шел наобум, чувствуя, как постепенно, по капле, жизнь сочилась из одеревеневшего тела, ни даже в момент судебного заседания, приговорившего Базуля к "вышке". Он всегда верил, что удача на его стороне.
Наказание карцером не могло длиться бесконечно, а в бараке вора ждала братва, горячий чифирь, стопарик и кусок сала; на пути обледеневшего беглеца обязательно должна была попасться охотничья избушка – так и случилось – где он отогреется и обсушится; "расстрельный" приговор заменили на пятнадцать лет строго режима, который, после того, как опрокинулся очередной генсек и на его место поставили нового полужмурика, скостили до "червонца". Такую жизнь Базуль себе выбрал с четырнадцати лет, а потому не жаловался, не скулил и считал любые неурядицы временными и не стоящими особых переживаний.
Но сейчас, на закате жизни, когда он наконец вкусил ее другую, сытую и достаточно безмятежную, сторону, Базуль вдруг с невероятной остротой ощутил свой близкий, умопомрачительно глупый и унизительный конец. Удача не просто отвернулась от вора "в законе" – она жестоко посмеялась, "опустив" его так, как он проделывал это в зоне со смазливыми мальчиками.
Однако самым обидным было то, что своим падением он обязан только себе. Кого винить? Балагулу?
Можно, конечно, пустить его на распил – а толку? Голова он, Базуль, с него и ответ. Куда не кинь, везде клин…
Как ни странно, в перестрелке погибло всего четверо – по два человека с каждой стороны – притом один из них поджарился заживо, когда взорвался бензобак "джипа". Зато раненных было шестеро. Если не считать Балагулы, который получил контузию. Скольких продырявили у Чингиза, Базуль не знал, но ему донесли, что приспособленная и экипированная для таких случаев подпольная больничка – бывшая грязелечебница, приватизированная одним из власть предержащих, дружком азиата – была забита "быками" под завязку.
Чтобы как-то сгладить неприятное впечатление от в общем-то неожиданной стычки, Базуль не поскупился и отвалил каждому из своих легионеров по две штуки зеленью, а семьям погибших купил квартиры, машины и дал по десять тысяч долларов.
Лишь Балагула, которого Базуль поначалу сгоряча посчитал единственным виновником кровавого побоища на "стрелке", получил шиш с маслом и корзину с фруктами – больничную передачу. Помощник вора " в законе" лежал отдельно от остальных раненных в охраняемой спецлечебнице для крутых и денежных, куда его, обеспамятевшего, отвезла братва, умыкнув прямо из-под носа ментов, целой оравой примчавшихся на разбор шапок. Он провалялся там почти неделю, полуоглохший и потерявший дар речи; хотя, скорее всего, Балагула просто не хотел ни с кем разговаривать. Сегодня его должны были выписать, и "положенец" ждал, когда он явится к нему, чтобы вместе разобраться в сложившейся ситуации – последние события поколебали веру Базуля в свои силы, и теперь он, как никогда прежде, нуждался даже не в помощи или совете, а в обычной дружеской беседе.
Балагула приехал в тот момент, когда Базуль наблюдал через вмонтированное в стену кабинета зеркальное стекло за рабочими, получавшими расчет по окончании строительства тайного подземного хода. Все они были шабашниками, приехавшими на заработки – в основном выходцами из Западной Украины. Деньги выплачивал обычно невозмутимый Шатоха, совершенно спокойно пропускающий мимо ушей ругань обозленных проходчиков, положивших в карман половину той суммы, что им была обещана. Для того, чтобы никто из шабашников не знал кому и где они роют подземный ход, их поначалу привезли во владения Базуля в закрытом фургоне, а затем держали взаперти и под надежной охраной до тех пор, пока они не сдали объект "под ключ". И теперь Шатоха монотонно бубнил, объясняя обманутым работягам, что из их заработка вычтены деньги, потраченные на харчи, зарплату охранникам и за жилье. Украинцы не соглашались с такой трактовкой договора, бунтовали и едва не брали за грудки секретаря-референта, и Шатоха все чаще с надеждой посматривал на зеркало, за которым скрывался босс.
– Может, подождать, пока ему эти хохлы рожу набьют? – мечтательно спросил Базуль, когда Балагула уселся в кресло и налил себе бокал апельсинового сока. – Она у него давно кирпича просит. Белая кость… мать твою…
Балагула за неделю, проведенную на больничной койке, здорово сдал: глаза ввалились и теперь казалось, что на их месте остались только темные впадины, на дне которых поблескивали серые капли свинца, кожа на прежде тугих щеках отвисла, а лоб и левая половина лица, обожженные при взрыве "джипа", представляли собой почти сплошную корку, смазанную какой-то гадостью с отвратным больничным запахом.
– Они его просто по полу размажут, – откликнулся охрипшим голосом Балагула. – Эти парни – шахтеры, так что рычаги у них будь здоров.
– Да, ты прав… – неохотно согласился Базуль и нажал кнопку вызова охраны. – Шатоху нужно спасать. Еще пригодится. Ты ему веришь? – неожиданно спросил он, резко поворачиваясь к Балагуле.
Тот некоторое время молчал, наблюдая за событиями в комнате с зеркальным стеклом, обычно служившей малым банкетным залом. Туда как раз ворвались вооруженные до зубов "быки", и обмишуленные рабочие, чтобы не потерять последнее, понуро и безмолвно направились к выходу во двор, где их уже ждала похожая на милицейский "воронок" закрытая машина.
– Нет, – наконец коротко ответил Балагула.
– Почему?
– Он чересчур хитрый.
– А ты сам что, душа нараспашку? – с насмешкой посмотрел на своего помощника "положенец".
– По крайней мере, не лезу без мыла в то самое место, – Балагула побагровел. – Конечно, я тоже не лох, но уж коль сел в телегу, то не спрыгну до самого конца. А у Шатохи только один Бог (правда с многими лицами) – американский бакс. Вот ему он действительно служит верой и правдой.
– До чего люблю базарить с учеными людьми, – иронично покривился Базуль. – И все-то вы знаете, и на все у вас есть готовый ответ. Интересно, а как бы ты меня охарактеризовал?
– Извините, Федор Лукич, но сегодня я меньше всего склонен заниматься диалектикой. У меня в башке до сих пор шмели гудят. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.
– Диалектика… – в глазах старого вора мелькнул нехороший огонек. – Мудреные слова. Да, дорогой Федор Лукич, это тебе не по фене ботать. Пора, старый пень, вострить лыжи – и на свалку…
Базуль явно пытался "завестись", чтобы отвести душу. Балагула знал это свойство своего босса достаточно хорошо, а потому замкнулся и сидел, будто внезапно онемевший.
– Ну ладно, хватит воду лить. Поговорим о делах, – сказал, остывая, "положенец". – Я хочу услышать, что ты думаешь о событиях на "стрелке"?
– Сплошной идиотизм, – коротко и угрюмо ответил Балагула.
– Ты считаешь меня идиотом?!
– Не о вас речь. Нас просто стравили. Уж не знаю, кто подкинул Чингизу идейку насчет Кургузого рынка, но то, что он пел с чужого голоса – факт. Я не исключаю, что в городе вот-вот появится – или уже появилась, а мы пока не знаем – "третья" сила. И на нее сделали ставку те, кто вскорости придут к власти.
– Не чеши мне уши! Какая третья сила!? Большая часть ключевых постов в городе – наши. И я не вижу никого – за исключением Чингиза – кто бы мог нам противостоять.
– Вспомните Сандро. Уж он-то держал свой город, что называется, в ежовых рукавицах. Никто даже шевельнуться лишний раз без его разрешения не мог. И что? Как только Сандро завалили, сразу почти всю его братву взяли на цугундер. Кому мозги вышибли, кого в зону запихнули, сдав со всеми потрохами, а те, кто поумней, рванули когти, разбежались, куда глаза глядят. Теперь в городе правит бал какой-то Калина.
Вам он знаком? Нет? Кто он, откуда – никто ничего не знает. Вскочил, как прыщ на шее.
– Да, тут ты прав… – что-то неприятное – холодное и скользкое – шевельнулось, оживая, в груди и старому вору вдруг ни с того, ни с сего в очередной раз припомнился кошмарный сон, мучивший его уже больше двух лет: багровое небо, черная тайга, он сначала летит, а затем падает в пропасть, на дне которой его поджидает отвратительное чудовище с окровавленной пастью. – Налей, – вдруг сказал он Балагуле, наблюдавшему за ним с тревогой. – Нет, не коньяк – водку. Будешь?
– Спасибо, нет… – Балагула сосредоточенно цедил в сразу запотевший бокал ледяной шведский "Абсолют". – Бутерброд?..
– Не нужно, – Базуль жадно схватил бокал и выпил одним духом.
Полегчало. Суматошные мысли снова приобрели необходимую прозрачность.
– Значит, третья сила… – он в задумчивости пожевал сухими старческими губами. – Возможно и так. Похоже, нам предстоят нелегкие деньки.
– Похоже… – как эхо откликнулся Балагула.
– Сейчас пока тихо – подозрительно тихо – но, я думаю, вскорости придется и спать со стволами.
– Надо все-таки еще раз попытаться договориться с Чингизом.
– И отдать ему Кургузый рынок? – со злой иронией спросил "положенец".
– Рынок – всего лишь предлог для свары. Скорее всего, Чингизу навешали лапши на уши и он даже представить не может, чем закончится наше противостояние.
– Дурак он… козел гребаный… – отвел душу Базуль в изощренной блатной ругани. – Жили тихо-мирно, лохов доили, навар клевый – чего еще нужно? Да, он имел меньше, чем мы, но у него и людишек-то всего ничего.
– Пока не начался отстрел и наезды на наши точки, нужно в срочном порядке разведать обстановку.
Тщательно разведать. Включим все каналы, чтобы узнать откуда ветер дует.
– Верно. Чтобы определить, кого глушить в первую очередь, – мстительно сказал Базуль. – Мы эту "третью" силу должны на дерьмо перепустить. И как можно скорее.
– Все это верно, – Балагула сосредоточенно рассматривал свои руки. – Но почему вы ничего не рассказываете о вашем разговоре с Чингизом на "стрелке"? Неужто вы так серьезно побили горшки, что сразу последовала разборка?
– В том то и дело, что нет. Да, повздорили, да, погорячились, но чтобы тут же начать бойню… Ума не приложу, зачем Чингиз полез на рожон?
– А он и не полез. Чингиз сейчас и сам в недоумении.
– Не понял… Как это – в недоумении? Первым обнажил стволы – а теперь в затылке чешет?
– Ходят слухи, что Чингиз думает будто это вы дали сигнал палить.
– Я!? Да в своем ли он уме!? Мне в тот момент такое и в голову не могло прийти. Конечно, к "стрелке" мы готовились серьезно, однако никому не хотелось доводить дело до стрельбы. В открытую действуют только мудаки. Кроме прямой сшибки, есть много других способов прищучить таких кентов, как Чингиз и иже с ним. И ты это знаешь не хуже меня. "Стрелка" – в большей степени ритуал, демонстрация силы, нежели настоящая бойня.
– Тогда напрашивается простой вопрос – кто?
– То есть, как это – кто? – Базуль озадаченно смотрел на своего помощника, быстро-быстро мигая выцветшими от прожитых лет глазами.
– Кто начал стрельбу? – Балагула сокрушенно покачал головой и скрипнул зубами. – Ну какая же хитрая сволочь… Навел тень на плетень – и снова в кусты.
– О чем ты щебечешь?
– Все о том же… Когда заварилась каша, я почему-то сразу обратил внимание на группу деревьев слева – там, где пригорок. По запарке поначалу не понял, почему мне не понравился тот лесок, но когда присмотрелся…
– Помощник Базуля до хруста сжал свои кулачищи. – Так вот, стрельбу начали оттуда. И кстати, неизвестный снайпер бил только по машинам. Это чтобы побольше шороху наделать. И в "джип", который взорвался, тоже он пулю всадил. Вспомните, как мы поставили свои тачки – моторами к фронту. При всем желании бойцов Чингиза попасть в бак было весьма проблематично, если не сказать – невозможно. А вот с леска – цель, лучше не придумаешь.
– Неужто ты предполагаешь, что?..
– Уверен. Это тот самый сукин сын, который на кладбище замочил Кирюхина и компанию.
– "Третья" сила?
– Фиг его знает. По раскладу вроде не вяжется, а что там на самом деле – поди раскумекай.
Базуль поверил Балагуле сразу и бесповоротно. Его помощник, бывший опер, обладал аналитическим складом ума, что не раз доказывал на деле. Служба в уголовном розыске сделала из Балагулы абсолютного циника, но в то же время необычайно развила его способности по части разведки и контрразведки.
Знакомый с лицом и изнанкой жизни, бывший борец и чемпион, а затем мент, он часто находил совершенно нестандартные решения весьма сложных проблем. За что его, собственно, и ценил "положенец".
– А что уголовка? Как обычно, когда в деле мокруха, ни кует, ни мелет?
– Вы насчет неизвестного снайпера? Воз до сих пор на месте.
– Ну, а чем тогда занимается твой хваленый Штымп? Ты с ним говорил?
– Пока нет.
– И какого хрена ты ждешь!? – Базуль вдруг разозлился. – Особых полномочий?
– Так ведь вы к моему предложению по поводу разговора со Штымпом отнеслись более чем прохладно.
Потому я и решил немного повременить.
Как ни пытался Балагула быть невозмутимым, но все же не смог потушить искру злорадства, мелькнувшую в глубоко посаженных свинцовых глазках. Базуль столько раз шпынял своего подручного его милицейским прошлым, что временами бывший опер готов был за это голову отвинтить своему патрону. Балагула до сих пор поддерживал не только деловые, но и дружеские отношения с некоторыми из бывших коллег. Нередко после очередных кухонных посиделок у кого-нибудь из них на квартире (в общественных заведениях предусмотрительный помощник "положенца" встречаться с ментами не рисковал) он добавлял еще и дома.
Надравшись вдрызг, бывший опер часами сидел, приложив большую морскую раковину к уху и, слушая шипящие звуки, похожие на шум прибоя, пускал скупую слезу. Спроси его в такие моменты, почему он плачет, Балагула вряд ли ответил бы.
И только протрезвившись, на больную голову, с горечью признавался сам себе, что погнавшись за большими деньгами, он утратил нечто такое, которое нельзя измерить в долларовом эквиваленте.
А если проще – работая в уголовном розыске, он чувствовал себя человеком, но ни в коем случае не подушкой под чьей-нибудь костлявой задницей, как теперь.
К счастью, Базуль не заметил состояния Балагулы. Он лишь выматерился от души и сказал:
– Ты иногда бежишь впереди паровоза, а нынче, когда мы все на подвесе, почему-то стал скромнягой.
Выверни Штымпа наизнанку, обещай любую помощь, но пусть он достанет нам этого снайпера-невидимку хоть из-под земли. Пока мы не предъявим его Чингизу, никто о мире даже думать не будет.
– Все это верно… – Балагула умолк, подыскивая нужные слова. – Но ведь совсем недавно у нас шел разговор о том, чтобы разобраться с Чингизом раз и навсегда…
– Тогда мы даже понятия не имели об этой, так называемой, "третьей" силе. Если сейчас ввяжемся в драку, то может случиться так, что пожинать плоды нашей победы будут другие. Возможно, они как раз этого и ждут. И не только ждут, а подталкивают на разборку.
Неожиданно Балагула будто прозрел. Он понял, что Базуль боится! Это открытие настолько ошеломило бывшего опера, что он некоторое время не знал что и сказать.
Балагула вдруг ощутил, как сердце больно сжалось и ухнула в пропасть, которой, по идее, просто не могло быть в груди. И тем не менее, факт оставался фактом. В это мгновение даже его жестокая, похожая на гранитный монолит, натура рэкетира и бандита с большой дороги, дала трещину, вызвав совершенно несвойственные ей эмоции и ассоциации. Балагула, пожалуй, впервые с того времени, как ушел из милиции в рэкет, понял – дорога, на которую он ступил, ведет в тупик. И никакие заграничные счета и вилла в Швейцарии не дадут ему ни покоя, ни радости, ни обеспеченной старости в окружении внуков. Если даже такая прожженная сволочь, как Базуль, начал мандражировать – вор " в законе", убийца, у которого руки по локоть в крови! – то что тогда ему делать?! Положить жизнь за воровское сообщество? Кому это нужно и кто оценит такой, с позволения сказать, "подвиг"? Сдаться ментам и загудеть в зону? Оттуда на волю его доставят только в деревянном макинтоше – свои же и сошьют, как для отступника. Продолжать сплавляться по течению? Мысль неплохая… но лучше плыть в лодке и не на веслах, а у руля.
И Балагула принял решение.
– Я поговорю со Штымпом… – сказал он, старательно пряча глаза от взгляда Базуля.
Его слова прозвучали как-то неуверенно, Балагула это понял, и, спохватившись, добавил уже гораздо тверже:
– Постараюсь его дожать. Как говорится, не мытьем, так катаньем – Вот теперь я тебя узнаю, – с удовлетворением констатировал Базуль. – И прикажи бригадирам, чтобы парни держали уши востро. Никакой самодеятельности, все должно быть под контролем, а оружие – под рукой.
Пока наши дела не утрясутся, передвигаться по городу группами. Нужно усилить охрану основных объектов и ценных грузов. Что касается финансовой деятельности… придется поднапрячь Шатоху. Мы должны выйти из кризиса с минимальными потерями. Все. Бывай…
Уходя, уже на пороге приемной, Балагула невольно оглянулся и встретил необычно острый, напряженный взгляд секретаря-референта. Ему показалось, что Шатоха хочет поделиться чем-то сокровенным, возможно, сблизиться с ним, стать пусть не другом, но сторонником. Неужто и этот скользкий угорь почувствовал, как запахло паленым? А что-что, но нюх на опасность Шатоха имел отменный.
Балагула сделал над собой усилие и растянул губы в кривой улыбке, чего не делал никогда прежде. Шатоха, скромно опустив глаза, тоже улыбнулся – как верный пес, который ждет ласки от хозяина.
Назад: Глава 12. Сатанист
Дальше: Глава 14. Безумная ночь