Скапчинского капитан Савин разыскал без труда: после отбытия срока наказания он обосновался неподалеку от Магаданского аэропорта, в поселке Сокол, у разбитной бабенки, которая по возрасту годилась ему в дочери. Капитан не стал вдаваться в подробности, кем она доводится старому зубному технику, но что он был явно не на правах квартиранта, это Савин не преминул отметить про себя.

Просторная трехкомнатная квартира, где жил Скапчинский, была похожа на выставку-продажу ковровых изделий, а на полу ковры лежали даже в два слоя. Только одна стенка в гостиной выпадала из пестропыльного колорита убранства комнат ажурными искристыми кружевами хрустальной посуды за стеклами огромного буфета и новенькими корешками подписных изданий, которые грустно подмигивали золотом тиснения в лучах диковинной люстры-вертушки, судя по налепленным на нее ярлыкам, японской.

Скапчинский, невысокий и довольно крепкий для своих лет дедок, вовсе не удивился и не обеспокоился появлением сотрудника уголовного розыска. Извинившись за свой вид (он предстал перед Савиным в стеганом теплом халате на атласной подкладке и с кистями у пояса), ушел в спальню и минут через десять возвратился, одетый в строгий темный костюм, белую рубашку и галстук, завязанный английским узлом. "Ай да дедушка! – развеселился про себя Савин. – Как на дипломатическом приеме…".

Скапчинский, не торопясь, раскурил трубку, привычным жестом небрежно поправил галстук и спросил у Савина:

– Вы ко мне по какому поводу, осмелюсь спросить? – Лев Максимилианович, я к вам с большой просьбой, – Савин положил на стол сверток, в котором была вставная золотая челюсть убитого. – Мне нужно у вас проконсультироваться вот по этому поводу, – и капитан, развернув бумагу, пододвинул зубной протез поближе к Скапчинскому.

Тот мельком взглянул на стол и отрицательно покачал головой.

– Я уже старый человек и в консультанты не гожусь. Тем более – для милиции…

– Ну зачем же так… – Савин вытащил из портфеля папку. Я хочу вам напомнить, что я являюсь сотрудником уголовного розыска, а не ОБХСС…

– Это не имеет значения, – перебил его Скапчинский, – я не желаю иметь дело с милицией, повторяю. И отвечать на ваши вопросы не нахожу нужным, пока мне не будут предъявлены соответствующие документы, которые дают вам право на это.

– За этим дело не станет, Лев Максимилианович, – Савин почувствовал, что начинает злиться, и усилием воли заставив себя улыбнуться, продолжал: – А впрочем, как знаете. Если вам не подходит уютная домашняя обстановка, мы сейчас переберемся в казенные стены. У вас телефон есть?

– Да. Но…

– Вот и отлично. Сейчас я вызову дежурную машину, вы пока соберитесь.

– Простите, но я не думал, что это для вас так важно. К тому же вечер, и мы могли бы завтра поговорить…

– Лев Максимилианович, я думаю, нелишне вам напомнить, что уголовный розыск не занимается теми деяниями, из-за которых вы, мягко выражаясь, не в ладах с законом. У нас несколько другие функции, и поэтому вы должны были сообразить, что я здесь не для того, чтобы чаи гонять, а тем более выслушивать сентенции по поводу законности моего появления в ваших апартаментах.

– Согласен, согласен, гражданин капитан. Вы уж извините меня за бестактность…

– Для вас пока не гражданин, а товарищ капитан, прошу это учесть. И мне бы очень не хотелось, чтобы по окончании нашего разговора вы начали меня так официально величать.

– Понимаю, понимаю, к вашим услугам…

– Вот так-то лучше, Лев Максимилианович. А теперь, коль вы так любезны, мы здесь расположимся поудобнее и внимательно посмотрим на этот зубной протез. Ваша работа, Лев Максимилианович? Пожалуйста, лупа…

– Не нужно. Моя работа. Скрывать нет смысла – уж коль вы пришли ко мне, значит небезосновательно.

– Это точно, Лев Максимилианович. И мне теперь нужно выяснить, кому вы поставили этот протез.

– После освобождения я очень нуждался в денежных средствах, надеюсь, меня можно понять…

– Вполне. Продолжайте.

– Понемножку подрабатывал на дому. Конечно, это незаконно, но учтите, с золотом я дела не имел. И всегда отказывался самым категорическим образом, даже если клиент мне предлагал хорошую плату и свой материал.

– Но до поры, до времени. Не так ли?

– Да, вы правы… Он пришел ко мне года два назад, если не ошибаюсь, в конце февраля. Ему отказать я не смог…

– Почему?

– Дело в том, что еще до суда я знал этого человека и не раз лечил ему зубы – это был хороший знакомый Нальгиева. Еще тогда я пообещал ему изготовить зубной протез из золота, но, увы, не успел… И через пять лет он мне напомнил об этом обещании. Сказал, что терпеливо ждал меня, потому как никому другому доверить такую важную работу не мог.

– И вы согласились.

– Обещания нужно выполнять…

– Материал он свой принес?

– Свой.

– Какой именно – лом или песок?

– Ни то, ни другое. Самородки. Довольно крупные.

– Значит, вы изготовили сплав…

– Да… Со сплавом легче работать.

– Само собой… Так кто же этот человек?

– Фамилию я не знаю. Не счел нужным интересоваться. Мне известно только то, что живет он в Магадане, где-то в районе бухты Нагаево. И зовут его Григорий Фомич.

– Скажите, он случаем не хромает?

– Да, хромает. Правда, не очень заметно…

– Ясно, – Савин почувствовал, что волнуется – неужели есть след?! – Опишите, пожалуйста, его внешность поподробнее.

– Словесный портрет?

– Вам это понятие знакомо? Тем лучше. Тогда я сейчас буду задавать вопросы, а вы постарайтесь ответить на них по возможности точно…

Когда со словесным портретом было покончено, Савин, торжествуя в душе от предчувствия несомненной удачи, широко улыбнулся значительно потерявшему свой "дипломатический" лоск Скапчинскому.

– Лев Максимилианович! Большое вам спасибо за помощь. Пора прощаться… Да, кстати, едва не забыл: вы мне верните тот остаток драгметалла, который получился у вас в результате работы над зубным протезом для Григория Фомича. Уверен, что в память о таком шикарном заказе вы его храните где-нибудь неподалеку…

Скапчинский некоторое время сидел безмолвно, потупившись, затем безнадежно вздохнул, поднялся со стула и, цепляясь ногами за ковры, поплелся куда-то вглубь квартиры. Через несколько минут он возвратился с металлическим цилиндриком-упаковкой из-под валидола. Дрожащими руками открыл колпачок, вынул ватку, прикрывающую содержимое, и вытряхнул на скатерть три самородка.