Глава 21
КОТ
Кот делал вид, что спит. Но один его глаз все время был настороже, следил из-под неплотно сомкнутого века за человеком, который хлопотал возле очага. Судя по запахам, человек готовил что-то очень вкусное.
Утро выдалось сырым, пасмурным и прохладным, и Кот с непередаваемым удовольствием впитывал всем своим израненным телом инфракрасные лучи, исходящие от горящих в плите поленьев. Человек вынес его из дома и пристроил возле очага на охапке соломы, предварительно накрыв ее подстилкой — старым ковриком, который принесла баба Мотря.
Кот уже знал, что другое двуногое существо зовут баба Мотря. Ему хватило одного дня, чтобы это запомнить. А еще Кот подметил, что от двуногих существ исходят разные сигналы. Они были похожими на тепловые волны, которые испускали горящие поленья, но проникали в его тело гораздо глубже. Но если эти волны были для Кота невидимы, то излучения, исходящие от людей, Кот мог наблюдать.
У бабы Мотри волнообразный сигнал был зеленовато-голубоватого цвета. Он не вызывал особых эмоций, но от него не веяло и угрозой. Скорее, это было благожелательное безразличие живой природы, к которой Кот привык сызмала. Кот сам был частью природы, поэтому на присутствие бабы Мотри он практически не реагировал.
Другое дело — его спаситель. Для Кота он был загадкой. Волны, исходившие от этого человека, были совсем другие. Они тоже не несли с собой видимой угрозы, но выглядели очень загадочно и необычно. Кота эти излучения буквально гипнотизировали. Мало того, у них и цвет был другой — золотисто-алый. Волны, которые генерировал его спаситель, живо напоминали Коту те, что он ощущал, когда был совсем маленьким и жил в Горе.
Может, потому Коту во время сна иногда казалось, что он опять в родном гнезде и вместе с ним находится его главная защитница — мать, а временами (когда усиливалась алая составляющая излучения) шерсть на загривке кота начинала топорщиться, и ему чудилось, что к нему приближается какой-то опасный зверь, возможно, рысь или куница.
В такие моменты Кот резко просыпался и с тихим шипением обнажал клыки, даже если человека рядом не было. Если же он находился поблизости, то всегда обращался к Коту со словами, смысл которых был ему непонятен. Но интонация и мягкие убаюкивающие звуки человеческой речи успокаивали Кота и он снова засыпал, погружаясь в свои кошачьи грезы.
Кот постепенно шел на поправку. Этому способствовала не только мазь бабы Мотри, но и его крепкий молодой организм. А когда Кот начал ходить, то первым делом поковылял в сад и начал жадно есть какую-то траву. Она росла местами, не густо, и отыскать ее среди сорняков было трудно.
Эта трава не входила в его обычный рацион и на вид выглядела совсем невзрачной и неаппетитной, но ее действие на организм Кота было потрясающим. После каждого травяного «салата» у него прибавлялось сил, а свалявшаяся шерсть начала приобретать присущий ей блеск и шелковистость.
Менялись и глаза. Болезнь превратила их голубой цвет в мутно-серый, но когда Кот начал щипать траву, глаза снова стали очень осмысленными и засверкали как два сапфира, чему немало удивился его спаситель.
«Надо же… — бормотал человек. — Что за чудо? Нет, этот зверь точно из какой-то особой породы домашних котов. Очень ценной породы. Нестандартный вес и размеры, голубые глаза, наконец, цвет шерсти… А когда говоришь с ним, то кажется, что он все понимает. Чудеса… Что за оказия занесла его в эти края?»
На пятый день пребывания Кота в «лазарете» человек наконец «окрестил» своего подопечного. До этого он обращался к Коту просто — «кис, кис…»
Но однажды человек сел на низенькую скамеечку рядом с матрасиком (его сшила все та же баба Мотря и набила душистым сеном), на котором лежал Кот, и задумчиво сказал: «Все это хорошо, но как же мне называть тебя? На Мурзика, Кузю или Персика ты совсем не похож. Да и как-то несолидно носить такое „домашнее“ имя столь выдающемуся путешественнику и бойцу. Может, Барсик?.. Нет, нет, ни в коем случае! Барсик — это какой — то мутант, барс-дистрофик. А ты, дружище, на хилое существо совсем не похож. Впрочем, и на барса тоже… Назову я тебя просто — Кот. Достойное имя. Краткое и уважительное…»
Удивительно, но Кот сразу привык к своему имени. Уже на второй день оно начало вызывать в нем вполне определенные эмоции. Положительные эмоции. Но больше всего Кот любил (хотя и старался не подавать виду), когда человек брал его на колени и начинал гладить по спине.
Поначалу Кот пытался вырваться из его рук, но он был настолько слаб, что мог сподобиться лишь на то, чтобы открыть рот, с угрозой показать человеку свои зубы и тихо прошипеть. Человек поначалу успокаивал его голосом, а потом начинал гладить. И немедленно теплая волна блаженства начинала наполнять все естество Кота, и он уже не обращал никакого внимания на то, что полностью находится во власти человека, который был для него если и не враждебным, то, по меньшей мере, опасным существом, хотя бы по причине своих больших размеров.
Все то время, что Кот провел на матрасике в лежачем положении, у него в голове крутилось только одно желание — сбежать. Лес манил Кота, звал на разные голоса; чаще всего это был шум деревьев, но иногда ему слышались голоса птиц и разных мелких зверушек.
Спустя неделю, когда он уже мог кое-как ковылять, Коту начали сниться не кошмары, а сценки охоты. Нередко сонный Кот хищно выпускал когти и бил лапой по матрасику, потому что в этот момент он видел во сне, как ловит мышь.
Однако, когда наступил момент «выписки» из лазарета — то есть, когда человек снял изрядно надоевшие бинты, сковывающие движения, — и Кот почувствовал, что уже может обойтись без посторонней помощи, желание немедленно сбежать в лес у него почему-то превратилось в мучительные колебания.
С одной стороны, свободолюбивая кошачья натура настаивала на том, что нужно убраться из села как можно быстрее и подальше. Запахи человеческого жилища временами были не очень приятны Коту, а приходившие к его спасителю другие двуногие существа (кроме бабы Мотри, присутствие которой не мешало и даже нравилось Коту), громкоголосые и назойливые, и вовсе его нервировали.
Они пытались потрогать Кота, восхищаясь его размерами и удивляясь цвету глаз, а когда он сердился на их бесцеремонность, шипел и царапал им руки, эти существа начинали злиться и ругаться. В такие моменты от них начинала исходить темная энергия, Кот сильно возбуждался, из-за чего давали знать о себе раны, и Кота мог успокоить только его спаситель.
С другой стороны, Коту все больше и больше нравилось смотреть на огонь. Плита во дворе не имела дверки, и оранжево-золотые языки пламени устраивали игры, которые Кот мог наблюдать часами. Они рисовали в его воображение разные картины, иногда невиданные, не сообразующиеся с жизненным опытом Кота, которые появлялись из каких-то неведомых глубин его подсознания.
Иногда они удивляли Кота, а иногда и пугали, потому что огненная кисть рисовала странных и опасных зверей. Они разевали зубастые пасти и пытались выпрыгнуть из очага; Кот пугался, пытался защититься лапой с выпущенными когтями, и когда наваждение исчезало, он начинал чувствовать себя победителем и с удовлетворением урчал.
Но не только огонь стал тем якорем, который удерживал Кота в доме спасителя. Он постепенно начал привыкать к еде, которую предлагало ему двуногое существо. Она была разнообразна на вкус и обильна. Впервые Кот попробовал вареной пищи и она ему понравилась. А еще ему пришлось по вкусу молоко. Оно вызывало в памяти Кота воспоминания о днях, проведенных в Горе вместе с матерью.
И все же самым главным фактором, препятствующим намерению Кота убежать в лес, был человек. Как это ни странно, но Кот откуда-то знал, что этот человек спас ему жизнь. Кот запомнил это, накрепко запомнил.
Конечно, он не преисполнился благодарностью в человеческом понимании этого слова. Отнюдь. Просто Кот стал испытывать доверие к человеку и уже не боялся его так, как в первые дни. А еще Кот наблюдал и запоминал. Запоминал все: жесты своего спасителя, мимику, поведение в тех или иных случаях; он даже научился в какой-то мере понимать мысли двуногого существа, которые передавались ему в виде все тех же волн.
Слова для Кота мало значили. Звуки — да. Обладая уникальным слухом, Кот различал мельчайшие нюансы в голосе человека. Даже те, о которых люди не имеют понятия. Он раскладывал звук на десятки составляющих и анализировал их, словно химик какое-нибудь неизвестное науке вещество в хорошо оснащенной современной лаборатории.
Кот пропускал составляющие звука через какой-то непонятный фильтр и они звучали в его голове как струнный оркестр. Малейшая фальшь заставляла Кота напрягаться, он настораживался и был готов или убежать, или дать немедленный отпор. Понятное дело, что в том состоянии, в котором он находился, это пока было невозможно, но все равно рефлексы и реакции Кота в такие моменты обострялись до предела и он напоминал сжатую пружину.
Узнай его спаситель, что Кот классифицировал стариков, живущих в селе, он сильно изумился бы. В принципе, почти от всех знакомых Коту двуногих существ, пребывающих в спокойном состоянии, исходили доброжелательные волны; правда, цвет их разнился. У деда Савки он был зеленый с желтоватыми примесями, у деда Степана — сине-голубой с фиолетовым отливом, у закадычной подружки бабы Мотри, которую звали Ольга Петровна, ярко-голубой с зелеными вкраплениями…
Но хорошо замаскированные фальшивые нотки в голосах некоторых стариков не могли обмануть Кота. Он подметил, что не все они относятся к его спасителю так же хорошо, как он к ним. У некоторых из них существовало какое-то предубеждение, смешанное со скрытой неприязнью. И Кот сразу же невзлюбил этих людей. Он даже не мог понять, почему. Просто они в один момент стали ему неприятны.
На исходе второй недели пребывания в доме спасителя Кот уже научился скрывать свои эмоции. Он быстро постигал незнакомый для него мир.
Кот уже позволял гладить себя и «хорошим двуногим», и «другим». Но только с одной разницей: когда Кота таким образом приветствовала, например, Ольга Петровна, его уши стояли торчком, а когда к нему приближалась вредная старуха, которую кликали Филипповна, то они были прижаты к голове.
Ему очень хотелось цапнуть Филипповну за руку, но Кот уже знал, что спаситель относится к таким проявлениям его агрессивности неодобрительно. Поэтому он терпел, хотя его терпения хватало ненадолго. Когда Филипповна или кто-нибудь другой из сомнительных, по классификации Кота, личностей задерживался возле него дольше, чем следовало бы, он сначала беззвучно обнажал свои немалые зубки, а когда эту демонстрацию игнорировали, тогда начинал злобно шипеть.
Нужно сказать, что его шипение мало напоминало подобный звук, который издавали домашние коты. Это все равно как сравнить шипение двухметровой кобры и обычного ужа, не впечатляющего размерами. В исполнении Кота в шипении слышались все ужасы леса, которые знает человек по разным побасенкам и легендам. Казалось, что открывались невидимые шлюзы, и вот-вот должно было произойти что-то страшное.
Естественно, после такой «любезности» со стороны Кота от него шарахались, как от нечистой силы. Но только до следующего раза. Кот был красив и с каждым днем по мере выздоровления становился все краше и краше. Стариков так и тянуло потрогать рукой густую пепельно-голубоватую шерсть и заглянуть в его выразительные глаза. Каждому из них хотелось бы иметь такого красавца в своем хозяйстве и они дружно завидовали Тингу.
Вскоре к Коту начала проявлять любопытство и местная кошачья колония. Следует отметить, что сельские коты не были похожи на изнеженных городских лентяев и сибаритов. Свой хлеб насущный они в основном добывали сами.
Конечно, им перепадали какие-то объедки с хозяйского стола, но поскольку у стариков он был весьма скуден, то большей частью сельские коты кормились разной живностью, и не только той, что бегает и пищит в сараях и подполе, но еще и промышляли в лесу; правда, далеко в глубь леса они не заходили.
Первым на смотрины пришел кот Филипповны. Он не был вожаком колонии сельских котов и даже не уважаемым ее представителем, а скорее разведчиком, мальчиком на побегушках. Весь черный, как смоль, Васька (так звали любимца Филипповны) просидел на заборе добрых полдня, наблюдая за Котом. Что касается предмета его наблюдений, то Кот, казалось, не проявил к Ваське никакого интереса. И на то были свои причины.
Во-первых, Кот отдавал себе отчет в том, что он пока еще очень слаб и не в состоянии соперничать даже с этим черным нахалом, который не впечатлял размерами. Во — вторых, Кот презирал домашних котов. И, как уже говорилось ранее, расправлялся с ними нещадно.
Но это было в лесу, в другой жизни. А сейчас Кот не знал, как среагирует на эти расправы его спаситель. Это в-третьих. (Мнение других двуногих существ на сей счет Кота мало волновали.)
Затем появилась и прелестная кошечка, носившая белую шубку в разноцветных пятнах. По человеческой терминологии ее можно было назвать путаной, так как она не имела определенного хозяина и крутила любовь со всеми котами подряд.
Кошечка с виду была ласкова и добродушна, из-за чего ее привечали и подкармливали все старики, но никто из них понятия не имел, что красотка обладает очень хитрым и коварным нравом. Все пакости, которые сельские жители приписывали хорьками и ласкам, в основном творила их общая любимица. Она была очень охоча до молоденьких цыплят…
Естественно, ее обаяние не оставило Кота равнодушным. Но он, несмотря на молодость, уже научился отличать правду от фальши, поэтому видел кошечку насквозь. Она явно хотела произвести на него впечатление и всем своим видом давала Коту понять, что не прочь прогуляться с ним по сельским садам и огородам. Однако на самом деле кошка была холодна как лед.
Ее холодность была хорошо замаскирована эдаким провинциальным налетом наивности и простодушия, но Кот видел в ее глазах лишь циничное любопытство, которое кошке скрыть не удалось. По этой причине все его реакции на появление кошки были на уровне джентльменской вежливости, не более того, что сильно разочаровало и даже разозлило беспутную красотку.
Конечно, случись их встреча в период гона, наверное, Кот попался бы на удочку ее неотразимого обаяния. Но было лето, и он еще не полностью выздоровел, поэтому Кот проигнорировал призыв кошечки приятно провести время. А еще в его мыслях вдруг возник образ другой кошки — той, что осталась возле барсучьей норы. И он переключил мысли Кота на другие проблемы. Он демонстративно зевнул и отвернулся от соблазнительницы.
В общем, Коту здорово повезло, хотя он об этом и не догадывался. Потому что за забором, в кустах смородины, его поджидали два сородича — вожак сельских котов Чапа (он находился в расцвете сил и по размерам был лишь немногим меньше Кота) и его ближайший помощник Рыжик, забияка и плут, каких свет не видывал. Они готовили Коту «теплую» встречу, — чтобы показать, кто есть кто. А коварная кошечка исполняла роль приманки.
Засмотревшись на огонь, Кот даже вздрогнул, услышав слова своего спасителя:
- Я тут приготовил тебе еды на два дня, потому что завтра с утра пораньше поеду в город. Так что придется вам, дражайший пациент, побыть под присмотром бабы Мотри. Понял? Молчишь… Ну да, говорить ты не умеешь. А жаль. По-моему, тебе есть что рассказать. И мне кажется, что ты все понимаешь. Тебя выдают глаза. Может, ты кот с какой-нибудь планеты? Пришелец. А что, вполне возможно… Тьфу ты, Господи, какой бред я несу! На, поешь, Кот Котофеич…
С этими словами Тинг поставил перед Котом алюминиевую миску с кусочками отварного мяса в бульоне.
Поначалу кот не воспринимал вареную пищу и отказывался от нее. Но это длилось лишь первую неделю. Голод не тетка. Сырое мясо Тингу хранить было негде, поэтому он или варил его, или жарил, или солил. В общем, любой вариант для Кота был неприемлем. А каждый день ходить на охоту Тинг не мог — и дел по хозяйству было много, и больного Кота не хотел оставлять надолго.
Так Коту пришлось есть, что ему давали. И нужно сказать, вареная еда ему даже понравилась. В особенности душистый наваристый бульон, который он лакал с большим удовольствием. А еще Кот полюбил молоко. Оно вызывало в нем прилив благодушной расслабленности.
Кот пристально посмотрел на Тинга и не спеша, с достоинством, принялся есть. Сидевший на заборе кошачий дозорный, черный Васька, судорожно сглотнул слюну — везет же всяким приблудам. Кому-то достаются одни кости, а кому — вон какой большой и сочный кусок мяса. Где справедливость?!
Тучи уплыли за горизонт и солнце наконец явило миру свой пресветлый лик. День обещался быть ясным и погожим.
