Глава 17
ТИНГ
Тинг занимался хозяйственными делами. Он с таким рвением взялся за расчистку подворья, что сам себе удивлялся. Спустя три или четыре часа двор нельзя было узнать. Когда его кто-то окликнул, Тинг в это время увлеченно выкладывал дорожку из кирпича от крыльца до покосившихся ворот; они были следующими на очереди.
- Хлопчику, а, хлопчику! Чи ты, можэ, глухый? Зову его, зову…
Тинг поднял голову и увидел сухонькую старушку в белом платочке с цветной каемкой. Она стояла за плетнем с узелком в руках и приветливо улыбалась.
- Нет, бабушка, я не глухой. Заработался… Здравствуйте.
- Здравствуй. Можно зайти?
- Конечно. Зачем спрашивать?
- А як же. Мы ж не знакомые. Бачу, новый хозяин, дай, думаю, пиду, познакомлюсь.
Старушка зашла во двор и направилась прямо к столику под навесом. Крыша навеса уже светилась дырами, но столик, хоть и почернел от непогоды, но все еще находился в удовлетворительном состоянии. Там старушка и развернула узелок, оказавшийся рушником. В мгновение ока на столе словно появилась скатерть-самобранка, а на ней небольшой кувшин с молоком, свежие лепешки и плошка с медом.
- Ото ж я и решила, шо трэба хлопчику подкрепиться, — сказала старушка. — Бо с самого утра работает. Мы тут с тобой суседи. Он моя хата… За деревьями почти не видать. Молоко утреннего удоя, зовсем свежое, у меня коза есть, млынци только шо испекла, а мед принес дед Савка. У него своя пасека. Ты йиж, йиж, не стесняйся. Бо мы тут як одна семья. Меня зовут баба Мотря.
- Андрей, — представился смущенный Тинг.
Он не стал упираться и отнекиваться, а сел на высокий пенек, на котором рубили дрова, и приналег на лепешки, макая их в мед и запивая охлажденным молоком прямо из кувшина. Тинг уже отвык от домашней еды (да и была ли она когда в его жизни?), поэтому простые лепешки из пшеничной муки грубого помола показались ему верхом кулинарного искусства. Они, действительно, были пышными и очень вкусными.
- Большое вам спасибо, — сказал он, насытившись. — Только теперь я вряд ли буду работать. Во какой курдюк стал, — похлопал он себя по животу.
- Та тоби, Андрийку, надо йисты и йисты. Ты ж худой як щепка. Можэ, больной чим?
Тинг рассмеялся и ответил:
- Нет, бабушка, не больной. Недокормленный. Я питаюсь по системе.
- Это як же?
- Если заработаю на еду — ем, а ежели нет — пощусь, перехожу на подножный корм.
Теперь уже старушка заулыбалась.
- То ты, выходит, наш. Мы тут тоже так живем. Як заплатят пенсию — мы багачи; и вареники на столе и усы в сметане. А якшо ни — то зубы на полку.
Старушка разговаривала на странной смеси русского и украинского языков, так называемом суржике.
- Як тоби понадобятся якийсь харчи, — соль там, чи цыбуля, или олия — то не стесняйся, приходь. Выручу.
- Спасибо.
- А в лис далэко нэ ходы. Хиба шо с краю. Грибов у нас везде много.
- Почему нельзя ходить в лес? — удивился Тинг.
- Бо там живет вурдалак. Люди видели. Як мавпа по деревам прыгае. В наш лис даже лесники боятся заходить. А у них же оружие есть.
- Этот вурдалак никого не убил?
- Ну… не знаю. Вроде, Бог миловал. Правда, в прошлом годе Степан пошел на охоту (это наш бывший колгоспный конюх), так його двое суток по лесу якась нечистая сила водила. Натерпелся, аж зовсем поседел. Но ничого не розказуе. Мовчыть, як в рот воды набрал. А ты чого к нам сюда прибился? Или нужда яка?
- Нужда, бабушка, нужда. Хаты нет у меня, жить негде, заработать на квартиру не могу, вот я и решил здесь немного пожить, — вдохновенно врал Тинг. — Вроде как на даче. Сам я из Припяти, но там до сих пор высокий уровень радиации, а в вашем селе, говорят, все нормально. Вот я и рискнул. Хочу жить в родных местах, поближе к природе, и чтобы вольным человеком.
Старушка приняла вранье Тинга за чистую монету и даже не удивилась его россказням.
- А був у нас тут один такой, був. Два года жил. Все цветочки разни собирав и траву, и через очки роздывлявся. Мы так и не поняли — можэ он ученый якыйсь? А спросить постеснялись. Живет себе человек, и хай живет. Так ты и не жонатый?
- Как-то не сподобился…
Наверное, старушка могла вести разговор до самого вечера, но у Тинга еще было много работы, и он, немного помявшись, все-таки сказал ей об этом. Правда, с массой извинений. Но баба Мотря не обиделась, несмотря на то, что ей очень хотелось еще поговорить.
Тинг понимал старушку. Жизнь в одиночестве, да еще на старости лет — малоприятная штука. В том небольшом коллективе односельчан, в котором вращалась баба Мотря, всё уже сто (а может, и тысячу) раз говорено-переговорено, все темы разложены по косточкам. А тут новый, свежий человек появился. Это для сельских стариков большое событие.
Тинг совершенно не сомневался, что вскоре его новое жилище станет объектом паломничества. Но тут уж ничего не поделаешь…
Остаток дня Тинг мастерил из старой косы подобие рогатины. Денег у него уже осталось немного и тратить их все на магазинные харчи было безрассудно. Конечно, он мог бы где-нибудь заработать — например, на разгрузке вагонов; объявление о наборе грузчиков он прочитал на столбе возле автостанции — но Тинг решил пока особо не высовываться. Он был уверен, что его все еще усиленно ищут.
Рогатина нужна была Тингу для охоты и самозащиты. Со слов местных жителей он знал, что в лесу водятся и кабаны, и лоси, и волки, и медведи. Из этих зверей только лось пуглив; а с остальными лучше не встречаться на узкой дорожке. Поэтому рогатина для охоты на крупного зверя в самый раз.
Тинг нашел в сарайчике, который служил хозяину дома мастерской, молоток, напильники и оселок, и к вечеру уже держал в руках грозное оружие запорожских казаков-пехотинцев — остро отточенную боевую косу. Конечно, она отличалась от рогатины, но по своим функциональным качествам превосходила ее.
Клинок косы Тинг поместил в верхнюю расщепленную часть древка и прочно закрепил, обтянув металлическими хомутами, которые тоже отыскались в мастерской, в одном из ящиков. Древко он выстрогал, срубив стройное молодое деревце, а затем для крепости обжег его на костре.
В мастерской Тинг нашел и самодельный нож. Он был с костяной ручкой, изрядно заржавевший, но когда Тинг очистил его от ржавчины и наточил, то понял, что сталь, из которой изготовлен узкий клинок, превосходная, а сам нож предназначался, скорее всего, для того, чтобы колоть свиней.
Кроме этого ножа, в распоряжении Тинга оказались еще и два столовых. Он тоже потрудился над ними с напильником и оселком, уже при электрическом свете, и с большим удовольствием добавил их ложкам, вилками и тарелкам, найденным в буфете. А еще у него имелись кастрюли и тазик. Так что вопрос с кухонной утварью можно было считать закрытым.
Но пока он мог готовить лишь каши да макароны с подсолнечным маслом. А организм, который оживал не по дням, а по часам, требовал мясных продуктов или хотя бы рыбы. Приценившись к рыбопродуктам и мясу на рынке, Тинг лишь сокрушенно вздохнул — месяц поездит в город за харчами и от его сбережений останется пшик.
А тут еще непредвиденные расходы на рентгеновское обследование…
Нет, нужно срочно идти на охоту. Удивительно, но Тингу, по идее, городскому жителю, казалось бы совершенно незнакомому с другими реалиями жизни, откуда — то было известно, чем охотиться, как и где. Мало того, ему даже не пришла в голову мысль: а откуда я все это знаю?
Не думал он об этом и на следующий день, когда ранним утром направился в лес, благо от его дома туда было рукой подать. Спустя два часа Тинг забрался в такую глушь, что даже немного заволновался, найдет ли дорогу обратно. Но, закрыв глаза, он тут же мысленно восстановил в памяти все приметы пути и успокоился.
Лес был красив. Могучие дубы, липы, местами — на песчаных возвышенностях — сосняк, на склонах — орешник, над ручьями — ивы… Казалось, что здесь еще не ступала нога человека. Тинг скользил среди кустов как тень, стараясь, чтобы под ногами не хрустнула ни одна сухая веточка, не зашелестел ни один листик.
Это не всегда удавалось, и Тинг злился на свою неуклюжесть. Он почему-то был уверен, что раньше мог ходить потише. Когда это — раньше? На это вопрос Тинг даже и не думал отвечать. Он жил в настоящем времени и оно нравилось ему беспредельно. Душа Тинга словно освободилась от невидимых оков и даже запела.
По пути ему встречались большей частью разные мелкие птички. Однажды перед ним тенью мелькнула косуля, да так быстро, что Тинг не успел схватиться за свое оружие — косу. Впрочем, толку было с нее… В этот момент он сильно пожалел, что не смастерил лук. Диких кабанов, на которых настроился Тинг, почему-то не было и в помине.
Правда, звериных троп хватало. И кабаньи копытца на них тоже отпечатались. Это воодушевляло. «Все равно добуду секача! — в азарте шептал себе под нос Тинг. — Рано или поздно». Ведь дикий кабан — это гора мяса. А также свиной жир, очень даже нужный в хозяйстве продукт.
Пришлось Тингу столкнуться и с хищником. Это случилось так неожиданно, что и зверь, и человек на какое — то мгновение застыли в полной неподвижности.
На пригорке, буквально в десяти шагах от Тинга, стояла рысь. В Чернобыльской зоне этот зверь был большой редкостью. Рысь смотрела на Тинга с недоумением и любопытством, будто хотела спросить: «А что это еще за неизвестное животное бродит по нашему лесу?»
Наверное, ей до сих пор не доводилось встречаться с человеком — рысь была еще совсем молодая, хотя и вымахала ростом до размера взрослых особей. Ее пятнистая рыжая шубка — совсем новенькая, с красноватым отливом и почти белым «воротничком» — буквально светилась каждой шерстинкой.
Поглазев немного друг на друга, человек и рысь пришли в движение: Тинг свернул левее, чтобы не пугать красотку, а зверь без спешки и боязни прошествовал в лесок, где и скрылся совершенно бесшумно в неглубокой ложбине, заросшей кустарником.
Постепенно Тинг, завороженный красотой леса, забрался в настоящие дебри. Деревья в два обхвата высились над ним как сказочные великаны. Солнце не могло пробить густые кроны, и внизу царили светлые сумерки. Местами дорогу преграждал бурелом, и тогда Тингу приходилось уподобляться обезьяне; он перепрыгивал со ствола на ствол, с ветки на ветку, чтобы преодолеть баррикады из поваленных деревьев, замшелых и почерневших от непогоды.
Неожиданно Тинг почувствовал на себе чей-то взгляд. Это было сродни ощущению, если бы ему плеснули за шиворот холодной воды. Но кто этот наблюдатель и где он находится? Зверь это или человек?
Стараясь не выдать себя ни единым лишним движением, Тинг присел на поваленную лесину — якобы для того, чтобы отдохнуть. И превратился в живой биолокатор. Он мысленно сосредоточился, закрыл глаза, напрягся, и представил, что от него кругами, как от камня, брошенного в воду, начали исходить колебания. Они ширились, диаметр «локации» все увеличивался и увеличивался, пока волны не наткнулись на человеческое существо метрах в двадцати от Тинга, притаившееся среди бурелома.
Именно существо, потому что волны, которые отразились от него и, возвратившись назад, принесли нужную информацию, сильно озадачили Тинга. По идее, это был человек, но почему тогда его импульсы беспорядочны и хаотичны.
Тинг, конечно, не мог читать человеческие мысли, но он ощущал биотоки, исходящие из мозга наблюдателя. Удивительно, но еще совсем недавно Тинг даже не подозревал, что у него есть такой талант. Впрочем, как и способность наносить ментальные удары. Наверное, все эти паранормальные способности проявились у него под влиянием стресса. А может, он просто вспоминал забытое?
Но пока Тингу было не до анализа. Он чувствовал себя очень неуютно. Что если это кто-нибудь из его преследователей? Нет, не может такого быть! За ним никто не шел, никто не мог проследить его путь, в этом Тинг был уверен. Он несколько раз делал петли, — возвращался назад и выходил на свой след — но ни одна веточка не была сломана, ни единая травинка не была примята чужой ногой.
Наконец, решившись, Тинг встал и громко сказал, обращаясь к притаившемуся существу:
- Эй, ты, выходи! Хватит играть в прятки.
Но существо помалкивало. Тогда Тинг направился к нему, перепрыгивая через стволы и наступая на сухие ветки — старался шуметь как можно больше.
И он увидел! Существо, похожее на обезьяну и человека одновременно, выскочило из своего укрытия как черт из табакерки. Могучим движением разметав ветки, обезьяночеловек (или одичавший человек?) большими прыжками начал удаляться от Тинга, ловко лавируя среди древесных стволов и перепрыгивая через поваленные деревья. Вскоре о его присутствии напоминали лишь колышущиеся ветки какого-то кустарника — ветер в это сумеречное царство не залетал.
Сказать, что Тинг был огорошен, значит, ничего не сказать. На какое-то время он оказался в ступоре. Может потому, что когда существо вскочило на ноги, в сторону Тинга пошел мощнейший всплеск эмоций. Тинг еще не отключил свой «локатор», и эта волна ударила его с такой силой, словно рядом взорвался снаряд. У него даже в глазах потемнело.
Тинг помотал головой, будто ему в уши налилась вода и он хотел от нее избавиться, и сел на первую подвернувшуюся лесину, потому что ноги предательски задрожали. Значит, сельская байка про вурдалака — это правда? С ума сойти!
Тинг еще раз мысленно представил образ неизвестного существа. Может, это так называемый «снежный» человек? (И опять это понятие всплыло в памяти, как поплавок, когда с крючка срывается большая рыбина.) Нет, не похоже. Существо здорово смахивало на одичавшего человека.
Конечно, его тело покрывал густой волосяной покров, но ведь существует немало мужчин, у которых волосы не растут разве что на ладонях и на ступнях. Скорее всего, в конечном итоге решил Тинг, это действительно человек, но сумасшедший. Или отшельник. Правда, он имеет внушительные размеры… но разве мало людей ростом под два метра? И кажется, на нем совсем не было одежды…
Немного успокоенный своими умозаключениями, Тинг повернул обратно. Он дал себе слово больше сюда не приходить. Наверное, у существа (одичавшего человека?) где-то неподалеку есть жилище, или какая-то нора. Поэтому не стоит его тревожить.
Тинг возвратился в село с уже сформировавшимся планом дальнейших действий. И главное место в его мыслях занимал лук. Без него на охоте делать нечего. Хорошо бы, конечно, иметь ружье, да где его достать?
В своем намерении Тинг укрепился еще больше, когда по возвращении домой у него прямо из-под ног, словно в насмешку, вспорхнула стайка куропаток, а уже почти возле самого дома повстречались два глухаря, клевавшие одичавший овес на изрядно заросшем чертополохом колхозном поле. Тинг швырнул в них косу, как копье, но не попал. Да и бросал-то он больше от досады, нежели по трезвому расчету.
Весь следующий день Тинг потратил на изготовление лука. Древко получилось очень прочным; он сделал его из акации. Тинг тщательно окорил длинную и ровную ветку, придал ей нужную форму (кое-где подстрогал и вырезал направляющий выступ для стрелы), сделал на концах надрезы для тетивы и обжег на костре для прочности (чтобы ушла лишняя влага), а потом смазал обычным подсолнечным маслом, которое купил на рынке, когда ездил в город. Смазка нужна была для того, чтобы древко не боялось дождя и утренней росы.
Затем настал черед тетивы. С ней было сложней. Тинг битый час лазил в сарайчиках (их было два, один большой, а второй размером всего лишь два метра на три; меньший из них бывший хозяин дома приспособил под мастерскую), весь измазался и стал чумазым, пока наконец не отыскал то, что нужно. Это была тонкая веревка для сушки белья, свитая из многих нитей. Она завалилась за ящики и попалась Тингу на глаза случайно, когда он уже отчаялся и хотел оставить бесплодные поиски.
Со стрелами проблем не было. В большом сарае Тинг нашел два сухих сосновых чурбака нужных размеров (они были практически без сучков) и наделал из них пластин, которые расколол на заготовки, квадратные в сечении. Затем Тинг округлил заготовки, расщепил на одном конце, в расщепы вставил металлические наконечники, вырубленные из железных пластин (этого добра в мастерской было навалом) и хорошо заостренные, и закрепил их с помощью все той же бельевой веревки, распущенной на более тонкие пряди.
Оставалось лишь поставить на стрелы оперение, хотя бы из гусиных перьев, но этого под рукой не оказалось. Впрочем, насколько он знал, стрелам не так уж оно и нужно, если прицельная стрельба не идет на большое расстояние. Ему же придется подкрадываться к дичи как можно ближе, чтобы бить наверняка.
Утомленный непривычной работой, Тинг упал на постель и уснул как убитый. Засыпая (этот процесс длился считанные секунды), он вдруг удивился: откуда ему известно, как делается лук в домашних условиях? Странно — когда он работал над его изготовлением, такая мысль даже не приходила ему в голову…
Утром Тинг вооружился почти как Робинзон Крузо — кроме косы-рогатины и лука, он взял еще топор и лопату. Тинг ушел из дому очень рано, едва начало светлеть. Но теперь его путь, в отличие от вчерашнего дня, когда он просто рыскал по лесу, имел совершенно определенное направление.
Спустя час Тинг оказался на самом оживленном участке звериной тропы, которую он облюбовал вчера. Посмотрев на следы диких свиней, Тинг с удовлетворением хмыкнул — они были совсем свежими. Найдя самое узкое место тропы, он начал копать яму-ловушку.
Работа была закончена только к обеду. Яма получилась не очень глубокой, примерно метр и восемьдесят сантиметров — в рост Тинга. В разрезе она напоминала грушу — плодоножкой вверх. Это чтобы кабан не смог выбраться, если начнет подрывать стены ямы. Но для верности Тинг забил в дно еще и три заостренных кола, расположенных треугольником.
После всех этих работ Тинг замаскировал яму (сделал ей «крышу» из ветвей и дерна) и удалился, предварительно поразбросав по кустам полынь — чтобы дикие свиньи чуяли только запахи леса и полыни, и никакие иные.
После своих «трудов праведных» Тинг побродил еще немного по лесу, но уже не ради охоты — он собирал грибы. Действительно, баба Мотря оказалась права — грибов было очень много. Несмотря на то, что Тинг брал только белые, уже к трем часам дня большой полиэтиленовый пакет был полон.
Возвратившись домой, он поджарил грибы на большой чугунной сковородке и с аппетитом пообедал. Жарить грибы пришлось во дворе, на костре, потому что печка в доме немилосердно дымила. «Наверное, нужно почистить дымоход от сажи», — подумал Тинг.
Насытившись, Тинг после недолгих раздумий принялся мастерить во дворе очаг из дикого камня. Глину для раствора он искал недолго, накопал ее в яру, который находился в десяти минутах ходьбы от дома. А чугунную плиту Тинг заприметил, когда искал материал для тетивы. Она лежала за сараем вместе с прохудившимися ведрами, кастрюлями, утюгами, сломанными лопатами и граблями, кусками ржавых труб и прочим металлоломом.
Тинг трудился над очагом дотемна. И хотя он сильно устал, но работой остался доволен. Очаг получился на славу, а высокая труба, которую Тинг сложил из найденного за сараем кирпича, была одно загляденье.
Тинг не удержался и сварил на плите некое подобие супа из тушенки и риса; к сожалению, картошку на рынке он не купил, забыл. Огонь горел ровно, тяга была отменной, и приправленная дымком похлебка, да еще с устатку, показалась Тингу удивительно вкусной. И впервые с того времени, как он стал ощущать себя как личность, Тинг уснул с умиротворенной улыбкой на губах.
