Глава 12
Мы топали по невысокой каменистой гряде (редкое явления в этих местах), за которой как раз и начиналась низменность, названная Пимкиным болотом. Деревья здесь росли не густо, травы почти не было, из фауны лишь чирикала какая-то пернатая мелюзга, да змеи иногда выползали погреться на солнышке.
Их было не так и много, но все ползучие гады почему-то всегда вызывали в моей душе сильное неприятие, а иногда и панический ужас (хотя я и старался преодолеть в себе этот комплекс). Даже после того, как преподаватели нашей спецучебки научили меня брать самых ядовитых пресмыкающихся голыми руками и готовить из них жаркое.
Это был самый паршивый момент во всей моей службе. Я запомнил его на всю оставшуюся жизнь. Поэтому при виде змей я испытываю, по меньшей мере, стойкое отвращение.
Даже когда я загибался в пустыне с голодухи и пил кровь осла, то и тогда мне почему-то совсем не хотелось попробовать шашлык из ползучих тварей, которые встречались по пути.
Мистика…
– Идут, – вдруг подал голос Зосима.
– Кто? – очнулся я от своих мыслей.
– Дык, эти…
Эти! Вся понятно.
– Где? – спросил я дрогнувшим голосом, невольно волнуясь.
– Вон там. Гляди левее, – указал Зосима.
Да, у Зосимы до сих пор глаз – алмаз. К старости он стал зорче орла, как это ни странно, и видит даже дальше, чем я.
Я посмотрел вдоль линии, которую мысленно провел параллельно указующему персту Зосимы, и увидел черные точки, рассыпанные по болоту. Они напоминали муравьев.
Эти муравьишки еле ползли. Казалось, что они передвигаются не по земле, пусть и топкой, а по столу, намазанному каким-то липким веществом.
– Что они там делают? – недоуменно спросил Зосима.
– Ты о чем?
– Дык, ежели они ищут клад, то он в должен находиться в развалинах замка. А развалины-то где – за Чапрушкой.
Чапрушка – это небольшая речка (почти ручей), нигде не обозначенная даже на самых точных картах. Когда-то она вытекала из озера, над которым стоял замок. Но после катаклизма ее русло растворилось в болотах, и теперь она являла собой (если посмотреть с высоты) пунктир – речка то ныряла куда-то под землю, то появлялась на поверхности.
Зосима говорил, что вода в ней, на удивление, чистая, хотя и спокойная, и рыбы пропасть. И то верно – рыбу в Чапрушке не ловили лет двести. Чего же ей не плодиться и не размножаться.
– Ну-ка дай мне бинокль, – попросил я Зосиму.
Держать бинокль на груди, «как у Чапая», было для Зосимы чем-то вроде ношения папахи для полковника. С биноклем он чувствовал себя настоящим предводителем, командиром. У него даже интонации менялись, а сухощавая стройная фигура становилась еще более подтянутой.
Зная эту его невинную слабость, я никогда во время наших охотничьих вылазок не претендовал на бинокль. К тому же и впрямь во время охоты Зосима главенствовал во всем, в том числе и в выборе маршрута.
– Давай-ка приляжем, – сказал я, когда Зосима передал мне свой «командирский» аппарат. – Вот здесь как раз травка помягче, да и отдохнуть немного нам не помешает.
– Мы совсем недавно отдыхали, – запротестовал Зосима. – Чегой это ты вдруг скис? Силенки в городе подрастерял?
– Каролина все мои жизненные соки выпила, – буркнул я, устраиваясь поудобней. – Ложись. Это приказ. Солнце видишь где?
– Ну.
– Баранки гну. Они могут заметить блики от линз нашего бинокля. А мне не хочется раньше времени дать понять этой черной роте, что за ними наблюдаю именно я. У этого воронья тоже, чай, бинокль имеется. А может, и снайперская винтовка. Кстати, с такого расстояния (здесь не больше километра) нас могут перещелкать словно куропаток. Мы ведь на этом пригорке, как на ладони. И за деревья не спрячешься, они тут толщиной с мое бедро.
– Что ты такое говоришь!? – всполошено спросил Зосима, падая рядом со мной. – Какая винтовка? Зачем им в нас стрелять?
– Винтовка с оптикой. – Я хмуро улыбнулся. – Не прикидывайся Незнайкой в стране матрешек. Есть такой персонаж детских сказок. Как я уже понял, наши края просто притягивают авантюристов разных мастей. Начиная с князюшки, которого проглотила геена огненная. Поэтому я совершенно не удивлюсь, если по нам откроют огонь на поражение.
Зосима на какое-то время затих, переваривая сказанное мной, а я прижал к глазам окуляр бинокля.
Похоже, сегодня, в отличие от прежних дней (если верить рассказам бабки Федоры), черная рота вывалила на полигон почти в полном составе. Черноризцы, растянувшись в цепь, шли, словно загонщики на облавной охоте.
Они что, лягушек на болоте собирают? – подумал я с недоумением. Есть такой бизнес, недавно возник на просторах нашей необъятной родины, что называется, на пустом месте.
Французы уже почти всю свою квакающую живность извели, а у нас ее пруд пруди. Вот некоторые штатские и зарабатывают полноценные евро, продавая во Францию лягушечьи лапки (или бедрышки, тут я не в курсе). Так мне рассказывали.
А что, классная идея. Взял сачок – и дранг нах болото. И для здоровья ежедневные променады очень даже полезны, и опять таки французов надо выручать. Во-первых, мы давно с ними дружим, а во-вторых, они без лягушек, как россияне без ржаного хлеба. Жить, конечно, могут без жабоедства, но не всласть.
Может, стоит попробовать? Мне все равно нечего делать, а так будет хоть какое-то более-менее постоянное занятие (кроме охоты и рыбалки). Тем более, что за него могут еще и хорошо заплатить, что для меня сейчас совсем не лишне.
Пенсионер всегда стремится заработать лишний рубль…
Господи, что я несу! В башке какой-то мусор. Нет, город точно вышел мне боком. Ни единой светлой и здравой мысли…
Стоп, стоп! От волнения мой организм тут же нагрелся градуса на два, и окуляр бинокля мгновенно запотел.
Я достал носовой платок, протер линзы, и уже совершенно спокойно и сосредоточенно начал вглядываться в даль.
Черные явно что-то искали. Это и козе понятно. Я даже догадывался, что именно. Наверное, у них появилась какая-то карта, где место захоронения древнего клада обозначено крестиком.
Таких карт во все времена хватало. Так же, как и кладоискателей. Тяга человечества к халяве неизбывна и постоянна, практически вечна, как смена дня и ночи.
Если когда-то и было здесь что-то спрятано, то сейчас оно покоится под двух или трехметровым слоем грязи. Найти что-либо эдакое в Пимкином болоте, это все равно, что откопать какой-нибудь древнегреческий город на дне Черного моря.
В свое время я читал, что некоторые греческие колонии в Крыму, сиречь Таврике, поглотила пучина, и бедные греки разбрелись по всему Таманскому полуострову и даже добрались до Шепетовки, где и поныне живут, припеваючи.
Им даже маслины теперь до лампочки; они возлюбили украинское сало, а вместо разбавленного по древнему обычаю сухого вина пьют крепкий и жгучий, как огонь, самогон, после которого не страшны никакие катаклизмы. Чему можно только позавидовать.
Но черные – пехота – меня особо не занимали. Мое внимание привлекала фигура, которая резко отличалась от остальных. Их командир.
Нет, это не был пахан-черноризец. Начальник воронья не такой дурак, чтобы бродить по колени в грязи, а иногда и проваливаться в трясину по горло. Он сейчас, наверное, чаи гоняет и строит всякие злокозненные планы.
Это был человек чуть выше среднего роста, одетый в обычную ветровку и резиновые сапоги-«болотки», которые защищали от воды весь низ до пояса. Лицо человека ничем было не примечательно, ну разве что его черты казались чересчур резкими, будто их кто-то вырезал ножом из крепкого пня и не зашкурил острые углы.
Но это лицо мне было знакомо. Ух ты! Никогда бы не подумал, что встречу это хмыря здесь, на болоте. Нет, брат, лягушками для французов тут явно не пахнет…
Вместе с черноризцами по болоту шагал холодноглазый янки, с которым я столкнулся у Венедикта и который ехал вместе со мной на электричке. Он держался несколько позади всех. Его лицо было хмурым и озабоченным.
Еще бы – шастать по территории бывшего главного противника в «холодной» войне, так сказать, в глубоком тылу, и явно без соответствующего разрешения, это не матрешки на Тверской покупать.
Что он здесь ищет? Как вышел на сектантов? И почему командует этим черным сбродом? Вопросы, которые должен задавать янки следователь госбезопасности, роились в моей голове, словно зеленые мухи над навозной кучей.
– Что случилось? – встревожился Зосима.
Наверное, у меня сильно изменилось выражение лица, и не в лучшую, приятную, сторону.
– Кореша одного узнал… – процедил я сквозь зубы.
Я решил перед Зосимой не темнить. Он кадр надежный, испытанный.
– Что, очень нехороший человек?
– Не то слово. Не наш человек.
– Это как?
– Американец.
– Дык, они сейчас с нами, вроде, вась-вась. Сам слышал по радио.
– Тебе когда-нибудь приходилось кабанчика колоть?
– Спрашиваешь… А то как же. Много раз. Когда-то у меня даже была свиноматка. Восьмерых привела. И почти все кабанчики. Сразу раскупили.
– Ты что, в лес, на охоту, ее брал?
– Почему на охоту? В сарае жила.
– А кормил ее кто? Ты ведь из лесу неделями не выползал.
– Ну, это было, когда мы с Фроськой жили. Она с ней занималась.
– Фроська, это вторая жена?
– Нет, третья, последняя. Хорошая была баба, но трепливая. Как начнет языком чесать, хоть уши затыкай. Никакого сладу.
– Надо было затыкать.
– А я так и делал. Ватой и воском.
– Потому, наверное, так долго с ней и прожил. Если я не забыл, кажись, восемь лет?
– Угу. Нет, не потому. Она обещалась от меня забеременеть. Вот я и терпел, сколько мог. Старался ей угодить. Да что-то у нас не получилось. А уехала в город, и там с каким-то мужиком двоих привела. Наверное, в городе климат другой, для баб пользительный. Так что ты там насчет кабанчика говорил?
– Прежде чем его зарезать, хозяин, чтобы успокоить бедную тварь, чешет ей за ухом, дает пожевать что-нибудь вкусненькое и всякие нежные словечки на ухо нашептывает. Тогда кабанчик идет на заклание бестрепетно и не будоражит дурным визгом всю округу.
– Эт да, точно. Свиньи за сутки чуют, что на них ножи точат. А причем тут американцы?
– Они, в общем-то, ни при чем. Хорошие люди. Обычные. Живут такими же заботами, как и мы. Но среди них есть некоторые штатские (да и при погонах тоже) хуже змей подколодных. Спят и видят, как въезжают в Москву на белом коне. Одной рукой нам уши чешут, а другой приноравливаются нож всадить под сердце в самый неподходящий для нас момент. Большой политик, как говаривал царь Петруха Первый.
– Все на нас лезут, лезут… Не хочу больше войны. Насмотрелся.
– А кто хочет? Иракские дети, на которых сейчас дядюшка Сэм бомбы сыплет вместо гостинцев к байраму?
– Да-а, дела… Помереть спокойно не дадут.
– Подожди до две тысячи четырнадцатого года. Уйдем в преисподнюю вместе с американцами, чтобы веселей было. У них много золота и долларов, а у нас будет водочка, сальцо со ржаным хлебом и грибочки маринованные. Вот тогда мы и оттянемся на всю катушку. За все сразу. На золото в аду разве что смолы можно будет купить побольше, да дровишек пожарче. Вот тогда богатые янки и попляшут. Хрен мы им хоть кусочек дадим.
– Типун тебе на язык! Не надо нам четырнадцатого года. Людей жалко.
– И то правда. Особенно наших, российских. Им столько всего довелось вынести за свою тысячелетнюю историю, что, пожалуй, нужно их отправлять прямиком в рай, минуя чистилище. В аду они уже пожили. Да и сейчас многие там живут. Но это, так сказать, отступление. Вернемся к нашим черным тараканам. Вон они шагают, зловредные насекомые. А ведет их козел, да не простой, а заграничный. Что он забыл в этой тине и омутах?
– Да, место там топкое…
– Вот-вот. Не думаю, чтобы в древние времена нашелся дурак, способный спрятать свои сокровища в болоте. Впрочем, возможно и тогда водились глупые Буратины, считающие, что на поле дураков запросто может вырасти большое денежное дерево, если зарыть в землю сундук с золотыми монетами.
– Говаривали старики, что иногда над болотом появлялись огненные шары, а затем падали. Где шар упал, там открывается рудная жила. Золотая. Не надолго – на неделю, две. Но в этот момент золото можно было грести лопатой. Многие обогатились.
– Это сказки или ты сам что-то подобное наблюдал?
– Наблюдал, – не без колебаний ответил Зосима.
Боится, понял я. Боится, что подниму его на смех. Наверное, не знает, что сейчас НЛО появилось как воронья на засеянном поле. Каждый день летают и шкодничают – круги на хлебных полях варганят.
По крайней мере, так рассказывают уфологи. (Правда, этим «энтузиастам» и сбрехать ради сенсации недолго).
– Ну и что? Золотишко искал? – спросил я не без задней мысли.
– Дык, это, зачем оно мне? С богатством одна маята.
– Так-то оно так, но сдается мне, что ты просто поленился грязь месить из-за дедовских фантазий. Я угадал?
– Дело ночью было… – Зосима смутился. – Я как раз вышел покурить. Тут оно и жахнуло.
– Понятно. Тебе нужно было одеться, найти слегу подлиннее, а потом еще топать хрен знает куда, да еще по темноте… А тут постель уже разобрана, ужин стынет, да и рюмочка уже налита. Я прав?
– Ну, где-то так…
– Эх, ты… Нету в твоей душе романтики. Испарилась. Перебродила. Такой случай упустил… И куда этот шарик упал?
– В Пимкино болото, куда же еще. Проклятое место…
– А вон те фраера не боятся никаких проклятий, – указал я кивком головы на черноризцев, упрямо продвигавшихся к только им известной цели. – Кстати, когда это случилось?
– Дык, намедни.
– То есть?…
– В прошлом году. Как раз перед приездом того черного… с клюкой.
– Это было знамение. – Я ухмыльнулся. – Когда появляется комета, жди больших неприятностей. Похоже, наш сатанист – весьма увлекающаяся личность. Искать золото на болоте, пользуясь непроверенными данными, а всего лишь легендой, – это, знаете ли, что-то весьма необычное. Он не расспрашивал точное место падения огненного шара?
– Нет. Не знаю. Может быть. Но ко мне никто не подходил.
– Короче говоря, мне совсем не кажется, что у черноризца в голове мякина. Он произвел на меня впечатление человека очень даже неглупого. К тому же, создать секту и руководить ею недалекий, примитивный человек не сможет. Нужны какие-то особые качества. Например, хитрость, расчетливость. Такой человек в побасенку о золоте, появляющемся на болоте после паления болида, не поверит.
– Дык, это, про золото все правда, – не сдавался Зосима.
– То-то я смотрю, все ваши деревенские в шелках китайских ходят и на «мерсах» катаются. Чего проще: взял лопату, сходил на Пимкино болото, накопал золотишка – и гужуй до конца жизни с душой нараспашку.
– Не смейся. Было дело, говорю тебе. Нашу станцию кто построил?
– Откуда мне знать? Я ведь не абориген.
– Купец Телешев. А откуда он родом? Из наших мест. Деревенский. Подпаском был. Сирота. Чужие люди приютили, когда его родители померли от испанки. Вот он и нашел на болоте золото. Увидел, куда упал шар, – как раз скотину пас неподалеку – и сразу на то место…
– Что-то мало верится. Пацан нашел кучу золота, и у него хватило ума тут же с выгодой пустить его в оборот. Бред!
– Нет, нет, все было не так! Золото он перепрятал. А когда подрос – забрал. Тогда и пошел по купеческой линии. Толковый был паренек.
– Блин! Зосима, мы уже не на охоте. Мы возвращаемся домой. Кончай охотничьи байки травить, ладно?
– Дык, это, почему байки!? – обиделся Зосима. – Мой дед никогда не врал.
– Похоже, ты пошел в деда, – заметил я невинно. – Этот купец что, всем рассказывал о происхождении своего богатства? А если да, то только по пьяной лавочке – чтобы пыль пустить в глаза. И чтобы никто не узнал, каким образом он накопытил свои миллионы. Это как наши олигархи, которые с пеной у рта доказывают, что они невинные, розовые и пушистые, а капитал им достался благодаря их нечеловеческому уму и фантастической работоспособности. Как видишь, за столетия мало что изменилось.
– Никому он не рассказывал, – буркнул недовольный Зосима. – На исповеди только…
– Это меняет всю ситуацию. На исповеди кривить душой нельзя. Между прочим, открывать тайну исповеди посторонним тоже большой грех.
– Что возьмешь с попа-расстриги? – неприязненно покривился Зосима. – Был у нас такой…
– Наверное, батюшка после признания купца загорелся идеей поймать за хвост и свою синюю птицу на болоте, а потому сбросил рясу.
– Не знаю. Только он плохо кончил.
– Запил горькую?
– Нет. Красные расстреляли.
– Ну, это проза. Большевики ставили к стенке всех тех, кто им просто не нравился. Издержки революционного процесса. А ваш поп все-таки был, образно выражаясь, продавцом опиума для народа. То есть, враждебным элементом.
Мой добрый друг сумрачно покривился. Зосиму злило мое неверие в правдивую, с его точки зрения, историю.
Может, с купцом Телешевым все так и было. Станцию он и впрямь построил. Притом вложил в это строительство бешенные по тем временам деньги, если судить по зданиям, которые сохранились до сих пор. Их даже немецкие бомбы не взяли.
Но про то ладно. Или было, или нет, не суть важно. Главное другое: что ищет на болотах американец? Золото? Как бы не так! У его «конторы» бабок несчитано. На годовой бюджет ЦРУ можно лет пять кормить всю Россию.
Что янки забыл в Пимкином болоте? Это был вопрос вопросов.
