Престольный город Малой Армении, семибашенный Ани-Камах, встречал высоких гостей. На мощенных тесаным камнем площадях пылали костры; над ними пеклись на огромных вертелах целые бычьи туши; там же стояли бочки из царских винных подвалов – оттуда светлое пенистое вино горожане черпали кто чем мог и сколько душе угодно. Веселые звуки флейт, зурн и тимпанов взмывали ввысь к ясному безоблачному небу и улетали к заснеженным вершинам дальних гор. В столицу Малой Армении прибыл наследник царского престола Арташесидов, старший сын царя Великой Армении, семнадцатилетний Тигран.

Знать и придворные веселились в царском дворце, больше похожем на мрачную крепость. Его окружали массивные стены из дикого камня, а над подъемным мостом, по которому можно было попасть во внутренний двор, высились две башни с узкими бойницами. Вход в царский дворец-крепость охраняли угрюмые великаны, закованные в броню, – личная стража царя Малой Армении, престарелого Антипатра.

Тигран сидел по правую руку от царя и скучал. Дальняя дорога от стен древней столицы Великой Армении Арташата до Ани-Камаха утомила его. К обильной и разнообразной снеди он почти не прикоснулся, а многословные велеречивые тосты приближенных царя нагоняли на живого, непоседливого юношу тоску. Но Тигран был достаточно хорошо воспитан, чтобы даже намеком показать свое настроение гостеприимным хозяевам, и на его лице блуждала немного томная снисходительная улыбка.

Царь Антипатр, несмотря на преклонные годы, все еще крепкий седобородый старик, мало чем уступал в застолье своим более молодым подданным. Он ел с аппетитом почти все, что ему подавали, запивая весьма приличными порциями дорогого эллинского вина. Царь был словоохотлив, общителен и весел. Только иногда, когда его взор останавливался на юном красивом профи-ле Тиграна, скорбная тень падала на смуглое морщинистое лицо, и едва слышимый печальный вздох прорывался сквозь стиснутые уста.

У Антипатра не было наследника. Два сына царя погибли в юном возрасте – один на охоте, другой в бою. Третий сын, самый долгожданный и желанный, так и не увидел свет – он остался в утробе матери-царицы, ушедшей из жизни от какой-то неведомой и неизлечимой болезни. Поэтому царь глубоко страдал, особенно когда в длинные зимние вечера начинало ломить от сырости кости, и мысли о скорой кончине напрочь прогоняли короткий стариковский сон.

– О чем задумался, мой юный гость? – Антипатр склонился к Тиграну с благосклонной улыбкой. – А впрочем, мне все понятно. Эти каменные стены и праздное застолье могут привлекать только таких старцев, как я. Молодости нужен простор, свежий воздух и пламя охотничьего костра. Не так ли?

– Великий царь заглянул в глубину моей души, – улыбнулся в ответ Тигран. – Я слышал от отца, что здешние горы полны дичи.

– И это чистая правда, – с воодушевлением подхватил царь. – У нас водится даже редкий по нынешним временам сирийский медведь. Когда я был молод, этих медведей было, конечно, значительно больше. Но мои ловчие знают места, где их до сих пор вполне достаточно для хорошей охоты. Я уже не говорю, что и другой дичи немало: горные бараны, козлы, олени, кабаны, лисы…

– Я готов отправиться в горы хоть сейчас, – горячо воскликнул Тигран.

– Ах, молодость… – рассмеялся царь, покачивая головой. – Таким был и я… О, боги, сколько лет прошло… – он задумчиво отхлебнул глоток вина из чеканного фиала. – Но как быть с ними? – смеясь, Антипатр указал на придворных: некоторые все еще прикладывались к кубкам с вином, но многие уже едва держались на ногах. – По-моему, им сейчас нужен только крепкий сон. Но, завтра, поутру, тебя, царевич, будут ждать лучший конь из моей конюшни и свора персидских гончих псов – подарок твоего отца. В горных долинах водятся косули и лани, а для охоты на них псы незаменимы. Кстати, в этот раз на охоту отправлюсь и я, – царь был уже изрядно навеселе. – Решено! – и он слегка надтреснутым голосом запел старинную застольную песню хаев, далеких предков арменийцев.

Песню подхватили приближенные царя, и вскоре удивительно стройное многоголосие выплеснулось через открытые стрельчатые окна дворца в хмельную городскую сутолку, влилось в гул и гам веселящихся простолюдинов и воинов гарнизона…

Ранним утром дворец царя напоминал разворошенный муравейник. Сонные, бестолковые с похмелья господа и слуги суетились, ругались, орали охрипшими голосами, разыскивая снаряжение и одежду. Охотничьи псы, приведенные ловчими раньше времени под стены дворца, тоже вносили свою лепту в бедлам, творящийся под носом каменноликих стражей из личной охраны царя. Наконец взревели рога, и на пороге царских покоев появился сам Антипатр, облаченный в шитые золотом охотничьи одежды. Ему подвели огромного широкогрудого жеребца, покрытого красной с золотом попоной, и царь с помощью конюших важно взгромоздился на некое подобие седла без стремян. Впрочем, конный выезд Антипатра был больше для вида – для того, чтобы в очередной раз внушить подданным мысль о крепком здоровье и завидной силе духа престарелого правителя. За стенами Ани-Камаха, подальше от людских глаз, царя ждали богато украшенные носилки с мягкими парчовыми подушками.

Под Тиграном был великолепный гнедой конь, подарок Антипатра. Малая Армения издревле славилась скакунами, но этот огненноглазый красавец превосходил своей статью всех жеребцов, когда-либо виденных царевичем. Довольный и радостный юноша, отменный наездник, гарцевал во внутреннем дворе, как кентавр, старательно избегая восхищенных взглядов дворцовых жеманниц, толпившихся у открытых окон и на балконах. И только когда до его слуха долетало их беличье стрекотанье, и он ловил в нем свое имя, щеки Тиграна окрашивались румянцем, и царевич поднимал коня на дыбы, чтобы продемонстрировать очередной трюк, на что был мастак.

Охота удалась на славу. Гончие псы, потомки боевых собак персов, голодные и злые как фурии, словно частым гребнем прочесывали долины. Испуганное зверье металось в редколесье, уповая на свои быстрые ноги, но кровожадные псы, пенясь от злобы и захлебываясь отрывистым лаем, настигали потерявшую голову дичь и остервенело рвали живую трепещущую плоть, с воем и визгом катая добычу по земле. Ловчие сумели поднять и двух медведей. Одного из них убил приближенный Антипатра по прозвищу Вартан Черный, дюжий детина с могучими плечами, а второго насадил на копье сам царевич Тигран. Упоенный охотничьим подвигом, юноша вихрем носился по долине, под свист ветра напевая какую-то дикую варварскую песнь без слов.

Антипатр, с удовольствием прислушиваясь к звукам псовой охоты, блаженствовал в тени огромного дерева на пригорке. Он сидел на куче подушек и попивал легкое сухое вино, хорошо утоляющее жажду и возбуждающее аппетит. В сотне локтей от него слуги расчищали площадку для костра и свежевали первую дичь – двух молодых косуль. Носилки царя стояли неподалеку, там же отдыхали уставшие носильщики, с завистью посматривая на кувшин охлажденного вина, стоящий перед их господином. Стольники царя таскали к костру дрова и расстилали ковры для охотничьей трапезы.

– Ахей, мой господин, тебе подарок! – к пригорку, где сидел царь, прискакал Вартан Черный и, смеясь, достал из охотничьей сумки двух детенышей леопарда.

Пушистые зверьки угрожающе рычали, царапались и кусались. Вартан спрыгнул на землю и, держа их за загривки, подошел к Антипатру.

– Их мать мы не нашли, псы потеряли след, – объяснил Вартан Черный, быстро сооружая из сыромятных ремешков подобие ошейников для перепуганных мальцов.

– Царский подарок, – рассмеялся довольный Антипатр и налил полный фиал вина. – Испей, мой верный Вартан, в знак благодарности.

– Слава великому царю! – вскричал Вартан Черный, одним махом осушил фиал и вскочил на коня. – С твоего позволения, господин, я продолжу охоту.

– Поезжай, – милостиво отпустил его царь, улыбаясь, и принялся тормошить повизгивающих зверенышей…

За этой картиной наблюдали две пары глаз.

Одна из них принадлежала одетому в звериные шкуры человеку, похожему на дикого горца. Он притаился чуть выше пригорка, где сидел царь. У его пояса висел короткий меч, а рядом лежал небольшой, но тугой лук, удобный для охоты в лесах. Человек с настороженностью хищного зверя всматривался в действо, развернувшееся перед его взором, и пытался понять незнакомую речь, на которой изъяснялись охотники.

Другая пара глаз сверкала неистовым зеленовато-желтым огнем из-подо лба громадной пятнистой кошки. Это была мать пойманных Вартаном Черным зверенышей. Ее красновато-желтая в черных пятнышках шкура отливала золотом, короткие уши были прижаты к голове, пасть открыта, с громадных острых клыков капала слюна. Преследуя похитителя своих детенышей, самка проделала большой путь по горным зарослям, и теперь отдыхала, учащенно дыша и временами судорожно позевывая. Глаза пятнистой хищницы были прикованы к Антипатру, игравшему со звернышами, и дикая ярость матери, потерявшей детей, изредка вырывалась наружу тихим угрожающим шипением. Но самка была матерым зверем, она не спешила броситься на врага – выжидала, и медленно, ползком, подбиралась поближе, чтобы вонзить ему в шею клыки.

Антипатр, посмеиваясь, щелкнул пальцем по носу одного из зверенышей, попытавшегося цапнуть царя за руку. Маленький леопард, получив удар по самому уязвимому месту, отчаянно завизжал, будто заплакал. Этого самка стерпеть не смогла. Словно огненный вихрь промчался сквозь заросли, и свирепая хищница одним могучим прыжком оказалась на спине беспечного, ничего не подозревающего Антипатра.

Царя спас высокий замшевый воротник охотничьей куртки. Зубы зверя только оцарапали шею Антипатра, от нежданного удара скатившегося кулем с пригорка. Но самка догнала его и стала рвать одежды. Помощи царю ждать было неоткуда – перепуганные носильщики с криками разбежались кто куда, телохранители ушли по дрова, а повара были вооружены только ножами.

Неожиданно из чащи выскочил человек в звериных шкурах и быстрее лани подбежал к Антипатру, свернувшемуся клубком, чтобы не дать хищнице добраться до горла. Сверкнул меч, самка с визгом отскочила в сторону, но тут же стремительным скачком упала на грудь отважного спасителя – человек в звериных шкурах, опасаясь задеть царя, только легко ранил хищницу, чтобы отвлечь ее внимание.

Потрясенный Антипатр во все глаза наблюдал за поединком. Отбросив меч в сторону, человек в звериных шкурах с невероятным хладнокровием сжал железными пальцами горло зверя. Разъяренная до безумия хищница терзала когтями грудь храбреца, но он, казалось, не обращал внимания на боль и кровь, струящуюся из многочисленных ран. Наконец движения зверя стали вялыми, по цепенеющим мышцам пробежала дрожь; торжествующе улыбнувшись, человек достал нож, коротким точным ударом пронзил сердце самки и небрежно швырнул ее на землю.

– О, боги… – простонал царь, пытаясь встать на ноги.

Его спаситель подошел к нему и подал руку.

В это время раздался топот лошадиных копыт, и два всадника, горяча нагайками коней, подскакали к царю. Увидев окровавленное лицо Антипатра, один из них (это был Вартан Черный) с диким воплем выхватил меч и словно коршун на добычу бросился с высоты коня на неизвестного в звериных шкурах. Тот немного отступил в сторону и молниеносно схватил царского приближенного за запястья. Сам будучи человеком недюжинной силы, Вартан едва не охнул, когда железные пальцы незнакомца впились в его тело. Человек в зверинных шкурах резким движением отшвырнул Вартана Черного и поднял свой меч, лежавший рядом с мертвым леопардом.

– Остановись! – вскричал царь, заслоняя собой незнакомца от неистового Вартана. – Это мой спаситель!

Второй всадник, юный Тигран, несмотря на возраст, более спокойный и рассудительный, нежели приближенный повелителя арменийцев, спрыгнул с коня и придержал потерявшего способность трезво соображать Вартана – царевич вовремя заметил мертвую хищницу и все понял.

Тяжело дыша, Вартан Черный опустил меч и тряхнул головой, чтобы прийти в себя. С признательной улыбкой потрепав любимца по щеке, царь обернулся к человеку в звериных шкурах, с мрачным вызовом наблюдавшим за происходящим.

– Как тебя зовут, мой незнакомый друг? – спросил по-арменийски Антипатр.

– Не понимаю, – ответил на каппадокийском незнакомец.

Озадаченный царь посмотрел на Тиграна, словно ища поддержки. Но юноша только развел руками – каппадокийского он, как и Антипатр, не знал.

– Кто вы? – неожиданно обратился к царю на чистом эллинском языке незнакомец.

– Хвала Зевсу и всем богам олимпийским! – воскликнул обрадованный царь. – Мы твои друзья, и моя благодарность к тебе безгранична. Я повелитель Малой Армении, а это, – Антипатр указал перстом на своего приближенного и царевича, – сын царя Великой Армении Тигран и Вартан Черный, начальник царской хилии. Но кто ты?

– Я благодарю судьбу за эту встречу, – с уважительным поклоном произнес незнакомец. – Приветствую великого и мудрого царя арменийцев Антипатра. Да будут боги благосклонны к твоему очагу и пусть твой дом всегда будет полной чашей. Хайре! – еще раз склонил он голову.

– С этого мгновения ты мой гость, – торжественно провозгласил царь, весьма польщенный грамотным и связным приветствием своего спасителя, что выдавало в этом лесном бродяге человека просвещенного и незаурядного. – Мой дом – твой дом… – Антипатр хотел добавить еще что-то, но тут набежала толпа слуг и телохранителей и бестолково засуетилась вокруг господина, снимая изорванные одежды и накладывая повязки на уже подсохшие царапины от когтей леопарда.

Предоставленный самому себе, незнакомец спокойно отошел в сторону, сбросил превратившиеся в лохмотья звериные шкуры, оставшись в одной набедренной повязке, и принялся врачевать свои раны. Впрочем, врачеванием его действия можно было назвать с большой натяжкой – он просто омыл все еще кровоточащие раны вином из кувшина царя и отер тело куском чистой холстины, извлеченной из охотничьей сумки. Внимательно наблюдавший за ним Тигран едва не ахнул – незнакомец оказался прекрасно сложенным юношей примерно одного возраста с царевичем. Его могучий торс, больше подходивший зрелому мужу, поражал рельефом внушительных мышц; кое-где на теле незнакомца виднелись шрамы от заживших ран, указывавших на непростые перипетии судьбы лесного скитальца.

Освободившись наконец от назойливых слуг, пытающихся показным рвением вымолить прощение у господина за свою трусость и нерасторопность, переодетый Антипатр подошел к своему спасителю. Пораженный его видом он некоторое время с восхищением рассматривал невозмутимого юношу, а затем обратился к нему с такими словами:

– Видно, мне сами боги послали тебя на выручку. В знак благодарности я сегодня принесу им богатые жертвы. Ты же ничего не бойся, можешь открыться мне смело, без колебаний. Кто бы ты ни был, я принимаю тебя с распростертыми объятиями, как сына. Мой меч и царское слово тому порукой.

Юный незнакомец некоторое время колебался, исподлобья поглядывая на окружавших их арменийцев. Затем сказал:

– Великий и мудрый царь, я тебе верю. Но позволь мне поговорить с тобой наедине.

Антипатр про себя восхитился мудростью совсем еще молодого человека. Прожитые годы и бремя царской короны научили царя осторожности. Он доверял своим приближенным и слугам, но кто может поручиться за человека, ослепленного сиянием золотых монет? И кто может порицать подобную слабость человеческой натуры, в особенности слуги, всегда в своих самых тайных помыслах лелеющего надежду разбогатеть и возвысится даже над своим господином? Похоже, это достаточно хорошо понимал и незнакомец.

Царь согласно кивнул и властным жестом отослал прочь всех своих подданых, в том числе Вартана Черного и Тиграна, сгорающих от любопытства.

Царевич видел, как юноша что-то сказал Антипатру и покорно склонил голову. Царь, похоже от неожиданности, отшатнулся, но затем, справившись с волнением, молча обнял своего спасителя. Затем Антипатр позвал слуг и приказал:

– Найдите ему подобающие знатному воину одежды. А теперь я приглашаю вас всех, – он обратился к подоспевшим придворным и арменийской знати, участвовавшей в охотничьей забаве, – разделить с нами трапезу. И вина, побольше вина – сегодня великолепный день! – с воодушевлением воскликнул царь.

Недоумевающий Вартан Черный, достаточно хорошо знающий характер своего повелителя, только подивился, заметив в карих и все еще ясных, несмотря на преклонный возраст, глазах царя огоньки необычайной приподнятости и безудержной радости.