Старшины этого района были не такими, какими их ожидали увидеть гости. Это не были простые выходцы из крестьян. Их отличало достоинство, с которым они держали себя на первой же встрече с пришельцами. Старшины сидели вокруг овального стола с видом людей, которые долго думают, прежде чем принять какое-либо решение. Большинство были среднего возраста или постарше и если носили бороды, то коротко подстриженные. Многим было меньше сорока лет, так что слово «старшины» отражало скорее уважительное к ним отношение, нежели возраст.

Оба гостя из космоса сидели во главе стола и в торжественном молчании ели. Обед был скромным и скорее церемониальным, чем предназначенным для утоления голода.

После обеда те из старшин, которые, очевидно, пользовались наибольшим уважением, произнесли несколько почтительных фраз, слишком коротких, чтобы считаться речами, и с формальностями было покончено. Атмосфера сразу же изменилась, и почтительная вежливость уступила место дружелюбию и обычному любопытству. Старшины столпились вокруг пришельцев и засыпали их вопросами. Они интересовались, трудно ли управлять звездолетом, много ли требуется для этого народа, нельзя ли усовершенствовать моторы их автомобилей, правда ли, что на других планетах недавно шел снег, как это было на Тазенде, далеко ли находится мир пришельцев, как изготовлены их одежды и что придает им металлический блеск, почему гости не носят меха, бреются ли они каждый день, какой камень в кольце Притчера…

Вопросы текли непрерывным потоком и адресовались в основном Притчеру, словно он был автоматически признан старшим. Притчер вынужден был отвечать и чувствовал, что вопросам этим не видно конца.

После каждого ответа среди старшин поднимался шепот, но было трудно понять, о чем они говорили, так как в этом случае они переходили на свой вариант галактического языка, ставший давно архаичным.

Наконец вмешался Чанис:

— Господа, а теперь и вы должны ответить на некоторые вопросы, так как мы чужеземцы и нас очень интересует Тазенда.

Тут же наступила мертвая тишина. Руки старшин, которые только что жестикулировали, моментально опустились. Они уставились один на другого исподлобья, явно желая уступить роль рассказчика кому-нибудь, но только не себе.

Притчер быстро добавил:

— Мой спутник задал этот вопрос из чисто дружеских побуждений, так как слава о Тазенде гремит по всей Галактике. Мы, конечно, доложим губернатору о преданности и любви к нему старшин Россема.

Вздохов облегчения не последовало, но лица старшин посветлели. Один из них стал теребить свою бороду, поправляя большим пальцем и мизинцем ее завитки.

— Мы — преданные слуги лордов Тазенды, — сказал он.

Раздражение Притчера от вопроса Чаниса улеглось. Было, по крайней мере, очевидно, что возраст пока еще не мешал ему исправлять ошибки других, ориентируясь в ситуации на ходу. Он продолжал:

— В нашем далеком уголке Галактики ничего не известно о славном прошлом лордов Тазенды. Мы лишь предполагаем, что они правят здесь благородно уже долгое время.

— Правление лордов можно назвать справедливым?

— Да… — Старшина заколебался. — Губернатор — сильный и могущественный лорд. Он убивает предателей не колеблясь. Но среди нас таких нет, конечно.

— А в прошлом все наказания были заслуженными, я надеюсь?

— Никто из нас не был предателем: ни наши отцы, ни деды — никто. Но в других мирах они были, и смерть настигала их мгновенно. Об этом мы не любим думать, потому что мы простые люди и не интересуемся политикой.

Отвечавший явно волновался, и глаза его выдавали озабоченность чем-то. Притчер деликатно продолжал:

— Не могли бы вы сказать, как нам попасть на аудиенцию к губернатору? — и тут же почувствовал, что старшины изумлены.

— Как, разве вы не знаете, что губернатор будет здесь завтра? Он вас ждал. Это большая честь для нас. Мы… мы надеемся, что вы доложите о нашей преданности.

Улыбка Притчера оставалась все такой же широкой, разве только слегка искривились уголки губ.

— Ожидал нас?

Старшины удивленно переглянулись:

— Но разве… Прошла уже неделя, как нас предупредили о вашем прибытии…

Помещение, в котором их разместили, было, конечно, фешенебельным для этого мира. Притчеру приходилось жить и в худших условиях. Что касается Чаниса, то по его лицу невозможно было что-либо прочесть.

Между спутниками постоянно ощущалась некоторая напряженность, но совсем иного рода, нежели раньше. Притчер чувствовал, что приближается время решительных действий, но, с другой стороны, осознавал необходимость немного подождать. Встречаться с губернатором сразу было очень рискованно, но это могло иметь и огромный плюс. Бесполезная игра, притворство Чаниса бесили генерала, и он ждал скорейшей развязки.

— Кажется, нас ожидают, — сказал он.

— Да, — просто ответил Чанис.

— И это все, что вы можете сказать? Мы прилетаем сюда и узнаем, что губернатор ожидает нас… Может быть, от губернатора мы услышим, что нас ожидают и на самой Тазенде! Каков тогда смысл всей нашей странной миссии?

Чанис поднял голову и, даже не пытаясь скрыть нотки усталости в голосе, заявил:

— Ожидать нас — значит понимать, кто мы такие. А это меняет дело.

— Вы что, надеетесь скрыть нашу цель от людей Второго Основания?

— Возможно. А почему бы и нет? Предположим, наш звездолет засекли еще в космосе. Разве это не нормально для любой области — иметь свои внешние космические посты? Даже если мы обычные космические гости, то представляем для них большой интерес.

— Достаточный для того, чтобы именно губернатор пришел к нам, не наоборот?

Чанис пожал плечами.

— Об этом нам придется подумать позже, когда увидим, что представляет собой губернатор.

Притчер осклабился в недоброй усмешке.

Чанис продолжал все с тем же искусственным оживлением:

— По крайней мере одно мы знаем. Тазенда — Второе Основание. Миллионы мелких фактов указывают на это. Как еще можно объяснить страх местных жителей перед Тазендой! Я не вижу никаких признаков политического управления. Группы старшин, очевидно, распоряжаются всем свободно, в их дела никто не вмешивается. Налоги, о которых они упоминали, взимаются неаккуратно или вообще не взимаются. Местные жители много рассказывают о бедности, но на самом деле выглядят обеспеченными и сытыми. Дома их примитивны, но в них можно жить. Честно говоря, этот мир меня восхищает. Я еще никогда не видел мира более неустроенного и поначалу думал, что население его страдает, но теперь вижу, что ошибался.

— Вы что, поклонник деревенского образа жизни?

— Упаси меня Галактика!

Чанис задумался над этими словами с некоторым удивлением.

— Я просто хочу подчеркнуть важность именно этого момента. По-видимому, Тазенда — гениальный администратор, в корне отличный от старой Империи, Первого Основания и даже нашего Союза, потому что дает им то, что не может дать никто другой, — счастье. Неужели вы не видите, что природа их власти совершенно иная? Не физическая, а психологическая.

— Правда? — Притчер позволил себе иронию. — А ужас, с которым старшины говорили о наказании? Как это укладывается в вашу теорию?

— Но разве кто-либо из них был наказан? Они говорят только о наказании других. Создается впечатление, что в их мозги глубоко заложена мысль о возможной каре, так что никакой надобности в ней просто не возникает. Они наверняка контролируются настолько хорошо, что, я уверен, на планете нет ни одного солдата с Тазенды. Неужели вы этого не понимаете?

— Может быть, пойму, — холодно ответил Притчер, — когда увижу губернатора. А что, между прочим, если и наши умы сейчас контролируются?

Чанис ответил с жестоким презрением в голосе:

— Вам к этому не привыкать!

Притчер побледнел, как полотно, и с усилием отвернулся. В этот день они больше не разговаривали.

Ночь была тихой, холодной и безветренной. Прислушиваясь к сонному посапыванию компаньона, Притчер спокойно настроил свой передатчик на волну, которой не было в передатчике Чаниса, и, нажав кнопку, связался со звездолетом. Последовал тихий, на пределе слышимости ответ. Дважды Притчер запрашивал:

— Никаких сообщений?

И дважды приходил ответ:

— Никаких. Мы постоянно настроены на волну.

Притчер встал с кровати. В комнате было холодно, и он, завернувшись в меховое одеяло, сел в кресло и посмотрел на звездное небо, так не похожее своей яркостью на его родное.

На мгновение Притчер снова задумался, был ли прав Мул в том, что обращение отняло у него ту находчивость, которой он всегда гордился. Или просто давала себя знать усталость от всех лет, проведенных в космосе?

В конце концов, какая разница. Он устал.

Губернатор Россема прибыл без свиты. Единственным его спутником был человек в форме, который вел машину, по стандартам Россема, новейшей конструкции, но Притчер нашел ее устаревшей. Машина неуклюже повернулась и несколько раз подпрыгнула на ухабах. Ясно было, что работала она не на атомной энергии, а на химическом горючем.

Губернатор вышел из машины и чинно проследовал между рядами почтительно выстроившихся старшин, на которых даже не взглянул. Он быстро открыл дверь, и свита поспешила за ним.

За всей этой церемонией наблюдали из окна предоставленного им помещения два человека из Союза Мула.

— Губернатор невысок и не производит особого впечатления.

— Ну и что?

Притчер почувствовал, что нервничает, и выругался про себя. Однако лицо его выражало ледяное спокойствие. Генерал не намеревался выдавать свои чувства Чанису, но давление его подскочило, а в горле пересохло. Это был не физический страх: Притчер не принадлежал к тому пушечному мясу, которое настолько тупо, что неспособно бояться, но физический страх он мог контролировать. Это было нечто другое, страх иного рода.

Генерал быстро взглянул на Чаниса. Тот лениво рассматривал ногти на руках и даже что-то ковырял. Притчер ощутил, как в нем поднимается волна негодования. Что Чанису бояться ментального контроля?! Он вздохнул про себя и попытался вспомнить прошлое, когда он был твердолобым демократом, пока Мул не обратил его. Но генералу трудно было вспомнить свои ощущения в те времена и обнаружить нити, привязывающие его эмоционально к Мулу. Умом он понимал, что было время, когда он стремился убить Мула, но как ни напрягался, не мог воскресить в памяти и тени прежних эмоций. Возможно, срабатывала рефлекторная защита его мозга, потому что от одной мысли об этом Притчер покрывался холодным потом.

А что, если он вспомнит все до деталей? Что, если губернатор тоже вмешается в его мозг?

Когда это произошло в первый раз, Притчер не почувствовал ничего. Не было ни боли, ни даже ощущения неудобства.

Неужели при встрече с губернатором повторится то же самое?! Неужели все, что произошло с ним раньше, на службе у Мула, сгинет, как сон? И Мул станет сном, и только Тазенде он будет предан…

У Притчера возникли позывы к рвоте, и он резко отвернулся от окна. Внезапно голос Чаниса резанул по уху.

— Я думаю, пора, генерал.

Притчер снова повернулся. Дверь бесшумно открылась, и на пороге появился старшина.

— Его превосходительство губернатор Россема, — объявил он. — Лорд Тазенды дает разрешение на аудиенцию и просит вас предстать перед ним.

— Конечно. — Одним рывком Чанис натянул на голову капюшон и поправил пояс.

Челюсти Притчера непроизвольно сжались. Это было началом настоящей игры.

Губернатор Россема не производил особого впечатления своим внешним видом. Он был невысокого роста. Глаза, окруженные сеткой морщин, казались приветливыми, а свежевыбритый мягкий и маленький подбородок свидетельствовал о некоторой слабости этого человека.

Притчер избегал его взгляда и смотрел исключительно на подбородок. Он не знал, окажется ли подобная тактика эффективной и вообще поможет ли что-нибудь, если вновь захотят вмешаться в его сознание.

Высокий голос губернатора звучал бесстрастно:

— Мы приветствуем вас на Тазенде. Приветствуем с миром! Вы уже обедали?

Рука его с длинными пальцами и выступающими венами почти по-королевски пригласила гостей к столу, имевшему подковообразную форму. Гости поклонились и сели с внутренней стороны, губернатор же устроился напротив. По бокам от них, с внешней стороны стола, расположились молчаливые старшины.

Губернатор восхвалял пищу, импортированную с Тазенды, выказывал недовольство погодой на Россеме, пытался завести разговор о трудностях космических путешествий.

Чанис изредка вставлял слово. Притчер вообще молчал.

Наконец обед закончился. Губернатор откинулся в кресле. Глаза его блестели.

— Хочу спросить о вашем звездолете. Разумеется, необходимо обеспечить надлежащий присмотр за ним, но мне сказа ли, что его местонахождение неизвестно.

— Верно, — весело подтвердил Чанис. — Честно говоря, мы оставили его в космосе. Это большой звездолет, предназначенный для длительных космических путешествий, иногда во враждебно настроенные районы, и мы решили, что если приземлимся на нем здесь, то вы можете неправильно истолковать наши намерения, а они совершенно мирные. Так что мы предпочли опуститься на вашу планету вдвоем и невооруженными.

— Дружеский акт, — неуверенно прокомментировал губернатор. — Так, говорите, большой звездолет?

— Не совсем военный корабль, ваше превосходительство.

— Хм, гм… Откуда, говорите, вы прилетели?

— С небольшой планеты сектора Сантани, ваше превосходительство. Возможно, вы и не слышали о ее существовании так как она совсем незначительна. Мы заинтересованы в развитии торговых отношений с вами.

— Вот как? Торговля? А что вы можете предложить?

— Машины любого рода, ваше превосходительство. В обмен — дерево, пищу, руду.

— Да, гм… — Губернатор с сомнением покосился на пришельцев. — Я мало в этом понимаю. Может быть, нам удастся наладить взаимовыгодную торговлю, после того как я просмотрю ваши документы, — ведь наше правительство затребует определенные сведения, прежде чем мы сможем прийти к какому-либо соглашению. Вы понимаете? Я осмотрю ваш звездолет, затем придется проследовать на Тазенду.

Ответить на это было нечего, и тон губернатора стал прохладнее.

— Мне просто необходимо осмотреть ваш звездолет.

Чанис уклончиво заявил:

— К сожалению, на звездолете в данный момент производится ремонт. Он будет к вашим услугам через сорок восемь часов, если ваше превосходительство согласится подождать.

— Я не привык ждать.

Впервые Притчер перехватил взгляд губернатора, и дыхание его сперло. На мгновение у генерала возникло чувство, что он тонет, но затем ему удалось отвести взгляд в сторону.

Чанис не уступал.

— Звездолет не может приземлиться раньше, чем через сорок восемь часов. Мы здесь, у вас, и мы совсем не вооружены. Неужели вы сомневаетесь в наших мирных намерениях?

Наступило долгое молчание, затем губернатор сурово сказал:

— Расскажите мне о вашем мире.

На этом неприятности кончились. Выполнив, по-видимому, свою миссию, губернатор потерял всякий интерес к беседе, и она быстро сошла на нет.

По окончании приема Притчер начал обследовать себя в комнате. Сдерживая дыхание, он внимательно прислушивался к своим эмоциям. Нет, он не чувствовал себя другим, но должен ли был он чувствовать какую-нибудь разницу? Разве ощутил он что-либо после обращения Мула?

Притчер стал экспериментировать. С холодной уверенностью он прокричал про себя:

«Второе Основание должно быть уничтожено!» — И мысль эту сопровождала ненависть. Он не испытывал ни малейшего колебания. Затем генерал попытался мысленно заменить «Второе Основание» словом «Мул» — и дыхание его перехватило от одной только попытки представить это, а язык присох к гортани.

Пока все шло хорошо. Но, может быть, в его мозг вмешивались по-иному, на более тонком уровне?

Ответа на свой вопрос Притчер не нашел, но все еще чувствовал абсолютную преданность Мулу! И если в нем что-то изменили, то это, в принципе, не имело значения.

И генерал перешел к мыслям о насущных проблемах.

Чанис был занят своими делами в другом конце комнаты. Притчер нажал кнопку на своем наручном передатчике. Последовал ответ, и волна облегчения прокатилась через все его существо. Генерала обуяла мгновенная радость. Притчер подумал, что всему этому фарсу почти пришел конец.