19

В кабинет Кравчука вошел розовощекий лейтенант Лукьянов из ОБХСС, которого в управлении окрестили Бутоном.

– Здорово, старина!

– Привет, Бутончик! Все цветешь!

– Костя, вызову на дуэль, предупреждаю.

– Ладно, договорились. Но учти, оружие выбираю я. Заходи сегодня вечером в гости, жена как раз собиралась котлеты жарить. Вот и устроим дуэль – на мясорубках.

– Э-э, нет уж, уволь. Женюсь, потренируюсь, вот тогда и сразимся.

– Идет… С какими новостями пожаловали, дорогой коллега?

– Мы тут типчика прихватили, провизора. Обслюнявил весь кабинет. История в общем-то обычная – хапнул лишку, деньжата человеку для шикарной жизни понадобились, а теперь слезами полы моет. "Дети, семья, не знал, виноват…" – короче, знакомые вариации о заблудшей овце. Так вот, на одном из допросов он упомянул некоего Ковальчука. Насколько я знаю, он по вашему ведомству сейчас проходит.

– Лукьянов, ты гений! Он сейчас где?

– В кабинете. Нутром чуял, что он тебе срочно понадобится. Дело-то серьезное, сам увидишь…

Провизор Головинский, заплывший жиром человек с красными, словно у ангорского кролика, глазками, сидел на стуле и поминутно сморкался в огромный носовой платок, то и дело вытирая им обильные слезы.

– … Он пригрозил мне, что пойдет и все расскажет. Я боялся… Я не хотел, честное слово!

– Честное слово здесь ни при чем, Головинский, – сказал Кравчук и, чуть помедлив, спросил: – Откуда Ковальчук узнал о ваших махинациях с дефицитными лекарствами?

– Не знаю, не знаю, гражданин следователь! Однажды он зашел ко мне, принес Уголовный кодекс и прочитал статью… И сказал, что мне не отвертеться, потому что у него есть свидетели.

– Кто?

– Он не указал, кто конкретно, но рассказал мне кое-что такое… Я поверил…

– И что дальше?

– Ковальчук пообещал, что никто об этом не будет знать, и даже предложил свои услуги.

– А именно?

– Ему нужны были наркотики. Он мне тут же, в кабинете, вручил крупную сумму денег.

– Какие наркотики?

– В основном морфий.

– Что еще он просил у вас?

– Кое-какие дефицитные лекарства в небольших количествах. Я точно не помню.

– Придется вспомнить. Головинский. Время у вас для этого будет…

Утром Кравчуку принесли пакет спецпочты – данные по Капустяку. Он несколько раз перечитал скупые строчки документов, но выудить оттуда что-либо полезное для следствия ему так и не удалось:

"… Капустяк Иван Матвеевич, украинец, 1926 года рождения. В 1942 году был вывезен гитлеровцами в Германию. Работал сельскохозяйственным рабочим у бюргера в Саксонии. В 1945 году женился на польке Анне Кубельчик, от которой родился сын. В 1947 году Капустяк уехал в Австралию, затем в Канаду. С женой развелся. В Канаде работал автослесарем на механосборочном заводе Форда. Там женился второй раз на дочери мелкого предпринимателя Барбаре Эванс. От второго брака детей нет. В настоящее время работает управляющим в одном из филиалов фирмы по изготовлению пишущих машинок, которая принадлежит его тестю Джону Эвансу… Советский Союз посетил второй раз; первый – три года назад как турист…"

И никакого намека на связь с Ковальчуком и тем более с Гайвороном-Баняком. Украл у Ковальчука иконы, чтобы сбыть их за границей? Иконы не иголка, от таможенников не утаишь. Вариант этот, конечно, не исключен… Да только поди докажи его сейчас. Эксперты до сих пор работают с черепом Ковальчука (а может, кого другого, ясности пока никакой, одни предположения), пытаются изготовить фоторобот. Работа трудоемкая, почти ювелирная, стопроцентной гарантии тождества с живым человеком эксперты не дадут, не первый раз. Вот если бы в Москву… Но у них там работы хоть отбавляй, а ждать очереди обстоятельства не позволяют.

Кравчук нахмурился, вспомнив вчерашнюю оперативку.

– … И последнее, товарищ полковник, – адвокат Михайлишин. Вот данные оперативной группы наблюдения.

– Что там у них? – Шумко снял очки и, близоруко щурясь, посмотрел на него исподлобья.

– Ситуация довольно сложная. Михайлишин уже третий день сидит взаперти.

– Почему?

– Взял больничный лист.

– При его годах и здоровье ничего необычного…

– В том-то и дело, что он в данный момент практически здоров. Нам удалось установить, что адвокат воспользовался знакомством с лечащим врачом. Вернее, просто обманул его. Тот не нашел каких-то особых признаков болезни, но поверил Михайлишину на слово – до этого случая у него не было повода не верить адвокату. Тем более что тот действительно до лечения в клинике профессора Иванова был болен.

– Вот это уже по-настоящему интересный факт. Притом труднообъяснимый… Чем он занимается в квартире?

– Михайлишин запасся продуктами и спиртными напитками (чего раньше не наблюдалось) в больших количествах. Посмотрите, там написано, сколько и чего… Чем занимается – трудно сказать, окна зашторены. Даже технические средства наблюдения мало проясняют общую картину. В основном ходит по комнатам, курит, что тоже довольно необычно: курить Михайлишин бросил давно. Спит очень мало.

– Телефон?

– Отключил.

– Попытки вступить в контакт со стороны опергруппы были?

– Да. Пришлось на некоторое время для этого обесточить дом. Под видом электриков…

– Ну и что?

– Долго не откликался на стук, но затем все-таки открыл дверь. В квартире давно не убирались, везде окурки, пепел. Небритый, хмурый и в хорошем подпитии…

– Так. Понятного мало… Что ты можешь предложить?

– Пока ничего, товарищ полковник. Разве что сюда его, к нам…

– На каком основании? И куда? У нас тут не дом отдыха.

– Тогда, может, к нему кого-нибудь из ребят…

– В квартиранты? Бикезин уже был на полном пансионе у Лубенца. Тогда это было хоть в какой-то мере оправдано. А сейчас? В личную жизнь человека, пусть даже в таких, прямо скажем, сложных ситуациях, никто не разрешал нам совать свой нос.

– Так что же делать, товарищ полковник?

– Только одно – наблюдать и еще раз наблюдать. Притом квалифицированно, без сучка-задоринки. В контакт с ним больше не вступать: это может его насторожить. Будем ждать.