Глава 31
Фигарь жил в так называемом спальном районе. Ни одно предприятие не коптило над ним небо (кроме котельной), а средоточием жизненных интересов местных жителей был так называемый Колхозный рынок, куда по выходным дням народ ходил как московский бомонд на премьеру балета в Большом театре – при полном параде, со всеми домочадцами и гостями плюс четвероногой домашней живностью, друзьями человека.
Микрорайон находился на городской окраине, подъезды и подходы к рынку были весьма удобны, потому крестьяне везли сюда свою продукцию с большим удовольствием. Из-за того, что торговать приезжали сами производители, Колхозный рынок считался наиболее дешевым и прослыл бойким местом.
Как-то так получилось, что перекупщики на колхозном рынке не прижились. Не пускали сюда и кавказцев. Апельсинами, мандаринами и сухофруктами торговали русские тетки, орехами и грибами – белоруски, а салом и домашней колбасой – хохлушки. Ну, а всем остальным – прочий интернационал. Такие порядки установил бессменный еще с брежневских времен директор рынка, хитрый, как змей, и пользующийся в городе не меньшим влиянием, чем сам мэр.
С удовольствием вдохнув всей грудью относительно чистый воздух окраины, Артем спустился по тропинке с невысокого пригорка на ровную, как стол, площадку и, сверяя номера домов со своими записями, нашел тот, в котором проживал Фигарь. Обычная девятиэтажка не вызывала никаких ассоциаций, и майор, критическим взглядом окинув разрисованный местными придурками подъезд, поднялся на лифте к квартире бича, как охарактеризовал бывшего мента бригадир маляров Ферапонтов.
Искать нужный номер не имело смысла. Впрочем, его там и не было. Косо навешенная дверь квартиры Фигаря смотрелась так, будто ее только вчера сперли в свинарнике и установили наспех, даже не удосужившись помыть. От нее и запах шел соответствующий.
На грязном коврике у порога сидел здоровенный черный котище и с вожделением принюхивался к амбрэ, которое так и свистело в широкую щель между дверным полотном и наличником.
– Брысь! – топнул Артем ногой.
Кот недовольно глянул на него изумрудной зеленью совершенно диких глаз, и с достоинством удалился. Он даже не оглянулся, все своим видом демонстрируя полное презрение к человечеству в лице майора.
Артем кошек не любил. Однажды жене подарили совершенно очаровательного котенка персидской породы. Это так майор думал поначалу. Пушистое чудо выросло и превратилось в сущее наказание.
Конечно, со временем кота научили гадить только в отведенных местах. И рвать гардины, а также другие вещи домашнего обихода он тоже перестал. Но эта элитная тварь начала на майора неровно дышать. Кот подстерегал его, как неразумную мышь, в самых разных местах. Он мог цапнуть Артема зубами за ногу во время обеда, притом совершенно без повода, или, например, сидя на коленях и ласкаясь, с неподражаемым коварством оцарапать щеку одним взмахом лапы. А когти у этого зверя были острейшие.
Майор страдал почти четыре года. Укладываясь спать, Артем тщательно закрывал дверь своей спальни, чтобы кот не мог проникнуть в нее ночью. Однажды майор проснулся изза приснившегося ему кошмара. Когда он открыл глаза, то первым, что Артем увидел, были горящие во мраке глазищи перса. Кот сидел на тумбочке у изголовья и смотрел на хозяина со странным выражением, которое очень не понравилось майору.
Его так и подмывало схватить эту хитрую и злобную бестию и выбросить из окна на мостовую под колеса машин. Но Артем не хотел причинять жестоким поступком лишнюю боль Эмме, которая перенесла свою несостоявшуюся любовь к не родившимся детям на персидского красавца.
Помог случай. Сосед по площадке, получив большую премию и обмыв ее по полной программе, – с девочками, сауной, икрой и ведром водки – в полном изумлении от выпитого купил у какого-то прощелыги пса диковинной породы. Ему и паспорт на этого урода выдали, притом с такой шикарной родословной, что даже Артем позавидовал. По крайней мере, он точно знал, что у него в роду не было, в отличие от пса, ни одного графа или барона.
Условно породистый кобель, ко всем прочим радостям, был еще молод и необучен. И когда в первую свою прогулку, ранним утром, повстречался с персидским котом, тоже большим любителем раннего променада, то, вместо любезного и воспитанного собачьего "вау-вау", пес без лишних предисловий перегрыз персу хребет. А нужно отметить, что клыки у этого необразованного стервеца, несмотря на молодость, были как у матерого волка.
Скандал получился мировой. Артем едва успел спрятать от греха подальше табельное оружие, потому что Эмма, потерявшая способность здраво рассуждать, уже готова была пойти на самые крайние меры – как по отношению к нехорошему псу, так и к его хозяевам.
В конечном итоге она с соседями рассорились напрочь. Перса похоронили со всеми возможными почестями, несчастного кобеля, несмотря на родословную, отправили в собачий питомник к дворнягам (соседи здраво рассудили, что негоже накалять обстановку до предела), а воспрянувший духом майор втихомолку протоптал дорожку к вольеру, где содержался этот негодяй и таскал ему разные собачьи вкусности, пока пса не забрали добрые люди.
С той поры в квартире Чистяковых живность не водилась. Эмма даже сбагрила кому-то совсем безобидную черепаху, проживавшую в семье неизвестно с каких пор. А подаренных на день рождения кем-то из приятельниц волнистых попугайчиков (чтобы они хоть как-то подсластили ей горечь от утраты кота и отвлекли от мрачных мыслей) она с иезуитской мстительностью передарила ребенку подруги, подбивавшей клинья к Артему. Подруга страдала манией чистоплюйства, и мусор, который птички роняли из клетки на пол, доводил ее до бешенства…
Черный бродяга не зря торчал под дверью квартиры Фигаря. В этом Артем был уверен на все сто процентов. Он явно что-то учуял. И майору, хорошо знакомому с кошачьими повадками, это очень не понравилось.
Звонок молчал. Не откликнулся никто и на стук. Тогда майор, нимало не колеблясь, решительно позвонил в квартиру соседей Фигаря.
Дверь отворилась сразу. Мужик, появившийся на пороге, доверия не внушал. Он был похож на большую жабу. Его огромный – от уха до уха – тонкогубый рот смахивал на почтовый ящик. Возле левого уха мужика торчала волосатая бородавка, а на удивление длинные и даже изящные пальцы с хорошо ухоженными ногтями суетливо шевелились, как ожившие макароны. Он был одет в стоптанные шлепанцы, полосатые пижамные брюки – раритет времен застоя – и застиранную, но достаточно чистую майку. Видимо, этот страшила подсматривал за майором в дверной глазок.
– Здравствуйте, гражданин начальник! Какими судьбами?
Елейный голос оживил в памяти не очень приятные воспоминания.
– Неужто Чнырь? – Артем произнес последнее слово не без ехидства.
– Гражданин начальник… – В голосе неприятного типа прозвучала укоризна. – С прошлым я завязал. Меня кличут Иваном Семеновичем. Это я на случай, если вы забыли.
Нет, майор Чныря не забыл. В свое время молодой опер немало попортил себе крови, разбираясь с этим пронырой. Несмотря на рабоче-крестьянскую внешность, сосед Фигаря был большим хитрецом. И сукиным сыном.
– Тебя, Федякин, забыть трудно. Неужто и впрямь перековался?
– Как вам сказать…
– Лучше говори честно.
– Два года назад я откинулся по амнистии и теперь работаю… – Федякин немного замялся, но все-таки продолжил: – В казино.
– Сторожем?
– Обижаете. Тружусь по своей прежней "специальности". Только на законных основаниях.
– Даже так… – Артем был удивлен. – Насколько мне помнится, ты в чалдонах числился.
Такие вольты мочил, что о тебе легенды до сих пор слагают.
– Да-а, было времечко… – Федякин мечтательно сощурился. – Между прочим, мне новая власть медаль должна.
– Это почему?
– Сейчас демократия?
– Демократия.
– Коммунизм она победила?
– Победила.
– А я, как вам известно, разлагал коммунизм изнутри картежной игрой почти двадцать лет.
За что и срок мотал.
– Согласен. Честь тебе и хвала, узник совести. Только насчет медали, уж извини, ходатайствовать не буду. Не уполномочен. Я больше по жуликам всяким, бандитам и убийцам спец. И кстати, я так и не понял, какое отношение имеет твоя "специальность" к функционированию казино.
– Самое прямое. Нет, нет, никаких левых номеров! Просто, иногда в казино захаживают и люди… кгм!.. не совсем чистые на руку. Сиречь, мошенники. И моя обязанность состоит в том, чтобы вычислять таких до того, как уже будет поздно.
– То есть, ты работаешь экспертом по карточным играм.
– Можно сказать и так.
– Поздравляю. Это гораздо лучше, нежели всю жизнь ходить по лезвию бритвы.
Артем многозначительно взглянул на широкий подбородок Чныря, на котором явственно проступала тонкая длинная полоска старого шрама. Когда-то, в молодости, он не успел сбросить лишние карты и его едва не укоротили на целую голову.
– Ладно, баста. – Майор посуровел. – С воспоминания покончено, есть вопросы.
– О чем базар… – Федякин изобразил подчеркнутую готовность к откровенному диалогу. – Я всегда был как открытая книга.
Книга под названием "Уголовный кодекс", едва не ляпнул Артем, но вовремя придержал язык. При всем том, Чнырь и впрямь старался не лезть на рожон во время допросов, и отвечал почти на все вопросы честно и без утайки; если только они не касались личностей его партнеров по карточным играм.
– Ты знаком с соседом? – Майор кивком головы указал на дверь квартиры Фигаря.
– А, этот… – В голосе Федякина прозвучало незамаскированное презрение. – Мимоходом.
Здрасьте – до свидания. Пьянь подзаборная. Кстати, бывший мент.
– Спасибо за напоминание. А то у меня это обстоятельство как-то из головы вылетело.
– Извините… – Чнырь смутился. – Это я… к слову.
– Не бери в голову… Иван Семенович, а как давно ты его видел?
Собственное имя-отчество в устах такого жесткого и непримиримого опера, как Чистяков, прозвучало для Федякина ангельской музыкой. Он приободрился и ответил с максимально возможной откровенностью:
– Хрен его знает. Обычно он приползает ночью, а то и к утру пьяным вдрабадан. Правда, не шумит. Только скребется… как вошь в кармане. Но по крайней мере две недели из его квартиры я не слышал даже шорохов.
– Точно?
– Зуб даю…
Майор поверил Федякину сразу. Чнырь всегда отличался повышенным чувством самосохранения. Его большие уши в любое время дня и ночи работали как локаторы, улавливая малейшие признаки надвигающихся неприятностей. Он просто не мог не следить за квартирой своего соседа, тем более что Фигарь прежде служил в милиции. Что, собственно, и подтвердилось, когда Федякин отворил дверь своей квартиры, едва Артем прикоснулся к кнопке звонка – картежный шулер пребывал на "боевом" посту возле глазка.
– Вот что, Иван Семенович, ты одевайся и доставь сюда участкового и слесаря с нужными инструментами. Только не распускай язык. У меня пока одни предположения.
– Неужто?.. – Федякин вздрогнул и отступил вглубь прихожей.
– Не ручаюсь, но очень похоже. Так что поторопись.
Ждать пришлось полчаса. Артем не стал торчать у двери квартиры Фигаря, а спустился вниз и дожидался Чныря на улице.
Участковым оказался совсем еще зеленый лейтенант. Когда он уразумел, что от него требуется и зачем его позвали, то побледнел до синевы. Лишь слесарь жилуправления, флегматичный немногословный мужик с подозрительно красным носом, остался спокойным и невозмутимым. Он деловито осмотрел замок и принялся за работу…
Запах в квартире был совершенно отвратительным. Брезгливо закрыв лицо носовым платком, майор подошел к застекленной кухонной двери, но открывать ее не стал. Ему и так хорошо было видно через стекло, что на замызганном полу лежит разлагающийся труп.
