Он уже знал, что увидит…

Ему так часто приходилось смотреть в лицо смерти, что присущие обычному среднестатистическому человеку чувства сострадания и какой-то неосознанной вины перед погибшим прятались в твердую непроницаемую скорлупу профессиональной деловитости граничащей с цинизмом. Но сейчас он ощущал самую настоящую боль, которая сосредоточилась где-то под сердцем и вызывала пароксизмы ненависти к убийце.

– Проходи. Мы закончили… – Эксперт Сережа Горюнов виновато отвел глаза и принялся с сосредоточенным видом снимать тонкие резиновые перчатки.

Ему тоже был знаком человек, который лежал возле инвалидной коляски в луже потемневшей крови.

– Как?.. – спросил майор, не решаясь сделать первый шаг, чтобы пройти внутрь квартиры.

Эксперт понял недосказанное и хмуро ответил:

– Ножом… Одиннадцать колотых ран. Похоже, его пытали, Артем Саныч.

Пытали! Вздрогнув, словно наткнулся на ядовитый шип, майор до скрежета стиснул зубы и зашел в гостиную, где находились остальные члены дежурной оперативной группы: врач и старлей Сипягин – из молодых да ранних. Следователь – еще один непременный участник неприятного действа – как всегда, пас задних и теперь, похоже, добирался сюда на перекладных, по ходу придумывая убедительную версию своего опоздания.

– Но умер он, скорее всего, от удушья, – вступил в разговор врач, показав на пакет из тонкого прозрачного полиэтилена с прикрепленной к нему картонной биркой, обозначающей, что теперь упаковка от какого-то импортного барахла превратилась в вещдок – вещественное доказательство. – Колпак на голову – и все дела.

– Наркоманы поработали, – уверенно заявил Сипягин. – Забрались в квартиру, не зная, что хозяин сидит дома, и…

– И стали пытать, чтобы выяснить, куда он спрятал бутылку кефира, – со злой иронией подхватил эксперт. – Чушь собачья! Здесь что-то другое.

Сипягин насмешливо фыркнул, но промолчал, заметив, какими глазами на него посмотрел майор. Опустив голову, старлей поторопился освободить дорогу. Артем наконец подошел к убитому вплотную.

Перед ним в неудобной позе лежал раздетый до пояса его старый друг Миша Завидонов.

Даже смерть не смогла стереть с его искаженного лица гримасу непримиримой ненависти.

Чего-чего, а мужества Мишке было не занимать. Пытки не сломили Завидонова; убийца (или убийцы) связал руки своей жертвы прочной бельевой веревкой, но и она поддалась – еще немного, и Михаил освободился бы. Наверное, ему очень хотелось забрать с собой на тот свет и своего мучителя.

Артем был уверен, что Завидонов разорвал бы убийцу на мелкие кусочки – сила в руках его друга была необычайная. Он запросто гнул пятаки и ломал подковы. Если бы у него были ноги, а не топорно сработанные протезы…

Завидонов стал калекой в первой чеченской войне, официально именуемой "наведением конституционного порядка". Артем невольно прикоснулся к своему левому боку, где находился рваный шрам длиной около двадцати сантиметров. Когда под колесами вездехода со стороны водителя взорвалась мина, он сидел рядом с Мишкой.

Но Завидонов располагался слева… Взрывом ему оторвало обе ноги, которые пришлось ампутировать до колен. Артем отделался контузией и художественной штопкой под руководством едва живого от усталости и бессонных ночей хирурга из военно-полевого госпиталя, который залатал столько дыр на его коже, что и не сосчитать.

"Кто и за что?" – думал Артем, глядя на окровавленный обрубок – все, что осталось от кряжистого богатыря, будто выкованного из цельного куска железа. Кто мог обмануть Мишку, усыпив его внимание, чтобы затем совсем обездвижить и в конечном итоге убить? Майор был абсолютно уверен, что его друг так просто убийце не дался бы. Кому помешал калека-пенсионер, подрабатывающий на городской площади вырезанием из черной бумаги человеческих профилей? Что хотел выпытать у Завидонова жестокий мерзавец, истыкавший ножом весь Мишкин торс?

Появились санитары с пластиковым мешком.

– Уносим? – деловито спросил один из них, старший, кивком указав на труп.

Его плоское неподвижное лицо было лишено всех эмоций, а серые невыразительные глаза смотрели безмятежно и сыто. Похоже, медбратья совсем недавно позавтракали: на Артема пахнуло луком и чем-то кислым.

Майор с отвращением отступил на шаг – и тут же устыдился своего нечаянного порыва: парни, так же как и он, всего лишь исполняли свои, отнюдь не легкие, обязанности и вовсе не обязаны были при виде покойника рвать на себе волосы от горя и исполнять роль плакальщиц.

Артем молча кивнул, и пока тело Завидонова укладывали в спецпакет, подошел к окну.

Внизу – квартира находилась на четвертом этаже – лился поток машин, а напротив, на противоположной стороне улицы, кичился шикарной отделкой новый дом, построенный совсем недавно для тех, у кого "зелень" куры не клевали.

Майор невольно прикинул: хватит ли ему своих кровных до получки? И сокрушенно вздохнул – как-нибудь дотянем… Не в деньгах счастье, попытался он утешить себя такой тривиальной мыслью, но момент вовсе не располагал к философскому восприятию мира, и Артем злобно процедил сквозь зубы грязное ругательство. Да пошло оно все!..

– Где жена и дети убитого? – спросил он Сипягина, который дешевой капиллярной авторучкой что-то царапал в потрепанном блокноте; выпендривался, пускал пыль в глаза, работничек хренов.

– Соседи говорят, что вчера после обеда уехали на дачу. Сегодня суббота…

Дача… Майор кисло покривился – была у собаки хата. Артему приходилось отдыхать на этой, с позволения сказать, даче – клочок земли в пять или шесть соток с крохотным дощатым домиком, продуваемым насквозь. Одним словом, "фазенда" в чисто российском варианте. Но этот участок исправно кормил по нынешним меркам немалую семью Завидонова – жену, двух детей и тещу.

– Давай сюда жильцов, – приказал майор Сипягину. – Остальные могут быть свободны.

Николай Викторович! – обратился он к врачу. – Мне нужно ваше заключение как можно скорее.

– Нет проблем. Вскрытие проведу, как только доберусь в свою конуру.

Врач ушел. За ним последовал и эксперт. Артем остался один. Он тупо смотрел на то место, где несколько минут назад лежал Миша Завидонов. Теперь там белел начертанный мелом контур чего-то, совсем не похожего на человеческое тело.

Проклятая война! И будь прокляты те, кто ее затеял! Сколько горя…

Сипягин впустил в квартиру первого из тех, кого нужно было опросить. Им оказался тщедушный мужичок с нестандартной фамилией – Вазяев. Несмотря на раннее время, от него уже несло сивухой.

– Ик! – икнул Вазяев и стыдливо прикрыл рот ладонью. – Извиняюсь…

– Присаживайтесь, – сухо сказал майор, указав на табурет.

Артем решил расположиться на кухне. В самой квартире видимо что-то искали, так как мелкие вещицы и одежда из шифоньера валялись на полу, все ящики комода были выдвинуты, а обивку мягкой мебели располосовали очень острым ножом или опасной бритвой. В кладовке, где хранилась всякая всячина, были разгромлены все полки.

Лишь кухню этот набег зацепил самую малость – производившие обыск разбили всего две чашки, бокал и тарелку. Кухня была достаточно просторна, уютна и поражала стерильной чистотой. На столе в плоской керамической вазочке стояли засушенные и затейливо скомпонованные цветы и ветки – Маняша, жена Завидонова, слыла мастером в искусстве икебаны и даже принимала участие в солидных выставках. -… Ничего не видел. Не-а, – мотал головой Вазяев.

– Но вы ведь сами говорили, что просидели в сквере допоздна. А ваш подъезд находится буквально в двух шагах от сквера, хорошо освещен и виден оттуда как на ладони.

– Это было… – Вазяев мечтательно вздохнул. – Сидели. Маркович угощал. У него сын – большой человек. На "мерсе" катается.

– Подумайте. Прошу вас, – едва не взмолился майор. – Завидонов был убит, если верить экспертам, поздним вечером.

– Ну… ходили люди… – не очень уверенно сказал Вазяев.

"Сейчас начнет фантазировать…", – с тоской подумал Артем. И попробуй потом откопать крупицу правды из-под груды лжи. Лжи чаще всего невольной, высказанной из лучших побуждений. И от этого очень опасной. Особенно если придуманные свидетелем факты без сучка и задоринки укладываются в обойму версии преступления, отрабатываемой сыщиками.

– Продолжайте, – сдержав эмоции, подбодрил своего визави майор.

– Немного… – Вазяев морщил лоб, изображая усиленный мыслительный процесс. – Вечером, после девяти, людей на улицах раз, два – и обчелся. В основном молодежь…

– Ну-ну! – Артем, поколебавшись, достал сигареты и зажигалку.

Он знал, что домочадцы Завидонова даже на нюх не переносили табачного дыма. Михаил не курил, хотя в полевых условиях, во время командировок в Чечню, все же изредка баловался трубкой.

– Дети… – Вазяев наморщил лоб. – Вспомнил! Да, точно. В подъезд зашли дети. Странно…

– Он недоуменно пожал плечами.

– Что тут странного?

– Это было где-то около десяти. А если точнее, без двадцати десять.

– Откуда такая точность?

– Кгм… – Вазяев замялся. – В общем, это… То есть…

– Смелее! – повысил голос Артем, которого совсем достал сивушный запах, витавший на кухне. – Говорите, у нас не так много времени. – Он решительно встал и распахнул окно.

– Понимаете, у нас осталась только закуска… Маркович, знаете ли, не рассчитал. А мой знакомый работает в магазине… здесь, неподалеку, за углом. Грузчиком работает, – уточнил Вазяев. – У него можно купить водку подешевле. Магазин закрывается в десять, я посмотрел на часы…

– И заметили детей, которые заходили в подъезд, – саркастически покривился Артем.

– Вы мне не верите? – обиделся Вазяев.

– Верю, верю, – поспешил успокоить его майор. – Дети так дети. Зашли в подъезд – и ладно.

– Это были чужие дети. И без взрослых.

– Чужие?

– Ну. Это меня удивило.

– Да, ситуация и впрямь нестандартная. – Артем уже смеялся вполне откровенно – увы, Вазяев, как и следовало ожидать, оказался пустышкой. – Дети у нас действительно большая редкость. Особенно в ночное время. – Ему припомнилась гнусная ночлежка в районе вокзала, доверху набитая грязными бездомными пацанами-бродягами. – Ладно, на этом закончим. Вы свободны. До свидания. Следующий!

Выглядывающий из-за двери Сипягин проводил Вазяева и вскоре перед майором сидела еще одна соседка Завидонова по площадке, старуха, которую звали Таисия Павловна.

"Язва, ей-ей. Определенно – язва", – сразу же обозначил ее социальный статус Артем. -… Ходили к нему многие. – В ее голосе звучало явное осуждение. – Здоровые такие лбы.

Сядут на кухне и гутарят, гутарят… До поздней ночи. Водку пили…

Майор досадливо поморщился. Он и сам знал, что к Завидонову время от времени приходили бывшие коллеги. Мишку любили и не забывали. И помогали ему и его семье, чем могли.

– А вчера к Завидоновым кто-нибудь приходил? – спросил он напрямик, тем самым прервав излияния Таисии Павловны на полуслове.

Она посмотрела на него осуждающим взглядом, пожевала беззвучно сухими блеклыми губами и нехотя ответила:

– Понятное дело… У них всегда проходной двор.

Старуха умолкла, опустила глаза и стала с недовольным видом тереть ладонью по идеально чистому кухонному столу – будто заметила там пятнышко.

– И все-таки: кто вчера вечером навещал Завидонова? – сухо и жестко спросил майор. – Меня интересует период с восьми до полуночи.

– Я на часы не смотрю. – Старуха замкнулась, всем своим видом давая понять Артему, чтобы он не рассчитывал на откровенность.

– Таисия Павловна, я вас очень прошу – вспомните. Убийца не должен остаться безнаказанным. Я его достану из-под земли!

Наверное, последние слова майора затронули в душе старухи какие-то струнки и она, сокрушенно вздохнув, заговорила вновь:

– Я рано ложусь спать…

– Пожалуйста!..

– А никого не было. Точно говорю. Разве что… – Таисия Павловна на мгновение задумалась, но потом отрицательно покачала седой головой. – Нет, они тут ни при чем.

– О ком вы?

– Попрошайки…

– По квартирам ходили попрошайки? – догадался Артем.

– Дети… – Старуха горестно вздохнула. – Бедняжки…

– В котором часу это было? – спросил майор, вспомнив показания Вазяева.

– В аккурат после кино. Фильм был хороший, этот… "Ворошиловский стрелок".

– А поточнее можно?

– Не помню. Посмотрите программу.

– Минуту… Сипягин! Найди телепрограмму. Посмотри на телевизоре. Там должна лежать газета.

Дети… Попрошайки. Ну и что? Мало ли их слоняется по домам. И чаще всего вечерами, когда народ возвращается с работы. Ничего необычного, из ряда вон выходящего.

Ничего? М-да…

– Вот… – Старлей принес изрядно потертую газетенку.

– Ну-ка… – Артем нашел нужную страницу. – Телесериал… Вести… Ага, есть.

"Ворошиловский стрелок", начало двадцать пятьдесят. Понятно.

Ни фига не понятно, подумал он про себя. Да, Вазяев оказался прав. Время совпадает, а дети и впрямь были чужими. И бродили вечером по улицам без сопровождения взрослых.

Все сходится. Сходится? Черт возьми! Как бы не так.

– Они и вас потревожили? – Артем спросил лишь бы что-то сказать.

Как и Вазяев, старуха оказалась пустым номером; нужно было приглашать следующих.

– Нет. – Слезящиеся глаза Таисии Павловны вдруг затвердели, покрылись тонким льдом. – Ко мне попрошайки не ходят.

– Почему так? – не мог не заинтересоваться майор такой разительной метаморфозой.

Старуха независимо пожала плечами и промолчала.

– А все же? – продолжал допытываться Артем – Я не подаю, – отрубила Таисия Павловна. – Все они проходимцы.

Вот те раз! Выверты человеческой психики. Жалость и жестокость в одной упряжке.

– Ну почему все? Многие из них стали бездомными попрошайками вовсе не по своей воле.

– А вы газеты читаете?

Вопрос на засыпку, с неприязнью подумал майор. Не хватало еще дискуссию устроить на какую-нибудь злободневную тему.

– Иногда, – уклончиво ответил Артем.

Он не очень жаловал прессу. За последние годы газет расплодилось столько, что впору было запутаться. Но почти все они казались ему близнецами: одни и те же избитые темы, оголтелое беспардонное вранье, высосанные из пальца сенсации, густо приправленные сексом, и непременные кроссворды, большей частью неумные и непрофессионально сработанные – для бездельников.

– Попрошайками управляет мафия. Цыгане и прочие.

– Не везде и не всегда. И вовсе не мафия, а кучка подонков. Но чаще всего дети и впрямь голодны… – Заметив, что Таисия Павловна недовольно поджала губы, он не стал влезать в высокие материи и уточнил: – Значит, к вам эти попрошайки не наведались?

– Нет.

– Вы их только слышали или видели?

Старуха заколебалась, но, заметив насмешливый взгляд майора, сухо буркнула:

– Видела.

А то как же, подумал Артем. Чай, от дверного глазка не отходишь целые сутки… старая грымза. Подъездный летописец. Впрочем, такие кадры для угрозыска – золотое дно.

– Вам они знакомые?

Ему было известно, что организованные попрошайки разбили город на районы, как дети лейтенанта Шмидта из "Золотого теленка" Ильфа и Петрова. Более сильные группировки захватили прибыльные вокзалы, рынки и церкви, а разной мелюзге достались спальные районы, где поживиться было очень трудно – напуганные мафиозными разборками обыватели боялись открывать двери даже официальным представителям власти, особенно в вечернее время.

– Еще чего! – фыркнула Таисия Павловна. – Мне таких знакомых только и не хватало.

– Я имею ввиду, что, возможно, вам уже приходилось их встречать.

– Никогда.

– Какого они возраста?

– Не старше двенадцати лет.

– Сколько их было?

– Трое. Два мальчика. И девочка. Знаете… – Старуха наморщила лоб и с силой потерла виски – наверное, чтобы согреть стылые мысли. – Они были какими-то не такими…

– То есть?

– Ну, чистыми… Обычно попрошайки носят всякое рванье, а эти были одеты вполне, я бы сказала, прилично.

– Завидонов открывал им дверь?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Я ушла на кухню пить чай.

Понятно. Ушла на кухню, закрыв дверь в прихожую поплотней, чтобы звонок не слышать.

Раздражает, понимаете ли. На нервы действует. Ах, как жаль бедных бездомных детей…

Ути-пути…

Таисия Павловна ушла, гордо и независимо держа сухую аккуратную голову. Ни дать, ни взять, аристократка в седьмом колене. Интересно, кем она работала до пенсии? Неужто несла "светлое и возвышенное" в массы? Бывший политработник или агитатор, решил Артем, и дал отмашку Сипягину – продолжаем, следующий.

А в голове безжалостно и больно вращался буравчик, вгрызаясь в мозги: что он скажет Маняше, жене Мишки, которую вскоре должны были привезти домой своим транспортом парни из ОМОНа? Какими словами ее можно утешить?

Артем чувствовал себя так скверно, как никогда прежде.