Университет

Пилорат сморщил нос, когда они с Тревизом вернулись на «Далекую Звезду».

Тревиз пожал плечами.

– Человеческое тело – мощный источник запахов. Обменник не может сработать мгновенно, а искусственные запахи лишь смешиваются, но не заглушают прежний.

– И я полагаю, что нет двух кораблей с одинаковым запахом, если в них были какое-то время разные люди.

– Правильно, на втором часу пребывания на планете вы ощущали запахи Сейшл?

– Нет, – признался Пилорат.

– Так вот, вы перестанете чувствовать через некоторое время и этот. В сущности, если достаточно долго находишься на корабле, то радуешься запаху, которым он вас встречает. Как бы возвращаешься домой. И поэтому, когда вы начнете бродить по Галактике, то узнаете, что невежественно говорить о запахе обитателям любого корабля или планеты. Между нами, конечно, это можно.

– Как ни странно, Голан, я воспринимаю «Далекую Звезду» как дом. По крайней мере, она сделана Основанием. – Пилорат улыбнулся. – Знаете, я никогда не ощущал в себе патриотизма. Считал человечество своей нацией, но, должен признаться, покинув Основание, я чувствую как сердце мое наполняется любовью к нему.

Тревиз готовил себе постель.

– Знаете, а мы не так уж далеко от Основания. Сейшл-Союз почти окружен территорией Федерации. Здесь у нас посол и огромное представительство, начиная с консула. На словах сейшльцы оппозиционны нам, но весьма осторожны в действиях, которые могут нам не понравиться. Давайте спать, Янов. Сегодня мы ничего не узнали. Завтра постараемся добиться большего.

Слышимость между двумя каютами была превосходной, и когда корабль погрузился в темноту, Пилорат, вертящийся в постели без сна, в конце концов, негромко окликнул:

– Голан?

– Да?

– Вы не спите?

– Пока вы говорите – нет.

– Мы кое-что, все-таки, получили сегодня. Ваш друг Кампер…

– Бывший друг, – проворчал Тревиз.

– Каков бы ни был его статус, он поведал о Земле кое-что, чего я раньше не встречал в своих исследованиях. Радиоактивность!

Тревиз приподнялся на локте.

– Видите ли, Янов, если Земля действительно мертва, это не означает, что мы вернемся домой. Я все еще хочу найти Гею.

Пилорат фыркнул.

– Конечно, мои дорогой! Я тоже. И я не верю, что Земля мертва. Кампер мог считать это правдой, но едва ли в Галактике найдется сектор, где не говорили бы, что человечество появилось на местной планете. И почти везде называют ее Землей или эквивалентным именем. В антропологии мы называем это «глобоцентризм». У людей есть тенденция хвалиться, что они лучше соседей, что их культура древнее и выше, чем на других планетах, что все хорошее в других мирах заимствовано у них, а плохое искажено и испорчено при заимствовании, либо изобретено где-то в другом месте. Тенденция уравнивать превосходство в качестве с превосходством в продолжительности. Если они не могут разумно подтвердить, что их планета была Землей или ее эквивалентом – с началом человеческого рода – то из кожи лезут вон, чтобы поместить Землю в свой сектор, даже если не могут указать на нее точно.

– И вы находите, – сказал Тревиз, – что Кампер следовал общей привычке, когда заявил, что Земля находится в Сириус-Секторе? Сириус-Сектор имеет древнюю историю, все миры там хорошо известны, все можно проверить, даже не приезжая туда.

Пилорат хихикнул.

– Даже если вы докажете, что в Сириус-Секторе нет мира, который мог бы быть Землей, это не поможет. Вы недооцениваете глубины, в которых мистицизм может похоронить реальность, Голан. В Галактике не меньше полудюжины секторов, где респектабельные ученые повторяют торжественно и без тени улыбки местные легенды о том, что Земля – или планета, которую они решили так называть, – находится в гиперпространстве, и обнаружить ее можно разве лишь случайно.

– А они не говорят, что кто-нибудь когда-нибудь уже находил ее?

– Опять же легенды и патриотическая вера в них, несмотря на то, что эти легенды абсолютно неправдоподобны, и в них не верит никто, кроме того мира, который их выдумал.

– Тогда, Янов, и мы не поверим. Давай-ка выйдем в наше личное гиперпространство сна.

– Но, Голан, меня интересует это дело с радиоактивностью Земли. Мне кажется, здесь есть следы истины – или намек на истину.

– Что значит – намек?

– Видите ли, радиоактивный мир – это такой мир, где жесткое излучение должно иметь более высокую концентрацию, чем обычно. Коэффициент мутации должен быть выше, эволюция происходит быстрее и более разнообразно. Я говорил вам, если помните, что одна из точек, на которой сходятся почти все легенды – это то, что жизнь на Земле была невероятно разнообразна: миллионы всевозможных видов жизни – взрывное развитие. Такое разнообразие могло создать разум на Земле, а затем и выплеснуть за ее пределы, в Галактику.

Если Земля была по каким-то причинам радиоактивна – более радиоактивна, чем остальные планеты – это бы разъяснило многое о Земле, о ее уникальности.

Тревиз, помолчав, возразил:

– Во-первых, у нас нет основания верить Камперу. Он мог солгать, чтобы убедить нас уехать отсюда и отправить с дурацкими поисками на Сириус. Я убежден, что именно это он и сделал. Вы, кажется, забыли – он уверял нас, что Земля мертва!

– Но ведь изначально радиоактивность там не была чрезмерно велика. Жизнь на Земле развилась, а поддерживать уже возникшую жизнь легче, чем создать ее.

Если допустить, что жизнь на Земле развилась и поддерживалась, значит, уровень радиоактивности не мог быть несовместим с жизнью и с течением времени мог только понижаться. Нет ничего, что могло бы поднять уровень.

– Атомные взрывы? – предположил Тревиз.

– При чем тут они?

– Я хочу сказать, вдруг на Земле были атомные взрывы?

– На поверхности Земли? Не может быть. В истории Галактики нет ни одной записи, чтобы какое-то общество воспользовалось атомными взрывами как оружием. Мы не выжили бы. Во время трегелинского восстания, когда обе стороны были ослаблены голодом и отчаянием, Джиндиппур Корат намекнул на радиоактивный взрыв…

– …и его повесили матросы его же собственного флота. Я знаю галактическую историю. Но я имел в виду несчастный случай.

– Нет данных о несчастных случаях, способных значительно поднять интенсивность излучения планеты. – Пилорат вздохнул. – Я полагаю, стоит отправиться в Сириус-Сектор и покопаться там.

– Когда-нибудь, возможно, отправимся, но не сейчас.

– Да, да. Я умолкаю.

Он замолчал, и Тревиз с час лежал в темноте, обдумывая, не привлек ли он к себе слишком много внимания, и не разумнее ли улететь в Сириус-Сектор, а затем снова вернуться на Гею, после того, как внимание – любое внимание – будет от них отвлечено.

К окончательному решению он так и не пришел, потому что уснул. И сон его был тревожным.

Они снова отправились в город ближе к полудню. Туристский центр на сей раз был забит народом, но им удалось получить нужные указания насчет библиотеки, а уж там им дали инструкции, как пользоваться местными моделями компьютеров-справочников.

Они тщательно проверили все о музеях и университетах, начав с тех, что поближе, и отметили информацию об антропологах, археологах и историках древности.

– Ага! – воскликнул Пилорат.

– Что – ага? – несколько резковато спросил Тревиз.

– Имя Квинтезетц. Оно мне знакомо!

– Вы знаете этого человека?

– Нет, конечно, но я, кажется, читал его статьи. Когда мы вернемся на корабль, я посмотрю по своему каталогу…

– Если его имя вам знакомо, то с него и начнем. Если он не поможет нам, то наверняка сможет указать, к кому стоит обратиться. – Тревиз встал. – Давайте отправимся в сейшельский университет. Но поскольку там никого не будет во время ленча, то сначала поедим.

Ближе к концу дня они вошли в университет, пробрались по его лабиринтам и оказались в приемной. Там они ждали молодую женщину, ушедшую за информацией. Эта женщина могла – провести или не провести к Квинтезетцу.

– Интересно, – недовольно проворчал Пилорат, – долго ли нам еще придется ждать. Может, до конца занятий?

Его слова оказались как бы сигналом: молодая леди, которую они видели полчаса назад, быстро шла к ним. Ее туфли отливали красными и фиолетовыми цветами и щелкали по полу резкими музыкальными тонами. Высота звука изменялась со скоростью и силой шагов.

Пилорат вздрогнул. Он предполагал, что каждый мир имеет свои способы обострять чувства; так же, как у каждого мира есть свой запах. Он подумал, что, поскольку запаха он больше не замечает, то наверное, научится не замечать и какофонии, творимой молодыми женщинами при ходьбе.

Она подошла к Пилорату и остановилась.

– Могу я узнать ваше полное имя, профессор?

– Янов Пилорат, мисс.

– А ваша родная планета?

Тревиз поднял руку, словно призывая к осторожности, но Пилорат либо не увидел, либо не обратил внимания на нее и ответил:

– Терминус.

Женщина широко улыбнулась в ответ на это и, казалось, была довольна.

– Когда я сообщила профессору Квинтезетцу, что профессор Пилорат хочет его видеть, он сказал, что увидится с вами лишь в том случае, если вы – Янов Пилорат с Терминуса.

Пилорат быстро заморгал.

– Вы… вы хотите сказать, что он слышал обо мне?

– Похоже, что так.

Пилорат почти со скрипом выдавил улыбку и повернулся к Тревизу:

– Он слышал обо мне. Я честно говоря, не думал… я хочу сказать, я написал несколько статей, но не думал, что кто-нибудь… – Он покачал головой. – Они, в сущности, не имели большого значения.

– Ну, тогда, – сказал Тревиз, тоже улыбнувшись, – перестаньте впадать в экстаз самоунижения и давайте пройдем. – Он повернулся к женщине. – Я полагаю, мисс, есть какой-нибудь транспорт, чтобы отправить нас к нему?

– Это недалеко. Мы даже не будем выходить из комплекса зданий, и я буду рада проводить вас. Вы оба с Терминуса? – и она, не ожидая ответа, пошла вперед.

Мужчины последовали за ней, и Тревиз ответил ей с чуть заметной неприязнью:

– Да, мы оба с Терминуса. Это что-нибудь меняет?

– О, нет, конечно, нет. Народ на Сейшл не любит членов Основания, знаете ли, но мы здесь, в университете, более космополитичны. Живи и дай жить другим – всегда так говорю. Я имею в виду – члены Основания тоже люди. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Да, я понимаю. У нас многие говорят, что сейшльцы – тоже люди.

– Именно так и должно быть. Я никогда не видела Терминус-Сити. Наверное, громадный город?

– Нет, – уверенно сказал Тревиз. – Мне показалось, что он меньше Сейшл-Сити.

– Вы шутите! – не поверила она. – Ведь Терминус – столица Основания, так? Я хочу сказать – это не какой-нибудь другой Терминус?

– Нет, Терминус только один, насколько я знаю, и мы как раз оттуда – из столицы Первого Основания.

– Ну, в таком случае, он должен быть огромным. И вы проделали такой путь, чтобы увидеть профессора! Вы знаете, мы гордимся им. Он считается крупнейшим авторитетом во всей Галактике.

– В самом деле? – спросил Тревиз. – И в какой области?

Ее глаза широко расширились.

– Ну и шутник вы! Он знает о древней истории больше, чем я о своей семье. – И снова ее шаги зазвучали музыкой.

Разумеется, человека можно назвать шутником и любителем розыгрышей, но это не всегда побуждает людей становиться таковыми. Тревиз улыбнулся и спросил:

– Я полагаю, о Земле профессор знает все? Она остановилась у двери кабинета и озадаченно посмотрела на мужчин.

– О Земле?

– Да, о планете, где зародилось человечество.

– А.., вы имеете в виду первоначальную планету. Я так и поняла. Думаю, он должен знать о ней все. Ведь, в конце концов, она находится в Сейшл-Секторе. Это все знают. Вот его кабинет. Разрешите мне дать сигнал?

– Нет, – возразил Тревиз, – подождите минутку. Расскажите о Земле.

– Вообще-то я никогда не слыхала, чтобы ее называли Землей. Полагаю, что это название идет от Основания. У нас ее называют Гея.

Тревиз бросил быстрый взгляд на Пилората.

– Вот как? И где же она находится?

– А нигде. Она ушла в гиперпространство, и никто не может ее найти. Когда я была еще маленькой, моя бабушка говорила, что Гея когда-то была в реальном пространстве, но была так отвратительна, что…

– …а человеческие существа так преступны и глупы, – пробормотал Пилорат, – что от стыда она ушла в неизвестном направлении и отказалась иметь что-либо общее с людьми, отправленными в Галактику…

– Значит, вы тоже знаете эту историю? Моя подруга говорит, что это просто легенда. Ладно, я ей скажу. Если профессор Основания так считает…

Яркая надпись на темном стекле двери гласила: Сотейн Квинтезетц Авт в трудно читаемой сейшльской транскрипции, а ниже было в той же манере:

Департамент Древней Истории.

Женщина приложила палец к гладкому металлическому кружку. Звука не было, но темный цвет стекла сменился молочным, и через мгновение бесстрастный голос произнес:

– Назовите себя, пожалуйста.

– Янов Пилорат с Терминуса, – ответил Пилорат. – С Голаном Тревизом из того же мира.

Дверь тут же распахнулась.

Высокий, средних лет человек встал, обошел стол и вышел им навстречу. Его кожа имела светло-коричневый оттенок, а серо-стальные волосы были уложенные жесткими кудрями. Он поднял руку в приветственном жесте и сказал мягким низким голосом:

– Я – С.К. Рад встрече с вами, профессор.

– Я не имею академического титула, – уточнил Тревиз, – просто сопровождаю профессора Пилората. Вы можете называть меня просто Тревиз. Я рад встрече с вами, профессор Авт.

Квинтезетц поднял руку в явном замешательстве.

– Нет, нет. Авт – это просто дурацкий титул, который вне Сейшл ничего не значит. Не обращайте, пожалуйста, на него внимания и зовите меня С.К. Мы любим пользоваться инициалами в обычном общении. Я рад увидеть двоих, хотя ожидал встретить только одного.

Он слегка смутился, затем протянул правую руку, предварительно украдкой обтерев ее о брюки.

Тревиз принял руку, гадая, свойственна ли сейшльцам эта манера здороваться.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Квинтезетц. – Боюсь, вы найдете эти кресла немодными, но мне не нравится, когда кресла сжимают тело. Нынче все кресла обнимают, но я предпочитаю объятия другого рода. Ха-ха!

Тревиз улыбнулся.

– Кто же не предпочитает?! Ваше имя, С.К., кажется, есть в «Кольце Миров», и оно не сейшльское. Простите, если мое замечание бестактное.

– Пустяки. Просто моя семья происходит из Аскони. Пять поколений назад мой предок оставил Асконь, где Основание стало слишком уж доминировать.

– За что, мы – члены Основания, – сказал Пилорат, – просим извинения.

Квинтезетц добродушно отмахнулся.

– Я не держу зла через пять поколений. Хотя такое, к сожалению, бывает.

Хотите что-нибудь съесть? Выпить? Может быть, включить музыку?

– Если вы не против, – сказал Пилорат, – я бы предпочел сразу приступить к делу, если, конечно, обычаи Сейшл позволяют это.

– Обычаи Сейшл – не барьер, уверяю вас. Вы не представляете, как это замечательно, профессор Пилорат. Всего две недели назад я прочитал вашу статью в «Археологическом ревю» об исходных мифах, и меня поразил замечательный синтез – все так кратко!

Пилорат покраснел от удовольствия.

– Счастлив, что вы читали. Я сократил, разумеется, потому что «Ревю», не напечатало бы более полного исследования. Я предполагаю сделать трактат на эту тему.

– Хотел бы, чтобы вы это сделали. Во всяком случае, как только я прочитал статью, у меня возникло желание увидеть вас. Я даже хотел посетить Терминус с этой целью, хотя это очень сложно…

– Почему? – спросил Тревиз. Квинтезетц выглядел смущенным.

– Простите, если я скажу, что Сейшл не жаждет присоединиться к Федерации Основания и не приветствует какие-либо общественные связи с Основанием. Мы, видите ли, традиционно нейтральны. Даже Мул не тронул нас, если не считать того, что вырвал у нас официальное заявление о нейтралитете. По этой причине любое заявление на разрешение посетить территорию Основания, а Терминус в особенности, вызывает подозрение, хотя такой ученый, как я, занятый академической работой, вероятно, все-таки добился бы паспорта. Но теперь в этом нет необходимости – вы сами прибыли ко мне. Я едва верю этому и спрашиваю: почему? Или вы тоже слышали обо мне, как и я о вас?

– Я знаю ваши работы, С.К., и в моих записях есть выдержки ваших статей.

Вот почему я и приехал к вам. Я исследую вопрос о Земле, как о планете, на которой появилось человечество, и о раннем периоде освоения и заселения Галактики. Я приехал сюда, в частности, узнать, как был основан Сейшл.

– По вашей статье, – заметил Квинтезетц, – я предположил, что вы, в основном, интересуетесь мифами и легендами.

– Но еще больше историей – действительными фактами, если таковые существуют. Мифы и легенды само собой.

Квинтезетц встал и стал быстро расхаживать по кабинету взад и вперед, время от времени останавливаясь и разглядывая Пилората.

– Странно! Очень странно! Только вчера… – начал он и не закончил.

– Что – только вчера? – спросил Пилорат.

– Профессор Пилорат, могу я называть вас Я.П., по нашему обычаю? Мне как-то непривычно пользоваться полным именем.

– Сделайте одолжение.

– Я уже говорил вам, Я.П., что восхищался вашей статьей и хотел увидеться с вами. Причина, по которой я хотел видеть вас, заключается в том, что у вас наверняка исключительная коллекция легенд и мифов, но в ней наверняка нет наших. Иными словами, я хотел встретиться с вами и рассказать вам, что именно вы можете найти у нас.

– А что же все-таки случилось вчера? – вмешался Тревиз.

– У нас есть легенда, важная для нашего общества, потому что она становится нашей основной тайной…

– Тайной?

– Я не имею в виду загадку или что-то в этом роде. Это, я уверен, обычное значение слова в Галактическом Стандартном. В данном случае это специальный термин. Означает «нечто секретное», нечто такое, значение которого понимают лишь некоторые ученые, нечто такое, о чем не говорят посторонним. А вчера был день…

– День чего, С.К.? – подчеркнуто терпеливо переспросил Тревиз. Пилорат, которого начал раздражать скучающий тон Тревиза, поспешил вмешаться:

– Мы кое-что слышали об этом, когда приехали.

– День из дней, – саркастически заметил Тревиз. – Послушайте, С.К., как я уже сказал, я не ученый, но у меня есть вопрос. Вы сказали по поводу главной тайны, что она не доступна для посторонних. Тогда почему вы заговорили об этом с нами? Мы – посторонние.

– Вы-то посторонние, но я не наблюдатель дня, и глубина моего суеверия очень незначительна. Статья Я.П. подкрепила мое давнее ощущение. Миф или легенда не создаются на пустом месте, в них всегда есть зерно истины, возможно, искаженной, и, мне кажется, такое зерно есть в нашей легенде о Дне Бегства.

– Об этом не рискованно говорить? – спросил Тревиз. Квинтезетц пожал плечами.

– В какой-то мере – небезопасно, я полагаю. Наши консерваторы ужаснулись бы. Однако не они контролируют правительство. Секуляристы сильны и стали бы еще сильнее, если бы консерваторы не были выгодны для наших – извините меня – антифедеральных тенденций. Так что, поскольку я говорю о делах, связанных с моим научным интересом в древней истории, мне, в случае нужды, окажет большую поддержку Лига Академиков.

– В таком случае, – сказал Пилорат, – расскажете о вашей главной тайне, С.К.

– Да, но позвольте мне, все же, сначала удостовериться, что нас не прервут или, что важнее, не подслушают. Когда стоишь прямо перед быком, не следует бить его по морде, как говорится. – Он включил прибор на столе и сказал: – Сейчас мы ни с кем не общаемся.

– Вы уверены, что у вас нет «жуков»? – спросил Тревиз.

– Каких жуков?

– Перехватчиков! Подслушивающей аппаратуры, держащей вас под наблюдением – визуальным, слуховым или тем и другим вместе.

Квинтезетц был шокирован.

– На Сейшл!?

Тревиз пожал плечами.

– Вам виднее.

– Пожалуйста, продолжайте, С.К., – попросил Пилорат. Квинтезетц поджал губы, откинулся в кресле и соединил кончики пальцев. Похоже, он раздумывал, с чего начать.

– Вы знаете, что такое робот? – спросил он.

– Робот? Нет, – ответил Пилорат.

Квинтезетц взглянул на Тревиза, но тот покачал головой.

– Ну, а что такое компьютер?

– Конечно, – нетерпеливо ответил Тревиз.

– Ну так вот, подвижное компьютерное устройство…

– Их бесконечное количество вариантов, – перебил его Тревиз, – но я не знаю никакого обобщающего слова, кроме подвижного компьютерного устройства.

– …в точности похожее на человека и есть робот, – невозмутимо закончил С.К. – Отличительный признак робота – его человекоподобная форма.

– Почему человекоподобная? – спросил Пилорат с откровенным недоумением.

– Не знаю точно. Это удивительно неэффективная форма для инструмента, согласен с вами, но я просто передаю легенду. «Робот» – старинное слово на неизвестном языке, хотя наши ученые считают, что оно связано со словом «работа».

– Не могу придумать ни одного слова, – скептически заметил Тревиз, – которое звучало бы сколь-нибудь похоже на «робот» и имело бы какую-нибудь связь с «работой».

– В Галактическом, конечно, ничего подобного нет, – согласился Квинтезепц, – но говорят именно так.

– Возможно, это гримасы этимологии, – сказал Пилорат. – Эти предметы использовались для работы, и это слово стало означать «работу». Но почему вы вспомнили о них?

– Потому что на Сейшл твердо знают и верят в предание: когда Земля была единственным миром в Галактике, а Галактика еще была необитаема, были изобретены и созданы роботы. И стало два вида человеческих существ: природные и искусственные, из плоти и металлические, биологические и механические, простые и сложные… – Квинтезетц сделал паузу и сказал с жалобным смехом. – Простите, но невозможно говорить о роботах, не цитируя при этом «Книгу Бегства». Люди Земли создали роботов – мне нечего больше добавить. Это и так ясно.

– А зачем они создали роботов? – спросил Тревиз. Квинтезец пожал плечами.

– Кто может ответить на это спустя такой промежуток времени? Может, людей стало мало и они нуждались в помощи, особенно для великой задачи освоения и заселения Галактики.

– Это разумное предположение, – сказал Тревиз, – но, как только Галактика была колонизирована, нужда в роботах отпала. Конечно, сегодня в Галактике нет гуманоидных передвижных компьютеров.

– В любом случае, – сказал Квинтезетц, – легенда продолжается так – если отбросить множество поэтических украшений, которые я, откровенно говоря, не признаю: вокруг Земли выросли колониальные миры, кружащиеся у соседних звезд, и эти миры были гораздо богаче роботами, чем сама Земля. Роботов использовали, как правило, на новых, еще неосвоенных планетах. Земля фактически отказалась, не желая больше иметь роботов, и восстала против них.

– И что произошло? – спросил Пилорат.

– Внешние Миры оказались сильнее. С помощью своих роботов дети победили и взяли под контроль мать-Землю. Извините, но я не могу удержаться от цитат.

Но были люди, которые бежали из своего мира на более мощных кораблях и с более передовыми методами гиперпространственных путешествий. Они бежали к очень далеким звездам и планетам. Были основаны новые колонии – без роботов – где человеческие существа могли жить свободно. Это было так называемое Время Бегства, и день, когда первый землянин достиг Сейшл-Сектора, называется Днем Бегства и празднуется ежегодно в течение многих тысячелетий.

– Мои дорогой коллега, – сказал Пилорат, – по вашим словам выходит, что Сейшл-Сектор был заселен непосредственно с Земли. Квинтезетц подумал, поколебался некоторое время, затем сказал:

– Такова официальная версия.

– Но, похоже, – заметил Тревиз, – что вы ее не принимаете.

– Мне кажется… – начал Квинтезец, а затем взорвался: – О, Великие Звезды и Малые Планеты, я не верю! Это слишком уж неправдоподобно, но это официальная догма, и правительство почему-то болтает, что в этом есть смысл. Еще вот что. В вашей статье, Я.П., нет указаний на то, что вы знакомы с этой историей – о роботах и двух путях колонизации, один с роботами, а другой – без них.

– Конечно, я не знал, – сказал Пилорат. – Я сейчас впервые услышал об этом, и, мой дорогой С.К., я навеки ваш должник за то, что вы познакомили меня с ней. Я изумлен, что нигде на это не встретил и намека!

– Это показывает, – сказал Квинтезец, – как эффективна наша социальная система. Это наш сейшльский секрет, наша великая тайна.

– Возможно, – сухо сказал Тревиз. – Однако вторая волна колонизации – безроботная волна – должна была двинуться во всех направлениях. Почему же этот великий секрет существует только на Сейшл?

– Он может существовать где угодно и тоже как тайна. Наши консерваторы уверены, что только Сейшл был колонизирован с Земли, а все остальные планеты Галактики были основаны переселенцами с Сейшл. Но это, конечно, вздор.

– Эти второстепенные загадки могли сложиться со временем, – сказал Пилорат. – Теперь, когда у меня есть отправная точка, я могу найти подобную же информацию на других планетах. Ценно, что я теперь знаю, о чем спрашивать, а хороший вопрос, конечно, является ключом, с помощью которого можно получить бесконечное множество ответов. Какая удача, что я…

– Да, Янов, – перебил Тревиз, – но добрейший С.К. рассказал нам явно не все.

Что случилось с более старыми колониями и их роботами? Что говорят об этом ваши предания?

– Никаких деталей, только суть. Человек и гуманоидный компьютер, по-видимому, не могут ужиться вместе. Миры с роботами погибли. Они не были жизнеспособны.

– А Земля?

– Люди покинули ее и рассеялись здесь и предположительно – хотя консерваторы не согласны – также и в других мирах Галактики.

– Но ведь не все же человечество оставило Землю? Планета не была опустошена?

– Может, и нет. Не знаю…

– Она была радиоактивна? – резко спросил Тревиз. Квинтезетц ошеломленно посмотрел на него.

– Радиоактивна? Не знаю… Я никогда об этом не слышал.

Тревиз задумался, после некоторой паузы он сказал:

– С.К., уже поздно, мы отняли у вас достаточно много времени.

Пилорат сделал движение, как бы собираясь протестовать, но рука Тревиза крепко сжала его колено, и растерявшийся Пилорат затих.

– Рад был оказаться полезным вам, – сказал Квинтезетц.

– Вы были очень любезны, и если мы можем дать вам что-нибудь в обмен – скажите.

Квинтезетц вежливо хохотнул.

– Если добрейший Я.П. воздержится от упоминаний моего имени, когда будет писать что-нибудь о нашей тайне, это будет для меня достаточным вознаграждением.

Пилорат сказал с воодушевлением:

– Вы могли бы получить известность, которой достойны, и, вероятно, были бы больше оценены, если бы согласились посетить Терминус и, может быть, остаться на некоторое время как приезжий ученый в нашем университете. Мы могли бы устроить это. Пусть Сейшл не любит Основание, но он не сможет ответить отказом на прямую просьбу разрешить вам приехать на коллоквиум по некоторым аспектам древней истории.

Квинтезетц приподнялся в кресле.

– И вы можете устроить это?

– Ну, – сказал Тревиз, – я не думал об этом, но Я.П. совершенно прав. Это, вероятно, возможно – если он возьмется. И, конечно, чем больше вы поможете нам, тем активнее мы возьмемся за это.

Квинтезетц помолчал, потом, нахмурившись, спросил:

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Вам остается только рассказать нам о Гее, С.К., – сказал Тревиз. Радость сползла с лица Квинтезетца.

Квинтезетц смотрел на свой стол. Его рука рассеянно перебирала короткие, туго завитые волосы. Потом он взглянул на Тревиза и крепко сжал губы, словно решил не говорить ни слова. Тревиз ждал, подняв брови. Наконец, Квинтезетц сказал полузадушенно:

– Пожалуй, и в самом деле поздно. Совсем смутно… Он все время говорил на правильном Галактическом, но теперь как бы утратил свое классическое образование.

– Смутно, С.К.?

– Ну … сумрачно, темно, почти ночь.

Тревиз кивнул.

– Да, да. Я ужасно проголодался. Не согласитесь ли вы поужинать с нами, С.К., за наш счет, конечно? Тогда мы и продолжим разговор о Гее.

Квинтезетц тяжело поднялся. Он был выше своих гостей, но из-за тучности не выглядел сильным. Он казался утомленным.

– Я совсем забыл о законах гостеприимства, – извинился он. – Вы – гости, и вам не годится угощать меня. Пойдемте ко мне домой. Я живу на территории университета, это недалеко отсюда, и, если вы желаете продолжить разговор, дома я смогу держаться свободнее, чем здесь. Очень сожалею, – ему было явно неловко, – что могу предложить вам лишь очень немногое. Мы с женой вегетарианцы, и если вы предпочитаете мясную пищу, я могу только выразить сожаления и принести извинения.

Тревиз сказал:

– Я.П. и я вполне согласны один раз ограничить нашу плотоядную породу. Наша беседа полностью компенсирует эту жертву, я надеюсь.

– Я обещаю вам интересную еду, помимо беседы, – сказал Квинтезетц, – если вам не очень нравятся наши сейшльские пряности. Мы с женой редко употребляем их.

– Я согласен на любые экзотические вещи по вашему выбору, – спокойно ответил Тревиз, хотя Пилорат явно нервничал.

Все трое вышли из комнаты и пошли по бесконечным коридорам. Сейшлец то и дело раскланивался со студентами и коллегами, но не делал никаких попыток представить своих спутников. Тревиз с неудовольствием отметил, что все глазели на его серый пояс. По-видимому, приглушенные цвета не были приняты в здешней одежде. Пилорат остановился и посмотрел вверх.

– Красота! – сказал он. – В стихотворении одного из наших лучших поэтов есть такая известная фраза: «Крапинки света высокого сейшльского неба».

Тревиз оценивающе взглянул и сказал негромко:

– Мы с Терминуса, С.К., и мой друг не видел другого неба. На Терминусе мы видим лишь гладкий край туманности Галактики и несколько едва мерцающих звезд. Вы куда больше оцените свое небо, если поживете под нашим.

Квинтезетц очень серьезно признался:

– Мы его очень ценим, уверяю вас. Но потому, что мы находимся не в переполненной области Галактики, а здесь, где звезды распределены очень равномерно. Не думаю, что вы найдете где-нибудь еще в Галактике столь равномерное распределение звезд первой величины. И их не слишком много. Я видел небеса миров внутри шарового скопления, там множество ярких звезд.

Они растворяют черноту темного неба и заметно уменьшают великолепие ночи.

– Вполне согласен с вами, – ответил Тревиз.

– Видите ли вы почти правильный пятиугольник почти одинаково ярких звезд?

Мы называем их Пять Сестер.

– Да, вижу, – отозвался Тревиз, – очень привлекательно.

– Верно. Считается, что они символизируют успех в любви, и нет любовного письма, которое не содержало бы пятиугольника из точек, указывающего на интимные желания. Каждая из пяти звезд символизирует свою стадию отношений, и знаменитые поэты соперничают друг с другом в эротическом описании каждой из них. В молодости я пытался сочинять стихи на личную тему и не думал, что наступит время, когда я стану безразличен к Пяти Сестрам. Впрочем, это общая судьба. Видите тусклую точку в центре пятиугольника?

– Да.

– Она символизирует любовь без взаимности. Есть легенда, что эта звезда была такой же яркой, как и остальные, но погасла от скорби. – И Квинтезетц пошел быстрее.

Обед был восхитительным. Бесконечное разнообразие блюд, в которых пряности и приправы были неуловимы, но создавали изумительный эффект.

– Все эти овощи, – сказал он, – есть которые – наслаждение, составляют часть галактической диеты, не так ли, С.К.?

– Да, конечно.

– Я полагаю, однако, что здесь употребляются и местные виды?

– Конечно. Сейшл-планета была кислородным миром, когда сюда прибыли первые поселенцы, так что она имела свою собственную флору. И мы сохранили кое-что из местных видов. У нас есть прекрасные естественные парки, где существуют флора и фауна древней Сейшл.

– Тогда вы опередили нас, С.К., – печально заметил Тревиз. – На Терминусе, к сожалению, когда туда прибыли люди, природа была скудной и долгое время не было согласованных усилий для сохранения жизни в море, производившей кислород. Теперь экология Терминуса чисто Галактическая по своей природе.

– Сейшл, – с улыбкой скромной гордости сказал Квинтезетц, – славится традиционно бережным отношением к природе.

Тревиз выбрал момент, чтобы напомнить:

– Когда мы покинули ваш кабинет, С.К., вы собирались угостить нас обедом, а затем поговорить о Гее.

Жена Квинтезетца, симпатичная, пухленькая и почти темнокожая женщина, мало говорившая во время ужина, ошеломленно подняла глаза, встала и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

– Моя жена, – неохотно ответил Квинтезетц, – очень консервативна, и ей несколько неприятно упоминание о …планете. Прошу вас извинить ее. Но почему вы спрашиваете меня? Мы говорили о Земле, о роботах, об основании Сейшл. Какое отношение все это имеет к тому, о чем вы спрашиваете?

– Может быть, и никакого, но вокруг этого вопроса слишком уж много недомолвок. Почему вашей жене неприятно упоминание о Гее? Почему это неприятно вам? Разве трудно говорить о ней? Мы только сегодня слышали, что Гея и Земля – одно и то же, и что она исчезла в гиперпространстве из-за сделанного людьми зла.

На лице Квинтезетца отразилась боль.

– Кто сказал вам такую глупость?

– Кто-то в университете.

– Это чистое суеверие.

– Значит, это не входит в вашу главную догму легенд о Бегстве?

– Нет, конечно. Это просто сказка, бытующая среди обычных, необразованных людей.

– Вы в этом уверены? – холодно спросил Тревиз. Квинтезетц снова уселся на стул и уставился на остатки еды перед собой.

– Пойдемте в гостиную. Моя жена не может прибрать все и навести порядок, пока мы здесь говорим об… этом.

– Вы уверены, что это сказка? – снова спросил Тревиз, когда они уселись в другой комнате перед окном, выступающим вверх и наружу, для наблюдения за ночным небом Сейшл. Свет в комнате был притушен, чтобы не нарушать освещенность, и темное лицо Квинтезетца пряталось в тени.

– А вы не уверены? Вы всерьез думаете, что какая-нибудь планета может раствориться в гиперпространстве? Вы должны понимать, что средний человек имеет весьма смутное представление о том, что такое гиперпространство.

– По правде сказать, – ответил Тревиз, – я и сам имею весьма смутное представление о том, что такое гиперпространство, хотя и проходил через него сотни раз.

– Тогда давайте поговорим о реальности. Уверяю вас, что Земля не находится в пределах Сейшл-Сектора и что мир, о котором вы упоминаете – не Земля.

– Но если вы не знаете, где находится Земля, С.К., то вы должны знать, где находится планета, о которой вы упомянули. Она-то явно в пределах Сейшл-Сектора. Мы кое-что знаем об этом, верно, Пилорат?

Пилорат, сосредоточенно слушавший, вздрогнул от неожиданности и ответил:

– Если на то пошло, Голан, то я знаю, где Гея.

– И давно знаете, Янов?

– С сегодняшнего вечера, мой дорогой Голан. Вы, С.К., показали нам Пять Сестер, когда мы шли к вам домой. Вы показали на тусклую звезду в центре, пятиугольника. Я убежден, что это – Гея.

Квинтезетц поколебался, но в конце концов сказал:

– Хорошо. Наши астрономы – в частных беседах – тоже так говорят. Планета, которая вращается вокруг этой звезды.

Тревиз задумчиво посмотрел на Пилората, но лицо профессора было непроницаемым. Тогда Тревиз обернулся к Квинтезетцу.

– Тогда расскажите нам об этой звезде. У вас есть ее координаты?

– У меня? Нет. У меня здесь нет звездных карт. Вы можете попытаться получить их в нашем астрономическом департаменте, хотя, я думаю, не без труда. Путешествия к этой звезде не разрешены.

– Почему? Она ведь на вашей территории?

– Космографически – да, политически – нет.

Тревиз ожидал чего-то большего. Не дождавшись, он сказал:

– Профессор Квинтезетц, – сказал он официальным тоном, – я не политик, не солдат, не насильник. Я здесь не для того, чтобы силой выпытывать у вас информацию. Однако я буду вынужден, против своей воли, обратиться к нашему послу. Вы должны понять, что я прошу эту информацию не для себя, не в своих личных интересах. Это – дело Основания, и я не хочу делать из него межзвездный инцидент. Не думаю, чтобы и Сейшл-Союз хотел этого.

Квинтезец неуверенно спросил:

– А что это за дело Основания?

– Об этом я не могу говорить с вами. Если Гея – нечто такое, о чем вы не можете сказать, мы передадим все это на правительственный уровень, и это, возможно, будет очень плохо для Сейшл. Союз держится за свою независимость от Федерации, и я не возражаю против этого. У меня нет причин желать Сейшл зла, и мне не хотелось бы идти к послу. По правде говоря, если я поступлю так, то могу повредить и собственной карьере, потому что мне даны точные инструкции получить эту информацию без привлечения правительства. Так что, пожалуйста, скажите мне, есть ли у вас какие-нибудь серьезные причины не говорить о Гее. Может, вас за это арестуют или подвергнут какому-нибудь другому наказанию? Либо вы скажете мне правду, либо у меня нет никакого другого выбора, как идти к послу?

– Нет, нет, – совершенно смутившись, пробормотал Квинтезетц, – я ничего не знаю о делах правительства. Просто мы не говорим об этом мире.

– Из суеверия?

– Ну да, из суеверия! О, небо Сейшл, в этом смысле я ничуть не лучше того дурака, сказавшего вам, что Гея – в гиперпространстве, или моей жены, не желающей даже оставаться в комнате, где упоминают о Гее, способной покинуть дом, из боязни, что он будет разрушен…

– Чем? Молнией?

– Чем-то, что бьет издалека. И даже я – ученый, опасаюсь произносить это название. Но я произнес его, и слово не повредило! Но, пожалуйста, верьте мне – я честно не знаю координат планеты. Я попытаюсь помочь вам получить их, но разрешите сказать вам, что мы, в Союзе, не говорим об этой планете.

Я скажу вам, но немногое, что известно – именно известно, а не предполагается – и сомневаюсь, что вы узнаете сколько-нибудь больше на любой планете Союза.

Мы знаем, что Гея – древний мир, и некоторые полагают, что в далекие времена в этом секторе Галактики он был самым старым, но мы в этом не уверены. Из патриотизма мы считаем древнейшей Сейшл-планету, но страх говорит нам, что самая древняя все-таки Гея. Единственный путь объединить эти два утверждения – предположить, что Гея и есть Земля, поскольку Сейшл был заселен землянами.

Большая часть ученых (среди своих) полагает, что планета Гея была основана независимо. Они не думают, что ее колонизовал какой-нибудь мир нашего Союза. Нет согласия и по сравнительному возрасту, была ли Гея заселена раньше или позже Сейшл.

– Знание о столь далеких временах мало чего стоят, – сказал Тревиз, – потому что любая возможность просто принимается на веру тем или иным ученым.

Квинтезетц горестно кивнул.

– Похоже, что так. Мы узнали о существовании Геи в сравнительно поздний период нашей истории. Сначала мы были заняты основанием Союза, затем отбивались от Галактической Империи, затем пытались играть роль имперской провинции с ограниченной властью вице-короля. Во времена, когда слабость Империи стала быстро прогрессировать, один из вице-королей, который находился под очень слабым центральным контролем, узнал, что Гея существует и, похоже, поддерживает свою независимость от сейшльской провинции и даже от самой Империи. Она просто держалась в изоляции и секретности, о ней, в сущности, ничего не было известно – мы и теперь знаем о ней немногим больше. Вице-король решил захватить ее. Подробности нам неизвестны, но его экспедиция была разгромлена, и лишь считанные корабли флота вернулись. В те дни корабли были не слишком хороши, да и управление ими оставляло желать лучшего.

Сам Сейшл радовался гибели вице-короля, который слыл имперским ставленником, и его крушение почти сразу же привело к восстановлению нашей независимости. Сейшл-Союз порвал связи с Империей, и мы до сих пор празднуем годовщину этого события, как День Объединения. Мы, можно сказать, из благодарности оставили Гею в покое почти на столетие, но настало время, когда мы всерьез задумались о собственной маленькой империалистической экспансии. Почему бы не захватить Гею? Почему бы, по крайней мере, не брать с нее пошлины? Мы послали свой флот, и он тоже был разбит.

После этого мы ограничились редкими попытками торговли – эти попытки неизменно заканчивались неудачей. Гея твердо оставалась в изоляции и никогда не делала никаких попыток торговать или общаться с внешним миром.

Не было и никакого, даже минимального, враждебного действия против кого-либо в любом направлении. А затем… – Квинтезетц включил свет, коснувшись кнопки на ручке своего кресла. На свету его лицо приняло явно сардоническое выражение. Он продолжал: – Поскольку вы граждане Основания, то, вероятно, вы помните Мула.

Тревиз вспыхнул. За пять столетий существования Основания оно только однажды потерпело поражение. Завоевание было непродолжительным и серьезно не отразилось на стремлении Основания к Второй Империи. Но, конечно, кто ненавидел Основание и желал уколоть его самолюбие, не преминул бы упомянуть о Муле, как о его завоевателе. Тревизу показалось, что Квинтезетц нарочно повысил уровень освещения, чтобы видеть, как будет задето самолюбие граждан Основания. Он сказал:

– Да, мы помним о Муле.

– Мул, – сказал Квинтезетц, – правил Империей столько времени, сколько Основание теперь управляет Федерацией. Но нами он не правил. Он оставил нас в покое. Однако он один раз посетил Сейшл. Мы подписали декларацию о нейтралитете и заявление о дружбе. Больше он ничего не требовал. Мы были единственными, с кого он ничего более не требовал в те дни, до того, как болезнь остановила его экспансию и заставила его ждать смерти. Он был разумным человеком, знаете ли. Он разумно пользовался силой, не был кровожадным и правил человечно.

– Но он был завоевателем, – ядовито заметил Тревиз.

– Как и Основание, – парировал Квинтезец.

Тревиз, не найдя что возразить, раздраженно подгонял:

– Вы можете сказать что-нибудь еще о Гее?

– Да. О заявлении, которое сделал Мул. В исторической встрече Мула с президентом Союза Калло, Мул подписал документ, и при этом сказал: «Судя по этому документу, вы нейтральны по отношению к Гее, и это ваше счастье. Даже я не стану приближаться к ней».

Тревиз покачал головой.

– Почему? Сейшл жаждал объявить о нейтралитете, а Гея не доставляла никому неприятностей. Мул собирался завоевать всю Галактику сразу, так зачем задерживаться из-за мелочей? Вполне можно было вернуться на Сейшл и Гею, когда все остальное будет сделано.

– Возможно, возможно, – сказал Квинтезетц, – но, согласно показанию свидетеля той встречи, особы, которой мы верим, Мул положил ручку и добавил: «Даже я не стану приближаться к Гее». Голос его упал до шепота, и он добавил почти про себя, чтобы его не слышали. «Снова».

– Вы говорите, чтобы не слышали. Как же удалось узнать?

– Когда он клал ручку, она скатилась со стола. Один из присутствующих машинально наклонился поднять ее, и его ухо было близко к губам Мула, так он и услышал. Он никому ничего не говорил до самой смерти Мула.

– Как вы можете доказать, что это не выдумка?

– Не такова была жизнь этого человека, чтобы заподозрить его в придумывании таких вещей. Его рапорт был принят.

– А если, все-таки, выдумка?

– Мул никогда не был в Сейшл-Союзе или поблизости от него, за исключением одного случая, по крайней мере, после его появления на галактической сцене.

Если он когда-нибудь был на Гее, то это было раньше.

– Итак?

– Итак, где родился Мул?

– Не думаю, чтобы кто-нибудь знал это, – сказал Тревиз.

– В Сейшл-Союзе бытует мнение, что Мул родился на Гее.

– Из-за одного этого слова?

– Только отчасти. Мула нельзя было уничтожить, потому что у него была сильная ментальная власть. Гею тоже нельзя уничтожить.

– Гея не была уничтожена, но это не говорит о том, что ее нельзя уничтожить вообще.

– Даже Мул не захотел к ней приближаться. Посмотрите документы его Управления. Посмотрите, был ли хоть один регион, кроме Сейшл-Союза, с которым так осторожно обращались. А знаете ли вы, что никто из летавших на Гею с мирными торговыми целями не вернулся назад? Как вы думаете, почему мы так мало знаем о ней?

– Ваше поведение, – заметил Тревиз, – все больше смахивает на суеверие.

– Называйте, как хотите. Со времен Мула мы выкинули Гею из мыслей. Мы не хотим думать о ней, и только тогда чувствуем себя в безопасности. Может быть, и само правительство тайно поддерживает легенду о том, что Гея исчезла в гиперпространстве, в надежде, что люди забудут, что есть звезда с таким названием.

– Значит, вы считаете, что Гея – мир Мулов?

– Возможно. Советую вам, для вашего же блага, не отправляться туда. Если вы это сделаете, вы никогда не вернетесь. Если Основание интересуется Геей, оно проявляет меньше ума, чем Мул. Это вы можете передать своему послу.

– Дайте мне координаты, и я тотчас же покину вашу планету, поеду на Гею и вернусь.

– Я дам вам координаты, – сказал Квинтезетц. – Департамент астрономии работает ночью, и я получу это для вас сейчас же, если смогу. Но примите мой совет – не пытайтесь достичь Геи.

– Я, все же, намерен совершить эту попытку, – кратко подвел итог Тревиз.

И Квинтезетц грустно произнес:

– Тогда вы намерены совершить самоубийство.