Звонок Марины произвел на Михаила впечатление ошарашивающее, будто его пырнули ножом.

«Похитить Фридмана! Девки сошли с ума!»

Осев в кресло, он замер с закрытыми глазами и лишь через минуту вскочил, обожженный дотлевшей до фильтра сигаретой. Вновь замер, глядя отчужденно на заставленную аппаратурой комнату.

Вот он — тот день, когда все может перевернуться с ног на голову. Что же... этот день не застал врасплох Мишу Аверина. Спасибо Дробызгалову за предупреждение о вероятном аресте, спасибо американским «почтальонам» Бориса и Марины, доставившим ему штатский паспортишко и подтверждение, что ценности на руках у Фридмана действительно немалые, спасибо всем! Он, Миша-Мордашка многое упредил, о многом позаботился. Красные червонцы превращены в зеленые, кубышка припрятана, есть ботинки с «бриллиантовыми» каблуками, да и чемоданчик со всем необходимым для дальней поездки заготовлен... Вопрос: ехать ли сейчас на Большую Грузинскую? Марина просила привезти лекарства. Значит, Фридман молчит. Но о лекарствах-то он просто сболтнул, пурги подпустил, а сестрица и клюнула... А вдруг что-то и выйдет, вдруг раскрутится Фридман?.. Нет, надо ехать. Надо.

Напоследок решил проведать деда, сегодня с утра его не видел, как бы не занемог старик....

Свет в комнате деда не горел. Михаил раскрыл дверь, спросил громко:

— Спишь? — Но ответа не получил.

Нажал на клавишу выключателя. И — мигом все понял.

Старик был мертв. Видимо, смерть случилась еще прошлой ночью, а он, Михаил, только сейчас уясняет, что не слышал сегодня сквозь сон обычного громыхания кухонной посуды и неверного стариковского шарканья по паркету...

Подошел к умершему. Поцеловал деда в лоб. С горькой благодарностью и отчаянием. Подумал, не коря себя за цинизм:

«Вовремя, дед, ушел. Да и тяжко бы тебе было в живых».

И, погасив свет, вышел из квартиры.

К дому Мавры подъезжать не стал, оставил машину в соседнем переулке. Подумав, пошарил под сиденьем, достав ТТ, купленный по случаю неделю назад, послал патрон в ствол. Сунул пистолет за ремень. Мало ли что?.. Он не верил никому, допуская даже, что сообщницы могли затеять любую пакость и против него, ведь обстоятельства способны меняться с логикой внезапной и парадоксальной... А уж если затеяли что — ТТ пригодится. И тогда не раздумывая, разрядит он обойму и в сестру родную, мразь эту, теперь уже все равно...

В дверь позвонил, как уславливались: два длинных, два коротких.

Мавра открыла незамедлительно.

— Миша, караул... — прошептала, безумно на него взирая. — Кончился он, сука, зараза, теперь хлопот... — Она закусила костяшку кулака, болью отгоняя подступающую истерику.

— Тихо ты, — брезгливо проронил Михаил, проходя в квартиру.

В гостиной увидел скрюченное на полу тело Фридмана с разверзнутым как бы в немом крике ртом, забрызганный кровью паркет... На диване, уткнувшись лбом в крепко сжатые, белые от напряжения кулаки, безучастно сидела Марина.

— Ничего... не сказал? — кашлянув равнодушно, обернулся Михаил к Мавре.

— Сказал, вывез три дня назад.

— Ну вы и даете, гестапо в юбках... — Михаил покачал головой. — Совсем охренели. Главное, сами ведь хотели куш сорвать, а не вышло — сразу — ау, Миша! А чего теперь аукать? Чтобы труп вам помог закопать?.. — Он осекся, вытащив из-за пояса пистолет: в замке входной двери что-то заскреблось, после раздался отчетливый щелчок, и тут же в прихожую буквально влетели трое парней: плечистых, в одинаковых кожаных куртках; высоких, на толстой подошве кроссовках...

Михаил, мгновенно оттолкнув в их сторону Мавру, кувырком перекатился в соседнюю комнату, рванул на себя фрамугу окна и, не раздумывая ни мгновения, спрыгнул с третьего этажа вниз, на газон, тотчас упав.

Вскочил. Боль пронзила правую лодыжку, но, скрипя зубами, он заставил себя побежать в сторону машины, не выпуская из рук пистолет. В голове мелькало: почему, как? Эти трое — из мафии, не милиция... Охрана Фридмана? Или его, Михаила, пасли? Или...

Сзади раздался шум двигателя приближающейся машины. Михаил коротко оглянулся через плечо, увидев черный «додж» с желтым номером, знакомую ему машину охраны Фридмана... Значит, подстраховывался Валерий, хотя и неудачно...

«Додж» двигался на Михаила не тормозя и не отворачивая...

С абсолютным спокойствием, будто бы проделывал такое каждодневно, он спустил предохранитель и, присев на колено, пальнул из ТТ по передним колесам, четырежды переместив мушку...

«Додж» повело в сторону, и, перевалив через бордюрный камень, машина с глухим хрустом и звоном битого стекла уткнулась в стену дома.

Не теряя ни секунды, Михаил бросился к своему «Жигуленку». Повернулся ключ в замке зажигания, и, пропищав пробуксовавшими на месте шинами, автомобиль понесся прочь.

Через десять минут, превозмогая нервную дрожь, Аверин звонил из телефона-автомата Дробызгалову.

— Женек, привет! — произнес он как можно беззаботнее. — У меня классные новости: Валера — твой со всеми потрохами... Детали — при встрече...

— Когда? — коротко вопросил Дробызгалов.

— Да хоть сейчас... Только машину в гараж надо поставить.

— Подъезжай к управлению, я жду... — В голосе оперуполномоченного звучало нескрываемое волнение.

— О, давай так... — озадачился Михаил. — Заеду за тобой, потом воткнем тачку в бокс и — ко мне. Чуть-чуть отдохнем. День был жуткий, мне бы стаканчик «Мартини» не помешал... Как?

— Никаких вопросов.

— Тогда через пять минут спускайся вниз, я подъеду... А, вот что! Не забудь паспортишко мой...

— Паспортишко — после дела, — отрезал Дробызгалов.

— Правильно. Но я хочу знать, врал ты или нет, когда утверждал, будто бы все готово...

— Хватит трепаться... — Дробызгалова, видимо, стал раздражать этот слишком откровенный разговор по телефону. — Распустил язык... Убедишься, за меня беспокоиться нечего!

Когда Михаил подъехал к управлению, Дробызгалов уже стоял в ожидании на улице.

Присев рядом на переднем сиденье, протянул Мордашке паспорт.

Михаил не торопясь изучил документ.

— Все в порядке? — Дробызгалов протянул руку. — Давай сюда и выкладывай свои новости.

Со вздохом Михаил вернул заветные корочки.

— Приедем ко мне, все по порядку и расскажу, — произнес он, держа курс в направлении гаража. — Знай самое главное: дело сделано.

— Надеюсь, — сухо кивнул Дробызгалов.

У гаража остановились.

— Я ворота открою... — Мордашка вылез из-за руля. — А ты въезжай.

Евгений покорно перебрался на переднее сиденье.

Когда нос машины впритык придвинулся к стеллажу, заваленному барахлом и запчастями, Дробызгалов, с хрустом, до упора подняв рычаг ручного тормоза, открыл дверь, намереваясь вылезти из «Жигулей», но тут же и оцепенел под черным зрачком ТТ, смотревшим ему в висок.

На колени оперативного уполномоченного упали наручники.

— Пристегнись к рулю, менток...

Пришлось подчиниться.

Широкая клейкая лента скотча плотно легла на рот.

— Извини, обстоятельства изменились, — процедил Мордашка, обыскивая его. — Так, ключи от машины, мой замечательный заграничный паспорт, а ваше табельное оружие заберете со стеллажа... Когда — не знаю, но ночевать сегодня придется здесь. Что еще? Бумажник ваш мне не нужен, грабежом милиции не занимаюсь... Пожалуй, все. Пока.

Из-под груды старых покрышек в углу Миша достал пакет с валютой и ботинки с «бриллиантовыми» каблуками. Переобулся, со смешком глядя на вытаращенные глаза Дробызгалова за лобовым стеклом автомобиля. Со стеллажа снял чемодан, прикрытый от пыли упаковочной бумагой.

Постоял в тяжком раздумье. Затем, открыв дверь «Жигулей» и коря себя, привязал к рулю вторую руку Евгения, а шею на старом собачьем поводке укрепил вплотную к подголовнику кресла.

— Вот так оно понадежнее, — произнес удовлетворенно, не принимая во внимание зверское мычание и хрюкание онемевшего поневоле Дробызгалова. — Не бойся. Смертного греха на душу не возьму. Дня через три позвоню в ментовку твою хотя бы и из Берлина.

Он погасил в гараже свет и запер тяжелые двери.

Через пять минут такси уносило его в аэропорт. Ощупывая нывшую от неудачного падения ногу, Михаил размышлял, застанет ли он в Шереметьево-2 знакомую даму, твердо гарантировавшую место «на подсадку». В крайнем случае, придется звонить ей домой. Предстоит и звонок родственникам относительно похорон... Надо же, не суметь даже деда похоронить, что за жизнь... А какая впереди? Кто знает... Не исключено, что сегодня придется ночевать в камере — ведь валюту и камни он вынужден везти на себе, и выхода никакого... Ладно. Если в камере — значит, не судьба. А вдруг... вдруг и доведется пройтись ему по этому сказочному, из недостижимых фантазий, Брайтону? Ах, если бы...

Через считанные часы на него уже смотрели проницательные глаза таможенника.